Валё Пер. Современный шведский детектив

   — И ты хочешь, чтобы я этому поверила?
   Полли залила чай крутым кипятком. Раздавшийся внезапно металлический голос Мирьям Экерюд заставил ее вздрогнуть.
   — Хочешь не хочешь, а придется поверить. Надеюсь, ты и на мою долю заварила? Поджарь еще кусочек хлеба. В этом доме есть?..
   — Нет, — излишне резко ответила тихоня секретарша. — Если ты не привезла, у нас сока нет.
   Полли дала чаю настояться, проследила, чтобы он приобрел определенный густо-коричневый оттенок, /и только после этого разлила его по чашкам.
   Мирьям, как всегда, была идеально причесана и слегка подкрашена. Одеться она еще не успела и явилась на кухню в весьма откровенной синей шелковой ночной сорочке.
   — Спасибо, детка, заваривать чай — это по твоей части, — похвалила она Полли, с жадностью прихлебывая чай.
   — Английское происхождение, — ответила Полли. — Так, по крайней мере, считала Альберта… Значит, ты тоже видела ее в тот последний вечер?
   — Да, но я была у нее совсем недолго. Около девяти я распрощалась — она выглядела очень усталой.
   — А потом?
   — Потом я пошла к «Трем старушкам», это здесь рядом. С Эдуардо мы договорились так: либо я буду у Альберты, но к ней нельзя вваливаться слишком поздно и лучше подождать на улице, либо у «Трех старушек» — это напротив.
   — Вот насчет старушек я, по правде говоря, не понял, — признался Эдуард. — Кто бы подумал, что это ресторан? Когда я прикатил сюда в одиннадцать вечера, вывеска была погашена и в окнах — ни огонька. А наверху у фру Фабиан горел свет, потому я и ждал возле дома, как ты мне велела.
   — В ресторане было темно, потому что по случаю праздника прислугу вечером отпустили, — объяснила Мирьям. — Но мне все-таки открыли и даже дали поесть. Между прочим, новая хозяйка ресторана почти девчонка. Для провинции большая редкость, чтобы ресторан содержала молодая женщина. Я заинтересовалась ею, мы сидели на кухне и беседовали о ее работе — мне захотелось сделать о ней репортаж в одном из летних номеров. Не знаю только, под каким соусом ее подать.
   — «Женщина недели в Неделю женщины», — предложил Эдуард. — Или: «Первая деловая женщина в краю горнозаводчиков». А может, дать о ней заметку в кулинарном отделе вместе с каким-нибудь рецептом приготовления селедки? Не подходит? Ну, не дуйся, надо же понимать шутки.
   — Не выношу, когда ты говоришь свысока о моем еженедельнике.
   — Но в глубине души я отношусь к нему очень серьезно, — добродушно сказал он. — Можешь поручить Есперу состряпать статью об этой трактирщице. Он король по этой части, а заголовки и рубрики придут сами собой.
   — Еспер? — вспомнила Полли, снова возвращая их к тому холодному праздничному вечеру. — Ведь он тоже был здесь? Как странно, что вы все трое побывали здесь.
   — А ты сама? — безжалостно спросила Мирьям. — Разве тебя здесь не было?
   Но даже Полли умела иногда срезать противника.
   — Я в это время уже ехала домой. Шестичасовым автобусом из Скуги. Потом поездом из Эребру. В Стокгольм приехала в девять пятьдесят пять. А в одиннадцать была уже в постели в своей комнате для прислуги.
   — Не забывайте про пасторшу, — напомнил Эдуард. — Она действительно была здесь за полчаса до полуночи.
   — Интересно, что она делала здесь в такую поздноту? — сказала Полли.
   — А я знаю, — торжествующе объявила Мирьям. — Это стоило мне пятидесяти минут сна, а значит, и красоты, но зато я знаю все, что сказала Лиселотт дяде Рудольфу во время их шумного объяснения, незримой участницей которого я оказалась.
