Страница:
– А скажите мне, Александр, только честно, как человек опытный, - голос ее дрогнул, - тяжело ли вообще убить человека? Вот просто - взять и прервать чью-то жизнь? Не боязно ли? Не в драке, не в бою, а просто так, потому что волен так поступить? - Пальцы Ирины сжали подлокотники кресла.
– Так чего уж там сложного, коли не на войне, а он без оружия? - Недоуменно посмотрел на нее Серегин. - Я вот…
– Вы тут не скучаете? - В дверях гостиной появился приветливо улыбающийся Николя.
Ирина, обессиленно разжав пальцы, откинулась на спинку кресла.
– Николя, дорогой, - с трудом улыбнувшись мужу, проговорила она, - разве так можно? У нас же гость. - Серегин торопливо поднялся. - Вот, слава Богу, хоть господин Серегин меня развлекает. Хотя… - она с нарочитой веселостью взглянула на гостя, - скорее, это делаю я - кокетничаю, можно сказать - искушаю… А он совершенно неприступен, сосредоточен и деловит… - гость несколько раз поспешно кивнул в подтверждение. - Хоть бы улыбнулся разок. - Серегин, выдавив из себя улыбку, пробормотал что-то невнятное.
Николя укоризненно взглянул на Ирину. Она поднялась и, подойдя к столу, взяла кофейник:
– Будешь кофе? Правда, он уже остыл, а Лили я отпустила. У нее отец приболел. Конечно, я могу подогреть.
– Сделай милость. - Он подошел к гостю и пожал ему руку. - Рад вас приветствовать, - произнес Николя по-русски, - господин… нет, - улыбнувшись, быстро поправился, - товарищ Серегин. Спасибо, что пришли. Графиня очень соскучается по России. Для нее ваш визит - хороший подарок. Давайте сядем к камину. Там будет тепло и уютно. Я добавлю дрова, а то огонь чуть-чуть горит. Вот - прошу. - Он показал рукой на кресла, стоящие у камина. - Сейчас понесем туда чашки, загорим свечи…
Он переставил поднос на столик, подбросил в камин несколько поленьев и устроился в кресле рядом с Серегиным, который молча смотрел на огонь.
– Выпьем что-то? - Николя вопросительно взглянул на гостя.
Тот, заметно оживившись, поспешно проговорил:
– Я водочку предпочитаю употреблять.
– Простите? - переспросил его Николя.
– Ну… - Серегин, с сожалением взглянув на непонятливого хозяина, пояснил: - Водки, говорю, выпить можно. Не откажусь я.
– Сожалею, - огорченно развел руками Николя, - но водки у меня нет. Может быть, вы, - задумавшись на секунду, Николя произнес только что услышанное от гостя слово, - пред-по-чи-та-ете коньяк?
Серегин, слегка поморщившись, кивнул. Николя поднялся с кресла и подошел к столику, на котором стояли бутылки с разноцветными этикетками.
– Вы любите коньяк? - спросил он.
Серегин озадаченно потер кончик носа
– Ну, не успел, так сказать. Времени не было. Но попробовать не откажусь.
Николя налил в бокалы коньяк из невысокой бутылки темно-матового стекла и протянул один из них гостю. Тот, взяв бокал обеими руками, недоуменно покрутил его, рассматривая темно-янтарную жидкость на самом дне, затем, спохватившись, сделал попытку подняться.
– Сидите-сидите! - Николя опустился в кресло. - Попробуйте. Думаю, вы будете полюбить. Очень хороший аромат!
Серегин поднес бокал к носу и, принюхавшись, недоверчиво взглянул на Николя.
– Пахнет… как… - он подергал себя за мочку уха, подбирая слово, -…хорошо! - Наморщил лоб, словно пытаясь вспомнить что-то важное, и торжественно произнес: - "За нашу советско-французскую дружбу!" - Выдохнув воздух, выпил содержимое одним глотком и поставил бокал на столик. Его лицо на мгновение приобрело растерянно-задумчивое выражение, будто именно в этот момент кто-то спросил его: - "А скажи-ка, Серегин, друг дорогой, в чем смысл жизни?"
Николя, сделав маленький глоток, продолжал держать бокал, с интересом посматривая на гостя.
– Еще?
– Да… так сказать… - Серегин покачал головой, - не распробовал.
– Еще хотите? - Николя протянул руку к бутылке, но гость энергично помотал головой.
– Погоди… - он приложил руку к животу. - Кажись, пробирает помаленьку. Так сказать, переварить надо! - На его щеках появился легкий румянец, глаза заблестели. - А теперь, пожалуй, давай, - подвинул он бокал ближе к хозяину. Николя, пряча улыбку, налил ему еще. Оживившийся Серегин поднял бокал и глубокомысленно произнес: "Ну, в общем… чтобы нам было густо, а другим пусто!"
В глазах Николя, услышавшего новую поговорку, засветился азарт коллекционера, увидевшего редкую вещицу, предназначение которой еще до конца не понятно, но чутье подсказывает - надо немедленно брать.
– А кому пусто? - с живым интересом спросил он.
Серегин, удивленно посмотрев на него, многозначительно ответил:
– Кому-кому… известно кому… им! - Подумав немного, добавил решительно - Всем! - и, разом опустошив бокал, спросил: - Говорят, этот напиток больших денег стоит?
Николя пожал плечами.
– Д-а-а… - продолжил Серегин. - Но деньги в нашей жизни не главное! Мы при коммунизме их отменим… за ненадобностью.
– А что есть главное в жизни? - Николя с изумлением посмотрел на собеседника, похоже знающего ответ на этот вечный вопрос.
– Идея! В идее вся сила! - не задумываясь, торжественно изрек Серегин.
– Какая идея? - в глазах Николя светился неподдельный интерес.
– Известно какая. - Серегин снова с удивлением уставился на графа, не понимающего таких простых вещей. - Наша!
– Я понял, я все понял! - извиняющимся тоном проговорил Николя и, пряча улыбку, быстро обернулся к появившейся с кофейником в руках Ирине. На лице ее пылал лихорадочный румянец. - Тебе помочь, дорогая? - озабоченно взглянув на жену, спросил Николя.
– Помочь - ты свечи принес, но не зажег. Впрочем, сиди уж, я сама, - совсем тихо, почти неслышно проговорила Ирина.
Мужчины молча наблюдали, как она зажгла одну за другой длинные тонкие свечи в подсвечнике и погасила люстру. Пространство гостиной сузилось. В первый момент показалось, что стало слишком темно, но через несколько минут, когда глаза привыкли к золотисто-розовому тону, окрасившему все вокруг, в комнате словно стало теплее и уютнее. Ирина принялась разливать кофе.
– А где еще вы успели побывать, кроме Франции? - включилась она в разговор, пока Николя глотнул кофе, который на этот раз, похоже, оказался слишком горячим.
