Страница:
– Пойдемте Николая Сергеевича и Сергея Ильича помянем. Все готово. Разносолов не обещаю, но, чем богаты… - скороговоркой произнесла она, наблюдая, как Ирина, такая неузнаваемо взрослая, медленно поднявшись с дивана, направилась в ее сторону. И вдруг остановилась перед зеркалом, висевшим у выхода из гостиной. Софи, тихонько подтолкнув сестру к дверям, вышла из комнаты.
Ирина смотрела в зеркало и не видела своего лица. Взгляд проваливался в холодную зеркальную бездну… "За что?.." - простонала она. Зеркало безмолвно вглядывалось в нее. "Не за что, а для чего", - словно услышала она голос Порфирия. "Для чего?" - спросила, чуть пошевелив губами. В зеркале появилось расплывчатое отражение. - "Каждый сам находит ответ".
Ирина медленно повернула голову. Свет лампы, отраженный от зеркала, бросил тень на ее лицо, разделив его на две части - светлую и темную…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Ирина смотрела в зеркало и не видела своего лица. Взгляд проваливался в холодную зеркальную бездну… "За что?.." - простонала она. Зеркало безмолвно вглядывалось в нее. "Не за что, а для чего", - словно услышала она голос Порфирия. "Для чего?" - спросила, чуть пошевелив губами. В зеркале появилось расплывчатое отражение. - "Каждый сам находит ответ".
Ирина медленно повернула голову. Свет лампы, отраженный от зеркала, бросил тень на ее лицо, разделив его на две части - светлую и темную…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
15
Прозрачно-дымчатая луна, появившаяся на небосклоне, сонно наблюдала за клонящимся к закату солнцем, бросавшим багровый отсвет на оживленные лица молодых людей, шумной компанией расположившихся на обрывистом берегу реки.
– Друзья мои, вы зря смеетесь! Это и правда интересная игра. Подходите ближе. А ты, Жак, немедленно отойди от мадемуазель Мари, она пятится от тебя и вот-вот свалится с обрыва. Мы приехали сюда не для того, чтобы выуживать девушку из воды! - Кудрявый брюнет весело погрозил приятелю пальцем. - Лучше помоги разжечь костер.
– Бернар, неужели ты не видишь, что коварная Мари сама заманивает меня в пропасть? - Жак попытался схватить заливающуюся смехом девушку, но та снова ловко увернулась.
Бернар, безнадежно махнув рукой, повернулся к задумчиво сидящей неподалеку на клетчатом зеленом пледе молодой женщине, которая все больше и больше интересовала его. Собственно, ради нее и была устроена эта поездка так далеко от Парижа. Ему казалось, что за несколько дней природа, непринужденная обстановка и игра, которую он задумал, помогут разговорить мадемуазель Ирэн, вызвать на откровенность и понять наконец, что скрывается за ее печально-таинственной улыбкой. Эмигрантка из России, чудом попавшая на последний корабль, отплывший из Крыма за несколько часов до прихода в Севастополь большевиков, - вот, пожалуй, и все, что он знал. Сама Ирэн никогда не рассказывала о том, что пережила, но по тому, как старательно избегала этой темы, было очевидно - хлебнуть ей пришлось предостаточно.
Впервые он увидел Ирэн более года назад, зайдя совершенно случайно в небольшое кафе на восточной окраине Парижа, где, как оказалось, она работала посудомойкой. Как и многие русские, приехавшие в последние годы во Францию, она свободно говорила по-французски. Не обратить на нее внимание было невозможно - она выделялась особой статью, породой, как арабский скакун, попавший в табун тяжеловозов. Хозяин кафе, у которого он навел справки о девушке, хвалил ее за аккуратность и трудолюбие, однако посетовал на нежелание русской перейти в официантки, где и работа почище, и чаевые перепадают, - она решительно отказалась, заявив, что предпочитает иметь дело с грязной посудой.
В первый же вечер Бернар, дождавшись ее у выхода из кафе, прямо предложил поехать к нему, пообещав заплатить гораздо больше, чем платят в таких случаях. Ответ русской удивил и разозлил - он не привык, чтобы женщины отказывали ему, и даже в какой-то момент хотел силой заставить ее поехать с ним, но что-то в ее глазах заставило его поостеречься и отойти. Возможно, ухаживание за полунищей русской было не самой лучшей идеей, но его охватил азарт коллекционера, увидевшего редкую бабочку в зарослях колючего кустарника, и на следующий день он предложил Ирэн, ютившейся, по его сведениям, в крохотной комнатушке неподалеку от кафе, переехать в снятую специально для нее меблированную квартиру.
"Не скрою, я бы с удовольствием бросила эту работу и приняла ваше предложение, однако мне надо будет чем-то платить за приют, не так ли, мсье? Делать это своим телом, став содержанкой, не смогу - это противоречит моим жизненным принципам", - жестко ответила она тогда.
Надо сказать, такой ответ даже порадовал - чем сложнее игра, тем она интереснее. В течение года, в промежутках между ловлей других "бабочек", он изредка присылал ей скромные букеты цветов и, появляясь время от времени, делал все более заманчивые, с его точки зрения, предложения, однако не продвинулся ни на шаг вперед. Это уже начинало раздражать. И вот однажды, заглянув в кафе, он обнаружил, что мадемуазель Ирэн там больше не работает, и хозяин даже не знает, куда она переехала.
Каково же было удивление Бернара, когда через несколько месяцев он увидел Ирэн, вернее, ее отражение в зеркале фойе театра Шан-з-Элизе, приехав туда на вечер балета. Торопливо повернувшись, он изумленно оглядел дорогое синее платье, обнаженные ухоженные руки и плечи, узел туго стянутых на затылке темных волос, скрепленных шпилькой с сапфирами. Бернар был готов подумать, что это мираж, однако Ирэн приветливо улыбнулась:
– Добрый вечер, мсье Бернар!
– Вы? Но как… что за превращение? - Он, как зачарованный, пожирал ее глазами.
– Видите ли, мсье, скажу вам по секрету, - проговорила она громким шепотом, - я - шпионка… из Советской России. Выполняю задание ГПУ. Именно этим и объясняются метаморфозы, со мною происходящие. Вчера - посудомойка, сегодня - светская львица… Да, да! Секретное задание! - рассмеялась она, глядя на вытянувшееся лицо Бернара.
Вынырнув из толпы, к Ирэн, семеня короткими ножками, подплыл невысокий лысый толстяк в смокинге, с программкой в руке. Бросив настороженный взгляд на Бернара, а затем на смеющуюся Ирину, он сдержанно улыбнулся.