   — Да, между этими комнатами абсолютная слышимость, — вспомнила Полли. — Раньше они были смежные. Потом дверь заделали. Альберта еще всегда говорила, что мастер больше разбирался в акустических эффектах, чем в звукоизоляции.
   — Так что же тебе удалось услышать сквозь стену? — полюбопытствовал Эдуард. — Как наша уважаемая Лисе-лотт объяснила свой поздний визит к невестке?
   — Она хотела занять у Альберты сто крон, — сказала Мирьям.
   — Среди ночи? — изумилась Полли.
   — Всего сотню? — не поверил Эдуард. — Другое дело, если б речь шла о тысячах.
   — Глупость какая-то! А что она вообще делала в городе? — поинтересовалась Полли.
   — На кой черт ей понадобилась эта сотня?
   — Чтобы взять такси до Лубергсхюттана, — сказала Мирьям. — Я вижу, вы разочарованы. Она была на каком-то дамском ужине в гостинице и обнаружила, что в сумочке у нее всего семь крон. Вот и пошла к Альберте.
   — Получила она свою сотню?
   — Дальше я слушать не стала, — ответила Мирьям, пожав плечами. — Я постучала в стенку, и в семейном номере воцарилась мертвая тишина.
   — Зря, — сказал Эдуард.
   — Глупость какая-то, — повторила Полли.
   В десять утра в саду, окружавшем коричневую виллу соседей, она уже пересказывала этот разговор комиссару Вийку.
   — Да нет, отчего же? — возразил комиссар. — Во всяком случае, многие факты легко проверить. Горный отель в Норвегии, ресторан «Три старушки», дамский ужин в гостинице и рейс такси от стоянки в Скуге до пасторской усадьбы в Лубергсхюттане. Можно проверить и твой путь отсюда до Стокгольма.
   — В квартире под Мирьям живет генеральша, — с готовностью сообщила Полли. — Она в курсе всех событий. Может быть, и кондуктор в поезде запомнил меня.
   — Опись имущества уже началась?
   — Вот-вот начнется. Мне пора. Чует мое сердце, грядет светопреставление. Мы уже ссоримся. А что будет, когда мы примемся делить наследство?
   — Если наследник не один, всегда следует оговаривать, кому что достанется из движимости. Альберта не оставила такого распоряжения?
   — Ничего похожего. Существует давнишнее завещание шестьдесят шестого года. Мне тогда было девять лет. — Ее серые глаза на мгновение осветила улыбка. — Интересно, что она в то время собиралась оставить мне?
   Или что я выбрала бы сама, если б мне тогда дали волю? У дверей розовой виллы стоял молодой адвокат фирмы «Странд, Странд и Странд». Судя по прилизанным темным волосам, он явился прямо из парикмахерской, строгий костюм и жилет на этот раз были светло-серые, а увидев узор на его галстуке, Полли издевательски воскликнула:
   — Ты, я вижу, вооружился до зубов. Вон сколько параграфов на галстуке, не галстук, а шпаргалка!
   — Продавец в магазине уверял, что это не прозаические параграфы, а веселые морские коньки. Как я рад, что встретил тебя здесь, у меня сегодня на душе неспокойно.
   — Не может быть. А почему ты сменил портфель на эту сумку? Что у тебя там? — спросила Полли.
   — Документы, — ответил Сванте. — Множество всяких документов. Копии свидетельств о смерти. Тексты завещаний. Опись имущества, составленная после смерти мужа фру Фабиан. Купчая и закладная на недвижимое имущество. Подтверждение права на владение земельным участком и закладная на этот участок. Справка из страхового общества о том, кому Альберта завещала свой страховой полис. Выписка из банковских счетов. Черновик последней налоговой декларации фру Фабиан. Налоговые квитанции. Записи поступлений и расходов уже после смерти и квитанции на них.
