Страница:
— Где ты была? — Я замолчал, встретив ее взгляд. Ее жаркая радость вошла в мой мозг, как горящий фосфор.
«Ты вернулся! Ты с нами! Я верила в твое сердце…» — Она откинула шарф с лица и поцеловала меня. Мое тело ответило ей, готовое следовать за ней куда угодно, слепо, покорно… Но я почувствовал осадок подозрений Наох в чувствах Мийи, когда исчезли ее сомнения во мне. Не отпуская меня, она потянула меня в толпу.
Я вырвался.
— Мийа, остановись! Какого черта ты делаешь здесь? — крикнул я. — Это сумасшествие! — Я выкрикивал слова, пока мой язык, мой мозг не предали меня. — Как ты могла оставить меня?
Она посмотрела на меня, не понимая.
— Я должна была, — ответила она виновато. — Наох…
— Наох думает о том, что делает? — спросил я, уже не стараясь собраться с мыслями. — Она отдает всех вас в жертву легионерам корпорации!
— Нет, Биан. — Мийа покачала головой, — Она видела Путь. Мы можем защитить себя от них, не делая им зла, если соединимся в одно целое. Они будут не в силах остановить нас. Вера сдвигает горы. Мы можем заставить их исчезнуть.
— Мийа, прекрати! — Я схватил ее за плечи так сильно, что она поморщилась. — Твоя сестра внедрила свою болезнь в твой мозг. Она больна и заражает всех вас. Все, во что ты веришь, как ты думаешь, извращено, неправильно. — Она снова покачала головой. — Пожалуйста, Мийа, — сказал я. — Если ты любишь меня, если ты любишь Джеби, посмотри на Наох моими глазами. Посмотри и увидишь то, что вижу я. Ты знаешь, что она не проникала в мой мозг. Ты знаешь, кто я такой, и это… защищает меня. — Я провел в воздухе рукой. — Взгляни на эту толпу моими глазами и затем попробуй сказать, что все это не кажется тебе глупым и опасным.
Она глядела на меня, казалось, вечность, А мимо нас неслась толпа, втаптывая в пыль мои надежды. Наконец я заметил, что ее мысли стали меняться: безоговорочное доверие пробило плотину из льда, и хлынул поток вопросов, жаждущих ответа.
«Биан?»
Я открыл перед ней свои мысли, позволяя ей самой увидеть то, что видел я, во что отказывались поверить Наох и патриоты. Я пытался не подталкивать ее к истине, зная, что, если она заподозрит такие действия с моей стороны, я рискую потерять ее навсегда.
«Нефаза? — Краска схлынула с ее лица, словно она забыла, что всегда знала о ней. — Ты всегда видел этот Путь? — Она вцепилась в мою одежду, будто едва могла удержаться на ногах. — Наш народ… Тау… Они сделают это?»
Я кивнул, чувствуя, как что-то рвется во мне и заполняет меня болью, словно истина, открывшись и ей, превратилась во вдвойне тяжелую ношу для нас обоих. Но разве у меня был выбор? И у меня, и у нее выбор был один.
— Ты… ты видела ойазин? — Она отпрянула от меня, дрожа, покачала головой, имея в виду сразу нет, и не знаю, почему ты спрашиваешь. — Она сказала, что Путь ведет ее сюда. Может быть, она придумала, как остановить Наох? — Я пытался не думать о том, как невелик этот шанс. — Ты можешь найти ее?
Мийа слегка нахмурилась, оглядываясь. Даже я видел не дальше, чем на три метра вокруг нас, а я был выше большинства. Если ее мозг был так же заполнен незнакомцами, как и улица, она в мысленных поисках достигнет не большего успеха. Она посмотрела на стену над нами.
— Наверх, — показала она.
Я расслабился, а она подняла меня вверх. Мы опустились на гребень стены как невесомые. Я вцепился в край — его шероховатая поверхность резала мне ладони — и пытался собраться. Посмотрев на толпу, я понял, что искать Бабушку взглядом будет бесполезно. Возможно, Мийа может больше моего, но я не знал, как у нее получится, даже с ее пси-способностями, даже с высоты, найти Бабушку в этом взбудораженном море мыслей.
