Страница:
Чисто развлечения для — вот вам еще случай. Совсем с другого конца линейки. До того, то есть, был в доску серьезный банковский налетчик — а тут будет просто пьянчуга. Но — за рулем. Что его, как вы понимаете, в разряд правонарушителей помещает автоматически.
Поздним довольно вечером в полицейское отделение города Медфорд, штат Пенсильвания, с большим трудом ввалился гражданин Джеймс Авалон. С не меньшим трудом он и изъяснялся, поскольку лыко если и вязал, то прилагая нечеловеческие прямо-таки усилия.
В общем, промычал, так мол и так, а прибыл я сообщить о дорожно-транспортных происшествиях. На такой-то и такой-то улице, сказал, машина в дерево воткнулась. Может, сказал, даже и повредив, я не проверял. А потом, сказал, та же самая машина фонарь снесла. Со столбом вместе. Так что столб на дороге валяется, и вы, сказал, убрали бы его от греха подальше.
Ну, стали его выспрашивать — не знает ли, дескать, что за машина все это проделала. Как же, сказал, знаю. Моя. Да вон она, у вас во дворе стоит — и до чего же помя-я-я-ятая…
Тогда они права у него потребовали. Он чуть было не протрезвел — но передумал и ржать начал. Какие такие, сказал, права. У меня их за пьянку черт-те когда отобрали. Они было этому Авалону трубочку стали совать, дыхни, дескать — а он и вовсе в хохот. Понасажали вас тут, говорит, дураков. Вам, говорит, без трубочки, что ли, не видно, что я и так в сиську?
И ведь прав насчет дерева и столба оказался. Столб так-таки поперек дороги и лежал.
Историю— то эту я больше для смеха тут впаял, потому что вряд ли такой уж идиотизм тут в работе. Может, даже, наоборот -обострившееся под влиянием алкоголя гражданское чувство. Теории, конечно, всякие строить можно — но вот то лишь смущает чуточку, что в Америке это произошло. Потому что чем-то неистребимо родным от всей этой истории веет…
Хотя и в соседней с Америкой Канадщине такие вещи — нет-нет, да и случаются. К отделению полиции в Торонто тоже вот машина подрулила как-то. И славно так подрулила — с ходу в полицейский патрульный автомобиль впаявшись. Себя, конечно, отрихтовав как следует — но и машине с мигалками перепало тоже по первое число. А когда наличные полицейские на улицу повыскакивали и к месту происшествия кинулись, навстречу им из виноватого автомобиля вылез, крепко покачиваясь, гражданин — качавшийся, как оказалось, ни от каких не травм, слава Богу.
Гражданин этот, Норман Ньюмарк, полицию увидев, очень обрадовался, сказав, что к ним он и ехал. И нельзя ли ему, дескать, в трубочку подышать. Потому что очччень он не уверен, что достаточно трезв для того, чтобы своим транспортным средством управлять. (Прав, кстати, в своих подозрениях оказался…)
А вот этот случай я вам для симметрии расскажу. Про другого нетрезвого за рулем правонарушителя, который в отличие от подозрительно русского Авалона отпирался и в несознанку играл до последнего. В октябре 1995 года дорожный полицейский Джозеф Фонтено, патрулируя движение в Редондо Бич, штат Калифорния, узрел вдруг престранный автомобиль.
Нет, марка-то машины была из обычных — Мазда МХ. Но когда на капоте ее разглядел Фонтено столб, на которых светофоры крепятся — со светофором вместе — принялся он вслед за этой Маздой ехать и мигалками своими ей сигналить на предмет остановиться. После чего Мазда скорость и прибавила.
Ну, поиграли они там маленько в кошки-мышки, но на то ж он, Фонтено, и профессионал был, чтобы догнать. Подошел к водительскому окошку, зашатался от паров винных, оттуда хлынувших — и услышал традиционное: «А что, собственно, случилось, офицер?» Стал Фонтено насчет столба да светофора выспрашивать — водитель плечами только пожимает. Какой такой, дескать, столб?
Вывел его кое-как полицейский из машины. Подвел к капоту. Вот, говорит, столб. А вот светофор. Прямо, говорит, под твоим носом поперек капота расположившиеся. Ах, ээээээти, водила сказал. Так они тут век были. Я машину так с ними и купил.
И тут, конечно, не в том дело, что сшиб он его несколькими милями раньше, заехав на разделительную полосу, где светофор на столбе и мигал весело. Тут — помимо симметрии с предыдущей историей — интересует меня тот факт, что нет ни единого анекдота, каким бы сюрреалистическим он ни был, чтобы его жизнь во всей красе не воспроизвела. И я в связи с этим случаем не мог не вспомнить один из своих любимых, который ежели кто не знает, милости прошу подогреться, а знающие могут, конечно, и дальше листать.
Это вот когда браконьер подстрелил себе кабанчика — подсвинка, то есть — на плечо его взвалил и прет, потом обливаясь, по лесу. А тут на него охотнадзор и выходит.
Ты где ж, говорит, его взял-то? Браконьер удивленно: кого? Как кого — кабанчика. Какого такого кабанчика? Инспектор говорит: а что у тебя, по-твоему, на плече? Взгляд на левое плечо: Где? Да не на этом, на правом. Взгляд на правое — и с ужасом: «А-а-а-а-а!!!»
Кстати, истории, подобные этой со столбом да светофором, вполне постоянный элемент повседневно разыгрывающейся партии между полицией и правонарушителем — а то и попросту преступником. Не так давно два дуболома в городе Колумбус, штат Огайо, нацелились было банковский автомат взять. Из тех, что населению прямо на улице деньги выдает — ежели они у такого населения на счету имеются.
Подъехали эти двое, Тимоти Лебо и Чарлз Кинсер, глубокой ночью к автомату намеченному — и давай его ломать, чтобы до кишок, до денег, то есть добраться. Пыхтели они так с час, если не больше. И не о том тут, конечно, речь, что видеокамера над автоматом, изображение на пленке, улики и все такое прочее. Они себе всей этой плесенью голову не морочили. А попотели еще чуток — и порешили дома дело это нудное завершить.
Зацепили проклятую железку тросом, да и дернули грузовичком своим. Натуральным образом его и выдернув. Потом на тот же грузовичок взвалили и поехали себе. А поскольку сигнализация при выдирании сработала, то и полиция уже мчалась по всем близлежащим кварталам.
Одна из патрульных машин наперерез разбойной парочке и выехала. Тормознули, говорят: а что это у вас в кузове? Те говорят: да вроде ничего там не было. Как же не было, полиция говорит, а вот это что? Тимоти с Чарлзом тогда посмотреть вылезли. Ах, это, говорят. Так это машина стиральная. Полицейские удивились. И как же, говорят, на ней стирать? А те двое: мы, говорят, забыли, куда белье совать полагается, но вылезать оно будет вот через эту щель. Глаженное уже.