   — Боже милостивый! — воскликнула Полли. — Ты так подготовился, что все должно пройти как по маслу.
   — Будем надеяться. — Новоиспеченный адвокат вздохнул. — Что ж, идем, пора приступать.
   Все складывалось не так уж плохо. Назойливый чужак Эдуард Амбрас куда-то исчез, а остальные, расположившись в уютной гостиной, до поры до времени сдерживали свои чувства.
   Пастор с супругой образовали сплоченный фронт на красном диване рококо. За круглым журнальным столиком сидела другая группировка — Мирьям и Еспер Эке-рюд. Полли, как всегда, устроилась поодаль, в кресле без подлокотников.
   С удивившей всех властностью Сванте Странд предупредил, что сегодняшние и завтрашние переговоры надлежит рассматривать как подготовку к официальной описи имущества. Ее осуществят два доверенных лица фирмы «Странд, Странд и Странд», которые прибудут сюда во вторник, после захоронения урны. Фирма уже воспользовалась услугами компетентного оценщика, чтобы составить перечень и оценить движимость. Этот перечень будет отдельно приложен к описи имущества.
   — У меня есть для вас копии этого перечня. Найдется экземпляр и для фру Люнден.
   Он порылся в своей сумке с многочисленными отделениями, и скоро в руках у каждого оказался длинный список, в который наследники жадно впились глазами, пропуская мимо ушей объяснения адвоката.
   — Цены низкие… это нарочно… чтобы скостить налог. Устная договоренность и соглашение… на этом же этапе… лягут в основу описи и раздела имущества.
   Просмотрев списки и цифры, наследники Альберты мало-помалу начали высказывать свои пожелания и надежды.
   — Библиотека, — благоговейно вздохнул пастор. — Богатейшая библиотека. Соблазнительная мысль. Подумать только!
   — Рояль, — пробормотала Полли. — Нет, нет.
   — Персидский ковер на веранде, настоящая ручная работа, — заметил Еспер.
   А Мирьям и Лиселотт воскликнули хором, и их возгласы прозвучали как боевой клич:
   — Бюро! О, я давно мечтала об этом густавианском бюро!

11. СЧАСТЬЕ ЖЕНЩИН УКРАШАЕТ

   — Наверно, они бросят жребий, кому достанется густавианское бюро, — предположила фру Вийк. — Это редкая антикварная вещь с клеймом Георга Гаупта. Бюро более двухсот лет, но оно совсем как новенькое. Жребий — единственный выход, если только Альберта никого не указала в завещании.
   — Кажется, она не оставила никаких распоряжений насчет движимости, — сказал комиссар Вийк.
   После воскресного завтрака они пили кофе у себя на кухне, оборудованной по последнему слову техники.
   — И я так думаю, — сказала фру Вийк. — Завещание сравнительно короткое. По крайней мере, тот документ, который подписали мы.
   — Кто это — вы?
   — Даниель Северин и я.
   — Старый провинциальный врач и вдова покойного судьи. Надежные свидетели.
   — Конечно, — сказала фру Вийк без ложной скромности. — Так захотела Альберта. Чтобы никто не усомнился, что она была в здравом уме и твердой памяти, когда составлялось это новое завещание.
   — Новое? Утром Полли говорила мне о завещании, составленном в шестьдесят шестом году.
   — Я ставила свою подпись под завещанием не одиннадцать лет назад, — твердо сказала фру Вийк.
   — А когда же?
   — Месяца два назад, в воскресенье. Жена Даниеля куда-то уехала, и Альберта пригласила нас обоих к себе на обед. Прежде чем подать вино, она попросила, чтобы мы вместе с нею подписались под ее новым завещанием. После этого мы выпили шампанского, Альберта предложила тост за масленицу. Ну да, это было на сыропуст, двадцатого февраля. Я сходила к обедне и…
   — В феврале этого года?
