Страница:
— А ну, стукни, — предложил он затем, выпятив пузо.
Люс не понимала, какое отношение имеет это почтенное пузо к странному обещанию монаха, но исправно ткнула кулаком. Пузо оказалось совершенно каменное.
— Сильнее, не стесняйся! — подбодрил монах.
Зная, что противник хорошо напряг брюшной пресс, так что особые неприятности ему не угрожают, Люс вдруг подскочила и с лета въехала в пузо обеими ногами. Монах, естественно, грохнулся, но неожиданно ловко извернулся и в падении успел поймать Люс за ногу. Хватка у него была железная. Люс вывернулась, но на ногах не устояла и повалилась на лежащего монаха.
— Мы друг друга стоим, голубка, — сказал братец Тук. — Вот бы из тебя вышла жена для нашего Тома! Была бы ты гордость и краса Шервудского леса! С такой женой и он, глядишь, поумнел бы…
Монах с неожиданной ловкостью вскочил на ноги и протянул руку Люс.
— Ну что же, силами померились, теперь будь ты мне сестрицей, а я тебе — братцем, как этим негодникам-стрелкам, — предложил монах. — И скрепим наше братание добрым поцелуем!
Люс, понимая, что нужно соблюсти обычай наивного века, положила руки монаху на плечи и легко прикоснулась губами к его полным губам.
Как это удалось монаху — неизвестно, но у Люс впервые в жизни закружилась голова и ушла из-под ног земля.
Состояние было такое, будто тело напрочь утратило вес, висит себе в воздухе и горит на незримом огне, а дыхание и вовсе прекратилось, зато по спине снизу вверх пролетает горячая дрожь. И ничего не видно…
Люс покачнулась, но устояла. Возможно, ее удержала огромная, как сковородка, и такая же горячая ладонь, которая легла на затылок.
Это изумительное состояние длилось не более двух-трех секунд, но монах оказался шустрый. Он успел скользнуть чуткими пальцами под сбившийся на шее Люс складками откинутый капюшон фестончатой пелерины, забраться за ворот рубашки и коснуться спины в довольно-таки чувствительной точке. Кроме того, он исхитрился пошевелить ей на затылке волосы, почти не касаясь самой головы. И Люс ничего уже не могла с собой поделать — ей хотелось просто лечь на траву и как бы со стороны наблюдать, что вытворяет монах.
Но недаром эту женщину звали Люс-а-Гард!
Сложив перед собой ладони, как для молитвы, Люс вдруг резко развела в стороны локти. Так она могла разбить любой суровый захват, а не то что невесомое объятие.
— Ты мне нравишься, братец Тук, — сказала она удивленному монаху и открыла глаза. — Теперь я верю, что ты сделаешь с моей Марианной все, что тебе будет угодно, а она и не почувствует. Даже догадываюсь, как именно ты это сделаешь. Тебе, наверно, приходилось заниматься врачеванием?
— И чаще, чем хотелось бы, — проворчал братец Тук. — Я иногда подозреваю, что в наказание за мои грехи дурачье со всей Англии собралось и поселилось вокруг нашего аббатства. Я лечу их толченым мелом от грыжи, поноса, лихорадки и мужского бессилия. И помогает!
— Тут я тебе верю. Ты действительно мастер на все руки, — сказала Люс. — Но давай решим наконец, как быть с моей Марианной.
— С МОЕЙ Марианной, — поправил монах. — Очень просто — мы втроем направляемся к Блокхед-холлу. Я оставляю вас с Джеком и собакой, а сам прошусь туда на ночлег. Я там как-то лечил зубы лорду и врачевал леди по женской части. Дитя никак не могла родить. Ну, естественно, к кому с такой бедой бегут? К братцу Туку!
— Хороший мальчик получился? — спросила Люс.
— У меня все мальчики хорошие получаются, — гордо сказал монах. — Хоть и тоскливо же было лечить эту жердь! Прямо взяться не за что, одни ребра спереди и сзади. Однако исцелил. Если тебя, голубка, подобная хворь одолеет, скажи — я именно от этой хвори особенно удачно лечу. Правда, без толченого мела, но его почему-то никто и не просит.
— Да ведь и у меня одни ребра, — усмехнулась Люс.
— Я бы уж нашел, за что подержаться! — весело пообещал монах. — Грудки у тебя аккуратненькие, коленки стройненькие, а ребра, если вдуматься, у всех есть. Вот и у меня тоже ведь где-то есть… Господь еще не создал человека без ребер. И женщину тоже.
— В другой раз, — отстранила Люс его любознательную руку. — Хватит с тебя пока Марианны. Только Джеку ни слова, иначе он не тебя — он меня убьет. Ему ведь тоже почему-то девственницу подавай. А так — спишем все на вашего блудливого лорда.
— Девственницу ему! — развеселился братец Тук. — Проворонил он свою девственницу. Да она и сама к нему теперь близко не подойдет. Она ему этого вовек не простит.
— Чего не простит? Что больно сделал? — рассеянно спросила Люс, думая, что монах, пожалуй, прав насчет своего потомства, и такие гены даже совет тринадцати бабуль одобрил бы.
— Что не догнал и не довел дело до конца, — сурово объяснил монах.
8. ДУРНЫЕ НОВОСТИ
Люс не понимала, какое отношение имеет это почтенное пузо к странному обещанию монаха, но исправно ткнула кулаком. Пузо оказалось совершенно каменное.
— Сильнее, не стесняйся! — подбодрил монах.
Зная, что противник хорошо напряг брюшной пресс, так что особые неприятности ему не угрожают, Люс вдруг подскочила и с лета въехала в пузо обеими ногами. Монах, естественно, грохнулся, но неожиданно ловко извернулся и в падении успел поймать Люс за ногу. Хватка у него была железная. Люс вывернулась, но на ногах не устояла и повалилась на лежащего монаха.
— Мы друг друга стоим, голубка, — сказал братец Тук. — Вот бы из тебя вышла жена для нашего Тома! Была бы ты гордость и краса Шервудского леса! С такой женой и он, глядишь, поумнел бы…
Монах с неожиданной ловкостью вскочил на ноги и протянул руку Люс.
— Ну что же, силами померились, теперь будь ты мне сестрицей, а я тебе — братцем, как этим негодникам-стрелкам, — предложил монах. — И скрепим наше братание добрым поцелуем!
Люс, понимая, что нужно соблюсти обычай наивного века, положила руки монаху на плечи и легко прикоснулась губами к его полным губам.
Как это удалось монаху — неизвестно, но у Люс впервые в жизни закружилась голова и ушла из-под ног земля.
Состояние было такое, будто тело напрочь утратило вес, висит себе в воздухе и горит на незримом огне, а дыхание и вовсе прекратилось, зато по спине снизу вверх пролетает горячая дрожь. И ничего не видно…
Люс покачнулась, но устояла. Возможно, ее удержала огромная, как сковородка, и такая же горячая ладонь, которая легла на затылок.
