Страница:
Загремел засов, тяжелая дубовая дверь со скрипом открылась и в подвал вошел высокий, похожий на чахоточного, солдат с винтовкой в руке, внимательно оглядевший задержанных.
– Эй, ты! - ткнул он пальцем в сторону Ирины. - Ну что, очухалась? Давай на виход! - Прохрипел он со странным акцентом, медленно, как будто по слогам, проговаривая слова.
Ирина резко поднялась и тут же, покачнувшись, ухватилась за стену.
– Ну, бистро, бистро! - Солдат строго кашлянул. - На виход, говорю! Руки! Руки за спину!
– Иди, голубушка… Иди… Храни тебя Господь! - проговорила Дарья и торопливо перекрестила ее вслед.
Ирина шла по длинному каменному коридору, почти беззвучно шепча: "Явися мне милосерд, святый Ангеле Господень, хранитель мой, и не отлучайся от мене…"
Кабинет дознавателя находился в самом конце коридора. Караульный постучал в дверь.
– Заводи! - послышался изнутри глухой, хрипловатый голос.
Ирина прошла внутрь. За массивным деревянным столом, освещенным настольной лампой, сидел мужчина, сосредоточенно изучающий какую-то бумагу. Его лицо оставалось в тени. Ирина огляделась. Книжный шкаф, придвинутый торцом к стене, разгораживал помещение на две части, за ним виднелась металлическая кровать, застеленная шелковым покрывалом с китайскими драконами и цветами. Это домашнее, уютное розовое покрывало, такое нелепое здесь, показалось ей знаком из прошлой жизни, тоненькой ниточкой, уцепившись за которую ей непременно удастся выбраться из нынешнего кошмара. Она почувствовала себя уверенней. Главное - вырваться отсюда. Об остальном она будет думать после.
– Проходите, гражданка. Садитесь! - Не поднимая головы, приказал дознаватель.
Ирина подошла ближе и опустилась на стул, который, внезапно качнувшись, опрокинулся набок.
– Ох… не могу… - Захохотал мужчина. - Это у нас специальный стул… ну, со сломанной ножкой… каждый раз так веселюсь, силы моей нету!
Неожиданно для себя оказавшаяся на полу Ирина, поспешно поднялась, потирая ушибленный локоть. Она стояла и молча смотрела на него. "Это не унизило меня. Это унизило его. Меня ничто не может унизить. Я просто должна отсюда выбраться", - думала она, закусив дрожащие губы и крепко сцепив пальцы рук, чтобы не влепить пощечину гогочущему негодяю.
– Ну-ка, ну-ка… - Дознаватель поднялся из-за стола и, обойдя его, подошел к Ирине. - Фу-ты ну-ты! Кажись, видал я эти злые глазки… Ну! Да и впрямь… личико мне это знакомое! Ну-ка, ну-ка, покажись, сука! - Он приподнял настольную лампу, направив ее прямо в лицо Ирине. Свет больно ударил по глазам, привыкшим к полумраку.
Она тоже узнала его. Непропорционально маленькая голова на крупном теле, пухлые похотливые губы, раздвоенный взгляд колючих глаз. Только теперь он в кожаной куртке и начищенных хромовых сапогах. Они уже встречались однажды. В подъезде ее дома. Кажется, тогда косоглазый обещал добраться до ее тела… Как же его зовут? Впрочем, какое это имеет значение? От этого только хуже. Ей захотелось плакать. Просто опуститься на пол и завыть, по-бабьи, - от безысходности и тоски по любимому мужу, убитому прямо на ее глазах, по себе, которую конечно же теперь в лучшем случае тоже убьют, по своему прошлому и уже не своему будущему…
– Мадам… Какая встреча! Узнала? Ну? - Дознаватель, приблизившись почти вплотную, обдал несвежим дыханием и, крепко схватив ее руку, прижал к своему животу, медленно опуская ниже. - Местечко-то это помнишь, ну? По нему, мадам, бить нехорошо! К тому ж лежащего. Его теперь тебе жалеть придется! Ну, что молчишь? Скажи. Осчастливь! Сука! - Ирина с отвращением выдернула руку. Дознаватель поспешно отошел на шаг, нащупывая кобуру револьвера. - Снова драться будешь? Или попросишь чего, ну? Лучше попроси… меня… по-хорошему. А то коли не я, так солдаты из охраны, которые прямо с фронта, ну… Два года к женскому телу не прикасались. От рукоблудия, слышь, у них мозоли на руках, - засмеялся он собственной шутке и, присев на край стола, достал папиросу из серебряного портсигара и закурил, продолжая разглядывать Ирину. - А вооще… Грязная ты какая! Ну, прям шлюха подзаборная. На кой хрен ты мне такая нужна? Глянь в зеркало на себя, ну! - он показал указательным пальцем ей за спину.
Ирина невольно обернулась. На стене за ее спиной висело огромное заляпанное зеркало в резной позолоченной раме. В нем отразилась незнакомая женщина - грязные, перепутанные волосы, лицо, перепачканное то ли сажей, то ли паровозной гарью, ссадина на лбу, потрескавшиеся губы. Только глаза показались знакомыми, хотя и были похожи на глаза затравленного маленького зверька, которого вот-вот пристрелит стоящий рядом охотник.
– Ну, что порешила? Со мной или с солдатами? Коли сумеешь угодить, может, и отпущу. Ну, потом… - Дознаватель затушил папиросу в стакане. - Ну, так что порешила?
"Мой центр отступает. Мой правый фланг отходит. Положение превосходное. Буду атаковать!" - словно откуда-то издалека донесся голос мужа. Ирина, надменно подняв голову, медленно повернулась.
– Что скажу? Осчастливлю я тебя, если слово дашь, что отпустишь. - Косоглазый, недоверчиво глядя на нее, слегка кивнул. Ирина продолжила. - Значит, так. Для начала мне нужно принять ванну, переодеться и поесть. - Ей стало весело от собственной наглости. - Моюсь я, естественно, с мылом. Кушать предпочитаю что-нибудь легкое. Водку не пью. Место подбери, не здесь же… - Она повела плечом. - Да, чуть не забыла. Одежду я ношу простую, но изысканную. Найти сможешь что-нибудь приличное?
Дознаватель молчал, поигрывая застежкой кобуры. На его лице не было никакого выражения. "Наверное, так смотрят бараны", - подумала Ирина.
– Караульный! - крикнул он в сторону двери, из-за которой через мгновение появилась голова солдата.
– Нужно чего, гражданин начальник?
Дознаватель поморщился:
– Сколько разов повторять тебе - не гражданин, а товарищ. Мы теперича, ну, кто против эксплуататоров за победу мировой революции борется, - все товарищи. Понял? Уводи дамочку, - скомандовал он, еще раз окинув Ирину недобрым изучающим взглядом.
