Мийа бросилась к ней и, опустившись на колени, мягко взяла беспомощное существо в руки. Ее лицо стало жестким, когда она перевела взгляд на игроков.
   Пузырь, все еще висевший в воздухе между гидранами, упал на пол, освободившись от их внимания. Он покатился ко мне и остановился у самых ног. Мужчины вытаращились на нас. Они встали, и один из них с гневным возгласом указал на меня.
   Невидимая рука подтолкнула и шмякнула его о стену. Второй не успел сделать и трех шагов, как запутался в своих ногах и плашмя упал на пол.
   — Мийа! — воскликнул первый. Его лицо было красным от гнева и столкновения со стеной.
   Она ответила ему потоком выражений, протестующе указывая на летучую мышь, высвободившуюся из ее рук. Я вдруг понял, что она остановила их обоих силой телекинеза меньше, чем за минуту.
   Мужчины закричали что-то, тыкая в меня пальцами. Мийа тоже повысила голос, и они завопили все разом что-то на языке гидранов. Я вскочил ошеломленный движением и шумом. Какого черта они вообще говорят вслух?
   Внезапно Мийа замолчала. Она поглядела на дверь в виде арки, ведущую в другую комнату. Замолчали и мужчины. Я услышал тонкий, высокий плач из темноты. Трое гидранов молчали, хотя их спор продолжался мысленно, а эмоции играли на их лицах, подобно игре света и теней. Затем Мийа жестом приказала им оставаться на местах и отвернулась, словно они исчезли. Она прошла в темную комнату.
   Оба гидрана оставались там, где приказала им ждать Мийа. Их глаза не отрывались от меня. Они были молоды, не старше меня. Их длинные светлые волосы на макушке скрепляли металлические пряжки странного и красивого вида. Я решил, что, возможно, это традиционные изделия гидранов, поскольку на людях я таких украшений не видел. Интересно, эти пряжки делают руками или мыслью? Оба парня были одеты в тяжелые, сделанные людьми куртки, которые почти полностью скрывали блеклые туники и поношенные брюки, но никто бы не принял их за членов кейретсу. В прежней жизни кто-нибудь мог бы принять их за моих братьев. Они нерешительно переминались с ноги на ногу. У них вроде не было при себе никакого оружия. Я снова сел и позволил им разглядывать себя.
   — Меня зовут Кот, — произнес я, и мое дыхание превратилось в облачко пара: в комнате было почти так же холодно, как на улице.
   Гидраны продолжали смотреть на меня, их лица оставались бесстрастными. Может быть, они не знали стандарт? Летучая мышь носилась вокруг них, словно ставший материальным страх. Я ожидал, что она набросится на меня, как это произошло на собрании Совета, но ко мне она не приближалась.
   Наконец я отвел от них взгляд, увидел маленький шар, отдыхающий у моих ног, и поднял его. Воспоминания вновь воспламенили все нейроны от подушечек моих пальцев до мозга: шар был теплый, а не холодный, каким было бы стекло, с изображением внутри, которое могло меняться как угодно, управляемое мыслью… В точности так, как я помнил. Сейчас в нем застыл образ летучей мыши. Я уселся прямо, держа шар в руках, сосредоточиваясь, пытаясь превратить этот образ во что-нибудь другое, что угодно другое…
   Внутри шара или в моей голове не происходило ровным счетом ничего. Я поднял голову, и увидел, что гидраны все еще смотрят на меня.
   Они переглянулись, прикоснулись к головам и состроили гримасы. Тот, кто был слева, сказал:
   — Зачем она притащила сюда этого урода?
   — Возможно затем, чтобы мы собственными глазами убедились, почему не стоит быть слишком дружелюбными с землянами, — хихикнул второй, ткнув первого локтем в бок. Они рассмеялись.
   Через пару секунд я понял, что они говорят по-своему… и я их понимаю. Они разговаривали довольно громко. Смеялись надо мной, чтобы доказать себе, что они меня не боятся.