Это изумительное состояние длилось не более двух-трех секунд, но монах оказался шустрый. Он успел скользнуть чуткими пальцами под сбившийся на шее Люс складками откинутый капюшон фестончатой пелерины, забраться за ворот рубашки и коснуться спины в довольно-таки чувствительной точке. Кроме того, он исхитрился пошевелить ей на затылке волосы, почти не касаясь самой головы. И Люс ничего уже не могла с собой поделать — ей хотелось просто лечь на траву и как бы со стороны наблюдать, что вытворяет монах.
Но недаром эту женщину звали Люс-а-Гард!
Сложив перед собой ладони, как для молитвы, Люс вдруг резко развела в стороны локти. Так она могла разбить любой суровый захват, а не то что невесомое объятие.
— Ты мне нравишься, братец Тук, — сказала она удивленному монаху и открыла глаза. — Теперь я верю, что ты сделаешь с моей Марианной все, что тебе будет угодно, а она и не почувствует. Даже догадываюсь, как именно ты это сделаешь. Тебе, наверно, приходилось заниматься врачеванием?
— И чаще, чем хотелось бы, — проворчал братец Тук. — Я иногда подозреваю, что в наказание за мои грехи дурачье со всей Англии собралось и поселилось вокруг нашего аббатства. Я лечу их толченым мелом от грыжи, поноса, лихорадки и мужского бессилия. И помогает!
— Тут я тебе верю. Ты действительно мастер на все руки, — сказала Люс. — Но давай решим наконец, как быть с моей Марианной.
— С МОЕЙ Марианной, — поправил монах. — Очень просто — мы втроем направляемся к Блокхед-холлу. Я оставляю вас с Джеком и собакой, а сам прошусь туда на ночлег. Я там как-то лечил зубы лорду и врачевал леди по женской части. Дитя никак не могла родить. Ну, естественно, к кому с такой бедой бегут? К братцу Туку!
— Хороший мальчик получился? — спросила Люс.
— У меня все мальчики хорошие получаются, — гордо сказал монах. — Хоть и тоскливо же было лечить эту жердь! Прямо взяться не за что, одни ребра спереди и сзади. Однако исцелил. Если тебя, голубка, подобная хворь одолеет, скажи — я именно от этой хвори особенно удачно лечу. Правда, без толченого мела, но его почему-то никто и не просит.
— Да ведь и у меня одни ребра, — усмехнулась Люс.
— Я бы уж нашел, за что подержаться! — весело пообещал монах. — Грудки у тебя аккуратненькие, коленки стройненькие, а ребра, если вдуматься, у всех есть. Вот и у меня тоже ведь где-то есть… Господь еще не создал человека без ребер. И женщину тоже.
— В другой раз, — отстранила Люс его любознательную руку. — Хватит с тебя пока Марианны. Только Джеку ни слова, иначе он не тебя — он меня убьет. Ему ведь тоже почему-то девственницу подавай. А так — спишем все на вашего блудливого лорда.
— Девственницу ему! — развеселился братец Тук. — Проворонил он свою девственницу. Да она и сама к нему теперь близко не подойдет. Она ему этого вовек не простит.
— Чего не простит? Что больно сделал? — рассеянно спросила Люс, думая, что монах, пожалуй, прав насчет своего потомства, и такие гены даже совет тринадцати бабуль одобрил бы.
— Что не догнал и не довел дело до конца, — сурово объяснил монах.
8. ДУРНЫЕ НОВОСТИ
Блокхед— холл оказался обыкновенным средневековым замком -небольшим, с громоздким и высоким донжоном, тремя башенками поменьше по периметру стены, крошечными воротами с подъемным мостом над заболоченным и вонючим рвом (первая мысль, пришедшая в голову Люс, была о зачатках канализации…) и прочими весьма наивными фортификационными сооружениями. Люс, которая одно время увлекалась военной историей и даже опубликовала несколько серьезных статей, видела уязвимые места Блокхед-холла невооруженным глазом.
Они вышли к замку под вечер — братец Тук, Черный Джек, Люс и Хватай с Догоняем.
Монах первым делом позаботился о псах. Он освежевал обоих зайцев, одного отдал Люс и Джеку, другого поделил между псами, да еще наказал отдать им кости первого зайца. Из сумы он достал ковригу хлеба из муки чересчур, по мнению Люс, грубого помола, серую соль в тряпочке и пару луковиц. Кроме того, он не ушел, пока не убедился, что его спутники в полной безопасности и со стен Блокхед-холла не разглядеть костра, на котором жарится заяц.
Можно было, конечно, попросить приюта в ближайшей харчевне — к форбургу замка лепилось несколько домишек, в том числе и она. Но Черному Джеку там показываться было не с руки. А Люс, читавшая литературу той поры, знала, что в таких заведениях небогатые постояльцы спят на полу у очага вповалку. И блох там, следовательно, еще больше, чем в Шервудском лесу. А если постоялец при деньгах, хозяин пустит гостя на единственную в доме кровать размером с верхнюю площадку донжона, и посреди ночи вдруг окажется, что под одним с тобой одеялом храпит полдюжины неумытых странствующих рыцарей, а то еще и странствующая дама. Поэтому привыкшая к туризму Люс охотно предпочла костер и открытое небо. Опять же, рядом протекал ручей, так что проблема гигиены тоже решалась просто.
Люс даже вообразить боялась, какой фурор произвела бы в харчевне особа, орудующая утречком во дворе зубной щеткой. А без этой процедуры ей и жизнь была не мила.
Пошептав псам на ухо что-то ласковое, монах отбыл. Люс и Джек остались одни.
— Нашему братцу Туку палец в рот не клади, откусит, — сообщил Джек. — Спорю на бочонок эля — он и сам захочет согрешить с моей Марианной. Черта с два! Куда ему, пузатому!
Люс хмыкнула. Ей очень хотелось обстоятельно объяснить Джеку, что у пузатого-то больше шансов, чем у него самого, но она хорошо понимала, чем кончится такое объяснение. Джек набросится на нее с кулаками, она будет вынуждена дать сдачи, и побоище выйдет Джеку боком, потому что Европа имела в двенадцатом веке еще более туманное представление о тхэй-квондо, айкидо и у-шу, чем во времена Люс. А Томас-Робин отнесется к увечью боевого товарища вовсе отрицательно. Ссориться же с ним Люс совершенно не хотела.
— Монашек-то вряд ли чего сможет, если даже захочет, — сказала она. — У нас там другой враг имеется — сам добрый лорд Блокхед. У него и возможностей больше.
— Имел я этого лорда… — пробурчал Джек, хотя он, простая душа, не чувствовал ни малейшей склонности к гомосексуализму, а просто не мог пообещать ничего хуже этого.
Но по хмурой роже Джека Люс поняла, что лорда он принял всерьез, и не стала лишать его этой иллюзии. Лорд — это было понятно. Лорд — это косая сажень в плечах, здоровенные ручищи, светлые кудри до плеч и куча дамских нарядов в сундуках. То есть, серьезный соперник.