И так до самого КПЗ упорно на своей теории и стояли.
Любят они это дело — в заблуждении своем упорствовать. Как, впрочем, и любой другой смертный. С той, конечно, разницей, что в их работе оно самим результатом не поощряется.
В Линкольнвуде, штат Иллинойс, заявились два типчика, Эдвард Лопес и Эрик Харб, в магазин. Большой такой магазин, торговой сети «Саммит». Подошли к кассиру и говорят: мы тут кой-чего выбрать хотим, так как насчет кредитной карточкой расплатиться? Кассир говорит: так это всегда пожалуйста. Они мяться начали. Да мы-то, дескать, знаем, что это окей, но только у нас карточка ворованная. Кассир им тогда и объяснил: вы бы, братцы, шли отсюда. От греха подальше. Те в уговоры пошли: тебе, дескать, кассиру, что за разница. Не с твоего ж счета деньги-то снимут.
Ну, препирались они так, пока кассир и не плюнул. Ладно, сказал. Идите берите что уж вам там надо. На кассе разберемся.
И разобрались. Когда они к кассе с тележкой своей подъехали, кассир их знакомый, как и обещал, на месте был. С двумя ребятами в темно-синей форме.
Другая такая упорная — Сидония Уильямс — в Нью-Йорке в историю влипла. Сама же ее, конечно, историю эту, и состряпав. Пришла как-то Сидония в банк «Лорд энд Тейлор» и возжелала открыть счет. Кассирша ей говорит: с превеликим удовольствием мы вам это сделаем. Надо только положить на новый счет доллар-другой, и все дела.
Зачем же доллар-другой — это Сидония говорит. Я уж вложусь посолиднее. И вываливает на стойку банкноту — в… один миллион долларов.
Кассирша, конечно, аж вспотела. Взяла купюру эту рукой дрожащей, разглядывает. Потом вспомнила, что в обращении такого номинала и нет вовсе. Начисто, то есть, нет. Присмотрелась еще: вроде, лицо знакомое. Самый что ни на есть первый президент ее страны, известный масонский деятель Джордж Вашингтон, который в окружении прочей масонской символики на однодолларовых бумажках красуется.
Ну, когда еще внимательнее всмотрелась да банкнотой этой пошуршала, то и все остальное понятно стало. Повырезала Сидония ноликов откуда-то, на однодолларовую купюру налепила в количестве шести, да и пересняла такой мастерски изготовленный макет на цветном ксероксе.
Стала ее кассирша уговаривать с миром уйти. Сидония при таком обороте дела возмутилась образом самым искренним. Как, сказала, уйти — а счет открыть с мильоном моим кровным?
В общем, нажала кассирша положенную кнопочку. Люди в форме подошли, интересоваться деталями стали. А Сидония на своем стоит как та скала: мои, говорит, праведными трудами обретенные деньги. Да вот у меня в сумочке и еще пара сотен таких же купюр — на текущие расходы.
Самый, конечно, махровый идиотизм в этой истории в том заключался, что отвезли ее все-таки в полицию. Что, как вы понимаете, сугубо не по адресу было.
Нет, серьезно, ну тут же — для выставления искомого диагноза — не надо академиком-то быть по части психиатрии. И я это не к тому, что психов всех в покое оставлять положено — но проходят они как-никак по другому ведомству. (В отличие от интересующих нас «просто» идиотов.)
Хотя, конечно, и психи полиции работы иной раз задают (как вот та же мадам Сидония — у той, кстати, и до суда ведь дело дошло!). Как-то в 1993 году стали поступать одна за другой угрозы — по телефону, и сугубо анонимные — взорвать завод «Луиджино» в штате Миннесота. Не знаю, почему именно этот завод — не такое уж стратегическое в конце концов было предприятие. Пасту этот «Луиджино» выпускал (тут не зубная и не сапожная имеется в виду, а традиционные итальянские мучные изделия — спагетти, макароны, лазанья). Но все же кто-то на всю эту вермишель ополчился, отчего и стал бомбами да взрывами угрожать. И, хотя звонки были короткие, пару из них полиции удалось отследить. Оба шли с телефона… психиатрической больницы в городе Дулут, в том же самом штате.
Приехали полицейские в заведение это развеселое. Переговорили с персоналом, определились с подозреваемым. И подослали к нему — пациенту суровому и вечно по поводу меню скандалившему — ласковую такую медсестру. Спросить ненавязчиво: не делал ли он каких-нибудь звонков. Вообще. Ни о каких таких бомбах не упоминая.
На что хмурый пациент мгновенно отреагировал: «Никакими бомбами никому я не угрожал. А макароны я действительно терпеть не могу.»
Так вот, не повезли же его из дурдома в каталажку. Оставили там, где ему быть по всем параметрам и полагалось. И чем же мультимиллионерша Сидония здоровее выглядела?
Это для меня вообще тайна. Как, то есть, полиция да суды умудряются черту эту проводить — между теми, кому самое в Дулуте, штат Миннесота, место, и прочими, для которых нары сколочены? Вы ж видели выше, что они все выкидывают-то, не сразу решишь куда и звонить — в полицию или в скорую.
Вот хотя бы такой случай взять — из копилки буквально наугад, честное слово. Хотя и совсем по другому сюжету он развивался — но кто ж станет утверждать, что у Марка Кейсона хоть на один шуруп больше, чем у того пациента с макаронофобией?
Кейсон этот в столичном городе Лондоне (ага, именно там — в туманном Альбионе) ограбил почтовое отделение. С игрушечным пистолетом (это, правда, позднее уже выяснилось) и в состоянии большого ажиотажа. От чего забыл даже напялить заготовленную заранее маску — да и вообще так нервничал, что ему и дверь самого сейфа пришлось помогать открыть. Накидал, значит, денег в мешок (и прилично-таки нагреб, в пересчете на международную зелень — аж пятнадцать тыщ), к дверям направился — и застрял. Руки заняты, мешки большие, двери открывать нечем. Кликнул детишек двоих из очереди: подсобите, дескать, дверь раззявить. Те подсобили и дальше стали смотреть, куда он двинется.
А двинулся он к своей машине, которую еще несколько минут заводил, стартером хрюкая. Отчего детишки успели и за карандашом с бумажкой сбегать, и номер записать. Завел все-таки — уехал. Доехал до гостиницы загородной, вынул из мешка сколько-то там тысяч на текущие расходы — на глазах у портье — и того же портье попросил в полицию пока не сообщать, что он, Кейсон, тут остановился.