   Я подумал немного еще, послушал, как они отпустили еще несколько замечаний, уложившихся в моем мозгу. И затем, очень осторожно, я произнес по-гидрански:
   — Называйте меня как угодно. Только не думайте, что я вас не услышу.
   Они замерли, с таким очевидным изумлением, словно я послал свою мысль в их мозги.
   Мийа подошла к дверям.
   — Кто это сказал? — Она посмотрела на меня. — Ты? — Она держала ребенка. Человека. Джеби. — Ты знаешь наш язык? — спросила она на языке гидранов.
   — Уже около часа, — ответил я на ее языке, с удивлением обнаружив, что сказать это мне было проще, чем понять другого. — Завтра у меня будет получаться лучше. — Я выдавил улыбку, наблюдая, как становится непроницаемым ее лицо. Я говорил на языке гидранов, и мне казалось, что я сплю и вижу сны. — Это Джеби? — спросил я. Глаза Мийи следили за тем, как я подходил. Я замедлил шаги, приближаясь к ней и ребенку так осторожно, как только мог.
   Джеби поднял голову с ее плеча, чтобы посмотреть на меня. Его глаза были широкими и темными — человеческими. Он был закутан в теплые свитера, вязаная шапочка натянута на уши, чтобы ему не было холодно. Его лицо было непонимающе мягким, но так выглядит любой маленький мальчик, оторванный ото сна. Я не мог заметить, чтобы с ним было что-то не так.
   — Привет, Джеби, — улыбнулся я ему, и через мгновение тень улыбки коснулась и его лица. Он потер глаза. Мийа пододвинулась немного вперед, поднося ребенка ближе ко мне, и Джеби протянул руку, коснулся моего уха — сережки, которая была в нем, — и убрал руку. Летучая мышь стала кружиться над ним, издавая такие высокие звуки, что я еле слышал их. Он серьезно наблюдал за ее полетом.
   Я взглянул на Мийю, ожидая встретить в ее глазах осуждение, но ее взгляд был подобен натянутой струне, что полностью выбило меня из колеи. Она ласково поцеловала Джеби в макушку и повернулась, унося его обратно в темную комнату.
   На этот раз я последовал за ней. Меня не пытались остановить. Я стоял в дверях, пока она укладывала мальчика спать и поправляла на нем одеяло. Она села рядом с ним на пол, поглаживая малыша по голове.
   — Я думал, Джеби не в порядке, — произнес я, — а он выглядит здоровым.
   Она удивленно взглянула на меня. Когда ее внимание перенеслось с мальчика на меня, она в задумчивости убрала руку с его головы, но глаза призывали меня наблюдать за Джеби. Я увидел, как он скрючился под одеялом, его руки и ноги выворачивались, пока он не свернулся клубком. Он начал тонко и пронзительно плакать. Смотреть на него сейчас было очень тяжело, но я заставлял себя смотреть.
   — Видишь? — спросила Мийа почти гневно. А затем мягко добавила: — Ты видишь.
   Я кивнул, наконец-то опустив глаза к полу.
   Плач прекратился, как только она повернулась к нему. Я представил себе, как она проникает в его мозг, одновременно гладя и успокаивая рукой. Потом она убрала руку. Мальчик лежал тихо, ровно дышал, засыпая. Мийа поднялась и направилась ко мне. Я отступил в большую комнату.
   — Он выглядел… таким здоровым, — пробормотал я, и мне тяжело было видеть ее взгляд. Мийа прислонилась к стене, словно все вдруг стало стоить ей больших усилий. — Ты все делаешь за него? — спросил я, но это не было вопросом. — Без тебя…
   Она смотрела в пространство, обхватив себя так, словно все еще держала Джеби.
   — Без меня он не владеет своей периферийной нервной системой… Он заперт внутри себя.
   — Он понимает, что происходит вокруг, если тебя нет? Он делал попытки узнать?
