— Еще бы. Твоя работа? — спросила Люс, указывая рукой сквозь кусты туда, где разбирали завал.
   — А то чья же! — приосанился монах. — Я же, когда ты полезла на стенку, никуда не ушел, а пристроился ждать. Еще мясника знакомого на дороге увидел, посидели, поговорили, поручил ему собачек в обитель отвести. А тебя все нет и нет. Ну, думаю, наломаю-ка я веток, сооружу роскошное ложе и подремлю, раз все равно есть нечего. А тут — гонец скачет. Очень мне это не понравилось — что из Блокхед-холла вдруг в Ноттингем гонца шлют. Ну, я его и перехватил. А поскольку грамотный, то понял, в чем дело. Побежал вперед, приготовил завальчик…
   — А гонец?
   — Гонец человек подневольный. Зачем его под наказание подводить? Это не по-божески, — строго сказал монах. — Послание я ему вернул, на коня его посадил, шлепнул коня по крупу — тот все понял и с места в галоп взял… А я рукава рясы закатал повыше и — за работу.
   — Черт бы побрал эту Свирель… — пробормотала Люс. — Ну, что она время тянет? С чем она никак не может расстаться?
   — Зря он отпустил гонца, — шепнула Мэй на ухо Люс. — Не нравится мне это.
   — Гуманный поступок совершил, — вступилась за монаха Люс. — Гонец ведь — действительно подневольный… Нет, но почему она стоит, как пень, и не исчезает?
   — А это что, тоже твоя сестрица? — братец Тук, поскольку уже начало светлеть, получил возможность разглядеть Мэй как следует и, разумеется, стал домогаться знакомства. — Смотри ты, темненькая! Ну, до той, светленькой, ей, конечно, по пышности далековато, но тоже — ничего, ничего! В теле, и, наверно, мяконькая!
   — Попробуй! — предложила Мэй монаху напряженный бицепс.
   — Ого! — искренне удивился монах. — Камень! Глыба! Скала! Утес! В ватаге такое не у каждого молодца найдется…
   При этом его испытующие пальцы скользнули к налитому плечу десантницы, оттуда — ниже, и, наконец, улеглись на не менее крепкой груди.
   — Сорок лет живу, а такое чудо впервые вижу! — изумился братец Тук. — Постой! Да не доспехи ли там у тебя?
   — Нет, все свое, природное, — не стряхивая руки, ответила Мэй.
   — И где ты только таких сестричек берешь? — осторожно начиная ласкать высокую грудь, спросил монах у Люс. — Одна другой краше! Одна другой пышнее! Уж я и не знаю, которую выбрать!
   — Насчет этой уговора не было, — рассеянно ответила Люс, глядя сквозь кусты на дорогу и силясь понять — почему Свирель до сих пор не исчезла? Люс даже до того додумалась, что мог сломаться браслет, и прокляла жуткими словами бездельников из Института прикладной хронодинамики.
   Между тем увлекающаяся натура монаха уже переключилась с округлостей Серебряной Свирели на не менее соблазнительные округлости Мэй. Казалось, он начисто забыл, что рядом пускает колоратурные трели потрясающая девственница. Бормоча на ухо Мэй какие-то явно банальные, но сильнодействующие комплименты, он уже добился того, что глаза Мэй сами собой закрылись. Она явно наслаждалась каждым движением его сообразительных пальцев — тем более, что плотная бархатистая ткань, в которую была затянута десантница, была эластична и не скрывала ни одной выпуклости ее тела, и опытный монашек мог пустить в ход все свои знания.
   И вдруг братец Тук, встрепенувшись, отвел руку от груди Мэй, а другую — от ее бедра. Мэй открыла глаза, Люс повернула голову и вытянула шею. Все трое замерли, прислушиваясь.
   — Скачут! — прошептала Люс.
   — Человек десять, не меньше… — добавил монах.
   — Они уже совсем близко, — и Мэй скользнула к самой обочине.
   Оттуда она увидела, что к завалу с другой стороны подъезжает всадник, опередивший свой отряд.