   Синие глаза комиссара встретились с озабоченными темными глазами матери.
   — Совершенно верно, — ответила она.
   — Но ведь в таком случае… Ты понимаешь, что это все меняет и что тебе надо сделать?
   — Да. Неприятная история. Буду очень благодарна, если ты проводишь меня туда.
   От внешнего согласия между наследниками Альберты Фабиан уже не осталось и следа.
   А ведь поначалу все шло так гладко, думал растерянный Сванте Странд. Может, он совершил промах, пустив обсуждение на самотек? Но как он мог действовать решительнее, если душеприказчик формально не имеет права заниматься описью имущества? Главное, он окончательно убедился, что совсем не умеет обуздывать и мирить противоречивые и враждебные стихии.
   Да, он допустил ошибку, показав им списки оценщика. Он хотел сообщить им необходимые сведения, не вдаваясь при этом в финансовые вопросы, однако его невинный поступок привел к тому, что внимание неожиданно взалкавших наследников сосредоточилось на самой ценной движимости.
   Во-первых, это касалось библиотеки управляющего Фабиана, которую тот в свое время опять-таки получил в наследство и которая содержала много антикварных книг.
   — Первое издание «Саги о Фритьофе» — это вам не шутка, — благоговейно произнес пастор. — Большую часть этого издания зачитали до дыр еще при жизни Тегнера.
   — У меня лично эта сага в печенках сидит еще со школы, — заявила Мирьям. — А вот от «Герты» Фредерики Бремер ^[30]я бы не отказалась. Этот роман, дядя Рудольф, не только достояние истории, он сам и творил ее.
   Сквозь круглые очки пастор с грустью взирал на свою племянницу. Красивая, синеглазая, в изящном васильковом платье и васильковых туфлях с перепонками, она часто выводила пастора из себя, несмотря на родственные чувства, которые он к ней питал.
   — Тебя интересует хоть что-нибудь, кроме женского вопроса? — полюбопытствовал он.
   — Управляющий собрал настоящую «бергслагениану», — вмешался Еспер Экерюд, чтобы перевести разговор в другое русло. — Здесь можно найти всех знаменитых людей Бергслагена. По-моему, библиотеку надо поделить на три части, а уж мы с Мирьям разделим свою треть пополам.
   — Я как раз хотел предложить вам то же самое, — поддержал его Сванте Странд.
   — В таком случае, по-моему, право выбора должно быть за дядей Рудольфом, — осторожно сказала Полли. — Он самый старший из нас и лучше всех разбирается в книгах.
   — Спасибо на добром слове, детка, — растрогался пастор.
   Вскоре ему представился случай отплатить ей тем же. Речь зашла о дележе картин и других антикварных вещей.
   — Полли выросла в доме Альберты, эти предметы окружали ее с детства. Пускай она первая решит, что хочет взять на память об этом доме, — постановил Рудольф Люнден.
   Никто не возражал, и Полли с готовностью согласилась:
   — Хорошо. На веранде висит портрет Франциски Фабиан из собрания дяди Франса Эрика. Я возьму его. Я всегда любила эту красавицу, в детстве я даже разговаривала с нею.
   — Не спеши, — предостерегла ее Мирьям. — Это портрет кисти неизвестного художника, а у Альберты есть картины Лильефорса, французских импрессионистов и других знаменитых художников.
   — Но мне очень нравится эта девушка с бархоткой на шее, — стояла на своем Полли.
   — Да ведь она тебе даже не родственница, она из семьи управляющего Фабиана.
   — Вы, Люндены, мне тоже никто!
   Лиселотт Люнден, до сих пор не вступавшая в разговор, ткнула пухлым пальцем в список и деловито сказала:
   — Что Полли действительно должно остаться от Альберты, так это рояль. Она единственная из всех всерьез занимается музыкой.
   — В самом деле, — поддержал жену пастор. — Пусть девочка возьмет нотную библиотеку Альберты и ее «бехштейн». Это мудрое и справедливое решение.
