Уайли Джонатан. Лабиринт теней

   — Простите нас, — послышалось из толпы. Юноша вновь кивнул. Хотя глаза его все еще смотрели в пол, на лице ясно читались гордость и удовлетворение.
   Теперь каждый жаждал поговорить с новоприбывшими, угостить их добрым вином. Все просили юношу поиграть еще. И тут одинокий голос воскликнул, перекрывая гомон:
   — Слэтон, неужели это ты?
   Магара со щеками, влажными от недавних слез, проталкивалась сквозь толпу, а по пятам за нею следовали Бростек и Варо.
   Старший из новоприбывших обернулся к ней, и лицо его озарила радостная улыбка.
   — А-а, так здесь собрались все паршивые овцы!

Глава 5

   Магара и Слэтон тепло обнялись. Лицо Слэтона лучилось улыбкой.
   — Как я рад тебя видеть! — сказал он девушке.
   — А я — тебя, — ответила она.
   Потом Магара представила ему своих спутников, и они все вместе уселись за стол.
   — Слэтон — еще один неблагодарный отпрыск аристократической фамилии, — объяснила девушка. — Вроде меня. Наши дома всего в пяти лигах один от другого, и мы знаем друг друга с самого детства. — Она взглянула на ухмыляющегося Бростека и грозно предостерегла: — Молчи лучше! — Но тотчас же личико ее озарила улыбка.
   — Даже я время от времени способен на благопристойное поведение, — с гордостью объявил он и обратился к новичку: — Добро пожаловать, Слэтон. Что привело тебя в Тревайн?
   — Да вот он, — ответил Слэтон.
   Все посмотрели на юношу. Теперь он сидел за столом в обществе музыкантов, односложно отвечая на их вопросы, и казалось, не замечал множества восторженных глаз, устремленных на него. Выражение его лица было каким-то отсутствующим.
   — Кто он такой? — шепотом спросила Магара.
   — Сын тетушки Селии. Его зовут Лисле.
   — Я и не знала, что тетушка Селия вышла замуж.
   Магара вспомнила кроткую женщину с нежным голоском, которая все время что-то напевала.
   — А она и не выходила замуж, — ответил Слэтон. — Долгое время всю эту историю держали в тайне, но правда все равно вышла наружу — такое немыслимо скрыть. Селия никому и никогда не говорила, кто отец ее ребенка, но ходили слухи, будто какой-то странствующий музыкант. В это мне легко поверить…
   — Лисле, без сомнения, одарен великим талантом, — согласился Бростек.
   — Это и благословение, и проклятие, — вздохнул Слэтон.
   — А почему проклятие? — спросил Варо.
   — Вы же видите, какой он… Все считают его слабоумным идиотом, он вызывает к себе мимолетную жалость и скорое забвение. Селия растила его совершенно одна. Кое-кто, правда, пытался помочь ей, но она отвергала помощь. Она обожала мальчика, лелеяла его и все время что-то напевала ему своим птичьим голоском. Все считали, что бедняга долго не протянет, но Селия придерживалась иного мнения, и вскоре Лисле стал неотъемлемым, но неприметным атрибутом поместья — вроде одной из отцовских собак. Но вот настал час, когда стало известно про его музыкальный талант, и все переменилось. — Слэтон умолк и пригубил бокал. Глотал он с трудом. — Я и по сей день не знаю, кто проболтался отцу, но, когда это случилось, Лисле превратился в игрушку, в диковинку, которой отец кичился перед гостями. Те сперва смеялись над ним, потом делали большие глаза, и Лисле это нравилось. Ему всегда нравилось, когда кто-нибудь слушал его игру, именно по этой причине постепенно и порвалась ниточка, связывавшая его с матерью. Мне дурно становилось, когда гости насмехались над ним, награждая оскорблениями, которых он даже уразуметь не мог! — В глазах Слэтона вновь сверкнула ярость. — В конце концов мне пришлось забрать его из поместья, — обреченно и злобно закончил он свой рассказ.