Ну, приехали, конечно за ним вскорости. Он говорит: ничего такого не знаю, никакой такой почты. Ладно, стали полагающуюся для ареста форму заполнять. Дошли до профессии. Он плечами пожимает: нету. Ну, ему пояснили: что, дескать, делать обучен или же в чем себя умельцем считаешь? Тут он даже взбодрился сразу и говорит: тогда пишите. Грабитель я. Налетчик.
И тут, конечно, дело не в том, что ежели он профессиональный налетчик, то я папа римский. Но вот впаяли же ему, и очень быстро, пять годочков — и где тут искомая справедливость? Иное было бы дело, когда б у них — в туманном том Альбионе — с дурдомами напряженка была. Однако и это вряд ли, поскольку даже слово «бедлам» к нам приплыло аккурат оттуда, будучи наименованием именно требуемого заведения.
Или другая еще история, снова со своим неповторимым сюжетом — но все с тем же компонентом, в недоумение приводящим. Судили в городе Гастония, штат Северная Каролина, некоего Дональда Юджина Муррея. Не так чтобы юношу — все-таки пятидесяти двух годов. С виду господина приличного и умеренного, проходившего, однако, по делу об особо дерзком изнасиловании.
Ну, любой такой суд — дело не одного, как правило, дня. Так и тут было. Отсидел за положенным барьером Муррей весь этот процесс, пока уже не дошло до точки кульминационной, когда присяжные на предмет вынесения вердикта — виновен или нет — в свою комнату уединились.
Дальше— то все обычно по заведенному сценарию идет. «Не виновен» если -кричи ура, обнимайся с подлецом-адвокатом, иди домой. «Виновен» — готовь для того же негодяя новый чек, чтобы он за аппеляцию тут же принимался. Ну и так далее.
В общем, удалились присяжные. Некоторое, конечно, в зале суда напряженное ожидание воцарилось — и вот оно-то Муррея бедного в конец перенапрягло. Вскочил он со стула, одному охраннику в челюсть, другому в ухо — и сиганул в окно. Только и видели.
Конечно, розыск тут объявили. А как же — все-таки подсудимый бежал. Такая, в общем, понеслась заваруха. С последующим новым арестом, новым судом и новым приговором. Последнее для лихого не по годам Муррея должно было быть определенно огорчительно, поскольку присяжные того, первого, суда за минуту до его бегства решение вынесли и уже готовы были к выходу, чтобы его принародно и торжественно зачитать. Два всего слова: «НЕ ВИНОВЕН».
И получается такое бегство, как вроде билет лотереи-затиручки купить (знаете, такая, где монеткой трешь, и либо три цифири одинаковых обнаружить надо, либо там, скажем, три опять-таки одинаковых картинки), в руках этот билет с недельку повертеть, а потом и выкинуть. Так и не узнав, что на нем три победных яблочка пропечатаны были…
Да нет, нелегкая это задача: определять, когда идиот пока еще просто идиот, а когда он уже псих. Опять же тем вдобавок дело усложняется, что иной ведь псих и не обязательно идиот. И, соответственно — да вот как полиция нередко и считает — наоборот. В морологии — я уж ее поминал как-то, наука о человеческой глупости, есть такая, без дураков (в смысле, действительно такая наука есть — а так-то с дураками, конечно, потому как ими и занимается) — так вот, в морологии целая система и пирамида восходящей тупости имеется, от заторможенного через дебила и кретина до самого до полного идиота. Там, правда, и еще промежуточных ступеней куча — но это все иноязычные термины, и их перелопатить получается непросто.
Есть, конечно, и такие ситуации, когда и вызывающий просто-таки идиотизм на поверку не таким уж идиотизмом оказывается. Как вот оно случилось, когда в октябре 1994 года в Дархэме, в той же Северной Каролине, арестовала полиция Кэрона Мэгвуда, приторговывавшего кокаинчиком. Обвинение ему полиция всупонила по части, однако, мошенничества — что, как вы понимаете, на срок тянет неизмеримо меньший.
И это, конечно, полицейские не из какой-то там жалости да сочувствия проворачивали — а просто так оно и было. Приторговывал Мэгвуд по случаю каким-то очень уж сивым порошком, в котором дурь, сдается, и не ночевала вовсе.
Так вот, взяли его, значит — а он уперся, и ни в какую. Не в смысле, что не виноват, дескать. А вот, говорит, судите меня как торговца, говорит. Нарко, то есть, дельца. Мне ваши игры с мошенничеством очень малосимпатичны. Полиция и так, и сяк. Ты что ж, говорят. Тебе ж срок вывалится раз в пять-десять круче. А он: раз положено, говорит, оттяну.
Поначалу— то и они, полицейские, решили, что и впрямь идиот. Но потом прояснилась ситуация. Мэгвуд этот с порошком своим домодельным нагрел пару человек, которых нагревать никоим образом не следовало. И тут если бы на суде всплыло, что и впрямь он туфту народу двигал, могла бы его та пара обиженных и в тюремной камере достать. А так -может что и просто накладка вышла. У солидного-то торговца. С кем, дескать, не бывает. Так что вроде не такой уж тут идиотизм нарисовывался.
Хотя — натуральный в результате и нарисовался. Поскольку газеты всю эту историю в цветах и красках пропечатали (а такой цирк в прессу просто не мог не попасть), так каким же таким образом он надеялся в глазах той упомянутой и очень суровой пары за солидного бизнесмена прокатить и в тюряге своей выжить — тем более, что сидеть ему получалось, как полиция и обещала, раз в пять-десять дольше, чем по совести полагалось бы? Загадка. Мистерия. Тайна. Исключительно по части профессионалов от морологии.
Нет, тут, конечно, какую историю ни возьми — все та же тайна возникает. Такое иной раз возникает ощущение, что двери во всех без исключения психушках настежь распахнули — а все без исключения выпорхнувшие на волю пациенты тут же в ряды воровского да бандитского элемента влились (не считая, конечно, самых буйных — тех, что в политику рванули), немедленно в тех рядах подавляющим большинством заделавшись. Какую, повторяю, историю ни возьми.
Да вот вам для аргументу — из папочки наугад. Угнали у женщины одной в Бруклине — район такой в большом Нью-Йорке — нулевую ее машину, красавец-вездеход. Уж не знаю, Гранд там Чероки, или еще что, да и не особо оно здесь существенно. А так оно получилось, что дама эта в машине своей еще и пейджер на сиденье оставила.
