Вершовский Михаил. А другого глобуса у вас нет?..

   Дело было вечером — и тем же вечером отправился судья Строб с заявлением в полицию. Добрел уж как-то до участка и принялся в дверной звонок названивать, поскольку двери были закрыты наглухо. Звонил он так с минут пяток (и, как рассказал позднее газетам, видел за стеклом полицейских, которые неспешно прогуливались туда-сюда, на звонок никак не реагируя). Тогда судья Строб избрал другую тактику и решил позвонить в то же отделение из автомата, стоявшего тут же у здания.
   Дежурный должным образом снял трубку, но дверь судье все равно открыли не раньше, чем через десять минут. Еще через десять минут появился полицейский, который не возражал принять у Джозефа Строба заявление насчет кражи его автомобиля. Не возражал — но временно исчез. Сменил его сержант, который тоже возражений, вроде, не имел, но исчез с той же пугающей закономерностью. И только когда к зданию подъехала одна из дежурных машин, вылезший из нее полицейский, выслушав Строба, усадил его за стол и записал все необходимые данные.
   Ну, конечно, судья Строб раскипятился на весь белый свет. И то сказать, виданное ли дело судью — в Америке должность, как выразился бы великий стилист Ульянов, архипочетная — эдак-то мурыжить. Отчего, конечно, история эта в газетах прогремела, попав, соответственно, и на эти страницы.
   Но это, как мы уже заметили, судья. А вот вам и случай с гражданами из попроще. В марте 1996 года некая Эми Хоу была сбита автомашиной в самой столице Соединенных Штатов. Сбита, слава Богу, не насмерть — но перелом ноги все-таки случился. Виновный водитель с места происшествия удрал, но свидетелей было море. И трое из них успели записать номер негодяйского автомобиля.
   Тут, казалось бы, для полиции уже и тесто замесили, и сковородку разогрели. Только и осталось, что блинчик испечь. Ан дело как стояло, так и продолжало пребывать в таком вертикальном положении.
   Тогда муж Эми Хоу сделал и следующий шаг. По номеру автомобиля он каким-то уж там образом выяснил фамилию и имя владельца, а равно его, владельца, домашний адрес и даже телефон. С каковыми данными и явился в полицию.
   И только в сентябре — почти семь месяцев спустя после происшествия — полиция наконец раскачалась. Полицейский спикер, выступая перед прессой — а мистер Хоу поднял-таки некоторый шум, оказавшись из нетерпеливых — сказал, что теперь, когда полиция располагает необходимыми данными, она готова начать расследование.
   Что ведь, как вы понимаете, тоже ни черта еще не значит. Здесь речь не о том даже, что расследовать этим столичным полицейским было практически нечего, поскольку пострадавшие и сам-то блинчик за них уже испекли. Речь о том, что ведь взявшись — неизвестно еще чего и нарасследуют.
   Этот момент в их полицейской работе для окружающих — однозначно один из самых небезопасных. Что вам хотя бы и Кевин Экерман, студент Бостонского университета, мог бы поведать. В июне 1997 года арестовали его по обвинению в поджоге. После чего расследование на всю катушку и раскрутили.
   В оправдание полиции — очень уж относительное и натянутое оправдание -то лишь сказать можно, что типом лица Кевин и впрямь злоумышленника-поджигателя (которого один свидетель вроде бы засек) несколько напоминал. И, хотя был он на ПЯТНАДЦАТЬ сантиметров выше того (что свидетель все-таки отметил), закрывать дело полиции было невтерпеж, отчего бедного Кевина и поволокли на скамью подсудимых.
   А уже на судебном слушании выяснилось, что полиция никаких доказательств причастности Экермана к преступлению не собрала и собирать, похоже, не намеревалась. За исключением, конечно, упомянутого физиономического сходства. Никаких следов — ни бензина, ни золы там с пеплом — не было обнаружено ни на его одежде, ни на коже. Не имел он и никакого мотива поджигать что бы то ни было. И еще: ПЯТНАДЦАТЬ свидетелей показали, что в момент совершения преступления Кевин Экерман был с ними на развеселой студенческой вечеринке, никуда ни на минуту с нее не отлучаясь.
   А это совсем уж на сладкое. Единственный свидетель, на показаниях которого все это дело полицией и было выстроено, сам сиживал не единожды. К тому же более чем раз-другой именно за дачу ложных показаний.