   — Попытки были. — Мийа отошла от стены и пересекла комнату, несколько раз обернувшись на дверь. — Ему было очень сложно ощущать то, к чему он притрагивается, пока я не помогла ему свести все в общую картину. Когда он был со своими родителями… — Она полубессознательно прервала фразу и села на скамейку у стены, подобрав под себя ноги.
   Я облегченно вздохнул, когда понял, что Мийа только что развеяла одно из сомнений, терзавших меня на том берегу реки: она не лгала мне. Она похитила Джеби не для того, чтобы причинить ему боль или убить.
   Она вся сжалась, и долгое время сидела так, потом снова подняла голову:
   — В конце концов он узнает их, сейчас, когда они с ним…
   Я заметил, как она моргнула, взглянув на мужчин. Они неподвижно сидели на полу, скрестив ноги, и наблюдали за нами. Она снова говорила на стандарте и, я подозреваю, делала это не для моего удобства. Она была членом ДНО, мне не нужно было быть телепатом, чтобы понять это, и похитила Джеби, поскольку верила, что это поможет ее народу, хотя даже сейчас я не мог себе представить как.
   Но так же ясно было то, что она не испытывает радости оттого, что предала людей, ребенка которых забрала, пусть они и относились к землянам. Я не стал давить ее вопросами, которые все еще не давали мне покоя. То, что я уже узнал, делало более легким ожидание ответов на них. Я бросил взгляд на комнату, где спал Джеби.
   — Ему становится лучше?
   Она выглядела удивленной, словно ожидала совсем другого вопроса.
   — Ему лучше, лучше с тех пор как я стала заниматься с ним. Когда я работаю с ним, я помогаю ему раскрыть резервы своего мозга, каждый раз он узнает что-то новое. Когда-нибудь он должен научиться общаться самостоятельно. Он достаточно силен и многого хочет… — Она снова замолчала, кусая губы, словно внезапно осознала, как изменилось положение вещей и для него, и для нее.
   Я вспомнил голограмму Джеби, ту, что показала мне его мать. Мийа была права, ему стало лучше, если считать подтверждением то, что я только что видел. Я посмотрел на лицо девушки, на нем ясно читались усталость и напряжение. Теперь я знал, чего стоила ей работа с ним… чего стоило ей принести его сюда. Я снова попытался понять: почему гидранка при всей ненависти к Федерации выполняет такую тяжелую работу, как помощь ребенку землян. У меня ничего не получилось — с равным успехом я мог бы попытаться читать ее мысли… или оторвать взгляд от ее лица, или поверить всему, что видел в ее глазах…
   Я перевел взгляд на мужчин, все еще сидевших рядом у другого выхода из комнаты — возможно того, который ведет на улицу, судя по тому, как они наблюдали за ним. В комнате ничего не было, кроме циновки, на которой они сидели. Циновка была такая старая, что я не мог сказать, какого цвета она была изначально и был ли на ней сплошной узор, или же просто пятна; она вся была завалена мусором. Мы были где-то во Фриктауне, но, возможно, это была комната в Старом городе.
   Я снова посмотрел на Мийю.
   — Они никогда не позволят тебе снова увидеть Джеби, если он будет возвращен родителям… — Я заставил себя закончить фразу. — Что тогда случится с ним? Или он не хочет домой?..
   — Конечно хочет, — вздохнула она. Затем тряхнула головой, словно отгоняя сомнения. — Совет не делает ничего, просто обогащается за счет общины. Кто-то должен сражаться за наше будущее, если мы хотим, чтобы оно было… — Ее голос сорвался. — Наши требования небезосновательны. Инспекция ФТУ находится здесь потому, что Тау не выполняет своих обязательств не только перед рабочими из Агентства контрактного труда, но и перед собственными гражданами. Мы хотим, чтобы ФТУ узнало, что Тау никогда не выполняет обещания, данные нам. Все, чего мы хотим, — это справедливости… А здесь не может быть никакой справедливости, пока все не узнают правду. — Руки девушки сжали край скамейки. — Мы отдадим Джеби инспекторам, когда они придут. И одним из наших условий будет то, что я буду продолжать заботиться о мальчике, чтобы доказать, что наш дар может принести пользу землянам. Чтобы доказать, что нам можно доверять…
   — Что ж, это прекрасное начало, — сказал я.