Вглядевшись в толпу внимательней, я обнаружил, что в ней есть и дети. Мое сердце оборвалось. Я знал, как немного осталось во Фриктауне детей после эпидемии, возникшей по вине Тау. Я задумался, притащили ли их сюда родители, рискуя последним шансом на будущее, или же они действительно верили словам Наох, что оружие врагов будет бессильно против них, или же они решили, что, если у них ничего не получится, жизнь будет лишена смысла. Я снова вспомнил Джеби и поднял голову, чтобы взглянуть на флайеры Службы безопасности. На площадь снова обрушились угрозы Боросэйжа.
— У тебя получается? «Нет, я…»
— Говори вслух, — сказал я. Я почувствовал, как она удивилась, услышав стальные нотки в моем голосе. — Если они попытаются остановить нас газом, мы узнаем об этом.
На ее лице появилось напряжение.
— Я нашла Наох, — она показала рукой. — Она во всем белом, ты можешь увидеть ее на мосту.
Я проследил, куда она показывала, и увидел фигуру в белом, выделявшуюся на темном фоне толпы, Наох отделила себя от нее, паря на высоте около метра над землей, словно провозглашая себя избранной. На обоих концах моста было защитное поле: наступающие напирали на него, как насекомые в бутылке.
Затем, пока я наблюдал за ними, Наох внезапно оказалась по другую сторону барьера. Это произошло настолько быстро, что я даже не заметил когда. Два патриота последовали за ней, и еще двое телепортировались через барьер. За ними ринулись и другие гидраны, уже не только патриоты — и парами, и пятерками, и десятками, — пока не заполнили этот конец моста. Я видел, как людская масса полилась к Ривертону, видел, как Наох парила над ней подобно бледному ангелу смерти.
— Бабушка? — пробормотал я, чуть не забыв спросить о ней, увлеченный зрелищем.
— Она не с ней. Я ищу… — ответила рассеянно Мийа, словно слушала меня лишь наполовину.
Я попытался продолжить поиски взглядом. Глаза мои притягивались к толпе, которая все быстрее двигалась, к дальнему концу моста, где начинался мир Тау. Здесь этот мост называли Мостом Вздохов. Завтра будут называть по-другому.
На дальнем конце ожидали Боросэйж с небольшим отрядом легионеров. Оружие их мерцало в свете раннего утра — значит, они пришли вооруженные. Мне даже не хотелось думать об этом. Флайеры уже занимали позиции над толпой, нельзя было и надеяться, что они будут только наблюдать.
Защитный барьер, на который я наткнулся когда-то, не остановит гидранов, как не остановил их и первый барьер, а когда они хорошо разглядят противоположный берег… Возможно, они смогли бы так, слившись в один мозг, обезвредить любое оружие, заблокировать волю каждого, кто пожелает им воспользоваться, не причинив им боли…
Возможно, ад мог бы быть уничтожен.
Я наблюдал, как пространство между двумя мирами становилось все уже, наблюдал, пока у меня не заболели глаза, пока я не смог вглядываться.
— Там! Ойазин! — закричала Мийа.
Я попытался рассмотреть то, что обнаружила она, не теряя равновесия. Ее руки коснулись моей груди, придерживая меня. Мозг ее мыслью направил мой взгляд в сторону Бабушки.
Я увидел Бабушку в толпе гидранов на площади, увидел, как она касается одного, потом другого. Чаще тех, кто с детьми. Почти всегда, как только она отходила от них, они исчезали вместе с детьми.
— Что она делает?
— Отсылает обратно тех, кто прислушивается к ней. Я хочу добраться до нее. Возможно, мы вместе сможем остановить Наох.
Я покачал головой:
— Слишком поздно. Никто уже не сможет повернуть их обратно. Сл'шком п'здно… Ч'рт! М'йа…
Она в панике посмотрела на меня, взглянула на толпу.
— Нет! Ой'зин… — Я почувствовал, как мысли ее окутывают меня, чтобы в одном прыжке перенести нас к Бабушке, в самое сердце толпы.
У нее ничего не получилось. Мир опрокинулся подо мной, мы потеряли равновесие и сорвались, падая в толпу под нами.
Я ударился о тела, затем — о землю, да так, что у меня перехватило дыхание. Я приподнялся, чувствуя, как каждый вдох отдается болью в сердце. Но боль должна была быть сильнее: Мийа успела сделать что-то, чтобы смягчить наше падение.
Она вскочила на ноги рядом со мной, мотая головой. Чья-то рука отшвырнула ее к стене, когда паника охватила толпу.
