Страница:
– Это, как я понимаю, вы про богатых? Женщин и детей тоже давить будете?
– Не-ет! - Косоглазый снова облизнул губы и, вожделенно взглянув на Ирину, примирительно продолжил: - Бабы, они для радости мужиков созданы. Вот вас ежели, к примеру, взять. Очень даже привлекаете. - Он ухмыльнулся. - Я потому за тобой и пошел…
Ирина ускорила шаг. До дома уже рукой подать. Как же отвязаться от этого человека? Хоть бы кто-нибудь навстречу!..
– Теперь мне все понятно. Однако вынуждена огорчить. Я, когда смотрела на трамвай, думала о другом.
Он молча, тяжело дыша, шел рядом. Ирина решительно остановилась.
– Я уже почти пришла. Спасибо, что проводили. - "Как он сказал, его зовут? Ах да, Степан". - Прощайте, Степан.
Не произнося ни слова, мужчина исподлобья глядел на нее. В его взгляде было что-то от злобной собаки, оценивающей, можно ли укусить…
К двери парадного она почти подбежала, слыша быстрые шаги за спиной. "Господи! Куда подевался привратник?" - только и успела подумать Ирина, как оказалась прижатой к стене под лестничным пролетом. Запах пота, похоти, слюнявый рот, прерывистое дыхание… Кричать и звать на помощь - безумно стыдно…
– Брезгуешь? Мною брезгуешь? Чего из себя корчишь-то?.. - Пуговицы посыпались на мраморный пол. Одна… другая… третья… - Думаешь, вы особенные? Кровь у вас другая? Щас-с, проверим. - Шершавая рука царапнула тело. - Во-о, сиськи на месте. И здесь… Все одно. Что - барышня, что - кухарка, - осклабился он.
Ирина с неимоверным усилием смогла наконец, высвободить правую руку и, дотянувшись до горла насильника, с силою, как учил Порфирий, надавила в ту самую точку. Охнув, косоглазый разжал руки и, хватая ртом воздух, сполз на пол.
– Ну что? - Она пнула его ногой в пах. Косоглазый, скрючившись, застонал. - У твоих кухарок тоже такое тело?!! - с ненавистью выкрикнула она удивившую ее саму фразу и, отойдя на пол шага, наклонилась, чтобы подобрать пуговицы. Ей почему-то показалось, что это дело совершенно необходимое и разумное и ни в коем случае нельзя оставлять на полу подъезда перламутровые капли… Распрямившись, заметила, что оборванный ворот платья висит, обнажив часть груди, а на голубой ткани темнеют следы его рук. Запахнув пальто, взбежала на несколько ступенек и обернулась. Взгляд мужчины, переставшего глотать ртом воздух, постепенно становился осмысленным. Он поднялся на четвереньки и, мутными глазами глядя на нее снизу вверх, прохрипел:
– Слышь… ты… Знаешь чего… Вправду-то… страшно мне… за тебя… Ведь до тела твоего… я доберусь… Обещаю… Жди… - Согнувшись, он поковылял к двери подъезда.
Сделав еще несколько шагов по ступеням вверх, Ирина остановилась и прислушалась. Внизу все стихло. Подошла к двери квартиры и ударила по ней ногой. Еще. И еще.
Растерянное лицо отца. Испуганное - старика - камердинера. Перезвон дрогнувших от стука входной двери хрустальных подвесок на бронзовой люстре. Незнакомое, ожесточенное лицо женщины в зеркальном овале…
– Не пущу! Никуда, никуда более не пущу! - кричал Сергей Ильич, расхаживая по комнате. Ирина лежала на кровати под белоснежным пуховым одеялом, словно окутанная морской пеной.
– Рара, успокойся, - повторяла она уже много раз сказанное. - Я сама виновата во всем, что произошло. Было некое… совпадение в словах, неожиданное для меня, и я… я просто необдуманно повела себя с тем человеком.
– Ни-ку-да! Слышишь! Никакого госпиталя! Я позвонил, сказал, что тебя там не будет… уезжаешь… за границу… в Африку… К черту на рога! - Сергей Ильич встревоженно посмотрел на дочь. Она сильно изменилась за прошедшие сутки. Лицо осунулось, под лихорадочно блестевшими глазами легли темные полукружья. "Может быть, все-таки позвать врача?" Несколько раз посреди ночи он просыпался от ужасного подозрения - а вдруг дочь ему не сказала всей правды? Вдруг этот негодяй… Нет-нет… Нет!
– Рара… милый… знаешь… - Ирина приподнялась на подушке и развернула хрустящий фантик. Леночка давеча, навещая ее, принесла конфеты и сказала, что их надо есть именно сейчас, в молодости, пока это еще позволительно. А то в старости от них сильно можно поправиться. И мужчины тогда перестанут обращать внимание. - Ирина с наслаждением надкусила мягкий ароматный шоколад. - Я даже благодарна Богу, что так все произошло. Может, если бы не этот случай, я и не узнала бы, что ты… что я… еще нужна тебе, рара, и… дорога!
Рука потянулась к следующей конфете.
– Христос с тобою! О чем ты, Ирина?
Она помолчала, глядя, как отец жадно глотнул уже остывший чай.
– Пап, а ты нашего императора любишь?
Сергей Ильич поперхнулся и, закашлявшись, изумленно обернулся к ней.
– Что ты смотришь на меня? Мне интересно. И вообще, - она с наслаждением потянулась, - что ты с чашкой бегаешь из угла в угол? Сядь. Мы же так редко разговариваем. - Дочь слегка отодвинулась, давая отцу возможность сесть на край кровати. - Дай мне руку. Холодная какая… Это признак энергонедостаточности, между прочим, - с важным видом небрежно бросила Ирина. - Вот, скажи, мы, русские, что, все сумасшедшие? - Улыбнулась, заметив выражение его лица. - Правда, мы сумасшедшие? Скажи, это только русские день и ночь говорят и говорят о политике, ошибках правительства, интригах, заговорах, изменах, реформах?.. Это такая особенность страны? Или так же у французов, немцев?..
Отец кашлянул.
– Так же. Только у них политика, интриги, заговоры - французские. Или - немецкие. А эта истерия, которую, как я понимаю, ты имеешь в виду, происходит от того, мне думается, - он оживился, - что особенностью нашей нации является большое уважение к крепким напиткам. Как в "Повести временных лет", помнишь?