А что касается монаха… Люс поняла одно — перед этим убогим монашком каменные стены сами расступаются, если за стенами скучает одинокая женщина.
Спали Люс с Джеком мирно, Люс — так даже без сновидений, потому что здорово устала. С утра они принялись ждать гонца, потому что днем братцу Туку в Блокхед-холле делать было нечего.
Но монах явился в обед — впрочем, обеда-то как раз у компании не было, поскольку зайца доели за завтраком, а кости отдали псам.
— Плохие новости, ребятишки, — сказал братец Тук. — Такие плохие, что хуже вроде и не бывает. Мало мне ваших неприятностей, так нажил и свою собственную.
— Какую ты там мог нажить неприятность? — удивилась Люс, знавшая, что монаха в Блокхед-холле любят и почитают за содействие рождению самого юного лорда Эшли.
— Привидение видел, — мрачно сообщил монах. — Баба вдруг из стены возникла. С палкой в руках. Ничего баба, в теле, и лицом приятная. Плохо только, что из стены. А палка у нее светилась…
— Ну и?… — замирающим голосом спросил Джек.
— Ничего — постояла, подумала и мимо прошла.
— Может, фея, если со светящейся палкой? — предположил Джек.
— Фея — это еще хуже. Привидение — оно хоть христианская душа из чистилища, пришла попросить, чтобы за нее помолились. А фея и вовсе язычница. И черт ее знает, что у нее на уме. Теперь вся надежда на ночного охотника! Нужно будет добежать до его дуба, привязать ленточку…
— И за меня тоже замолви словечко, — попросил Джек. — Я рогатому Хорну кое-чего задолжал. Скажи ему — Черный Джек из ватаги Шервудского леса прощения просит. Скажи — будет время, приду к его дубу, не то что монетку — все, что будет в кошеле, в дупло ему брошу! Только пусть теперь выручает!
— Да ну его, привидение! Перекреститься надо было, и никаких проблем! — сказала атеистка Люс встревоженному монаху.
Но вкралось в ее бесстрашную душу подозрение. Институт прикладной хронодинамики, оставшийся в светлом будущем, вполне мог пуститься за люс в погоню. Хрономаяк она успешно испортила, но сохранились же в компьютерах расчеты маршрута! За Люс вполне могли послать гонца — а несколько километров и суток, при отсутствии маяка, нельзя считать серьезной ошибкой. Успокоило ее лишь то, что гонец — в теле. Люс знала в своем времени немало женщин, которых мог бы завербовать институт прикладной хронодинамики. Все были стройны и спортивны.
— Сперва пойду, ночному охотнику Хорну поклонюсь, а потом уж и молитвы почитаю, — твердо сказал монах. — Потому как ангелы — они на небесах. А рогатый Хорн ночью по нашему лесу бегает с собаками. И многие его видали…
— Ну что ты все про Хорна! Ты про Марианну расскажи, братец Тук! — взмолился Джек. — Ну, как там моя Марианна?
— Ох, — сморщился монах, — с ней-то как раз хуже всего… Ну, привезли ее из леса полуголую. Народ, который по дороге случился, чуть от восторга не помер! Ждали лорда с дикими утками, а он такую курочку везет! А лорд, между прочим, в замковом дворе сам помог ей слезть с коня и извинялся в самом куртуазном стиле.
— Так это же замечательно! — воскликнула Люс. — Значит, она в безопасности.
— Имел я твоего лорда! — грозно сказал монаху Джек.
— Куда уж замечательнее!… — и монах тонюсенько хмыкнул. Получались такие хмыки у него крайне забавно. — Если бы она хоть слово поняла! Он ей — по-своему, а она в ответ — по-своему, да еще так сердито!
— Какой кошмар… — пробормотала Люс, поняв, что и лордом у Свирели не получится никакой любви.
— Кошмар-то кошмар, да только самое интересное — впереди. Наш лорд считает, что он не лыком шит. Ты же знаешь, когда Адам пахал, а Ева пряла, он уже был дворянином! Вот он и доложил леди — отбил у молодцов из Шервудского леса сарацинскую графиню! Как они графиню в плен захватили — это он когда-нибудь потом разберется. А пока нужно ей оказывать всякие почести.
— Так это же замечательно! — опять завопила Люс.
— Имел я вашего лорда… — проворчал Джек.
— Было бы замечательно, да только всем все сразу стало ясно. Леди Лаура как раз стояла на внутренней галерее и видела, как привезли Марианну поперек седла. Когда лорд раскричался насчет почестей да стал Марианну в губы при всех целовать, она повернулась и ушла.
— В губы-то зачем? — удивилась Люс.
— Как же еще приветствовать знатную гостью? — удивился в ответ монах. Это они, лорды, здорово придумали. Приветствуешь незнакомую девицу или даму — и сразу чмок в губы! Из всех их затей эта — самая лучшая. Но рассказываю дальше. Наша Марианна ему лепечет непонятно что, а он ей отвечает — не бойтесь, леди, здесь вы под моей защитой! Она ему опять лепечет, а он ее к столу зовет. В общем, замечательный у них разговор получился.
— А ты откуда все это знаешь? — спросила Люс.
— Так я же первым делом к нашей леди пробрался! — как о чем-то и без вопросов понятном отвечал монах. — А ей служанки все донесли. И как лорд водил Марианну в кладовые — выбирать меха и ткани, и как она за столом пела…
— Да, это она может, — согласилась Люс.
— Вот по пению-то и сообразили потом, откуда она. У лорда в свите есть такой Старый Уилл, так он еще с покойным лордом ездил во Францию и к святому престолу. Он и сообразил, что госпожа поет на итальянском языке, а вовсе не на сарацинском. Но как ни бился — ничего по-нашему пересказать не мог. Память, говорит, не та стала. Тут лорд с ним посовещался, кое-что старик все же вспомнил. Лорд и затрещал «аморе, аморе!»А она развеселилась и в ответ что-то другое запела. Словом, баловство у майского дерева, да и только.
— Что же тут плохого? Пока все идет замечательно, — неуверенно сказала Люс. — Ее ни в чем дурном не заподозрили, ее хорошо приняли…
— Сперва-то не заподозрили… — загадочно буркнул монах.
— Имел я этого лорда, — ни к селу ни к городу встрял Джек. Монах сердито развернулся к нему всем мощным телом и раскрыл рот, чтобы сказать что-нибудь непотребное, но Люс его опередила.
— Пойди, Джек, в Блокхед-холл и займись этим наконец, раз уж тебе так не терпится! — сказала она. — Лорд будет в восторге! Что дальше-то было, братец Тук?
— А дальше наконец-то старый хрыч сэр Арчибальд появился! Его еще когда ждали! А он только теперь собрался.
— Что еще за сэр Арчибальд? — удивилась Люс, а Джек хлопнул себя по бокам и захохотал.