   Ее глаза соскользнули с моего лица, она слегка нахмурилась, обхватила себя руками и скрестила ноги, словно отталкивая меня всем телом.
   — Мийа… — Я посмотрел на маленькое окошко, расположенное над нашими головами. Его поверхность слегка запотела, и я не мог выглянуть на улицу. Летучая мышь примостилась на подоконнике, наблюдая за нами тихо, но настороженно. — Я вижу, как ты заботишься о Джеби. И верю, что ДНО желает гидранам только хорошего. Но похищением ребенка вы ничего не добьетесь. Ты жила довольно долго на том берегу реки и знаешь, что правление Тау никогда не будет смотреть на сложившиеся обстоятельства глазами ДНО…
   — Если они попытаются лгать нам, мы это узнаем, — сказала она твердо.
   — Они могут лгать себе! — воскликнул я. — И ты не узнаешь об этом, пока не будет слишком поздно. — Она продолжала смотреть на меня, но у меня возникло ощущение, что я говорю с автоматом: огоньки горели, но мысли ее уже были не здесь. — Что заставило тебя, заставило ДНО поверить, что правление корпорации приравняет жизнь одного ребенка к своим интересам?
   — Ты не…
   — Мийа! — женский голос, тяжелый от гнева, произнес ее имя за моей спиной. Я почувствовал, как меня разворачивает какая-то сила. Я едва устоял на ногах и оказался лицом к лицу с незнакомой гидранкой. Невидимые руки ее воли крепко держали меня, пока она оглядывала меня сверху донизу. Я почувствовал, как она пытается пробиться в мой мозг, почувствовал, как стены защиты ее оттолкнули. Еще три гидрана — женщина и двое мужчин — материализовались за нею. Они были одеты, как и те, что были в комнате до их прихода. Женщина, схватившая меня, выглядела, как и все они. Но у меня не возникло и тени сомнения, что она была их лидером. У нее вырвался звук то ли раздражения, то ли облегчения, когда она мысленно ощупала меня и убедилась, что я безоружен. Ее путы ослабли, отшвырнув меня к стене.
   Она повернулась к Мийе, и я обнаружил, что они похожи. Гидраны, которых я встречал в этом мире, на мой взгляд были очень похожи друг на друга, разница между ними и людьми была куда более заметной. Но на этот раз я видел сходство лиц, манеры двигаться, силу их внутреннего притяжения. Эта женщина была сестрой Мийи.
   По выражению их лиц и по жестам я понял, что они спорят. Понятно о чем. Двое членов ДНО, которые молча сидели в углу, встали и присоединились к ним. Возможно, их позвали. Никто не смотрел на меня, словно я стал так же невидим физически, как и ментально.
   Наконец я вмешался на их языке:
   — Я здесь. Почему вы не спросите об этом меня? Сестра Мийи повернулась ко мне.
   — Потому что тебе тут делать нечего, — ответила она по-гидрански. Но ее глаза задержались на мне. Я почувствовал, как она снова пытается прорваться сквозь защиту моего мозга, чтобы удостовериться в том, что он действительно заперт.
   — Если бы не я, Джеби сейчас у вас не было бы, — сказал я. — Если бы не я, твоя сестра сидела бы сейчас, напичканная наркотиками, в тюрьме на другом берегу, а Боросэйж пытался бы выбить из нее все, что она знает о вас.
   — Откуда ты знаешь это?
   — По личному опыту. — Я прикоснулся к своему лицу.
   — Я имею в виду, откуда ты знаешь наш язык? Откуда ты знаешь, что она моя сестра? — Она кивнула в сторону Мийи.