Ирина покачала головой и, улыбнувшись, прикрыла глаза. Она все помнила. Только сейчас ей хотелось просто слушать…
– "Руси есть веселие пить и не можем без этого жить…" - напевно процитировал Сергей Ильич. - Как-то в этом роде. - Помолчал. В глазах мелькнули веселые огоньки. - Кстати, Ирэн, дорогая, знаешь ли ты, что по прошлогодним данным нашей официальной статистики, которая через год после закрытия винных лавок торжественно сообщила о практически полном прекращении потребления алкоголя населением, в Москве производство спиртосодержащего лака и политуры возросло более чем в двадцать раз! Вот тебе наглядный результат борьбы с пьянством. Да… Так вот, а истерия эта - оттого, что все дебаты, стоны и слезы начинаются именно после употребления внушительной дозы национальных российских напитков.
– А народ?
– А что народ? - Сергей Ильич пожал плечами. - Народ - за спокойную сытую жизнь, правда, тоже с водочкой, разговорами и непременным последующим мордобитием.
Ирина представила себе избу, в которой у стола за бутылкой национального российского напитка сидят двое в крестьянской одежде и, закусывая солеными огурцами, кричат, перебивая друг друга: "Террор, только террор!…Измена…Распутин… Реформы… Динамизированный нервный флюид!" "Впрочем, нет. Последнее, - она невольно улыбнулась, - из другой оперы…"
– …народ во все времена платит за ошибки политиков, которые заботятся только… - Отец поднялся и снова принялся расхаживать по комнате.
Ирина повернулась на бок и натянула на себя одеяло.
"Как все-таки хорошо жить. Как хорошо быть молодой. И вовсе не из-за этих конфет".
В руках снова зашуршала обертка…
4
5
– Не-ет! - Косоглазый снова облизнул губы и, вожделенно взглянув на Ирину, примирительно продолжил: - Бабы, они для радости мужиков созданы. Вот вас ежели, к примеру, взять. Очень даже привлекаете. - Он ухмыльнулся. - Я потому за тобой и пошел…
Ирина ускорила шаг. До дома уже рукой подать. Как же отвязаться от этого человека? Хоть бы кто-нибудь навстречу!..
– Теперь мне все понятно. Однако вынуждена огорчить. Я, когда смотрела на трамвай, думала о другом.
Он молча, тяжело дыша, шел рядом. Ирина решительно остановилась.
– Я уже почти пришла. Спасибо, что проводили. - "Как он сказал, его зовут? Ах да, Степан". - Прощайте, Степан.
Не произнося ни слова, мужчина исподлобья глядел на нее. В его взгляде было что-то от злобной собаки, оценивающей, можно ли укусить…
К двери парадного она почти подбежала, слыша быстрые шаги за спиной. "Господи! Куда подевался привратник?" - только и успела подумать Ирина, как оказалась прижатой к стене под лестничным пролетом. Запах пота, похоти, слюнявый рот, прерывистое дыхание… Кричать и звать на помощь - безумно стыдно…
– Брезгуешь? Мною брезгуешь? Чего из себя корчишь-то?.. - Пуговицы посыпались на мраморный пол. Одна… другая… третья… - Думаешь, вы особенные? Кровь у вас другая? Щас-с, проверим. - Шершавая рука царапнула тело. - Во-о, сиськи на месте. И здесь… Все одно. Что - барышня, что - кухарка, - осклабился он.
Ирина с неимоверным усилием смогла наконец, высвободить правую руку и, дотянувшись до горла насильника, с силою, как учил Порфирий, надавила в ту самую точку. Охнув, косоглазый разжал руки и, хватая ртом воздух, сполз на пол.
– Ну что? - Она пнула его ногой в пах. Косоглазый, скрючившись, застонал. - У твоих кухарок тоже такое тело?!! - с ненавистью выкрикнула она удивившую ее саму фразу и, отойдя на пол шага, наклонилась, чтобы подобрать пуговицы. Ей почему-то показалось, что это дело совершенно необходимое и разумное и ни в коем случае нельзя оставлять на полу подъезда перламутровые капли… Распрямившись, заметила, что оборванный ворот платья висит, обнажив часть груди, а на голубой ткани темнеют следы его рук. Запахнув пальто, взбежала на несколько ступенек и обернулась. Взгляд мужчины, переставшего глотать ртом воздух, постепенно становился осмысленным. Он поднялся на четвереньки и, мутными глазами глядя на нее снизу вверх, прохрипел:
– Слышь… ты… Знаешь чего… Вправду-то… страшно мне… за тебя… Ведь до тела твоего… я доберусь… Обещаю… Жди… - Согнувшись, он поковылял к двери подъезда.
Сделав еще несколько шагов по ступеням вверх, Ирина остановилась и прислушалась. Внизу все стихло. Подошла к двери квартиры и ударила по ней ногой. Еще. И еще.
Растерянное лицо отца. Испуганное - старика - камердинера. Перезвон дрогнувших от стука входной двери хрустальных подвесок на бронзовой люстре. Незнакомое, ожесточенное лицо женщины в зеркальном овале…
***
– Не пущу! Никуда, никуда более не пущу! - кричал Сергей Ильич, расхаживая по комнате. Ирина лежала на кровати под белоснежным пуховым одеялом, словно окутанная морской пеной.
– Рара, успокойся, - повторяла она уже много раз сказанное. - Я сама виновата во всем, что произошло. Было некое… совпадение в словах, неожиданное для меня, и я… я просто необдуманно повела себя с тем человеком.
– Ни-ку-да! Слышишь! Никакого госпиталя! Я позвонил, сказал, что тебя там не будет… уезжаешь… за границу… в Африку… К черту на рога! - Сергей Ильич встревоженно посмотрел на дочь. Она сильно изменилась за прошедшие сутки. Лицо осунулось, под лихорадочно блестевшими глазами легли темные полукружья. "Может быть, все-таки позвать врача?" Несколько раз посреди ночи он просыпался от ужасного подозрения - а вдруг дочь ему не сказала всей правды? Вдруг этот негодяй… Нет-нет… Нет!
– Рара… милый… знаешь… - Ирина приподнялась на подушке и развернула хрустящий фантик. Леночка давеча, навещая ее, принесла конфеты и сказала, что их надо есть именно сейчас, в молодости, пока это еще позволительно. А то в старости от них сильно можно поправиться. И мужчины тогда перестанут обращать внимание. - Ирина с наслаждением надкусила мягкий ароматный шоколад. - Я даже благодарна Богу, что так все произошло. Может, если бы не этот случай, я и не узнала бы, что ты… что я… еще нужна тебе, рара, и… дорога!
Рука потянулась к следующей конфете.
– Христос с тобою! О чем ты, Ирина?
Она помолчала, глядя, как отец жадно глотнул уже остывший чай.
– Пап, а ты нашего императора любишь?
Сергей Ильич поперхнулся и, закашлявшись, изумленно обернулся к ней.