— Это наш богатый дядюшка! — неодобрительно глядя на Джека, объяснил монах. — Уж если сэр Арчибальд выбрался из замка…
— Ну, теперь поживем! — Джек хлопнул братца Тука по плечу. — А-у-о-у-у-у!!! Парень, ты хоть понимаешь, кто это такой? Он же привез деньги на выкуп! Вот теперь мы попируем! Только бы вожак не продешевил!
— На выкуп сэра Эдуарда? — сообразила Люс. — Так это и есть дядюшка Мафусаил?
— Вот уж точно, что Мафусаил, — согласился монах. — Тому вроде было девятьсот лет, а этому малость поменьше. Но тот молодую жену за собой всюду не таскал. А этот без своей красавицы шагу не ступит. Побоялся ее одну дома оставлять!
— А лучше бы оставил, — задумчиво сказала Люс. — Потому что из Блокхед-холла она уж точно привезет своему Мафусаилу наследника.
— Лорд к ней пальцем не прикоснется, — возразил Джек. — Охота была нашему доброму лорду ссориться с сэром Арчибальдом.
— О лорде никто и не говорит, — Люс покосилась на монаха, а он, естественно, тонюсенько хмыкнул. Очевидно, в некоторых случаях этот немужественный писк заменял ему взрыв хохота.
— Так вот, — сказал братец Тук, — воцарилось между нашей девицей и лордом полное согласие. Он ее и за руку держит, и в глаза заглядывает, Леди дуется, слуги шепчутся, и вдруг — шум, гам, гости явились! Лорд Блокхед сразу же сэра Арчибальда к себе повел, объясняться, потому что у него из-под носа молодого лорда стрелки похитили. Разумеется, сэр Арчибальд в ярости, потому что деньги, скорей всего, ему выкладывать придется. И тут у нашего лорда хватило ума — он Мафусаилу Марианну показал. Да еще и втолковал ей, чтобы спела. А дальше было вот что — Марианна поет, лорды блаженствуют, чем супруга сэра Арчибальда с дороги занялась, я уж и не знаю, а наша леди так разворчалась, что прямо страх!
— С мужем ей, прямо скажем, повезло, — заметила Люс.
— Ничего не поделаешь, повенчаны, — скорбно вздохнул монах. — А какой же лорд налево не гладит? Но, насколько я знаю, такой пышной красотки нашему судьба еще не посылала. Так вот, служанки бегают взад-вперед и слухи носят, а леди сидит у себя в покоях и клянет судьбу. Тут я к ней и пробрался. Девиц ее придворных мы живо выставили…
Братец Тук помолчал, глядя сквозь ветки на плывущие облака.
— Ну, успокоил я ее кое-как, она слезки простыней вытерла и говорит мне: «Послушай, может ли так быть, что лорд получит у святейшего отца в Риме разрешение на развод и женится на этой итальянской блуднице? Я же ему сына родила! Не должны давать развод, если жена рожает!» Ну, я ей одеться быстренько помог и объясняю, что все это глупости, сапоги всмятку, а она не унимается — не зря, говорит, лорд эту девицу поселил в покоях сэра Эдуарда, который пока у злодеев в Шервудском лесу! Туда, говорит, ему удобнее всего будет ночью пробираться! А тут я и предлагаю — давай, леди, я ночью выведу оттуда эту девицу и спрячем ее у тебя в покоях, а на рассвете ты нас из замка выпустишь потайным ходом, как однажды меня уже выпускала? А я сумею девицу уговорить, чтобы за мной пошла. Леди удивляется — во-первых, говорит, ты итальянского языка не знаешь, а во-вторых, какая же приблудная девица добровольно от лорда Блокхеда откажется? И так это у нее разумно прозвучало, что и не возразишь. А я-то знаю, что стоит Марианне браслетик показать — и пойдет она за мной, как на веревочке!
— Ну, до сих пор все идет замечательно! — сказала Люс и покосилась на Джека, но он промолчал.
— Да, с одной стороны замечательно, а с другой — пошли чередой всякие закавыки. Мы с леди думали, что лорд из приличия вечером к ней придет, дождется на супружеском ложе, пока она уснет, и тогда отправится к Марианне. Леди, его ожидая, приготовила ночное питье — она всегда ставит кубок на стол у постели. И нарядилась к ужину, чтобы достойно принять сэра Арчибальда с супругой. Поужинали, и тут оба лорда, вообрази себе, к псарям подались — пить эль и горланить! Наш так обрадовался, что красотку в замок заполучил, что последнюю совесть потерял. У него был свой расчет — дождаться, пока весь Блокхед уснет, и леди — соответственно, а самому — к Марианне. В общем, времени мы из-за этого потеряли достаточно. И, главное, сходить за Марианной я боялся — вдруг у самой двери покоев сэра Эдуарда я с нашим лордом столкнусь? И спросит он меня — а что ты тут, братец, делаешь?
— А дальше? — нетерпеливо спросила Люс.
— Дальше — набрался я-таки смелости и пошел за Марианной. А поздно уже, у леди глаза слипаются. Она ведь раньше всех в замке встает, все хозяйство на ней. Она не проследит за людьми — все хозяйство на ней. Я ей и говорю — леди, ты бы прилегла, вон из кубка отхлебни, а когда я девицу приведу, то разбужу тебя. И пошел, благословясь. А тут это привидение…
— Опять привидение! — возмутилась Люс.
— Да это то же самое! Женщина вроде, в плаще до пят, волосы по плечам, темные, вьются, а в руке — палка в фут длиной, и светится! А плащ-то у нее тонкий, облегает, и что за бедра под этим плащом!
Братец Тук руками показал, какой ширины и крутизны были эти несравненные бедра. Как ему удалось их разглядеть, Люс и спрашивать не стала.
— И что бы вы думали? — продолжал монах. — Привидение постояло, подумало, капюшон нахлобучило и пошло к покоям сэра Эдуарда! И совсем бесшумно туда вошло! Вошло — и не выходит! Я ждал, ждал…
— А перекреститься? — язвительно поинтересовалась Люс.
— Сорок раз, — доложил монах. — А что толку? Я уж и рогатого Хорна поминал… А поди пойми, что привидению в покоях сэра Эдуарда нужно? Что оно там с Марианной делает? И тут меня осенило. В трапезной висит меч, с которым еще покойный дед нашего лорда в святые земли ездил, теперешнему лорду его и не поднять. А в рукоять вделан то ли ноготь, то ли еще какой важный член святого Евстафия… может, даже палец! Святые мощи, словом. Я — в трапезную! А там — мрак, как в преисподней, на полу огрызков гора, бреду я ощупью и только псам на хвосты наступаю, которые после ужина в трапезной и заснули. На псов-то вся надежда, кто еще огрызки подберет? Ну, нашел я меч над камином, отцепил его от стены, иду с мечом к покоям сэра Эдуарда, а сам держу его рукоятью вперед — если привидение на святые мощи наткнется, непременно должно исчезнуть. Иду, иду — и что бы вы думали?