   Конечно, какое уж тут обвинение может быть. Отпустили парня с Богом. Всего-то и отделался тем, что с июня до февраля на нарах отлежаться пришлось.
   Расти Стриклэнду, жителю Рима (есть такой в штате Джорджия), полицейское расследование стоило чуть больше крови и нервов. В 1991 году полиция — по какому-то уж там сигналу — ворвалась в его дом, учинив обыск, в ходе которого были найдены десятки пластиковых мешочков с белым порошком. Арестованный Стриклэнд, что удивительно, не особо и нервничал, а всего лишь просил полицию сделать анализ содержимого найденных мешочков. А вот когда полиция положила на стол результаты анализа, согласно которым белый порошок был самым отборным кокаином — у Расти задрожали и руки, и ноги, и все остальное. Братцы, сказал он, да за что ж вы меня так-то под монастырь, какой кокаин?!
   Так вот и продолжал орать, даже и на суде, где ему впаяли весомых двенадцать лет. Сидит себе Расти Стриклэнд — в не самой, понятно, для него симпатичной компании. Но и не просто сидит, а строчит слезные письма — начальнику полиции, судье, губернатору. Не с просьбой о помиловании, нет — с просьбой сделать ЕЩЕ РАЗ анализ проклятого порошка.
   В общем, через полгода кто-то сверху приказал: черт с ним, порошком, просейте уж там его да засыпьте в положенную колбу, чтобы этому писателю раз и навсегда кислород перекрыть. После чего был сделан анализ.
   Который показал, что белый порошок, стоивший Расти двенадцатилетнего срока есть не что иное, как… порошковое мыло. И что мешочки эти криминальные даже следов кокаина не содержали. После чего и получился наш Расти свободным человеком, всего-то год без какой-то малости в тюряге протрубив.
   А с первым анализом дело было очень даже просто. Не было там никакого такого злого умысла. И судмедэксперт никаким таким личным врагом Расти Стриклэнду тоже не был. Просто шло у него дело к концу рабочего дня, когда порошок злополучный ему на анализ приперли. Спросил, конечно: на что тут подозрение имеется. Ему говорят: на кокаин. Что он, никаких колб не пачкая, в формуляр анализа и записал.
   А уж дальше любой понимает: за подпись данную человек должен даже ценой жизни держаться. Тем более если эта жизнь — чужая. Так что эксперт свой анализ и на суде под присягой отстаивал. Ну, конечно, не вкатили ему, химику, двенадцати годов — как оно по справедливости полагалось бы. Уволили, правда — это уж на всю катушку. Но опять же не единственный же это Рим на планете. Уже химик тот где-нибудь еще химичит…
   Вот и вышли мы с вами, как и обещано было, на экспертов — народ даже в полиции совершенно особый. Которому запросто одним росчерком пера — в результате минутной лени (а это у них, похоже, состояние перманентное) — невинного человека на десяток лет в зону сосватать, а то и на вышку определить. Хотя, конечно, случается и с точностью до наоборот — когда из-за той же лени преступник спокойненько продолжает по улицам ошиваться.
   В конце восьмидесятых годов ушел с почетом на пенсию некий судмедэксперт, Джозеф Судимак, до того ответственно трудившийся в штате Огайо. А в 1995 году возбудила прокуратура дело уголовное по поводу состоявшегося едва ли не двадцать лет до того убийства. Которое — не взирая на явные признаки насилия — тем самым судмедэкспертом Судимаком было определено как самоубийство. Отчего никакое «висячее» дело никому больше глаз не мозолило (до, конечно, того самого девяносто пятого года).
   Стали тогда и дальше бумаги славного эксперта Судимака ковырять. И наковыряли — гору. Среди прочего несколько очень интересных случаев.
   В одном из них покойник был в двух местах продырявлен пулями, а затем переехан — кровавая до чего голливудщина — бульдозером. Заключение Судимака — «самоубийство».
   Второй — наличие у покойника в крови моноокиси углерода, угарного, то есть, газа. Судимак решает, что траванулся несчастный, вдыхая выхлоп… собственной газонокосилки, которая, как выяснила полиция, уж пару лет как пребывала в тотально нерабочем состоянии. Заключение Судимака — «самоубийство».
   Третий — задушенная жертва найдена на коленях, с веревкой на шее, связанными за спиной руками и напиханной в рот туалетной бумагой. Проверка на сообразительность: каково в данном случае было заключение судмедэксперта Судимака?
