Уайли Джонатан. Лабиринт теней

   «Позади него никакого тумана не было и в помине — легче легкого возвратиться. Впереди же поджидали неведомые опасности — черные обрывы, невидимые чудовища, хитроумные ловушки… Пойти вперед означало всецело положиться на судьбу и доказать, что ради своей любви и высокой цели он готов рискнуть самой жизнью.
   Солнце уже почти скрылось, а он все еще мешкал. Впервые сердце его ледяной рукой стиснул страх. Но вот слабый ветерок донес до него едва различимый аромат волос любимой. Это решило все. И Мортен бесстрашно шагнул во тьму. И словно растворился в ней — бестелесный, невесомый, одинокий…»
   В таверне Ньюберри повисла гробовая тишина. Никто, казалось, даже не дышал.
   «Сколько он проблуждал так и далеко ли ушел, Мортен не знал. Из туманного облака он выбрался лишь тогда, когда закончилось затмение солнца, и прямо впереди увидел башню, на стенах которой играли последние отблески заката. Мортен оглянулся и только тут разглядел, что прошел по узенькой, словно ниточка, каменной гряде. Сверни он с пути — и тотчас же разбился бы о камни, лежащие далеко внизу, где ревело яростное море, швыряясь клочьями белой пены.
   С бешено бьющимся сердцем он отпер двери ключом, за который недавно сразился с драконом, и побежал вверх по винтовой лестнице. В самых верхних покоях башни, откуда видны были и земля, и океан, Мортен и Юлитта упали друг к другу в объятия, чтобы вовек не расставаться».
   Первым зааплодировал Ньюберри, а Магара, смущенно улыбаясь, принялась кланяться. Кто-то пустил шляпу по кругу, и весело зазвенели золотые. Среди восторженных похвал слышались и просьбы продолжить, однако Магара вежливо, но решительно отказалась. Ей не терпелось добежать до дома.
   Ведь, рассказывая свою сказку, она внезапно вспомнила, что видела-таки солнечное затмение, живя в кратере. Вот только было оно не на небе…

Глава 16

   Магара поспешила домой, терзаемая волнением и дурными предчувствиями. Засветив лампу, девушка кинулась к кованому сундуку, где хранила свои старые платья. Перерыв все его содержимое до самого дна, она отыскала наконец то, что требовалось. Давненько не глядела она на старинное вышитое панно, что хранилось в сундуке, тщательно завернутое. Причиной тому было не только желание сберечь нежную вышивку, но и еще одно обстоятельство. В дополнение к основным своим талантам, коими прославилась она в Тревайне, Магара пыталась преуспеть и еще в одном искусстве — в вышивании. Но ни разу не удалось ей явить миру ничего подобного этому поразительному панно, которое привезла она из дому.
   Дом… Давным-давно Магара, вспоминая Аренгард, даже про себя не называла его домом, а вот теперь ее одолевали воспоминания, которые пробудил в ее душе визит Слэтона. И былая уверенность в себе покинула девушку…
   Осторожно развернув панно, она разложила его на полу, придвинула лампу поближе и стала внимательно разглядывать левый нижний угол полотна. Да, вот оно! Прежде она всегда считала, что вышитое солнце закрыто наползающей тучей. Теперь же не сомневалась: изображено солнечное затмение, и сверкающий ореол вокруг померкшего диска был тому неопровержимым доказательством.
   Панно зачаровывало ее с самого детства, и интерес к этому шедевру сейчас пробудился с новой силой. Рисунок был тщательно продуман и выполнен в мельчайших подробностях с поразительным мастерством: каждый листик и лепесток, каждый зверь и птица, каждая капля росы и луч света казались живыми и реальными. Далеко не всякий живописец на такое способен. Древняя вышивальщица, редкая мастерица своего дела, обладала и дарованием истинного художника. Никто в точности не знал, сколько лет панно. Несомненно, это сокровище почиталось семейной реликвией многими поколениями предков Магары, и среди того немногого, что взяла она с собой, уезжая из Аренгарда, было и это чудо.