Ирина повернулась к двери. Отражение в зеркале посмотрело на нее с нескрываемым интересом. Ей показалось, что сейчас сзади может прозвучать выстрел. Прямо держа спину, она медленно направилась к выходу из кабинета. Выстрела не последовало. Значит, все еще впереди. "Положение превосходное. Буду атаковать…" - прошептали ее пересохшие губы.
– Эй, караульный, гляди там у меня, по дороге не балуй! - раздался сзади голос дознавателя. - Сегодня я подозреваемую снова допрашивать буду…
Вечером за ней пришли двое солдат. Один - уже знакомый, чахоточный, со странным акцентом, другой, в длинной не по росту шинели, в полумраке подвала показался немного растерянным, очевидно, был новеньким. По темному коридору ее вывели во двор, затем через калитку на улицу. Ирина жадно, с наслаждением вдохнула пьяняще свежий, полный неведомых раньше запахов, морозный воздух.
Смеркалось. Кружил легкий снег. Долетая до земли, он таял и, смешиваясь с грязью, толстым слоем покрывавшей деревянный настил для прохожих, проложенный вдоль улочки, навевал тоскливые мысли, что так теперь будет всегда - слякоть, мерзость, лужи, по краям прихваченные морозцем, в которых, как в зеркалах, разбросанных чьей-то нерадивой рукой, отражалось серое небо безысходности.
Перебросившись несколькими словами с караульным у входа, солдаты ввели Ирину в добротный двухэтажный, видимо купеческий, дом с колоннами, окрашенный в желтый цвет, и провели в гостиную. Чахоточный, гулко топая сапогами по деревянной лестнице, поднялся на второй этаж. Ирина осмотрелась. На стенах - картины, на буфете - какие-то безделушки, пахнет едой и еле уловимым дымком от растопленной печи. Казалось, хозяева только что вышли на минутку, оставив все на своих местах, но вот возвращаться почему-то раздумали. На втором этаже послышался кашель, снова забухали сапоги по лестнице. Спустившись, чахоточный приблизился к Ирине, с интересом осмотрел ее с головы до ног и, скривив тонкие губы в неприятной ухмылке, подтолкнул к лестнице:
– Пойди туда. Тебя ждут. Давай! Бистро!
Поднявшись наверх, Ирина перешагнула порог жарко натопленной комнаты, судя по большой кровати с балдахином - спальни. Навстречу с радушной улыбкой двинулась дородная женщина в цветастом платье, окинувшая Ирину цепким оценивающим взглядом:
– Ты, что ли, Ириной будешь, сердешная?
– Я… - Обернувшись на стук двери, увидела, что их оставили одних.
– Вот и хорошо. Давай, милая, одежку-то свою старую сымай да вон - в угол складывай. А я тебе ванну уже спроворила. Пойду воду проведаю, чтоб не простыла. Давно стоит-то, тебя дожидается.
Тяжело дыша, она скрылась за дверью в соседнюю комнату и через мгновение вернулась с большой простыней. Быстро сняв перепачканную одежду под внимательным взглядом хозяйки, Ирина, замотавшись в простыню, вошла в дверь с витражным стеклом, остановилась перед небольшой ванной на маленьких изогнутых ножках, стоящей на полу из розовых плиток, и, сбросив простыню, опустилась в теплую воду. Блаженно прикрыв глаза, слыша над собой непрерывное воркование женщины: "Вот какая барынька-то у нас раскрасавица, вот какая расчудесная…" - она словно сквозь сон чувствовала, как мягкая нежная губка с ароматной пеной скользит по исхудавшему, измученному телу. Она не могла избавиться от ощущения нереальности происходящего: и когда ей деревянным гребнем расчесывали волосы, и когда переодевали в пришедшееся почти впору длинное платье из тонкой серой шерсти, и когда сажали к столу, на котором были расставлены тарелки со свежеиспеченным хлебом, нежным салом, горячей дымящейся картошкой с подсолнечным маслом и солеными огурцами.
– Выпьешь стопочку? - спросила хозяйка, выставляя на стол бутыль с желтоватой жидкостью. - Ты, девка, не робей, глотни для успокоения души. Коль впервой такое… очень даже помогает. - Ирина помотала головой, не в силах оторваться от еды. - Ну, не хошь - как хошь, а я глотну. - Женщина с удовольствием выпила, откусила хрустящий огурец и тут же налила еще. - Платье, гляжу, впору тебе. Хозяйкиной дочки это.
– А хозяева-то где? - Ирина положила себе еще картофелину.
– Известное дело, где… - Женщина опустила глаза. - Где все. То ли они есть, то ли нет. Пропали… на той неделе. Твой-то… к ним с бумагой пришел от новой власти, чтоб освободили дом, а они воспротивились. А ему слова поперек не скажи. Дюже злой… Ох, грехи наши тяжкие… - Она тяжело вздохнула и подняла помутневшие глаза на Ирину. - Волосы-то, глянь, почитай совсем высохли. Поди, сердешная, к зеркалу - забери их, как тебе надобно. Я-то не ладная в этом. А я пойду, что ли, самовар проверю, закипел ли. - Женщина тяжело поднялась с места и вышла из комнаты, плотно прикрыв дверь.
Ирина быстро подошла к окну. "Не очень высоко. Только надо бы найти верхнюю одежду - в таком платье и туфельках далеко не убежишь. А впрочем, не все ли равно, главное - выбраться отсюда". Дернула оконную раму, которая со скрипом поддалась, и тут же натолкнулась на взгляд караульного с винтовкой, появившегося из-под навеса у входной двери. Отпрянув от окна, подошла к туалетному столику с большим зеркалом, подобрала волосы, закрепив их лежавшими рядом длинными металлическими шпильками, и прислушалась. Показалось, что скрипнула лестничная ступенька… Затем - половица…
Дверь медленно приоткрылась. В зеркальном отражении появилась фигура дознавателя. Он осторожно приближался, не сводя с нее глаз. Не поворачивая головы, дрогнувшими пальцами принялась поправлять шпильки, незаметно достав одну и зажав ее в руке. Неожиданно спокойно подумала: "А вот и моя смерть. Ничем другим это быть не может".
– Красивая… - услышала она за спиной вкрадчивый голос, с удивлением почувствовав терпкий запах одеколона.
– Я знаю, - спокойно ответила она, поворачиваясь к нему. - И что дальше?
– Дальше? - Он смерил ее взглядом с ног до головы, облизнув губы, плотоядно втянул воздух и сделал полшага вперед. - Дальше ты разденешься и ляжешь, ну… на кровать, и…
Шпилька в ладони, словно змея, приготовилась к укусу. Косоглазый остановился в нерешительности.