   В десятку, братцы. «Самоубийство».
   Так что разгребают они бумаги славного судмедэксперта. И, если особо упорных на это дело поставили — даст Бог, разгребут. А при особом везении, глядишь, и повыловят кого из тех, кто этих «самоубийц» настрогал. С той, однако, оговоркой, что за все прошедшие годы такой тотально безнаказанной лафы они ведь могли на стол Джозефу Судимаку не одно и не два тела сверх плана поставить.
   И как оно славно было бы, будь Джо Судимак тем самым исключением, которое. Увы и ах. Их, таких Судимаков гораздо больше, чем оно для здоровья любой нации полезно было бы. Вот вам хотя бы вариант из гораздо более свежих.
   В городе Ньютон, штат Массачусетс, пришлось прокуратуре расследовать обстоятельства смерти некоего гражданина пятидесяти двух лет. Нашли этого гражданина плывущим вниз по течению реки Чарлз. Ну, тут еще пара, конечно, моментов была. Плыл он не то, чтобы брассом, а так, дрейфовал потихоньку, поскольку был абсолютно мертв. Руки у покойника были связаны за спиной, а рот заклеен широкой изолентой. Такая, в общем, картина.
   И вот выступил перед журналистами пресс-секретарь (кому больше нравится «спикер» — милости прошу подставить) прокуратуры, который сказал, что расследование ведется самым полным ходом. И, сказал пресс-секретарь, никаких усилий в плане дорыться до истины мы не пожалеем. Так что работа еще впереди — но, сказал пресс-секретарь, пока следствие склоняется к версии… Ага. Самоубийства. (Оно, как видите, с особой элегантностью происходит, когда судмедэксперты с пресс-секретарями усилия объединяют.)
   И, что интересно, такая же до йоты картина и в тех расследованиях, что военные проводят, обнаруживается. В 1994 году газета «Филадельфия Инкуайрер» задалась целью — видимо, с подачи родственников — проверить обстоятельства смертей, случившихся в армии за самые последние месяцы. С первых же моментов газету несколько озадачило, что более сорока из них были проведены по графе «самоубийство».
   В качестве примера одного такого «самоубийства» газета привела случай, когда военнослужащий был найден с огнестрельной раной головы — что само по себе самоубийства действительно не исключает. Озадачивали другие детали: пилотка, запиханная в рот, наручники, защелкнутые на запястьях — и провод, затянутый на шее.
   Причем ни газета, ни те из военных следователей, что уже в отставке пребывали и согласились с журналистами информацией поделиться, даже и не пытались искать никакого злого умысла в такого рода «расследованиях». По общему мнению, все объяснялось гораздо проще — желанием поскорее закрыть дело. Иначе говоря, все той же вездесущей — ленью.
 
   Вот такое, стало быть, трудовое рвение в целом и обнаруживается. Но ведь, с другой-то стороны, тотально отсидеться тоже не получается. Какую-то активность симулировать надо — а иначе какой же народ свои кровные народные денежки на ни хрена не делающую полицию выложит. Даже если этот народ — как оно обычно происходит — никто и не спрашивает. Видимость все-таки какая-то должна быть. Потому что кругом свободное как бы волеизъявление.
   Так что некоторым образом чувствует полиция свою перед налогоплательщиком как бы ответственность. А будучи полицией, хотя бы в теории должна она яростно с преступностью бороться. При том, что — как мы уже наблюдали — никто ни на какие амбразуры не рвется. Не говоря о том, чтобы очередной эмоциональный стресс при встрече с матерым вооруженным преступником зарабатывать.
   Но дилемму эту славные стражи порядка решают совершенно спокойно. Слава богу, хватает же и прочих граждан в стране — помимо тех, что с масками на физиономии да автоматами Узи или АКМ в руках. И их, этих прочих, арестовывать удается как правило с гораздо меньшими потрясениями — тут, конечно, речь опять-таки о полиции, потому как эмоции противоположной стороны есть ее, противоположной стороны, проблема.
   Ну вот, например, достаточно приятно работа с детьми — школьного и едва школьного возраста — протекает. И тут, конечно, речь не о тех чадах, что время от времени в школах американских стрельбу затевают с летальным для окружающих исходом. Такие, ясное дело, в предыдущую забракованную категорию попадают, будучи несомненными источниками серьезных эмоциональных стрессов.