– Что ты смотришь на меня? Мне интересно. И вообще, - она с наслаждением потянулась, - что ты с чашкой бегаешь из угла в угол? Сядь. Мы же так редко разговариваем. - Дочь слегка отодвинулась, давая отцу возможность сесть на край кровати. - Дай мне руку. Холодная какая… Это признак энергонедостаточности, между прочим, - с важным видом небрежно бросила Ирина. - Вот, скажи, мы, русские, что, все сумасшедшие? - Улыбнулась, заметив выражение его лица. - Правда, мы сумасшедшие? Скажи, это только русские день и ночь говорят и говорят о политике, ошибках правительства, интригах, заговорах, изменах, реформах?.. Это такая особенность страны? Или так же у французов, немцев?..
Отец кашлянул.
– Так же. Только у них политика, интриги, заговоры - французские. Или - немецкие. А эта истерия, которую, как я понимаю, ты имеешь в виду, происходит от того, мне думается, - он оживился, - что особенностью нашей нации является большое уважение к крепким напиткам. Как в "Повести временных лет", помнишь?
Ирина покачала головой и, улыбнувшись, прикрыла глаза. Она все помнила. Только сейчас ей хотелось просто слушать…
– "Руси есть веселие пить и не можем без этого жить…" - напевно процитировал Сергей Ильич. - Как-то в этом роде. - Помолчал. В глазах мелькнули веселые огоньки. - Кстати, Ирэн, дорогая, знаешь ли ты, что по прошлогодним данным нашей официальной статистики, которая через год после закрытия винных лавок торжественно сообщила о практически полном прекращении потребления алкоголя населением, в Москве производство спиртосодержащего лака и политуры возросло более чем в двадцать раз! Вот тебе наглядный результат борьбы с пьянством. Да… Так вот, а истерия эта - оттого, что все дебаты, стоны и слезы начинаются именно после употребления внушительной дозы национальных российских напитков.
– А народ?
– А что народ? - Сергей Ильич пожал плечами. - Народ - за спокойную сытую жизнь, правда, тоже с водочкой, разговорами и непременным последующим мордобитием.
Ирина представила себе избу, в которой у стола за бутылкой национального российского напитка сидят двое в крестьянской одежде и, закусывая солеными огурцами, кричат, перебивая друг друга: "Террор, только террор!…Измена…Распутин… Реформы… Динамизированный нервный флюид!" "Впрочем, нет. Последнее, - она невольно улыбнулась, - из другой оперы…"
– …народ во все времена платит за ошибки политиков, которые заботятся только… - Отец поднялся и снова принялся расхаживать по комнате.
Ирина повернулась на бок и натянула на себя одеяло.
"Как все-таки хорошо жить. Как хорошо быть молодой. И вовсе не из-за этих конфет".
В руках снова зашуршала обертка…
4
Выйдя из душного помещения на улицу, Сергей Ильич достал из кармана платок и промокнул лоб, покрывшийся испариной. "Это же надо - министр будущего правительства!" Он поспешно согнал счастливую улыбку с лица. Только что Досточтимый Мастер Братства - князь Львов - закончил секретное совещание. Утвержден тайный список министров правительства, которое будет сформировано сразу же после устранения царя. Если понадобится - даже физического. Да, да… физического, именно так и сказал князь Львов. Сергей Ильич и сам понимал, что перемены необходимы, причем самые решительные. К мысли о необходимости дворцового переворота привели тяжелые потери и неудачи на фронте, несвойственное российскому самодержавию поведение императора, влияние Распутина на царскую семью. Сергей Ильич вспомнил свою недавнюю встречу с морским министром адмиралом Григоровичем, решившим лично проверить слухи о проникновении германских шпионов в окружение царицы. В ответ на настойчивые запросы из Царского Села относительно точной даты проведения одной военно-морской операции он передал ложную информацию об отплытии нескольких русских крейсеров. И что же? Точно в означенный день и час там, где должны были появиться русские корабли, оказалась германская эскадра. Да… Совершенно очевидно, что необходимо действовать, и действовать срочно!
Вначале князь Львов предполагал убедить царя в необходимости сослать царицу в Ливадию, в Крым. В конце концов, принудить его это сделать. Позже возникла идея регентства при малолетнем царевиче Алексее брата царя - Великого князя Михаила Александровича. Сегодня же план созрел окончательно, хотя был, по мнению Сергея Ильича, несколько поверхностен: Распутина убрать или убить, царицу заточить куда-нибудь подальше, царя заставить отречься, а на престол посадить его брата. Сергей Ильич наряду с другими масонами был включен в состав будущего правительства, и это придавало ему ощущение не только причастности к большому делу, но и собственной значимости.
Он энергично махнул рукой, завидев выехавшего из-за угла извозчика. Уже сидя в коляске, озабоченно вспомнил об Ирине. Как быть? Сейчас у него вовсе нет времени, а что будет дальше, когда впереди его ждут поистине великие дела? Он мог бы отправить дочь за границу, однако для этого необходима компаньонка, а Ирина, видите ли, не любит общество женщин. Это - ее принципиальная позиция. Хорошо, хоть с Трояновскими отношения сложились. А еще этот разбойник… Где гарантии, что он не подкараулит ее снова? И в городе с каждым днем становится все неспокойнее. Народ озлоблен. Не хватает продовольствия. Цены по сравнению с прошлым годом подскочили в три раза. Сергей Ильич хотя и был убежден, что войну надо заканчивать, но знал, что говорить об этом опасно - тут же объявят "пораженцем", а значит - изменником. Да и те, кто хорошенько наживается на войне, этого могут не простить. Смутное время. Надо будет еще раз переговорить с дочерью.
Огромный ярко освещенный зал в доме Трояновских на Невском проспекте был полон гостей. Официанты разносили шампанское на серебряных подносах. Кругом нарядно одетые люди, музыка, смех. Часть мужчин собралась в бильярдной обсудить последние новости.
Ирина огляделась. Леночки нигде не было. У колонны она заметила одинокую фигуру Керенского, по каким-то причинам не участвовавшего в разговоре о политике.
– Александр Федорович! Как я рада! Вот уж не чаяла вас сегодня увидеть.
– Да я и сам не чаял здесь оказаться… - Керенский поцеловал ей руку. - Все хорошеете!
– Да уж куда краше-то! - засмеялась Ирина, одетая в строгое темно-синее платье с белым кружевным воротником.
Керенский взял с подноса у официанта два бокала шампанского и протянул один Ирине.
– Смотрю на все это и думаю: может, то, что происходит за окном, - страшный сон?