   — У меня был доступ к обучающему файлу. А еще у меня есть глаза.
   — Или же Тау, вкупе с битьем, дала тебе информацию, чтобы мы поверили тебе, — сказала она. — Как мы можем быть в тебе уверены, когда твой мозг закрыт для нас?
   Я рассмеялся, представив, что бы она увидела, если бы могла прочесть мои мысли. Она уставилась на меня. Я сообразил, что в сложившейся ситуации для меня не было ничего смешного. Все запуталось и перестало быть смешным и для меня, и для Джеби и его родителей, и для любого на этом берегу реки. Я посмотрел на Мийю.
   Она тоже это поняла.
   — Наох, — сказала она, — ты знаешь, что я не привела бы его сюда, если бы не была полностью в нем уверена.
   — Как ты можешь быть в нем уверена? Он закрыт! — Наох коснулась своей головы. — С той ночи я не уверена и в тебе… — Она замолчала на полуслове. Я удивленно взглянул на Мийю. Переживание вспыхнуло в ее глазах и ушло, как только я понял, что оно всегда таилось там, когда я смотрел на нее. — Я вообще не знаю, зачем ты притащила его сюда, — сказала Наох, переключая на себя внимание Мийи. — Почему ты свихнулась на этом… полукровке?
   Мийа покраснела:
   — Он спас мне жизнь! А что бы было с нашим будущим без него?
   Наох лишь покачала головой, нахмурившись, и обернулась ко мне:
   — Если кто-нибудь с твоей наводки попытается найти это место, — она сделала, как мне показалось, непристойный жест, — он найдет его пустым.
   Я даже и не попытался ответить ей. Мне было довольно сложно следовать мыслью за потоком гидранской речи и за ее подтекстом.
   — Что ты делал на собрании Совета, — потребовала ответа Наох, — с Хэньеном и другими предателями да ках, и с уполномоченным Тау по делам с гидранами?
   Меня заинтересовало, что значит да ках. Возможно, на нашем языке ему соответствовало слово из трех букв. В моей голове не нашлось перевода этого слова: Тау подвергал цензуре даже программы-переводчики.
   — Тау заставил меня пойти на собрание Совета, — сказал я вслух. — Вы не могли бы говорить чуть медленнее — я не так хорошо знаю ваш язык. Той ночью я оказался просто… не в том месте. — Я вновь подумал, был ли я действительно только невинным свидетелем происходившего. — Я прибыл в Убежище, чтобы проводить исследования…
   — Пытаться «объяснить» рифы и «понять» облачных китов? — Голос Наох был как острие ножа. — Только человек может думать об этом.
   — Пощадите меня, — сказал я. — Я оказался в центре всего этого из-за ваших людей, и мне это не нравится. Но я наполовину гидран, и не сделаю ничего, что может повредить общине. Все, чего я хочу, — это чтобы мальчик благополучно попал домой. Все, чего сейчас действительно хочет Тау, — это получить мальчика обратно. Еще не слишком поздно…
   — Нет. Вот чего хочет Тау… — с яростью сказала Наох. Кувшин, стоявший на полу, взлетел в воздух и, пролетев рядом с моей головой, разбился. Черепки отскочили к моим ногам. — Они хотят, чтобы это было с нами. Пока они ничего не потеряли.
   — Наох! — воскликнула Мийа, кивнув в сторону комнаты, где спал Джеби.
   Я притронулся ногой к разбросанным черепкам.
   — Если вы думаете, что Тау хочет именно этого, то чего вы добьетесь терроризмом, кроме очередных неприятностей?
   Наох покачала головой, словно я был тупицей, окончательно истощившим ее терпение. Она взглянула на Мийю и указала рукой на меня.