   Панно представляло собой вертикальный прямоугольник, разделенный на четыре равные части, каждая из которых являла законченный пейзаж. В самом центре располагался небольшой веночек из полевых цветов. Всякий, глядя на эти пейзажи, сразу понимал, что все они как-то связаны между собой, но это отнюдь не мешало им быть совершенно разными. К тому же присутствовали тут и необъяснимые странности, и скрытые несоответствия. Солнечное затмение принадлежало к их числу. Хотя на небе, частично закрытое лунным диском или же облаком, без сомнения было изображено солнце, в водах озера мерцало отчетливое отражение лунного серпа. И, словно для того, чтобы усилить загадочность пейзажа, подле озера изображен был одинокий волк с поднятой вверх мордой. В детстве Магаре казалось, будто она слышит его вой…
   «Ну, и что это мне дает? — размышляла Магара, но в голову ей лезла лишь навязчивая мысль о том, воет ли Тень на луну или на солнечное затмение. — Да-а-а, негусто…»
   Сцена с затмением располагалась в левом нижнем углу панно, и Магара всегда считала ее последней из четырех. Девушка обратилась к началу в надежде, что картина в целом хотя бы что-то прояснит, по крайней мере теперь, когда она разглядела затмение.
   Она всегда начинала разглядывать панно с верхнего левого угла по двум причинам. Не возникало сомнений, что на панно изображены четыре времени года, а первым из них была весна. Цветы распускались, деревья зеленели, к тому же мастерица ухитрилась изобразить переменчивость весенней погоды: дождь и солнце одновременно. Венчала сцену великолепная радуга. Были тут, однако, и странности, разглядеть которые мог лишь самый пристальный взор. Среди весенних цветов кое-где виднелись пушистые головки одуванчиков — крылатые семена вот-вот готовы были взлететь, подхваченные ветром, чего весной никогда не бывает. А дорожку в траве усыпали опавшие листья.
   И все же ошибиться было нельзя — в верхнем левом квадрате изображена именно весна, а рядом, в правом углу панно, — лето. Тут солнце сияло в ослепительно-синем небе, луг пестрел цветами, а листва сочно зеленела. Сценка словно источала тепло. Но с яркими оранжевыми бархатцами, синим люпином и роскошными розами соседствовали стыдливые головки подснежников.
   Внизу, в правом углу, красовался осенний пейзаж. Древесные кроны горели золотом и багрянцем, землю покрывал разноцветный ковер, ветви отягощали спелые плоды, на кустах алели ягоды, но вот на плакучей иве почки лишь набухали, а верба изукрашена была нежными светло-серыми барашками, словно ранней весной.
   Цикл завершала зима. В прогале меж облаков виднелось солнце, полуприкрытое то ли лунным диском, то ли темной тучей. На земле лежал снег, а общая мрачность картины словно предвещала бурю. Деревья были голы, лишь кое-где зеленели кроны сосен. Изображение воющего волка усиливало впечатление. Но в самом центре снежной пустыни, почти незаметная на сверкающей белизне, вопреки здравому смыслу и законам природы, пышным цветом цвела белая роза.
   Прослеживалась на панно и еще одна последовательность — на каждой из картин присутствовала женщина, изображенная в разные периоды жизни. Весной это было невинное дитя, самозабвенно бегающее по саду, — руки девочки широко раскинуты, темные волосы треплет ветер. Летом юная девушка, серьезная и очень красивая, но все еще полная невинной радости, склонившись, наслаждалась ароматом цветов. Осенью женщина в расцвете лет и красоты, величественная и спокойная, стояла выпрямившись, глядя на лебедя, пролетающего в вышине. А зимой седая старуха на закате своих дней в кресле занималась вышиванием. Магара не сомневалась, что это был портрет самой мастерицы, а все прочие — ее воспоминания о былом. Что побудило ее посвятить столько времени и сил кропотливому труду? И откуда эти очевидные странности в обычных на первый взгляд пейзажах? Магара давно искала ответ на эти вопросы, но оставалась ничуть не ближе к разгадке, чем тогда, когда впервые взглянула на это чудо. Может быть, где-то есть ключ к разгадке, которого она не замечала прежде?
   Магара отметила и другие закономерности. К примеру, положение солнца и особенности пейзажей. Первые два, несомненно, располагались неподалеку друг от друга. И хотя все эти пейзажи были различны, девушка склонялась к мысли, что где-то существует место, откуда видны все четыре. Некоторые совпадения ландшафта лишь укрепляли ее в этом мнении.