– А по мне, - она обвела взглядом гостиную, - все это напоминает пир во время чумы. Помните? "Нам не страшна могилы тьма…"
Керенский, устало улыбнувшись, поднял руку с бокалом:
– Ваше здоровье, прелестница. Смотрю на вас и жалею, что уж стар и сед. Будь я помоложе, украл бы вас, увез на другой конец света. Право, говорю от чистого сердца! Кстати, - он посмотрел по сторонам, - где-то… здесь… ах, вот…
Он махнул рукой стоящему неподалеку бледному русоволосому мужчине лет тридцати с аккуратной бородкой, взгляд которого Ирина уже несколько раз ловила на себе.
– Николай Сергеевич! Подойдите! Я хочу вас представить самой очаровательной и тонкой… - на секунду задумался, словно подбирая слово, -…юной леди!
Мужчина, будто ждавший приглашения, чуть прихрамывая, торопливой походкой приблизился к ним и четко, по-военному, представился:
– Николай Ракелов.
Оторвав взгляд от веселых пузырьков, исчезающих с поверхности шампанского в бокале, Ирина протянула ему руку, к недовольству своему почувствовав, что краснеет.
"Значит, его зовут Ники". Как Государя. Ей всегда нравилось это имя.
– А я - Ирина Яковлева.
Керенский весело посмотрел на них.
– На самом деле, скажу по секрету, домашнее имя этой милой барышни - Ирэн. Так вот, Ирэн, рекомендую - Николай Сергеевич, мой помощник и добрый друг. В детстве, - он хитро улыбнулся, - насколько мне известно, отчаянный драчун и любитель полазить по деревьям. В результате одного из неудачных приземлений и приобрел прямо-таки байроновскую хромоту.
– Александр Федорович, - смущенно наклонил голову Ракелов, - право, будет вам из меня романтического героя делать. К поэзии, несомненно, я неравнодушен, но сам стихов не пишу - Бог таланта не дал.
– Ну, насчет талантов вам грех на Бога обижаться, а барышням, как известно, - Керенский бросил лукавый взгляд на Ирину, - романтики нравятся. Так что, Ирина Сергеевна, прошу любить и жаловать.
– Любить не обещаю, а жаловать… - она неожиданно для себя внимательно посмотрела Ракелову в глаза, - это зависит от самого Николая Сергеевича! - Только сейчас заметив, что ее рука все еще находится в ладони Ракелова, она смутилась еще больше.
– Вот и хорошо… вот и познакомились… - Глаза Керенского забегали по залу. Он явно хотел оставить их одних и искал для этого повод.
– Ирэн, вы знакомы с господином Гучковым? - Керенский заметил вошедшего в зал мужчину с узким выразительным лицом.
– Александром Ивановичем? Немного… - рассеянно ответила она, думая о том, что неплохо было бы сейчас подойти к зеркалу. Кажется волосы немного растрепались. Ракелов, словно прочитав ее мысли, слегка улыбнулся.
– Прошу прощения, я вас оставлю. - Керенский двинулся навстречу приближающемуся Гучкову.
– Незаурядный человек, умница! - неожиданно громко проговорил Ракелов. Ирина с удивлением посмотрела на него. - Да, да! - продолжил он с восхищением. - Подумайте только - получает строгое воспитание в старообрядческой семье и вдруг бросается воевать на стороне буров в англо-бурской бойне, попадает к англичанам в плен. Затем - участвует в македонском восстании. Вернувшись в Россию…
– …становится директором правления Московского Купеческого банка, членом Государственной думы и прочее, прочее… - с улыбкой подхватила Ирина. - Что это вы, Николай Сергеевич, вздумали мне биографию Гучкова рассказывать? Неужто других тем не найдется, чтобы меня развлечь? Вот вы в этом году были в Париже? Что нового в моде? - не дожидаясь ответа, весело спросила она.
– Что же вы не пьете шампанского? - Ракелов растерянно посмотрел на ее бокал.
– Да вот, все пузырьки полопались с тоски от умных разговоров… А без них шампанское уже не в радость! - вздохнула она.
– И правда! - Ракелов улыбнулся. - Какая же радость от шампанского… - он выдержал паузу, - без умных разговоров.
Они рассмеялись.
"О! Похоже, он умеет играть со словами…" - с интересом отметила Ирина.
Возникшее оживление у входа заставило их отвлечься от разговора. В зал в окружении шумных кавалеров вплыла Софи Трояновская - рыжеволосая красавица в темно-зеленом платье, окинувшая гостей скучающим взглядом. В ее свите Ирина с удивлением заметила отца. Тот был необычайно весел. Неожиданно встав на колено перед Софи, Сергей Ильич раскинул руки. Музыка замолкла, словно кто-то, со стороны наблюдающий за происходящим, подал музыкантам незаметный знак.
– Душа моя, Софи, я хочу подарить вам свою любовь! Примите же мой дар! - не поверив своим ушам, услышала Ирина.
– Ах, Сергей Ильич, опять вы за свое. Оставьте с вашей любовью! - Софи легонько ударила его сложенным веером по плечу. - А впрочем… Положите ее туда. В угол. Будет время, я подумаю, что с ней делать! - рассмеялась она и, обойдя его, направилась к стоящим неподалеку гостям.
Лицо Ирины залилось краской. "Как удачно, что Николай Сергеевич стоит спиной и ничего не видит". Поспешно взяв Ракелова под руку, она отвела его в сторону, ближе к входу в бильярдную, откуда доносились обрывки фраз.
– "Распутин… Распутин… Все эти рассказы про "тибетские настойки" - вздор!.. Государь околдован каким-то внутренним бессилием!.. Ах, если бы он рассердился! Государыня билась бы в истерике, но пусть! Хуже будет, если в истерике забьется Россия!"
– Господи, что же это такое, Николай Сергеевич! - На лице Ирины появилось жалобное выражение. - Куда ни придешь, только и разговоров об этом Распутине. Будто тем других нет. Не кажется вам, что все это - словно мыльный пузырь? Больше пустых слов, чем реальных к тому оснований?
Ракелов в задумчивости потер пальцами переносицу:
– Я однажды видел Распутина. У него и впрямь есть сила. Да и можно ли осуждать царицу, если Старец для нее - последняя надежда спасти царевича? А ведь Александра Федоровна не только царица, но и мать. Мать, готовая на все ради спасения своего единственного сына, к тому же наследника престола!
Они не спеша двинулись вдоль гостиной.
– Вы хотите сказать, что у Распутина на самом деле есть некие способности?
– Есть, - Ракелов кивнул и развел руками. - Определенно есть! Присядем? - Он показал на небольшой обитый темно-зеленой кожей диван. - Князь Феликс Юсупов недавно в узком кругу рассказывал, как Старец лечил его от телесного недуга.
Ирина села, аккуратно расправив складки платья. Зачем она сегодня в синем? Надобно было надеть голубое - оно ей больше к лицу.
– И как же он, Распутин, лечил Юсупова? Говорите же, Николай Сергеевич, раз начали! - тихо, но настойчиво попросила Ирина, поправляя выбившуюся из-под шпильки прядь волос.