– Знакомьтесь, мсье Бернар. - Ирина, забрав программку, взяла толстяка под руку, - Дмитрий Ильич Яковлев, банкир, брат моего покойного отца и, следовательно, мой родной дядюшка. Представьте, совсем недавно он перебрался в Париж из Америки и, буквально через несколько дней прогуливаясь по Монмартру, - она весело взглянула на Дмитрия Ильича, - попытался прямо на улице, что ему, надеюсь, совсем не свойственно, познакомиться с собственной племянницей, которую не видел лет десять.
– Да, да, мсье… - Дмитрий Ильич замялся.
– Бернар, - напомнила ему Ирина,
– …мсье Бернар, я в последний раз видел племянницу четырнадцатилетней девочкой. Не узнал бы никогда. Но, - он с нежностью посмотрел на нее, ласково поглаживая по руке, - Ирэн так похожа на свою матушку Настасью! Я глазам не поверил! Удивительно похожа! Идет, голова поднята, а взгляд будто сквозь меня - не замечает. Скажу по правде, в первый момент, как ее увидел, аж ноги подкосились. Думал ведь, никого из родных не осталось. - У него увлажнились глаза. - А тут радость такую Господь дал… - Дмитрий Ильич быстро перекрестил живот. - Она-то сама меня не сразу признала, я ведь в последние годы сильно раздобрел… Пришлось прямо на ходу перед племянницей экзамен держать на знание нашего генеалогического древа. Ой, строг-а-а!
Звонок, известивший о скором начале представления, прервал разговор. Дмитрий Ильич, вздохнув, достал из кармана конфетку и, положив ее в рот, засунул смятый блестящий фантик в карман. Ирина весело взглянула на растерянного поклонника:
– Мсье Бернар, вы все еще увлекаетесь посудомойками или, к моему великому сожалению, переключились на прачек? Впрочем, - кольнула его взглядом, - о вкусах, как известно, не спорят! Подобное притягивается подобным. - Бернар промычал что-то невразумительное.
– Ну, прощайте, любезный друг, нас зовет Терпсихора! - Взяв Дмитрия Ильича под руку, она направилась в сторону зрительного зала.
После встречи в театре Бернару не составило большого труда найти Ирэн, которая проживала вместе с дядей в небольшой уютной квартире на Елисейских полях. Он начал регулярно посылать ей роскошные букеты, добиваясь встречи, и всякий раз Ирэн вежливо уклонялась от предложений, вплоть до вчерашнего дня, когда, наконец, согласилась поехать вместе с ним и его приятелями в Систерон, где находилось имение семьи Бернара…
И вот сейчас, в теплый летний вечер, расположившись на берегу почерневшей после захода солнца реки, Бернар, сделав несколько снимков друзей, убрал фотоаппарат в сумку, разжег костер неподалеку от огромного валуна на самом краю обрыва и, сумев наконец привлечь внимание, настойчиво предлагал всем необычную игру…
– Друзья мои, сосредоточьтесь наконец! Итак, я продолжаю! Представьте, что все мы - на необитаемом острове, который через несколько часов, нет, пусть даже через час, накроет гигантская волна. Помощи ждать неоткуда, и все мы неизбежно погибнем.
– Фи, мон шер, как это грубо! - капризно скривив губы, проговорила Мари, полноватая блондинка, наконец-то пойманная Жаком и стоящая рядом с ним, прислонившись к стволу дерева.
– Мари, не перебивай! Дослушай до конца. Кто знает, возможно, ты присутствуешь сейчас на первом сеансе будущего мэтра психиатрии. Еще будешь гордиться знакомством со мной. А не хочешь слушать - не мешай, молчи и считай звезды… - Бернар выразительно поглядел на Жака, словно ища у него поддержки.
– Да-да, Мари, это же, право, интересно, - поспешно проговорил тот и притянул девушку к себе.
– Я лучше бы… - недовольно шепнула ему Мари.
– …считала звезды, отраженные в моих глазах… - Жак поцеловал ее в висок. - Давай все же послушаем…
– Ну и пожалуйста! - Она обиженно вывернулась из его объятий и опустилась рядом с Ирэн на плед, расстеленный на траве рядом с кустом, обсыпанным мелкими душистыми цветами. Жак, скрестив руки на груди, остался на месте, а Виктор, взлохмаченный молодой человек, все это время гулявший где-то в одиночестве, пристроился недалеко от женщин на небольшом пеньке, настолько низком, что его длинные худые ноги в огромных ботинках казались сложенными в три раза.
– Итак, - продолжил Бернар, - через час никого из нас не будет. Рядом с нами нет священника, который бы выслушал наши предсмертные исповеди. Но все мы здесь - свои люди. Нам нечего скрывать друг от друга, хотя у каждого есть, как говорят англичане, свой скелет в шкафу. Давайте вытащим самые тягостные наши ошибки из тайников подсознания. Давайте говорить то, что бы мы сказали, зная, что нам осталось жить совсем немного, совсем немного… - Он пристально глядел на Ирэн.
– А делать? Делать можно? - Улыбнувшись, Жак бросил на Мари многозначительный взгляд.
– Черт возьми, - в голосе Бернара послышалось раздражение, - неужели единственное, о чем ты способен думать в свой предсмертный час, это как успеть… - Оборвав себя на полуслове, он сделал выразительный жест рукой.
– Смею тебя уверить, не всякий в свой последний час будет готов на это, дорогой Бернар… - огрызнулся Жак, доставая из корзинки бутылку вина и бокалы.
– Хватит, господа! Или мы принимаем правила игры, ради которой я, собственно, и пригласил вас сюда, или превращаем все это в заурядный пикник, допиваем вино, после чего расходимся спать. - Бернар, подцепив торчащий из корзины багет, взмахнул им, как дирижерской палочкой. - Ну что? Сыграем?
– Сыграем… - негромко проговорил Виктор, вытягивая затекшие от неудобного положения ноги. - А кстати, как твой братец? Он сюда не заявится? Все еще пытается тебя перевоспитать, непутевого, или махнул рукой и наконец предоставил тебе волю порочить древний род Тарнеров?
– У Бернара есть брат? - повернувшись к Мари, удивленно спросила Ирина, все это время молча наблюдавшая за происходящим. Опыт последних лет научил ее меньше говорить и больше слушать, поэтому и сегодня она предпочла наблюдать и размышлять.
Эта компания богатых и беззаботных молодых французов, ее сверстников, привлекала именно своей беззаботностью, отстраненностью от реальной жизни, в которой происходили войны и революции, разрушались и создавались государства, лилась кровь. Они, в отличие от ее несчастных соотечественников, оставивших обожженные души в России и черпающих жизненные силы в воспоминаниях, никогда не голодали и не подвергались насилию, не обременяли себя скучными разговорами о политике и не пытались решать вопросы мирового устройства. Видимо, от скуки они и пытались создавать умозрительные проблемы и также умозрительно их решать.