   Например, на весенней картинке слева направо бежал ручеек. На границе с летним пейзажем он пропадал, а затем появлялся снова, почти в той же точке. Казалось еще, что сосны на осеннем и зимнем пейзажах — это участки одной и той же рощи. Таких доказательств находилось тут пруд пруди, причем порой доказательств куда более основательных. Летом солнце висело низко над горизонтом, а картина полна была чистых красок, возможных в природе лишь на рассвете, значит, мастерица, а вместе с ней и зрители смотрят на восток. Осенью солнце вновь было низко, но небо расцветили закатные краски, следовательно, на сей раз вышивальщица глядела на запад. Догадку эту подтверждал гусиный клин, летящий высоко в небе справа налево, несомненно, на юг. А куда еще могли лететь перелетные птицы в это время года?
   Оставшиеся два пейзажа, исходя из этой логики, были северным и южным, однако положение солнца не позволяло сориентироваться. На весеннем пейзаже оно стояло высоко, и с любого направления смотрелось бы практически одинаково. Зимой же странное померкшее светило тоже почти достигало зенита, но задача значительно затруднялась, ведь в озере отражалось не солнце, а луна. Но Магара, приметив крошечную деталь в самом уголке: маленький гусиный клин, как бы улетающий прочь от зрителя, — все же решила, что вид на север, ибо логично было предположить, что гуси по весне летят с юга на север.
   Кроме последовательности времен года, существовала еще и другая, на первый взгляд не совпадающая с первой. Полдень, восход, закат, снова полдень — или полночь, если в водах озера отражается луна. Сколько ни ломала девушка голову, так и не усмотрела тут логики. Так же, как и в последовательности изображения сторон света: север, восток, запад, юг. Понятно было бы, если б художница «путешествовала» по стрелке компаса в каком-либо одном направлении: например, север, восток, юг, запад, так ведь нет же! Но хотя Магара и не могла разгадать этой шарады, мелкие детали картины были столь захватывающими, что девушка охотно прощала древней вышивальщице некоторую непоследовательность. И правильно делала, ибо, если приглядываться, то непоследовательностей тут было величайшее множество.
   Помимо растений, цветущих и плодоносящих вопреки законам природы, кое-какие детали оказывались далеко не столь невинными, каковыми казались на первый взгляд. Среди весенних колокольчиков резвились дикие кролики, не обращая никакого внимания на распушившую хвост лисицу. Рыжая хищница играла вместе с ними на солнышке и, похоже, в свою очередь не видела в таком соседстве ничего странного. Прямо в центре летнего пейзажа высилось полуразрушенное каменное строение цвета золотистого меда. Пустые оконные проемы и арки заросли плющом, а садовые скульптуры были низвергнуты с пьедесталов, разбитые, казалось, чьей-то жестокой рукой. В центре внутреннего дворика виднелся узорчатый бассейн. Над водной гладью, покрытой кувшинками, застыла в полете золотая рыбка. В самом центре бассейна располагался фонтан, и, невзирая на общее запустение, из него била кристальная струя. А высоко в небе парил яркий зимородок.
   На осенней картинке низко летящий лебедь направлялся в сторону, прямо противоположную маршруту гусиной стаи, но это не казалось таким уж важным. В самом ли деле зимой лебеди улетают в теплые края? Магара не знала точного ответа на этот вопрос, но всегда жалела, что это прекрасное крылатое создание одиноко: ведь лебединая пара сочетается браком один раз и на всю жизнь. А подле ног женщины в траве бродило несколько разноцветных уточек, что было тоже странно, ведь на осенней картинке, единственной из четырех, не усматривалось никакого водоема. Но самой вопиющей странностью было тут изображение белки. Зверек висел вниз головой, уцепившись за огромное красное яблоко, и самозабвенно грыз сочный плод. Рано или поздно белка непременно должна была доесть яблоко и неминуемо свалиться вниз. Магара никогда в жизни не видела, чтобы белки вели себя столь абсурдно.