   — А куда я его поставлю? — горько спросила Полян. — Разве что в комнату для прислуги в квартире Мирьям?
   Черные глазки-бусинки Лиселотт задумчиво уставились на Полли.
   — У нас достаточно места, — осенило ее. — Можешь оставить его на хранение у нас в усадьбе.
   — Превосходная идея! — саркастически воскликнул Еспер. — У меня в настоящее время тоже нет собственного угла. Л моему ковру требуется изрядная площадь. Сделай милость, возьми и его к себе на хранение.
   — Пожалуйста, — с радостью согласилась Лиселотт, не замечая иронии. — А какой у тебя ковер?
   — Настоящий персидский. Выткан кочевниками на юго-западе Персии. Темно-синий бордюр, кирпично-красная середина со стилизованными птицами, лошадьми и цветами. Он лежит…
   — На веранде? Этого еще не хватало! Я ведь тоже хотела его… Я не сомневаюсь…
   Тут не выдержала Мирьям, и тон ее был гораздо резче, чем у брата:
   — Ковер? Ты надеялась, что дяде Рудольфу достанется и ковер? По-твоему, дядина доля резиновая?
   Сванте Странд мысленно застонал. Если обе женщины чуть не вцепились друг другу в волосы из-за проклятого бюро, даже не дочитав список до конца, то теперь катастрофа и вовсе неминуема.
   Но грозу неожиданно пронесло мимо. В прихожей раздались голоса, и Мирьям осеклась на полуслове. Эдуард Амбрас распахнул дверь гостиной и, пародируя английские телеспектакли из жизни королевских особ и высшей аристократии, возвестил:
   — Комиссар по уголовным — делам Кристер Вийк. Фру Елена Вийк.
   После чего скромно удалился, прикрыв за собой дверь. По лицу Эдуарда Мирьям видела, что вся эта история забавляет его.
   — Кристер! — воскликнул пастор Люнден. — Вот не ждали!
   Мать комиссара не стала, однако, тратить время на приветствия, а сразу перешла к делу.
   — Мы пришли, — начала она, не успев толком отдышаться, — так как я заподозрила, что вы неправильно делите наследство Альберты.
   — Неправильно? — изумленно переспросил Сванте Странд. — Почему неправильно?
   Он машинально подвинул ей стул, и она так же машинально села.
   — Спасибо. Я думаю, в вашей фирме хранилось не то завещание; которое нужно. — Что значит «не то завещание»?
   Теперь славного молодого адвоката обуревали уже не сомнения, а форменный ужас. Он боязливо поднял взгляд на комиссара, и тот поспешил его успокоить.
   — Похоже, что существуют два завещания. Какое из них имеет силу, решит дата на документе.
   — Завещание, которое хранится у нас в конторе, датировано июлем тысяча девятьсот шестьдесят шестого года.
   — А мы с доктором Северином засвидетельствовали подпись Альберты Фабиан на ее завещании двадцатого февраля этого года, — твердым голосом произнесла фру Вийк. — По словам Альберты, она переменила решение относительно виллы, про остальное она не сказала ничего.
   — Переменила решение? — удивилась Мирьям.
   — Относительно виллы? — подхватил Еспер.
   — В феврале? — недоумевала Лиселотт.
   — Три месяца назад, — с расстановкой сказал пастор. — Значит, есть новое завещание?
   И только Сванте Странд задал вопрос по существу:
   — Где же сейчас находится этот документ? В нашей конторе его нет. В банковском сейфе фру Фабиан — тоже. Где же оно может быть?
   — Если Альберта его не уничтожила, оно должно храниться здесь, в доме, — решил Кристер Вийк. — Полли, ты лучше всех знаешь дом. Куда Альберта могла поло жить такой документ?
   — А каков он с виду?
   — Один или несколько листов бумаги.
