Валё Пер. Современный шведский детектив

   — А какая пуля?
   — Пистолетная. Пистолет у тебя?
   — Нет.
   — Откуда же взяли, что это самоубийство?
   Хороший вопрос.
   Мартин Бек сделал отметку в своем блокноте.
   — Какиенибудь данные можешь сообщить?
   — Конечно. Судя по всему, сорок пятый калибр, род оружия — автоматический пистолет. Правда, такие пистолеты разные фирмы делают, но если ты пришлешь гильзу, определим поточнее.
   — Я не нашел гильзы.
   — Не нашел? А что, собственно, делал этот Свярд после того, как застрелился?
   — Не знаю.
   — Вообщето с такой пулей в груди особую прыть не разовьешь, — заметил Ельм. — Ложись да помирай, вот и весь сказ.
   — Понятно, — сказал Мартин Бек. — Спасибо.
   — За что?
   — За помощь. И желаю успеха.
   — Попрошу без этих шуточек. — Ельм положил трубку.
   Что ж, один вопрос выяснен. Кто бы ни стрелял, сам Свярд или ктото другой, он действовал наверняка. Сорок пятый калибр гарантирует успех, даже если не попадешь точно в сердце.
   Это ясно, а в целом — много ли дал ему этот разговор?
   Пуля — это еще далеко не улика, если нет оружия или хотя бы гильзы.
   Правда, выяснилась одна важная деталь. Ельм сказал, что пуля от автоматического пистолета сорок пятого калибра, а на его слова можно положиться. Итак, Свярд убит из автоматического пистолета.
   А в остальном все непонятно попрежнему.
   Свярд не мог покончить с собой, и никто другой не мог его убить.
   …Мартин Бек продолжал поиск.
   Он начал с банков, зная по опыту, что на них уйдет уйма времени. Правда, в Швеции не ахти как строго с тайной вкладов, но очень уж много финансовых учреждений, к тому же годовой процент невысок, и мелкие вкладчики предпочитают банки соседних стран, особенно Дании.
   Мартин Бек не давал передышки телефону.
   Говорят из полиции. По поводу такогото, проживающего по адресу такомуто или такомуто… личный индекс… Просим сообщить, не открывал ли он у вас личный счет, не было ли у него абонентского ящика.
   Вопрос сам по себе несложный, но пока всех обзвонишь… А тут еще пятница и конец рабочего дня. Раньше понедельникавторника ответов не жди.
   Кроме того, надо бы позвонить в больницу, где лежал Свярд, но это дело Мартин Бек сразу отложил на понедельник.
   Его рабочий день тоже подходил к концу.
   В Стокгольме в это время царил полный хаос, полиция была в истерике, многочисленные толпы — в панике.
   Но Мартин Бек об этом не подозревал. В его окно изо всей Северной Венеции было видно только дышащее миазмами шоссе да промышленные комплексы. Словом, вид не более отвратительный и отталкивающий, чем всегда.
   В семь часов он все еще сидел в своем кабинете, хотя рабочий день кончился два часа назад и сегодня он больше ничего не мог сделать для следствия.
   Наиболее осязаемым итогом дня была метина на указательном пальце правой руки от усердного вращения телефонного диска.
   Завершая служебные дела, он поискал в телефонной книге Рею Нильсен. Нашел и уже хотел набрать ее номер, но поймал себя на том, что не знает, о чем ее спросить, во всяком случае по поводу Свярда.
   И нечего себя обманывать: служба тут ни при чем.
   Просто он хотел убедиться, дома ли Рея, и задать ей только один незатейливый вопрос.
   Можно зайти?
   Мартин Бек снял руку с аппарата и поставил телефонные книги на место. Потом навел порядок на столе, выбросил ненужные бумажки, аккуратно сложил карандаши.
   Все это он делал тщательно, не спеша и ухитрился растянуть уборку чуть ли не на полчаса. И еще полчаса возился с испорченной шариковой ручкой, прежде чем решил, что ее уже не починишь, и выбросил в корзину.