– Да, ты, это… ну… не балуй! Спать будешь… до утра. - Рот растянулся в усмешке, обнажив крупные желтоватые зубы. - В восемь обещались дать поезд до Петрограда. С тобой поедет наш человек - у него, ну, бумаги для революционного комитета. Человек наш тебя не обидит и другим не даст. Так что завтра дома будешь. Гляжу, удивлена? - ухмыльнулся, глядя на ее окаменевшее лицо. - Уговор дороже денег. Уж дюже понравилась ты мне. Решил тебя на волю… - Прищурился. - Аристократка… Отсюда бежать не думай - дом под охраной, не ровён час пристрелят. Ну… - снова окинул ее взглядом и облизнул губы, - прощевайте, сударыня… так что… пошел я. - Перед дверью он оглянулся, посмотрев на нее странным долгим взглядом, словно прощаясь…
Услышав, как хлопнула дверь на улицу, Ирина бессильно опустилась на кровать. В голове никак не укладывалось, что она могла так ошибаться, что этот человек, который, думалось, должен был непременно отплатить ей, оказался лучше, чем можно было ожидать. Не раздеваясь, легла на кровать, прикрыв ноги краем одеяла. Мягкая перина ласково приняла тело.
До самого рассвета Ирина пролежала в полудреме, крепко сжимая в руке кажущуюся спасительной шпильку. Обостренный слух был готов среагировать на любой шорох, но в доме было тихо. Когда первые лучи блеклого солнца, разорвав ночную темноту, осветили оконный проем, она расслабилась, потеряв шпильку где-то между складками шелкового одеяла. Уже засыпая, почувствовала, будто кто-то смотрит на нее. Но взгляд этот не таил угрозы…
…Она не услышала звука приоткрывшейся двери и не успела даже вскрикнуть, когда мужское тело всей тяжестью навалилось ей на ноги, а кто-то, придушив ее подушкой, накрепко притянул веревкой руки к спинке кровати…
Влажные, перегарные губы впились в приоткрытый рот, не давая ни вздохнуть, ни крикнуть. Связанные над головой кисти рук бессильно трепетали и бились, словно крылья пойманной птицы. Край платья резкими рывками, с треском, неумолимо полз вверх.
– Уговор дороже денег! - В знакомом голосе звучало торжество победителя. - Ты что ж, сучка, думала я тебя отмою, накормлю и просто так отпущу, ну? Думала, перехитришь?
Наконец-то появилась возможность дышать…
– Нет… сначала я тебя сам… со всей революционной ненавистью… -
Как же это она позволила себе уснуть?
– …за прошлый раз… а потом товарищам своим на утеху отдам… - Его колени грубо давили, раздвигая ее ноги в стороны… -
– …пусть порадуются… вашу буржуйскую кровь нашей трудовой поразбавят…
Сознание стало спасительно уходить… Последнее, что она услышала и почувствовала, - странный хруст, хрип и что-то теплое, разливающееся по груди…
"Дождь… Капли на лице…" -
Ирина! Ирина! Очнитесь же! Да очнитесь, наконец! Сознание возвращалось неохотно.
"Почему здесь дождь… голос… кто-то зовет меня по имени… лицо… какие голубые глаза…"
– Ирина, ну, слава Богу! Штык длинный, вы в крови, я испугался, что вас тоже убил.
– Какой штык? - с трудом проговорила она. - Кто вы?
– Надо быстро уходить. Вы что, не узнаете меня? Я - Алексей - сын Анны Поликарповны.
– Алеша?! - заставила себя поднять голову. - Откуда вы здесь?
– Не важно. - Он поставил на стол полупустой графин с водой и помог ей сесть на кровати. - Надо уходить. Через час смена караула, а через полчаса должен быть поезд - воинский эшелон. Надо успеть. Вот шинель и валенки. Надевайте скорее. Ничего, коли велики - теплее будет.
Ирина с трудом встала и, сделав шаг, споткнулась о лежащее на полу лицом вниз тело с кровавым пятном на спине. Она все вспомнила. Косоглазый… Почувствовала приступ тошноты. Отвернулась. Осторожно перешагнула, опираясь на руку Алеши. Засунула ноги в валенки и запахнула заботливо наброшенную им шинель. На лестнице, раскинув руки, лицом вниз лежал чахоточный. Прошла, прижавшись к стене. Из-за запертой двери чулана под лестницей слышались причитания и тихое всхлипывание. Вопросительно посмотрела на Алешу.
– Ничего с ней не станется, пущай посидит, - спокойно проговорил тот, легонько подталкивая Ирину к выходу…
…К вокзалу шли молча, настороженно поглядывая по сторонам. Алеша, державший в одной руке винтовку, другой бережно поддерживал покачивавшуюся от слабости Ирину. Воинский эшелон пришел вовремя. Переговорив с кем-то, Алеша помог ей забраться в товарный вагон. Молчали всю дорогу до Петрограда, сидя друг напротив друга на пустых оружейных ящиках. Ирина спрятала лицо, подняв воротник шинели. Эшелон остановился, не доехав полверсты до перрона вокзала. Ждать не стали.
– На вокзале точно патрули, а, как говаривает моя матушка, "Береженого Бог бережет", - с улыбкой произнес Алеша, помогая Ирине выпрыгнуть из вагона на пути, присыпанные белым нарядным снежком…
У подъезда ее дома они долго стояли, словно заканчивая свой молчаливый диалог.
– Спаси вас Бог, Алеша! Вы мой ангел-хранитель. - Ирина прикоснулась губами к его щеке.
– Может, я и хранитель, да только с сегодняшнего утра уже не ангел, - смутился он, печально глядя на нее небесно-голубыми глазами.
– Кто знает, Алеша… Может быть, именно так должен вести себя белый ангел, когда встречается с… нечистью…
14
– Эй, ты! - ткнул он пальцем в сторону Ирины. - Ну что, очухалась? Давай на виход! - Прохрипел он со странным акцентом, медленно, как будто по слогам, проговаривая слова.
Ирина резко поднялась и тут же, покачнувшись, ухватилась за стену.
– Ну, бистро, бистро! - Солдат строго кашлянул. - На виход, говорю! Руки! Руки за спину!
– Иди, голубушка… Иди… Храни тебя Господь! - проговорила Дарья и торопливо перекрестила ее вслед.
Ирина шла по длинному каменному коридору, почти беззвучно шепча: "Явися мне милосерд, святый Ангеле Господень, хранитель мой, и не отлучайся от мене…"
Кабинет дознавателя находился в самом конце коридора. Караульный постучал в дверь.
– Заводи! - послышался изнутри глухой, хрипловатый голос.
Ирина прошла внутрь. За массивным деревянным столом, освещенным настольной лампой, сидел мужчина, сосредоточенно изучающий какую-то бумагу. Его лицо оставалось в тени. Ирина огляделась. Книжный шкаф, придвинутый торцом к стене, разгораживал помещение на две части, за ним виднелась металлическая кровать, застеленная шелковым покрывалом с китайскими драконами и цветами. Это домашнее, уютное розовое покрывало, такое нелепое здесь, показалось ей знаком из прошлой жизни, тоненькой ниточкой, уцепившись за которую ей непременно удастся выбраться из нынешнего кошмара. Она почувствовала себя уверенней. Главное - вырваться отсюда. Об остальном она будет думать после.
– Проходите, гражданка. Садитесь! - Не поднимая головы, приказал дознаватель.