Сначала я подумал, что причиной такой реакции толпы были мы, упавшие с небес. Но по нарастающему шуму я понял, что был неправ. Люди вокруг нас, которые всю жизнь были включены в общую сеть мыслей, внезапно почувствовали: нечто цельное, подобное их душе, внезапно покидало их. Сотни людей переживали момент, который пережил я» когда потерял свои пси-способности, и я помнил, что было со мной…
Я врезался в Мийю, кто-то столкнулся со мной. Боль уничтожила воспоминания о потерянном, позволяя мне видеть взором, замутненным лишь гневом, и я увидел, что Мийа исчезла, что ее нет рядом со мной.
— Мийа! — выкрикнул я ее имя. Оно затерялось в какофонии — крики и возгласы нарастали. Я ошеломленно завертел головой и увидел, как Мийа пробивается через мешанину тел по направлению к Бабушке. Только бы ее не затоптала толпа, только бы легионеры не открыли огонь по толпе прямо с неба.
Я видел, как исчезали гидраны тут и там — те счастливчики, которые поняли, что происходит, прежде чем газ начал действовать на них. Но остальные оказались в ловушке, превратились в мишени. И я превращусь в мишень, если сейчас же не брошусь сломя голову вниз по улице.
Но я знал, что никуда не пойду без Мийи, а она — без Бабушки, и прокладывал себе путь через слепую неразбериху в толпе, догоняя ее… понимая, что в толпе, охваченной паникой, я всегда буду человеком — беспощадным, бесчувственным, всегда ищущим самый сложный путь.
Я услышал, как крики переходят в стоны — стоны ужаса и боли. Легионеры начали свое продвижение, и теперь большинство поверивших Наох оказались беспомощными, запертыми на мосту или здесь, на площади, заполненной перепуганными людьми. Гидраны стонали, как стонет любой человек, когда увечат его тело, и истекали кровью, как истекают кровью тела землян.
Я пытался увидеть сквозь стену плоти, отделяющей меня от Мийи, что уже успели натворить легионеры, используют ли они только оглушающее оружие, берут ли они пленников, намерены ли они остановиться, пока еще не все здесь искалечены или мертвы.
Вспышки света появились высоко над мостом, и ударная волна почти оглушила меня. Я выругался и закрыл уши руками. Когда в голове прояснилось, я увидел Мийю, почти на расстоянии вытянутой руки. Я протолкался к ней, пользуясь всеми уличными приемами, какие только знал.
— М'йа! — выкрикнул я ее имя, или то, что у меня получилось.
Она обернулась — и ее сшибло с ног: разорвался еще один снаряд. Я видел, как люди переваливались через перила моста — то ли подстреленные, то ли бросившиеся сами. Я знал лишь одно — в любом случае они погибли.
Кто-то толкнул меня сзади, и я упал на колени. Упал и пополз через лес мечущихся ног, щедро возвращая полученные мною синяки, пробираясь к Мийе. Я дотронулся до ее ошеломленного, окровавленного лица, захрипел и свалился от удара в ребра, неизвестно кем нанесенного.
Мы вцепились друг в друга, стараясь подняться. Зловонный дождь обрушился на нас, обжигая глаза, вызывая нестерпимый зуд на коже. Я закашлялся. Мийа всхлипывала, словно внезапно оказалась слепой и глухой. Ее не было в моем сознании, и я знал почему.
— П'дем, — закричал я. Слезы струились по моему лицу, когда я пытался направить ее туда, откуда мы пришли. Мы были не так далеко от улицы, которая привела меня на площадь. У нас еще был шанс выбраться живыми.
— … Ой'зин! — Она закашлялась. Она ударила меня по лицу, борясь за то единственное, что еще представляло смысл для нее в этом всеобщем безумии. — Спаси ее!
Но я уже не видел Бабушку и даже не знал, насколько мы близко к ней. Возможно, она спаслась, телепортировалась.
— Не м'гу! — Я потащил Мийю прочь, хотя она и сопротивлялась. — Б'дет хуже… если… схв'тят нас! Ми… — Я не хотел, чтобы она видела мое отчаяние.
Но она поняла, и, вцепившись в меня мертвой хваткой, помогла пробиваться через толпу. Стоны за нами становились все громче — я никогда не слышал такого. Хрустели кости детей под ногами толпы, кричали младенцы. Взрывались стоящие вокруг площади здания, круша жизнь невинных людей в них и под ними. Я слышал это все, слышал следующие безжалостные взрывы. Мои глаза горели, и почти ничего не было видно из-за льющейся с неба гадости. Я шел по распростертым телам.