— Ты, монах, глупых вопросов не задавай, а рассказывай, черти б тебя побрали! — не выдержав эффектной паузы братца Тука, завопил рассвирепевший Джек. Монах, которому выходки стрелка уже давно не нравились, не говоря худого слова, тюкнул его кулаком по лбу, от чего Джек безмолвно свалился в куст.
— Ловко я его? — похвастался монах. — Ничего, голубка, не беспокойся, сейчас он очухается. Ты ведь тоже не любишь, когда тебя невежды перебивают. И вдруг слышу я — сопят. Более того — стонут. Оказывается, пока я за мечом ходил, в оконной нише какая-то парочка любовью занялась. Кто-то из служанок леди, не иначе, думаю, а с кем — догадаться нетрудно. Если бы с кем-то из своих, то у мужчин в Блокхеде есть подходящие местечки. Значит, любовника сэр Арчибальд в свите привез.
— А у женщин разве таких местечек нет? — удивилась Люс.
— Женская прислуга возле опочивальни леди спит, а то и в самой опочивальне, им с этим делом труднее, — объяснил монах и вдруг прищурился: — Как же ты, голубка, таких простых вещей не знаешь? Где же ты выросла?
— Где я выросла, потом расскажу, а теперь давай продолжай! — скомандовала Люс. Монах молча смотрел на нее с довольно-таки неприятным подозрением.
— Если бы не твои повадки — сказал бы, что тебя в монастыре растили.
— Считай, что в монастыре, — и, вспомнив горные лагеря, конные маршруты по Кордильерам и Гоби, а также любимую яхту «Стелла Марис» Люс тяжко вздохнула. Мужчины в таких вылазках никогда не участвовали…
— Ладно, с тобой я потом разберусь, — пообещал монах. — И сдается мне, что у тебя то же горе, что у твоей сестрицы. Но ничего, и ей помогу, и тебя не забуду.
Люс изумилась — что за горе может быть у блистательной А-Гард? А монах тем временем продолжал:
— Ну, девочка тоненьким голоском стонет и ахает, мужик басом рычит и подвывает. Вот по голосам слышу — скоро у них финал. Я прямо на одной ноге замер — чего же, думаю, хорошим людям в такую замечательную минуту мешать? Замер я, а меч-то перед собой держу, а весит он — ох, батюшки… А у них все так ладно получается! Вот, думаю, отвалятся они сейчас друг от дружки, я и протопаю со своим мечом. Они ведь понимают, что ночью по замку тоже могут люди ходить, и не больно испугаются. Ну, съежатся там, в оконной амбразуре… Удовольствие-то они уже получили, так?
И тут до Люс, внимавшей вполуха, дошло, о какой такой беде говорил монах.
— Так вот, голубка моя, стоял я на одной ноге, выставив этот окаянный меч, добрых четверть часа, а они все не могли управиться! — торжествующе заявил монах. — Сильны! И так стонали, и этак кряхтели, раза два я уж думал, что все — а-по-фе-оз!
Братец Тук с удовольствием выговорил великолепное слово и с гордостью взглянул на Люс — вот, мол, мы какие слова произносим. Она же буквально держала сама себя за шиворот, чтобы не отлупить братца Тука до кровавых соплей — это надо же, в чем он заподозрил такую женщину, как Люс!
— Так нет же, секундочку помолчат — и опять за дело принимаются. А я-то стою, как дурак, с мечом, в котором этот самый член святого Евстафия, то ли ноготь, то ли целый палец… Наконец мне надоело, я громко так прошагал мимо окна — и, думаешь, они заметили? Я полагаю, что они этак до завтрака пыхтели.
— А дальше? — как можно более кротко спросила Люс.
— Дальше я дурака свалял. Сунулся я с этим мечом в ту дверь, куда вошло привидение. Дверь открыта — а в покоях ни привидения, ни Марианны. Тут я, прости, грешным делом на тебя подумал. Появились неведомо откуда две непохожие сестрички, и, видно, обе с нечистой силой знаются.
— Я же тебя сама умоляла пойти в замок и отдать Марианне браслет, или хотя бы показать его и вывести ее оттуда! — возмутилась Люс. — Если я ведьма, то зачем ты, монах, мне понадобился?
— Да я и сам потом подумал — зачем? В общем, решил я вернуться к леди и доложить, что такая странная приключилась история. А надо тебе знать, что обычно я пробираюсь к леди потайным ходом, а дверца спрятана за резной панелью, на панели изображена псовая охота на кабана, и резьба, поверь мне, преискусная. И вот открываю я тихонько эту дверь, а на меня — р-р-р! Оказывается, леди Лаура новую постельную собачонку завела, та собачонка ко мне еще не привыкла, как покойница Белочка. И вот, пока хозяйка не спала, а я ее утешал, собачонка меня терпела, а спящую хозяйку ей непременно надобно от меня охранять! Ну, не подойти, и все тут! А шум поднимать мне и вовсе ни к чему. Я шиплю, как змей — леди, леди! Какое там — спит без задних ног…
— А горничные в соседней комнате, что ли, спали? — удостоверилась Люс.
— И горничные, и кормилица с сыночком. Ведь думали, что лорд к супруге ночевать явится. Я не дозвался, а большой шум поднимать тоже не мог — положим, Джоанна ни слова не скажет, она же молочная сестра Леди, можно сказать, в приданое к ней была дана. А старая ведьма Бриджет Хаксли?
Они вышли к замку под вечер — братец Тук, Черный Джек, Люс и Хватай с Догоняем.
Монах первым делом позаботился о псах. Он освежевал обоих зайцев, одного отдал Люс и Джеку, другого поделил между псами, да еще наказал отдать им кости первого зайца. Из сумы он достал ковригу хлеба из муки чересчур, по мнению Люс, грубого помола, серую соль в тряпочке и пару луковиц. Кроме того, он не ушел, пока не убедился, что его спутники в полной безопасности и со стен Блокхед-холла не разглядеть костра, на котором жарится заяц.
Можно было, конечно, попросить приюта в ближайшей харчевне — к форбургу замка лепилось несколько домишек, в том числе и она. Но Черному Джеку там показываться было не с руки. А Люс, читавшая литературу той поры, знала, что в таких заведениях небогатые постояльцы спят на полу у очага вповалку. И блох там, следовательно, еще больше, чем в Шервудском лесу. А если постоялец при деньгах, хозяин пустит гостя на единственную в доме кровать размером с верхнюю площадку донжона, и посреди ночи вдруг окажется, что под одним с тобой одеялом храпит полдюжины неумытых странствующих рыцарей, а то еще и странствующая дама. Поэтому привыкшая к туризму Люс охотно предпочла костер и открытое небо. Опять же, рядом протекал ручей, так что проблема гигиены тоже решалась просто.
Люс даже вообразить боялась, какой фурор произвела бы в харчевне особа, орудующая утречком во дворе зубной щеткой. А без этой процедуры ей и жизнь была не мила.