   Мийа пододвинулась на скамейке, подчиняясь. Она сказала на стандарте:
   — Наох хочет, чтобы я все объяснила, поскольку находит разговор… — она сделала паузу, словно чуть не произнесла: «с тобой», — утомительным. Так что говорить буду я. — Она вздохнула, обхватив руками колено. — Мы знаем, что ФТУ проводит инспекцию Тау (возможно потому, что она сказала об этом своим товарищам). — Часто ли у нас появляется шанс… поговорить с теми, кто может нам действительно помочь против Тау? Наох получила послание: она видела Путь… — Мийа колебалась, пытаясь прочитать в моем лице, что я ее понял. Когда я кивнул, она испытала явное облегчение. — Мы должны попробовать сейчас. Больше такого шанса у нас не будет. Наох видела это: мы сейчас должны добраться до них, сделать что-то, что заставит их понять нашу боль.
   Я посмотрел на дверной проем, ведущий в темную комнату.
   — Поэтому ты забрала Джеби. — Интересно, чья это была идея — вряд ли ее. — Должно быть, это было очень трудно сделать.
   Мийа вздернула голову, ее глаза были полны благодарности.
   — Да, — пробормотала она. — Но я должна была это сделать. — Она посмотрела на сестру.
   — Инспектора даже не знают о похищении, — сказал я. — Не думаю, что Тау скажет им о нем.
   — Но они должны обнаружить, — возразила Мийа. — И этой акцией мы добьемся всего, за что мы боремся. Наох видела Путь. — Она взглянула на сестру, между ними шла безмолвная беседа.
   — Тау подвергает строгой цензуре все свои информационные службы, и вы должны знать об этом. Если корпорация не хочет, чтобы инспектора узнали о похищении, те ничего не узнают. Родители Джеби тоже молчат, поскольку этого требует Тау. Они не пойдут на предательство.
   — Но ты можешь сказать им! — воскликнула Наох. — Сейчас я вижу: так должно было случиться, ты должен был попасть сюда. Ты просто следовал Пути. — Она посмотрела на Мийю, затем снова на меня. Что-то заставило меня отвести взгляд. — Ты сделаешь так, что ФТУ услышит нас.
   — Ты действительно веришь, что если они придут сюда, ваше положение изменится к лучшему? — спросил я.
   — А ты? — удивилась она. — Ты знаешь Федерацию. Корпорации боятся федералов…
   — Но… — Я внезапно представил, что Гивечи и Озуна входят сюда. Но ФТУ на вас наплевать. Я снова опустил глаза.
   Мийа нахмурилась, словно ей так часто приходилось читать мысли человека по его лицу, что она узнала правду по моему. Я видел, как ее сомнения передались Наох, затем остальные уставились на нас в нетерпеливом ожидании.
   — Так что ты думаешь, что мы дураки, — язвительно сказала Наох.
   — Да, — ответил я. Сколько боли уже принесло это похищение? А что будет после, когда пройдет шок? Я оглядел других членов ДНО, ярость и голод на их молодых и старых лицах, зная, что они сейчас должны чувствовать, зная, что я должен чувствовать себя так же. Но я чувствовал только пустоту.
   — Мебтаку, — пробормотала Наох, глядя на меня. Я не мог перевести это слово.
   Мийа развернулась, чтобы поймать ее взгляд.
   — Покажи ему Путь, Наох, — сказала она гневно и посмотрела на меня: — Путь не передать словами.
   — Об этом не может быть и речи. Ан лирр вернется скорее, чем этот полукровка увидит Путь. — Наох резко махнула рукой, при этом наверняка сказав мысленно: «Уберите его отсюда». За ней беспокойно задвигались остальные, выражение на их лицах было смесью недоверия и обиды.
   — До того, как вы вышвырнете меня отсюда, — произнес я, — возможно, вам стоит спросить, что я знаю еще. — Я повернулся к Мийе: — Ты права. Я помог тебе той ночью, потому что мне хотелось этого. И мне хочется этого сейчас. Я знаю, что Тау собирается сделать с гидранами, живущими здесь, — то же самое, что Федерация пыталась сделать с каждым гидраном, с каждым псионом… — Я замолчал. — Я не это имел в виду. Я имел в виду…
   — Землянин, — сказала Наох, и Мийа окинула меня взглядом, — …это напасть, от которой нет спасения. В нем нет ничего хорошего.