– На Украине… - по лицу Серегина промелькнула тень приятных воспоминаний, -…с конармией Буденного, потом в Польше… - его глаза погрустнели, - с Тухачевским.
– А как вам Париж? - задал Николя сакраментальный вопрос.
– Богатый город… - в глазах Серегина появился плотоядный блеск. - Ой, богатый! Но… - он поднял указательный палец, -…неравенство на каждом шагу. Куда ни глянь.
"Прелесть какая!" - мысленно рассмеялась Ирина, провожая взглядом Николя, который, извинившись, направился в другой конец комнаты к телефону, издававшему дребезжащие звонки.
– А вы, Александр, уже ознакомились с достопримечательностями Парижа?
– Не случилось еще, - чуть помедлив, ответил он. - Не успел. Да и куда ж я без провожатого в чужом городе? А наши в посольстве, которые в Париже раньше бывали, заняты все… - протянул Серегин. Откинувшись на спинку кресла и забросив ногу на ногу, он многозначительно взглянул на Ирину. В его глазах мелькнул отсвет пламени.
"Ого! Как осмелел… - пронеслось у нее в голове. - Хорошо еще не подмигнул… со значением, - насмешливо подумала она. - Хочешь играть через голову мужа? Давай попробуем, да вот захочет ли он пригнуться?" - Ирина покосилась в сторону Николя, который, повернувшись к ним спиной, негромко говорил с кем-то по телефону.
– Надо же, какое совпадение! - изобразила она радость на лице. - А у меня как раз неделя свободная, в связи с чем могу предложить вам свои услуги… - она смерила его бесцеремонным взглядом, -…в качестве экскурсовода…
– Я согласен, - торопливо пробормотал Серегин.
Николя, обращаясь к невидимому собеседнику, прокричал в телефонную трубку:
– Я плохо вас слышу, говорите громче… - Серегин испуганно оглянулся на звук его голоса, -…или ближе к трубке!
– Однако, дорогой Александр Васильевич… - Ирина, повторяя движения гостя, откинулась на спинку кресла и, закинув ногу на ногу, покачала туфелькой, -…вам, чтобы соблюсти необходимые приличия, еще предстоит испросить разрешение у графа, - подсказала она гостю.
Серегин хмуро кивнул и подлил себе еще коньяка. "Понятно, - покосившись на свой пустой бокал, весело подумала Ирина, - в новой России, где "женщины к мужчинам приравнены", похоже, каждый наливает себе сам".
– Вот, кстати, и граф к нам возвращается, - улыбнулась она мужу, закончившему разговор.
– Господин граф! - откашлявшись, Серегин поднялся навстречу Николя. - Господин граф! - повторил он бодро. - Ну… это… жена ваша… графиня… - видимо, сбившись с мысли, решительно закончил он фразу, -…предложила город показать.
Николя вопросительно взглянул на Ирину. Та кивнула и, перейдя на французский, поспешила на помощь гостю.
– Николя, милый, ты представляешь, мсье Серегин до сих пор не имел возможности осмотреть достопримечательности Парижа. И мы, как гостеприимные хозяева, просто обязаны сопровождать его. Позволь мне самой показать ему город, чтобы не отрывать тебя от дел и иметь возможность побольше поговорить с соотечественником о России.
– Дорогая, ты уверена, что наше гостеприимство по отношению к этому… - Николя, на мгновение задумавшись, подобрал нужное слово, -…не совсем обычному человеку должно распространиться настолько далеко? - Ирина кивнула, умоляюще глядя на мужа.
– Конечно, господин Серегин, - по-русски обратился к гостю Николя, - мы будем радоваться показать вам Париж. Графиня хорошо знает интересные места.
– Только имейте в виду, Александр Васильевич, это будет очень поверхностное знакомство. Чтобы как следует узнать город, требуется не только время, - Ирина сделала многозначительную паузу, - но и желание.
Серегин, с напряженным вниманием выслушав ее, энергично закивал, хитро улыбаясь.
– Извинения про…прошу простить, - вдруг засобирался он. - Дела надо еще порешать. Посол наш - Красин - завтра в Канн убывает, - пояснил он. - Надобно за всем проследить.
– Желаю хорошей экскурсии, господин Серегин. - Николя протянул ему руку. - Надеюсь, вы будете полюбить наш… - в глазах Николя сверкнули веселые искорки, -…наш богатый город. Позвольте, я провожаю вас.
Серегин, бросив беглый взгляд на Ирину, а затем на графа, облегченно вздохнул и проговорил:
– Мерси! Коньяк ваш очень даже! А ваша, так сказать, жена тоже…
…Обессиленная, Ирина стояла у окна и смотрела, как от дома отъезжает такси. Николя, подойдя сзади, обнял ее за плечи.
– Ирэн, объясни, что этот человек имел в виду, когда сказал, что ты моя "так сказать, жена"? В этом заложен какой-то подтекст?
Ирина повернулась к мужу.
– Видишь ли, Николя, в русском языке, впрочем как и во всех других, имеются слова-паразиты, которые употребляют… - Ирина задумалась, подбирая точное слово.
– …па-ра-зи-ты, - рассмеявшись, продолжил за нее Николя.
Она засмеялась вслед за ним, но, вдруг посерьезнев, произнесла, уткнувшись мужу в плечо:
– Нет, мой милый, трагедия в том, что для них паразиты - это такие, как мы с тобой…
…Проснувшись посреди ночи от ощущения, что Ирины нет рядом, Николя отбросил одеяло и вышел в коридор. Дверь в комнату жены была приоткрыта. Он хотел войти, но вдруг замер.
"…И погаси пламень страстей моих, яко нищ есмь и окаянен, - донеслись до него плохо понятные слова. - И избави мя от многих и лютых воспоминаний и предприятий, и от всех действ злых свободи мя…" Смысл молитвы начал доходить до него, и он встревоженно заглянул в комнату. "Яко благословенна еси от всех родов, и славится пречестное имя Твое во веки веков…"
Ирина, в ночной рубашке стоявшая на коленях перед иконой, под которой тускло горела лампадка, вдруг простонала совершенно чужим, незнакомым ему прежде голосом: "Помоги мне найти их! Помоги же мне найти их! Помоги же!" - и, изогнувшись, яростно ударила кулаками по полу. Николя вздрогнул и… тихо отошел от двери.
– А теперь, Александр Васильевич, взгляните направо, - Ирина приоткрыла запотевшее окно автомобиля, чтобы было лучше видно. Зевнув, Серегин нехотя повернул голову, с трудом скрывая безразличие. - Видите особняк? Знаете, чей? - Не обращая внимания на скорбное выражение лица экскурсанта, продолжила: - "Короля жемчуга" - Леонарда Розенталя. Он, кстати, часто устраивает здесь приемы для русских и очень помогает эмигрантам. - Серегин поморщился: слово "эмигрант" явно вызывало у него раздражение. - Говорят, начало огромному состоянию Розенталя положила маленькая жемчужина, которую он, работая подростком в ресторане, нашел, открыв раковину устрицы. Миф, конечно, но, согласитесь, красиво!