   — Вы люди лорда Блокхеда? — резко спросил он. — Шериф послал нас вам навстречу. Где узница? Велено ее немедленно доставить в Ноттингем. А то на гонца-то, оказывается, «зеленые плащи» напали, десять человек, еле отбился. Как бы они девицу отбить не вздумали!
   — Гуманист чертов! — ругнула Мэй монаха. — Вот тебе и подневольный!
   — Зато я все делаю за десятерых… — буркнул монах. — Можешь в этом сама убедиться, красавица.
   — Почему эта дура еще здесь?! — простонала Люс.
   — А где же ей еще быть? — удивился монах. — Она и десяти шагов не пробежит, как ее схватят.
   Люс безнадежно махнула рукой.
   — Что будем делать? — спросила уже готовая к бою Мэй.
   — Что? Понятия не имею! Видишь — у них же луки и стрелы! Они же перестреляют нас к чертовой бабушке! — воскликнула в отчаянии Люс. — Ну, чего же она ждет, эта ворона?!
   Монах знал лишь одно средство угомонить женщину — приласкать ее. Он погладил Люс по голове, привлек к себе, запустил шустрые пальцы за вырез сорочки — и нашарил на ее шее узел ремешка. Тогда его рука скользнула ниже — и обнаружила сигнальный рожок, тот самый, что дал ей юный лорд.
   — Откуда это у тебя? — изумился он, но, не ожидая ответа, продолжал: — Труби скорее! Может быть, кто-то из молодцов сейчас поблизости! Мы же посылали Черного Джека за подмогой! Не может быть, чтобы нас не услышали и не прибежали на помощь!
   — Пока они еще прибегут… — проворчала Мэй.
   — Уж что стрелки умеют блестяще — так это бегать по лесу! — возразил монах. — Конечно, это — крайнее средство, но другого-то у нас все равно нет!
   — Не смей трубить! — воскликнула вдруг Мэй, хватая Люс за поднесенную к рожку руку. — Только не это.
   — Почему так? — возмутился монах.
   — Да ведь сюда не «зеленые плащи» сбегутся, а прискачет Эдуард с нашими лошадьми! А его примут за стрелка… понимаешь?
   — Вывернется! — и монах отцепил руку Мэй от руки Люс. — Труби скорее! А то поздно будет! Видишь — они уже договорились! И Марианну уже через мой завальчик переправляют… И на коня вот-вот посадят…
   — Через мой труп! — уже не заботясь, что ее могут услышать, воскликнула Мэй. — Если его убьют, то и мне не жить! Один черт!
   — Ого! Вот это новости! — братец Тук наконец-то оценил ситуацию. — Ну, вы, женщины, вечно все запутаете!
   — Вот что, — сказала Люс. — Нужно дождаться, пока они вместе с Марианной отъедут от завала и от стражников лорда Блокхеда. Ну хоть на сотню футов! А тогда нам с Мэй напасть на них из кустов, скинуть парочку этих громил с коней и захватить их луки. И вместе с Марианной ускакать вперед! Так мы хоть сможет отстреливаться. А ты, братец Тук, останешься здесь, и если люди лорда Блокхеда вздумают стрелять в нас из-за твоего завала, ты уж как-нибудь благослови их по затылку какой-нибудь колодой!
   — Совсем спятила! — с уважением заявил монах.
   Но сумасшедшего в этой затее было меньше, чем он думал. Люс хотела сразу же, добравшись до Серебряной Свирели, переправить ее в хронокамеру, да и самой смыться туда же — в подвал Института прикладной хронодинамики. Даже с риском получить нахлобучку от бабушки. А за Мэй она не волновалась — у той тоже наверняка имелось какое-то аварийное средство. И даже усовершенствованное за полтора столетия.
   Так что единственным неприятным последствием ее плана мог быть разве что великий испуг симпатичного, но суеверного монаха, на глазах у которого вдруг со вспышкой растают в воздухе две женщины и одна девственница.
   — Пусть так, — поняв ее без слов, согласилась Мэй. — Пошли. Я-то еще сюда вернусь. Ну, на полчаса разве что опоздаю.