Мы уже почти выбрались с площади. Только бы достичь переулка, только бы…
Что-то ударило меня в спину. Я упал на колени и стукнулся головой о землю, увлекая за собой Мийю. Половины своего тела я уже не чувствовал, не ощущал веса тех, кто упал на нас, понял только, что крепко досталось моим почкам. Парализующие пули, догадался я, поскольку не мог видеть, что поразило меня. Я попытался подняться, и чуть не упал снова. Одна нога не двигалась, и рука безвольно висела вдоль туловища.
— Биан, — выдохнула Мийа. Ее воспаленные глаза были ясными, она обхватила меня рукой, подталкивая вперед. Поток бегущих впихнул нас в переулок, где промежуток между стенами был настолько узок, что туда не могли пролететь флайеры.
Мийа тащила меня вниз по улочке. Теперь толпа нам помогала, удерживая меня на ногах и двигаясь в верном направлении. Наконец толпа поредела — гидраны вокруг нас стали исчезать один за другим.
Мийа провела меня в тень, помогла спуститься вниз по ступеням к двери, ведущей в подвал. Мы обрушились на пол, тяжело дыша. Я коснулся стены передо мной, провел здоровой рукой вниз по ее шершавой поверхности, едва веря тому, что я не окружен больше стонами и грохотом взрывов. Я все еще слышал всхлипывания и кашель, неуверенные шаги гидранов на улочке, когда их дар снова просыпался и они осознавали, что оказались в безопасности.
— Спасибо, — прошептал я, когда ко мне вернулся голос. Я поймал ее руки и прижал к губам.
Она отвернулась, высвобождая руки. Когда она наконец обернулась ко мне, дорожки слез легли на ее запыленное лицо. Она вытерла их, оставляя грязные разводы.
— Не надо, — прошептала она чуть слышно. — Я… Я должна благодарить тебя… — Ее голос сорвался. — Я была… одна. Я была одна… — Она закрыла глаза, и по ее лицу снова побежали слезы. Она вытерла их тотчас же, словно слабость ее тела посреди всего этого страдания и хаоса раздражала ее.
— Как ты можешь выносить это? — прошептала она. — Как?
Я опустил голову, уходя от ее взгляда, потому что, пытаясь ответить, я не смог произнести ни слова.
«Сначала монастырь. А сейчас это…» — Пси-способности возвратились к ней: я почувствовал, что она обдумывает, что она видит чувства каждого гидрана, проходящего мимо нас, их ужас, их боль, сливающиеся с ее грузом страха и вины. И я сидел посреди всего этого как мертвый, слишком близкий к землянам, чтобы видеть их чувства самому, не через ее мозг, слишком человек, чтобы разделить чьи-то страдания.
— Нет! — Гневный возглас Мийи прервал мое самобичевание, разрушая стены лжи, которые выросли из желания выжить. Объясняя мне, что мне не надо быть гидраном, мне не надо быть псионом, чтобы разделить чью-то боль, что мне не надо быть чудовищем, чтобы стать человеком. Или не надо быть человеком, чтобы стать монстром… — Лицо Наох заполнило ее мысли.
Я прижал ее к себе здоровой рукой, закрывая глаза. Горячие слезы кипели во мне. Я проглотил слова: говорить показалось мне внезапно так же больно, как плеваться кровью.
Мийа коснулась моей омертвевшей ноги, неподвижно лежащей передо мной. Я попытался двинуть ею, не ожидая ничего, так как до сих пор не чувствовал ее. Ступня дернулась, вызвав у меня приступ беспричинного смеха. Переулок уже опустел, но недалеко я слышал грохот тяжелых ботинок, приближающийся к нам.
Мийа подняла голову — зрачки ее были широкими и черными.
— Ты уже можешь телепортировать нас?
— Не знаю, — прошептала она, концентрируя на мне внимание. Я почувствовал, как она достигла моего мозга нежно и уверенно, хотя едва могла контролировать свои чувства. — Куда мы отправимся?
Я покачал головой. Мои мысли были совсем пусты.
— Джеби, — сказал я безнадежно. — Где он? Отнеси нас к нему.
Стоило мне произнести его имя, как связь с Мийей прервалась и пропало щекочущее чувство предстоящей телепортации.
А повторять было уже поздно. Нас заметили, и раздались слова на стандарте. В мгновение ока мы оказались окружены десятком легионеров, ослепленные их фонарями. Лица за стеклами шлемов, нечеткие за мерцающим защитным полем, уставились на нас, направив в нашу сторону десяток пистолетов.