Ирина подошла ближе и опустилась на стул, который, внезапно качнувшись, опрокинулся набок.
– Ох… не могу… - Захохотал мужчина. - Это у нас специальный стул… ну, со сломанной ножкой… каждый раз так веселюсь, силы моей нету!
Неожиданно для себя оказавшаяся на полу Ирина, поспешно поднялась, потирая ушибленный локоть. Она стояла и молча смотрела на него. "Это не унизило меня. Это унизило его. Меня ничто не может унизить. Я просто должна отсюда выбраться", - думала она, закусив дрожащие губы и крепко сцепив пальцы рук, чтобы не влепить пощечину гогочущему негодяю.
– Ну-ка, ну-ка… - Дознаватель поднялся из-за стола и, обойдя его, подошел к Ирине. - Фу-ты ну-ты! Кажись, видал я эти злые глазки… Ну! Да и впрямь… личико мне это знакомое! Ну-ка, ну-ка, покажись, сука! - Он приподнял настольную лампу, направив ее прямо в лицо Ирине. Свет больно ударил по глазам, привыкшим к полумраку.
Она тоже узнала его. Непропорционально маленькая голова на крупном теле, пухлые похотливые губы, раздвоенный взгляд колючих глаз. Только теперь он в кожаной куртке и начищенных хромовых сапогах. Они уже встречались однажды. В подъезде ее дома. Кажется, тогда косоглазый обещал добраться до ее тела… Как же его зовут? Впрочем, какое это имеет значение? От этого только хуже. Ей захотелось плакать. Просто опуститься на пол и завыть, по-бабьи, - от безысходности и тоски по любимому мужу, убитому прямо на ее глазах, по себе, которую конечно же теперь в лучшем случае тоже убьют, по своему прошлому и уже не своему будущему…
– Мадам… Какая встреча! Узнала? Ну? - Дознаватель, приблизившись почти вплотную, обдал несвежим дыханием и, крепко схватив ее руку, прижал к своему животу, медленно опуская ниже. - Местечко-то это помнишь, ну? По нему, мадам, бить нехорошо! К тому ж лежащего. Его теперь тебе жалеть придется! Ну, что молчишь? Скажи. Осчастливь! Сука! - Ирина с отвращением выдернула руку. Дознаватель поспешно отошел на шаг, нащупывая кобуру револьвера. - Снова драться будешь? Или попросишь чего, ну? Лучше попроси… меня… по-хорошему. А то коли не я, так солдаты из охраны, которые прямо с фронта, ну… Два года к женскому телу не прикасались. От рукоблудия, слышь, у них мозоли на руках, - засмеялся он собственной шутке и, присев на край стола, достал папиросу из серебряного портсигара и закурил, продолжая разглядывать Ирину. - А вооще… Грязная ты какая! Ну, прям шлюха подзаборная. На кой хрен ты мне такая нужна? Глянь в зеркало на себя, ну! - он показал указательным пальцем ей за спину.
Ирина невольно обернулась. На стене за ее спиной висело огромное заляпанное зеркало в резной позолоченной раме. В нем отразилась незнакомая женщина - грязные, перепутанные волосы, лицо, перепачканное то ли сажей, то ли паровозной гарью, ссадина на лбу, потрескавшиеся губы. Только глаза показались знакомыми, хотя и были похожи на глаза затравленного маленького зверька, которого вот-вот пристрелит стоящий рядом охотник.
– Ну, что порешила? Со мной или с солдатами? Коли сумеешь угодить, может, и отпущу. Ну, потом… - Дознаватель затушил папиросу в стакане. - Ну, так что порешила?
"Мой центр отступает. Мой правый фланг отходит. Положение превосходное. Буду атаковать!" - словно откуда-то издалека донесся голос мужа. Ирина, надменно подняв голову, медленно повернулась.
– Что скажу? Осчастливлю я тебя, если слово дашь, что отпустишь. - Косоглазый, недоверчиво глядя на нее, слегка кивнул. Ирина продолжила. - Значит, так. Для начала мне нужно принять ванну, переодеться и поесть. - Ей стало весело от собственной наглости. - Моюсь я, естественно, с мылом. Кушать предпочитаю что-нибудь легкое. Водку не пью. Место подбери, не здесь же… - Она повела плечом. - Да, чуть не забыла. Одежду я ношу простую, но изысканную. Найти сможешь что-нибудь приличное?
Дознаватель молчал, поигрывая застежкой кобуры. На его лице не было никакого выражения. "Наверное, так смотрят бараны", - подумала Ирина.
– Караульный! - крикнул он в сторону двери, из-за которой через мгновение появилась голова солдата.
– Нужно чего, гражданин начальник?
Дознаватель поморщился:
– Сколько разов повторять тебе - не гражданин, а товарищ. Мы теперича, ну, кто против эксплуататоров за победу мировой революции борется, - все товарищи. Понял? Уводи дамочку, - скомандовал он, еще раз окинув Ирину недобрым изучающим взглядом.
Ирина повернулась к двери. Отражение в зеркале посмотрело на нее с нескрываемым интересом. Ей показалось, что сейчас сзади может прозвучать выстрел. Прямо держа спину, она медленно направилась к выходу из кабинета. Выстрела не последовало. Значит, все еще впереди. "Положение превосходное. Буду атаковать…" - прошептали ее пересохшие губы.
– Эй, караульный, гляди там у меня, по дороге не балуй! - раздался сзади голос дознавателя. - Сегодня я подозреваемую снова допрашивать буду…
***
Вечером за ней пришли двое солдат. Один - уже знакомый, чахоточный, со странным акцентом, другой, в длинной не по росту шинели, в полумраке подвала показался немного растерянным, очевидно, был новеньким. По темному коридору ее вывели во двор, затем через калитку на улицу. Ирина жадно, с наслаждением вдохнула пьяняще свежий, полный неведомых раньше запахов, морозный воздух.
Смеркалось. Кружил легкий снег. Долетая до земли, он таял и, смешиваясь с грязью, толстым слоем покрывавшей деревянный настил для прохожих, проложенный вдоль улочки, навевал тоскливые мысли, что так теперь будет всегда - слякоть, мерзость, лужи, по краям прихваченные морозцем, в которых, как в зеркалах, разбросанных чьей-то нерадивой рукой, отражалось серое небо безысходности.
Перебросившись несколькими словами с караульным у входа, солдаты ввели Ирину в добротный двухэтажный, видимо купеческий, дом с колоннами, окрашенный в желтый цвет, и провели в гостиную. Чахоточный, гулко топая сапогами по деревянной лестнице, поднялся на второй этаж. Ирина осмотрелась. На стенах - картины, на буфете - какие-то безделушки, пахнет едой и еле уловимым дымком от растопленной печи. Казалось, хозяева только что вышли на минутку, оставив все на своих местах, но вот возвращаться почему-то раздумали. На втором этаже послышался кашель, снова забухали сапоги по лестнице. Спустившись, чахоточный приблизился к Ирине, с интересом осмотрел ее с головы до ног и, скривив тонкие губы в неприятной ухмылке, подтолкнул к лестнице:
– Пойди туда. Тебя ждут. Давай! Бистро!