   — У вас такая точная наводка? — спросила Люс. — Может, вы уже и к маякам не привязаны?
   — Нет, маяки у нас есть, но не такие как у вас. Мой хронобраслет может работать в режиме маяка, например, — сказала Мэй, и Люс возблагодарила прикладную хронодинамику своего века за то, что она еще не шагнула настолько далеко вперед.
   — Ничего не понимаю, — признался монах.
   — Все получится, как ты хотела, — вздохнув, сказала Люс. — Ты останешься с Эдуардом, а меня так скоро сюда уже не выпустят. Если вообще выпустят… Я же там такого натворила! Ну, давай на всякий случай простимся. И желаю тебе счастья с мальчиком.
   — Не паникуй, — одернула ее Мэй. — Рано нам еще прощаться. Успеем.
   — Возвращаться из-за этой толстой коровищи! — яростно воскликнула Люс. — Черт меня дернул стать сопровождающим лицом! Вот теперь и возись с ней… Ладно. Поползли… Видишь, они уже коней в рысь подняли. Выберутся на ровное место — галопом пустят. Чего же она еще ждет?!
   Люс и Мэй, дав последние инструкции монаху, побежали кустами за шерифским отрядом. А поскольку бежали они напрямик, перепрыгивая через препятствия, то и обогнали петлявших по лесной дороге всадников. Опять же, подвернулось удачное дерево, нависающее над дорогой, и они вскарабкались на подходящую ветку.
   А остальное разыгралось, как по учебному сценарию в том самом десантном училище, где на стене в актовом зале висел большой портрет Люс-а-Гард.
   Они пропустили вперед почти всю кавалькаду, свалились, как гром с небес, на двух замыкающих всадников и запросто выбросили их из седел, успев отнять луки и колчаны со стрелами.
   Пока остальные разворачивали коней, Люс исхитрилась метнуть нож, а Мэй — выстрелить из лука. Еще двумя противниками стало меньше.
   Пробившись к Свирели, Люс и Мэй с двух сторон схватили за поводья ее коня и пришпорили своих.
   Три мощных жеребца, плечом к плечу рванувшие с места, смели с дороги тех, кто попытался преградить им путь, и вынесли своих всадниц из леса.
   — Ф-фу! — сказала Люс. — Ну, теперь-то ты, голубушка, наконец отправишься домой! В жизни своей я не встречала такую размазню! Здесь тебе не место! Слезай с лошади! Ну?
   — Не могу! — жалобно ответила Свирель. — Они меня привязали! А то я бы свалилась!
   Люс молча воздела руки к небесам.
   — А лошадь с собой тащить ей тоже нельзя! — вдруг развеселилась Мэй. — И по правилам, и потому, что в хронокамеру не влезет! Так что давай ее распутывать.
   — Только скорее! — взмолилась Люс. — Они же сейчас опомнятся и выскочат из леса!
   Десантницы, ругаясь, стали раздирать тугие узлы кожаных ремней. И в тот миг, когда Свирель тяжело сползла с седла на землю, мимо нее свистнула стрела.
   Испуганный конь метнулся в сторону, и его не успели удержать.
   — Ворона! — ругнула певицу Люс. — Ну, давай, работай с браслетом! А то тут сейчас такое начнется!
   — Нет, — тихо сказала Серебряная Свирель. — Я не хочу.
   — Чего не хочешь?
   — Возвращаться не хочу. Мое место здесь…
   — С ума сошла! — ахнула Мэй. — Психика не выдержала!…
   — То есть как? — Люс вовремя пригнулась, и стрела пролетела над ее головой.
   — Удирать надо, — и Мэй вскочила на коня.
   — Да, а она? — Люс ткнула пальцем в Свирель, от чего та пискнула — Люс-а-Гард обычно носила острые ногти. — На кого мы ее оставим? На ноттингемского городского палача?
   — Оставьте меня в покое! — закричала Свирель, причем совершенно немузыкально. — Ничего со мной тут не случится! Я не пропаду!