   Здание еще не опустело, он слышал, как по соседству двое коллег спорят о чемто на повышенных тонах.
   Его не интересовало, о чем они спорят.
   Выйдя на улицу, Мартин Бек зашагал к метро «Мидсоммаркрансен». Ему пришлось довольно долго ждать, прежде чем подошли зеленые вагоны, снаружи очень аккуратные, а внутри изуродованные хулиганами — сиденья изрезаны, ручки оторваны или отвинчены.
   В Старом городе он сошел и направился к своему дому.
   Дома, надев пижаму, поискал пива в холодильнике и вина в шкафу, хотя знал, что ни того, ни другого нет.
   Открыл банку русских крабов и сделал два бутерброда. Откупорил бутылку минеральной воды. Поел. Ужин как ужин, совсем даже неплохой, но уж больно тоскливо сидеть и жевать в одиночестве… Правда, позавчера было точно так же тоскливо, но тогда его это почемуто меньше трогало. Чтобы чемто заняться, Мартин Бек взял с полки одну из многих еще не прочитанных книг. Это оказалась беллетризованная история битвы в Яванском море, автор Рэй Паркинс. Лежа в постели, он быстро ее одолел и заключил, что книжка плохая. И зачем только ее переводили на шведский? Кстати, какое издательство? «Норстедтс» — странно.
   Сэмюэл Элиот Морисон в своей «Войне на двух океанах» на девяти страницах сумел о том же написать куда толковее и ярче, чем Паркинс на двухстах пятидесяти семи.
   Засыпая, Мартин Бек думал о макаронах с мясным соусом. И поймал себя на том, что ждет завтрашнего дня с чувством, смахивающим на предвкушение.
   А так как чувство это было ничем не оправдано, бессодержательность субботы и воскресенья показалась ему особенно невыносимой. Впервые за несколько лет одиночество превратилось в нестерпимую муку. Дома не сиделось, и в воскресенье он даже совершил прогулку на пароходике до Мариефред, но это не помогло. Он и на вольном воздухе чувствовал себя словно взаперти. Чтото в его жизни крепко не ладилось, и он не хотел больше с этим мириться, как мирился прежде. Глядя на других людей, Мартин Бек догадывался, что многие из них пребывают в таком же тупике, но то ли не осознают этого, то ли не хотят осознавать.
   В понедельник утром во сне он опять скакал верхом. Гито был похож на Каррадина и держал в руке автоматический пистолет сорок пятого калибра. А когда Мартин Бек выполнил свой жертвенный ритуал, к нему подошла Рея Нильсен и спросила: «Ты ничего лучшего не мог придумать?» Придя в свой кабинет на аллее Вестберга, он снова взялся за телефон. Начал с онкологической клиники. И с великим трудом добился ответа, из которого мало что можно было извлечь.
   Свярд был госпитализирован в понедельник шестого марта. Но уже на другой день его направили в инфекционное отделение больницы Сёдер.
   Почему?
   — На этот вопрос теперь не такто легко ответить, — сказала секретарша, отыскав наконец в регистрационных книгах фамилию Свярда. — Очевидно, случай не по нашему профилю. Истории болезни нет, есть только пометка, что он поступил с направлением от частного врача.
   — А что за врач?
   — Некий доктор Берглюнд, терапевт. Кстати, вот и направление, только разобрать ничего нельзя, вы же знаете, как врачи пишут. Вдобавок ксерокопия плохая.
   — Адрес тоже не разобрать?
   — Адрес врача? Уденгатан, тридцать.
   — Ну вот видите, чтото все же разобрали.
   — Штемпель, — лаконично ответила секретарша.
   У доктора Берглюнда автоматический ответчик сообщил, что прием временно прекращен, до пятнадцатого августа.
   Ну конечно, доктор в отпуске.
   Но Мартина Бека никак не устраивало ждать больше месяца, чтобы узнать, чем болел Свярд.