— Отмороженный, — сказал кто-то, скорее издеваясь, чем предупреждая, а мы вжались в пол, глядя на него.
Кто-то шагнул в кольцо окруживших нас, отключил защитное поле шлема, чтобы мы могли увидеть его улыбающееся лицо: Фахд.
— Какой удачный денек, — сказал он. Он положил плазменное ружье на плечо, словно в самом деле нас совсем не боялся. — Из всех уродцев, которые нам сегодня попались, больше всего мне хотелось заполучить вас. Поднимайся, полукровка. И ты тоже, сука из ДНО.
— Не могу, — ответил я. — Парализован. — Я взглянул на Мийю, пытаясь привлечь ее внимание, так как никак не мог почувствовать ее присутствие в своих мыслях. Она смотрела на Фахда. На ее лице не было страха или хотя бы непокорности, а только напряженная решимость.
Фахд махнул двоим из своей команды.
— Вытащите их оттуда, — приказал он. Затем снова направил на нас ружье. — Даже не думайте об этом, — пробормотал он. — Администратор Боросэйж хотел, чтобы тебя доставили живым, ублюдок. Насчет того, чтобы невредимым, он и не заикался.
Один из легионеров осторожно начал спускаться по ступенькам и внезапно упал, словно поскользнулся на чем-то, не замеченном мной. Он пролетел вниз по ступенькам и свалился на меня как мешок с песком.
Фахд выругался, внеся свою лепту в ругань, исторгаемую легионером и мной. Луч плазменного ружья ударил в спину упавшего легионера. Неужели Фахд настолько безумен, что жертвует жизнью одного из своих людей только для того, чтобы мы не скрылись? Ответ был передо мной. Не успел он второй раз нажать на спуск, как…
Ружье взорвалось в его руках со вспышкой жара, света, грохота. Даже под защитой неподвижного тела мертвого легионера, я чувствовал, как энергия полосует мои чувства, подобно огненному отблеску ада.
Когда ко мне вернулись зрение и слух, легионеры на улице шатались, крутились волчком, наталкивались друг на друга, Фахд скулил, пытаясь разбить защитными перчатками стекло шлема, словно желал вырвать свои ослепшие глаза.
Я сдвинул с себя мертвое тело и повернулся к Мийе. Она глядела на Фахда, слезы боли катились по ее лицу, искривленному страданием. Но глаза ее были подобны глазам охотящейся кошки, когда она наконец взглянула на меня.
Я почувствовал, как на мне замыкаются ее мысли, и мы телепортировались.
Глава 19
«Ты вернулся! Ты с нами! Я верила в твое сердце…» — Она откинула шарф с лица и поцеловала меня. Мое тело ответило ей, готовое следовать за ней куда угодно, слепо, покорно… Но я почувствовал осадок подозрений Наох в чувствах Мийи, когда исчезли ее сомнения во мне. Не отпуская меня, она потянула меня в толпу.
Я вырвался.
— Мийа, остановись! Какого черта ты делаешь здесь? — крикнул я. — Это сумасшествие! — Я выкрикивал слова, пока мой язык, мой мозг не предали меня. — Как ты могла оставить меня?
Она посмотрела на меня, не понимая.
— Я должна была, — ответила она виновато. — Наох…
— Наох думает о том, что делает? — спросил я, уже не стараясь собраться с мыслями. — Она отдает всех вас в жертву легионерам корпорации!
— Нет, Биан. — Мийа покачала головой, — Она видела Путь. Мы можем защитить себя от них, не делая им зла, если соединимся в одно целое. Они будут не в силах остановить нас. Вера сдвигает горы. Мы можем заставить их исчезнуть.
— Мийа, прекрати! — Я схватил ее за плечи так сильно, что она поморщилась. — Твоя сестра внедрила свою болезнь в твой мозг. Она больна и заражает всех вас. Все, во что ты веришь, как ты думаешь, извращено, неправильно. — Она снова покачала головой. — Пожалуйста, Мийа, — сказал я. — Если ты любишь меня, если ты любишь Джеби, посмотри на Наох моими глазами. Посмотри и увидишь то, что вижу я. Ты знаешь, что она не проникала в мой мозг. Ты знаешь, кто я такой, и это… защищает меня. — Я провел в воздухе рукой. — Взгляни на эту толпу моими глазами и затем попробуй сказать, что все это не кажется тебе глупым и опасным.