   Нет, речь, конечно, о тех, что особых хлопот полиции доставить не должны. Да вот хотя бы — что далеко ходить — вполне недавняя и в доску нашумевшая история. О которой по всей планете — Россию включая — пропечатали во всех газетах с немалым изумлением. Да, та самая, что в Лексингтоне, штат Северная Каролина, произошла. Где в начальной школе поимело место ужасающее сексуальное преступление: потерявший всякое человеческое подобие развратник (он же — малыш-первоклассник) смачно, звонко и прилюдно ПОЦЕЛОВАЛ жертву (свою одноклассницу — малышку-первоклашку). После чего школьные власти, придя в состояние тотального ступора, вызвали власти полицейские. Которые и предъявили шестилетнему половому маньяку вполне официальное обвинение — в сексуальном домогательстве.
   Но это я не рассказывал — так, напоминал. Потому как быть того не может, чтобы кто не слышал. Иное дело, что пресса так эту историю расписала, что каким-то совсем уж уникальным пятном в общей картине она смотрелась. Что истине, уверяю вас, никоим образом не соответствует. Если что в той истории наверняка не ночевало, так это уникальность, поскольку преступников такого возраста бесстрашная полиция отлавливала и отлавливает регулярно.
   Пара случаев из последних — причем в одной только Флориде происшедших в начале 1998 года. В Пенсаколе полиция арестовала преступницу, Чакиту Домен. Но и то сказать — наворотила эта уголовная особа делов. В один отдельно взятый день (когда ее, собственно, и повязали) поцарапала двух учителей в своей школе, а одного — слабонервных просят это место быстренько пролистнуть — даже укусила. Скрутили, конечно, в участок доставили. А там уж по полной форме: в книгу арестов занесли, фотографии в фас и профиль сделали, отпечатки пальцев для пожизненного досье взяли — все как полагается. Ну и что, что бандитке этой пять годочков от роду всего? В повальном торжестве демократии перед законом все равны. (Не считая, конечно, некоторых скотов, всегда более равных, чем другие.)
   Вторая схватка состоялась у полиции в Лейкленде. И тоже в школе. Правда, преступник был старше — и потому, я полагаю, опаснее. Будучи вдобавок особью мужского пола, а они, как известно, в статистике насильственных преступлений угрожающе лидируют.
   Шестилетний Джастин Ресендес был арестован за то, что пытался драться с двумя учителями, директором школы, а также прибывшим к месту преступления полицейским. Опять-таки не обошлось и без телесных повреждений, поскольку кто-то и здесь оказался поцарапанным, а кто-то даже и укушенным. Ну, процедура известная — вплоть до фотографий в участке и отпечатков пальцев.
   Но этот Джастин как-то совсем уж закоренело выглядел. После того, как из КПЗ его выпустили, бандюга этот никакого раскаяния не продемонстрировал, а гордо заявил поджидавшим его репортерам: «Пинков в ж… я им все-таки надавал». Так что сами видите — хоть и не грабитель с пулеметом, но тоже элемент злокозненный и небезопасный.
   Хотя ситуации, подобные банковским налетам, с детишками тоже еще как возникают. В 1996 году в том же Лейкленде, где двумя годами позже бандита Джастина взяли, имела полиция вооруженное противостояние с другим уголовником — десятилетним Тимоти Бектоном. Окружному шерифу позвонили из школы, сообщив, что упомянутый Тимоти откровенно и регулярно школьными занятиями манкирует. После чего шериф и распорядился проверить, в чем там у этих Бектонов дело.
   Выехал помощник шерифа по выданному ему адресу, где и обнаружил искомого злоумышленника. Который, на вопрос почему он не на занятиях, среагировал самым неожиданным образом. Схватив небольшое ружьецо, Тимоти взвел курки и направил его на полицейского — а другой рукой тут же сгреб свою трехлетнюю племянницу и прикрылся ею, как щитом. Как оно, собственно, на экранах ТВ ежедневно и многократно изображается. Хоть один урок малец, выходит, усвоил основательно.
   Да еще и то сказал, что раньше он всех безжалостно перестреляет, чем они его в осточертевшую школу отправят.
   Через семь минут, однако — так оно по рапорту выходило — решил этот Тимоти отчего-то сдаться. Я так думаю, тяжело мальцу было ружье в одной руке держать — другая-то племянницей занята была. Повязали, в общем. И на сей раз уже не одними фотографиями да отпечатками пальцев дело кончилось, поскольку предъявили ему — как взрослому — обвинение в киднэппинге (та самая то хихикающая, то хнычущая малышка-племяшка) и в вооруженном нападении на представителя закона.