   Он набрал один из номеров больницы Сёдер. Больница эта большая, ее телефоны вечно заняты, и он потратил почти два часа, прежде чем выяснил, что Карл Эдвин Свярд действительно находился в инфекционном отделении в марте месяце, а именно со вторника, седьмого числа, по субботу, восемнадцатого, после чего, судя по всему, отбыл домой.
   Но с каким заключением его выписали — здоров?.. Смертельно болен?..
   На этот вопрос он никак не мог добиться ответа: заведующий отделением занят, не может подойти к телефону.
   Придется опять самому трогаться в путь…
   Мартин Бек доехал на такси до больницы и, поблуждав немного, отыскал нужный коридор.
   Еще через десять минут он сидел в кабинете человека, коему положено было знать все о состоянии здоровья Свярда.
   Это был мужчина лет сорока, небольшого роста, волосы темные, глаза неопределенного цвета — сероголубые с зелеными и светлокоричневыми искорками. Пока Мартин Бек искал в карманах несуществующие сигареты, врач, надев очки в роговой оправе, углубился в бумаги. Десять минут прошло в полном молчании, наконец он сдвинул очки на лоб и посмотрел на посетителя.
   — Ну, так. Что же вы хотели узнать?
   — Чем болел Свярд?
   — Ничем.
   С минуту Мартин Бек осмысливал это несколько неожиданное заявление. Потом спросил:
   — Почему же он пролежал тут почти две недели?
   — Точнее, одиннадцать суток. Мы провели тщательное обследование. Были некоторые симптомы, было направление от частного врача.
   — Доктора Берглюнда?
   — Совершенно верно. Пациент считал себя тяжело больным. Вопервых, у него были две шишки на шее, вовторых, в области живота слева — опухоль. Она легко прощупывалась, и, как часто бывает в таких случаях, пациент решил, что у него рак. Обратился к частному врачу, тот нашел симптомы тревожными. Но ведь частные врачи обычно не располагают необходимым оборудованием, чтобы диагностировать такие случаи. Да и не всегда квалификация достаточная. В этом случае был поставлен неверный диагноз, и пациента скоропалительно направили в онкологическую клинику. А там сразу выяснилось, что пациент не прошел обследования, и его перевели к нам. Ну а обследование дело серьезное, надо было взять не один анализ.
   — И вывод гласил, что Свярд здоров?
   — Практически здоров. Насчет шишек на шее мы сразу его успокоили — обыкновенные жировики, ничего опасного. Опухоль в области живота потребовала более серьезного исследования. Мы, в частности, произвели общую аортографию, рентген всего пищеварительного тракта. А также биопсию печени…
   — Это что такое?
   — Биопсия печени? Попросту выражаясь, в бок пациента вводят трубочку и отделяют кусочек печени. Кстати, это исследование я сам проводил. Затем взятый образец направили в лабораторию и проверили на раковые клетки. Так вот, ничего похожего мы не нашли. Опухоль оказалась изолированной кистой на колон…
   — Простите, как вы сказали?
   — На кишке. Словом, киста. Ничего серьезного. Ее можно было удалить хирургическим путем, но мы посчитали, что в таком вмешательстве нет нужды. Пациент не испытывал никаких неудобств. Правда, он утверждал, что у него прежде были сильные боли, но они явно носили психосоматический характер.
   Врач остановился, посмотрел на Мартина Бека, как глядят на детей и малограмотных, и пояснил:
   — Попросту говоря, самовнушение.
   — Вы лично общались со Свярдом?
   — Конечно. Я каждый день с ним разговаривал, и перед его выпиской у нас состоялась долгая беседа.
   — Как он держался?
   — Первое время все его поведение определялось мыслями о мнимой болезни. Он был уверен, что у него неизлечимый рак и дни его сочтены. Думал, что ему осталось жить от силы месяц.
   — Что ж, он угадал, — вставил Мартин Бек.
   — В самом деле? Попал под машину?
