Страница:
– Террор, только революционный террор… спасение России… измена… Распутин…
Из подворотни возле аптеки вывалились два мужика с раскрасневшимися лицами, явно свидетельствовавшими о принятии спиртосодержащих лекарственных препаратов, и, обнявшись, запели: "Целовался крепко… да-а-а… с чужо-о-ой жа-аной!" Ирина на всякий случай перешла на другую сторону улицы.
Свернув с Арбата налево в переулок, она остановилась у подъезда дома с номером тридцать шесть. Из открытого окна третьего этажа раздавались звуки фортепьяно, на котором кто-то старательно пытался играть гаммы.
"Может, не ходить?" - заколебалась она, уже поднявшись по белой мраморной лестнице, покрытой ковровой дорожкой, на второй этаж и протягивая руку к звонку.
Дверь почти сразу открыл невысокий худощавый мужчина с аскетичным скуластым лицом, в красном шелковом халате, расшитом драконами, и небольшой разноцветной круглой шапочке, делающей его похожим на китайца.
– Входите, - проговорил он, пропуская Ирину вперед.
Пройдя по длинному темному коридору, она вошла в небольшую комнату с занавешенными окнами, которая освещалась колеблющимся светом нескольких свечей, и опустилась на единственный стул, стоящий посередине. Мужчина молча обошел вокруг нее и остановился напротив. Присмотревшись, Ирина отметила, что хозяин вовсе и не похож на китайца - глаза у него не раскосые, а, напротив, огромные, выразительные, черные.
Она вдруг сообразила, что никого не предупредила о том, куда пошла, и, почувствовав беспокойство, заерзала на стуле.
– Я по объявлению… в журнале… - Она не узнала своего голоса. - Может, я не туда…
– Вы пришли туда, куда нужно, - прервав ее, многозначительно проговорил хозяин. - И вовремя. Позже было бы уже поздно. - Вероятно, он остался доволен произнесенной фразой, потому что тут же повторил ее снова: - Да, да, позже было бы поздно. - Он еще раз медленно обошел вокруг Ирины, которая не знала, как вести себя - то ли следовало провожать его взглядом, то ли, напротив, не шевелиться. Она выбрала второе.
Через некоторое время, очевидно вдоволь находившись вокруг стула, мужчина опять остановился перед ней.
– Порфирий де Туайт, - торжественно произнес он, скрестив руки на груди. Внимание Ирины привлек массивный перстень в виде книги на безымянном пальце. Хозяин, перехватив ее взгляд, загадочно улыбнулся и церемонно поклонился. Слегка распахнувшиеся полы халата обнажили сухие, мускулистые ноги.
Она прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Хозяин, напротив, стал необычайно серьезен и сосредоточен.
– Сейчас вам придется подождать немного. Мне нужно войти в тонкие планы и получить разрешение для работы с вами. - Ирина вопросительно посмотрела на него. - Видите ли, с обычными людьми я не работаю, - пояснил он снисходительно. - Только с избранными. С трудом сдержав улыбку, она понимающе кивнула.
Порфирий тихо вышел из комнаты. Ирина поднялась со стула и огляделась. Комната была заставлена книжными шкафами. Подойдя к одному из них, она с интересом скользнула взглядом по корешкам: "Папюс. Эзотерические беседы", "Парацельс. Трактат о нимфах, пигмеях и саламандрах", "Лидбитер. Белая и черная магия", "Кизеветтер. История астрологии", "Плутарх. Озирис и Изида". Ни одну из этих книг она не читала и оттого невольно почувствовала уважение к хозяину редкой библиотеки. "Интересно, сколько времени он будет входить в эти самые "тонкие планы"? Из комнаты, куда удалился Порфирий, послышался странный звук. На цыпочках подойдя поближе, она заглянула в приоткрытую дверь. Порфирий, скрестив ноги, сидел на небольшом коврике в позе "лотоса", которую Ирина когда-то видела на рисунке в одном из номеров "ИЗИДЫ". Подняв чаши ладоней вверх и закрыв глаза, он сквозь плотно сжатые губы издавал монотонный протяжный звук "Ом-м-м-м…"
Она тихо отошла от двери. Подруга по Смольному, Леночка Трояновская, шутила, что Ирэн обладает редким свойством попадать в непредсказуемые ситуации, из которых найти выход бывает порой весьма затруднительно. Вот и сейчас - зачем она здесь? Впрочем, уйти она всегда успеет.
Звук, доносившийся из соседней комнаты, затих. Поспешно вернувшись на место, Ирина села, положив ладошки на колени. В комнату вошел сосредоточенный Порфирий.
– Я буду с вами работать, - торжественно произнес он. - Вы - редкий экз… индивидуум… Очень редкий.
"Так-то вот. Правильно я не ушла!" - удовлетворенно подумала Ирина и с удивлением отметила, что ей, в общем, нравится, что именно так все складывается.
– Я продиагностировал вас… И могу сказать: работать с вами надо много. - Порфирий скорбно развел руками. - Засорены каналы. Очень засорены…
Она незаметным движением поправила длинную серую юбку.
– Для более короткого общения можете называть меня Маг, - скромно произнес он. - А теперь - слушайте. Мы с вами начнем с урегулирования функций физического тела и подчинения его контролю воли, что достигается пищевым режимом… - Ирина невольно вздохнула, прощаясь с воспоминанием о запахе свежеиспеченных калачей на лотках уличных торговцев, -…и физическими упражнениями. Затем, - Порфирий начал говорить медленнее, старательно выговаривая каждое слово, - приступим к выработке и накоплению динамизированного нервного флюида, для чего, собственно, служит ряд дыхательных упражнений. - Глядя себе под ноги, он принялся расхаживать по комнате размеренными шагами. - Усовершенствовав свое тело, обогатив организм флюидом и дисциплинировав свою психику, мы приступим к воспитанию воли, взгляда, голоса и жеста… При развитии активных и пассивных способностей значительную роль играет темперамент… Кстати, у вас какой темперамент?.. - задумчиво спросил он, остановившись и взглянув ей прямо в глаза.
Ирина, опустив голову, пожала плечами. Поясню. - В глазах Порфирия блеснул лукавый огонек. - Активный темперамент дает магнетизеров, пассивный же, напротив, способствует развитию психометрии и медиумизма. Женщина, - он не отводил от нее взгляда, - чаще пассивна… хотя, как и во всяком деле, бывают исключения… Ирина слушала тихий, почти равнодушный голос Порфирия, провожая взглядом его размеренное, словно качание маятника, движение из стороны в сторону…
– И вот еще что…
Она вздрогнула, словно очнувшись от забытья. Порфирий стоял напротив и странно смотрел как будто сквозь нее. Неприятное ощущение, словно множество иголочек одновременно вонзилось в затылок. Ирина подалась вперед.