Пошептав псам на ухо что-то ласковое, монах отбыл. Люс и Джек остались одни.
— Нашему братцу Туку палец в рот не клади, откусит, — сообщил Джек. — Спорю на бочонок эля — он и сам захочет согрешить с моей Марианной. Черта с два! Куда ему, пузатому!
Люс хмыкнула. Ей очень хотелось обстоятельно объяснить Джеку, что у пузатого-то больше шансов, чем у него самого, но она хорошо понимала, чем кончится такое объяснение. Джек набросится на нее с кулаками, она будет вынуждена дать сдачи, и побоище выйдет Джеку боком, потому что Европа имела в двенадцатом веке еще более туманное представление о тхэй-квондо, айкидо и у-шу, чем во времена Люс. А Томас-Робин отнесется к увечью боевого товарища вовсе отрицательно. Ссориться же с ним Люс совершенно не хотела.
— Монашек-то вряд ли чего сможет, если даже захочет, — сказала она. — У нас там другой враг имеется — сам добрый лорд Блокхед. У него и возможностей больше.
— Имел я этого лорда… — пробурчал Джек, хотя он, простая душа, не чувствовал ни малейшей склонности к гомосексуализму, а просто не мог пообещать ничего хуже этого.
Но по хмурой роже Джека Люс поняла, что лорда он принял всерьез, и не стала лишать его этой иллюзии. Лорд — это было понятно. Лорд — это косая сажень в плечах, здоровенные ручищи, светлые кудри до плеч и куча дамских нарядов в сундуках. То есть, серьезный соперник.
А что касается монаха… Люс поняла одно — перед этим убогим монашком каменные стены сами расступаются, если за стенами скучает одинокая женщина.
Спали Люс с Джеком мирно, Люс — так даже без сновидений, потому что здорово устала. С утра они принялись ждать гонца, потому что днем братцу Туку в Блокхед-холле делать было нечего.
Но монах явился в обед — впрочем, обеда-то как раз у компании не было, поскольку зайца доели за завтраком, а кости отдали псам.
— Плохие новости, ребятишки, — сказал братец Тук. — Такие плохие, что хуже вроде и не бывает. Мало мне ваших неприятностей, так нажил и свою собственную.
— Какую ты там мог нажить неприятность? — удивилась Люс, знавшая, что монаха в Блокхед-холле любят и почитают за содействие рождению самого юного лорда Эшли.
— Привидение видел, — мрачно сообщил монах. — Баба вдруг из стены возникла. С палкой в руках. Ничего баба, в теле, и лицом приятная. Плохо только, что из стены. А палка у нее светилась…
— Ну и?… — замирающим голосом спросил Джек.
— Ничего — постояла, подумала и мимо прошла.
— Может, фея, если со светящейся палкой? — предположил Джек.
— Фея — это еще хуже. Привидение — оно хоть христианская душа из чистилища, пришла попросить, чтобы за нее помолились. А фея и вовсе язычница. И черт ее знает, что у нее на уме. Теперь вся надежда на ночного охотника! Нужно будет добежать до его дуба, привязать ленточку…
— И за меня тоже замолви словечко, — попросил Джек. — Я рогатому Хорну кое-чего задолжал. Скажи ему — Черный Джек из ватаги Шервудского леса прощения просит. Скажи — будет время, приду к его дубу, не то что монетку — все, что будет в кошеле, в дупло ему брошу! Только пусть теперь выручает!
— Да ну его, привидение! Перекреститься надо было, и никаких проблем! — сказала атеистка Люс встревоженному монаху.
Но вкралось в ее бесстрашную душу подозрение. Институт прикладной хронодинамики, оставшийся в светлом будущем, вполне мог пуститься за люс в погоню. Хрономаяк она успешно испортила, но сохранились же в компьютерах расчеты маршрута! За Люс вполне могли послать гонца — а несколько километров и суток, при отсутствии маяка, нельзя считать серьезной ошибкой. Успокоило ее лишь то, что гонец — в теле. Люс знала в своем времени немало женщин, которых мог бы завербовать институт прикладной хронодинамики. Все были стройны и спортивны.
— Сперва пойду, ночному охотнику Хорну поклонюсь, а потом уж и молитвы почитаю, — твердо сказал монах. — Потому как ангелы — они на небесах. А рогатый Хорн ночью по нашему лесу бегает с собаками. И многие его видали…
— Ну что ты все про Хорна! Ты про Марианну расскажи, братец Тук! — взмолился Джек. — Ну, как там моя Марианна?
— Ох, — сморщился монах, — с ней-то как раз хуже всего… Ну, привезли ее из леса полуголую. Народ, который по дороге случился, чуть от восторга не помер! Ждали лорда с дикими утками, а он такую курочку везет! А лорд, между прочим, в замковом дворе сам помог ей слезть с коня и извинялся в самом куртуазном стиле.
— Так это же замечательно! — воскликнула Люс. — Значит, она в безопасности.
— Имел я твоего лорда! — грозно сказал монаху Джек.
— Куда уж замечательнее!… — и монах тонюсенько хмыкнул. Получались такие хмыки у него крайне забавно. — Если бы она хоть слово поняла! Он ей — по-своему, а она в ответ — по-своему, да еще так сердито!
— Какой кошмар… — пробормотала Люс, поняв, что и лордом у Свирели не получится никакой любви.
— Кошмар-то кошмар, да только самое интересное — впереди. Наш лорд считает, что он не лыком шит. Ты же знаешь, когда Адам пахал, а Ева пряла, он уже был дворянином! Вот он и доложил леди — отбил у молодцов из Шервудского леса сарацинскую графиню! Как они графиню в плен захватили — это он когда-нибудь потом разберется. А пока нужно ей оказывать всякие почести.
— Так это же замечательно! — опять завопила Люс.
— Имел я вашего лорда… — проворчал Джек.
— Было бы замечательно, да только всем все сразу стало ясно. Леди Лаура как раз стояла на внутренней галерее и видела, как привезли Марианну поперек седла. Когда лорд раскричался насчет почестей да стал Марианну в губы при всех целовать, она повернулась и ушла.
— В губы-то зачем? — удивилась Люс.
— Как же еще приветствовать знатную гостью? — удивился в ответ монах. Это они, лорды, здорово придумали. Приветствуешь незнакомую девицу или даму — и сразу чмок в губы! Из всех их затей эта — самая лучшая. Но рассказываю дальше. Наша Марианна ему лепечет непонятно что, а он ей отвечает — не бойтесь, леди, здесь вы под моей защитой! Она ему опять лепечет, а он ее к столу зовет. В общем, замечательный у них разговор получился.
— А ты откуда все это знаешь? — спросила Люс.
— Так я же первым делом к нашей леди пробрался! — как о чем-то и без вопросов понятном отвечал монах. — А ей служанки все донесли. И как лорд водил Марианну в кладовые — выбирать меха и ткани, и как она за столом пела…
— Да, это она может, — согласилась Люс.