Серегин пожал плечами. По всему было видно, что второй день экскурсии по Парижу вызвал у него еще большую тоску и скуку, чем первый. На его лице было заглавными буквами написано: "И на хрена мне все эти ненужные, не имеющие никакого практического значения замысловатые слова об истории чужой страны, об архитектуре, о биографиях незнакомых мне людей? Ну, жили они и жили, ну сделали там чего-то, но почему я об этом должен знать и какая мне от этого польза?"
Сегодня Серегин оживился лишь один раз, когда они остановились там, где раньше возвышались крепостные стены Бастилии. "Порушили, говорите, без остатка? - переспросил он Ирину и, получив утвердительный ответ, пробормотал недоуменно: - А где ж они тогда арестованных буржуев и, ну, прочую контру, так сказать, содержали? Поспешили французские товарищи, ой, поспешили!" Произнеся эту фразу, он впал в задумчивость…
…"И что же дальше? - размышляла Ирина, поглядывая на Серегина, расположившегося рядом с ней на заднем сиденье такси, в которое они сели, когда начался дождь. - Во время экскурсий по Парижу трудно вызвать человека на откровенность. С чего это вдруг ему захочется рассказывать о своем "боевом" прошлом непонятно почему заигрывающей с ним бабенке? Поморщилась, удивившись слову, проскочившему в мозгу помимо ее воли. Нет, в мысли его словечки впускать нельзя! Его речь заразна, как холера или чума! Она вполне сознательно, общаясь с Серегиным уже третий день подряд, начала, подстраиваясь под него, употреблять несвойственные ей слова, копировать его движения и жесты, словно пытаясь проникнуть внутрь этого человека, завоевать его доверие, и уже потом сделать то, что ей было нужно…
У входа в кафе, в которое они вошли, слепой музыкант пел дрожащим голосом веселую бульварную песенку:
Маделон, наполни стаканы
И пой вместе с солдатами.
Мы выиграли войну.
Веришь ли ты, что мы их победили?
– Вы что же, Александр Васильевич, думаете, из такси вышли, так и экскурсии нашей конец? Вовсе нет! - весело сказала Ирина, отдавая пальто встретившему их улыбчивому подростку лет четырнадцати.
– Здравствуйте, мадам Ирэн! Проходите, пожалуйста!
– Вас вроде здесь знают? - настороженно осматриваясь, спросил Серегин, проходя вместе с ней в небольшой уютный зал с тесно стоящими столиками. Посетителей было немного - парочка влюбленных в самом углу, да старик с газетой в руках, попыхивающий трубкой.
– Давайте к окну сядем, - предложила Ирина своему спутнику. - Вид уж очень красивый.
Серегин, опередив Ирину, быстро уселся за стол так, чтобы быть лицом к входу. Она опустилась на услужливо отодвинутый официантом стул напротив и открыла меню, краем глаза наблюдая за Серегиным, с глубокомысленным видом изучающим написанные по-французски названия блюд.
– Подобрали что-нибудь? - весело спросила Ирина.
– Ну, так сказать… - пробурчал он, откладывая меню в сторону. - Вы уж сами…
– Тогда,- она на мгновение прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться,- вот, могу предложить на выбор: "морские моллюски, устрицы экстра, омары по-арморикански, почка теленка, вымоченная в арманьяке, копыта в Шабли, морской еж в…"
– Не голодый я! - почти выкрикнул Серегин.
– Тогда предлагаю круасаны с сыром, - ласково глядя на него, произнесла Ирина, на всякий случай, пояснив: - это булочки такие.
– Можно и их. Это национальная еда? - рассеянно спросил он, доставая пачку папирос и снова оглядываясь. - Здесь покурить-то можно?
– Пепельница на столе есть - значит можно, - объяснила Ирина.
– Всюду эти буржуйские условия. У нас - везде можно, есть пепельница или нет! - недовольно пробурчал он и, достав папиросу, постучал ее концом по столу. Появившийся из-за его спины официант смахнул щеточкой крошки табака с белоснежной скатерти.
– Бутылку Chateau Haut-Brion и круасаны, - сделала заказ Ирина.
– Да-да, мадам. У нас всегда есть в запасе ваше любимое вино.
– Мерси, Пьер. - Она повернула голову к окну, по которому, обгоняя друг друга, стекали тонкие струйки дождя. - Итак… Продолжим экскурсию, Александр Васильевич? - Серегин, закуривая папиросу, рассеянно кивнул. - Вон, взгляните. Видите, здание на том берегу Сены? Это - гостиница "Лютеция". Тоже, кстати, достопримечательность. Здесь несколько раз в году устраиваются большие благотворительные балы в пользу детских русских приютов либо богаделен. - Серегин нехотя посмотрел на здание. - Билеты распространяются среди обеспеченных эмигрантов дамами-патронессами. - Судя по удивленному взгляду, последнее слово оказалось для Серегина незнакомым, но переспрашивать он не стал. - Народу собирается много, - продолжила Ирина. - Молоденькие хорошенькие девушки продают цветы… - Она заметила, что в глазах Серегина появилась скука. - Красиво. Вам бы понравилось… - свернула Ирина рассказ.
– Ну, я, так сказать, не эмигрант, - он потянулся. - С родины не убегал. Так что мне ихняя красота без надобности.
"Они бы тоже не убегали, когда б такие подонки, как ты, их не выгнали!" - зло подумала Ирина и ласково улыбнулась.
Официант поставил перед ними два бокала и показал Ирине бутылку.
– Думаю, в этот раз дегустировать не будем, - обратилась она к Серегину, - коли вы мне поверили. Надеюсь, вам понравится. Это изумительное вино!
Официант, аккуратно обернув бутылку салфеткой, наполнил бокалы.
– Национальное французское? - Серегин поднял бокал, выдохнул воздух, сделал большой глоток, на секунду задумался, допил и глубокомысленно кивнул. Официант снова наполнил его бокал. Серегин, заметив, что Ирина сделала лишь небольшой глоток, проговорил, слегка смутившись:
– Я пить сильно хотел. Итак? - он стряхнул пепел на пол. Она придвинула к нему пепельницу. - Чего дальше делать будем?
Ирина чуть заметным движением головы показала на бокал.
– Вам не понравилось?
– Вполне. Но коньяк попредпочтительнее будет. А водка привычнее. - Он снова сделал глоток, покрутил бокал за ножку и внимательно взглянул на Ирину. Она вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза, продираясь сквозь плотную паутину собственной ненависти.