– Запомните то, что я вам сейчас скажу. Это важно. Время смутное наступает… Вы любите русские народные сказки? - неожиданно спросил он.
Ирина удивленно вскинула голову. Право, какой нелепый вопрос! Она, конечно же, любит сказки, но вот стоит ли сейчас об этом говорить? Вдруг она скажет - "да", а он улыбнется снисходительно?
– Любите-не-любите, - Порфирий сделал вид, что не заметил ее замешательства, - но образ шапки-невидимки вам, думаю, знаком? Кому из нас в детстве не хотелось надеть ее и… - Он вдруг мечтательно улыбнулся. - Так вот. На самом деле шапка-невидимка - это всего-навсего тот объем поля, где отсутствует вибрация человеческой мысли. Бывают ситуации, когда человеку для спасения своей жизни необходимо стать невидимым, а для этого надо перенестись центром своего сознания совсем в другое место, проще всего - в воспоминания, не отвлекаясь и никоим образом не реагируя на происходящее вокруг, и тогда он становится неприметным, не излучающим в окружающую среду абсолютно ничего. Эта практика пришла к нам с Востока, ниндзя очень хорошо тушили активность своего мозга в ощущаемом людьми диапазоне. Надо будет нам с вами над этим поработать. Время грядет смутное… - еще раз повторил он.
– Да, время тревожное… - Ирина облизнула пересохшие губы. - Господин Порфирий…
– Маг… - одними губами поправил он.
– Маг-г-г… - выдохнула она, ощутив легкую вибрацию на губах. - Скажите, вы знаете…
– Знаю… - испугал он быстрым ответом. Из его темных глаз исходил теплый свет…
– Что… что будет с…
Она растерялась. Вопрос, готовый сорваться с губ, показался несерьезным. "Я чувствую в себе огромные силы любить… - хотела сказать она. - Говорят, что любовь - это дар Божий и… талант. Им награждается не каждый. И эта жажда любви живет во мне, с каждым днем мучая все больше и больше. Я хочу быть нужной - и не нужна никому. Ни стране, ни моему Государю, ни отцу, ни любимому, которого просто нет. Так что же будет со мной?.. Что?.. "
– Что будет с… Россией? - выдохнула Ирина.
– Россия… - Порфирий подошел совсем близко, печально глядя на нее. - Россия разлетится в клочья, - тихо проговорил он, - только для того, чтобы ты обрела любовь.
– Счастливую? - чуть слышно спросила она.
Порфирий отвел взгляд:
– Любовь - это уже счастье. Именно так…
…Домой Ирина возвращалась на извозчике. Становилось прохладно. Резкий ветер врывался под поднятый верх пролетки. Облака тщетно пытались укутать сытую луну пушистым серым мехом. Ветер был зол. Он не терпел соперников. Луна снисходительно наблюдала за происходящим противоборством, храня вечные тайны на обратной стороне своей души…
Войдя в квартиру, Ирина услышала доносящиеся из кабинета отца приглушенные голоса. Один из них принадлежал Керенскому. Услышанная фраза заставила насторожиться.
– Так что, Сергей Ильич, придется вам снова перебираться в Петроград. Собственно, поэтому я сегодня у вас - с такой вот новостью. Георгий Евгеньевич надеется, что вы примете это решение с пониманием. Он человек мягкий, но, что касаемо дела нашего Братства, в решениях последователен. И жесток.
– М-да… Прямо скажем, несколько неожиданно. Но передайте князю Львову, что конечно же, конечно же… - Отец замолчал. - А вы уверены, что другого выхода нет? Я не о себе, Александр Федорович, вы понимаете. Я - о Государе Императоре.
– Другого выхода? - Послышался шум отодвигаемого стула. - А вы что же, друг мой, не видите, что происходит? Государь слаб, ему не хватает решимости. Или будем ждать, пока Россия разлетится в клочья?!
Ирина вздрогнула. Знакомая фраза.
– Вспомните Александра Третьего! Что он ответил своему министру в Гатчине, когда тот настаивал, чтобы Император немедля принял посла какой-то великой державы? А?! - В голосе Керенского послышались истерические нотки. - "Когда Русский Царь удит рыбу, Европа может подождать!" Вот ответ, достойный Российского Самодержца! Вот! Вот каков должен быть Государь Император великой страны! А Николай? Государь страдает от своих же душевных качеств, ценных для простого гражданина, но недопустимых, даже роковых для монарха.
Ирина нахмурилась. О ее любимом императоре нельзя говорить дурно.
– Рок превращает прекрасные свойства его души в смертоносное орудие!
В коридор из своей комнатушки выглянул Василий. Она приложила палец к губам и поспешно направилась к себе в спальню. "Как стыдно, право! Если бы рара узнал, что я позволила себе подслушивать!"
…Во сне Ирине привиделся Керенский, вылезший из-под стола на квартире у Порфирия и требовавший, чтобы она немедленно вернула принадлежащий ему "динамизированный нервный флюид", без которого он не сможет спасти Россию. "Не отдам. Никому ничего не отдам. Что мое - то мое. И никогда ни о чем не пожалею…" Она улыбнулась во сне.
3
Из подворотни возле аптеки вывалились два мужика с раскрасневшимися лицами, явно свидетельствовавшими о принятии спиртосодержащих лекарственных препаратов, и, обнявшись, запели: "Целовался крепко… да-а-а… с чужо-о-ой жа-аной!" Ирина на всякий случай перешла на другую сторону улицы.
Свернув с Арбата налево в переулок, она остановилась у подъезда дома с номером тридцать шесть. Из открытого окна третьего этажа раздавались звуки фортепьяно, на котором кто-то старательно пытался играть гаммы.
"Может, не ходить?" - заколебалась она, уже поднявшись по белой мраморной лестнице, покрытой ковровой дорожкой, на второй этаж и протягивая руку к звонку.
Дверь почти сразу открыл невысокий худощавый мужчина с аскетичным скуластым лицом, в красном шелковом халате, расшитом драконами, и небольшой разноцветной круглой шапочке, делающей его похожим на китайца.
– Входите, - проговорил он, пропуская Ирину вперед.
Пройдя по длинному темному коридору, она вошла в небольшую комнату с занавешенными окнами, которая освещалась колеблющимся светом нескольких свечей, и опустилась на единственный стул, стоящий посередине. Мужчина молча обошел вокруг нее и остановился напротив. Присмотревшись, Ирина отметила, что хозяин вовсе и не похож на китайца - глаза у него не раскосые, а, напротив, огромные, выразительные, черные.