   — Застрелен. Возможно, покончил с собой.
   Врач снял очки и задумчиво протер их уголком халата.
   — Второе предположение кажется мне совсем невероятным.
   — Почему?
   — Как я уже сказал, перед выпиской Свярда у меня была с ним долгая беседа. Когда он убедился, что здоров, у него словно гора с плеч свалилась. Прежде он был страшно подавленный, а тут совсем переменился, сразу повеселел. Еще до этого мы установили, что его боли исчезают от самых простых средств. От таких таблеток, которые, между нами говоря, вовсе не являются болеутоляющими.
   — Значит, повашему, он не мог покончить с собой?
   — Не такая натура.
   — А какая у него была натура?
   — Я не психиатр, но на меня он произвел впечатление человека сурового и замкнутого. Персонал жаловался на него — придирается, брюзжит… Но это все проявилось уже в последние дни, после того, как он понял, что у него нет ничего опасного.
   Подумав, Мартин Бек спросил:
   — Вы не знаете, его здесь никто не навещал?
   — Чего не знаю, того не знаю. Вообщето он говорил мне, что у него нет друзей.
   Мартин Бек встал.
   — Спасибо. Тогда, пожалуй, все. До свидания.
   Он был уже в дверях, когда врач вдруг сказал:
   — Кстати, насчет друзей и посещений…
   — Да?
   — Понимаете, какойто родственник Свярда — его племянник, звонил както во время моего дежурства и справлялся о здоровье дяди.
   — И что вы ответили?
   — Он позвонил как раз, когда мы закончили обследование. И я сразу обрадовал его, ответил, что Свярд здоров, проживет еще много лет.
   — Ну и как он реагировал?
   — Судя по голосу, удивился. Очевидно, Свярд не только себя, но и его убедил, что тяжело болен и не выйдет живым из больницы.
   — Этот племянник както назвался?
   — Наверно, но я не запомнил фамилию.
   — Я сейчас вот о чем подумал, — сказал Мартин Бек. — Разве не заведено, чтобы пациент сообщал фамилию и адрес когонибудь из родных или знакомых на случай…
   Он не договорил.
   — Совершенно верно. — Врач надел очки. — Сейчас поглядим… Тут должно быть написано. Точно, есть.
   — Кто же это?
   — Рея Нильсен.
 
   Глубоко задумавшись, Мартин Бек шел через парк Тантулюнден. Его не ограбили, даже не оглушили ударом по голове; правда, в кустах кругом лежало множество пьяниц, очевидно ожидающих, когда ктонибудь возьмется их опекать.
   А задуматься было о чем.
   У Карла Эдвина Свярда не было ни братьев, ни сестер.
   Откуда же взялся племянник?
   У Мартина Бека появился повод наведаться на Тюлегатан, и он направился было туда.
   Но, доехав на метро до станции «Центральная», он передумал и, вместо того чтобы сделать пересадку, возвратился на две остановки назад. Выйдя на станции «Слюссен», не спеша побрел по набережной Шеппсбрун. Может быть, сегодня есть на что поглядеть?
   Но красивых пароходов не было.
   Внезапно он почувствовал, что проголодался. Магазины уже закрылись, пришлось зайти в ресторан. Мартин Бек заказал окорок с гарниром и приступил к еде под градом любопытных взглядов — иностранные туристы истязали официантов дурацкими вопросами, кто и чем знаменит из присутствующих. Годом раньше о Мартине Беке довольно много писали, но люди быстро забывают, и слава его уже померкла.
   Расплачиваясь, он сразу ощутил, что давно не был в ресторане. Ибо за время его вынужденного воздержания и без того баснословные цены подскочили еще выше.
   Придя домой, Мартин Бек долго бродил по квартире в отвратительнейшем настроении, прежде чем взял очередную книгу и лег. Книга была недостаточно скучной, чтобы усыпить его, и недостаточно интересной, чтобы прогнать сон. Часов около трех он встал и принял две таблетки снотворного, от чего обычно старался воздерживаться. Быстро уснул и проснулся совсем разбитый, хотя спал дольше обычного и на этот раз обошлось без снов.