   — Надо посмотреть в маленьком секретере.
   Все напряженно следили за стройной девушкой в трауре, скользнувшей к изящному старинному секретеру, Прислонясь к которому стоял адвокат Странд. Полли откинула крышку и ощупью поискала кнопку или пружину.
 

 
   Внезапно что-то щелкнуло, и открылся неглубокий потайной ящик.
   Полли молча вынула оттуда коричневый конверт и подала его Сванте Странду. Конверт не был запечатан, от руки на нем было написано: «Моя последняя воля».
   Разворачивая два густо исписанных листа линованой бумаги, Сванте Странд думал с унынием, почему именно ему, неопытному и неискушенному адвокату, выпало на долю столько трудностей в его первом же крупном деле о наследстве. Пока он просматривал завещание, в гостиной царила мертвая тишина, лишь с Хюттгатан доносился треск мотоцикла.
   — Так и есть, — сказал он, наконец. — Это более позднее завещание, чем-то, которое хранилось у нас. Старое было написано одиннадцать лет назад, оно отпечатано на машинке. В январе этого года, когда фру Фабиан назначила меня своим душеприказчиком, она попросила нас прислать ей копию этого документа. Новое завещание целиком написано от руки. В феврале его засвидетельствовали Елена Вийк и Даниель Северин. Со старым завещанием оно совпадает лишь в мелочах.
   — В каких же именно? — спросил Кристер Вийк, который все это время стоял, прислонясь к косяку двери в холл.
   — Она по-прежнему оставляет меня своим душеприказчиком, жертвует те же суммы церкви в Лубергсхютта-не и гимназии в Скуге.
   — А дальше?
   — Дальше речь идет о недвижимости. — Адвокат помедлил. — Этот пункт она изменила полностью. Теперь вилла отходит воспитаннице фру Фабиан Полли Томссон, и только ей одной. Налог ей платить не придется, его вычислят из остального наследства.
   Новоявленная владелица недвижимости стала еще бледнее, чем была за минуту до этого.
   — Все прочее, включая движимость, делится на четыре части между пастором Люнденом, Мирьям Экерюд, Еспером Экерюдом и Полли Томссон.
   Наследники потеряли дар речи, поэтому слово взял комиссар Вийк:
   — Значит, виллу получит Полли? И, кроме того, четверть всего имущества? Яправильно понял?
   — Совершенно верно. К тому же Полли предстоит получить страховку Альберты, — сказал Сванте Странд. — Но, насколько я понимаю, страховой полис фру Фабиан с самого начала был завещан Полли.
   Елена Вийк с сочувствием посмотрела на двадцатилетнюю девушку.
   — Бедное дитя, все эти деньги будут тебе теперь очень кстати. Содержать такой старый дом недешево, а в этом году тем более — черепицу повредило снегом и подвал затопило.
   Полли наконец осознала свалившееся на нее счастье, и щеки ее порозовели от волнения. На худом лице Еспера мелькнула зависть.
   — Судя по всему, нам достанется не так уж много?
   — Да, если говорить о деньгах, — сказал Сванте Странд. — Зато движимого имущества вы с сестрой получите больше, чем прежде. Серьезнее всех пострадал пастор.
   — Ну что ж, — смиренно улыбнулся пастор. — По край ней мере нашим семейным раздорам пришел конец. На этой бренной земле не следует слишком высоко заносить ся в своих надеждах.
   — Мне очень жаль, — сказала фру Вийк пастору. — Выходит, я тебе оказала медвежью услугу.
   — Рано или поздно это завещание все равно бы всплыло, — вмешалась Мирьям. — Чем раньше, тем лучше. Что и говорить, все мы, конечно, разочарованы. Но не удивлены. Вполне логично, что большую часть наследства получит Полли, она всегда была любимицей Альберты.
   — Мудрое и справедливое решение, — подхватил пастор. — Она жила в этом доме как дочь.