Ну, многие, конечно, прибор этот знают и даже пользуют — такая штуковина небольшая с отдельным телефонным номером. Ежели вас кто разыскивает, он по этому номеру звонит, пейджер ваш пищит, а на его экранчике номер звонящего человека высвечивается. Тут только и остается, что до ближайшего телефона добраться и данный номер набрать, чтобы переговорить с тем, кто вас так настойчиво домогается.
И вот эта женщина расстроенная решила взять да и звякнуть по номеру своего же пейджера. И что вы думаете? Через несколько минут раздается звонок: кто тут, дескать, НАС по пейджеру вызывал?
А дальше уж и всего-то было делов, что в телефонную компанию звякнуть, чтобы узнать, с какого такого номера этот последний звонок сделан был — да и передать этот телефончик в полицию. Как оно, собственно, и произошло. А уже через полчаса машина любимая у дома располагалась, а угонщики — в каталажке.
И я тут любые скидки готов сделать — на общую заторможенность, на детство тяжелое, на недостаток даже витаминов, но… Если в чужой — уворованной вдобавок — машине чужой и тоже уворованный пейджер пищать начинает, то что ж это за агрегат на плечах надо иметь, чтобы предположить, что это ТЕБЯ?
Структура. Материал меняется — структура бессмертна. И все оно давным-давно в фольклоре отлито. Здесь у меня мгновенно в памяти тот анекдот всплывает, когда сидит папа с сыном за столом и двоечника-сыночка по башке кулаком угощает, выговаривая в ритм ударам:
— Иди-от, кре-тин, ты ког-да учить-ся нач-нешь, бол-ван хре-нов…
На что сыночек басом:
— Паааап, стучааат…
— Щас открою!
М— да… Как сказал один из совсем отчаявшихся: «Остановите планету, я сойду…»
Честное слово, мне этот тип в зеркале все больше и больше нравиться начинает. Потому как все же в сравнении познается. Потому как все относительно. И пока существуем мы на своих скоростях умеренных, так и физиономия в зеркале вполне ничего. А как только выскакиваем на скоростную полосу нашей жизни движения — в разбой какой ныряя или, не дай Бог, в политику — так сразу уравнение имени Лоренца в работу включается. И по нему выходит, что идиотизм наш при умеренной вполне массе покоя начинает такую массу движения приобретать, что вся Вселенная по швам трещит. О чем еще старик Эйнштейн население предупреждал.
И уж коли мы о сравнении да относительности заговорили, то, теоретически рассуждая, должны и такие рекордсмены быть, чтобы рядом с ними вся та когорта, что выше, смотрелась бы если и не академией наук, то уж по меньшей мере ученым советом университета какого-нибудь. (Я это, понятно, тут больше для красного словца, потому что и академии, и советы ученые иногда без всяких даже хитростей на предмет относительности да сравнения не очень-то непохоже и смотрятся. Но это уже тема для будущих трудов.)
Конечно, теория такая любимым Ильича критерием — практикой, то есть — подтверждается на все сто. Да вы и сами уже кое-каких чемпионов даже во всей небанальной череде рассмотреть, небось, успели. Как, к примеру, ту же Сидонию, с миллионом ее нарисованым и упорством, лучшего применения достойным.
Но поскольку за титул чемпионский всегда уж хотя бы несколько претендентов борются, сыскались они, конечно, и здесь — в освященном веками фальшивомонетном бизнесе. Отчего и выявление чистого победителя начинает некоторую сложность представлять — при безусловно рекордном идиотизме всех борющихся за почетное звание участников.
В этом конкретном забеге — с миллионершей Сидонией вместе — неплохие шансы, на мой взгляд, и у Джени Коулмен из Колумбии, штат Монтана. Она в парфюмерном магазине духов прикупив, у кассы вывалила целую жмень пятидолларовых банкнот, сварганенных просто и бесхитростно. Взяла эта Джени, сунула в ксерокс бумагу ядовито-зеленую, и на ней откопировала передок настоящей пятерки — «орел» как бы — и той же пятерки зад, то-бишь, «решку». А потом уже перед с задом для вящей достоверности посклеивала. В удобных для нее количествах — ксерокс-то сколько хочешь копий выпулит. Особенно тот, которым она пользовалась — черно-белый. Они цветных гораздо быстрее.
Однако и шансов того гражданина, что в Вичита, штат Канзас, припух, я бы тоже недооценивать не стал. Его в 1997 году полиция там заарестовала, когда он в гостинице аэропортовской расплачиваться стал. Наличными. Выложив на стойку банкноты достоинством в… ШЕСТНАДЦАТЬ долларов.
И Джека Суинта из Роанок, штат Вирджиния, я бы на ту же самую беговую дорожку вывел — хотя и не подделкой собственно купюр он занимался. Выписывал он просто-напросто непокрытые чеки — что, как вы понимаете, те же деньги. И в количествах прямо-таки промышленных. Причем таскали его уже на ту скамейку не раз и не два. Но в последний раз, в 1996 году, он очень даже небезосновательно на суде отбояриться пытался. Сказавши, что чеки левые, конечно, выписывал — но и понять его должно. Очень уж ему деньги нужны были. Чтобы с психотерапевтом своим рассчитаться, лечившим его в связи с некоей нездоровой манией. Какой? Да вот этой же самой — выписывать непокрытые чеки.
А и еще одного претендента я бы попросил в забег включить. Раз уж у нас в чеках да банкнотах соревнование наметилось. В марте 1996 года зашел как-то в отделение банка Вестерн Юнион в Далласе молодой человек. С целью по чеку получить наличные деньги. Отоварить, то есть.
Вестерн Юнион — заведение во всей Северной Америке известное. В любом другом банке чтобы чек обналичить («окешить», как местный новоэмигрантский элемент это дело спрягает), надо в этом же банке счет иметь. Вестерн Юнион таких требований не предъявляет, за что и берет определенный невеликий процент, чтобы потом самому с этим чеком дальше уже разбираться. Это так, для полноты картины.
Ну и поскольку человека такого в банке Вестерн Юнион видят в первый — а может, и в последний — раз, то требуют с него обычно какой-то документ. Чтобы имя и фамилия в нем с теми, что на чеке, совпадали. А то ж любой дурак на бланке нашурует чего-нибудь, так ему только и плати — так же и в трубу вылететь недолго.
Ну вот, значит, зашел молодой человек в этот банк. Будучи, как оно позднее выяснилось, рабочим компании «Дорожный Экспресс», что немаловажно. С чеком, конечно, зашел. Причем чек оказался самый что ни на есть настоящий. На эту самую компанию и выписанный — уж где-то там он его в бухгалтерии слямзил.
И вот, значит, на чеке этом в графе «кому» — в смысле, кому денежки-то выплачивать — значилось: «Дорожный Экспресс». Ну, кассир чек повертел, и говорит: да, чек вроде хороший, но вот вы-то здесь причем? Как то есть, клиент этот говорит, причем? Это ж на меня чек — мне и деньги положены.