— Вот по пению-то и сообразили потом, откуда она. У лорда в свите есть такой Старый Уилл, так он еще с покойным лордом ездил во Францию и к святому престолу. Он и сообразил, что госпожа поет на итальянском языке, а вовсе не на сарацинском. Но как ни бился — ничего по-нашему пересказать не мог. Память, говорит, не та стала. Тут лорд с ним посовещался, кое-что старик все же вспомнил. Лорд и затрещал «аморе, аморе!»А она развеселилась и в ответ что-то другое запела. Словом, баловство у майского дерева, да и только.
— Что же тут плохого? Пока все идет замечательно, — неуверенно сказала Люс. — Ее ни в чем дурном не заподозрили, ее хорошо приняли…
— Сперва-то не заподозрили… — загадочно буркнул монах.
— Имел я этого лорда, — ни к селу ни к городу встрял Джек. Монах сердито развернулся к нему всем мощным телом и раскрыл рот, чтобы сказать что-нибудь непотребное, но Люс его опередила.
— Пойди, Джек, в Блокхед-холл и займись этим наконец, раз уж тебе так не терпится! — сказала она. — Лорд будет в восторге! Что дальше-то было, братец Тук?
— А дальше наконец-то старый хрыч сэр Арчибальд появился! Его еще когда ждали! А он только теперь собрался.
— Что еще за сэр Арчибальд? — удивилась Люс, а Джек хлопнул себя по бокам и захохотал.
— Это наш богатый дядюшка! — неодобрительно глядя на Джека, объяснил монах. — Уж если сэр Арчибальд выбрался из замка…
— Ну, теперь поживем! — Джек хлопнул братца Тука по плечу. — А-у-о-у-у-у!!! Парень, ты хоть понимаешь, кто это такой? Он же привез деньги на выкуп! Вот теперь мы попируем! Только бы вожак не продешевил!
— На выкуп сэра Эдуарда? — сообразила Люс. — Так это и есть дядюшка Мафусаил?
— Вот уж точно, что Мафусаил, — согласился монах. — Тому вроде было девятьсот лет, а этому малость поменьше. Но тот молодую жену за собой всюду не таскал. А этот без своей красавицы шагу не ступит. Побоялся ее одну дома оставлять!
— А лучше бы оставил, — задумчиво сказала Люс. — Потому что из Блокхед-холла она уж точно привезет своему Мафусаилу наследника.
— Лорд к ней пальцем не прикоснется, — возразил Джек. — Охота была нашему доброму лорду ссориться с сэром Арчибальдом.
— О лорде никто и не говорит, — Люс покосилась на монаха, а он, естественно, тонюсенько хмыкнул. Очевидно, в некоторых случаях этот немужественный писк заменял ему взрыв хохота.
— Так вот, — сказал братец Тук, — воцарилось между нашей девицей и лордом полное согласие. Он ее и за руку держит, и в глаза заглядывает, Леди дуется, слуги шепчутся, и вдруг — шум, гам, гости явились! Лорд Блокхед сразу же сэра Арчибальда к себе повел, объясняться, потому что у него из-под носа молодого лорда стрелки похитили. Разумеется, сэр Арчибальд в ярости, потому что деньги, скорей всего, ему выкладывать придется. И тут у нашего лорда хватило ума — он Мафусаилу Марианну показал. Да еще и втолковал ей, чтобы спела. А дальше было вот что — Марианна поет, лорды блаженствуют, чем супруга сэра Арчибальда с дороги занялась, я уж и не знаю, а наша леди так разворчалась, что прямо страх!
— С мужем ей, прямо скажем, повезло, — заметила Люс.
— Ничего не поделаешь, повенчаны, — скорбно вздохнул монах. — А какой же лорд налево не гладит? Но, насколько я знаю, такой пышной красотки нашему судьба еще не посылала. Так вот, служанки бегают взад-вперед и слухи носят, а леди сидит у себя в покоях и клянет судьбу. Тут я к ней и пробрался. Девиц ее придворных мы живо выставили…
Братец Тук помолчал, глядя сквозь ветки на плывущие облака.
— Ну, успокоил я ее кое-как, она слезки простыней вытерла и говорит мне: «Послушай, может ли так быть, что лорд получит у святейшего отца в Риме разрешение на развод и женится на этой итальянской блуднице? Я же ему сына родила! Не должны давать развод, если жена рожает!» Ну, я ей одеться быстренько помог и объясняю, что все это глупости, сапоги всмятку, а она не унимается — не зря, говорит, лорд эту девицу поселил в покоях сэра Эдуарда, который пока у злодеев в Шервудском лесу! Туда, говорит, ему удобнее всего будет ночью пробираться! А тут я и предлагаю — давай, леди, я ночью выведу оттуда эту девицу и спрячем ее у тебя в покоях, а на рассвете ты нас из замка выпустишь потайным ходом, как однажды меня уже выпускала? А я сумею девицу уговорить, чтобы за мной пошла. Леди удивляется — во-первых, говорит, ты итальянского языка не знаешь, а во-вторых, какая же приблудная девица добровольно от лорда Блокхеда откажется? И так это у нее разумно прозвучало, что и не возразишь. А я-то знаю, что стоит Марианне браслетик показать — и пойдет она за мной, как на веревочке!
— Ну, до сих пор все идет замечательно! — сказала Люс и покосилась на Джека, но он промолчал.
— Да, с одной стороны замечательно, а с другой — пошли чередой всякие закавыки. Мы с леди думали, что лорд из приличия вечером к ней придет, дождется на супружеском ложе, пока она уснет, и тогда отправится к Марианне. Леди, его ожидая, приготовила ночное питье — она всегда ставит кубок на стол у постели. И нарядилась к ужину, чтобы достойно принять сэра Арчибальда с супругой. Поужинали, и тут оба лорда, вообрази себе, к псарям подались — пить эль и горланить! Наш так обрадовался, что красотку в замок заполучил, что последнюю совесть потерял. У него был свой расчет — дождаться, пока весь Блокхед уснет, и леди — соответственно, а самому — к Марианне. В общем, времени мы из-за этого потеряли достаточно. И, главное, сходить за Марианной я боялся — вдруг у самой двери покоев сэра Эдуарда я с нашим лордом столкнусь? И спросит он меня — а что ты тут, братец, делаешь?
— А дальше? — нетерпеливо спросила Люс.
— Дальше — набрался я-таки смелости и пошел за Марианной. А поздно уже, у леди глаза слипаются. Она ведь раньше всех в замке встает, все хозяйство на ней. Она не проследит за людьми — все хозяйство на ней. Я ей и говорю — леди, ты бы прилегла, вон из кубка отхлебни, а когда я девицу приведу, то разбужу тебя. И пошел, благословясь. А тут это привидение…
— Опять привидение! — возмутилась Люс.