Она вдруг сообразила, что никого не предупредила о том, куда пошла, и, почувствовав беспокойство, заерзала на стуле.
– Я по объявлению… в журнале… - Она не узнала своего голоса. - Может, я не туда…
– Вы пришли туда, куда нужно, - прервав ее, многозначительно проговорил хозяин. - И вовремя. Позже было бы уже поздно. - Вероятно, он остался доволен произнесенной фразой, потому что тут же повторил ее снова: - Да, да, позже было бы поздно. - Он еще раз медленно обошел вокруг Ирины, которая не знала, как вести себя - то ли следовало провожать его взглядом, то ли, напротив, не шевелиться. Она выбрала второе.
Через некоторое время, очевидно вдоволь находившись вокруг стула, мужчина опять остановился перед ней.
– Порфирий де Туайт, - торжественно произнес он, скрестив руки на груди. Внимание Ирины привлек массивный перстень в виде книги на безымянном пальце. Хозяин, перехватив ее взгляд, загадочно улыбнулся и церемонно поклонился. Слегка распахнувшиеся полы халата обнажили сухие, мускулистые ноги.
Она прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Хозяин, напротив, стал необычайно серьезен и сосредоточен.
– Сейчас вам придется подождать немного. Мне нужно войти в тонкие планы и получить разрешение для работы с вами. - Ирина вопросительно посмотрела на него. - Видите ли, с обычными людьми я не работаю, - пояснил он снисходительно. - Только с избранными. С трудом сдержав улыбку, она понимающе кивнула.
Порфирий тихо вышел из комнаты. Ирина поднялась со стула и огляделась. Комната была заставлена книжными шкафами. Подойдя к одному из них, она с интересом скользнула взглядом по корешкам: "Папюс. Эзотерические беседы", "Парацельс. Трактат о нимфах, пигмеях и саламандрах", "Лидбитер. Белая и черная магия", "Кизеветтер. История астрологии", "Плутарх. Озирис и Изида". Ни одну из этих книг она не читала и оттого невольно почувствовала уважение к хозяину редкой библиотеки. "Интересно, сколько времени он будет входить в эти самые "тонкие планы"? Из комнаты, куда удалился Порфирий, послышался странный звук. На цыпочках подойдя поближе, она заглянула в приоткрытую дверь. Порфирий, скрестив ноги, сидел на небольшом коврике в позе "лотоса", которую Ирина когда-то видела на рисунке в одном из номеров "ИЗИДЫ". Подняв чаши ладоней вверх и закрыв глаза, он сквозь плотно сжатые губы издавал монотонный протяжный звук "Ом-м-м-м…"
Она тихо отошла от двери. Подруга по Смольному, Леночка Трояновская, шутила, что Ирэн обладает редким свойством попадать в непредсказуемые ситуации, из которых найти выход бывает порой весьма затруднительно. Вот и сейчас - зачем она здесь? Впрочем, уйти она всегда успеет.
Звук, доносившийся из соседней комнаты, затих. Поспешно вернувшись на место, Ирина села, положив ладошки на колени. В комнату вошел сосредоточенный Порфирий.
– Я буду с вами работать, - торжественно произнес он. - Вы - редкий экз… индивидуум… Очень редкий.
"Так-то вот. Правильно я не ушла!" - удовлетворенно подумала Ирина и с удивлением отметила, что ей, в общем, нравится, что именно так все складывается.
– Я продиагностировал вас… И могу сказать: работать с вами надо много. - Порфирий скорбно развел руками. - Засорены каналы. Очень засорены…
Она незаметным движением поправила длинную серую юбку.
– Для более короткого общения можете называть меня Маг, - скромно произнес он. - А теперь - слушайте. Мы с вами начнем с урегулирования функций физического тела и подчинения его контролю воли, что достигается пищевым режимом… - Ирина невольно вздохнула, прощаясь с воспоминанием о запахе свежеиспеченных калачей на лотках уличных торговцев, -…и физическими упражнениями. Затем, - Порфирий начал говорить медленнее, старательно выговаривая каждое слово, - приступим к выработке и накоплению динамизированного нервного флюида, для чего, собственно, служит ряд дыхательных упражнений. - Глядя себе под ноги, он принялся расхаживать по комнате размеренными шагами. - Усовершенствовав свое тело, обогатив организм флюидом и дисциплинировав свою психику, мы приступим к воспитанию воли, взгляда, голоса и жеста… При развитии активных и пассивных способностей значительную роль играет темперамент… Кстати, у вас какой темперамент?.. - задумчиво спросил он, остановившись и взглянув ей прямо в глаза.
Ирина, опустив голову, пожала плечами. Поясню. - В глазах Порфирия блеснул лукавый огонек. - Активный темперамент дает магнетизеров, пассивный же, напротив, способствует развитию психометрии и медиумизма. Женщина, - он не отводил от нее взгляда, - чаще пассивна… хотя, как и во всяком деле, бывают исключения… Ирина слушала тихий, почти равнодушный голос Порфирия, провожая взглядом его размеренное, словно качание маятника, движение из стороны в сторону…
– И вот еще что…
Она вздрогнула, словно очнувшись от забытья. Порфирий стоял напротив и странно смотрел как будто сквозь нее. Неприятное ощущение, словно множество иголочек одновременно вонзилось в затылок. Ирина подалась вперед.
– Запомните то, что я вам сейчас скажу. Это важно. Время смутное наступает… Вы любите русские народные сказки? - неожиданно спросил он.
Ирина удивленно вскинула голову. Право, какой нелепый вопрос! Она, конечно же, любит сказки, но вот стоит ли сейчас об этом говорить? Вдруг она скажет - "да", а он улыбнется снисходительно?
– Любите-не-любите, - Порфирий сделал вид, что не заметил ее замешательства, - но образ шапки-невидимки вам, думаю, знаком? Кому из нас в детстве не хотелось надеть ее и… - Он вдруг мечтательно улыбнулся. - Так вот. На самом деле шапка-невидимка - это всего-навсего тот объем поля, где отсутствует вибрация человеческой мысли. Бывают ситуации, когда человеку для спасения своей жизни необходимо стать невидимым, а для этого надо перенестись центром своего сознания совсем в другое место, проще всего - в воспоминания, не отвлекаясь и никоим образом не реагируя на происходящее вокруг, и тогда он становится неприметным, не излучающим в окружающую среду абсолютно ничего. Эта практика пришла к нам с Востока, ниндзя очень хорошо тушили активность своего мозга в ощущаемом людьми диапазоне. Надо будет нам с вами над этим поработать. Время грядет смутное… - еще раз повторил он.