После пережитого за последние годы Ирину преследовало ставшее навязчивым желание сбросить старую кожу воспоминаний и, скользнув гибким телом по земле, спрятаться где-нибудь от мыслей о прошлом и кошмарных снов, вновь и вновь приходивших по ночам терзать беззащитный мозг. Ей, как в детстве, хотелось, чтобы однажды появился сказочный принц, который бы поднял ее сильными руками, принес домой, снял с нее и спрятал куда-нибудь подальше старую израненную змеиную кожу, превратил в принцессу, окружив любовью, лаской и добротой. Существовала только одна опасность - а вдруг он захочет однажды спалить змеиную кожу в огне? И тогда… Тогда она, наверное, сразу же умрет, потому что ей просто необходимо хоть иногда, ночью, завернувшись в серебристую чешую, ненадолго снова превращаться в Ирину из прошлой жизни… Только для того, чтобы всегда помнить о том, что все хорошее может вдруг оборваться и что надо радоваться каждому счастливому дню, подаренному Господом.
"Интересно, - Ирина усмехнулась, - откуда у меня взялось сравнение со змеей? Впрочем, возможно, мне просто меньше импонирует быть лягушкой… - она покосилась на молодых людей, - хотя бы потому, что французы поступают с лягушками совершенно бесчеловечно…" Протянув руку, она машинально отломила веточку от цветущего куста, рядом с которым сидела, и поднесла к лицу. Сердце кольнуло острой иглой воспоминаний… Аромат цветов, обсыпавших ветку, напомнил жасмин, росший рядом с их загородным домом… Когда-то… В другой жизни…
"Удивительно, какой же вред причинили нам горячо любимые русские народные сказки, внушившие, что добро всегда побеждает зло. Всегда! Но ведь это не так, это ложь… Возможно, самая светлая, но одновременно - самая страшная и разрушительная ложь. Единственное, на что способен человек, - это победить зло в себе самом. Людей, сумевших сделать это, можно узнать по ясным глазам… и по тому, что они их… не прячут".
– …Ну да, старший… - вернул ее к действительности голос Мари.
– Кто старший? - Ирина напряглась, пытаясь нащупать нить разговора.
– Да брат же! Я, правда, не видела его ни разу. Вы разве не слышали - граф Тарнер? У него поместья по всей Европе, но жить предпочитает здесь, во Франции. Говорят, - в ее глазах блеснул охотничий азарт, - закоренелый холостяк, и вообще, черствый сухарь.
– …ты, Виктор, можешь не беспокоиться о моем брате, - донесся раздраженный голос Бернара. - Кстати, я сам хотел предложить ему сюда приехать, но подумал, что это бесполезно - все равно, как всегда, откажется. - Он остановил взгляд на Жаке, который, уже успев расположиться на пледе поближе к Мари, что-то шептал ей на ухо. - Мой дорогой Жак, уж больно ты игрив сегодня. Вот с тебя-то мы и начнем. Поднимайся и иди туда, во-о-н к тому камню, - указал Бернар на край обрыва.
Жак, игриво подмигнув Мари, не спеша направился к обрыву, осторожно наклонившись, посмотрел вниз и тут же отпрянул.
Бернар извлек из кармана флягу, налил в колпачок густую темно-коричневую жидкость и протянул Жаку:
– Выпей. Не бойся, это так, для расслабления, настой из трав.
Сделав глоток, Жак смешно поморщился.
– Ты готов? - строго спросил Бернар.
Жак, перестав гримасничать, кивнул. Все притихли.
– Встань ко мне лицом, спиной к бездне, - нарочито мрачным голосом проговорил Бернар. - Нет, еще ближе.
Жак сделал полшага назад.
– Теперь смотри мне прямо в глаза… За твоей спиной - смерть! - Выделив последнее слово, Бернар начал делать перед лицом приятеля медленные пассы руками, словно окутывая его гипнотической пеленой. - Вспомни свою жизнь. Вспомни, что ты успел сделать низкого, недостойного. Вспомни самое страшное прегрешение, которое, будто ужасное чудовище, затаилось на дне твоей души. Вызови его и покажи мне. Если покривишь душой, суровый маятник времени столкнет тебя в бездну… Что ты хотел бы изменить, что мучает тебя? Говори… Я помогу тебе…
Жак, застыв на месте, смотрел прямо перед собой. Черты его лица, освещенные бледным отраженным светом луны, заострились…
"Странные люди", - думала Ирина, снисходительно наблюдая за происходящим. Она знала об увлечении Бернара психиатрией, в том числе модным нынче гипнозом, однако представить себе, что кто-то согласится вот так, стоя перед посторонними людьми, раскрыть свою душу, было просто невозможно. И потом, она с недоверием относилась к психологическим опытам и даже побаивалась вмешательств в психику человека, особенно если этим занимаются непрофессионалы. Вынь свой мозг со всеми мыслями и дай на время подержать другому человеку. Он там что-то подкрутит, подправит и… вернет на место. А что потом?
Вспомнился случай, о котором в свое время говорил весь Петербург. К относительно молодому - около тридцати пяти лет, - но уже достаточно известному психиатру профессору Иванцову обратилась жена одного высокопоставленного лица. Женщину мучили сильнейшие приступы астмы. "Доктор, я чувствую, что скоро умру. Мне уже ничего не поможет". "- Что вы, любезнейшая, вы сто лет жить будете. Сядьте и посмотрите мне в глаза. Дайте ваши руки. Послушайте, вы будете жить еще очень долго. Ваша болезнь пройдет".- "О чем вы говорите… Вы молодой, пышущий здоровьем… Вам не понять…" - "Хорошо! Тогда давайте условимся так…- вы умрете в один день со мной. Такой вариант вас устроит?" Женщина с грустной улыбкой согласилась. И что же? Она выздоровела. Без лекарств, без видимых причин - болезнь ушла. Прошло пять лет. Женщина решила поздравить врача с Новым девятьсот шестнадцатым годом и поблагодарить за свое чудесное исцеление. - "К сожалению, сегодня утром он трагически погиб - поскользнулся и попал под трамвай. Мы скорбим вместе с вами…" - ответили ей по телефону. Несчастная сумела дойти только до дивана и через несколько минут умерла от сильнейшего приступа астмы. Если бы она не позвонила ему, возможно, жила бы еще много лет…
– Мое детство… - наконец каким-то странным, сдавленным голосом заговорил Жак. - Мать…
Ирина прислушалась.
– Она была очень красива и добра… Я так любил ее… и… - его голос сорвался, - любил… и предал… Да, да, предал… Отец… - В глазах Жака появился страх. - Я всегда боялся его, он меня бил… Да, бил! - неожиданно вскрикнул он фальцетом, вдруг задрожав всем телом. - Но я его уважал. Хотел быть на него похожим… Таким же сильным… И я… Хотя нет. - Он замотал головой и с силой потер пальцами виски. - Еще был сосед… приятель отца. Жил в доме напротив. Я его ненавидел - отец проводил с ним времени больше, чем со мной, а я… - блеснули слезы, - Я так нуждался в его внимании…
Опустив голову, Жак замолчал. Бернар, осторожно подойдя к Ирине, легко поднял ее за руку с пледа и жестом подозвал Виктора.