– Как лечил… По словам Юсупова, Старец велел ему лечь. Провел рукой по груди, шее, голове. Опустился на колени. Прочитал молитву. Затем поднялся и проделал какие-то пассы. И все это, - Ракелов медленно повернул голову к Ирине и встретился с ней взглядом, - неотрывно глядя в глаза… Вот так… Неотрывно…
Ирина, не отводя глаз, крепко сцепила пальцы.
– Смотрел… И не отводил взгляда… - еще тише повторил Ракелов красивым низким голосом.
– Вот так и… не отводил? - Ирина облизнула разом пересохшие губы. - А… Юсупов? Что чувствовал?
– Юсупов? - Ракелов отвел взгляд. - Говорит, что гипнотическая сила Старца действительно безгранична. И тем страшна.
Он взял с подноса, стоявшего на столике рядом, бокал минеральной воды и, сделав несколько глотков, принялся молча крутить его в руке.
– Ну, говорите же, Николай Сергеевич! Это так интересно! Что потом? - нетерпеливо потребовала Ирина, доставая из сумочки веер и обмахиваясь им. - Душно здесь, однако.
Ракелов покосился на приоткрытое окно. Тонкая занавеска колыхалась от сквозняка.
– Потом? - оживился он. - Оцепенение. Юсупов словно впал в полусон. Пытался говорить - язык не повиновался, тело онемело. Только глаза Распутина сверкали над ним, как два фосфоресцирующих луча. Словом, бедный Феликс!
– Юсупов - не бедный, к тому же такой красавец! - оживленно воскликнула Ирина.
– Однако, увы, женат! - Тень улыбки скользнула по лицу Ракелова.
– И впрямь - увы! - Ирина с веселым притворством вздохнула, обмахиваясь веером и украдкой оглядывая гостей.
– Ищите кого-то? - он перехватил ее взгляд.
– Леночку Трояновскую. Беспокоюсь, знаете ли. Как бы не попала под чье-нибудь дурное влияние.
– Ирина Сергеевна…
– Ирэн… - тихо поправила она.
– Так вот, милая Ирэн… - Ракелов осторожно прикоснулся к ее руке. - Как говорил один мой добрый знакомый, дурное влияние может оказать воздействие лишь на человека, в котором присутствуют соответствующие "элементы зла". Лица, обладающие твердым характером, чуждые эгоизму, совершенно недоступны таким попыткам.
– Кажется мне, эту мысль я от кого-то уже слышала… - рассеянно произнесла Ирина, поднимаясь с места. - Точно - слышала…
– Мир тесен, дорогая Ирэн. - Ракелов торопливо поднялся следом. - Вы даже не можете себе представить, как он тесен…
– Мы вам не помешали?
Рядом с ними, в сопровождении поклонников, неожиданно появилась Леночка Трояновская. На ней было розовое платье, и оттого она была похожа на нежный цветок, вокруг которого вьются, оттесняя друг друга, деловито жужжащие шмели. Леночка с интересом посмотрела на Ракелова и улыбнулась ему.
– Куда ты запропастилась? - Ирина придирчиво оглядела ее спутников. - Я весь вечер тебя высматриваю. Уж беспокоиться начала! Ты, часом, за это время еще никому не успела обещать свою руку?
– Нет!.. К сожалению. И знаешь почему? Просто не могу решить, которому из них! - Леночка рассмеялась, бросив взгляд на своих кавалеров. - Кстати, у меня новость. Благодари меня скорее. Хватит тебе затворницей сидеть! Я уговорила Сергея Ильича отпустить тебя пожить у нас. Он на удивление легко согласился. А у нас - дом большой, гости почти каждый вечер, скучать не дадим. Кстати, - она наклонилась к уху Ирины, - скажу по секрету: твой милый рара сдался Софи почти без боя! Вот так! А вы, Николай Сергеевич, - Леночка повернулась к Ракелову, - знайте: отныне эта краса-девица в нашем тереме жить будет. - Грянула музыка. Вальс Штрауса закружился по залу. - Все-все, я исчезаю! Хочу танцевать! - Подхватив под руки кавалеров, Леночка упорхнула за колонну.
– Ирэн… - Ей показалось, что голос Ракелова дрогнул. - Вы любите вальс?
Она подняла на него глаза:
– Люблю.
– Тогда… разрешите вас пригласить… - Он слегка прикоснулся к изгибу ее спины.
– Николай Сер…
– Ники… Пусть будет Ники. Кажется, вы мысленно так меня окрестили? - Он внимательно посмотрел на Ирину.
– Вы умеете читать мысли? - Она положила невесомую руку ему на плечо.
– Иногда, - он взял ее за руку. Его глаза блестели.
"Этот человек будет моим мужем", - вдруг с неожиданной ясностью поняла Ирина.
– Может быть, вас удивит то, что я сейчас скажу, - смущенно проговорил Ракелов, не двигаясь с места. - Никогда не думал, просто не представлял, что можно вот так, с одного взгляда… Мир рушится, а я счастлив!… И кто знает, - он нежно сжал ее пальцы, - может, Россия только для того и разлетается в клочья, чтобы мы обрели друг друга?..
Вначале князь Львов предполагал убедить царя в необходимости сослать царицу в Ливадию, в Крым. В конце концов, принудить его это сделать. Позже возникла идея регентства при малолетнем царевиче Алексее брата царя - Великого князя Михаила Александровича. Сегодня же план созрел окончательно, хотя был, по мнению Сергея Ильича, несколько поверхностен: Распутина убрать или убить, царицу заточить куда-нибудь подальше, царя заставить отречься, а на престол посадить его брата. Сергей Ильич наряду с другими масонами был включен в состав будущего правительства, и это придавало ему ощущение не только причастности к большому делу, но и собственной значимости.
Он энергично махнул рукой, завидев выехавшего из-за угла извозчика. Уже сидя в коляске, озабоченно вспомнил об Ирине. Как быть? Сейчас у него вовсе нет времени, а что будет дальше, когда впереди его ждут поистине великие дела? Он мог бы отправить дочь за границу, однако для этого необходима компаньонка, а Ирина, видите ли, не любит общество женщин. Это - ее принципиальная позиция. Хорошо, хоть с Трояновскими отношения сложились. А еще этот разбойник… Где гарантии, что он не подкараулит ее снова? И в городе с каждым днем становится все неспокойнее. Народ озлоблен. Не хватает продовольствия. Цены по сравнению с прошлым годом подскочили в три раза. Сергей Ильич хотя и был убежден, что войну надо заканчивать, но знал, что говорить об этом опасно - тут же объявят "пораженцем", а значит - изменником. Да и те, кто хорошенько наживается на войне, этого могут не простить. Смутное время. Надо будет еще раз переговорить с дочерью.