– Между прочим, именно в "Лютеции" начали проводить конкурсы, на которых выбирали самую красивую девушку. Победительница получала титул "мисс Россия". По-моему, это затеял журнал "Иллюстрированная Россия". Знаете такой?
Серегин наморщил лоб, будто его оторвали от глубоких размышлений.
– Я другие газеты читаю. Наши. - Он затушил папиросу, с силой вдавив ее в дно пепельницы. - "Правду", к примеру.
– Какое интересное название! - воскликнула Ирина.
– Ну! А то! - Серегин оживился. - Что ни слово - то чистая правда. Наша… народная! Я когда ее читаю, думаю, ой не зря мы революцию затеяли и всех эксплуататоров, которые, ну, на народной крови жировали - коленкой под зад! Скоро мы и до мировой буржуазии доберемся. Пусть трепещут! - Серегин стукнул кулаком по столу. Сидящие неподалеку влюбленные испуганно отпрянули друг от друга. Старик, оторвавшись от газеты, недоуменно посмотрел на шумного посетителя и недовольно запыхтел трубкой. Ирина растерянно огляделась по сторонам.
– Я, к слову, этот журнал, ну, "Иллюстрированная Россия", тоже не люблю, - торопливо проговорила она, отметив про себя перескочившее к ней из его речи "ну". - Там мерзкий главный редактор, Миронов. Представьте, во весь рот - золотые зубы. Такой неприятный человек! - она помолчала. Разговор не клеился.
Перед ними поставили тарелки с приборами и корзиночку с ароматными круасанами.
– Обожаю этот запах… - Ирина с наслаждением вдохнула. Серегин, с любопытством наклонив голову к корзиночке, принюхался.
– Как их здесь едят? Этими…, - он указал головой на вилку с ножом, или так, по-простому, как люди?
– Можете "по-простому", - сдерживая улыбку, ответила она. Серегин недоверчиво покосился, не шутит ли? - В общем, как удобно, так и кушайте, Александр Васильевич.
Серегин, взяв рукой круасан, принялся за еду, роняя золотистые крошки на скатерть.
– Угу,…орово… усно… - удовлетворенно кивнув, проговорил он с полным ртом.
Воцарилось молчание. Не притрагиваясь к ароматному круасану, Ирина выпила вина. Она водила Серегина по городу уже второй день, а нужного результата не было - никак не получалось разговорить его, вызвать на откровенность. "Неужели нет другого выхода? Неужели придется ложиться с этим подонком в постель? Ах, Софи, Софи… - вспомнила она старшую сестру Леночки. - Как бы мне сейчас пригодился твой опыт!"
Последний раз они виделись, кажется, в 1919 году. Очутившись тогда в Одессе, куда, как выяснилось, очень кстати, перебросили для укрепления местной "чрезвычайки" одного из ухажеров Софи, Ирине показалось, что все самое страшное позади, что здесь на берегу моря под ласковым южным небом ничего с ней уже случиться не может.
Софи со своим любовником - "папочкой", как она его называла, жили отдельно, в доме на Французском бульваре, а так как условием "папочки" было полное отсутствие видимых контактов девушек с Софи, то они с Леночкой поселились неподалеку от набережной, сняв крохотную комнатку в квартире у неопрятной, непрерывно ворчащей женщины неопределенного возраста. Хозяйка подрабатывала стиркой белья для товарищей из местной ЧК, присланных сюда из разных губерний России для борьбы с контрреволюцией и бандитизмом на Юге. Стирала она с каким-то остервенением, причитая и разговаривая сама с собой. Ее ворчание прекращалось только поздно ночью, когда вконец измученный ею же самой организм, отказывал и в несколько секунд укладывал ее спать. Со стороны казалось, будто кто-то невидимый, не в силах уже слышать бесконечное бормотание и стоны, просто ударял ее по голове чем-то тяжелым. Хозяйка мгновенно засыпала, однако и во сне время от времени вскрикивала: "Гады проклятые… лазют тут…лазют… Белые… Красные… что им… чтоб они все передохли…"
Ирину хозяйка невзлюбила сразу - "буржуазка", как она ее называла, была слишком брезглива, и на многие проявления простой, "народной", как говорила хозяйка, жизни реагировала неправильно - приступами тошноты или позывами к рвоте. Подумаешь - вши в тюках с бельем, подумаешь - тараканы в доме или алюминевая миска скользкая, да рыбой воняет. Поди-ка ж отмой ее в холодной воде!
В конце концов, девушки переехали в другую квартиру, которую им при помощи любовника подобрала Софи. Квартирка была маленькая, но сравнительно чистая, а, главное, кроме них там никого не было. День был загружен - надо было постоять в очереди за керосином несколько часов, потом бежать на другой конец города за хлебом, затем - уборка, стирка, десятки мелких дел. Софи вскоре помогла и с питанием, пристроив их в столовую, где можно было за восемнадцать рублей поесть суп или борщ без мяса и "гречаную" или "пшеную" кашу с куском хлеба. Деньги постепенно кончались, вещи для продажи тоже, и страшно было подумать, как придется жить дальше.
Софи грустила - у "папочки" было слишком много работы. Он то и дело оставлял ее, уезжая по "зову долга" и умоляя лишь об одном - прекратить беситься "с нравственного жиру".
Если в Москве была на время отменена смертная казнь, то Украинская Социалистическая Советская Республика воспользовалась своей самостийностью - из Харькова пришло разъяснение, что все это к Украине не относится, здесь, мол, продолжается контрреволюция и посему террор должен продолжаться. Располневшая Софи со знанием дела просвещала подруг. "Одесса - гнездо воров и налетчиков! - важно сообщала она, непрерывно что-то жуя. - Задача момента - беспощадно убивать уголовных. Белым офицерам объявлены сроки - кто сам заявится - тому будет смягчение".
Леночка, занимавшаяся поиском работы, по вечерам рассказывала собранные ею за день слухи. То вся Одесса говорила, что украинцы где-то рядом. Затем украинцы оказались румынами, превратившимися в каких-то союзников, а затем - не то в сербов, не то в болгар. После болгар пришла очередь поляков, затем - немцев…
Деньги все-таки кончились, пришлось достать остатки "деникинских" тысячерублевок - "колокольчиков", которые, несмотря на официальное запрещение, котировались на подпольной бирже Одессы. Но и их хватило ненадолго.
От голода девушек спас нарком просвещения Луначарский. Конечно, и не подозревая об этом. Спасительным стал его циркуляр, в котором предписывалось - для развития у рабочих и солдат гуманных чувств и смягчения классовой ненависти обратиться к образованным лицам с предложением читать различного рода лекции с предоставлением свободы в выборе тем. Денег за лекции не платили, но выдававшийся продовольственный паек позволял выжить. Слушателям особенно нравилось после лекции под аккомпанемент Ирины, игравшей на фортепиано, петь любимую революционную песню солдат и матросов про Стеньку Разина. Когда храбрый атаман бросал княжну, а посему - буржуйку, за борт, стены дрожали от радостных криков будущих гуманистов.