   — Ничего себе! — хором возмутились Люс и Мэй. — Ее в тюрьму везут, а она считает, что и там не пропадет! Ты же ножа в руках держать не умеешь! Тебя же к седлу приходится привязывать! Ты же даже лук не натянешь! Ты же ни одного приема айкидо не знаешь! Не говоря уж о карате!
   — Ну и что? Ну и пусть меня везут в тюрьму! В тюрьме тоже есть мужчины! — загадочно объявила Свирель.
   — Ну, это уже становится интересно! — поймав на лету очередную стрелу и сломав ее, Мэй соскочила с коня. — А ну, говори, только быстро, а мы послушаем!
   Люс же схватила ту руку Свирели, что с браслетом, и стал лихорадочно набирать аварийный код.
   — Не смей! — Свирель вырвалась. — Со мной ничего не случится! Они же все от меня без ума!
   Люс и Мэй быстро переглянулись — у них не было сомнений, кто из присутствующих без ума…
   — Кто-нибудь да спасет! — продолжала Свирель. — Думаешь, они допустят, чтобы я попала в тюрьму? Вон тот, который ехал рядом со мной от самого Блокхед-холла, всю дорогу пытался обнять и что-то объяснить. Да если бы я ему просто руку пожала, он бы меня увез, выручил, и вон тот, в капюшоне, тоже, и вон тот, в синем плаще с рыжим мехом!
   — Интересно, как ты это поняла? Ты же не знаешь языка! — возмутилась Люс, приседая на корточки, потому что стрелы посыпались уж очень часто.
   — А тут не нужно знать языка, — и Свирель, присев рядом с ней, зашептала: — А тебе случалось приходить в гостиницу после заключительного концерта всемирного фестиваля? А? Только что тебе цветы дарили, медали вручали, призы в бархатных коробочках! Шампанское на сцене! И вот вносят к тебе в номер всю эту кучу цветов, и расставляют их в ведрах, и вот приводят тебя после банкета — ты бывала на этих казенных банкетах? И входишь ты в свой номер, а все оттуда выметаются! И сидишь ты всю ночь одна с этими дурацкими цветами и проклятыми медалями! Ты сидела когда-нибудь всю ночь одна, никому не нужная? А я сидела! На каждом конкурсе и фестивале!
   От такого взрыва ярости, да еще на корточках, Люс остолбенела.
   — А здесь меня желают все мужчины! Здесь они видят меня — и у них глаза делаются сумасшедшие! Вы за меня не бойтесь, я не пропаду, — как можно более убедительно продолжала Свирель. — Когда ты дала мне браслет, я сразу все вспомнила — все эти фестивали! А если вы насильно отправите меня обратно, чтобы я опять была одна и ревела в подушку, то я просто повешусь, и все тут!
   — Если веревка выдержит! — съязвила Мэй.
   — Ты вспомни, как от Черного Джека улепетывала! — наконец обрела дар речи Мэй. — Мужское внимание ей понадобилось! Да ты из-за этого внимания чуть на эшафот не угодила!
   — Пусть на эшафот! — не сдавалась упрямая примадонна. — Только не ночью в пустом номере, с кучей вонючих цветов!
   — Нас окружают! — воскликнула Мэй.
   — Из-за тебя мы все погибнем! — Люс как следует тряхнула Серебряную Свирель за плечи, от чего та повалилась на спину, в прямом смысле слова вверх тормашками.
   — Вы спасайтесь, — тем не менее упрямо отвечала она, перекатившись на бок, — а я останусь!
   — Ну, что станешь делать с дурой? — в отчаянии воскликнула люс. — Беги хоть ты, Мэй! И не поминай лихом! А я останусь с этой дурой. Я же — сопровождающее лицо…
   — Лезем на холм! — велела Мэй.
   — Ага! Там нас и вовсе окружат!
   — Там мы сможем держать круговую оборону. У нас же целых два лука и полные колчаны стрел!
   — Ну, выпустим все стрелы — дальше что?
   — Дальше видно будет. Может, эта красавица поумнеет, — довольно презрительно сказала Мэй. — Ну, к холму! И тащи ее за руку, а я буду пихать сзади!