   На весенней же картинке в самом центре буйства жизни виднелось мрачное серое надгробие. Именно эта деталь привлекла внимание Магары тотчас же вслед за солнечным затмением. То, что напоминание о бренности бытия вклинивалось в торжествующий гимн жизни, было достаточно странным. Куда уместнее выглядел бы могильный камень, вписанный в мрачноватый зимний пейзаж. Но, возможно, дряхлая художница, чувствуя приближение неминуемой кончины, прибегла к тонкому художественному приему — изобразила маленькую девочку беззаботно пляшущей подле могилы, даже не подозревая о скоротечности жизни…
   Очередная тайна заключена была в надписи, едва различимой на сером камне. Она гласила:
 
   НЕ ВЕРЬ СНАМ
   И время вечно
 
   В детстве и ранней юности Магаре эта странная эпитафия не представлялась загадочной. Что, в сущности, загадочного в призыве воспринимать смерть как сон? Однако на этот раз, приглядевшись, девушка поразилась странному расположению букв: интервалы между словами практически отсутствовали, да и во второй строке заглавной была лишь первая буква. А в верхней строчке словно полустертый мягкий знак напоминал… Он напоминал букву «Н»! Может быть, именно это и есть ключ к разгадке? Мысленно перенеся заглавную «И» в первую строчку, изумленная Магара прочла вслух: «Неверн с нами, время вечно».
   Неужели давняя ее прародительница-вышивальщица зашифровала в этой удивительной эпитафии название «Неверн»? А недавнее явление Слэтона с известиями об этом канувшем в небытие месте?.. Полно, да простое ли это совпадение? Неужели древняя вышивальщица все еще пребывает там, где «время вечно»? Связано ли с панно неким мистическим образом исчезновение Селии? И связана ли вся совокупность этих загадок с участившимися солнечными затмениями?
   Было уже далеко за полночь, когда Магара силой заставила себя оторваться от вышитых пейзажей и лечь в постель. Уже смежая усталые веки, она подумала, что если она всерьез задумала отыскать ответы на все эти вопросы, то ей придется самой отправиться в Неверн…

Глава 17

   Магара проснулась очень рано и, зябко поежившись от утренней прохлады, свернулась калачиком. Давешние догадки казались ей теперь притянутыми за уши и совершенно нелепыми. Она лежала, полусонная и измученная, и лениво размышляла. У нее нет решительно никаких серьезных причин, чтобы срываться с места и устремляться в неведомый Неверн, ведь даже сумей она отыскать его, неизвестно, как все сложится дальше… И все же ощущение, что стоит хотя бы попытаться, не покидало ее.
   «Но чего я добьюсь? — спрашивала она себя. — Допустим, я туда попаду…» Она помнила, что хоть Селии и удалось проникнуть в таинственную лощину, никто с тех пор ни слова более о ней не слышал. «А вдруг мне удастся помочь ей?» Магара показалась самой себе столь нелепой в роли бесстрашной избавительницы, что даже рассмеялась. «Полно, да способна ли я вообще что-то сделать — в Неверне ли или еще где-нибудь, чтобы прекратились эти затмения? Так для чего же копья ломать?»
   Трезво рассудив, она пришла к выводу, что самое большее, чего может добиться, — это разрешить несколько загадок, внезапно смутивших ее покой. Но достаточно ли это веская причина для того, чтобы пускаться в столь опасный путь?
   «И потом, как я отыщу туда дорогу?» У Магары не было собственной лошади — своего старого мерина она за бесценок уступила одному из местных уже несколько лет тому назад, денег у девушки оставалось с гулькин нос, да и продать особенно было нечего. Даже домик ей не принадлежал, она арендовала его у муниципалитета Тревайна.
   Магара встала и лениво оделась, потом без всякого аппетита позавтракала, просто так, для порядка, и снова направилась к домику Иро. Она прихватила с собой панно, бережно завернув его в чистую холстину. В домике алхимика, как всегда, было темно, а когда Магара позвала его по имени, ей никто не ответил. Девушка уже собралась было отправиться восвояси, но тут из домика донеслось еле слышное шуршание. Она снова позвала хозяина, уже громче и настойчивее. В домике снова что-то завозилось, раздался громкий зевок и хриплый кашель — Иро наконец-то пробудился. Девушка догадалась, что он колдовал над своими ретортами до самого рассвета. Но алхимик резко оборвал поток ее смущенных извинений, ибо горел желанием поскорее узнать, что она обнаружила.
   — Ну как, нашла что-нибудь про Неверн? — хрипло спросил он.
   — Да, но не в книгах, — ответила она.
   И принялась подробно пересказывать алхимику отрывок, повествующий о Лабиринте Теней, потом поведала про вышитое панно и его возможную связь с таинственным Неверном.
   Они вдвоем долго ползали на коленках вокруг расстеленного на досках панно, подробно обсуждая одну за другой странности картины. Иро горько разочаровал Магару: он согласился со всеми ее доводами, но не смог дать ей пищи для дальнейших раздумий.