Она глядела на меня, казалось, вечность, А мимо нас неслась толпа, втаптывая в пыль мои надежды. Наконец я заметил, что ее мысли стали меняться: безоговорочное доверие пробило плотину из льда, и хлынул поток вопросов, жаждущих ответа.
«Биан?»
Я открыл перед ней свои мысли, позволяя ей самой увидеть то, что видел я, во что отказывались поверить Наох и патриоты. Я пытался не подталкивать ее к истине, зная, что, если она заподозрит такие действия с моей стороны, я рискую потерять ее навсегда.
«Нефаза? — Краска схлынула с ее лица, словно она забыла, что всегда знала о ней. — Ты всегда видел этот Путь? — Она вцепилась в мою одежду, будто едва могла удержаться на ногах. — Наш народ… Тау… Они сделают это?»
Я кивнул, чувствуя, как что-то рвется во мне и заполняет меня болью, словно истина, открывшись и ей, превратилась во вдвойне тяжелую ношу для нас обоих. Но разве у меня был выбор? И у меня, и у нее выбор был один.
— Ты… ты видела ойазин? — Она отпрянула от меня, дрожа, покачала головой, имея в виду сразу нет, и не знаю, почему ты спрашиваешь. — Она сказала, что Путь ведет ее сюда. Может быть, она придумала, как остановить Наох? — Я пытался не думать о том, как невелик этот шанс. — Ты можешь найти ее?
Мийа слегка нахмурилась, оглядываясь. Даже я видел не дальше, чем на три метра вокруг нас, а я был выше большинства. Если ее мозг был так же заполнен незнакомцами, как и улица, она в мысленных поисках достигнет не большего успеха. Она посмотрела на стену над нами.
— Наверх, — показала она.
Я расслабился, а она подняла меня вверх. Мы опустились на гребень стены как невесомые. Я вцепился в край — его шероховатая поверхность резала мне ладони — и пытался собраться. Посмотрев на толпу, я понял, что искать Бабушку взглядом будет бесполезно. Возможно, Мийа может больше моего, но я не знал, как у нее получится, даже с ее пси-способностями, даже с высоты, найти Бабушку в этом взбудораженном море мыслей.
Вглядевшись в толпу внимательней, я обнаружил, что в ней есть и дети. Мое сердце оборвалось. Я знал, как немного осталось во Фриктауне детей после эпидемии, возникшей по вине Тау. Я задумался, притащили ли их сюда родители, рискуя последним шансом на будущее, или же они действительно верили словам Наох, что оружие врагов будет бессильно против них, или же они решили, что, если у них ничего не получится, жизнь будет лишена смысла. Я снова вспомнил Джеби и поднял голову, чтобы взглянуть на флайеры Службы безопасности. На площадь снова обрушились угрозы Боросэйжа.
— У тебя получается? «Нет, я…»
— Говори вслух, — сказал я. Я почувствовал, как она удивилась, услышав стальные нотки в моем голосе. — Если они попытаются остановить нас газом, мы узнаем об этом.
На ее лице появилось напряжение.
— Я нашла Наох, — она показала рукой. — Она во всем белом, ты можешь увидеть ее на мосту.
Я проследил, куда она показывала, и увидел фигуру в белом, выделявшуюся на темном фоне толпы, Наох отделила себя от нее, паря на высоте около метра над землей, словно провозглашая себя избранной. На обоих концах моста было защитное поле: наступающие напирали на него, как насекомые в бутылке.
Затем, пока я наблюдал за ними, Наох внезапно оказалась по другую сторону барьера. Это произошло настолько быстро, что я даже не заметил когда. Два патриота последовали за ней, и еще двое телепортировались через барьер. За ними ринулись и другие гидраны, уже не только патриоты — и парами, и пятерками, и десятками, — пока не заполнили этот конец моста. Я видел, как людская масса полилась к Ривертону, видел, как Наох парила над ней подобно бледному ангелу смерти.
— Бабушка? — пробормотал я, чуть не забыв спросить о ней, увлеченный зрелищем.
— Она не с ней. Я ищу… — ответила рассеянно Мийа, словно слушала меня лишь наполовину.
Я попытался продолжить поиски взглядом. Глаза мои притягивались к толпе, которая все быстрее двигалась, к дальнему концу моста, где начинался мир Тау. Здесь этот мост называли Мостом Вздохов. Завтра будут называть по-другому.