   — Но почему вы пришли именно сюда? — спросила Магара.
   — Я мог бы задать тебе тот же вопрос, — с вымученной улыбкой ответил Слэтон, явно радуясь возможности переменить тему.
   — Я чувствую себя здесь как дома, — сказала девушка. — Нигде во всем мире не сыскать такого удивительного места!
   — Но, похоже, ты вовсе не катаешься тут как сыр в масле, ведь правда? — спросил Слэтон. — Тебе не приходилось скучать по роскоши родного Аренгарда?
   В присутствии Магары вот уже несколько лет никто не произносил названия ее родного поместья. И сейчас она почувствовала себя как-то странно…
   — Она утверждает, будто скучает лишь по тамошней библиотеке, — смеясь, вставил Бростек. — Хотя и здесь у нее не один десяток книжек.
   — Зато там их были тысячи! — парировала она.
   — Зачем так много? — спокойно спросил Варо. Это было предметом их давнишнего спора. Но на сей раз Магара не позволила себя спровоцировать.
   — Я не собираюсь попусту расточать свое красноречие, растолковывая элементарные вещи бегемоту вроде тебя, у которого в башке мускулы вместо мозгов, — высокомерно ответила Магара. — Сейчас я в обществе вполне цивилизованного человека.
   Бростек и Варо обменялись долгими и мрачными взглядами. Внимательно наблюдавший за ними Слэтон несмело улыбнулся — он уже понял, что эти двое связаны крепкой дружбой, но чувствовал себя не вполне уверенно.
   — А давно ты был в Аренгарде? — спросила Магара.
   — Давненько. Мы путешествуем уже около четырнадцати месяцев.
   — Но почему вы так долго добирались сюда? — поинтересовался Бростек.
   Слэтон явно выглядел озадаченным этим вопросом.
   — Все парии Левиндре рано или поздно собираются здесь, — объяснила ему Магара.
   Затем девушка вовсе перестала обращать внимание на двух приятелей, поглощенная беседой с другом детства, — они обменивались домашними новостями, рассказывали друг другу о своих путешествиях, о том, как они теперь живут, что поделывают. Оставшиеся не у дел Варо и Бростек тем временем заказали ужин и выпивку. Когда первый голод был утолен, Бростек вновь вклинился в беседу.
   — Расскажи нам подробнее о Лисле, — попросил он.
   Слэтон заколебался, глядя на юношу, который все еще играл на лютне и выглядел совершенно счастливым. Несколько успокоившись, Слэтон повернулся к новым своим друзьям.
   — Лисле был слабым и болезненным ребенком, и уже в самом раннем детстве обнаружилось, что он… не вполне нормален. До четырехлетнего возраста он не умел ходить, а говорить толком до сих пор не может — так, несколько слов, хотя способен безошибочно повторить все, что произносит его собеседник. Зрение у него слабое, он даже одевается по утрам с трудом. Все считают его недоразвитым, но мне все время мерещится, будто рассудок его попал в некую западню и может заявлять о себе только через музыку…
   — В этом он воистину гениален! — вставил Бростек.
   — То, что вы нынче видели, — это еще цветочки, — продолжал Слэтон. — Он знает сотни песен, мелодий, даже сложнейшие инструментальные пьесы. И никогда не забывает ни единой ноты.
   — Это нечто сверхъестественное, — выдохнула Магара.
   — Мне и по сей день верится с трудом, хотя я наблюдаю эти чудеса вот уже несколько лет. — Слэтон вновь разгневался. — Юношей просто пользовались! Забавлялись, словно игрушкой, словно дрессированной мартышкой. Он ни секунды не был для них человеком! Порой за это я ненавидел отца… — Слэтон смутился и опустил глаза. — А через некоторое время и Селия не смогла больше этого сносить, особенно когда… — Он осекся и умолк. Все терпеливо ждали, и он снова с болью в голосе заговорил: — Она убежала, бросила его. Оставила мне записку — ухожу, мол, в волшебный сад, что в Неверне. С тех пор мы ее не видели.