   — Поразительно! — Иро встал и с трудом разогнулся. — Старичку вновь захотелось пуститься в дальние странствия, и все из-за какой-то вышитой картинки! — И синие пронзительные глаза устремились на Магару.
   — Так ты считаешь, что мне следует туда отправиться? — спросила она.
   — А ты сама как думаешь? — ответил он вопросом на вопрос.
   — Не начинай снова! — взмолилась она. — Отвечай по-человечески!
   — Даже если этот Неверн и существует, — заговорил алхимик, — в чем у нас с тобой нет абсолютной уверенности, то теперь он вовсе не таков… — Иро указал на панно. — Это явствует из рассказа Слэтона. Путешествие может оказаться очень опасным.
   Магара и сама так полагала, но ей хотелось услышать доводы Иро.
   — А почему опасным?
   — Уж тебе-то, милая моя сказочница, должна быть знакома легенда о месте, в которое далеко не всякий маг отваживается входить. Это чуть ли не самый известный миф в истории магии.
   — Разумеется, — нетерпеливо произнесла Магара. — В той легенде, которую я знаю, место это именуется Сердце Вихря, и тот из магов, кто явит истинное могущество, будучи допущен туда, получит великую власть и станет править миром. Но какое отношение имеет эта сказка к теме нашего разговора? Неужели ты всерьез полагаешь, будто Неверн и Сердце Вихря — это одно и то же?
   — Разумеется, нет, — спокойно сказал Иро. — Но если магические силы столь зловещи в Сердце Вихря, где бы это место ни находилось, почему бы не предположить, что в других местах они менее опасны? Каждый сколько-нибудь здравомыслящий философ знает, что любой силе, действию или даже вещи соответствуют противоположности — так сказать, с обратным знаком. Если магию можно употребить во благо, как свидетельствуют древние легенды и сказания, значит, можно употребить ее и во зло. Увы, мастерами своего дела бывают не только достойные люди. Возможно, кто-то проник в Неверн, лелея черные помыслы, и — намеренно ли, случайно ли — разрушил или до неузнаваемости изменил это прибежище магии.
   Магара взглянула на панно и вновь залюбовалась.
   — Погубить такую красоту — настоящее преступление!
   — Но я всего-навсего предположил, — примирительно сказал Иро.
   — Впрочем, Сердце Вихря — не более чем вымысел, — с облегчением подхватила Магара. — Ведь его на самом деле не существует, правда? Или… или существует?
   — Тебе лучше моего известно, что все легенды на чем-то основаны, — ответил алхимик.
   — Да, но этот вздор насчет господства над миром — сущая сказка! — запальчиво воскликнула Магара. — Легенды вечно все приукрашивают! Уж я-то знаю, сама вон сколько сказок сочинила!
   — Что ж, это не лишено смысла, — согласился Иро. Голос алхимика, впрочем, звучал не слишком уверенно.
   — А ты знаешь, где находится Неверн? — в лоб спросила Магара.
   — Это в шести-семи днях пути отсюда на север, — ответил Иро, пристально глядя на Магару.
   Девушка задумалась, потом спросила:
   — А есть какие-нибудь заколдованные места поближе к кратеру?
   — Ближайшее, которое мне известно, — это гора Свистунья.
   — Я о ней слышала, — нахмурилась Магара.
   — Неудивительно, — заметил Иро. — Это всего в нескольких лигах от твоего родового поместья. Ну, а ежели направиться туда от кратера, то придется тебе, голубушка, проехать через родной Аренгард!
   — Вспомнила! — вскинулась Магара. — Говорят, будто это самое холодное место во всей округе! Там повсюду множество мрачных замшелых камней. У меня ни разу не возникло желания туда наведаться. Вот только никогда не слышала, что это место заговоренное…
   — Мне тоже не приходилось там бывать, — сказал Иро, — посему ничего не могу сказать о тамошнем климате, но мне известно, что на вершине горы камни стоят кругом и они много старше, чем самые древние поселения в Левиндре. Поэтому, естественно, никто не знает, чьих это рук дело. Однако существует легенда, будто это дети одного бога, которые пошли против воли отца, а он в наказание обратил их в немые камни. И теперь у них довольно времени, чтобы осознать свою вину и раскаяться…
   — Даже мои родители не были столь жестоки к детям, — улыбнулась Магара.