— Да это то же самое! Женщина вроде, в плаще до пят, волосы по плечам, темные, вьются, а в руке — палка в фут длиной, и светится! А плащ-то у нее тонкий, облегает, и что за бедра под этим плащом!
Братец Тук руками показал, какой ширины и крутизны были эти несравненные бедра. Как ему удалось их разглядеть, Люс и спрашивать не стала.
— И что бы вы думали? — продолжал монах. — Привидение постояло, подумало, капюшон нахлобучило и пошло к покоям сэра Эдуарда! И совсем бесшумно туда вошло! Вошло — и не выходит! Я ждал, ждал…
— А перекреститься? — язвительно поинтересовалась Люс.
— Сорок раз, — доложил монах. — А что толку? Я уж и рогатого Хорна поминал… А поди пойми, что привидению в покоях сэра Эдуарда нужно? Что оно там с Марианной делает? И тут меня осенило. В трапезной висит меч, с которым еще покойный дед нашего лорда в святые земли ездил, теперешнему лорду его и не поднять. А в рукоять вделан то ли ноготь, то ли еще какой важный член святого Евстафия… может, даже палец! Святые мощи, словом. Я — в трапезную! А там — мрак, как в преисподней, на полу огрызков гора, бреду я ощупью и только псам на хвосты наступаю, которые после ужина в трапезной и заснули. На псов-то вся надежда, кто еще огрызки подберет? Ну, нашел я меч над камином, отцепил его от стены, иду с мечом к покоям сэра Эдуарда, а сам держу его рукоятью вперед — если привидение на святые мощи наткнется, непременно должно исчезнуть. Иду, иду — и что бы вы думали?
— Ты, монах, глупых вопросов не задавай, а рассказывай, черти б тебя побрали! — не выдержав эффектной паузы братца Тука, завопил рассвирепевший Джек. Монах, которому выходки стрелка уже давно не нравились, не говоря худого слова, тюкнул его кулаком по лбу, от чего Джек безмолвно свалился в куст.
— Ловко я его? — похвастался монах. — Ничего, голубка, не беспокойся, сейчас он очухается. Ты ведь тоже не любишь, когда тебя невежды перебивают. И вдруг слышу я — сопят. Более того — стонут. Оказывается, пока я за мечом ходил, в оконной нише какая-то парочка любовью занялась. Кто-то из служанок леди, не иначе, думаю, а с кем — догадаться нетрудно. Если бы с кем-то из своих, то у мужчин в Блокхеде есть подходящие местечки. Значит, любовника сэр Арчибальд в свите привез.
— А у женщин разве таких местечек нет? — удивилась Люс.
— Женская прислуга возле опочивальни леди спит, а то и в самой опочивальне, им с этим делом труднее, — объяснил монах и вдруг прищурился: — Как же ты, голубка, таких простых вещей не знаешь? Где же ты выросла?
— Где я выросла, потом расскажу, а теперь давай продолжай! — скомандовала Люс. Монах молча смотрел на нее с довольно-таки неприятным подозрением.
— Если бы не твои повадки — сказал бы, что тебя в монастыре растили.
— Считай, что в монастыре, — и, вспомнив горные лагеря, конные маршруты по Кордильерам и Гоби, а также любимую яхту «Стелла Марис» Люс тяжко вздохнула. Мужчины в таких вылазках никогда не участвовали…
— Ладно, с тобой я потом разберусь, — пообещал монах. — И сдается мне, что у тебя то же горе, что у твоей сестрицы. Но ничего, и ей помогу, и тебя не забуду.
Люс изумилась — что за горе может быть у блистательной А-Гард? А монах тем временем продолжал:
— Ну, девочка тоненьким голоском стонет и ахает, мужик басом рычит и подвывает. Вот по голосам слышу — скоро у них финал. Я прямо на одной ноге замер — чего же, думаю, хорошим людям в такую замечательную минуту мешать? Замер я, а меч-то перед собой держу, а весит он — ох, батюшки… А у них все так ладно получается! Вот, думаю, отвалятся они сейчас друг от дружки, я и протопаю со своим мечом. Они ведь понимают, что ночью по замку тоже могут люди ходить, и не больно испугаются. Ну, съежатся там, в оконной амбразуре… Удовольствие-то они уже получили, так?
И тут до Люс, внимавшей вполуха, дошло, о какой такой беде говорил монах.
— Так вот, голубка моя, стоял я на одной ноге, выставив этот окаянный меч, добрых четверть часа, а они все не могли управиться! — торжествующе заявил монах. — Сильны! И так стонали, и этак кряхтели, раза два я уж думал, что все — а-по-фе-оз!
Братец Тук с удовольствием выговорил великолепное слово и с гордостью взглянул на Люс — вот, мол, мы какие слова произносим. Она же буквально держала сама себя за шиворот, чтобы не отлупить братца Тука до кровавых соплей — это надо же, в чем он заподозрил такую женщину, как Люс!
— Так нет же, секундочку помолчат — и опять за дело принимаются. А я-то стою, как дурак, с мечом, в котором этот самый член святого Евстафия, то ли ноготь, то ли целый палец… Наконец мне надоело, я громко так прошагал мимо окна — и, думаешь, они заметили? Я полагаю, что они этак до завтрака пыхтели.
— А дальше? — как можно более кротко спросила Люс.
— Дальше я дурака свалял. Сунулся я с этим мечом в ту дверь, куда вошло привидение. Дверь открыта — а в покоях ни привидения, ни Марианны. Тут я, прости, грешным делом на тебя подумал. Появились неведомо откуда две непохожие сестрички, и, видно, обе с нечистой силой знаются.
— Я же тебя сама умоляла пойти в замок и отдать Марианне браслет, или хотя бы показать его и вывести ее оттуда! — возмутилась Люс. — Если я ведьма, то зачем ты, монах, мне понадобился?
— Да я и сам потом подумал — зачем? В общем, решил я вернуться к леди и доложить, что такая странная приключилась история. А надо тебе знать, что обычно я пробираюсь к леди потайным ходом, а дверца спрятана за резной панелью, на панели изображена псовая охота на кабана, и резьба, поверь мне, преискусная. И вот открываю я тихонько эту дверь, а на меня — р-р-р! Оказывается, леди Лаура новую постельную собачонку завела, та собачонка ко мне еще не привыкла, как покойница Белочка. И вот, пока хозяйка не спала, а я ее утешал, собачонка меня терпела, а спящую хозяйку ей непременно надобно от меня охранять! Ну, не подойти, и все тут! А шум поднимать мне и вовсе ни к чему. Я шиплю, как змей — леди, леди! Какое там — спит без задних ног…
— А горничные в соседней комнате, что ли, спали? — удостоверилась Люс.
— И горничные, и кормилица с сыночком. Ведь думали, что лорд к супруге ночевать явится. Я не дозвался, а большой шум поднимать тоже не мог — положим, Джоанна ни слова не скажет, она же молочная сестра Леди, можно сказать, в приданое к ней была дана. А старая ведьма Бриджет Хаксли?