– Да, время тревожное… - Ирина облизнула пересохшие губы. - Господин Порфирий…
– Маг… - одними губами поправил он.
– Маг-г-г… - выдохнула она, ощутив легкую вибрацию на губах. - Скажите, вы знаете…
– Знаю… - испугал он быстрым ответом. Из его темных глаз исходил теплый свет…
– Что… что будет с…
Она растерялась. Вопрос, готовый сорваться с губ, показался несерьезным. "Я чувствую в себе огромные силы любить… - хотела сказать она. - Говорят, что любовь - это дар Божий и… талант. Им награждается не каждый. И эта жажда любви живет во мне, с каждым днем мучая все больше и больше. Я хочу быть нужной - и не нужна никому. Ни стране, ни моему Государю, ни отцу, ни любимому, которого просто нет. Так что же будет со мной?.. Что?.. "
– Что будет с… Россией? - выдохнула Ирина.
– Россия… - Порфирий подошел совсем близко, печально глядя на нее. - Россия разлетится в клочья, - тихо проговорил он, - только для того, чтобы ты обрела любовь.
– Счастливую? - чуть слышно спросила она.
Порфирий отвел взгляд:
– Любовь - это уже счастье. Именно так…
***
…Домой Ирина возвращалась на извозчике. Становилось прохладно. Резкий ветер врывался под поднятый верх пролетки. Облака тщетно пытались укутать сытую луну пушистым серым мехом. Ветер был зол. Он не терпел соперников. Луна снисходительно наблюдала за происходящим противоборством, храня вечные тайны на обратной стороне своей души…
***
Войдя в квартиру, Ирина услышала доносящиеся из кабинета отца приглушенные голоса. Один из них принадлежал Керенскому. Услышанная фраза заставила насторожиться.
– Так что, Сергей Ильич, придется вам снова перебираться в Петроград. Собственно, поэтому я сегодня у вас - с такой вот новостью. Георгий Евгеньевич надеется, что вы примете это решение с пониманием. Он человек мягкий, но, что касаемо дела нашего Братства, в решениях последователен. И жесток.
– М-да… Прямо скажем, несколько неожиданно. Но передайте князю Львову, что конечно же, конечно же… - Отец замолчал. - А вы уверены, что другого выхода нет? Я не о себе, Александр Федорович, вы понимаете. Я - о Государе Императоре.
– Другого выхода? - Послышался шум отодвигаемого стула. - А вы что же, друг мой, не видите, что происходит? Государь слаб, ему не хватает решимости. Или будем ждать, пока Россия разлетится в клочья?!
Ирина вздрогнула. Знакомая фраза.
– Вспомните Александра Третьего! Что он ответил своему министру в Гатчине, когда тот настаивал, чтобы Император немедля принял посла какой-то великой державы? А?! - В голосе Керенского послышались истерические нотки. - "Когда Русский Царь удит рыбу, Европа может подождать!" Вот ответ, достойный Российского Самодержца! Вот! Вот каков должен быть Государь Император великой страны! А Николай? Государь страдает от своих же душевных качеств, ценных для простого гражданина, но недопустимых, даже роковых для монарха.
Ирина нахмурилась. О ее любимом императоре нельзя говорить дурно.
– Рок превращает прекрасные свойства его души в смертоносное орудие!
В коридор из своей комнатушки выглянул Василий. Она приложила палец к губам и поспешно направилась к себе в спальню. "Как стыдно, право! Если бы рара узнал, что я позволила себе подслушивать!"
***
…Во сне Ирине привиделся Керенский, вылезший из-под стола на квартире у Порфирия и требовавший, чтобы она немедленно вернула принадлежащий ему "динамизированный нервный флюид", без которого он не сможет спасти Россию. "Не отдам. Никому ничего не отдам. Что мое - то мое. И никогда ни о чем не пожалею…" Она улыбнулась во сне.
3
К осени 1916 года положение на фронте стало еще более тяжелым. Воздух, пропитанный тревогой и предчувствием неминуемого краха, словно лишал возможности вздохнуть полной грудью. Лица людей были хмуры и озабоченны. Войной были ранены все…
После переезда в Петроград, где они с отцом поселились в своей старой квартире на набережной Мойки, Ирина вместе с подружкой по Смольному институту Леночкой Трояновской пошла работать в госпиталь и почти забыла о московском одиночестве и невостребованности. Впрочем, Москве она была благодарна за знакомство и возможность общения с Порфирием, который многому успел научить ее. В ней словно появился внутренний стержень, а вместе с ним - уверенность, что обстоятельства, какими бы они ни были, не смогут сломить ее.
В стенах госпиталя, где она дежурила через день, жила боль, которая пульсировала и пыталась подчинить себе все вокруг. Ухаживая за ранеными, Ирина почти физически чувствовала ее, проскальзывающую между пальцами, хватающую за горло, заставляющую плакать и кричать этих несчастных людей, измотанных фронтовой жизнью. Они жили с этой болью и умирали с ней, но боль не уходила с ними, а словно замирала, поджидая новую жертву. И к этому невозможно было привыкнуть.
Сегодня в госпитальных палатах было непривычно тихо. На стене мерно стучали старые больничные ходики. Хотелось спать. Подперев голову руками, Ирина пыталась читать, с трудом заставляя себя сосредоточиться. "Львица окольным путем учит своих детенышей: она их отталкивает, но они возвращаются, исполненные сил". "Россия тоже, как львица, отталкивает своих детенышей. Если бы только все они возвращались исполненными сил!" - подумала она.
– Сестрица… - донеслось из послеоперационной палаты. Торопливо убрав в ящик стола тоненькую книгу, взятую в Москве у Порфирия, Ирина быстро подошла к лежащему на койке у окна изможденному сероглазому парню с тяжелым ранением в живот и наклонилась к нему:
– Я здесь. Все хорошо.
– Пить… пить… - проговорил он, с трудом разомкнув спекшиеся губы.
– Нельзя. Доктор не разрешил.
Подойдя к столику, она налила немного воды в стакан и промокнула ему губы влажной марлей.
– Ирочка, дочка…
Пожилой мужчина на соседней койке попытался слегка приподняться. Она поправила сползшую простыню в застиранных желтых разводах - следах крови тех, кто побывал здесь до него.