   — А я думала, туда больше никто не ходит, — задумчиво произнесла Магара.
   — Так оно и есть.
   — Что это за место? — спросил Варо.
   — Это небольшая долина, скорее даже горная лощина, — принялась объяснять девушка. — Такое особое место, где некогда жили древние маги. Оно всегда считалось средоточием магии и целительных сил.
   — Тогда почему же люди больше не ходят туда? — не унимался Бростек.
   — Мы пытались пойти, — ответил Слэтон, — но этого места больше нет.
   — Как это нет?
   — А вот так. Там нет ни сада, ни вообще чего бы то ни было. Над лощиной всегда висит густой вязкий туман. Там сыро и холодно, и, когда входишь туда, ощущаешь под ногами лишь голые камни. Там просто не может ничего расти! Я сам пытался пересечь эту лощину, но вскоре, словно слепой, уже не понимал, в каком направлении иду. Некоторое время поплутав в тумане, я вышел почти в том самом месте, где вошел. Даже смельчаки обычно не отваживаются попытать счастья в другой раз…
   — Но ты, насколько я поняла, отважился? — спросила Магара.
   — Да, и не единожды, — ответил Слэтон. — Все с тем же результатом. Если Селия там, то она потеряна для нас навек. К тому же это место очень пугало Лисле, и я в конце концов оставил свои попытки.
   — Звучит жутковато, — констатировал Бростек.
   Варо промолчал.
   — А тебя, похоже, нелегко застращать, — сказал, обращаясь к нему, Слэтон.
   — Всяким разумным человеком когда-то овладевает страх, — заявил Варо. — Это вполне естественный защитный механизм нашего организма. Но случается и так, что важность миссии заставляет преодолеть боязнь.
   Слэтон внимательно оглядел молодого человека.
   — А у тебя, по всему видать, есть некая миссия на этой земле…
   — Да, это так, — очень серьезно ответил Варо. И они с Бростеком принялись растолковывать Слэтону, в чем состоит дело их жизни.
   Магара никогда прежде не видела Варо столь оживленным. Слэтону доводилось слышать о зверских нападениях на приграничные деревни, но сейчас он впервые узнал об этом из первых рук. Его потряс истинный масштаб бедствия — прежде он ошибочно полагал, будто дело исчерпывается единичными бесчинствами на хуторах. Теперь же описание творимых ужасов заставило его похолодеть. Он был полностью солидарен с друзьями, пытавшимися в одиночку противостоять напасти, но ничуть не удивился равнодушию и бездействию Картеля.
   — Подобное поведение весьма типично для сытых и довольных лордов! — воскликнул он. — Как можно быть столь близорукими?
   — Может, ты сумеешь помочь нам раскрыть им глаза? — с надеждой спросил Бростек.
   — Сомневаюсь. Теперь я всего лишь проклятый отпрыск не столь уж знатного семейства. Вот если бы мы могли представить им весьма и весьма убедительный повод зашевелиться… — Он подался вперед, упершись локтями в стол. — Расскажите-ка мне подробнее о самых последних случаях.
   Магара уже наизусть знала отвратительные и кровавые подробности, и ей больше всего на свете хотелось хотя бы на время позабыть о них. К тому же беседа со Слэтоном пробудила в ее душе полузабытые воспоминания о прежней жизни. И хотя причины, по которым они оба покинули отчий дом, были различны, девушка искренне сочувствовала другу детства.
   «Ни для него, ни для меня нет обратной дороги», — печально подумала она.