Поздним довольно вечером в полицейское отделение города Медфорд, штат Пенсильвания, с большим трудом ввалился гражданин Джеймс Авалон. С не меньшим трудом он и изъяснялся, поскольку лыко если и вязал, то прилагая нечеловеческие прямо-таки усилия.
В общем, промычал, так мол и так, а прибыл я сообщить о дорожно-транспортных происшествиях. На такой-то и такой-то улице, сказал, машина в дерево воткнулась. Может, сказал, даже и повредив, я не проверял. А потом, сказал, та же самая машина фонарь снесла. Со столбом вместе. Так что столб на дороге валяется, и вы, сказал, убрали бы его от греха подальше.
Ну, стали его выспрашивать — не знает ли, дескать, что за машина все это проделала. Как же, сказал, знаю. Моя. Да вон она, у вас во дворе стоит — и до чего же помя-я-я-ятая…
Тогда они права у него потребовали. Он чуть было не протрезвел — но передумал и ржать начал. Какие такие, сказал, права. У меня их за пьянку черт-те когда отобрали. Они было этому Авалону трубочку стали совать, дыхни, дескать — а он и вовсе в хохот. Понасажали вас тут, говорит, дураков. Вам, говорит, без трубочки, что ли, не видно, что я и так в сиську?
И ведь прав насчет дерева и столба оказался. Столб так-таки поперек дороги и лежал.
Историю— то эту я больше для смеха тут впаял, потому что вряд ли такой уж идиотизм тут в работе. Может, даже, наоборот -обострившееся под влиянием алкоголя гражданское чувство. Теории, конечно, всякие строить можно — но вот то лишь смущает чуточку, что в Америке это произошло. Потому что чем-то неистребимо родным от всей этой истории веет…
Хотя и в соседней с Америкой Канадщине такие вещи — нет-нет, да и случаются. К отделению полиции в Торонто тоже вот машина подрулила как-то. И славно так подрулила — с ходу в полицейский патрульный автомобиль впаявшись. Себя, конечно, отрихтовав как следует — но и машине с мигалками перепало тоже по первое число. А когда наличные полицейские на улицу повыскакивали и к месту происшествия кинулись, навстречу им из виноватого автомобиля вылез, крепко покачиваясь, гражданин — качавшийся, как оказалось, ни от каких не травм, слава Богу.
Гражданин этот, Норман Ньюмарк, полицию увидев, очень обрадовался, сказав, что к ним он и ехал. И нельзя ли ему, дескать, в трубочку подышать. Потому что очччень он не уверен, что достаточно трезв для того, чтобы своим транспортным средством управлять. (Прав, кстати, в своих подозрениях оказался…)
А вот этот случай я вам для симметрии расскажу. Про другого нетрезвого за рулем правонарушителя, который в отличие от подозрительно русского Авалона отпирался и в несознанку играл до последнего. В октябре 1995 года дорожный полицейский Джозеф Фонтено, патрулируя движение в Редондо Бич, штат Калифорния, узрел вдруг престранный автомобиль.
Нет, марка-то машины была из обычных — Мазда МХ. Но когда на капоте ее разглядел Фонтено столб, на которых светофоры крепятся — со светофором вместе — принялся он вслед за этой Маздой ехать и мигалками своими ей сигналить на предмет остановиться. После чего Мазда скорость и прибавила.
Ну, поиграли они там маленько в кошки-мышки, но на то ж он, Фонтено, и профессионал был, чтобы догнать. Подошел к водительскому окошку, зашатался от паров винных, оттуда хлынувших — и услышал традиционное: «А что, собственно, случилось, офицер?» Стал Фонтено насчет столба да светофора выспрашивать — водитель плечами только пожимает. Какой такой, дескать, столб?
Вывел его кое-как полицейский из машины. Подвел к капоту. Вот, говорит, столб. А вот светофор. Прямо, говорит, под твоим носом поперек капота расположившиеся. Ах, ээээээти, водила сказал. Так они тут век были. Я машину так с ними и купил.
И тут, конечно, не в том дело, что сшиб он его несколькими милями раньше, заехав на разделительную полосу, где светофор на столбе и мигал весело. Тут — помимо симметрии с предыдущей историей — интересует меня тот факт, что нет ни единого анекдота, каким бы сюрреалистическим он ни был, чтобы его жизнь во всей красе не воспроизвела. И я в связи с этим случаем не мог не вспомнить один из своих любимых, который ежели кто не знает, милости прошу подогреться, а знающие могут, конечно, и дальше листать.
Это вот когда браконьер подстрелил себе кабанчика — подсвинка, то есть — на плечо его взвалил и прет, потом обливаясь, по лесу. А тут на него охотнадзор и выходит.
Ты где ж, говорит, его взял-то? Браконьер удивленно: кого? Как кого — кабанчика. Какого такого кабанчика? Инспектор говорит: а что у тебя, по-твоему, на плече? Взгляд на левое плечо: Где? Да не на этом, на правом. Взгляд на правое — и с ужасом: «А-а-а-а-а!!!»
Кстати, истории, подобные этой со столбом да светофором, вполне постоянный элемент повседневно разыгрывающейся партии между полицией и правонарушителем — а то и попросту преступником. Не так давно два дуболома в городе Колумбус, штат Огайо, нацелились было банковский автомат взять. Из тех, что населению прямо на улице деньги выдает — ежели они у такого населения на счету имеются.
Подъехали эти двое, Тимоти Лебо и Чарлз Кинсер, глубокой ночью к автомату намеченному — и давай его ломать, чтобы до кишок, до денег, то есть добраться. Пыхтели они так с час, если не больше. И не о том тут, конечно, речь, что видеокамера над автоматом, изображение на пленке, улики и все такое прочее. Они себе всей этой плесенью голову не морочили. А попотели еще чуток — и порешили дома дело это нудное завершить.
Зацепили проклятую железку тросом, да и дернули грузовичком своим. Натуральным образом его и выдернув. Потом на тот же грузовичок взвалили и поехали себе. А поскольку сигнализация при выдирании сработала, то и полиция уже мчалась по всем близлежащим кварталам.
Одна из патрульных машин наперерез разбойной парочке и выехала. Тормознули, говорят: а что это у вас в кузове? Те говорят: да вроде ничего там не было. Как же не было, полиция говорит, а вот это что? Тимоти с Чарлзом тогда посмотреть вылезли. Ах, это, говорят. Так это машина стиральная. Полицейские удивились. И как же, говорят, на ней стирать? А те двое: мы, говорят, забыли, куда белье совать полагается, но вылезать оно будет вот через эту щель. Глаженное уже.