– Дочка! Дюже нога у меня болит. Мочи терпеть нетути. Христом Богом прошу, еще разок уколи. - По его лицу, замирая на рыжих усах, бежали слезы. Солдат мучился фантомными болями в левой ноге, которую ампутировали три дня назад. Сегодня укол был ему уже не положен…
Бесшумно обходя палату и всматриваясь в лица лежащих на койках солдат, Ирина чувствовала, что нужна им не только как сестра милосердия, облегчающая страдания, - они смотрели на нее как на надежду, приходящую из другого, нормального мира - оттуда, где течет обычная человеческая жизнь, где нет крови и мучений. За месяц работы в госпитале она уже почти безошибочно научилась определять, кто из раненых выживет, а кто нет. Независимо от тяжести ранения. Те, кто хотел жить, старались говорить, просили выслушать их. И она садилась рядом и слушала. Каждым словом, произнесенным вслух, эти люди цеплялись за шершавую кору жизни, как дикий виноград. Умирали те, кто молчал. Они дочитывали книгу своей жизни в одиночестве.
Дежурство подходило к концу. В дверях, немного раньше обычного, появилась Леночка Трояновская, свежая, в белоснежном накрахмаленном фартуке с красным крестом на груди.
– Я тебя, часом, не разбудила? - весело прощебетала она, целуя подругу. - Вон как глазки-то припухли, будто со сна.
Ирина бросила поспешный взгляд в зеркало и, улыбнувшись, погрозила ей пальцем. Они были ровесницами, но Ирине всегда казалось, что она намного старше этой худенькой, светловолосой, голубоглазой девушки, которая напоминала Снегурочку: не убережешь - растает.
– Как дежурство? Как Николаев? Боли не прекратились? - Леночка опустилась на небольшой диван, покрытый чехлом из белой ткани.
– Ему ночью плохо было, - бросила Ирина из-за ширмы, за которой переодевалась, - даже укол пришлось делать внеплановый. Я в журнал дежурств записала. - Она вышла из-за ширмы.
– Ирэн, - по выражению лица было видно, что пораньше Леночка пришла не случайно, - присядь, поболтаем немного. Я тебе такое расскажу! Да сядь же!
– Ну что там у тебя приключилось? - Ирина устало прислонилась к косяку
Леночка возбужденно набрала воздух.
– Ирэн, ты не поверишь, что мне сегодня приснилось! Представь - огромная комната. Мебели нет, все кругом задрапировано белым и черным шелком, который, знаешь, лежит такими большими мягкими складками, и зеркала - много зеркал. Кстати, - неожиданно прервала она рассказ, - ты платье-то к Новому году уже заказала? Я сегодня свое примеряла. Хочу вот здесь, - она шлепнула себя ладошкой по бедру, - сделать присборку и…
– Ленусь, не отвлекайся. Я домой хочу. Устала.
– Прости, прости. - Леночка виновато улыбнулась. - Я постараюсь покороче…И вдруг вижу - прямо на полу посреди комнаты - большая шахматная доска, а все фигурки на ней, - она сделала паузу и перешла на шепот, - будто бы жи-вы-е!
Ирина опустилась на диван рядом с подругой.
– И сидят за ней, - продолжила Леночка, взмахнув руками, - сидят за ней двое: один игрок с белыми крыльями, другой - с черными. Ангел будто и бес. - Она торопливо перекрестилась. - И говорит этот бес - мол, до чего люди глупы. Открытия разные делают, изобретают что-то, а тайны зеркал не разгадали! И до сих пор не поняли, что мы специально ловко так зеркала по всему миру раскидали, потому что это - наши окна, через которые мы за людьми наблюдаем. Днем и ночью. За мыслями и делами. И вижу я, говорит, что у людишек из века в век - души белым-чернее становятся. А белый ангел, - Леночка придвинулась к ней, - головой качает. Нет, говорит. Врешь ты. Я ведь всегда рядом с тобой в эти окна смотрю - потому что у нас с тобой вечная игра такая: ты, черный ангел, играешь с белыми фигурами. А я, ангел белый, с черными. И вижу, говорит, что не прав ты. Души у людей из века в век - все черным-белее. А черный ангел усмехнулся так страшно и… ничего больше не сказал. Вот такой сон. Ну, каково? - Не дожидаясь ответа, Леночка подошла к зеркалу и принялась поправлять косынку. - И ты подумай только, и вправду с этими зеркалами какая-то загадка. Сейчас и я думаю: это - окна из другого мира.
– Или в другой мир, - негромко произнесла Ирина, поднимаясь с дивана, - только… они нас видят, а мы их - нет. - Она замолчала. Ей стало обидно, что этот сон почему-то забрел не к ней.
– Ты придешь к нам в пятницу? - Леночка продолжала стоять у зеркала, придирчиво вглядываясь в свое отражение.
– Приду. И papa обещал быть. Он любит у вас бывать. Мне даже кажется, что он неравнодушен к Софи, - как бы между прочим продолжила Ирина. Рука Леночки, поправляющая косынку, на мгновение замерла.
Софи - старшая сестра Леночки - была женщиной красивой, незаурядной и уже опытной. Она успела побывать замужем и, по неизвестным никому причинам, решительно уйдя от мужа через год после свадьбы, вернулась в огромный отцовский дом на Невском проспекте, куда стала приглашать самую разнообразную публику - подающих надежды политиков, молодых и шумных офицеров, в основном из Генерального штаба, удачливых коммерсантов, сделавших состояния на поставках в армию, непризнанных, но, с ее точки зрения, подающих надежды поэтов, художников и музыкантов. Все они с удовольствием собирались вокруг этой яркой, притягательной женщины, главным талантом которой было умение устроить праздник, несмотря ни на какие внешние обстоятельства. Ее отец - известный банкир Петр Петрович Трояновский - этому не противился, напротив, всегда внимательно просматривал список приглашенных и сам время от времени появлялся среди гостей дочери, иногда уединяясь с кем-либо из них в кабинете.
– Кстати, Александр Федорович будет? - спросила Ирина.
– Что тебе в Керенском? - Леночка, подойдя к столику, на котором были разложены лекарства и ампулы, взяла в руки лоток с градусниками.
– Ба-ры-шни-и! - В приоткрытую дверь заглянула сухонькая старушка со шваброй и ведром в руках. - Что ли, я пол помою?
– Поликарповна, вы палаты помойте сначала! - строго велела Леночка.
– Помыла уж. Неужто не слышали? Я громко мою, - обиженно поджала губы уборщица.
Она действительно мыла пол так, что весь этаж знал - Поликарповна приступила к работе. На протяжении всей уборки старушка непрерывно что-то приговаривала, ворчала себе под нос, вступала в разговоры с ранеными, иногда вдруг, не отрываясь от основного занятия, начинала петь или приплясывать, чтобы развлечь какого-нибудь "грустнящего" солдатика. Раненые ее любили и ждали, когда она придет, да и сама Поликарповна считала себя человеком незаменимым - чуть ли не самым главным в госпитале.
– И коридор убрали? - улыбнулась Ирина.