   Явившись на службу, он начал рабочий день с того, что внимательно проштудировал все свои записи. Этого занятия ему хватило до второго завтрака — чашки чая и двух сухарей.
   Перекусив, он сходил в туалет и вымыл руки.
   Когда он вернулся в кабинет, зазвонил телефон.
   — Комиссар Бек? — спросил мужской голос.
   — Да.
   — Говорят из Торгового банка.
   Голос объяснил, из какого отделения звонят, и продолжал:
   — Мы получили запрос относительно клиента по фамилии Свярд, Карл Эдвин Свярд.
   — Да, слушаю.
   — У нас открыт счет на его имя.
   — На счету есть деньги?
   — Да, и сумма довольно крупная.
   — Сколько?
   — Около шестидесяти тысяч. Вообще…
   Говорящий замялся.
   — Ну, что вы хотели сказать? — подбодрил Мартин Бек.
   — Вообще, я бы сказал, счет какойто странный.
   — Бумаги у вас под рукой?
   — Конечно.
   — Я могу сейчас приехать и взглянуть на них?
   — Разумеется. Спросите бухгалтера Бенгтсона.
   Мартин Бек был рад немного размяться. Отделение банка находилось на углу Уденгатан и Свеавеген, и, несмотря на оживленное движение, он добрался туда за какихнибудь полчаса.
   Ему отвели столик за стойкой, и, просматривая бумаги, он подумал, что есть всетаки чтото положительное в порядках, позволяющих полиции и прочим властям бесцеремонно копаться в личных делах граждан.
   Что верно, то верно: странный счет.
   — Обращает на себя внимание тот факт, что клиент предпочел чековый счет, — сказал бухгалтер. — Было бы естественнее выбрать такую форму вклада, которая дает более высокий процент.
   Справедливое замечание, но Мартина Бека больше заинтересовала регулярность взносов. Ежемесячно поступало семьсот пятьдесят крон, причем всегда между пятнадцатым и двадцатым числами.
   — Насколько я понимаю, — сказал Мартин Бек, — деньги вносились не здесь.
   — Совершенно верно, ни одного вклада не сделано у нас. Вот, посмотрите, каждый взнос оформлен в другом отделении, часто даже не нашего банка. Технически это никакой роли не играет, все равно ведь деньги поступают сюда, на счет Свярда. Но постоянная смена касс, похоже, не случайна.
   — Вы хотите сказать, что Свярд перечислял деньги сам, но так, чтобы оставаться неизвестным?
   — Да… Скорее всего. Когда перечисляешь деньги на свой счет, необязательно указывать фамилию отправителя.
   — Но ведь бланк все равно надо заполнять?
   — Как когда. Очень часто клиент просто вручает деньги кассиру и просит оформить перевод. Не все умеют бланки заполнять, тогда кассир вписывает фамилию адресата, номер личного счета, расчетный счет. Это предусмотрено правилами сервиса.
   — А дальше что?
   — Клиент получает копию бланка в качестве квитанции. Когда клиент перечисляет деньги на собственный счет, банк не шлет ему извещения. Вообще уведомления посылают только в том случае, если клиент об этом просит.
   — Понятно, а куда попадают оригиналы бланков?
   — В наш центральный архив.
   Мартин Бек медленно провел пальцем вдоль колонки цифр.
   — Свярд ни разу не брал денег со своего счета? — спросил он.
   — Нет, и это мне кажется самым странным. Ни одного чека не выписал. А когда я стал проверять, выяснилось, что он даже чековой книжки не брал, во всяком случае последние несколько лет.
   Мартин Бек потер переносицу. На квартире Свярда не нашли ни чековой книжки, ни уведомлений, ни копий бланков перечислений.
   — Ктонибудь из здешнего отделения знает Свярда в лицо?