Поднявшись наверх, Ирина перешагнула порог жарко натопленной комнаты, судя по большой кровати с балдахином - спальни. Навстречу с радушной улыбкой двинулась дородная женщина в цветастом платье, окинувшая Ирину цепким оценивающим взглядом:
– Ты, что ли, Ириной будешь, сердешная?
– Я… - Обернувшись на стук двери, увидела, что их оставили одних.
– Вот и хорошо. Давай, милая, одежку-то свою старую сымай да вон - в угол складывай. А я тебе ванну уже спроворила. Пойду воду проведаю, чтоб не простыла. Давно стоит-то, тебя дожидается.
Тяжело дыша, она скрылась за дверью в соседнюю комнату и через мгновение вернулась с большой простыней. Быстро сняв перепачканную одежду под внимательным взглядом хозяйки, Ирина, замотавшись в простыню, вошла в дверь с витражным стеклом, остановилась перед небольшой ванной на маленьких изогнутых ножках, стоящей на полу из розовых плиток, и, сбросив простыню, опустилась в теплую воду. Блаженно прикрыв глаза, слыша над собой непрерывное воркование женщины: "Вот какая барынька-то у нас раскрасавица, вот какая расчудесная…" - она словно сквозь сон чувствовала, как мягкая нежная губка с ароматной пеной скользит по исхудавшему, измученному телу. Она не могла избавиться от ощущения нереальности происходящего: и когда ей деревянным гребнем расчесывали волосы, и когда переодевали в пришедшееся почти впору длинное платье из тонкой серой шерсти, и когда сажали к столу, на котором были расставлены тарелки со свежеиспеченным хлебом, нежным салом, горячей дымящейся картошкой с подсолнечным маслом и солеными огурцами.
– Выпьешь стопочку? - спросила хозяйка, выставляя на стол бутыль с желтоватой жидкостью. - Ты, девка, не робей, глотни для успокоения души. Коль впервой такое… очень даже помогает. - Ирина помотала головой, не в силах оторваться от еды. - Ну, не хошь - как хошь, а я глотну. - Женщина с удовольствием выпила, откусила хрустящий огурец и тут же налила еще. - Платье, гляжу, впору тебе. Хозяйкиной дочки это.
– А хозяева-то где? - Ирина положила себе еще картофелину.
– Известное дело, где… - Женщина опустила глаза. - Где все. То ли они есть, то ли нет. Пропали… на той неделе. Твой-то… к ним с бумагой пришел от новой власти, чтоб освободили дом, а они воспротивились. А ему слова поперек не скажи. Дюже злой… Ох, грехи наши тяжкие… - Она тяжело вздохнула и подняла помутневшие глаза на Ирину. - Волосы-то, глянь, почитай совсем высохли. Поди, сердешная, к зеркалу - забери их, как тебе надобно. Я-то не ладная в этом. А я пойду, что ли, самовар проверю, закипел ли. - Женщина тяжело поднялась с места и вышла из комнаты, плотно прикрыв дверь.
Ирина быстро подошла к окну. "Не очень высоко. Только надо бы найти верхнюю одежду - в таком платье и туфельках далеко не убежишь. А впрочем, не все ли равно, главное - выбраться отсюда". Дернула оконную раму, которая со скрипом поддалась, и тут же натолкнулась на взгляд караульного с винтовкой, появившегося из-под навеса у входной двери. Отпрянув от окна, подошла к туалетному столику с большим зеркалом, подобрала волосы, закрепив их лежавшими рядом длинными металлическими шпильками, и прислушалась. Показалось, что скрипнула лестничная ступенька… Затем - половица…
Дверь медленно приоткрылась. В зеркальном отражении появилась фигура дознавателя. Он осторожно приближался, не сводя с нее глаз. Не поворачивая головы, дрогнувшими пальцами принялась поправлять шпильки, незаметно достав одну и зажав ее в руке. Неожиданно спокойно подумала: "А вот и моя смерть. Ничем другим это быть не может".
– Красивая… - услышала она за спиной вкрадчивый голос, с удивлением почувствовав терпкий запах одеколона.
– Я знаю, - спокойно ответила она, поворачиваясь к нему. - И что дальше?
– Дальше? - Он смерил ее взглядом с ног до головы, облизнув губы, плотоядно втянул воздух и сделал полшага вперед. - Дальше ты разденешься и ляжешь, ну… на кровать, и…
Шпилька в ладони, словно змея, приготовилась к укусу. Косоглазый остановился в нерешительности.
– Да, ты, это… ну… не балуй! Спать будешь… до утра. - Рот растянулся в усмешке, обнажив крупные желтоватые зубы. - В восемь обещались дать поезд до Петрограда. С тобой поедет наш человек - у него, ну, бумаги для революционного комитета. Человек наш тебя не обидит и другим не даст. Так что завтра дома будешь. Гляжу, удивлена? - ухмыльнулся, глядя на ее окаменевшее лицо. - Уговор дороже денег. Уж дюже понравилась ты мне. Решил тебя на волю… - Прищурился. - Аристократка… Отсюда бежать не думай - дом под охраной, не ровён час пристрелят. Ну… - снова окинул ее взглядом и облизнул губы, - прощевайте, сударыня… так что… пошел я. - Перед дверью он оглянулся, посмотрев на нее странным долгим взглядом, словно прощаясь…
Услышав, как хлопнула дверь на улицу, Ирина бессильно опустилась на кровать. В голове никак не укладывалось, что она могла так ошибаться, что этот человек, который, думалось, должен был непременно отплатить ей, оказался лучше, чем можно было ожидать. Не раздеваясь, легла на кровать, прикрыв ноги краем одеяла. Мягкая перина ласково приняла тело.
До самого рассвета Ирина пролежала в полудреме, крепко сжимая в руке кажущуюся спасительной шпильку. Обостренный слух был готов среагировать на любой шорох, но в доме было тихо. Когда первые лучи блеклого солнца, разорвав ночную темноту, осветили оконный проем, она расслабилась, потеряв шпильку где-то между складками шелкового одеяла. Уже засыпая, почувствовала, будто кто-то смотрит на нее. Но взгляд этот не таил угрозы…
***
…Она не услышала звука приоткрывшейся двери и не успела даже вскрикнуть, когда мужское тело всей тяжестью навалилось ей на ноги, а кто-то, придушив ее подушкой, накрепко притянул веревкой руки к спинке кровати…
Влажные, перегарные губы впились в приоткрытый рот, не давая ни вздохнуть, ни крикнуть. Связанные над головой кисти рук бессильно трепетали и бились, словно крылья пойманной птицы. Край платья резкими рывками, с треском, неумолимо полз вверх.