***
Огромный ярко освещенный зал в доме Трояновских на Невском проспекте был полон гостей. Официанты разносили шампанское на серебряных подносах. Кругом нарядно одетые люди, музыка, смех. Часть мужчин собралась в бильярдной обсудить последние новости.
Ирина огляделась. Леночки нигде не было. У колонны она заметила одинокую фигуру Керенского, по каким-то причинам не участвовавшего в разговоре о политике.
– Александр Федорович! Как я рада! Вот уж не чаяла вас сегодня увидеть.
– Да я и сам не чаял здесь оказаться… - Керенский поцеловал ей руку. - Все хорошеете!
– Да уж куда краше-то! - засмеялась Ирина, одетая в строгое темно-синее платье с белым кружевным воротником.
Керенский взял с подноса у официанта два бокала шампанского и протянул один Ирине.
– Смотрю на все это и думаю: может, то, что происходит за окном, - страшный сон?
– А по мне, - она обвела взглядом гостиную, - все это напоминает пир во время чумы. Помните? "Нам не страшна могилы тьма…"
Керенский, устало улыбнувшись, поднял руку с бокалом:
– Ваше здоровье, прелестница. Смотрю на вас и жалею, что уж стар и сед. Будь я помоложе, украл бы вас, увез на другой конец света. Право, говорю от чистого сердца! Кстати, - он посмотрел по сторонам, - где-то… здесь… ах, вот…
Он махнул рукой стоящему неподалеку бледному русоволосому мужчине лет тридцати с аккуратной бородкой, взгляд которого Ирина уже несколько раз ловила на себе.
– Николай Сергеевич! Подойдите! Я хочу вас представить самой очаровательной и тонкой… - на секунду задумался, словно подбирая слово, -…юной леди!
Мужчина, будто ждавший приглашения, чуть прихрамывая, торопливой походкой приблизился к ним и четко, по-военному, представился:
– Николай Ракелов.
Оторвав взгляд от веселых пузырьков, исчезающих с поверхности шампанского в бокале, Ирина протянула ему руку, к недовольству своему почувствовав, что краснеет.
"Значит, его зовут Ники". Как Государя. Ей всегда нравилось это имя.
– А я - Ирина Яковлева.
Керенский весело посмотрел на них.
– На самом деле, скажу по секрету, домашнее имя этой милой барышни - Ирэн. Так вот, Ирэн, рекомендую - Николай Сергеевич, мой помощник и добрый друг. В детстве, - он хитро улыбнулся, - насколько мне известно, отчаянный драчун и любитель полазить по деревьям. В результате одного из неудачных приземлений и приобрел прямо-таки байроновскую хромоту.
– Александр Федорович, - смущенно наклонил голову Ракелов, - право, будет вам из меня романтического героя делать. К поэзии, несомненно, я неравнодушен, но сам стихов не пишу - Бог таланта не дал.
– Ну, насчет талантов вам грех на Бога обижаться, а барышням, как известно, - Керенский бросил лукавый взгляд на Ирину, - романтики нравятся. Так что, Ирина Сергеевна, прошу любить и жаловать.
– Любить не обещаю, а жаловать… - она неожиданно для себя внимательно посмотрела Ракелову в глаза, - это зависит от самого Николая Сергеевича! - Только сейчас заметив, что ее рука все еще находится в ладони Ракелова, она смутилась еще больше.
– Вот и хорошо… вот и познакомились… - Глаза Керенского забегали по залу. Он явно хотел оставить их одних и искал для этого повод.
– Ирэн, вы знакомы с господином Гучковым? - Керенский заметил вошедшего в зал мужчину с узким выразительным лицом.
– Александром Ивановичем? Немного… - рассеянно ответила она, думая о том, что неплохо было бы сейчас подойти к зеркалу. Кажется волосы немного растрепались. Ракелов, словно прочитав ее мысли, слегка улыбнулся.
– Прошу прощения, я вас оставлю. - Керенский двинулся навстречу приближающемуся Гучкову.
– Незаурядный человек, умница! - неожиданно громко проговорил Ракелов. Ирина с удивлением посмотрела на него. - Да, да! - продолжил он с восхищением. - Подумайте только - получает строгое воспитание в старообрядческой семье и вдруг бросается воевать на стороне буров в англо-бурской бойне, попадает к англичанам в плен. Затем - участвует в македонском восстании. Вернувшись в Россию…
– …становится директором правления Московского Купеческого банка, членом Государственной думы и прочее, прочее… - с улыбкой подхватила Ирина. - Что это вы, Николай Сергеевич, вздумали мне биографию Гучкова рассказывать? Неужто других тем не найдется, чтобы меня развлечь? Вот вы в этом году были в Париже? Что нового в моде? - не дожидаясь ответа, весело спросила она.
– Что же вы не пьете шампанского? - Ракелов растерянно посмотрел на ее бокал.
– Да вот, все пузырьки полопались с тоски от умных разговоров… А без них шампанское уже не в радость! - вздохнула она.
– И правда! - Ракелов улыбнулся. - Какая же радость от шампанского… - он выдержал паузу, - без умных разговоров.
Они рассмеялись.
"О! Похоже, он умеет играть со словами…" - с интересом отметила Ирина.
Возникшее оживление у входа заставило их отвлечься от разговора. В зал в окружении шумных кавалеров вплыла Софи Трояновская - рыжеволосая красавица в темно-зеленом платье, окинувшая гостей скучающим взглядом. В ее свите Ирина с удивлением заметила отца. Тот был необычайно весел. Неожиданно встав на колено перед Софи, Сергей Ильич раскинул руки. Музыка замолкла, словно кто-то, со стороны наблюдающий за происходящим, подал музыкантам незаметный знак.
– Душа моя, Софи, я хочу подарить вам свою любовь! Примите же мой дар! - не поверив своим ушам, услышала Ирина.
– Ах, Сергей Ильич, опять вы за свое. Оставьте с вашей любовью! - Софи легонько ударила его сложенным веером по плечу. - А впрочем… Положите ее туда. В угол. Будет время, я подумаю, что с ней делать! - рассмеялась она и, обойдя его, направилась к стоящим неподалеку гостям.
Лицо Ирины залилось краской. "Как удачно, что Николай Сергеевич стоит спиной и ничего не видит". Поспешно взяв Ракелова под руку, она отвела его в сторону, ближе к входу в бильярдную, откуда доносились обрывки фраз.
– "Распутин… Распутин… Все эти рассказы про "тибетские настойки" - вздор!.. Государь околдован каким-то внутренним бессилием!.. Ах, если бы он рассердился! Государыня билась бы в истерике, но пусть! Хуже будет, если в истерике забьется Россия!"