И так до самого КПЗ упорно на своей теории и стояли.
Любят они это дело — в заблуждении своем упорствовать. Как, впрочем, и любой другой смертный. С той, конечно, разницей, что в их работе оно самим результатом не поощряется.
В Линкольнвуде, штат Иллинойс, заявились два типчика, Эдвард Лопес и Эрик Харб, в магазин. Большой такой магазин, торговой сети «Саммит». Подошли к кассиру и говорят: мы тут кой-чего выбрать хотим, так как насчет кредитной карточкой расплатиться? Кассир говорит: так это всегда пожалуйста. Они мяться начали. Да мы-то, дескать, знаем, что это окей, но только у нас карточка ворованная. Кассир им тогда и объяснил: вы бы, братцы, шли отсюда. От греха подальше. Те в уговоры пошли: тебе, дескать, кассиру, что за разница. Не с твоего ж счета деньги-то снимут.
Ну, препирались они так, пока кассир и не плюнул. Ладно, сказал. Идите берите что уж вам там надо. На кассе разберемся.
И разобрались. Когда они к кассе с тележкой своей подъехали, кассир их знакомый, как и обещал, на месте был. С двумя ребятами в темно-синей форме.
Другая такая упорная — Сидония Уильямс — в Нью-Йорке в историю влипла. Сама же ее, конечно, историю эту, и состряпав. Пришла как-то Сидония в банк «Лорд энд Тейлор» и возжелала открыть счет. Кассирша ей говорит: с превеликим удовольствием мы вам это сделаем. Надо только положить на новый счет доллар-другой, и все дела.
Зачем же доллар-другой — это Сидония говорит. Я уж вложусь посолиднее. И вываливает на стойку банкноту — в… один миллион долларов.
Кассирша, конечно, аж вспотела. Взяла купюру эту рукой дрожащей, разглядывает. Потом вспомнила, что в обращении такого номинала и нет вовсе. Начисто, то есть, нет. Присмотрелась еще: вроде, лицо знакомое. Самый что ни на есть первый президент ее страны, известный масонский деятель Джордж Вашингтон, который в окружении прочей масонской символики на однодолларовых бумажках красуется.
Ну, когда еще внимательнее всмотрелась да банкнотой этой пошуршала, то и все остальное понятно стало. Повырезала Сидония ноликов откуда-то, на однодолларовую купюру налепила в количестве шести, да и пересняла такой мастерски изготовленный макет на цветном ксероксе.
Стала ее кассирша уговаривать с миром уйти. Сидония при таком обороте дела возмутилась образом самым искренним. Как, сказала, уйти — а счет открыть с мильоном моим кровным?
В общем, нажала кассирша положенную кнопочку. Люди в форме подошли, интересоваться деталями стали. А Сидония на своем стоит как та скала: мои, говорит, праведными трудами обретенные деньги. Да вот у меня в сумочке и еще пара сотен таких же купюр — на текущие расходы.
Самый, конечно, махровый идиотизм в этой истории в том заключался, что отвезли ее все-таки в полицию. Что, как вы понимаете, сугубо не по адресу было.
Нет, серьезно, ну тут же — для выставления искомого диагноза — не надо академиком-то быть по части психиатрии. И я это не к тому, что психов всех в покое оставлять положено — но проходят они как-никак по другому ведомству. (В отличие от интересующих нас «просто» идиотов.)
Хотя, конечно, и психи полиции работы иной раз задают (как вот та же мадам Сидония — у той, кстати, и до суда ведь дело дошло!). Как-то в 1993 году стали поступать одна за другой угрозы — по телефону, и сугубо анонимные — взорвать завод «Луиджино» в штате Миннесота. Не знаю, почему именно этот завод — не такое уж стратегическое в конце концов было предприятие. Пасту этот «Луиджино» выпускал (тут не зубная и не сапожная имеется в виду, а традиционные итальянские мучные изделия — спагетти, макароны, лазанья). Но все же кто-то на всю эту вермишель ополчился, отчего и стал бомбами да взрывами угрожать. И, хотя звонки были короткие, пару из них полиции удалось отследить. Оба шли с телефона… психиатрической больницы в городе Дулут, в том же самом штате.
Приехали полицейские в заведение это развеселое. Переговорили с персоналом, определились с подозреваемым. И подослали к нему — пациенту суровому и вечно по поводу меню скандалившему — ласковую такую медсестру. Спросить ненавязчиво: не делал ли он каких-нибудь звонков. Вообще. Ни о каких таких бомбах не упоминая.
На что хмурый пациент мгновенно отреагировал: «Никакими бомбами никому я не угрожал. А макароны я действительно терпеть не могу.»
Так вот, не повезли же его из дурдома в каталажку. Оставили там, где ему быть по всем параметрам и полагалось. И чем же мультимиллионерша Сидония здоровее выглядела?
Это для меня вообще тайна. Как, то есть, полиция да суды умудряются черту эту проводить — между теми, кому самое в Дулуте, штат Миннесота, место, и прочими, для которых нары сколочены? Вы ж видели выше, что они все выкидывают-то, не сразу решишь куда и звонить — в полицию или в скорую.
Вот хотя бы такой случай взять — из копилки буквально наугад, честное слово. Хотя и совсем по другому сюжету он развивался — но кто ж станет утверждать, что у Марка Кейсона хоть на один шуруп больше, чем у того пациента с макаронофобией?
Кейсон этот в столичном городе Лондоне (ага, именно там — в туманном Альбионе) ограбил почтовое отделение. С игрушечным пистолетом (это, правда, позднее уже выяснилось) и в состоянии большого ажиотажа. От чего забыл даже напялить заготовленную заранее маску — да и вообще так нервничал, что ему и дверь самого сейфа пришлось помогать открыть. Накидал, значит, денег в мешок (и прилично-таки нагреб, в пересчете на международную зелень — аж пятнадцать тыщ), к дверям направился — и застрял. Руки заняты, мешки большие, двери открывать нечем. Кликнул детишек двоих из очереди: подсобите, дескать, дверь раззявить. Те подсобили и дальше стали смотреть, куда он двинется.
А двинулся он к своей машине, которую еще несколько минут заводил, стартером хрюкая. Отчего детишки успели и за карандашом с бумажкой сбегать, и номер записать. Завел все-таки — уехал. Доехал до гостиницы загородной, вынул из мешка сколько-то там тысяч на текущие расходы — на глазах у портье — и того же портье попросил в полицию пока не сообщать, что он, Кейсон, тут остановился.