– Не добралася еще. - Старушка, бросив хитрый взгляд на девушек, кивнула. - Да поняла я, поняла. Не глупая, поди. Щас коридор домою, и уж тогда сюда приду. А вы пока свои секреты секретничайте. Оно понятно. Дело молодое. "Помню, я еще молодушкой бы-ла-а", - пропела она и, энергично качнув ведром, из которого на пол выплеснулась вода, скрылась за дверью.
– Так что тебе в Керенском-то, я спросила? - Леночка с интересом взглянула на подругу.
– Не знаю. Он хороший. Странный немного, но я люблю необычных людей. То вроде тихий, робкий, застенчивый даже, а то вдруг - Наполеон! Царь природы!
– Хорошо - не России… - пробормотала Леночка. - Вряд ли он придет. У него ж здоровье не в порядке - туберкулез в одной почке оказался, ему ее вырезали. Еще от операции не до конца оправился.
– Я знаю про операцию. Потому и спрашиваю. Значит, не будет его. Жаль. Но я буду определенно!
Ирина вышла из госпиталя. Утро было сырым и прохладным. Серое небо, напитавшееся водой из Невы, грозило опрокинуться дождем. Улица, по которой она шла в сторону дома, была пустынна, что казалось необычным даже для этого раннего часа. Она остановилась, пропуская вынырнувший из-за угла облепленный людьми трамвай, со стоном раскачивавшийся из стороны в сторону. Люди на подножках цеплялись друг за друга. Ирина, провожая трамвай взглядом, с горечью подумала: "Все держатся друг за друга, но делают это вовсе не из желания помочь ближнему, а от страха свалиться под колеса и превратиться в изрубленный кусок мяса…"
– Как страшно… - негромко произнесла она.
– Страшно… - эхом отозвалось за спиной. Она вздрогнула и обернулась, наткнувшись на колючий, странно раздвоенный взгляд стоящего в полушаге за ней высокого небритого мужчины с несоразмерно маленькой головой в надвинутой на глаза кепке.
– Что? О чем это вы? - растерянно переспросила она.
– О том же, о чем и вы. - У незнакомца был низкий хрипловатый голос.
Она не испытывала желания разговаривать с этим неприятным, напугавшим ее человеком и поэтому быстро перешла на противоположную сторону улицы.
– Куда же вы, дамочка! - ухмыльнулся он, двинувшись за ней следом. Ирина ускорила шаг.
– Что, дамочка, не желаете разговаривать? Брезгуете? Воспитание не позволяет? - дышал он в спину.
Ирина остановилась и огляделась по сторонам. Ни одного городового, ни одного извозчика, да и прохожих нет.
– Не позволяет! - строго ответила она, крепче сжав ручку зонтика. - Не приучена беседовать на улице с незнакомцами.
– Чё за дела? - Мужчина, очевидно тоже заметивший, что на улице они по-прежнему одни, зайдя спереди, перегородил ей дорогу и развязно протянул руку. - Могём познакомиться. Степаном меня кличут.
Ирина демонстративно убрала руки за спину.
– Замараться боишься? - с угрозой в голосе, надвигаясь, произнес он.
Ирина отступила на шаг и, гневно взглянув ему в лицо, поняла, почему взгляд показался ей раздвоенным - незнакомец был косоглазым.
– Замараться я не боюсь. Только надобно знать, что протягивать руку - привилегия женщин. Да что вам, собственно, от меня нужно? - Она попыталась обойти его, но он расставил руки, преграждая путь.
За углом раздался шум мотора приближающегося автомобиля. Незнакомец, воровато оглянувшись, опустил руки. Автомобиль, выехав из переулка, свернул в противоположную сторону. Воспользовавшись замешательством косоглазого, Ирина сделала шаг в сторону, но тот снова преградил дорогу
– Мысли наши, вроде того… совпали. - Он облизнул губы. - Вы сказали: "Страшно". И я думаю, что страшно.
– Вам? - Ирина оглядела его фигуру. Рядом с ней он казался почти великаном. - И что же вам, мужчине, страшно?
Он угрюмо взглянул на нее и хмыкнул:
– Да нет. Это вам должно быть страшно. Я подумал… - Ирина вдруг развеселилась, с трудом сдерживая желание съехидничать по поводу его мыслительных способностей. -…ну, этот трамвай, проехал, вы на него еще глядели - он как наша, ну, Россия, перегружен! Вот. Ведь вы тоже так подумали? Ну?
Она решительно двинулась вперед по направлению к дому. Косоглазый пошел рядом.
– И что дальше? - раздраженно спросила Ирина.
– А дальше… - Незнакомец ухмыльнулся. - Знаете, что нужно, вроде того, чтобы этот трамвай… ну… изменился?
– Перекрасить, - все-таки съехидничала Ирина. - Какой цвет предпочитаете?
Косоглазый посмотрел на нее с недоумением.
– Не об том я говорю… Что надо сделать, ну, чтобы трамваю легче было ехать? Понятно?
– И что же? - странный разговор начал забавлять Ирину.
– Я так думаю. - Глаза мужчины злобно сузились. - Надо уничтожить половину, а, черт его знает, может, и больше этих… сук, присосавшихся, как пиявки. Сосут, сосут народную кровь. Думают, без них Россия - ну, никуда. Давить надо. Давить… - мечтательно повторил он. - Тогда и ехать легче…
***
После переезда в Петроград, где они с отцом поселились в своей старой квартире на набережной Мойки, Ирина вместе с подружкой по Смольному институту Леночкой Трояновской пошла работать в госпиталь и почти забыла о московском одиночестве и невостребованности. Впрочем, Москве она была благодарна за знакомство и возможность общения с Порфирием, который многому успел научить ее. В ней словно появился внутренний стержень, а вместе с ним - уверенность, что обстоятельства, какими бы они ни были, не смогут сломить ее.
В стенах госпиталя, где она дежурила через день, жила боль, которая пульсировала и пыталась подчинить себе все вокруг. Ухаживая за ранеными, Ирина почти физически чувствовала ее, проскальзывающую между пальцами, хватающую за горло, заставляющую плакать и кричать этих несчастных людей, измотанных фронтовой жизнью. Они жили с этой болью и умирали с ней, но боль не уходила с ними, а словно замирала, поджидая новую жертву. И к этому невозможно было привыкнуть.
Сегодня в госпитальных палатах было непривычно тихо. На стене мерно стучали старые больничные ходики. Хотелось спать. Подперев голову руками, Ирина пыталась читать, с трудом заставляя себя сосредоточиться. "Львица окольным путем учит своих детенышей: она их отталкивает, но они возвращаются, исполненные сил". "Россия тоже, как львица, отталкивает своих детенышей. Если бы только все они возвращались исполненными сил!" - подумала она.