– Господи, что же это такое, Николай Сергеевич! - На лице Ирины появилось жалобное выражение. - Куда ни придешь, только и разговоров об этом Распутине. Будто тем других нет. Не кажется вам, что все это - словно мыльный пузырь? Больше пустых слов, чем реальных к тому оснований?
Ракелов в задумчивости потер пальцами переносицу:
– Я однажды видел Распутина. У него и впрямь есть сила. Да и можно ли осуждать царицу, если Старец для нее - последняя надежда спасти царевича? А ведь Александра Федоровна не только царица, но и мать. Мать, готовая на все ради спасения своего единственного сына, к тому же наследника престола!
Они не спеша двинулись вдоль гостиной.
– Вы хотите сказать, что у Распутина на самом деле есть некие способности?
– Есть, - Ракелов кивнул и развел руками. - Определенно есть! Присядем? - Он показал на небольшой обитый темно-зеленой кожей диван. - Князь Феликс Юсупов недавно в узком кругу рассказывал, как Старец лечил его от телесного недуга.
Ирина села, аккуратно расправив складки платья. Зачем она сегодня в синем? Надобно было надеть голубое - оно ей больше к лицу.
– И как же он, Распутин, лечил Юсупова? Говорите же, Николай Сергеевич, раз начали! - тихо, но настойчиво попросила Ирина, поправляя выбившуюся из-под шпильки прядь волос.
– Как лечил… По словам Юсупова, Старец велел ему лечь. Провел рукой по груди, шее, голове. Опустился на колени. Прочитал молитву. Затем поднялся и проделал какие-то пассы. И все это, - Ракелов медленно повернул голову к Ирине и встретился с ней взглядом, - неотрывно глядя в глаза… Вот так… Неотрывно…
Ирина, не отводя глаз, крепко сцепила пальцы.
– Смотрел… И не отводил взгляда… - еще тише повторил Ракелов красивым низким голосом.
– Вот так и… не отводил? - Ирина облизнула разом пересохшие губы. - А… Юсупов? Что чувствовал?
– Юсупов? - Ракелов отвел взгляд. - Говорит, что гипнотическая сила Старца действительно безгранична. И тем страшна.
Он взял с подноса, стоявшего на столике рядом, бокал минеральной воды и, сделав несколько глотков, принялся молча крутить его в руке.
– Ну, говорите же, Николай Сергеевич! Это так интересно! Что потом? - нетерпеливо потребовала Ирина, доставая из сумочки веер и обмахиваясь им. - Душно здесь, однако.
Ракелов покосился на приоткрытое окно. Тонкая занавеска колыхалась от сквозняка.
– Потом? - оживился он. - Оцепенение. Юсупов словно впал в полусон. Пытался говорить - язык не повиновался, тело онемело. Только глаза Распутина сверкали над ним, как два фосфоресцирующих луча. Словом, бедный Феликс!
– Юсупов - не бедный, к тому же такой красавец! - оживленно воскликнула Ирина.
– Однако, увы, женат! - Тень улыбки скользнула по лицу Ракелова.
– И впрямь - увы! - Ирина с веселым притворством вздохнула, обмахиваясь веером и украдкой оглядывая гостей.
– Ищите кого-то? - он перехватил ее взгляд.
– Леночку Трояновскую. Беспокоюсь, знаете ли. Как бы не попала под чье-нибудь дурное влияние.
– Ирина Сергеевна…
– Ирэн… - тихо поправила она.
– Так вот, милая Ирэн… - Ракелов осторожно прикоснулся к ее руке. - Как говорил один мой добрый знакомый, дурное влияние может оказать воздействие лишь на человека, в котором присутствуют соответствующие "элементы зла". Лица, обладающие твердым характером, чуждые эгоизму, совершенно недоступны таким попыткам.
– Кажется мне, эту мысль я от кого-то уже слышала… - рассеянно произнесла Ирина, поднимаясь с места. - Точно - слышала…
– Мир тесен, дорогая Ирэн. - Ракелов торопливо поднялся следом. - Вы даже не можете себе представить, как он тесен…
– Мы вам не помешали?
Рядом с ними, в сопровождении поклонников, неожиданно появилась Леночка Трояновская. На ней было розовое платье, и оттого она была похожа на нежный цветок, вокруг которого вьются, оттесняя друг друга, деловито жужжащие шмели. Леночка с интересом посмотрела на Ракелова и улыбнулась ему.
– Куда ты запропастилась? - Ирина придирчиво оглядела ее спутников. - Я весь вечер тебя высматриваю. Уж беспокоиться начала! Ты, часом, за это время еще никому не успела обещать свою руку?
– Нет!.. К сожалению. И знаешь почему? Просто не могу решить, которому из них! - Леночка рассмеялась, бросив взгляд на своих кавалеров. - Кстати, у меня новость. Благодари меня скорее. Хватит тебе затворницей сидеть! Я уговорила Сергея Ильича отпустить тебя пожить у нас. Он на удивление легко согласился. А у нас - дом большой, гости почти каждый вечер, скучать не дадим. Кстати, - она наклонилась к уху Ирины, - скажу по секрету: твой милый рара сдался Софи почти без боя! Вот так! А вы, Николай Сергеевич, - Леночка повернулась к Ракелову, - знайте: отныне эта краса-девица в нашем тереме жить будет. - Грянула музыка. Вальс Штрауса закружился по залу. - Все-все, я исчезаю! Хочу танцевать! - Подхватив под руки кавалеров, Леночка упорхнула за колонну.
– Ирэн… - Ей показалось, что голос Ракелова дрогнул. - Вы любите вальс?
Она подняла на него глаза:
– Люблю.
– Тогда… разрешите вас пригласить… - Он слегка прикоснулся к изгибу ее спины.
– Николай Сер…
– Ники… Пусть будет Ники. Кажется, вы мысленно так меня окрестили? - Он внимательно посмотрел на Ирину.
– Вы умеете читать мысли? - Она положила невесомую руку ему на плечо.
– Иногда, - он взял ее за руку. Его глаза блестели.
"Этот человек будет моим мужем", - вдруг с неожиданной ясностью поняла Ирина.
– Может быть, вас удивит то, что я сейчас скажу, - смущенно проговорил Ракелов, не двигаясь с места. - Никогда не думал, просто не представлял, что можно вот так, с одного взгляда… Мир рушится, а я счастлив!… И кто знает, - он нежно сжал ее пальцы, - может, Россия только для того и разлетается в клочья, чтобы мы обрели друг друга?..