   — Ты знаешь, что я пытаюсь поверить этому, — сказал я мягко. — Но, наверное, я постоянно встречаю и других, которые не дают мне поверить окончательно.
   — Ты можешь говорить это, — пробормотала Наох. — В тебе есть кровь землянина.
   — Это ничего не значит там, за рекой, — покачал я головой. — И это не изменит правды. Если ты веришь, что все они одинаковы, что все они мерзавцы, то чем ты отличаешься от них?
   На этот раз они не ответили ничего. Я подумал, обсуждают ли они мысленно этот вопрос, или же я действительно заставил их заткнуться. Я неожиданно сел на скамейку рядом с Мийей, чувствуя себя совершенно разбитым после стольких часов без отдыха, и, ощутив на себе взгляд Мийи, оглянулся на нее. Даже будучи готовым к тому, что увижу, я не смог отвести глаза.
   Вновь обретя голос, я сказал:
   — Я знаю того, кто может помочь вам. Один из высших чиновников ФТУ на Земле…
   Наох, не поверив, рассмеялась.
   — Как ты можешь знать подобную личность?
   — Я работал телохранителем леди Элнер Та Минг. — Я выдержал пристальный взгляд Мийи. — Она — член Совета безопасности Федерации.
   Мийа кивнула, ее лицо было полно удивления. Возможно, она не слышала о леди, но знала, что Совет Безопасности — это власть над всей Федерацией.
   — Натан Испланески — ее друг, он управляет Агентством контрактного труда ФТУ. В его силах назначить специальную инспекцию…
   — Как он может помочь нам? — спросила Мийа. — Нас не нанимали за деньги.
   — Я думаю, он поможет вам. Справедливость еще что-то значит для него. — Наох издала неприличный возглас. — Я работал по контракту, — медленно произнес я, — на рудниках телхассиума, принадлежащих Федерации, на Синдере. Рабочие ценятся там не больше грязи. Если бы один человек не выкупил мой контракт… — Внезапно я увидел лицо Джули Та Минг вместо лица Мийи. Я моргнул, и комната снова сфокусировалась. — Когда я встретил Испланески, все, о чем я мечтал, — это плюнуть ему в лицо. Но затем я увидел, что творилось в его мыслях… — Сестры уставились на меня, но не перебивали. — Тот факт, что федералы обращаются с контрактниками хуже, чем большинство корпораций, кое-что значил для него. Я был ничем, едва ли не уличной крысой, изгоем. Но то, через что я прошел, имело для него значение. Он провел большую часть жизни включенным в Сеть — он был ближе к Богу, чем кто-либо, но даже он не мог знать всего, что шло не так в его вселенной.
   — А он пытался исправить положение вещей? — спросила Мийа.
   Я пожал плечами.
   — Я знаю, что он начал. Как вы сказали, нельзя добиться справедливости без правды. — Я поднял глаза, слегка улыбаясь. — Кроме того, он задолжал мне больше, чем просто бутылку пива. Скажите мне, что он должен узнать.
   Мийа молчала, глядя на остальных. Я наблюдал за лицами, за руками, выдающими, что они переговариваются. Наконец она повернулась ко мне:
   — Мы можем сказать тебе. Мы можем показать тебе… если у тебя глаза гидрана.
   Я не понял, выражалась она фигурально или нет.
   Мийа встала и повела меня из комнаты. Двое мужчин, те, что играли с шаром, последовали за нами.
   Когда мы шли по темному коридору, они назвали свои имена: Сорал и Тиен. На этот раз, когда они заглянули в мои глаза, в их собственных отразилось лишь любопытство.
   Холл закончился старой винтовой лестницей.