   Свирель, которой очень хотелось опять попасть в плен, несколько раз пискнула, но ее шустро вознесли на самый верх поросшего кустарником и усыпанного валунами невысокого холмика.
   — В таких, говорят, живут феи, — заметила Мэй.
   — Только поэзии нам тут и не хватает, — буркнула Люс, накладывая стрелу на тетиву.
   Как выяснилось, люди лорда Блокхеда, бросив лошадей за монашескими завалами, выбрались на открытое место, увидели, что ребята шерифа осаждают холм, и, естественно, присоединились к ним.
   Первую атаку Люс и Мэй отбили легко — у них было достаточно стрел, к тому же они прятались за валунами.
   Со второй было похуже — они уже экономили боеприпасы, но справились.
   Когда нападающие пошли в третью атаку, Люс окончательно потеряла терпение.
   — Сейчас я пристегнусь к тебе поясом, и мы отбудем домой на одном хронобраслете! — пригрозила она Свирели, за которой в ходе перестрелки нужен был глаз да глаз — всемирно известное колоратурное сопрано так и норовило скатиться с холма в объятия неотесанных вояк двенадцатого века.
   Люс не было уверена, что такое путешествие возможно, да только Свирели об этом знать было незачем.
   — Не дамся! — прорычала Свирель, отползая в сторону. Тут первая стрела четвертой атаки достала ее. Стрелок послал эту стрелу туда, где уловил неуклюжее трепыханье в кустах, и пригвоздил певицу к дереву за растрепанную шевелюру.
   — Так тебе, растяпе, и надо! Ты же пропадешь! Немедленно набирай код! — крикнула Люс, и тут же ей пришлось двинуть тяжелой рукоятью кинжала прямо в челюсть возникшую из кустов бородатую рожу. Схлопотавший рукоятью с воплем кувырнулся назад и покатился со склона.
   — Не пропаду! Мужики не дадут пропасть! — отвечала упрямая Свирель, отцепляясь от дерева.
   И тут за цепью нападающих Люс увидела двух всадников. Один, положим, еще мог помочь, зато второй был тут сейчас совершенно ни к чему.
   Неизвестно, как вышло, что сэр Эдуард и братец Тук встретились, и неизвестно, до чего они договорились, но обоим, очевидно, надоело ждать, и они, сев на лошадей, дружно поехали посмотреть, чем это тут заняты две женщины и одна девственница.
   Разумеется, осада холма их в восторг не привела.
   Хорошо, что у монаха лежала поперек седла здоровенная дубина, смастаченная на скорую руку из подходящего деревца. Он гаркнул, гикнул и бросился вызволять осажденных. Юный лорд молча поскакал за ним.
   Нападающие, временно оставив холм в покое, окружили отчаянного монаха, пытаясь стянуть его с лошади. Он, ругаясь и вопя, гвоздил дубиной направо и налево.
   Мэй, отложив в сторону лук, шарила в кармане.
   — Записать! — коротко сказала она Люс. — Для фольклористов! Это же прелесть что такое!…
   И вытащила крошечный диктофон.
   Но запись изысканной монашьей ругани не состоялась. Сэр Эдуард, разогнавшись, тоже замешался в схватку. Но он был совершенно неопытным бойцом. Его-то первым делом, схватив за ногу, и скинули с коня.
   С боевым кличем команчей Мэй, отшвырнув диктофон, кинулась вниз по склону — спасать своего ненаглядного поэта!
   Судя по тому, что из несуразной свалки над ним, в которую она врезалась с разбега, вылетел некто вопящий, растопырив руки и ноги, и приземлился чуть ли не в десяти шагах, Мэй здорово рассердилась.
   Но противников было все же многовато даже для таких лихих бойцов, как Люс-а-Гард и Мэй-Аларм. Люс была озабочена бестолковой Свирелью, Мэй помнила только о юном лорде, и это сильно снижало их боеспособность.