– Сестрица… - донеслось из послеоперационной палаты. Торопливо убрав в ящик стола тоненькую книгу, взятую в Москве у Порфирия, Ирина быстро подошла к лежащему на койке у окна изможденному сероглазому парню с тяжелым ранением в живот и наклонилась к нему:
– Я здесь. Все хорошо.
– Пить… пить… - проговорил он, с трудом разомкнув спекшиеся губы.
– Нельзя. Доктор не разрешил.
Подойдя к столику, она налила немного воды в стакан и промокнула ему губы влажной марлей.
– Ирочка, дочка…
Пожилой мужчина на соседней койке попытался слегка приподняться. Она поправила сползшую простыню в застиранных желтых разводах - следах крови тех, кто побывал здесь до него.
– Дочка! Дюже нога у меня болит. Мочи терпеть нетути. Христом Богом прошу, еще разок уколи. - По его лицу, замирая на рыжих усах, бежали слезы. Солдат мучился фантомными болями в левой ноге, которую ампутировали три дня назад. Сегодня укол был ему уже не положен…
Бесшумно обходя палату и всматриваясь в лица лежащих на койках солдат, Ирина чувствовала, что нужна им не только как сестра милосердия, облегчающая страдания, - они смотрели на нее как на надежду, приходящую из другого, нормального мира - оттуда, где течет обычная человеческая жизнь, где нет крови и мучений. За месяц работы в госпитале она уже почти безошибочно научилась определять, кто из раненых выживет, а кто нет. Независимо от тяжести ранения. Те, кто хотел жить, старались говорить, просили выслушать их. И она садилась рядом и слушала. Каждым словом, произнесенным вслух, эти люди цеплялись за шершавую кору жизни, как дикий виноград. Умирали те, кто молчал. Они дочитывали книгу своей жизни в одиночестве.
Дежурство подходило к концу. В дверях, немного раньше обычного, появилась Леночка Трояновская, свежая, в белоснежном накрахмаленном фартуке с красным крестом на груди.
– Я тебя, часом, не разбудила? - весело прощебетала она, целуя подругу. - Вон как глазки-то припухли, будто со сна.
Ирина бросила поспешный взгляд в зеркало и, улыбнувшись, погрозила ей пальцем. Они были ровесницами, но Ирине всегда казалось, что она намного старше этой худенькой, светловолосой, голубоглазой девушки, которая напоминала Снегурочку: не убережешь - растает.
– Как дежурство? Как Николаев? Боли не прекратились? - Леночка опустилась на небольшой диван, покрытый чехлом из белой ткани.
– Ему ночью плохо было, - бросила Ирина из-за ширмы, за которой переодевалась, - даже укол пришлось делать внеплановый. Я в журнал дежурств записала. - Она вышла из-за ширмы.
– Ирэн, - по выражению лица было видно, что пораньше Леночка пришла не случайно, - присядь, поболтаем немного. Я тебе такое расскажу! Да сядь же!
– Ну что там у тебя приключилось? - Ирина устало прислонилась к косяку
Леночка возбужденно набрала воздух.
– Ирэн, ты не поверишь, что мне сегодня приснилось! Представь - огромная комната. Мебели нет, все кругом задрапировано белым и черным шелком, который, знаешь, лежит такими большими мягкими складками, и зеркала - много зеркал. Кстати, - неожиданно прервала она рассказ, - ты платье-то к Новому году уже заказала? Я сегодня свое примеряла. Хочу вот здесь, - она шлепнула себя ладошкой по бедру, - сделать присборку и…
– Ленусь, не отвлекайся. Я домой хочу. Устала.
– Прости, прости. - Леночка виновато улыбнулась. - Я постараюсь покороче…И вдруг вижу - прямо на полу посреди комнаты - большая шахматная доска, а все фигурки на ней, - она сделала паузу и перешла на шепот, - будто бы жи-вы-е!
Ирина опустилась на диван рядом с подругой.
– И сидят за ней, - продолжила Леночка, взмахнув руками, - сидят за ней двое: один игрок с белыми крыльями, другой - с черными. Ангел будто и бес. - Она торопливо перекрестилась. - И говорит этот бес - мол, до чего люди глупы. Открытия разные делают, изобретают что-то, а тайны зеркал не разгадали! И до сих пор не поняли, что мы специально ловко так зеркала по всему миру раскидали, потому что это - наши окна, через которые мы за людьми наблюдаем. Днем и ночью. За мыслями и делами. И вижу я, говорит, что у людишек из века в век - души белым-чернее становятся. А белый ангел, - Леночка придвинулась к ней, - головой качает. Нет, говорит. Врешь ты. Я ведь всегда рядом с тобой в эти окна смотрю - потому что у нас с тобой вечная игра такая: ты, черный ангел, играешь с белыми фигурами. А я, ангел белый, с черными. И вижу, говорит, что не прав ты. Души у людей из века в век - все черным-белее. А черный ангел усмехнулся так страшно и… ничего больше не сказал. Вот такой сон. Ну, каково? - Не дожидаясь ответа, Леночка подошла к зеркалу и принялась поправлять косынку. - И ты подумай только, и вправду с этими зеркалами какая-то загадка. Сейчас и я думаю: это - окна из другого мира.
– Или в другой мир, - негромко произнесла Ирина, поднимаясь с дивана, - только… они нас видят, а мы их - нет. - Она замолчала. Ей стало обидно, что этот сон почему-то забрел не к ней.
– Ты придешь к нам в пятницу? - Леночка продолжала стоять у зеркала, придирчиво вглядываясь в свое отражение.
– Приду. И papa обещал быть. Он любит у вас бывать. Мне даже кажется, что он неравнодушен к Софи, - как бы между прочим продолжила Ирина. Рука Леночки, поправляющая косынку, на мгновение замерла.
Софи - старшая сестра Леночки - была женщиной красивой, незаурядной и уже опытной. Она успела побывать замужем и, по неизвестным никому причинам, решительно уйдя от мужа через год после свадьбы, вернулась в огромный отцовский дом на Невском проспекте, куда стала приглашать самую разнообразную публику - подающих надежды политиков, молодых и шумных офицеров, в основном из Генерального штаба, удачливых коммерсантов, сделавших состояния на поставках в армию, непризнанных, но, с ее точки зрения, подающих надежды поэтов, художников и музыкантов. Все они с удовольствием собирались вокруг этой яркой, притягательной женщины, главным талантом которой было умение устроить праздник, несмотря ни на какие внешние обстоятельства. Ее отец - известный банкир Петр Петрович Трояновский - этому не противился, напротив, всегда внимательно просматривал список приглашенных и сам время от времени появлялся среди гостей дочери, иногда уединяясь с кем-либо из них в кабинете.