Ирине вначале показалось, что она принимает участие в какой-то глупой, почти детской игре, однако внезапно появившийся нервный озноб подсказывал, что на самом деле происходит нечто более серьезное. Они втроем приблизились к Жаку. Бернар жестом остановил ее и Виктора в полушаге.
– Жак! Слушай меня! Я - твой отец. Вот - твоя мать. - Он показал на Ирину. - А это сосед. Все мы здесь. Перед тобой. Ты - мальчик, каким был тогда, -шепотом, словно боясь спугнуть его воспоминания, проговорил Бернар.
Ирина плотнее завернулась в шаль. Озноб становился все сильнее. "Наверное, похожее чувство испытывают актеры, выходя на сцену перед зрителями, - вроде это ты и будто уже не ты… Однако актеры играют известные им роли, повторяя заученные слова, отрепетированные движения и жесты. А здесь разыгрывается пьеса, в которой, похоже, никто, в том числе и режиссер, не знает, что произойдет в следующий миг. Да и пьеса ли это?"
Она пристально смотрела на Жака, с удивлением отметив, как же он, в сущности, юн, как трогательна маленькая родинка на кончике его носа, какая у него по-детски пухлая нижняя губа, которую он то и дело прикусывал верхними зубами. "Ну, рассказывай, негодный мальчишка, что ты там еще натворил?" Это у нее проскочила чужая мысль или эти слова произнес Бернар?
– В тот день… - голос Жака задрожал, - я пришел домой раньше обычного. Отца дома не было. Услышал тихие голоса за приоткрытой дверью… - Жак помолчал, словно и вправду вслушивался в тот негромкий разговор. - Там была моя мать и… сосед. Он… обнимал ее… говорил, что любит… давно любит, и… целовал… целовал… целовал… - Жак, прикрыв глаза, начал мотать головой из стороны в сторону, словно какая-то неведомая сила изнутри толкала его, заставляя делать эти движения.
Бернар, наклонившись к уху Виктора, что-то шепнул ему. Ухмыльнувшись, тот кивнул и неожиданно со словами: "Я люблю тебя, крошка, давно люблю", - крепко обхватив Ирину длинными цепкими руками, попытался притянуть к себе. Ошеломленная неожиданным, бесцеремонным прикосновением чужих рук, увидев прямо перед собой приоткрытый, жадный рот, она со всей силой оттолкнула его. Не ожидавший столь яростного отпора от хрупкой женщины, Виктор, потеряв равновесие, раскинул руки и, увлекая за собой даже не успевшего испугаться Жака, исчез вместе с ним за темной кромкой обрыва. Отчаянные крики разорвали ночную тишину. Ирина, услышав внизу всплески от упавших тел, медленно повернулась к Бернару:
– Надеюсь, ваши приятели умеют плавать?
Не услышав ответа и выдержав полный растерянной злобы взгляд, очевидно, уже бывшего поклонника, она прошла мимо бледной, испуганно отпрянувшей Мари и направилась к дорожке, ведущей в сторону дома. Быстрые шаги за спиной заставили напрячься. Пальцы непроизвольно сжались в кулачки. Бернар, догнав ее, неприятно влажной ладонью грубо схватил за локоть.
– Думаешь, я ничего про тебя не знаю? - Он стоял настолько близко, что чувствовался кисловатый запах пота. - Строишь тут из себя… А ты - как все. Слышишь, как все! Шлюха! Шлюха!! - Ненависть перекосила его лицо.
– Мне не нравится твоя игра, - с трудом сдерживая клокочущую внутри ярость, медленно произнесла Ирина, резким движением высвободив руку. Больно заныло плечо.
– Что тут происходит, Бернар? Кто кричал? - Из темноты появился мужчина лет сорока, среднего роста, с небольшими аккуратными усиками. В руке у него был фонарь. - Опять твои психологические этюды? Право же, ты помешался!
Ирина крепко зажмурила глаза. Ей показалось, что она сходит с ума… Этого не может быть…
– Ты не имеешь права заниматься подобными вещами! - Незнакомец приблизился. - Человеческая психика слишком хрупкая вещь и… - Его взгляд упал на Ирину. - Кто эта женщина?
Бернар, в присутствии незнакомца превратившийся в нашкодившего мальчишку и оттого мгновенно ставший как будто ниже ростом, проговорил, слегка заикаясь:
– Ни…Николя, ну я же тебе о ней однажды рассказывал, помнишь? Это та самая русская. Ну, у нее еще дядюшка-банкир.
– Добрый вечер, мадемуазель…
– Мадемуазель Ирэн, - торопливо подсказал Бернар, бросив на нее умоляющий взгляд.
– Добрый вечер, мадемуазель Ирэн. Мое имя Николя. Николя Тарнер, старший брат этого… - он укоризненно покачал головой, -… Бернара. Рад познакомиться с вами. - Сдержанная вежливая улыбка слегка тронула его губы. - Мне недавно довелось встретиться с вашим дядей, мсье Яковлевым, и он произвел на меня самое благоприятное впечатление. Что здесь произошло и могу ли я чем-то быть полезен вам?
Ирина потерла виски похолодевшими пальцами, с трудом заставив себя поднять глаза. Это и впрямь было похоже на наваждение. Голос человека, который произнес эти слова, принадлежал не этому неизвестному французу. Это был голос Ники…
– Все нормально, мсье Тарнер.
– Простите меня, - тихо, почти не шевеля губами, произнес приблизившийся к ней Бернар. - Простите…
Со стороны берега послышались громкие, возбужденные голоса. Из темноты в сопровождении Мари появились две мокрые фигуры, закутанные в плед, которые при виде старшего брата Бернара продолжили движение вдоль берега реки, будто ночная прогулка под пледом по этому маршруту была делом давно запланированным. В глазах Николя мелькнули веселые огоньки. Он вопросительно посмотрел на Ирину:
– О! Я вижу, господа устроили соревнования по плаванию в вашу честь?
Она слегка улыбнулась:
– Нет, граф, это был всего лишь пробный заплыв. Состав участников был, к моей досаде, неполным. В последний момент ваш брат почему-то отказался, хотя "суровый маятник времени", как он сам изволил недавно выразиться, качнулся и в его сторону тоже.
Тарнер, с трудом сдерживая улыбку, перевел взгляд с Ирины на потупившегося младшего брата:
– Ну да. Бернар всегда предпочитает выступать в роли рефери. Отправляйся за своими приятелями, а я провожу мадемуазель Ирэн в дом. И не забудьте затушить костер.