   — Нет, мы его никогда не видели.
   — Когда открыт счет?
   — Судя по всему, в апреле тысяча девятьсот шестьдесят шестого.
   — И с тех пор ежемесячно поступало семьсот пятьдесят крон?
   — Да. Правда, последний взнос получен шестнадцатого марта сего года. — Заведующий заглянул в свой календарик. — Это был четверг. А в апреле ничего не поступило.
   — Это объясняется очень просто, — сказал Мартин Бек. — Свярд умер.
   — Что вы говорите… Нас не известили. Обычно в таких случаях к нам обращаются претенденты на наследство.
   — Ну, в этом случае претендентов не было.
   Чиновник озадаченно посмотрел на него.
   — Зато теперь будут, — добавил Мартин Бек. — Всего доброго.
   Лучше не задерживаться, пока ктонибудь не надумал ограбить этот банк. Если при нем произойдет налет, как пить дать привлекут его в спецгруппу.
   Откомандируют… Отрядят…
 
   Как бы то ни было, дело повернулось новой стороной. Семьсот пятьдесят крон в месяц, шесть лет подряд! Как говорится, постоянный доход. И поскольку Свярд ничего не расходовал, на таинственном счету накопилась изрядная сумма. Пятьдесят четыре тысячи крон плюс проценты.
   Для Мартина Бека это были большие деньги.
   Для Свярда, надо думать, и того больше: целое состояние.
   Так что Рея была не так уж далека от истины, когда говорила про деньги в матраце. Вся разница в том, что Свярд поступил более рассудительно, в духе времени.
   Новый поворот подсказывал и новые пути поиска.
   Для начала надо, вопервых, потолковать с налоговыми органами, вовторых, взглянуть на бланки перечислений, если они и впрямь сохранились.
   Налоговое управление не располагало никакими данными о Свярде. Когда речь идет о бедняках, каким его считали, власти ограничиваются утонченной формой эксплуатации, которая выражается в наценке на продовольственные товары и сильнее всего бьет по карману тех, у кого карман и без того самый тощий.
   Мартин Бек буквально слышал в телефонной трубке, как налоговый инспектор облизывается при мысли о пятидесяти четырех тысячах крон, оставшихся без хозяина. Уж он найдет способ конфисковать эти деньги, даже если окажется, что Свярд ухитрился нажить их, как выражались когдато, честным путем — скажем, упорным трудом.
   Да только вряд ли эти деньги заработаны честным трудом, а накопить такую сумму при той пенсии, какую получал Свярд, немыслимо.
   Так, а что же с бланками перечислений?..
   В центральном отделении Торгового банка быстро отыскали двадцать два последних бланка — всего их, если он верно посчитал, было семьдесят два, — и в тот же день Мартин Бек держал в руках заветные бумажки. Все бланки оформлены в разных отделениях, и каждый заполнен другой рукой — несомненно, рукой кассира. Конечно, этих людей можно разыскать и спросить, помнят ли они клиента. Колоссальный труд, который, скорее всего, ничего не даст.
   Кто в состоянии вспомнить человека, который много месяцев назад перечислил на свой чековый счет семьсот пятьдесят крон?
   Ответ: никто.
   …И вот Мартин Бек сидит у себя дома и пьет чай из мемориальной кружки.
   Нда, будь таинственный вкладчик похож на фельдмаршала Хейга, его бы кто угодно запомнил.
   Но кто похож на фельдмаршала Хейга? Никто. Ни в одном фильме, ни в одной театральной постановке, даже самой реалистичной, не удалось добиться удовлетворительного сходства.
   Мартин Бек снова был не в своей тарелке. Опять душа не на месте, опять муторно, но теперь это отчасти объяснялось тем, что он никак не мог выкинуть из головы служебные дела.
   Свярд.
   Эта дурацкая запертая комната.
   Таинственный вкладчик.
   Вот именно, таинственный вкладчик. Кто он? Неужели всетаки сам Свярд?