На дальнем конце ожидали Боросэйж с небольшим отрядом легионеров. Оружие их мерцало в свете раннего утра — значит, они пришли вооруженные. Мне даже не хотелось думать об этом. Флайеры уже занимали позиции над толпой, нельзя было и надеяться, что они будут только наблюдать.
Защитный барьер, на который я наткнулся когда-то, не остановит гидранов, как не остановил их и первый барьер, а когда они хорошо разглядят противоположный берег… Возможно, они смогли бы так, слившись в один мозг, обезвредить любое оружие, заблокировать волю каждого, кто пожелает им воспользоваться, не причинив им боли…
Возможно, ад мог бы быть уничтожен.
Я наблюдал, как пространство между двумя мирами становилось все уже, наблюдал, пока у меня не заболели глаза, пока я не смог вглядываться.
— Там! Ойазин! — закричала Мийа.
Я попытался рассмотреть то, что обнаружила она, не теряя равновесия. Ее руки коснулись моей груди, придерживая меня. Мозг ее мыслью направил мой взгляд в сторону Бабушки.
Я увидел Бабушку в толпе гидранов на площади, увидел, как она касается одного, потом другого. Чаще тех, кто с детьми. Почти всегда, как только она отходила от них, они исчезали вместе с детьми.
— Что она делает?
— Отсылает обратно тех, кто прислушивается к ней. Я хочу добраться до нее. Возможно, мы вместе сможем остановить Наох.
Я покачал головой:
— Слишком поздно. Никто уже не сможет повернуть их обратно. Сл'шком п'здно… Ч'рт! М'йа…
Она в панике посмотрела на меня, взглянула на толпу.
— Нет! Ой'зин… — Я почувствовал, как мысли ее окутывают меня, чтобы в одном прыжке перенести нас к Бабушке, в самое сердце толпы.
У нее ничего не получилось. Мир опрокинулся подо мной, мы потеряли равновесие и сорвались, падая в толпу под нами.
Я ударился о тела, затем — о землю, да так, что у меня перехватило дыхание. Я приподнялся, чувствуя, как каждый вдох отдается болью в сердце. Но боль должна была быть сильнее: Мийа успела сделать что-то, чтобы смягчить наше падение.
Она вскочила на ноги рядом со мной, мотая головой. Чья-то рука отшвырнула ее к стене, когда паника охватила толпу.
Сначала я подумал, что причиной такой реакции толпы были мы, упавшие с небес. Но по нарастающему шуму я понял, что был неправ. Люди вокруг нас, которые всю жизнь были включены в общую сеть мыслей, внезапно почувствовали: нечто цельное, подобное их душе, внезапно покидало их. Сотни людей переживали момент, который пережил я» когда потерял свои пси-способности, и я помнил, что было со мной…
Я врезался в Мийю, кто-то столкнулся со мной. Боль уничтожила воспоминания о потерянном, позволяя мне видеть взором, замутненным лишь гневом, и я увидел, что Мийа исчезла, что ее нет рядом со мной.
— Мийа! — выкрикнул я ее имя. Оно затерялось в какофонии — крики и возгласы нарастали. Я ошеломленно завертел головой и увидел, как Мийа пробивается через мешанину тел по направлению к Бабушке. Только бы ее не затоптала толпа, только бы легионеры не открыли огонь по толпе прямо с неба.
Я видел, как исчезали гидраны тут и там — те счастливчики, которые поняли, что происходит, прежде чем газ начал действовать на них. Но остальные оказались в ловушке, превратились в мишени. И я превращусь в мишень, если сейчас же не брошусь сломя голову вниз по улице.
Но я знал, что никуда не пойду без Мийи, а она — без Бабушки, и прокладывал себе путь через слепую неразбериху в толпе, догоняя ее… понимая, что в толпе, охваченной паникой, я всегда буду человеком — беспощадным, бесчувственным, всегда ищущим самый сложный путь.
Я услышал, как крики переходят в стоны — стоны ужаса и боли. Легионеры начали свое продвижение, и теперь большинство поверивших Наох оказались беспомощными, запертыми на мосту или здесь, на площади, заполненной перепуганными людьми. Гидраны стонали, как стонет любой человек, когда увечат его тело, и истекали кровью, как истекают кровью тела землян.
Я пытался увидеть сквозь стену плоти, отделяющей меня от Мийи, что уже успели натворить легионеры, используют ли они только оглушающее оружие, берут ли они пленников, намерены ли они остановиться, пока еще не все здесь искалечены или мертвы.