Бернар, исподлобья взглянув на брата, нехотя поплелся вслед за удалившимися гостями. Тарнер покачал головой и протянул руку Ирине:
– Видите, как случается в жизни. Вы из далекой России. Я из Франции. Мир должен был рухнуть, чтобы мы встретили друг друга…
У Ирины перехватило дыхание. Помедлив, она осторожно заглянула ему в глаза. Тарнер не отвел взгляд. Они молча смотрели друг на друга…
Кто скажет, что происходит, когда взгляды мужчины и женщины встречаются впервые? Как назвать это чудо проникновения в глубины чужой души за те мгновения, пока разум, не успев вспомнить о приличиях, еще не опустил занавес благопристойности и морали? Как возникает неумолимое притяжение и влечение - зов плоти, из которого рождается страсть?
– Друзья мои, вы зря смеетесь! Это и правда интересная игра. Подходите ближе. А ты, Жак, немедленно отойди от мадемуазель Мари, она пятится от тебя и вот-вот свалится с обрыва. Мы приехали сюда не для того, чтобы выуживать девушку из воды! - Кудрявый брюнет весело погрозил приятелю пальцем. - Лучше помоги разжечь костер.
– Бернар, неужели ты не видишь, что коварная Мари сама заманивает меня в пропасть? - Жак попытался схватить заливающуюся смехом девушку, но та снова ловко увернулась.
Бернар, безнадежно махнув рукой, повернулся к задумчиво сидящей неподалеку на клетчатом зеленом пледе молодой женщине, которая все больше и больше интересовала его. Собственно, ради нее и была устроена эта поездка так далеко от Парижа. Ему казалось, что за несколько дней природа, непринужденная обстановка и игра, которую он задумал, помогут разговорить мадемуазель Ирэн, вызвать на откровенность и понять наконец, что скрывается за ее печально-таинственной улыбкой. Эмигрантка из России, чудом попавшая на последний корабль, отплывший из Крыма за несколько часов до прихода в Севастополь большевиков, - вот, пожалуй, и все, что он знал. Сама Ирэн никогда не рассказывала о том, что пережила, но по тому, как старательно избегала этой темы, было очевидно - хлебнуть ей пришлось предостаточно.
Впервые он увидел Ирэн более года назад, зайдя совершенно случайно в небольшое кафе на восточной окраине Парижа, где, как оказалось, она работала посудомойкой. Как и многие русские, приехавшие в последние годы во Францию, она свободно говорила по-французски. Не обратить на нее внимание было невозможно - она выделялась особой статью, породой, как арабский скакун, попавший в табун тяжеловозов. Хозяин кафе, у которого он навел справки о девушке, хвалил ее за аккуратность и трудолюбие, однако посетовал на нежелание русской перейти в официантки, где и работа почище, и чаевые перепадают, - она решительно отказалась, заявив, что предпочитает иметь дело с грязной посудой.
В первый же вечер Бернар, дождавшись ее у выхода из кафе, прямо предложил поехать к нему, пообещав заплатить гораздо больше, чем платят в таких случаях. Ответ русской удивил и разозлил - он не привык, чтобы женщины отказывали ему, и даже в какой-то момент хотел силой заставить ее поехать с ним, но что-то в ее глазах заставило его поостеречься и отойти. Возможно, ухаживание за полунищей русской было не самой лучшей идеей, но его охватил азарт коллекционера, увидевшего редкую бабочку в зарослях колючего кустарника, и на следующий день он предложил Ирэн, ютившейся, по его сведениям, в крохотной комнатушке неподалеку от кафе, переехать в снятую специально для нее меблированную квартиру.
"Не скрою, я бы с удовольствием бросила эту работу и приняла ваше предложение, однако мне надо будет чем-то платить за приют, не так ли, мсье? Делать это своим телом, став содержанкой, не смогу - это противоречит моим жизненным принципам", - жестко ответила она тогда.
Надо сказать, такой ответ даже порадовал - чем сложнее игра, тем она интереснее. В течение года, в промежутках между ловлей других "бабочек", он изредка присылал ей скромные букеты цветов и, появляясь время от времени, делал все более заманчивые, с его точки зрения, предложения, однако не продвинулся ни на шаг вперед. Это уже начинало раздражать. И вот однажды, заглянув в кафе, он обнаружил, что мадемуазель Ирэн там больше не работает, и хозяин даже не знает, куда она переехала.
Каково же было удивление Бернара, когда через несколько месяцев он увидел Ирэн, вернее, ее отражение в зеркале фойе театра Шан-з-Элизе, приехав туда на вечер балета. Торопливо повернувшись, он изумленно оглядел дорогое синее платье, обнаженные ухоженные руки и плечи, узел туго стянутых на затылке темных волос, скрепленных шпилькой с сапфирами. Бернар был готов подумать, что это мираж, однако Ирэн приветливо улыбнулась:
– Добрый вечер, мсье Бернар!
– Вы? Но как… что за превращение? - Он, как зачарованный, пожирал ее глазами.
– Видите ли, мсье, скажу вам по секрету, - проговорила она громким шепотом, - я - шпионка… из Советской России. Выполняю задание ГПУ. Именно этим и объясняются метаморфозы, со мною происходящие. Вчера - посудомойка, сегодня - светская львица… Да, да! Секретное задание! - рассмеялась она, глядя на вытянувшееся лицо Бернара.
Вынырнув из толпы, к Ирэн, семеня короткими ножками, подплыл невысокий лысый толстяк в смокинге, с программкой в руке. Бросив настороженный взгляд на Бернара, а затем на смеющуюся Ирину, он сдержанно улыбнулся.
– Знакомьтесь, мсье Бернар. - Ирина, забрав программку, взяла толстяка под руку, - Дмитрий Ильич Яковлев, банкир, брат моего покойного отца и, следовательно, мой родной дядюшка. Представьте, совсем недавно он перебрался в Париж из Америки и, буквально через несколько дней прогуливаясь по Монмартру, - она весело взглянула на Дмитрия Ильича, - попытался прямо на улице, что ему, надеюсь, совсем не свойственно, познакомиться с собственной племянницей, которую не видел лет десять.
– Да, да, мсье… - Дмитрий Ильич замялся.
– Бернар, - напомнила ему Ирина,
– …мсье Бернар, я в последний раз видел племянницу четырнадцатилетней девочкой. Не узнал бы никогда. Но, - он с нежностью посмотрел на нее, ласково поглаживая по руке, - Ирэн так похожа на свою матушку Настасью! Я глазам не поверил! Удивительно похожа! Идет, голова поднята, а взгляд будто сквозь меня - не замечает. Скажу по правде, в первый момент, как ее увидел, аж ноги подкосились. Думал ведь, никого из родных не осталось. - У него увлажнились глаза. - А тут радость такую Господь дал… - Дмитрий Ильич быстро перекрестил живот. - Она-то сама меня не сразу признала, я ведь в последние годы сильно раздобрел… Пришлось прямо на ходу перед племянницей экзамен держать на знание нашего генеалогического древа. Ой, строг-а-а!