   Магара была младшей из четырех дочерей в семействе. Отец ее, богатый землевладелец и влиятельный лорд, расстроился было, когда понял, что супруга так и не родит ему долгожданного сына, но в конце концов решил продолжить династию, одну за другой выдавая своих дочерей замуж по расчету. Магара с ужасом наблюдала, как старшие сестры безропотно покоряются отцовской воле. Девушек выдавали за выходцев из домов не менее, а то и более аристократических, чем их собственный, что немало способствовало расширению сферы влияния их расчетливого отца.
   Само собой разумелось, что Магара разделит судьбу сестер, но у юной строптивицы совсем иное было на уме. Свободолюбивая и независимая, наделенная живым умом, она неустанно противилась отцовской воле, используя малейшую возможность побольше узнать о дальних странах, об истории родной земли, ее мифах и легендах. Она жила в мире грез и старинных книг, в который время от времени врывался свежий ветер дальних странствий, когда в поместье случайно являлся какой-нибудь путешественник. Две ее сестры вместе с мужьями жили тут же, в их родовом поместье — величественном строении из камня, кирпича и бревен, и девушка собственными глазами видела, чем обернулось для ее сестер нежеланное замужество. Впрочем, притерпевшись, они начинали испытывать и некоторые радости, но Магара твердо знала: это не для нее.
   Когда и к ней зачастили сваты, туманные мечты ее обрели конкретную форму, а решимость удесятерилась. Настало время проявить твердость — так Магара и поступила. Отец ее, человек алчный и самоуверенный, тем не менее нежно любил свою младшенькую, и ее непокорность больно его ранила. После долгих и бесплодных споров, сопровождаемых ее слезами и вспышками его безумного гнева, он уступил наконец отчаянной мольбе дочери и разрешил ей отправиться попутешествовать, чтобы «поглядеть мир». Бунтуя против отцовского деспотизма, Магара стала взрослой и в глазах окружающих, и в своих собственных. К своему изумлению, она поняла, что сестры завидуют ей и лишь притворяются возмущенными, и это открытие приумножило ее решимость следовать своей дорогой. «Только год, — сказал отец. — Помни, я даю тебе один год — не больше и не меньше».
   Благодарная за отсрочку исполнения своего приговора и трепещущая от волнения девушка вскоре отправилась в путь. Тому минуло уже три с половиной года…
   Задолго до истечения условленного срока Магара благополучно отделалась от спутников, навязанных ей строгим родителем, и прямиком направилась в Тревайн, совершенно уверенная в том, что все равно не сумеет оправдать отцовских чаяний. Когда отпущенный для путешествий год уже близился к концу, она послала домой весточку, уведомляя обо всем домашних. В ответ посыпались угрозы вперемежку с мольбами, но все было втуне. Со временем связь с родным домом прервалась окончательно. Никто уже не предпринимал попыток принудить ее возвратиться. Официально отец не проклял дочь, не изгнал ее, но достаточно твердо дал ей понять, что коль скоро она не желает быть частью семьи, то пусть и пожинает все плоды своеволия.
   И вот сейчас, сидя в уютной таверне Ньюберри, Магара гадала, примут ли ее дома, если она надумает вернуться, или же с негодованием отвергнут блудную дочь. Впрочем, ей вовсе не хотелось это выяснять. Она ни о чем не жалела.
   «Но я скучаю по моим любимым книгам», — напомнила она себе с улыбкой.
   Воскрешая в памяти любезную ее сердцу домашнюю библиотеку, девушка вспомнила и еще кое о чем. Ее дедушка был страстным пчеловодом, особенно на закате своих дней, и передал любимой внучке секреты своего мастерства. Сперва Магара робела, но вскоре полюбила пчелиный рой, его дружное жужжание и деловитость. Прежде чем покинуть Аренгард, она простилась со своими ульями, разговаривая с пчелами так, как некогда делал дедушка. «Да, у пчел нет ушей, чтобы услышать тебя, — говорил он, — но они непременно поймут твои слова».