– Кстати, Александр Федорович будет? - спросила Ирина.
– Что тебе в Керенском? - Леночка, подойдя к столику, на котором были разложены лекарства и ампулы, взяла в руки лоток с градусниками.
– Ба-ры-шни-и! - В приоткрытую дверь заглянула сухонькая старушка со шваброй и ведром в руках. - Что ли, я пол помою?
– Поликарповна, вы палаты помойте сначала! - строго велела Леночка.
– Помыла уж. Неужто не слышали? Я громко мою, - обиженно поджала губы уборщица.
Она действительно мыла пол так, что весь этаж знал - Поликарповна приступила к работе. На протяжении всей уборки старушка непрерывно что-то приговаривала, ворчала себе под нос, вступала в разговоры с ранеными, иногда вдруг, не отрываясь от основного занятия, начинала петь или приплясывать, чтобы развлечь какого-нибудь "грустнящего" солдатика. Раненые ее любили и ждали, когда она придет, да и сама Поликарповна считала себя человеком незаменимым - чуть ли не самым главным в госпитале.
– И коридор убрали? - улыбнулась Ирина.
– Не добралася еще. - Старушка, бросив хитрый взгляд на девушек, кивнула. - Да поняла я, поняла. Не глупая, поди. Щас коридор домою, и уж тогда сюда приду. А вы пока свои секреты секретничайте. Оно понятно. Дело молодое. "Помню, я еще молодушкой бы-ла-а", - пропела она и, энергично качнув ведром, из которого на пол выплеснулась вода, скрылась за дверью.
– Так что тебе в Керенском-то, я спросила? - Леночка с интересом взглянула на подругу.
– Не знаю. Он хороший. Странный немного, но я люблю необычных людей. То вроде тихий, робкий, застенчивый даже, а то вдруг - Наполеон! Царь природы!
– Хорошо - не России… - пробормотала Леночка. - Вряд ли он придет. У него ж здоровье не в порядке - туберкулез в одной почке оказался, ему ее вырезали. Еще от операции не до конца оправился.
– Я знаю про операцию. Потому и спрашиваю. Значит, не будет его. Жаль. Но я буду определенно!
***
Ирина вышла из госпиталя. Утро было сырым и прохладным. Серое небо, напитавшееся водой из Невы, грозило опрокинуться дождем. Улица, по которой она шла в сторону дома, была пустынна, что казалось необычным даже для этого раннего часа. Она остановилась, пропуская вынырнувший из-за угла облепленный людьми трамвай, со стоном раскачивавшийся из стороны в сторону. Люди на подножках цеплялись друг за друга. Ирина, провожая трамвай взглядом, с горечью подумала: "Все держатся друг за друга, но делают это вовсе не из желания помочь ближнему, а от страха свалиться под колеса и превратиться в изрубленный кусок мяса…"
– Как страшно… - негромко произнесла она.
– Страшно… - эхом отозвалось за спиной. Она вздрогнула и обернулась, наткнувшись на колючий, странно раздвоенный взгляд стоящего в полушаге за ней высокого небритого мужчины с несоразмерно маленькой головой в надвинутой на глаза кепке.
– Что? О чем это вы? - растерянно переспросила она.
– О том же, о чем и вы. - У незнакомца был низкий хрипловатый голос.
Она не испытывала желания разговаривать с этим неприятным, напугавшим ее человеком и поэтому быстро перешла на противоположную сторону улицы.
– Куда же вы, дамочка! - ухмыльнулся он, двинувшись за ней следом. Ирина ускорила шаг.
– Что, дамочка, не желаете разговаривать? Брезгуете? Воспитание не позволяет? - дышал он в спину.
Ирина остановилась и огляделась по сторонам. Ни одного городового, ни одного извозчика, да и прохожих нет.
– Не позволяет! - строго ответила она, крепче сжав ручку зонтика. - Не приучена беседовать на улице с незнакомцами.
– Чё за дела? - Мужчина, очевидно тоже заметивший, что на улице они по-прежнему одни, зайдя спереди, перегородил ей дорогу и развязно протянул руку. - Могём познакомиться. Степаном меня кличут.
Ирина демонстративно убрала руки за спину.
– Замараться боишься? - с угрозой в голосе, надвигаясь, произнес он.
Ирина отступила на шаг и, гневно взглянув ему в лицо, поняла, почему взгляд показался ей раздвоенным - незнакомец был косоглазым.
– Замараться я не боюсь. Только надобно знать, что протягивать руку - привилегия женщин. Да что вам, собственно, от меня нужно? - Она попыталась обойти его, но он расставил руки, преграждая путь.
За углом раздался шум мотора приближающегося автомобиля. Незнакомец, воровато оглянувшись, опустил руки. Автомобиль, выехав из переулка, свернул в противоположную сторону. Воспользовавшись замешательством косоглазого, Ирина сделала шаг в сторону, но тот снова преградил дорогу
– Мысли наши, вроде того… совпали. - Он облизнул губы. - Вы сказали: "Страшно". И я думаю, что страшно.
– Вам? - Ирина оглядела его фигуру. Рядом с ней он казался почти великаном. - И что же вам, мужчине, страшно?
Он угрюмо взглянул на нее и хмыкнул:
– Да нет. Это вам должно быть страшно. Я подумал… - Ирина вдруг развеселилась, с трудом сдерживая желание съехидничать по поводу его мыслительных способностей. -…ну, этот трамвай, проехал, вы на него еще глядели - он как наша, ну, Россия, перегружен! Вот. Ведь вы тоже так подумали? Ну?
Она решительно двинулась вперед по направлению к дому. Косоглазый пошел рядом.
– И что дальше? - раздраженно спросила Ирина.
– А дальше… - Незнакомец ухмыльнулся. - Знаете, что нужно, вроде того, чтобы этот трамвай… ну… изменился?
– Перекрасить, - все-таки съехидничала Ирина. - Какой цвет предпочитаете?
Косоглазый посмотрел на нее с недоумением.
– Не об том я говорю… Что надо сделать, ну, чтобы трамваю легче было ехать? Понятно?
– И что же? - странный разговор начал забавлять Ирину.
– Я так думаю. - Глаза мужчины злобно сузились. - Надо уничтожить половину, а, черт его знает, может, и больше этих… сук, присосавшихся, как пиявки. Сосут, сосут народную кровь. Думают, без них Россия - ну, никуда. Давить надо. Давить… - мечтательно повторил он. - Тогда и ехать легче…