   Что так и осталось для меня неизвестным — подавал ли помощник шерифа на негодяя в суд с отдельным гражданским иском или нет. Вполне ведь мог эмоциональный стресс — и немалый — в такой ситуации состояться.
   Но зря на полицию — со всеми этими школьными арестами — наговаривать я тут тоже не хочу. Не одних же они первоклашек в участок под белы ручки тягают. Приходится иметь дело с материалом и постарше. А, стало быть, и гораздо большей опасности. Пусть даже и в потенции.
   В городе Порт Вашингтон, штат Висконсин, в 1996 году арестовали стражи порядка — и ведь мастерски все провернули, без малейших со своей стороны потерь — довольно-таки великовозрастного злодея. Шестнадцатилетний Джейкоб Каллас был арестован прямо в школе, где полицейские отважно на него набросились, надели наручники и препроводили в КПЗ. Там он на нарах и отночевал, горестно размышляя о преступной своей жизни.
   А размышлять было о чем. Несмотря на неоднократные напоминания и даже повестки из суда (!), Джейкоб Каллас так и не представил в школу требуемые справки о том, что ему были сделаны необходимые прививки против кори, краснухи и свинки. Сами-то прививки ему вкатили честь по чести, о чем и Джейкоб, и его мама клятвенно школу заверяли — но закон есть закон, а для него, закона, бумажка завсегда важнее любого двуногого. Что семейству Каллас вполне наглядно и продемонстрировали — образом, надо сказать, весьма устрашающим.
   Мама потом, конечно, глаза закатывала и всхлипывала на предмет того, что как же так, из-за клочка бумаги школьника в наручниках в тюрягу укатать, и все такое прочее. Сказавши даже: «Я не подозревала, в каком полицейском государстве мы живем». (Ну, тут мне этой маме кроме как «с добрым утром» сказать особо и нечего.)
   Нет, не спускает полиция со школ бдительного своего ока (понять бы еще, как в такой ситуации все едва ли не ежедневные убийства в тех школах происходят). И, конечно, в поле зрения полиции не одни лишь ученики оказываются.
   В 1995 году в Минеоле, штат Нью-Йорк, арестовали двух типчиков. Водителя школьного автобуса Роберта Хортона и дружка его, на том же автобусе частенько катавшегося. Причем если бы не провернула полиция расследование свое, так бы ничего и не подозревали ни учителя, ни родители. А ведь ситуация была из самых тревожных.
   Нет, дело было вовсе не в сексуальных домогательствах двух арестованных типчиков — педофилами они не были. Преступление Хортона и дружка его состояло в том, что во время поездок рассказывали они своим пассажирам — в большинстве своем пяти-шести лет от роду — сказки. И самое возмутительное — СТРАШНЫЕ сказки. С сюжетами а-ля братья Гримм и тому подобное.
   Братцы, честное слово даю, не шучу. Никому тут на этом берегу с такими вариантами уже давно не смешно. Если, конечно, кто-то очень жаждет самолично убедиться — так милости прошу, газета «Вашингтон Таймс» от 25 сентября 1995 года. Но тут дело в том, что это арест — все-таки не шутка, человеку на всю жизнь штамп во все личные дела — какую-то реакцию прессы вызвал. А сама-то тенденция не со вчерашнего дня на дворе.
   Поскольку лютующая дамочка по фамилии Политическая Корректность давно уже и на братьев Гримм обрушилась, и на сказки в целом, и на Марка Твена с Шекспиром. Требуя — а рычаги для воздействия на тех, кто недопонимает, у этой дамочки имеются, да еще и какие — убрать весь этот ядовитый мусор (а с ним вкупе много чего еще, вплоть до Фолкнера с Хэмингуэем) из школьных программ, из планов издательств и вообще из всей новой ослепительно правильной реальности. И если с Твеном, Фолкнером да Шекспиром оно больше по части отдельных их творческих проколов происходит (неоднократно употребленное двумя первыми смертельно опасное нынче слово «ниггер» — «черномазый», и, конечно, «Венецианский купец» мэтра из Стаффорда), то со старой — и по новой раскладке НЕДОБРОЙ — сказкой бой во всей тотальности идет.