   Существовала семейная традиция рассказывать пчелам о каждой смерти членов семейства. Когда дедушка отошел в мир иной, обязанность эта возложена была на Магару. Она поведала пчелам о смерти дедушки очень серьезно, со слезами на глазах — и почти уверена была, что неутомимый рой оцепенел, охваченный печалью. После Магара сама решила, что пчелам следует знать не только о семейных печалях, но и о радостях, — это казалось ей справедливым. Таким образом она стала родоначальницей новой традиции.
   Магара закрыла глаза и припомнила одно давнее утро.
   …Она, облокотясь о подоконник, стоит у окна своей комнаты на втором этаже особняка и кричит, обращаясь к пчелам: «У моей старшей сестры только что родился сыночек!» И тут, от радостного ли ее голоса или же в ответ на счастливое известие, весь рой поднялся в воздух и совершил над садом огромный круг. Магара была тогда в восторге — она и сейчас явственно слышала жужжание, словно и впрямь неким непостижимым образом возвратилась в детство, вновь став десятилетней девочкой…
   Она открыла глаза, все еще продолжая во весь рот улыбаться. Но пчелиное жужжание почему-то не умолкало.
   Лисле пристально глядел прямо на нее. Губы его были полураскрыты, а зубы плотно сжаты — он в совершенстве имитировал жужжание потревоженного пчелиного роя. Когда взгляды их встретились, в глазах мальчика сверкнул странный огонек.
   Магара приросла к стулу. Потом повернулась к Слэтону, который пристально наблюдал за этой немой сценой.
   — Ты кое о чем недоговариваешь, правда? — спросила она.

Глава 6

   — Лишь немногие столь проницательны, — ответил Слэтон. Он улыбался, хотя и выглядел смертельно уставшим.
   — От Магары ничего не скроешь, — сказал ему Бростек. — Она читает мысли.
   — Неправда! — вскинулась девушка, не замечая усмешки Бростека, но прекрасно видя мелькнувший в глазах Слэтона страх. — А он?.. — тихонько спросила она.
   — Иногда я и сам это подозреваю, — понизив голос, ответил Слэтон.
   — Так музицирование не единственный талант Лисле? — спросил Варо, на которого случившееся произвело сильное впечатление.
   Слэтон кивнул.
   — К несчастью, это так, — согласился он, не желая, впрочем, развивать эту мысль.
   — Пойдемте отсюда. Можете остановиться у меня, — предложила Магара, угадав причину молчаливости приятеля.
   Хотя Лисле уже вновь что-то наигрывал на лютне, но несколько любопытных, заинтригованных перерывом в музыке, прислушивались к их беседе.
   Однако уйти оказалось не так уж легко. Музыканты не желали отпускать Лисле, да и сам паренек, похоже, не прочь был играть всю ночь напролет. Если он начинал какую-то мелодию, то даже мировая катастрофа не смогла бы заставить его прерваться, а убедить благодарных слушателей не докучать более просьбами юному музыканту удалось нескоро.
   Но вот Магара и ее спутники оказались на улице, не забыв перед уходом тепло поблагодарить Ньюберри.
   На улице было тихо, а в спокойных непроницаемо-черных водах озера отражались далекие звезды. Магара уверенно вела друзей по деревянным мосткам, объясняя Варо и Бростеку, что так потрясло ее в таверне. Слэтон молча слушал.
   Когда они уже приближались к жилищу Магары, та внезапно переменила тему.
   — Ведь вы остановитесь у меня? — спросила она и смущенно добавила: — Хотя мое жилище не слишком-то просторно…
   — Не беспокойся. Нам есть где остановиться, — быстро ответил Бростек, а Варо молча кивнул.