Звонок, известивший о скором начале представления, прервал разговор. Дмитрий Ильич, вздохнув, достал из кармана конфетку и, положив ее в рот, засунул смятый блестящий фантик в карман. Ирина весело взглянула на растерянного поклонника:
– Мсье Бернар, вы все еще увлекаетесь посудомойками или, к моему великому сожалению, переключились на прачек? Впрочем, - кольнула его взглядом, - о вкусах, как известно, не спорят! Подобное притягивается подобным. - Бернар промычал что-то невразумительное.
– Ну, прощайте, любезный друг, нас зовет Терпсихора! - Взяв Дмитрия Ильича под руку, она направилась в сторону зрительного зала.
После встречи в театре Бернару не составило большого труда найти Ирэн, которая проживала вместе с дядей в небольшой уютной квартире на Елисейских полях. Он начал регулярно посылать ей роскошные букеты, добиваясь встречи, и всякий раз Ирэн вежливо уклонялась от предложений, вплоть до вчерашнего дня, когда, наконец, согласилась поехать вместе с ним и его приятелями в Систерон, где находилось имение семьи Бернара…
И вот сейчас, в теплый летний вечер, расположившись на берегу почерневшей после захода солнца реки, Бернар, сделав несколько снимков друзей, убрал фотоаппарат в сумку, разжег костер неподалеку от огромного валуна на самом краю обрыва и, сумев наконец привлечь внимание, настойчиво предлагал всем необычную игру…
– Друзья мои, сосредоточьтесь наконец! Итак, я продолжаю! Представьте, что все мы - на необитаемом острове, который через несколько часов, нет, пусть даже через час, накроет гигантская волна. Помощи ждать неоткуда, и все мы неизбежно погибнем.
– Фи, мон шер, как это грубо! - капризно скривив губы, проговорила Мари, полноватая блондинка, наконец-то пойманная Жаком и стоящая рядом с ним, прислонившись к стволу дерева.
– Мари, не перебивай! Дослушай до конца. Кто знает, возможно, ты присутствуешь сейчас на первом сеансе будущего мэтра психиатрии. Еще будешь гордиться знакомством со мной. А не хочешь слушать - не мешай, молчи и считай звезды… - Бернар выразительно поглядел на Жака, словно ища у него поддержки.
– Да-да, Мари, это же, право, интересно, - поспешно проговорил тот и притянул девушку к себе.
– Я лучше бы… - недовольно шепнула ему Мари.
– …считала звезды, отраженные в моих глазах… - Жак поцеловал ее в висок. - Давай все же послушаем…
– Ну и пожалуйста! - Она обиженно вывернулась из его объятий и опустилась рядом с Ирэн на плед, расстеленный на траве рядом с кустом, обсыпанным мелкими душистыми цветами. Жак, скрестив руки на груди, остался на месте, а Виктор, взлохмаченный молодой человек, все это время гулявший где-то в одиночестве, пристроился недалеко от женщин на небольшом пеньке, настолько низком, что его длинные худые ноги в огромных ботинках казались сложенными в три раза.
– Итак, - продолжил Бернар, - через час никого из нас не будет. Рядом с нами нет священника, который бы выслушал наши предсмертные исповеди. Но все мы здесь - свои люди. Нам нечего скрывать друг от друга, хотя у каждого есть, как говорят англичане, свой скелет в шкафу. Давайте вытащим самые тягостные наши ошибки из тайников подсознания. Давайте говорить то, что бы мы сказали, зная, что нам осталось жить совсем немного, совсем немного… - Он пристально глядел на Ирэн.
– А делать? Делать можно? - Улыбнувшись, Жак бросил на Мари многозначительный взгляд.
– Черт возьми, - в голосе Бернара послышалось раздражение, - неужели единственное, о чем ты способен думать в свой предсмертный час, это как успеть… - Оборвав себя на полуслове, он сделал выразительный жест рукой.
– Смею тебя уверить, не всякий в свой последний час будет готов на это, дорогой Бернар… - огрызнулся Жак, доставая из корзинки бутылку вина и бокалы.
– Хватит, господа! Или мы принимаем правила игры, ради которой я, собственно, и пригласил вас сюда, или превращаем все это в заурядный пикник, допиваем вино, после чего расходимся спать. - Бернар, подцепив торчащий из корзины багет, взмахнул им, как дирижерской палочкой. - Ну что? Сыграем?
– Сыграем… - негромко проговорил Виктор, вытягивая затекшие от неудобного положения ноги. - А кстати, как твой братец? Он сюда не заявится? Все еще пытается тебя перевоспитать, непутевого, или махнул рукой и наконец предоставил тебе волю порочить древний род Тарнеров?
– У Бернара есть брат? - повернувшись к Мари, удивленно спросила Ирина, все это время молча наблюдавшая за происходящим. Опыт последних лет научил ее меньше говорить и больше слушать, поэтому и сегодня она предпочла наблюдать и размышлять.
Эта компания богатых и беззаботных молодых французов, ее сверстников, привлекала именно своей беззаботностью, отстраненностью от реальной жизни, в которой происходили войны и революции, разрушались и создавались государства, лилась кровь. Они, в отличие от ее несчастных соотечественников, оставивших обожженные души в России и черпающих жизненные силы в воспоминаниях, никогда не голодали и не подвергались насилию, не обременяли себя скучными разговорами о политике и не пытались решать вопросы мирового устройства. Видимо, от скуки они и пытались создавать умозрительные проблемы и также умозрительно их решать.
После пережитого за последние годы Ирину преследовало ставшее навязчивым желание сбросить старую кожу воспоминаний и, скользнув гибким телом по земле, спрятаться где-нибудь от мыслей о прошлом и кошмарных снов, вновь и вновь приходивших по ночам терзать беззащитный мозг. Ей, как в детстве, хотелось, чтобы однажды появился сказочный принц, который бы поднял ее сильными руками, принес домой, снял с нее и спрятал куда-нибудь подальше старую израненную змеиную кожу, превратил в принцессу, окружив любовью, лаской и добротой. Существовала только одна опасность - а вдруг он захочет однажды спалить змеиную кожу в огне? И тогда… Тогда она, наверное, сразу же умрет, потому что ей просто необходимо хоть иногда, ночью, завернувшись в серебристую чешую, ненадолго снова превращаться в Ирину из прошлой жизни… Только для того, чтобы всегда помнить о том, что все хорошее может вдруг оборваться и что надо радоваться каждому счастливому дню, подаренному Господом.