   Нет.
   Трудно поверить, чтобы Свярд стал так мудрить.
   И невозможно представить себе, чтобы обыкновенный складской рабочий сам додумался завести чековый счет в банке.
   Нет, деньги перечислял ктото другой. Повидимому, мужчина — очень уж сомнительно, чтобы в банк пришла женщина, назвалась Карлом Эдвином Свярдом и сказала, что хочет перечислить семьсот пятьдесят крон на свой чековый счет.
   И вообще, с какой стати ктото переводил Свярду деньги?
   Этот вопрос пока что повисал в воздухе.
   Кроме того, есть еще одна непонятная фигура.
   Загадочный племянник.
   Но невидимка номер один — человек, который то ли в апреле, то ли в начале мая ухитрился застрелить Свярда, хотя тот забаррикадировался в запертой изнутри комнате, как в крепости.
   А может быть, эти трое неизвестных — на самом деле одно лицо? Вкладчик, племянник, убийца?
   Да, есть над чем поломать голову.
   Мартин Бек отодвинул кружку и поглядел на часы. Быстро время пролетело — уже половина десятого. Пойти куданибудь поздно.
   Да и куда идти?
   Мартин Бек поставил пластинку Баха и включил проигрыватель.
   Потом лег в постель.
   Он продолжал размышлять. Если отвлечься от всех пробелов и вопросительных знаков, из того, что уже известно, можно составить версию. Племянник, вкладчик и убийца — один человек. Свярд был мелким шантажистом и шесть лет принуждал этого человека платить ему семьсот пятьдесят крон в месяц, однако изза болезненной скупости ничего не тратил. Его жертва продолжала платить год за годом, пока не лопнуло терпение.
   Представить себе Свярда в роли шантажиста не так уж трудно. Но у шантажиста должны быть какието козыри против того, у кого он вымогает деньги.
   В квартире Свярда ничего такого не нашли.
   Конечно, он мог завести для своих секретов абонентский ящик в банке. Если так, полиция об этом скоро узнает.
   Суть в том, что шантажист должен располагать какойто информацией.
   Где мог складской рабочий добыть такую информацию?
   Там, где он работал.
   Или там, где жил.
   Насколько известно, Свярд в общемто больше нигде и не бывал.
   Только дома и на работе.
   Но в июне 1966 года Свярд оставил работу. За два месяца до этого на его чековый счет поступил первый взнос.
   Стало быть, началось все больше шести лет назад. А чем занимался Свярд после этого?
   Когда Мартин Бек проснулся, пластинка все еще крутилась. Может быть, ему чтото и приснилось, но память ничего не сохранила.
   Среда, новый рабочий день, и совершенно ясно, с чего он должен начаться.
   С прогулки.
   Нет, не до метро. В кабинет на аллее Вестберга Мартина Бека не тянуло, и сегодня у него были вполне уважительные причины не являться туда.
   Вместо этого он решил побродить по набережным. Сперва — по Шеппсбрун, потом, перейдя мост у Слюссена, свернуть на восток вдоль Стадсгорден.
   Он всегда очень любил эту часть Стокгольма. Особенно в детстве, когда у причалов стояли пароходы с товарами из дальних стран. Теперь редко увидишь настоящие океанские корабли, их заменили паромы для любителей выпивки с Аландских островов. Хороша замена… И вымирает старая гвардия докеров и моряков, без которых гавань совсем не та.
   Сегодня настроение Мартина Бека заметно отличалось от вчерашнего. Он получал удовольствие от прогулки, шагал быстро, целеустремленно, думая о своем.
   Эти упорные слухи о предстоящем повышении… Вот уж некстати. До прискорбной оплошности, допущенной им пятнадцать месяцев назад, Мартин Бек пуще всего на свете боялся такой должности, которая прикует его к письменное столу. Он всегда предпочитал работать, как говорится, на объекте, дорожил возможностью приходить и уходить, когда заблагорассудится.