   Кто— то из нападавших догадался и набросил на братца Тука веревочную петлю. Она охватила мощные плечи, четыре человека повисли на веревке и завалили монаха на конский круп. Еще двое вцепились в руку с дубиной.
   Ситуация стала — хуже некуда.
   И тут только Люс сообразила — ведь поэт все равно уже в гуще схватки, так что Мэй не станет возражать против сигнала тревоги!
   По холму карабкались люди шерифа. Они знали, что у Люс больше не осталось стрел.
   Прикрывая собой до сих пор не осознающую опасности Свирель, Люс поднесла к губам сигнальный рожок.
   Достойно протрубить ей удалось только с третьего захода.
   И хрипловатый, протяжный, переливчатый звук понесся, вибрируя, над опушкой Шервудского леса…

15. ДАМЫ ДЕЛАЮТ ВЫБОР

   На несколько секунд все замерли. Даже те, кто удерживал монаха. Даже сам монах, несомненно, ощутивший, что их хватка ослабла.
   Одни — с надеждой, другие — с ненавистью прислушивались, не откликнется ли лес.
   И он откликнулся!
   Где— то далеко запел другой рожок.
   — Продержитесь еще немного! Спешу на выручку! — обещал он.
   Малость поближе отозвался еще один, не такой звонкий, зато басовитый.
   — Еще минутка — и я здесь! — сообщил он.
   А когда совсем рядом подхватил его угасающий звук четвертый рожок, самый звонкий, самый отчаянный, издалека прилетела первая стрела «зеленых плащей».
   Конечно же, она никого не ранила и даже не задела. Она была уже на излете, да и пущена наугад. Но по ней все поняли, откуда спешат стрелки. И быстро сообразили, сколько времени потребуется этим неутомимым бегунам, чтобы добраться до поля боя.
   Трудно было смутить «зеленые плащи» завалом на дороге. Они могли передвигаться по ветвям едва ли не быстрее, чем по ровному пути. Открытое место они переползали со скоростью змеи. Водная преграда их только радовала.
   Поняв по стреле, откуда ждать подмоги, Люс бросилась ничком в траву, потащив за собой Свирель.
   Главное сейчас было — не мешать.
   Она поняла, что перед рукопашной, где и ей найдется чем блеснуть, «зеленые плащи» дадут по людям шерифа и лорда Блокхеда несколько дружных залпов, и если встать на пути грозовой тучи стрел, то превратишься в помирающего ежа.
   Прошло с полминуты — и этот гром грянул!
   Отряд шерифа ответил тем же, и над головами Люс и Свирели туча стрел пролетела уже в другую сторону.
   Дав залп, «зеленые плащи» под его прикрытием совершили короткую и стремительную перебежку.
   Рядом с Люс припал на одно колено Черный Джек. Словно не замечая Свирели — а, может, и впрямь он ее сгоряча не заметил, — стрелок вдруг вскочил, оперенная стрела молниеносно легла на тетиву, сорвалась, улетела, и сразу же ушла в полет и вторая стрела. Не дожидаясь ответных выстрелов, Джек бросился в траву рядом с Люс.
   — Неплохо! — одобрила она.
   — Хорошая штука — добрый тисовый лук! — сообщил, приподнявшись на локте, банальную истину Черный Джек. — Он достался мне от Энтони Смита, А Энтони получил его от покойного Аллана О'Дейла. Этому луку лет пятьдесят уж будет.
   Тут Джек вместе со своим историческим луком откатился в сторону, а туда, где только что была его голова, вонзилась стрела.
   Смех Черного Джека раздался вдруг почему-то из куста боярышника. Как стрелок успел там оказаться, было совершенно непонятно. Он сделал еще два молниеносных выстрела и кинул лук Люс.
   — Прикрой меня!
   «Зеленые плащи» наконец-то пошли врукопашную!
   Схватка была короткой — в тылу врага орудовали Мэй и выпутавшийся из веревок монах.