"Интересно, - Ирина усмехнулась, - откуда у меня взялось сравнение со змеей? Впрочем, возможно, мне просто меньше импонирует быть лягушкой… - она покосилась на молодых людей, - хотя бы потому, что французы поступают с лягушками совершенно бесчеловечно…" Протянув руку, она машинально отломила веточку от цветущего куста, рядом с которым сидела, и поднесла к лицу. Сердце кольнуло острой иглой воспоминаний… Аромат цветов, обсыпавших ветку, напомнил жасмин, росший рядом с их загородным домом… Когда-то… В другой жизни…
"Удивительно, какой же вред причинили нам горячо любимые русские народные сказки, внушившие, что добро всегда побеждает зло. Всегда! Но ведь это не так, это ложь… Возможно, самая светлая, но одновременно - самая страшная и разрушительная ложь. Единственное, на что способен человек, - это победить зло в себе самом. Людей, сумевших сделать это, можно узнать по ясным глазам… и по тому, что они их… не прячут".
– …Ну да, старший… - вернул ее к действительности голос Мари.
– Кто старший? - Ирина напряглась, пытаясь нащупать нить разговора.
– Да брат же! Я, правда, не видела его ни разу. Вы разве не слышали - граф Тарнер? У него поместья по всей Европе, но жить предпочитает здесь, во Франции. Говорят, - в ее глазах блеснул охотничий азарт, - закоренелый холостяк, и вообще, черствый сухарь.
– …ты, Виктор, можешь не беспокоиться о моем брате, - донесся раздраженный голос Бернара. - Кстати, я сам хотел предложить ему сюда приехать, но подумал, что это бесполезно - все равно, как всегда, откажется. - Он остановил взгляд на Жаке, который, уже успев расположиться на пледе поближе к Мари, что-то шептал ей на ухо. - Мой дорогой Жак, уж больно ты игрив сегодня. Вот с тебя-то мы и начнем. Поднимайся и иди туда, во-о-н к тому камню, - указал Бернар на край обрыва.
Жак, игриво подмигнув Мари, не спеша направился к обрыву, осторожно наклонившись, посмотрел вниз и тут же отпрянул.
Бернар извлек из кармана флягу, налил в колпачок густую темно-коричневую жидкость и протянул Жаку:
– Выпей. Не бойся, это так, для расслабления, настой из трав.
Сделав глоток, Жак смешно поморщился.
– Ты готов? - строго спросил Бернар.
Жак, перестав гримасничать, кивнул. Все притихли.
– Встань ко мне лицом, спиной к бездне, - нарочито мрачным голосом проговорил Бернар. - Нет, еще ближе.
Жак сделал полшага назад.
– Теперь смотри мне прямо в глаза… За твоей спиной - смерть! - Выделив последнее слово, Бернар начал делать перед лицом приятеля медленные пассы руками, словно окутывая его гипнотической пеленой. - Вспомни свою жизнь. Вспомни, что ты успел сделать низкого, недостойного. Вспомни самое страшное прегрешение, которое, будто ужасное чудовище, затаилось на дне твоей души. Вызови его и покажи мне. Если покривишь душой, суровый маятник времени столкнет тебя в бездну… Что ты хотел бы изменить, что мучает тебя? Говори… Я помогу тебе…
Жак, застыв на месте, смотрел прямо перед собой. Черты его лица, освещенные бледным отраженным светом луны, заострились…
"Странные люди", - думала Ирина, снисходительно наблюдая за происходящим. Она знала об увлечении Бернара психиатрией, в том числе модным нынче гипнозом, однако представить себе, что кто-то согласится вот так, стоя перед посторонними людьми, раскрыть свою душу, было просто невозможно. И потом, она с недоверием относилась к психологическим опытам и даже побаивалась вмешательств в психику человека, особенно если этим занимаются непрофессионалы. Вынь свой мозг со всеми мыслями и дай на время подержать другому человеку. Он там что-то подкрутит, подправит и… вернет на место. А что потом?
Вспомнился случай, о котором в свое время говорил весь Петербург. К относительно молодому - около тридцати пяти лет, - но уже достаточно известному психиатру профессору Иванцову обратилась жена одного высокопоставленного лица. Женщину мучили сильнейшие приступы астмы. "Доктор, я чувствую, что скоро умру. Мне уже ничего не поможет". "- Что вы, любезнейшая, вы сто лет жить будете. Сядьте и посмотрите мне в глаза. Дайте ваши руки. Послушайте, вы будете жить еще очень долго. Ваша болезнь пройдет".- "О чем вы говорите… Вы молодой, пышущий здоровьем… Вам не понять…" - "Хорошо! Тогда давайте условимся так…- вы умрете в один день со мной. Такой вариант вас устроит?" Женщина с грустной улыбкой согласилась. И что же? Она выздоровела. Без лекарств, без видимых причин - болезнь ушла. Прошло пять лет. Женщина решила поздравить врача с Новым девятьсот шестнадцатым годом и поблагодарить за свое чудесное исцеление. - "К сожалению, сегодня утром он трагически погиб - поскользнулся и попал под трамвай. Мы скорбим вместе с вами…" - ответили ей по телефону. Несчастная сумела дойти только до дивана и через несколько минут умерла от сильнейшего приступа астмы. Если бы она не позвонила ему, возможно, жила бы еще много лет…
– Мое детство… - наконец каким-то странным, сдавленным голосом заговорил Жак. - Мать…
Ирина прислушалась.
– Она была очень красива и добра… Я так любил ее… и… - его голос сорвался, - любил… и предал… Да, да, предал… Отец… - В глазах Жака появился страх. - Я всегда боялся его, он меня бил… Да, бил! - неожиданно вскрикнул он фальцетом, вдруг задрожав всем телом. - Но я его уважал. Хотел быть на него похожим… Таким же сильным… И я… Хотя нет. - Он замотал головой и с силой потер пальцами виски. - Еще был сосед… приятель отца. Жил в доме напротив. Я его ненавидел - отец проводил с ним времени больше, чем со мной, а я… - блеснули слезы, - Я так нуждался в его внимании…
Опустив голову, Жак замолчал. Бернар, осторожно подойдя к Ирине, легко поднял ее за руку с пледа и жестом подозвал Виктора.
Ирине вначале показалось, что она принимает участие в какой-то глупой, почти детской игре, однако внезапно появившийся нервный озноб подсказывал, что на самом деле происходит нечто более серьезное. Они втроем приблизились к Жаку. Бернар жестом остановил ее и Виктора в полушаге.
– Жак! Слушай меня! Я - твой отец. Вот - твоя мать. - Он показал на Ирину. - А это сосед. Все мы здесь. Перед тобой. Ты - мальчик, каким был тогда, -шепотом, словно боясь спугнуть его воспоминания, проговорил Бернар.