– Уговор дороже денег! - В знакомом голосе звучало торжество победителя. - Ты что ж, сучка, думала я тебя отмою, накормлю и просто так отпущу, ну? Думала, перехитришь?
Наконец-то появилась возможность дышать…
– Нет… сначала я тебя сам… со всей революционной ненавистью… -
Как же это она позволила себе уснуть?
– …за прошлый раз… а потом товарищам своим на утеху отдам… - Его колени грубо давили, раздвигая ее ноги в стороны… -
– …пусть порадуются… вашу буржуйскую кровь нашей трудовой поразбавят…
Сознание стало спасительно уходить… Последнее, что она услышала и почувствовала, - странный хруст, хрип и что-то теплое, разливающееся по груди…
***
"Дождь… Капли на лице…" -
Ирина! Ирина! Очнитесь же! Да очнитесь, наконец! Сознание возвращалось неохотно.
"Почему здесь дождь… голос… кто-то зовет меня по имени… лицо… какие голубые глаза…"
– Ирина, ну, слава Богу! Штык длинный, вы в крови, я испугался, что вас тоже убил.
– Какой штык? - с трудом проговорила она. - Кто вы?
– Надо быстро уходить. Вы что, не узнаете меня? Я - Алексей - сын Анны Поликарповны.
– Алеша?! - заставила себя поднять голову. - Откуда вы здесь?
– Не важно. - Он поставил на стол полупустой графин с водой и помог ей сесть на кровати. - Надо уходить. Через час смена караула, а через полчаса должен быть поезд - воинский эшелон. Надо успеть. Вот шинель и валенки. Надевайте скорее. Ничего, коли велики - теплее будет.
Ирина с трудом встала и, сделав шаг, споткнулась о лежащее на полу лицом вниз тело с кровавым пятном на спине. Она все вспомнила. Косоглазый… Почувствовала приступ тошноты. Отвернулась. Осторожно перешагнула, опираясь на руку Алеши. Засунула ноги в валенки и запахнула заботливо наброшенную им шинель. На лестнице, раскинув руки, лицом вниз лежал чахоточный. Прошла, прижавшись к стене. Из-за запертой двери чулана под лестницей слышались причитания и тихое всхлипывание. Вопросительно посмотрела на Алешу.
– Ничего с ней не станется, пущай посидит, - спокойно проговорил тот, легонько подталкивая Ирину к выходу…
…К вокзалу шли молча, настороженно поглядывая по сторонам. Алеша, державший в одной руке винтовку, другой бережно поддерживал покачивавшуюся от слабости Ирину. Воинский эшелон пришел вовремя. Переговорив с кем-то, Алеша помог ей забраться в товарный вагон. Молчали всю дорогу до Петрограда, сидя друг напротив друга на пустых оружейных ящиках. Ирина спрятала лицо, подняв воротник шинели. Эшелон остановился, не доехав полверсты до перрона вокзала. Ждать не стали.
– На вокзале точно патрули, а, как говаривает моя матушка, "Береженого Бог бережет", - с улыбкой произнес Алеша, помогая Ирине выпрыгнуть из вагона на пути, присыпанные белым нарядным снежком…
У подъезда ее дома они долго стояли, словно заканчивая свой молчаливый диалог.
– Спаси вас Бог, Алеша! Вы мой ангел-хранитель. - Ирина прикоснулась губами к его щеке.
– Может, я и хранитель, да только с сегодняшнего утра уже не ангел, - смутился он, печально глядя на нее небесно-голубыми глазами.
– Кто знает, Алеша… Может быть, именно так должен вести себя белый ангел, когда встречается с… нечистью…
14
Софи Трояновская, полулежа на тахте с чашкой чаю в руках, наблюдала за сестрой, расхаживающей из угла в угол. Леночка, переболевшая воспалением легких, сильно похудела и осунулась за последний месяц. На все еще болезненном лице горел лихорадочный румянец.
– Пф-ф… Что ты мечешься, Элен, я не понимаю? Научись, в конце концов, принимать жизнь такой, какая она есть, и радоваться. Ведь другой у тебя не будет. Подумаешь, "крушение империи"! Оно было тысячу раз предсказано и вот - свершилось. Ну переворот. Ну новая власть. И что? Зато будет подписан мир с немцами. Пусть, как кричат некоторые, позорный, однако ж - мир.
– Как ты не понимаешь, Софи? - Леночка всплеснула руками. - Ведь в России начинается гражданская война! Русский убивает русского! Это ужасно!
– Ну, дорогуша, во-первых, насчет русских это ты погорячилась. - Убивают не только русских и не только русские. Некоторых, может, и надобно убить. А во-вторых… Война, как и все пороки, всего лишь страсть. Страсть тела, нервов, мускулов, созданных для напряжения и разряда, для борьбы и отдохновения. - Она потянулась и зевнула.
Леночка остановилась напротив, с возмущением глядя на сестру:
– Я отказываюсь тебя понимать! Как ты можешь оставаться спокойной, когда все рушится?
– Господи, да что рушится, девочка? - Софи посмотрела на нее с недоумением. - Одни мужчины забрали власть у других. Только и всего. Это лишь мужские игры. Но главное… самое главное, что все они просто муж-чи-ны! Можешь не волноваться, нас не обидят. Меня, кстати, папа уже познакомил с Троцким…
– Папа… С Троцким?! - Глаза Леночки округлились от изумления.
– Ну да. Кстати, его настоящая фамилия Бронштейн. У них почему-то почти у всех фамилии другие. Будто боятся чего. А ты разве не знала, что еще до переворота отец им помогал кое в каких финансовых делах? Думаешь, почему ему поручили проводить, - Софи наморщила лоб, - ин-вен-та-ри-зацию хранилища Государственного Банка?
– Подумаешь, Троцкий… - Леночка с плохо скрываемым интересом взглянула на сестру. - Ну и какой же он?
– Какой? - Софи прикрыла глаза и улыбнулась. - Любопытно все-таки? Если перестанешь бегать по комнате и присядешь, так и быть, расскажу. А то у меня уже голова кружиться начала.
Леночка, покашляв, опустилась на край тахты у ног сестры, которая, приподнявшись, накинула ей на плечи плед.
– Какой… Небольшого роста, сухощавый, чернявый… некрасивый. Кожа лица - желтоватая. Нос… такой клювообразный. Под ним, - она поморщилась, - мерзкие усики. Пронзительные недоразвитые глазки. Всклокоченные нечесаные волосы. И то сказать, дорогуша, когда вождю причесываться, коли революционных дел невпроворот! - ехидно добавила она. - Что еще? Тонкие губы. И знаешь, - Софи оживилась, - у него очень развиты лобные кости над висками, и это дает некое подобие зачатка… - рассмеявшись, Софи приложила два пальца к голове, - рогов. Да-да! Все это вместе с козлиной бородкой делает его похожим на… черта. Да, представь, именно на черта! Я это только сейчас поняла!