   В дверях веранды, окруженный облаком табачного дыма, появился Эдуард Амбрас. Некоторое время он наблюдал за Полли: обычно бесцветная и унылая, она сияла от негаданного счастья.
   — Права была моя бабушка, когда говорила: счастье женщин украшает, — загадочно произнес он.
   Но безмятежная радость Полли длилась недолго. Лиселотт Люнден, до которой не сразу дошел смысл происшедшего, теперь просто рассвирепела.
   — Справедливое решение? — взорвалась она. — Чтобы из наших денег вычли налог за ее виллу? Хороша справедливость!
   Лиселотт злобно, с ненавистью сверлила Полли маленькими черными глазками. У Полли по спине пробежал холодок.
   — Ты это знала все время! — вопила пасторша. — Ты обманом заставила Альберту отписать все тебе. А потом… потом… — Она чуть не задохнулась от бешенства и, наконец, разразилась бранью, несколько необычной для жены пастора: — Интриганка чертова! Подлая дрянь!

Медальон
12. У ТЕБЯ В МЕДАЛЬОНЕ ЯД?

   Несколько минут царили сумятица и переполох. Рудольф Люнден сдернул золотые очки, избавившись тем самым от созерцания своей разъяренной половины.
   — Лиселотт, голубушка, что ты говоришь! — умолял он жену.
   Оскорбленная Полли молчала, но два джентльмена тут же ринулись на ее защиту.
   — Лиселотт в истерике, — презрительно сказал Эдуард. — Не обращай внимания.
   — Тетя Альберта этими двумя завещаниями сыграла с нами злую шутку, — сердито сказал Еспер. — Провела нас, как детей. Но Полли тут ни при чем.
   Адвокат Странд перечитывал документ, найденный в маленьком секретере. Он был озадачен.
   — Завещание подлинное, это, несомненно, — бормотал он. — Но отчего же она не прислала его в нашу фирму, которая охраняет ее интересы? Что ей стоило набрать номер телефона и хотя бы намекнуть нам, что оно существует?
   — Так что же мы будем делать дальше? — деловито, как всегда, спросила Мирьям. — Продолжим ссору из-за персидских ковров и густавианского бюро?
   Сванте Странд печально взглянул на нее своими светло-карими глазами и предложил:
   — Давайте сделаем перерыв.
   — Дельная мысль, — одобрил комиссар Вийк.
   Его мать поднялась со стула, судя по всему, на душе у нее стало легче.
   — Мы, во всяком случае, избавим вас от своего присутствия. Надеюсь, у вас все образуется.
   Незадачливый представитель фирмы «Странд, Странд и Странд» проводил комиссара и его мать до калитки.
   — Жалею, что мы спутали карты тебе и твоим клиентам, — с сочувствием сказал Кристер. — Кое-кто из них даже не пытался скрыть своего недовольства.
   — Вот это меня и пугает, — ответил Сванте Странд Младший. — Суд, конечно, признает новое завещание. Но что мне делать до тех пор? Например, сегодня? Остаться здесь или собрать бумаги и улизнуть в Эребру?
   — Хочешь совет?
   — Да.
   — По-моему, тебе лучше остаться. Ты здесь человек посторонний, и твое присутствие хоть немного остудит их пыл.
   — Олл-райт, — сказал адвокат и покорно поплелся в дом.
   Кристер Вийк долго смотрел на многочисленные окна розовой виллы и на ее белые балконы.
   — Не нравится мне атмосфера в этом доме, — признался он, покачав головой. — Очень не нравится.
   — Пошли, — позвала его мать. — Мне холодно. Ветер к ночи усиливается, а вода в озере не спала ни на миллиметр.
   Обстановка в гостиной Альберты Фабиан не изменилась, скорее даже ухудшилась. Наследники кричали так, что, казалось, хрустальные подвески на люстре вот-вот посыплются вниз.