– Так чего уж там сложного, коли не на войне, а он без оружия? - Недоуменно посмотрел на нее Серегин. - Я вот…
– Вы тут не скучаете? - В дверях гостиной появился приветливо улыбающийся Николя.
Ирина, обессиленно разжав пальцы, откинулась на спинку кресла.
– Николя, дорогой, - с трудом улыбнувшись мужу, проговорила она, - разве так можно? У нас же гость. - Серегин торопливо поднялся. - Вот, слава Богу, хоть господин Серегин меня развлекает. Хотя… - она с нарочитой веселостью взглянула на гостя, - скорее, это делаю я - кокетничаю, можно сказать - искушаю… А он совершенно неприступен, сосредоточен и деловит… - гость несколько раз поспешно кивнул в подтверждение. - Хоть бы улыбнулся разок. - Серегин, выдавив из себя улыбку, пробормотал что-то невнятное.
Николя укоризненно взглянул на Ирину. Она поднялась и, подойдя к столу, взяла кофейник:
– Будешь кофе? Правда, он уже остыл, а Лили я отпустила. У нее отец приболел. Конечно, я могу подогреть.
– Сделай милость. - Он подошел к гостю и пожал ему руку. - Рад вас приветствовать, - произнес Николя по-русски, - господин… нет, - улыбнувшись, быстро поправился, - товарищ Серегин. Спасибо, что пришли. Графиня очень соскучается по России. Для нее ваш визит - хороший подарок. Давайте сядем к камину. Там будет тепло и уютно. Я добавлю дрова, а то огонь чуть-чуть горит. Вот - прошу. - Он показал рукой на кресла, стоящие у камина. - Сейчас понесем туда чашки, загорим свечи…
Он переставил поднос на столик, подбросил в камин несколько поленьев и устроился в кресле рядом с Серегиным, который молча смотрел на огонь.
– Выпьем что-то? - Николя вопросительно взглянул на гостя.
Тот, заметно оживившись, поспешно проговорил:
– Я водочку предпочитаю употреблять.
– Простите? - переспросил его Николя.
– Ну… - Серегин, с сожалением взглянув на непонятливого хозяина, пояснил: - Водки, говорю, выпить можно. Не откажусь я.
– Сожалею, - огорченно развел руками Николя, - но водки у меня нет. Может быть, вы, - задумавшись на секунду, Николя произнес только что услышанное от гостя слово, - пред-по-чи-та-ете коньяк?
Серегин, слегка поморщившись, кивнул. Николя поднялся с кресла и подошел к столику, на котором стояли бутылки с разноцветными этикетками.
– Вы любите коньяк? - спросил он.
Серегин озадаченно потер кончик носа
– Ну, не успел, так сказать. Времени не было. Но попробовать не откажусь.
Николя налил в бокалы коньяк из невысокой бутылки темно-матового стекла и протянул один из них гостю. Тот, взяв бокал обеими руками, недоуменно покрутил его, рассматривая темно-янтарную жидкость на самом дне, затем, спохватившись, сделал попытку подняться.
– Сидите-сидите! - Николя опустился в кресло. - Попробуйте. Думаю, вы будете полюбить. Очень хороший аромат!
Серегин поднес бокал к носу и, принюхавшись, недоверчиво взглянул на Николя.
– Пахнет… как… - он подергал себя за мочку уха, подбирая слово, -…хорошо! - Наморщил лоб, словно пытаясь вспомнить что-то важное, и торжественно произнес: - "За нашу советско-французскую дружбу!" - Выдохнув воздух, выпил содержимое одним глотком и поставил бокал на столик. Его лицо на мгновение приобрело растерянно-задумчивое выражение, будто именно в этот момент кто-то спросил его: - "А скажи-ка, Серегин, друг дорогой, в чем смысл жизни?"
Николя, сделав маленький глоток, продолжал держать бокал, с интересом посматривая на гостя.
– Еще?
– Да… так сказать… - Серегин покачал головой, - не распробовал.
– Еще хотите? - Николя протянул руку к бутылке, но гость энергично помотал головой.
– Погоди… - он приложил руку к животу. - Кажись, пробирает помаленьку. Так сказать, переварить надо! - На его щеках появился легкий румянец, глаза заблестели. - А теперь, пожалуй, давай, - подвинул он бокал ближе к хозяину. Николя, пряча улыбку, налил ему еще. Оживившийся Серегин поднял бокал и глубокомысленно произнес: "Ну, в общем… чтобы нам было густо, а другим пусто!"
В глазах Николя, услышавшего новую поговорку, засветился азарт коллекционера, увидевшего редкую вещицу, предназначение которой еще до конца не понятно, но чутье подсказывает - надо немедленно брать.
– А кому пусто? - с живым интересом спросил он.
Серегин, удивленно посмотрев на него, многозначительно ответил:
– Кому-кому… известно кому… им! - Подумав немного, добавил решительно - Всем! - и, разом опустошив бокал, спросил: - Говорят, этот напиток больших денег стоит?
Николя пожал плечами.
– Д-а-а… - продолжил Серегин. - Но деньги в нашей жизни не главное! Мы при коммунизме их отменим… за ненадобностью.
– А что есть главное в жизни? - Николя с изумлением посмотрел на собеседника, похоже знающего ответ на этот вечный вопрос.
– Идея! В идее вся сила! - не задумываясь, торжественно изрек Серегин.
– Какая идея? - в глазах Николя светился неподдельный интерес.
– Известно какая. - Серегин снова с удивлением уставился на графа, не понимающего таких простых вещей. - Наша!
– Я понял, я все понял! - извиняющимся тоном проговорил Николя и, пряча улыбку, быстро обернулся к появившейся с кофейником в руках Ирине. На лице ее пылал лихорадочный румянец. - Тебе помочь, дорогая? - озабоченно взглянув на жену, спросил Николя.
– Помочь - ты свечи принес, но не зажег. Впрочем, сиди уж, я сама, - совсем тихо, почти неслышно проговорила Ирина.
Мужчины молча наблюдали, как она зажгла одну за другой длинные тонкие свечи в подсвечнике и погасила люстру. Пространство гостиной сузилось. В первый момент показалось, что стало слишком темно, но через несколько минут, когда глаза привыкли к золотисто-розовому тону, окрасившему все вокруг, в комнате словно стало теплее и уютнее. Ирина принялась разливать кофе.
– А где еще вы успели побывать, кроме Франции? - включилась она в разговор, пока Николя глотнул кофе, который на этот раз, похоже, оказался слишком горячим.
– На Украине… - по лицу Серегина промелькнула тень приятных воспоминаний, -…с конармией Буденного, потом в Польше… - его глаза погрустнели, - с Тухачевским.