– Фу! - Леночка торопливо перекрестилась. - Все тебя тянет на нечистую силу! То- Распутин, то - Троцкий… Надеюсь, с ним-то у тебя ничего не было? - она строго посмотрела на сестру и снова закашлялась.
– Не успела еще, - с беззаботным видом махнула рукой Софи.- Недосуг. Но непременно, непременно будет. Это я тебе обещаю. Мне, видишь ли, интересны все эти мужские типы, обладающие властью. В них что-то есть… манящее. Хотя, в данном случае, не думаю, что этот большевистский козел, прости меня, Господи, - она небрежно перекрестилась, - в постели окажется так же силен, как покойный Григорий Ефимович. Впрочем… В тихом омуте… - Она задумалась. - Правда, ну очень похож на черта.
– Прости, Софи, - Леночка возмущенно поднялась с места, - но это уже слишком. Посмотри на себя, в кого ты превращаешься? Ты же…
Звонок в дверь прервал их разговор и заставил переглянуться. Софи быстро поднялась с тахты и выглянула за дверь комнаты.
– Тимофей! - позвала она старого слугу. - Просто так не открывай, спроси кто.
Тимофей, кряхтя и ворча что-то себе под нос, отправился к входной двери.
– Женщина какая-то! - донесся снизу его голос. - Вас спрашивают. Говорят, Ирина Яковлева.
– Ирэн?!
Сестры торопливо спустились по лестнице. Тимофей открыл дверь. В прихожую, стряхивая снег, в платке и солдатской шинели до пят, из-под которой выглядывали валенки, вошла Ирина. Узнать ее было трудно - неестественно бледное осунувшееся лицо, глаза, прежде необыкновенного изумрудного цвета, стали теперь почти черными, под ними залегли черные круги.
– Ирэн, Господи, откуда ты? - охнув, бросилась к ней Леночка. - А где Николай Сергеевич?
Ирина молча развязала платок, сняла шинель, словно не заметив протянутых рук растерявшегося слуги, сама повесила ее на бронзовый крючок вешалки, вытащила ноги из валенок и обессиленно прислонилась к стене.
– Ирочка… миленькая… ты живая! - Леночка, опустившись на колени, обняла ее за ноги и, прижавшись лицом к разодранному серому платью с бурыми пятнами крови, заплакала. - Мы ж не знали, что думать… - Она зашлась в кашле, судорожно хватая ртом воздух. Приковылявший Тимофей протянул ей чашку с теплой водой. Сделав несколько глотков, Леночка, все еще сидя на полу, подняла глаза на Ирину:
– Тебе ведь согреться надо…
Не отвечая, Ирина смотрела перед собой отсутствующим взглядом.
– Тимофей! Неси одежду да воду согрей для ванны! - приказала Софи, до того молча глядевшая на гостью. - Пойдем, Ирэн. - Она крепко взяла Ирину за руку и повела в столовую.
Вскоре вернулся Тимофей, держа в руках теплые вязаные носки и платье, впопыхах оставленное Ириной в день поспешного отъезда из дома Трояновских.
– Тимофей, что за умница! - воскликнула Леночка. - Ирэн, милая, пойдем - умоешься, переоденешься… А там и чай поспеет.
– Элен, подожди. - Софи решительно направилась к буфету, открыв дверцу, достала с полки небольшой хрустальный графинчик и, взяв две стопочки, налила в них водки.
– Что ты, Софи… Ирэн не пьет эту гадость… Она шампанское-то… - пробормотала Леночка, наблюдая за действиями сестры.
Софи подошла к Ирине и протянула ей стопку:
– Давай! Пей! За возвращение с того света! И я с тобой выпью. - Она сделала глоток.
Леночка с изумлением наблюдала, как подруга, не поморщившись, по-мужски, одним глотком выпила водку и молча вернула стопку Софи, которая сразу же подлила еще.
– Лена, пойди глянь, что на кухне. Ей поесть надо, - произнесла Софи тоном, не терпящим возражений.
Поняв, что сестра хочет остаться с гостьей наедине, Леночка нехотя вышла и, сделав поспешные распоряжения Тимофею на кухне, на цыпочках вернулась к закрытой двери, ведущей в столовую. До нее доносились еле слышные обрывки фраз:
– Бологое… Ники убили… подвал… Ангел-хранитель… поезд… добралась… дверь заколочена, опечатано… что с рара?..
Леночка тихо отошла от двери.
– Видишь ли… - Софи прикурила папироску.
– Он жив?
– Его арестовали. Вместе с членами Временного правительства… - она скрыла свое лицо за струйкой дыма. - Поместили в Петропавловскую крепость. Там он тяжело заболел. Воспаление легких. C двумя другими министрами - Кокошкиным и Шингаревым - попал в госпиталь и…
– Что?! - Прочитав ответ в глазах Софи, Ирина еще не могла в это поверить.
– Убили. Матросы. Прямо в госпитале. Так зверски, так мучительно… Весь Петроград был потрясен.
– За что? - подняв глаза, тихо спросила Ирина. Софи печально развела руками, с удивлением глядя на Ирину, глаза которой были сухи и непривычно жестки.
– Прости, ни тебя, ни твоего дядю отыскать не смогли, чтобы сообщить… Так что будешь снова жить у нас. Ты ведь теперь совсем одна осталась…
– Одна… - тихо повторила Ирина. - Где похоронили папу?
– Никто не знает. Даже отец не смог выяснить.
Тихо приоткрылась дверь, и в комнату вошла Леночка.
– Пф-ф… Что ты мечешься, Элен, я не понимаю? Научись, в конце концов, принимать жизнь такой, какая она есть, и радоваться. Ведь другой у тебя не будет. Подумаешь, "крушение империи"! Оно было тысячу раз предсказано и вот - свершилось. Ну переворот. Ну новая власть. И что? Зато будет подписан мир с немцами. Пусть, как кричат некоторые, позорный, однако ж - мир.
– Как ты не понимаешь, Софи? - Леночка всплеснула руками. - Ведь в России начинается гражданская война! Русский убивает русского! Это ужасно!
– Ну, дорогуша, во-первых, насчет русских это ты погорячилась. - Убивают не только русских и не только русские. Некоторых, может, и надобно убить. А во-вторых… Война, как и все пороки, всего лишь страсть. Страсть тела, нервов, мускулов, созданных для напряжения и разряда, для борьбы и отдохновения. - Она потянулась и зевнула.
Леночка остановилась напротив, с возмущением глядя на сестру:
– Я отказываюсь тебя понимать! Как ты можешь оставаться спокойной, когда все рушится?
– Господи, да что рушится, девочка? - Софи посмотрела на нее с недоумением. - Одни мужчины забрали власть у других. Только и всего. Это лишь мужские игры. Но главное… самое главное, что все они просто муж-чи-ны! Можешь не волноваться, нас не обидят. Меня, кстати, папа уже познакомил с Троцким…
– Папа… С Троцким?! - Глаза Леночки округлились от изумления.