Ну, приехали, конечно за ним вскорости. Он говорит: ничего такого не знаю, никакой такой почты. Ладно, стали полагающуюся для ареста форму заполнять. Дошли до профессии. Он плечами пожимает: нету. Ну, ему пояснили: что, дескать, делать обучен или же в чем себя умельцем считаешь? Тут он даже взбодрился сразу и говорит: тогда пишите. Грабитель я. Налетчик.
И тут, конечно, дело не в том, что ежели он профессиональный налетчик, то я папа римский. Но вот впаяли же ему, и очень быстро, пять годочков — и где тут искомая справедливость? Иное было бы дело, когда б у них — в туманном том Альбионе — с дурдомами напряженка была. Однако и это вряд ли, поскольку даже слово «бедлам» к нам приплыло аккурат оттуда, будучи наименованием именно требуемого заведения.
Или другая еще история, снова со своим неповторимым сюжетом — но все с тем же компонентом, в недоумение приводящим. Судили в городе Гастония, штат Северная Каролина, некоего Дональда Юджина Муррея. Не так чтобы юношу — все-таки пятидесяти двух годов. С виду господина приличного и умеренного, проходившего, однако, по делу об особо дерзком изнасиловании.
Ну, любой такой суд — дело не одного, как правило, дня. Так и тут было. Отсидел за положенным барьером Муррей весь этот процесс, пока уже не дошло до точки кульминационной, когда присяжные на предмет вынесения вердикта — виновен или нет — в свою комнату уединились.
Дальше— то все обычно по заведенному сценарию идет. «Не виновен» если -кричи ура, обнимайся с подлецом-адвокатом, иди домой. «Виновен» — готовь для того же негодяя новый чек, чтобы он за аппеляцию тут же принимался. Ну и так далее.
В общем, удалились присяжные. Некоторое, конечно, в зале суда напряженное ожидание воцарилось — и вот оно-то Муррея бедного в конец перенапрягло. Вскочил он со стула, одному охраннику в челюсть, другому в ухо — и сиганул в окно. Только и видели.
Конечно, розыск тут объявили. А как же — все-таки подсудимый бежал. Такая, в общем, понеслась заваруха. С последующим новым арестом, новым судом и новым приговором. Последнее для лихого не по годам Муррея должно было быть определенно огорчительно, поскольку присяжные того, первого, суда за минуту до его бегства решение вынесли и уже готовы были к выходу, чтобы его принародно и торжественно зачитать. Два всего слова: «НЕ ВИНОВЕН».
И получается такое бегство, как вроде билет лотереи-затиручки купить (знаете, такая, где монеткой трешь, и либо три цифири одинаковых обнаружить надо, либо там, скажем, три опять-таки одинаковых картинки), в руках этот билет с недельку повертеть, а потом и выкинуть. Так и не узнав, что на нем три победных яблочка пропечатаны были…
Да нет, нелегкая это задача: определять, когда идиот пока еще просто идиот, а когда он уже псих. Опять же тем вдобавок дело усложняется, что иной ведь псих и не обязательно идиот. И, соответственно — да вот как полиция нередко и считает — наоборот. В морологии — я уж ее поминал как-то, наука о человеческой глупости, есть такая, без дураков (в смысле, действительно такая наука есть — а так-то с дураками, конечно, потому как ими и занимается) — так вот, в морологии целая система и пирамида восходящей тупости имеется, от заторможенного через дебила и кретина до самого до полного идиота. Там, правда, и еще промежуточных ступеней куча — но это все иноязычные термины, и их перелопатить получается непросто.
Есть, конечно, и такие ситуации, когда и вызывающий просто-таки идиотизм на поверку не таким уж идиотизмом оказывается. Как вот оно случилось, когда в октябре 1994 года в Дархэме, в той же Северной Каролине, арестовала полиция Кэрона Мэгвуда, приторговывавшего кокаинчиком. Обвинение ему полиция всупонила по части, однако, мошенничества — что, как вы понимаете, на срок тянет неизмеримо меньший.
И это, конечно, полицейские не из какой-то там жалости да сочувствия проворачивали — а просто так оно и было. Приторговывал Мэгвуд по случаю каким-то очень уж сивым порошком, в котором дурь, сдается, и не ночевала вовсе.
Так вот, взяли его, значит — а он уперся, и ни в какую. Не в смысле, что не виноват, дескать. А вот, говорит, судите меня как торговца, говорит. Нарко, то есть, дельца. Мне ваши игры с мошенничеством очень малосимпатичны. Полиция и так, и сяк. Ты что ж, говорят. Тебе ж срок вывалится раз в пять-десять круче. А он: раз положено, говорит, оттяну.
Поначалу— то и они, полицейские, решили, что и впрямь идиот. Но потом прояснилась ситуация. Мэгвуд этот с порошком своим домодельным нагрел пару человек, которых нагревать никоим образом не следовало. И тут если бы на суде всплыло, что и впрямь он туфту народу двигал, могла бы его та пара обиженных и в тюремной камере достать. А так -может что и просто накладка вышла. У солидного-то торговца. С кем, дескать, не бывает. Так что вроде не такой уж тут идиотизм нарисовывался.
Хотя — натуральный в результате и нарисовался. Поскольку газеты всю эту историю в цветах и красках пропечатали (а такой цирк в прессу просто не мог не попасть), так каким же таким образом он надеялся в глазах той упомянутой и очень суровой пары за солидного бизнесмена прокатить и в тюряге своей выжить — тем более, что сидеть ему получалось, как полиция и обещала, раз в пять-десять дольше, чем по совести полагалось бы? Загадка. Мистерия. Тайна. Исключительно по части профессионалов от морологии.
Нет, тут, конечно, какую историю ни возьми — все та же тайна возникает. Такое иной раз возникает ощущение, что двери во всех без исключения психушках настежь распахнули — а все без исключения выпорхнувшие на волю пациенты тут же в ряды воровского да бандитского элемента влились (не считая, конечно, самых буйных — тех, что в политику рванули), немедленно в тех рядах подавляющим большинством заделавшись. Какую, повторяю, историю ни возьми.
Да вот вам для аргументу — из папочки наугад. Угнали у женщины одной в Бруклине — район такой в большом Нью-Йорке — нулевую ее машину, красавец-вездеход. Уж не знаю, Гранд там Чероки, или еще что, да и не особо оно здесь существенно. А так оно получилось, что дама эта в машине своей еще и пейджер на сиденье оставила.
Ну, многие, конечно, прибор этот знают и даже пользуют — такая штуковина небольшая с отдельным телефонным номером. Ежели вас кто разыскивает, он по этому номеру звонит, пейджер ваш пищит, а на его экранчике номер звонящего человека высвечивается. Тут только и остается, что до ближайшего телефона добраться и данный номер набрать, чтобы переговорить с тем, кто вас так настойчиво домогается.