   — Ну, полно, душечка, ведь вполне возможно, что божественный папаша когда-нибудь сменит гнев на милость и совершит обратное превращение…
   — Вот на это я хотела бы взглянуть!
   — Легенда гласит также, — продолжал Иро, — будто в свисте ветра на горе можно расслышать дивные тайны. Отсюда и ее название.
   — Если гора находится к северу от кратера, то это по пути в Неверн! — рассудила Магара.
   — Примерно так.
   Магара глубоко задумалась. Иро терпеливо выжидал.
   — А откуда тебе все это известно? — спросила наконец девушка.
   Алхимик улыбнулся.
   — А оттуда же, откуда ты узнала все древние легенды, — ответил он. — Я любознателен. К тому же довольно долго живу на этом свете и многое успел узнать…
   Магара усилием воли поборола искушение спросить, сколько же алхимику на самом деле лет, ибо она уверена была, что он уйдет от прямого ответа.
   — Это теперь все усилия мои сосредоточены на том, чтобы заставить проклятое огненное колесо крутиться так, как мне надобно, — продолжил Иро. — Я и так чересчур долго с ним вожусь.
   — А куда спешить? — спросила девушка. Казалось, алхимик узнал об окончательном решении Магары даже раньше, чем сама девушка.
   — Я хочу устроить прощальный фейерверк в твою честь, девочка.
   Тем же вечером Магара отправилась в таверну Ньюберри, справедливо предположив, что хотя бы одного из членов Совета города она там найдет. Так и случилось. Ротар, старший ныряльщик, сидел в таверне в кругу друзей. Когда Магара спросила, нельзя ли перекинуться с ним парой слов, ее тотчас же пригласили присесть. Девушка согласилась, хотя и предпочла бы говорить с Ротаром с глазу на глаз.
   — Чем могу быть полезен? — глубоким и звучным голосом спросил советник.
   — Если бы мне понадобилось на время покинуть Тревайн, — робко начала девушка, — Совет позволил бы мне возвратиться?
   — Разумеется. Мы не меняем своих решений, к тому же ты весьма ценный член сообщества.
   Сидящие за столом дружно закивали, но Магара, казалось, этого не замечала.
   — А будет ли сохранен за мною мой домик?
   — Сколь долго ты предполагаешь отсутствовать?
   — Три-четыре недели… В общем, не больше месяца.
   — Тогда, думаю, тут не о чем и говорить, — заверил ее Ротар. — А позволь спросить, куда ты направляешься?
   — Одна моя подруга… у нее неприятности, — промямлила Магара. — Мне бы хотелось хоть чем-то ей помочь…
   — Более не имею вопросов, — прервал ее Ротар. — Поезжай и ни о чем не беспокойся. Здесь тебя всегда с радостью примут.
   — Спасибо вам.
   — Ты останешься послушать музыку? — спросил советник, глядя в сторону сцены.
   Обрадованная Магара заметила среди музыкантов Хьюитта и решила остаться. Пересела за маленький столик и заказала немного вина. Ужинать она не намеревалась, желая хоть немного сэкономить, но сам Ньюберри принес ей даровой ужин: «Это за то, девочка, что ты возвратила нам нашего бесценного Хьюитта». Домой Магара возвратилась усталая, но исполненная решимости.
   Поутру Магара поднялась ни свет ни заря, и от количества дел, которые ей предстояло уладить до отъезда, голова у девушки затрещала. Труднее всего было добыть средство передвижения: денег у нее не хватало даже на то, чтобы нанять лошадь, не то что купить… От мысли о тележке или повозке она отказалась тотчас же. Во-первых, дорого, во-вторых, существенно замедлит ее передвижение. Она перебирала в голове имена тех, кто мог бы помочь ей хоть как-то заполучить лошадь. Думать приходилось также и о том, как расплачиваться после…
   Магара уже готова была отправиться в город и начать действовать, когда снаружи послышались шаги. Она распахнула дверь прежде, чем гость успел постучать, и нос к носу столкнулась с Хьюиттом.
   — Привет. Ты чудно играл вчера вечером, — сказала она в надежде, что музыкант не изводит себя более самоуничижением.
   — Недурненько, — ответил он. В глазах его мелькнула тень былой заносчивости. — Слыхал, ты уезжаешь.
   — Слухи разносятся быстрее ветра, — растерялась Магара.
   — Не удивляйся, — язвительно произнес Хьюитт. — Музыканты — те еще сплетники, деревенским кумушкам не уступят.