– А как вам Париж? - задал Николя сакраментальный вопрос.
– Богатый город… - в глазах Серегина появился плотоядный блеск. - Ой, богатый! Но… - он поднял указательный палец, -…неравенство на каждом шагу. Куда ни глянь.
"Прелесть какая!" - мысленно рассмеялась Ирина, провожая взглядом Николя, который, извинившись, направился в другой конец комнаты к телефону, издававшему дребезжащие звонки.
– А вы, Александр, уже ознакомились с достопримечательностями Парижа?
– Не случилось еще, - чуть помедлив, ответил он. - Не успел. Да и куда ж я без провожатого в чужом городе? А наши в посольстве, которые в Париже раньше бывали, заняты все… - протянул Серегин. Откинувшись на спинку кресла и забросив ногу на ногу, он многозначительно взглянул на Ирину. В его глазах мелькнул отсвет пламени.
"Ого! Как осмелел… - пронеслось у нее в голове. - Хорошо еще не подмигнул… со значением, - насмешливо подумала она. - Хочешь играть через голову мужа? Давай попробуем, да вот захочет ли он пригнуться?" - Ирина покосилась в сторону Николя, который, повернувшись к ним спиной, негромко говорил с кем-то по телефону.
– Надо же, какое совпадение! - изобразила она радость на лице. - А у меня как раз неделя свободная, в связи с чем могу предложить вам свои услуги… - она смерила его бесцеремонным взглядом, -…в качестве экскурсовода…
– Я согласен, - торопливо пробормотал Серегин.
Николя, обращаясь к невидимому собеседнику, прокричал в телефонную трубку:
– Я плохо вас слышу, говорите громче… - Серегин испуганно оглянулся на звук его голоса, -…или ближе к трубке!
– Однако, дорогой Александр Васильевич… - Ирина, повторяя движения гостя, откинулась на спинку кресла и, закинув ногу на ногу, покачала туфелькой, -…вам, чтобы соблюсти необходимые приличия, еще предстоит испросить разрешение у графа, - подсказала она гостю.
Серегин хмуро кивнул и подлил себе еще коньяка. "Понятно, - покосившись на свой пустой бокал, весело подумала Ирина, - в новой России, где "женщины к мужчинам приравнены", похоже, каждый наливает себе сам".
– Вот, кстати, и граф к нам возвращается, - улыбнулась она мужу, закончившему разговор.
– Господин граф! - откашлявшись, Серегин поднялся навстречу Николя. - Господин граф! - повторил он бодро. - Ну… это… жена ваша… графиня… - видимо, сбившись с мысли, решительно закончил он фразу, -…предложила город показать.
Николя вопросительно взглянул на Ирину. Та кивнула и, перейдя на французский, поспешила на помощь гостю.
– Николя, милый, ты представляешь, мсье Серегин до сих пор не имел возможности осмотреть достопримечательности Парижа. И мы, как гостеприимные хозяева, просто обязаны сопровождать его. Позволь мне самой показать ему город, чтобы не отрывать тебя от дел и иметь возможность побольше поговорить с соотечественником о России.
– Дорогая, ты уверена, что наше гостеприимство по отношению к этому… - Николя, на мгновение задумавшись, подобрал нужное слово, -…не совсем обычному человеку должно распространиться настолько далеко? - Ирина кивнула, умоляюще глядя на мужа.
– Конечно, господин Серегин, - по-русски обратился к гостю Николя, - мы будем радоваться показать вам Париж. Графиня хорошо знает интересные места.
– Только имейте в виду, Александр Васильевич, это будет очень поверхностное знакомство. Чтобы как следует узнать город, требуется не только время, - Ирина сделала многозначительную паузу, - но и желание.
Серегин, с напряженным вниманием выслушав ее, энергично закивал, хитро улыбаясь.
– Извинения про…прошу простить, - вдруг засобирался он. - Дела надо еще порешать. Посол наш - Красин - завтра в Канн убывает, - пояснил он. - Надобно за всем проследить.
– Желаю хорошей экскурсии, господин Серегин. - Николя протянул ему руку. - Надеюсь, вы будете полюбить наш… - в глазах Николя сверкнули веселые искорки, -…наш богатый город. Позвольте, я провожаю вас.
Серегин, бросив беглый взгляд на Ирину, а затем на графа, облегченно вздохнул и проговорил:
– Мерси! Коньяк ваш очень даже! А ваша, так сказать, жена тоже…
…Обессиленная, Ирина стояла у окна и смотрела, как от дома отъезжает такси. Николя, подойдя сзади, обнял ее за плечи.
– Ирэн, объясни, что этот человек имел в виду, когда сказал, что ты моя "так сказать, жена"? В этом заложен какой-то подтекст?
Ирина повернулась к мужу.
– Видишь ли, Николя, в русском языке, впрочем как и во всех других, имеются слова-паразиты, которые употребляют… - Ирина задумалась, подбирая точное слово.
– …па-ра-зи-ты, - рассмеявшись, продолжил за нее Николя.
Она засмеялась вслед за ним, но, вдруг посерьезнев, произнесла, уткнувшись мужу в плечо:
– Нет, мой милый, трагедия в том, что для них паразиты - это такие, как мы с тобой…
***
…Проснувшись посреди ночи от ощущения, что Ирины нет рядом, Николя отбросил одеяло и вышел в коридор. Дверь в комнату жены была приоткрыта. Он хотел войти, но вдруг замер.
"…И погаси пламень страстей моих, яко нищ есмь и окаянен, - донеслись до него плохо понятные слова. - И избави мя от многих и лютых воспоминаний и предприятий, и от всех действ злых свободи мя…" Смысл молитвы начал доходить до него, и он встревоженно заглянул в комнату. "Яко благословенна еси от всех родов, и славится пречестное имя Твое во веки веков…"
Ирина, в ночной рубашке стоявшая на коленях перед иконой, под которой тускло горела лампадка, вдруг простонала совершенно чужим, незнакомым ему прежде голосом: "Помоги мне найти их! Помоги же мне найти их! Помоги же!" - и, изогнувшись, яростно ударила кулаками по полу. Николя вздрогнул и… тихо отошел от двери.
***
– А теперь, Александр Васильевич, взгляните направо, - Ирина приоткрыла запотевшее окно автомобиля, чтобы было лучше видно. Зевнув, Серегин нехотя повернул голову, с трудом скрывая безразличие. - Видите особняк? Знаете, чей? - Не обращая внимания на скорбное выражение лица экскурсанта, продолжила: - "Короля жемчуга" - Леонарда Розенталя. Он, кстати, часто устраивает здесь приемы для русских и очень помогает эмигрантам. - Серегин поморщился: слово "эмигрант" явно вызывало у него раздражение. - Говорят, начало огромному состоянию Розенталя положила маленькая жемчужина, которую он, работая подростком в ресторане, нашел, открыв раковину устрицы. Миф, конечно, но, согласитесь, красиво!