И вот эта женщина расстроенная решила взять да и звякнуть по номеру своего же пейджера. И что вы думаете? Через несколько минут раздается звонок: кто тут, дескать, НАС по пейджеру вызывал?
А дальше уж и всего-то было делов, что в телефонную компанию звякнуть, чтобы узнать, с какого такого номера этот последний звонок сделан был — да и передать этот телефончик в полицию. Как оно, собственно, и произошло. А уже через полчаса машина любимая у дома располагалась, а угонщики — в каталажке.
И я тут любые скидки готов сделать — на общую заторможенность, на детство тяжелое, на недостаток даже витаминов, но… Если в чужой — уворованной вдобавок — машине чужой и тоже уворованный пейджер пищать начинает, то что ж это за агрегат на плечах надо иметь, чтобы предположить, что это ТЕБЯ?
Структура. Материал меняется — структура бессмертна. И все оно давным-давно в фольклоре отлито. Здесь у меня мгновенно в памяти тот анекдот всплывает, когда сидит папа с сыном за столом и двоечника-сыночка по башке кулаком угощает, выговаривая в ритм ударам:
— Иди-от, кре-тин, ты ког-да учить-ся нач-нешь, бол-ван хре-нов…
На что сыночек басом:
— Паааап, стучааат…
— Щас открою!
М— да… Как сказал один из совсем отчаявшихся: «Остановите планету, я сойду…»
Честное слово, мне этот тип в зеркале все больше и больше нравиться начинает. Потому как все же в сравнении познается. Потому как все относительно. И пока существуем мы на своих скоростях умеренных, так и физиономия в зеркале вполне ничего. А как только выскакиваем на скоростную полосу нашей жизни движения — в разбой какой ныряя или, не дай Бог, в политику — так сразу уравнение имени Лоренца в работу включается. И по нему выходит, что идиотизм наш при умеренной вполне массе покоя начинает такую массу движения приобретать, что вся Вселенная по швам трещит. О чем еще старик Эйнштейн население предупреждал.
И уж коли мы о сравнении да относительности заговорили, то, теоретически рассуждая, должны и такие рекордсмены быть, чтобы рядом с ними вся та когорта, что выше, смотрелась бы если и не академией наук, то уж по меньшей мере ученым советом университета какого-нибудь. (Я это, понятно, тут больше для красного словца, потому что и академии, и советы ученые иногда без всяких даже хитростей на предмет относительности да сравнения не очень-то непохоже и смотрятся. Но это уже тема для будущих трудов.)
Конечно, теория такая любимым Ильича критерием — практикой, то есть — подтверждается на все сто. Да вы и сами уже кое-каких чемпионов даже во всей небанальной череде рассмотреть, небось, успели. Как, к примеру, ту же Сидонию, с миллионом ее нарисованым и упорством, лучшего применения достойным.
Но поскольку за титул чемпионский всегда уж хотя бы несколько претендентов борются, сыскались они, конечно, и здесь — в освященном веками фальшивомонетном бизнесе. Отчего и выявление чистого победителя начинает некоторую сложность представлять — при безусловно рекордном идиотизме всех борющихся за почетное звание участников.
В этом конкретном забеге — с миллионершей Сидонией вместе — неплохие шансы, на мой взгляд, и у Джени Коулмен из Колумбии, штат Монтана. Она в парфюмерном магазине духов прикупив, у кассы вывалила целую жмень пятидолларовых банкнот, сварганенных просто и бесхитростно. Взяла эта Джени, сунула в ксерокс бумагу ядовито-зеленую, и на ней откопировала передок настоящей пятерки — «орел» как бы — и той же пятерки зад, то-бишь, «решку». А потом уже перед с задом для вящей достоверности посклеивала. В удобных для нее количествах — ксерокс-то сколько хочешь копий выпулит. Особенно тот, которым она пользовалась — черно-белый. Они цветных гораздо быстрее.
Однако и шансов того гражданина, что в Вичита, штат Канзас, припух, я бы тоже недооценивать не стал. Его в 1997 году полиция там заарестовала, когда он в гостинице аэропортовской расплачиваться стал. Наличными. Выложив на стойку банкноты достоинством в… ШЕСТНАДЦАТЬ долларов.
И Джека Суинта из Роанок, штат Вирджиния, я бы на ту же самую беговую дорожку вывел — хотя и не подделкой собственно купюр он занимался. Выписывал он просто-напросто непокрытые чеки — что, как вы понимаете, те же деньги. И в количествах прямо-таки промышленных. Причем таскали его уже на ту скамейку не раз и не два. Но в последний раз, в 1996 году, он очень даже небезосновательно на суде отбояриться пытался. Сказавши, что чеки левые, конечно, выписывал — но и понять его должно. Очень уж ему деньги нужны были. Чтобы с психотерапевтом своим рассчитаться, лечившим его в связи с некоей нездоровой манией. Какой? Да вот этой же самой — выписывать непокрытые чеки.
А и еще одного претендента я бы попросил в забег включить. Раз уж у нас в чеках да банкнотах соревнование наметилось. В марте 1996 года зашел как-то в отделение банка Вестерн Юнион в Далласе молодой человек. С целью по чеку получить наличные деньги. Отоварить, то есть.
Вестерн Юнион — заведение во всей Северной Америке известное. В любом другом банке чтобы чек обналичить («окешить», как местный новоэмигрантский элемент это дело спрягает), надо в этом же банке счет иметь. Вестерн Юнион таких требований не предъявляет, за что и берет определенный невеликий процент, чтобы потом самому с этим чеком дальше уже разбираться. Это так, для полноты картины.
Ну и поскольку человека такого в банке Вестерн Юнион видят в первый — а может, и в последний — раз, то требуют с него обычно какой-то документ. Чтобы имя и фамилия в нем с теми, что на чеке, совпадали. А то ж любой дурак на бланке нашурует чего-нибудь, так ему только и плати — так же и в трубу вылететь недолго.
Ну вот, значит, зашел молодой человек в этот банк. Будучи, как оно позднее выяснилось, рабочим компании «Дорожный Экспресс», что немаловажно. С чеком, конечно, зашел. Причем чек оказался самый что ни на есть настоящий. На эту самую компанию и выписанный — уж где-то там он его в бухгалтерии слямзил.
И вот, значит, на чеке этом в графе «кому» — в смысле, кому денежки-то выплачивать — значилось: «Дорожный Экспресс». Ну, кассир чек повертел, и говорит: да, чек вроде хороший, но вот вы-то здесь причем? Как то есть, клиент этот говорит, причем? Это ж на меня чек — мне и деньги положены.