   «Неужели они подумали, что нас со Слэтоном надо оставить наедине?» — изумилась Магара. Они со Слэтоном дружили с тех пор, как себя помнили, но между ними никогда не было и намека на романтические отношения. К тому же она вдруг ощутила острое сожаление, когда Бростек и Варо с такой легкостью отвергли ее гостеприимство. Ни тот, ни другой не были ее возлюбленными, и все же они значили для нее больше, чем просто друзья…
   — Вы говорите правду? — неуверенно переспросил Слэтон.
   — Да, — сказал как отрезал Варо. — Вы в Тревайне новички. К тому же, как известно, старый друг лучше новых двух.
   — Спасибо тебе, — тихо произнес Слэтон.
   — Спасибо тебе, — эхом откликнулся Лисле.
   В голосе его прозвучали те же облегчение и благодарность, что и у старшего товарища.
   Магара повернулась к юноше и с нежностью ему улыбнулась:
   — Добро пожаловать, Лисле. Входи.
   Казалось, в необыкновенных его глазах отражается что-то еще, кроме бледного света звезд, — и девушка невольно подумала о том, сколько тайн хранит этот взгляд.
   Тень встречала их в дверях. Она утробно зарычала, обеспокоенная присутствием незнакомцев.
   — Это друзья, Тень! — крикнул Бростек. — Подойди и поздоровайся! — И прибавил, обращаясь персонально к Слэтону: — Она ручная.
   Слэтон слегка поморщился, когда волчица принялась обнюхивать его руки, Лисле же незамедлительно уселся прямо на пол так, что лицо его оказалось вровень с волчьей мордой. Не обнаруживая и тени страха, юноша принялся почесывать у волчицы за ушами. Между зверем и юношей мгновенно возникло не только полное взаимопонимание, но и некая мистическая связь. Остальные с недоумением наблюдали за происходящим.
   — Музыка — далеко не единственный его талант, — констатировал Бростек.
   Магара первой прошла в дом, ей не терпелось услышать продолжение необыкновенной истории гостей. Она торопливо зажгла светильники и усадила всех в кресла.
   — Из-за нас вы явно переменили планы на сегодняшний вечер, — виновато сказал Слэтон. — Простите, друзья.
   — Насколько я смею судить, — заявил Бростек, — ваша история много ценнее всего, что мог бы нынче предложить нам Ньюберри. К тому же я человек предусмотрительный…
   С этими словами он извлек из-под полы необъятной своей куртки две бутылки вина.
   — Это чтобы рот у рассказчика не пересыхал! — торжественно объявил он.
   Слэтон неуверенно взглянул на Магару.
   — Расскажешь только то, что сочтешь нужным, — успокоила его девушка. — Но учти — этим двоим можно верить.
   Воцарилась тишина. Слышалось лишь, как с легким хлопком пробка вылетела из бутылочного горлышка да забулькало вино, разливаемое по кружкам.
   — Извините меня, — чуть погодя заговорил Слэтон. — Я вовсе не сомневаюсь в вас. Дело в другом. Просто я привык скрывать правду, ведь очень мало кто любит, когда нечто или некто опрокидывает их привычные взгляды на мир. Это здорово пугает.
   — Людей обычно пугает то, чего они не в силах понять, — спокойно сказал Варо.
   — А тебя самого? — поинтересовался Слэтон.
   — Отчасти и я таков, поэтому стараюсь учиться.
   Слэтон, посерьезнев, кивнул.
   — Начну-ка я с самого начала, — сказал он, отхлебнул вина и озабоченно взглянул на Лисле, который все еще сидел на полу возле самого порога, рядом с Тенью. — А он там в безопасности?
   — Тень не допустит, чтобы с юношей что-то случилось, — заверил Бростек.
   — Но он же не привык к воде, — все еще волновался Слэтон.
   — На сходнях надежные перила, — сказала Магара, — к тому же Тень не позволит ему одному там разгуливать. Тебе не о чем волноваться. Рассказывай!
   Расслышав нетерпение в голосе девушки, Бростек широко ухмыльнулся.