Ирина плотнее завернулась в шаль. Озноб становился все сильнее. "Наверное, похожее чувство испытывают актеры, выходя на сцену перед зрителями, - вроде это ты и будто уже не ты… Однако актеры играют известные им роли, повторяя заученные слова, отрепетированные движения и жесты. А здесь разыгрывается пьеса, в которой, похоже, никто, в том числе и режиссер, не знает, что произойдет в следующий миг. Да и пьеса ли это?"
Она пристально смотрела на Жака, с удивлением отметив, как же он, в сущности, юн, как трогательна маленькая родинка на кончике его носа, какая у него по-детски пухлая нижняя губа, которую он то и дело прикусывал верхними зубами. "Ну, рассказывай, негодный мальчишка, что ты там еще натворил?" Это у нее проскочила чужая мысль или эти слова произнес Бернар?
– В тот день… - голос Жака задрожал, - я пришел домой раньше обычного. Отца дома не было. Услышал тихие голоса за приоткрытой дверью… - Жак помолчал, словно и вправду вслушивался в тот негромкий разговор. - Там была моя мать и… сосед. Он… обнимал ее… говорил, что любит… давно любит, и… целовал… целовал… целовал… - Жак, прикрыв глаза, начал мотать головой из стороны в сторону, словно какая-то неведомая сила изнутри толкала его, заставляя делать эти движения.
Бернар, наклонившись к уху Виктора, что-то шепнул ему. Ухмыльнувшись, тот кивнул и неожиданно со словами: "Я люблю тебя, крошка, давно люблю", - крепко обхватив Ирину длинными цепкими руками, попытался притянуть к себе. Ошеломленная неожиданным, бесцеремонным прикосновением чужих рук, увидев прямо перед собой приоткрытый, жадный рот, она со всей силой оттолкнула его. Не ожидавший столь яростного отпора от хрупкой женщины, Виктор, потеряв равновесие, раскинул руки и, увлекая за собой даже не успевшего испугаться Жака, исчез вместе с ним за темной кромкой обрыва. Отчаянные крики разорвали ночную тишину. Ирина, услышав внизу всплески от упавших тел, медленно повернулась к Бернару:
– Надеюсь, ваши приятели умеют плавать?
Не услышав ответа и выдержав полный растерянной злобы взгляд, очевидно, уже бывшего поклонника, она прошла мимо бледной, испуганно отпрянувшей Мари и направилась к дорожке, ведущей в сторону дома. Быстрые шаги за спиной заставили напрячься. Пальцы непроизвольно сжались в кулачки. Бернар, догнав ее, неприятно влажной ладонью грубо схватил за локоть.
– Думаешь, я ничего про тебя не знаю? - Он стоял настолько близко, что чувствовался кисловатый запах пота. - Строишь тут из себя… А ты - как все. Слышишь, как все! Шлюха! Шлюха!! - Ненависть перекосила его лицо.
– Мне не нравится твоя игра, - с трудом сдерживая клокочущую внутри ярость, медленно произнесла Ирина, резким движением высвободив руку. Больно заныло плечо.
– Что тут происходит, Бернар? Кто кричал? - Из темноты появился мужчина лет сорока, среднего роста, с небольшими аккуратными усиками. В руке у него был фонарь. - Опять твои психологические этюды? Право же, ты помешался!
Ирина крепко зажмурила глаза. Ей показалось, что она сходит с ума… Этого не может быть…
– Ты не имеешь права заниматься подобными вещами! - Незнакомец приблизился. - Человеческая психика слишком хрупкая вещь и… - Его взгляд упал на Ирину. - Кто эта женщина?
Бернар, в присутствии незнакомца превратившийся в нашкодившего мальчишку и оттого мгновенно ставший как будто ниже ростом, проговорил, слегка заикаясь:
– Ни…Николя, ну я же тебе о ней однажды рассказывал, помнишь? Это та самая русская. Ну, у нее еще дядюшка-банкир.
– Добрый вечер, мадемуазель…
– Мадемуазель Ирэн, - торопливо подсказал Бернар, бросив на нее умоляющий взгляд.
– Добрый вечер, мадемуазель Ирэн. Мое имя Николя. Николя Тарнер, старший брат этого… - он укоризненно покачал головой, -… Бернара. Рад познакомиться с вами. - Сдержанная вежливая улыбка слегка тронула его губы. - Мне недавно довелось встретиться с вашим дядей, мсье Яковлевым, и он произвел на меня самое благоприятное впечатление. Что здесь произошло и могу ли я чем-то быть полезен вам?
Ирина потерла виски похолодевшими пальцами, с трудом заставив себя поднять глаза. Это и впрямь было похоже на наваждение. Голос человека, который произнес эти слова, принадлежал не этому неизвестному французу. Это был голос Ники…
– Все нормально, мсье Тарнер.
– Простите меня, - тихо, почти не шевеля губами, произнес приблизившийся к ней Бернар. - Простите…
Со стороны берега послышались громкие, возбужденные голоса. Из темноты в сопровождении Мари появились две мокрые фигуры, закутанные в плед, которые при виде старшего брата Бернара продолжили движение вдоль берега реки, будто ночная прогулка под пледом по этому маршруту была делом давно запланированным. В глазах Николя мелькнули веселые огоньки. Он вопросительно посмотрел на Ирину:
– О! Я вижу, господа устроили соревнования по плаванию в вашу честь?
Она слегка улыбнулась:
– Нет, граф, это был всего лишь пробный заплыв. Состав участников был, к моей досаде, неполным. В последний момент ваш брат почему-то отказался, хотя "суровый маятник времени", как он сам изволил недавно выразиться, качнулся и в его сторону тоже.
Тарнер, с трудом сдерживая улыбку, перевел взгляд с Ирины на потупившегося младшего брата:
– Ну да. Бернар всегда предпочитает выступать в роли рефери. Отправляйся за своими приятелями, а я провожу мадемуазель Ирэн в дом. И не забудьте затушить костер.
Бернар, исподлобья взглянув на брата, нехотя поплелся вслед за удалившимися гостями. Тарнер покачал головой и протянул руку Ирине:
– Видите, как случается в жизни. Вы из далекой России. Я из Франции. Мир должен был рухнуть, чтобы мы встретили друг друга…
У Ирины перехватило дыхание. Помедлив, она осторожно заглянула ему в глаза. Тарнер не отвел взгляд. Они молча смотрели друг на друга…
Кто скажет, что происходит, когда взгляды мужчины и женщины встречаются впервые? Как назвать это чудо проникновения в глубины чужой души за те мгновения, пока разум, не успев вспомнить о приличиях, еще не опустил занавес благопристойности и морали? Как возникает неумолимое притяжение и влечение - зов плоти, из которого рождается страсть?