Серегин пожал плечами. По всему было видно, что второй день экскурсии по Парижу вызвал у него еще большую тоску и скуку, чем первый. На его лице было заглавными буквами написано: "И на хрена мне все эти ненужные, не имеющие никакого практического значения замысловатые слова об истории чужой страны, об архитектуре, о биографиях незнакомых мне людей? Ну, жили они и жили, ну сделали там чего-то, но почему я об этом должен знать и какая мне от этого польза?"
Сегодня Серегин оживился лишь один раз, когда они остановились там, где раньше возвышались крепостные стены Бастилии. "Порушили, говорите, без остатка? - переспросил он Ирину и, получив утвердительный ответ, пробормотал недоуменно: - А где ж они тогда арестованных буржуев и, ну, прочую контру, так сказать, содержали? Поспешили французские товарищи, ой, поспешили!" Произнеся эту фразу, он впал в задумчивость…
…"И что же дальше? - размышляла Ирина, поглядывая на Серегина, расположившегося рядом с ней на заднем сиденье такси, в которое они сели, когда начался дождь. - Во время экскурсий по Парижу трудно вызвать человека на откровенность. С чего это вдруг ему захочется рассказывать о своем "боевом" прошлом непонятно почему заигрывающей с ним бабенке? Поморщилась, удивившись слову, проскочившему в мозгу помимо ее воли. Нет, в мысли его словечки впускать нельзя! Его речь заразна, как холера или чума! Она вполне сознательно, общаясь с Серегиным уже третий день подряд, начала, подстраиваясь под него, употреблять несвойственные ей слова, копировать его движения и жесты, словно пытаясь проникнуть внутрь этого человека, завоевать его доверие, и уже потом сделать то, что ей было нужно…
У входа в кафе, в которое они вошли, слепой музыкант пел дрожащим голосом веселую бульварную песенку:
Маделон, наполни стаканы
И пой вместе с солдатами.
Мы выиграли войну.
Веришь ли ты, что мы их победили?
– Вы что же, Александр Васильевич, думаете, из такси вышли, так и экскурсии нашей конец? Вовсе нет! - весело сказала Ирина, отдавая пальто встретившему их улыбчивому подростку лет четырнадцати.
– Здравствуйте, мадам Ирэн! Проходите, пожалуйста!
– Вас вроде здесь знают? - настороженно осматриваясь, спросил Серегин, проходя вместе с ней в небольшой уютный зал с тесно стоящими столиками. Посетителей было немного - парочка влюбленных в самом углу, да старик с газетой в руках, попыхивающий трубкой.
– Давайте к окну сядем, - предложила Ирина своему спутнику. - Вид уж очень красивый.
Серегин, опередив Ирину, быстро уселся за стол так, чтобы быть лицом к входу. Она опустилась на услужливо отодвинутый официантом стул напротив и открыла меню, краем глаза наблюдая за Серегиным, с глубокомысленным видом изучающим написанные по-французски названия блюд.
– Подобрали что-нибудь? - весело спросила Ирина.
– Ну, так сказать… - пробурчал он, откладывая меню в сторону. - Вы уж сами…
– Тогда,- она на мгновение прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться,- вот, могу предложить на выбор: "морские моллюски, устрицы экстра, омары по-арморикански, почка теленка, вымоченная в арманьяке, копыта в Шабли, морской еж в…"
– Не голодый я! - почти выкрикнул Серегин.
– Тогда предлагаю круасаны с сыром, - ласково глядя на него, произнесла Ирина, на всякий случай, пояснив: - это булочки такие.
– Можно и их. Это национальная еда? - рассеянно спросил он, доставая пачку папирос и снова оглядываясь. - Здесь покурить-то можно?
– Пепельница на столе есть - значит можно, - объяснила Ирина.
– Всюду эти буржуйские условия. У нас - везде можно, есть пепельница или нет! - недовольно пробурчал он и, достав папиросу, постучал ее концом по столу. Появившийся из-за его спины официант смахнул щеточкой крошки табака с белоснежной скатерти.
– Бутылку Chateau Haut-Brion и круасаны, - сделала заказ Ирина.
– Да-да, мадам. У нас всегда есть в запасе ваше любимое вино.
– Мерси, Пьер. - Она повернула голову к окну, по которому, обгоняя друг друга, стекали тонкие струйки дождя. - Итак… Продолжим экскурсию, Александр Васильевич? - Серегин, закуривая папиросу, рассеянно кивнул. - Вон, взгляните. Видите, здание на том берегу Сены? Это - гостиница "Лютеция". Тоже, кстати, достопримечательность. Здесь несколько раз в году устраиваются большие благотворительные балы в пользу детских русских приютов либо богаделен. - Серегин нехотя посмотрел на здание. - Билеты распространяются среди обеспеченных эмигрантов дамами-патронессами. - Судя по удивленному взгляду, последнее слово оказалось для Серегина незнакомым, но переспрашивать он не стал. - Народу собирается много, - продолжила Ирина. - Молоденькие хорошенькие девушки продают цветы… - Она заметила, что в глазах Серегина появилась скука. - Красиво. Вам бы понравилось… - свернула Ирина рассказ.
– Ну, я, так сказать, не эмигрант, - он потянулся. - С родины не убегал. Так что мне ихняя красота без надобности.
"Они бы тоже не убегали, когда б такие подонки, как ты, их не выгнали!" - зло подумала Ирина и ласково улыбнулась.
Официант поставил перед ними два бокала и показал Ирине бутылку.
– Думаю, в этот раз дегустировать не будем, - обратилась она к Серегину, - коли вы мне поверили. Надеюсь, вам понравится. Это изумительное вино!
Официант, аккуратно обернув бутылку салфеткой, наполнил бокалы.
– Национальное французское? - Серегин поднял бокал, выдохнул воздух, сделал большой глоток, на секунду задумался, допил и глубокомысленно кивнул. Официант снова наполнил его бокал. Серегин, заметив, что Ирина сделала лишь небольшой глоток, проговорил, слегка смутившись:
– Я пить сильно хотел. Итак? - он стряхнул пепел на пол. Она придвинула к нему пепельницу. - Чего дальше делать будем?
Ирина чуть заметным движением головы показала на бокал.
– Вам не понравилось?
– Вполне. Но коньяк попредпочтительнее будет. А водка привычнее. - Он снова сделал глоток, покрутил бокал за ножку и внимательно взглянул на Ирину. Она вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза, продираясь сквозь плотную паутину собственной ненависти.
– Между прочим, именно в "Лютеции" начали проводить конкурсы, на которых выбирали самую красивую девушку. Победительница получала титул "мисс Россия". По-моему, это затеял журнал "Иллюстрированная Россия". Знаете такой?