   — Селия рассказывала мне, — начал Слэтон, — что Лисле всегда знал, о чем она думает, знал с самого раннего детства. Впрочем, тогда он мало на что был способен, поэтому я особенно и не задумывался об этих ее словах. Просто не придавал им значения, ведь Селию частенько посещали странные мысли. Но позднее я сам имел возможность убедиться в правдивости ее слов. Стоило мне подумать о какой-нибудь книжке или игрушке и начать их разыскивать, как Лисле уже стоял подле меня, держа в руках искомое. А потом глядел мне прямо в глаза и… — Слэтон умолк и снова отхлебнул вина. — Порой, когда я только поднимал руку, чтобы постучаться в двери детской, он сам распахивал их передо мною.
   — Но, возможно, он просто слышал твои шаги? — предположил Варо.
   — Сперва я и сам так думал и учинил ему проверку. Я подходил к дверям босой — поклясться могу, что при ходьбе не издавал ни единого звука. И результат был тем же! Впрочем, реагировал он не только на мое приближение. Лисле всегда прятался, когда приближался отец. Вообще-то прятаться не в его правилах, — огорченно прибавил он.
   — А ты чувствовал что-нибудь? — спросила Магара.
   — Ты имеешь в виду мысленно?
   Девушка кивнула.
   — Ровным счетом ничего! Будь так, я, наверное, лучше понимал бы его.
   — А как ты? Ну, нынче вечером? — спросил Бростек, обращаясь к Магаре.
   — Нет. Не думаю… Я просто не ожидала…
   Девушка умолкла, пожав плечами, и Слэтон возобновил прерванное повествование.
   — Позже мы стали замечать и еще кое-что. Лисле совершенно точно знал, когда должно встать солнце, и будил нас, чтобы показать восход. Он знал, когда именно должен расцвести цветок или яблоко упасть с ветки… Нас оторопь брала — он никак не мог узнать об этом, читая людские мысли! Никто не желал замечать этого, кроме нас с Селией. Ведь идиотам не положено иметь никаких талантов, — с горечью добавил он. — Даже когда обнаружилась его поразительная музыкальная одаренность, в нем видели не более чем «музыкальную шкатулку». И только когда начались солнечные затмения, все изменилось.
   — Затмения? — озадаченно переспросила Магара.
   — Да. Они начались года полтора тому назад.
   — Что еще за затмения? — удивилась явно сбитая с толку девушка.
   — Ты наверняка их видела!
   Теперь Слэтон был озадачен такой ее реакцией. Магара отрицательно покачала головой.
   — Не было здесь никаких затмений! — уверенно заявила она.
   За всю свою жизнь она видела солнечное затмение лишь единожды — и было это много лет тому назад. Дедушка научил ее, как смотреть на солнце без вреда для глаз — сквозь закопченное стеклышко. Хоть девочка и была немного испугана, но все же завороженно следила за тем, как тень луны постепенно наползает на солнечный диск. Ее детское воображение поразила изумительная геометрия этой игры планет. Лишь спустя некоторое время, очнувшись от воспоминаний, она заметила, что все трое мужчин смотрят на нее как-то странно.
   — Но ведь не было никаких затмений! — продолжала настаивать Магара.
   — Их произошло не менее дюжины с тех пор, как мы покинули дом! — воскликнул Слэтон. — Ты должна была видеть хотя бы некоторые из них, даже сидя тут, на дне кратера! Последнее случилось только вчера!
   Бростек и Варо, до сей поры согласно кивавшие, нахмурились.
   — Вчера? — переспросил Варо.
   — Да.
   — А в котором часу?
   — Ближе к вечеру.
   Слэтон заметил, как друзья обменялись недоуменными взглядами, и вконец смутился.
   — Мы ничего не видели, — уверенно сказал Варо.
   — Не может быть! Вы должны были видеть! Мы находились всего в нескольких лигах от кратера, когда вдруг сделалось темно, почти как ночью!