   Люс, конечно, могла вмешаться и проявить все свои боевые таланты. Но, во-первых, она видела, что дело клонится к победе лесных стрелков, так что можно расслабиться и просто понаблюдать за сражением. А во-вторых, кое-какие заявления Свирели навели ее на размышления. Возможно, Томасу-Робину будет куда приятнее видеть ее не с ножом в руке, или, к примеру, брыкающей какого-нибудь недотепу каблуком в челюсть, а в первом ряду партера, созерцающей схватку, словно настоящая леди.
   А было— таки на что поглядеть!
   Томас— Робин сражался не только отчаянно, но и красиво -особенно когда поднимал врага в воздух на вытянутых руках, чтобы отшвырнуть его подальше.
   Скоро люди лорда Блокхеда отступили в лес — туда, где за монашьим завалом остались их кони. А отряд шерифа, оказавшись в убогом меньшинстве, сбился в кучу и без лишних разговоров дал деру — тем более, что лошади в схватке не пострадали. А молодцы из Шервудского леса могли бы бежать рядом с лошадью, идущей рысью, но догнать коня на галопе, да к тому же коня, которого шпорят и лупят поводьями по шее, было даже им не под силу.
   Подбирая свои и чужие стрелы, пряча оружие, стрелки медленно сбредались туда, где стоял их красавец-вожак и негромко трубил в рожок. Люс и Свирель встали, отряхнулись и тоже пошли к нему, причем сердце у Люс билось, как много лет назад перед экзаменом по ненавистной химии. Никогда больше она не была в такой панике — даже на том чемпионате, где завоевала титул «А-Гард».
   К ней подошел юный поэт — изрядно потрепанный в побоище, но почему-то веселый и довольный.
   — Если бы братец видел, как я дрался, он перестал бы соблазнять меня тихой кельей! — гордо сказал юноша, и Люс поняла — ему удалось кого-то нечаянно смазать по уху. Правда, она удивилась его радости — но, возможно, в мальчике проснулась боевая ярость дедушки крестоносца.
   Подошла и Мэй — взлохмаченная, как попавшая в смерч ведьма.
   — Люс, у меня есть предложение, — тихо сказала она. — Эти дикари сейчас усядутся под зеленый дуб праздновать победу, а нам троим не мешало бы умыться. Ты посмотри, на что мы похожи! К тому же — не знаю, как ты, а я вспотела.
   — Думаешь, они обратят на это внимание?
   — Нет, конечно, а разве тебя не волнует твое собственное самочувствие? И я в таком виде работать не могу. Это несолидно.
   — И у тебя хватит мужества лезть в холодный ручей? — Люс даже содрогнулась от такой перспективы.
   — Почему же в холодный ручей? — загадочно спросила Мэй.
   И у Люс появился предлог отозвать Томаса-Робина, притянуть его рукой за шею, коснуться губами его уха и долго шептать о том, что женщины сейчас скроются на полчасика, и вовсе незачем искать и беспокоить их.
   На берегу ручья Мэй расстегнула и сняла свой широкий пояс. Он был сделан на манер патронташа, только патроны двенадцатому веку никак не соответствовали бы — порох в Европу должен был прибыть примерно два века спустя.
   Мэй достала один патрончик и вынула из него какую-то бесконечную тонкую пленку. Достала другой — это был крошечный металлический баллон, наподобие гильзы, как оказалось — со сжатым воздухом. Достала третий — он оказался футляром для странной штуковины, из которой торчала спиралька в палец длиной. И, наконец, четвертый патрон оказался складным ведром. В нем же хранились и пузырьки с жидким мылом неслыханного аромата.
   Люс взвыла от зависти — такое снаряжение хронодесантницы ей и не снилось. И она как следует ругнула в душе свой век, озабоченный орбитальными станциями и не знающий о подлинных нуждах десанта.
   Не успели Люс и Свирель ахнуть — перед ними была надувная ванна. Осталось только натаскать туда воды из ручья, согреть ее и развести пенный шампунь, который Мэй тоже прихватила с собой в виде крошечных, с дробинку, шариков.
   Люс, оттираясь от боевой грязи, взяла всю эту роскошь на заметку, чтобы дома скопировать ее, насколько позволят технические возможности промышленности.