5
Распутин, подойдя к зеркалу, одернул шелковую рубашку. Нечесаная борода. Маленькие, колючие глазки. Зато какова сила, струящаяся из них! Никто не может выдержать его взгляд. Может быть, только сейчас, в свои пятьдесят, он в полной мере обрел эту силу - силу власти над людьми. Приблизив лицо к зеркалу, пристально вгляделся в свое отражение. Мерзкое чувство. Несколько секунд - и чудится, будто отражение вглядывается в тебя. А никому это не дозволено. Никто не может вглядываться в него. Никто. Даже его собственное отражение. Он повернулся к зеркалу спиной.
Раздался осторожный стук в дверь. Слуга внес огромную корзину цветов с приколотой запиской. Распутин неторопливо развернул ее. "Вы - Бог! Вы привносите в души наши чувство покоя и уверенности. Молюсь за вас. Если вы исчезнете из нашей жизни - все будет потеряно. Берегите себя. А." Смял записку и бросил на ковер. Он и так знает, что - Бог… Усмехнулся…
И то, что все рухнет без него, тоже знает. Он так императрице вчера и сказал: "Если меня убьют, царевич умрет". Мама, видать, беспокоится. Полицейский пост у дома выставили.
Часы гулко пробили пять. Сейчас Феликс придет. Красавчик. Безо всякой насмешки - и впрямь хорош. Глаз радует. Сильный. Думает, не заметно, как противится гипнотическому влиянию. И чего противиться? Противься, не противься, все будет, как ему, Старцу, надобно. Усмехнулся. "Старец". В его-то пятьдесят! Да черт с ними, пусть зовут как хотят.
В столовой, куда он вошел, уже кипел самовар, на столе, освещенном большой бронзовой люстрой, стояло множество тарелок с бисквитами, пирожными, орехами и сластями, в стеклянных вазочках лоснилось варенье.
Резкий звонок телефона прервал его мысли. Распутин поморщился и нехотя взял трубку.
– Ну, здравствуй… Ну, чай пьем… Ну, гости у меня… Ах, душка, время-то больно тесно. Ну, пожалуй, приезжай… Нет, без него. С ним мне неча говорить… Нет, ближе к одиннадцати нельзя. Адресок-то знаешь? Я таперича на Гороховой, шестьдесят четвертый дом. С Аглицского прошпекта съехал, а телефончик-то, вишь, прежний - 646 46… Ну, прощай, пчелка моя.
– Одолели…- пробурчал он себе под нос. - Просют все, просют…
В дверях появился Феликс Юсупов - молодой мужчина с высоким лбом, мягкими, спокойными глазами, красивыми, словно нарисованными губами. "Аристократ". Распутину захотелось сплюнуть, но, бросив взгляд на Юсупова, он передумал и, раскинув руки, пошел навстречу гостю:
– Феликс! Рад, рад! Садись. К столу садись.
– Здравствуйте, Григорий Ефимович! Я к вам на сеанс, как договаривались. - Прямо держа спину, Юсупов опустился на стул напротив Распутина.
Старец вперился в него изучающим взглядом. "Что-то напряжен больно гость-то сегодня. С чего бы это?"
– Слышь, Феликс, а может, к черту чай, а? - Не дожидаясь ответа, обернулся к двери и крикнул: - Эй! Прошка! Вина неси! И быстро!
Через минуту в комнату, неслышно ступая, вошел рыжеволосый парень лет восемнадцати и, молча поставив на стол два графина с вином, быстро удалился. Распутин, снова бросив внимательный взгляд на Юсупова, наклонился, почти положив голову на белую скатерть, и сквозь графин с красным вином стал пристально рассматривать гостя. В тишине комнаты был слышен лишь мерный стук маятника. Красные тревожные блики света подрагивали на бледном лице Юсупова.
Раздался осторожный стук в дверь. Слуга внес огромную корзину цветов с приколотой запиской. Распутин неторопливо развернул ее. "Вы - Бог! Вы привносите в души наши чувство покоя и уверенности. Молюсь за вас. Если вы исчезнете из нашей жизни - все будет потеряно. Берегите себя. А." Смял записку и бросил на ковер. Он и так знает, что - Бог… Усмехнулся…
И то, что все рухнет без него, тоже знает. Он так императрице вчера и сказал: "Если меня убьют, царевич умрет". Мама, видать, беспокоится. Полицейский пост у дома выставили.
Часы гулко пробили пять. Сейчас Феликс придет. Красавчик. Безо всякой насмешки - и впрямь хорош. Глаз радует. Сильный. Думает, не заметно, как противится гипнотическому влиянию. И чего противиться? Противься, не противься, все будет, как ему, Старцу, надобно. Усмехнулся. "Старец". В его-то пятьдесят! Да черт с ними, пусть зовут как хотят.
В столовой, куда он вошел, уже кипел самовар, на столе, освещенном большой бронзовой люстрой, стояло множество тарелок с бисквитами, пирожными, орехами и сластями, в стеклянных вазочках лоснилось варенье.
Резкий звонок телефона прервал его мысли. Распутин поморщился и нехотя взял трубку.
– Ну, здравствуй… Ну, чай пьем… Ну, гости у меня… Ах, душка, время-то больно тесно. Ну, пожалуй, приезжай… Нет, без него. С ним мне неча говорить… Нет, ближе к одиннадцати нельзя. Адресок-то знаешь? Я таперича на Гороховой, шестьдесят четвертый дом. С Аглицского прошпекта съехал, а телефончик-то, вишь, прежний - 646 46… Ну, прощай, пчелка моя.
– Одолели…- пробурчал он себе под нос. - Просют все, просют…
В дверях появился Феликс Юсупов - молодой мужчина с высоким лбом, мягкими, спокойными глазами, красивыми, словно нарисованными губами. "Аристократ". Распутину захотелось сплюнуть, но, бросив взгляд на Юсупова, он передумал и, раскинув руки, пошел навстречу гостю:
– Феликс! Рад, рад! Садись. К столу садись.
– Здравствуйте, Григорий Ефимович! Я к вам на сеанс, как договаривались. - Прямо держа спину, Юсупов опустился на стул напротив Распутина.
Старец вперился в него изучающим взглядом. "Что-то напряжен больно гость-то сегодня. С чего бы это?"
– Слышь, Феликс, а может, к черту чай, а? - Не дожидаясь ответа, обернулся к двери и крикнул: - Эй! Прошка! Вина неси! И быстро!
Через минуту в комнату, неслышно ступая, вошел рыжеволосый парень лет восемнадцати и, молча поставив на стол два графина с вином, быстро удалился. Распутин, снова бросив внимательный взгляд на Юсупова, наклонился, почти положив голову на белую скатерть, и сквозь графин с красным вином стал пристально рассматривать гостя. В тишине комнаты был слышен лишь мерный стук маятника. Красные тревожные блики света подрагивали на бледном лице Юсупова.