Серегин наморщил лоб, будто его оторвали от глубоких размышлений.
– Я другие газеты читаю. Наши. - Он затушил папиросу, с силой вдавив ее в дно пепельницы. - "Правду", к примеру.
– Какое интересное название! - воскликнула Ирина.
– Ну! А то! - Серегин оживился. - Что ни слово - то чистая правда. Наша… народная! Я когда ее читаю, думаю, ой не зря мы революцию затеяли и всех эксплуататоров, которые, ну, на народной крови жировали - коленкой под зад! Скоро мы и до мировой буржуазии доберемся. Пусть трепещут! - Серегин стукнул кулаком по столу. Сидящие неподалеку влюбленные испуганно отпрянули друг от друга. Старик, оторвавшись от газеты, недоуменно посмотрел на шумного посетителя и недовольно запыхтел трубкой. Ирина растерянно огляделась по сторонам.
– Я, к слову, этот журнал, ну, "Иллюстрированная Россия", тоже не люблю, - торопливо проговорила она, отметив про себя перескочившее к ней из его речи "ну". - Там мерзкий главный редактор, Миронов. Представьте, во весь рот - золотые зубы. Такой неприятный человек! - она помолчала. Разговор не клеился.
Перед ними поставили тарелки с приборами и корзиночку с ароматными круасанами.
– Обожаю этот запах… - Ирина с наслаждением вдохнула. Серегин, с любопытством наклонив голову к корзиночке, принюхался.
– Как их здесь едят? Этими…, - он указал головой на вилку с ножом, или так, по-простому, как люди?
– Можете "по-простому", - сдерживая улыбку, ответила она. Серегин недоверчиво покосился, не шутит ли? - В общем, как удобно, так и кушайте, Александр Васильевич.
Серегин, взяв рукой круасан, принялся за еду, роняя золотистые крошки на скатерть.
– Угу,…орово… усно… - удовлетворенно кивнув, проговорил он с полным ртом.
Воцарилось молчание. Не притрагиваясь к ароматному круасану, Ирина выпила вина. Она водила Серегина по городу уже второй день, а нужного результата не было - никак не получалось разговорить его, вызвать на откровенность. "Неужели нет другого выхода? Неужели придется ложиться с этим подонком в постель? Ах, Софи, Софи… - вспомнила она старшую сестру Леночки. - Как бы мне сейчас пригодился твой опыт!"
Последний раз они виделись, кажется, в 1919 году. Очутившись тогда в Одессе, куда, как выяснилось, очень кстати, перебросили для укрепления местной "чрезвычайки" одного из ухажеров Софи, Ирине показалось, что все самое страшное позади, что здесь на берегу моря под ласковым южным небом ничего с ней уже случиться не может.
Софи со своим любовником - "папочкой", как она его называла, жили отдельно, в доме на Французском бульваре, а так как условием "папочки" было полное отсутствие видимых контактов девушек с Софи, то они с Леночкой поселились неподалеку от набережной, сняв крохотную комнатку в квартире у неопрятной, непрерывно ворчащей женщины неопределенного возраста. Хозяйка подрабатывала стиркой белья для товарищей из местной ЧК, присланных сюда из разных губерний России для борьбы с контрреволюцией и бандитизмом на Юге. Стирала она с каким-то остервенением, причитая и разговаривая сама с собой. Ее ворчание прекращалось только поздно ночью, когда вконец измученный ею же самой организм, отказывал и в несколько секунд укладывал ее спать. Со стороны казалось, будто кто-то невидимый, не в силах уже слышать бесконечное бормотание и стоны, просто ударял ее по голове чем-то тяжелым. Хозяйка мгновенно засыпала, однако и во сне время от времени вскрикивала: "Гады проклятые… лазют тут…лазют… Белые… Красные… что им… чтоб они все передохли…"
Ирину хозяйка невзлюбила сразу - "буржуазка", как она ее называла, была слишком брезглива, и на многие проявления простой, "народной", как говорила хозяйка, жизни реагировала неправильно - приступами тошноты или позывами к рвоте. Подумаешь - вши в тюках с бельем, подумаешь - тараканы в доме или алюминевая миска скользкая, да рыбой воняет. Поди-ка ж отмой ее в холодной воде!
В конце концов, девушки переехали в другую квартиру, которую им при помощи любовника подобрала Софи. Квартирка была маленькая, но сравнительно чистая, а, главное, кроме них там никого не было. День был загружен - надо было постоять в очереди за керосином несколько часов, потом бежать на другой конец города за хлебом, затем - уборка, стирка, десятки мелких дел. Софи вскоре помогла и с питанием, пристроив их в столовую, где можно было за восемнадцать рублей поесть суп или борщ без мяса и "гречаную" или "пшеную" кашу с куском хлеба. Деньги постепенно кончались, вещи для продажи тоже, и страшно было подумать, как придется жить дальше.
Софи грустила - у "папочки" было слишком много работы. Он то и дело оставлял ее, уезжая по "зову долга" и умоляя лишь об одном - прекратить беситься "с нравственного жиру".
Если в Москве была на время отменена смертная казнь, то Украинская Социалистическая Советская Республика воспользовалась своей самостийностью - из Харькова пришло разъяснение, что все это к Украине не относится, здесь, мол, продолжается контрреволюция и посему террор должен продолжаться. Располневшая Софи со знанием дела просвещала подруг. "Одесса - гнездо воров и налетчиков! - важно сообщала она, непрерывно что-то жуя. - Задача момента - беспощадно убивать уголовных. Белым офицерам объявлены сроки - кто сам заявится - тому будет смягчение".
Леночка, занимавшаяся поиском работы, по вечерам рассказывала собранные ею за день слухи. То вся Одесса говорила, что украинцы где-то рядом. Затем украинцы оказались румынами, превратившимися в каких-то союзников, а затем - не то в сербов, не то в болгар. После болгар пришла очередь поляков, затем - немцев…
Деньги все-таки кончились, пришлось достать остатки "деникинских" тысячерублевок - "колокольчиков", которые, несмотря на официальное запрещение, котировались на подпольной бирже Одессы. Но и их хватило ненадолго.
От голода девушек спас нарком просвещения Луначарский. Конечно, и не подозревая об этом. Спасительным стал его циркуляр, в котором предписывалось - для развития у рабочих и солдат гуманных чувств и смягчения классовой ненависти обратиться к образованным лицам с предложением читать различного рода лекции с предоставлением свободы в выборе тем. Денег за лекции не платили, но выдававшийся продовольственный паек позволял выжить. Слушателям особенно нравилось после лекции под аккомпанемент Ирины, игравшей на фортепиано, петь любимую революционную песню солдат и матросов про Стеньку Разина. Когда храбрый атаман бросал княжну, а посему - буржуйку, за борт, стены дрожали от радостных криков будущих гуманистов.