   Мало, что с младых ногтей не тем вещам сказочка учит (ну, там, верность влюбленных друг другу, семейные всякие ценности, а то еще не дай Бог и патриотизм — ну и весь прочий хлам, что с корабля современности почти что уже и поскидывали). Она ведь, проклятая, и подсознание формирует. Коллективное. Что апологеты Политкорректности, хотя и будучи в большинстве закваски фрейдовской, а никак не юнговской, понимают все-таки хорошо.
   Оно ведь куда как полезнее для них, апологетов, если подсознание это формируется обязательным телеящиком — в котором прежние сказочки ежели и появляются, то в таком виде, что у старшего поколения все оставшиеся волосы дыбом встают. Ну и, конечно, опять-таки книжками — но в которых новые уже сказочки пропечатаны. Вроде той, что я недавно с ужасом пролистывал.
   Где мышка-мама выгоняет папу-мыша за грубость и нечувствительность к ее феминистски сформулированным принципам. А когда мышата говорят, что они теперь детки из разбитой семьи, мама снисходительно поясняет, что такого понятия в природе больше нет, поскольку участие папы в процессе создания и функционирования семьи совершенно необязательно. И тут-то все они начинают жить радостно и гармонично (я так думаю, на мышиное пособие по безработице, хотя мадам сказочница ни словечка о том не написала).
   Но это я, конечно, отвлекся — до богиньки Политкорректности у нас еще отдельным образом очередь как-нибудь, да и дойдет. Здесь же суть в том, что повязали двух злодеев-сказочников, и очень своевременно повязали. Что в несомненную заслугу полиции поставить следует.
   Так что работают, конечно. Трудятся. Но и не только на фронте искоренения преступности среди — и вокруг — молодого поколения. Фронтов-то еще — ого-го, помимо того молодчика с пушкой, что в банке стрессами угрожает.
   Как вот в том же нью-йоркском метро, о котором мы уже писали (в связи с официально разрешенной нынче — до пупа — голотелесностью для особ обоего пола). Поскольку с обнаженкой бороться уже не дозволялось, кинула метрополитеновская полиция лучшие свои силы на борьбу со злоупотреблением иного рода. Как оказалось, в правилах нью-йоркской подземки есть пункт, согласно которому пассажиру запрещается занимать более одного места в вагоне. То есть, разваливаться как-то там по диагонали, ставить вещи рядом на сиденье, и все такое в том же роде. Даже — и это оговорено абсолютно однозначно — если в вагоне кроме этого зловредного пассажира-нарушителя никого больше и нет.
   И понеслись бесстрашные полицейские штрафы горстями выписывать — каждый по полтинничку. В пятьдесят, то есть, полновесных долларов. (С тем, что потом обилеченный штрафной квитанцией нарушитель должен сам эти деньги туда-то и туда-то перевести — а в противном случае, понятно, суд и плюс еще судебные расходы.)
   Ну и постарались же — действительно на славу. За один 1996 год выписав ТРИДЦАТЬ ОДНУ ТЫСЯЧУ таких квитков. Так что уж где-где — а в городе Нью-Йорке налогоплательщик может спать спокойно, поскольку зарплату свою тамошняя полиция не просто отрабатывает, а отрабатывает яростно.
   Вот вам и фронты для бурной активности. Которые — да вы ведь и сами понимаете — при желании завсегда сыщутся.
   Как сыскали их в далекой Новой Зеландии, где постановили самым серьезным образом бороться с собачьим, извините, дерьмом. Самое как бы естественное полицейское дело. Там, конечно, с собачками по улицам да паркам гулять не воспрещается — чего нет, того нет. Но вот, пардон, дерьмо за ними подбирать хозяева обязаны. Тут же и сразу же — требование, на мой взгляд, разумное и законное вполне. Иной вопрос, что лично я к наипервейшим приоритетам полицейской работы такую проблему причислить затруднился бы.
   Они там, правда, в той Новой Зеландии полицейских не стали с других постов снимать для решения такой-то насущной задачи. Но видеокамеры поразвесили — большей частью в тех местах, что осквернению чаще всего подвергаются.
   Израильские их коллеги тоже решили на этот счет не отставать. Но у них там то ли видеокамер было меньше, то ли, наоборот, полицейских больше — в общем, постановили они это дело без видеотехники делать. Для чего и создали в том же самом 1998 году в Тель-Авиве отдельное подразделение из прикинутых в штатское детективов с фотоаппаратами. Такой, то есть, дерьмовый патруль.