– Ну да. Кстати, его настоящая фамилия Бронштейн. У них почему-то почти у всех фамилии другие. Будто боятся чего. А ты разве не знала, что еще до переворота отец им помогал кое в каких финансовых делах? Думаешь, почему ему поручили проводить, - Софи наморщила лоб, - ин-вен-та-ри-зацию хранилища Государственного Банка?
– Подумаешь, Троцкий… - Леночка с плохо скрываемым интересом взглянула на сестру. - Ну и какой же он?
– Какой? - Софи прикрыла глаза и улыбнулась. - Любопытно все-таки? Если перестанешь бегать по комнате и присядешь, так и быть, расскажу. А то у меня уже голова кружиться начала.
Леночка, покашляв, опустилась на край тахты у ног сестры, которая, приподнявшись, накинула ей на плечи плед.
– Какой… Небольшого роста, сухощавый, чернявый… некрасивый. Кожа лица - желтоватая. Нос… такой клювообразный. Под ним, - она поморщилась, - мерзкие усики. Пронзительные недоразвитые глазки. Всклокоченные нечесаные волосы. И то сказать, дорогуша, когда вождю причесываться, коли революционных дел невпроворот! - ехидно добавила она. - Что еще? Тонкие губы. И знаешь, - Софи оживилась, - у него очень развиты лобные кости над висками, и это дает некое подобие зачатка… - рассмеявшись, Софи приложила два пальца к голове, - рогов. Да-да! Все это вместе с козлиной бородкой делает его похожим на… черта. Да, представь, именно на черта! Я это только сейчас поняла!
– Фу! - Леночка торопливо перекрестилась. - Все тебя тянет на нечистую силу! То- Распутин, то - Троцкий… Надеюсь, с ним-то у тебя ничего не было? - она строго посмотрела на сестру и снова закашлялась.
– Не успела еще, - с беззаботным видом махнула рукой Софи.- Недосуг. Но непременно, непременно будет. Это я тебе обещаю. Мне, видишь ли, интересны все эти мужские типы, обладающие властью. В них что-то есть… манящее. Хотя, в данном случае, не думаю, что этот большевистский козел, прости меня, Господи, - она небрежно перекрестилась, - в постели окажется так же силен, как покойный Григорий Ефимович. Впрочем… В тихом омуте… - Она задумалась. - Правда, ну очень похож на черта.
– Прости, Софи, - Леночка возмущенно поднялась с места, - но это уже слишком. Посмотри на себя, в кого ты превращаешься? Ты же…
Звонок в дверь прервал их разговор и заставил переглянуться. Софи быстро поднялась с тахты и выглянула за дверь комнаты.
– Тимофей! - позвала она старого слугу. - Просто так не открывай, спроси кто.
Тимофей, кряхтя и ворча что-то себе под нос, отправился к входной двери.
– Женщина какая-то! - донесся снизу его голос. - Вас спрашивают. Говорят, Ирина Яковлева.
– Ирэн?!
Сестры торопливо спустились по лестнице. Тимофей открыл дверь. В прихожую, стряхивая снег, в платке и солдатской шинели до пят, из-под которой выглядывали валенки, вошла Ирина. Узнать ее было трудно - неестественно бледное осунувшееся лицо, глаза, прежде необыкновенного изумрудного цвета, стали теперь почти черными, под ними залегли черные круги.
– Ирэн, Господи, откуда ты? - охнув, бросилась к ней Леночка. - А где Николай Сергеевич?
Ирина молча развязала платок, сняла шинель, словно не заметив протянутых рук растерявшегося слуги, сама повесила ее на бронзовый крючок вешалки, вытащила ноги из валенок и обессиленно прислонилась к стене.
– Ирочка… миленькая… ты живая! - Леночка, опустившись на колени, обняла ее за ноги и, прижавшись лицом к разодранному серому платью с бурыми пятнами крови, заплакала. - Мы ж не знали, что думать… - Она зашлась в кашле, судорожно хватая ртом воздух. Приковылявший Тимофей протянул ей чашку с теплой водой. Сделав несколько глотков, Леночка, все еще сидя на полу, подняла глаза на Ирину:
– Тебе ведь согреться надо…
Не отвечая, Ирина смотрела перед собой отсутствующим взглядом.
– Тимофей! Неси одежду да воду согрей для ванны! - приказала Софи, до того молча глядевшая на гостью. - Пойдем, Ирэн. - Она крепко взяла Ирину за руку и повела в столовую.
Вскоре вернулся Тимофей, держа в руках теплые вязаные носки и платье, впопыхах оставленное Ириной в день поспешного отъезда из дома Трояновских.
– Тимофей, что за умница! - воскликнула Леночка. - Ирэн, милая, пойдем - умоешься, переоденешься… А там и чай поспеет.
– Элен, подожди. - Софи решительно направилась к буфету, открыв дверцу, достала с полки небольшой хрустальный графинчик и, взяв две стопочки, налила в них водки.
– Что ты, Софи… Ирэн не пьет эту гадость… Она шампанское-то… - пробормотала Леночка, наблюдая за действиями сестры.
Софи подошла к Ирине и протянула ей стопку:
– Давай! Пей! За возвращение с того света! И я с тобой выпью. - Она сделала глоток.
Леночка с изумлением наблюдала, как подруга, не поморщившись, по-мужски, одним глотком выпила водку и молча вернула стопку Софи, которая сразу же подлила еще.
– Лена, пойди глянь, что на кухне. Ей поесть надо, - произнесла Софи тоном, не терпящим возражений.
Поняв, что сестра хочет остаться с гостьей наедине, Леночка нехотя вышла и, сделав поспешные распоряжения Тимофею на кухне, на цыпочках вернулась к закрытой двери, ведущей в столовую. До нее доносились еле слышные обрывки фраз:
– Бологое… Ники убили… подвал… Ангел-хранитель… поезд… добралась… дверь заколочена, опечатано… что с рара?..
Леночка тихо отошла от двери.
– Видишь ли… - Софи прикурила папироску.
– Он жив?
– Его арестовали. Вместе с членами Временного правительства… - она скрыла свое лицо за струйкой дыма. - Поместили в Петропавловскую крепость. Там он тяжело заболел. Воспаление легких. C двумя другими министрами - Кокошкиным и Шингаревым - попал в госпиталь и…
– Что?! - Прочитав ответ в глазах Софи, Ирина еще не могла в это поверить.
– Убили. Матросы. Прямо в госпитале. Так зверски, так мучительно… Весь Петроград был потрясен.
– За что? - подняв глаза, тихо спросила Ирина. Софи печально развела руками, с удивлением глядя на Ирину, глаза которой были сухи и непривычно жестки.
– Прости, ни тебя, ни твоего дядю отыскать не смогли, чтобы сообщить… Так что будешь снова жить у нас. Ты ведь теперь совсем одна осталась…
– Одна… - тихо повторила Ирина. - Где похоронили папу?
– Никто не знает. Даже отец не смог выяснить.
Тихо приоткрылась дверь, и в комнату вошла Леночка.