Вспышки света появились высоко над мостом, и ударная волна почти оглушила меня. Я выругался и закрыл уши руками. Когда в голове прояснилось, я увидел Мийю, почти на расстоянии вытянутой руки. Я протолкался к ней, пользуясь всеми уличными приемами, какие только знал.
— М'йа! — выкрикнул я ее имя, или то, что у меня получилось.
Она обернулась — и ее сшибло с ног: разорвался еще один снаряд. Я видел, как люди переваливались через перила моста — то ли подстреленные, то ли бросившиеся сами. Я знал лишь одно — в любом случае они погибли.
Кто-то толкнул меня сзади, и я упал на колени. Упал и пополз через лес мечущихся ног, щедро возвращая полученные мною синяки, пробираясь к Мийе. Я дотронулся до ее ошеломленного, окровавленного лица, захрипел и свалился от удара в ребра, неизвестно кем нанесенного.
Мы вцепились друг в друга, стараясь подняться. Зловонный дождь обрушился на нас, обжигая глаза, вызывая нестерпимый зуд на коже. Я закашлялся. Мийа всхлипывала, словно внезапно оказалась слепой и глухой. Ее не было в моем сознании, и я знал почему.
— П'дем, — закричал я. Слезы струились по моему лицу, когда я пытался направить ее туда, откуда мы пришли. Мы были не так далеко от улицы, которая привела меня на площадь. У нас еще был шанс выбраться живыми.
— … Ой'зин! — Она закашлялась. Она ударила меня по лицу, борясь за то единственное, что еще представляло смысл для нее в этом всеобщем безумии. — Спаси ее!
Но я уже не видел Бабушку и даже не знал, насколько мы близко к ней. Возможно, она спаслась, телепортировалась.
— Не м'гу! — Я потащил Мийю прочь, хотя она и сопротивлялась. — Б'дет хуже… если… схв'тят нас! Ми… — Я не хотел, чтобы она видела мое отчаяние.
Но она поняла, и, вцепившись в меня мертвой хваткой, помогла пробиваться через толпу. Стоны за нами становились все громче — я никогда не слышал такого. Хрустели кости детей под ногами толпы, кричали младенцы. Взрывались стоящие вокруг площади здания, круша жизнь невинных людей в них и под ними. Я слышал это все, слышал следующие безжалостные взрывы. Мои глаза горели, и почти ничего не было видно из-за льющейся с неба гадости. Я шел по распростертым телам.
Мы уже почти выбрались с площади. Только бы достичь переулка, только бы…
Что-то ударило меня в спину. Я упал на колени и стукнулся головой о землю, увлекая за собой Мийю. Половины своего тела я уже не чувствовал, не ощущал веса тех, кто упал на нас, понял только, что крепко досталось моим почкам. Парализующие пули, догадался я, поскольку не мог видеть, что поразило меня. Я попытался подняться, и чуть не упал снова. Одна нога не двигалась, и рука безвольно висела вдоль туловища.
— Биан, — выдохнула Мийа. Ее воспаленные глаза были ясными, она обхватила меня рукой, подталкивая вперед. Поток бегущих впихнул нас в переулок, где промежуток между стенами был настолько узок, что туда не могли пролететь флайеры.
Мийа тащила меня вниз по улочке. Теперь толпа нам помогала, удерживая меня на ногах и двигаясь в верном направлении. Наконец толпа поредела — гидраны вокруг нас стали исчезать один за другим.
Мийа провела меня в тень, помогла спуститься вниз по ступеням к двери, ведущей в подвал. Мы обрушились на пол, тяжело дыша. Я коснулся стены передо мной, провел здоровой рукой вниз по ее шершавой поверхности, едва веря тому, что я не окружен больше стонами и грохотом взрывов. Я все еще слышал всхлипывания и кашель, неуверенные шаги гидранов на улочке, когда их дар снова просыпался и они осознавали, что оказались в безопасности.
— Спасибо, — прошептал я, когда ко мне вернулся голос. Я поймал ее руки и прижал к губам.
Она отвернулась, высвобождая руки. Когда она наконец обернулась ко мне, дорожки слез легли на ее запыленное лицо. Она вытерла их, оставляя грязные разводы.
— Не надо, — прошептала она чуть слышно. — Я… Я должна благодарить тебя… — Ее голос сорвался. — Я была… одна. Я была одна… — Она закрыла глаза, и по ее лицу снова побежали слезы. Она вытерла их тотчас же, словно слабость ее тела посреди всего этого страдания и хаоса раздражала ее.
— Как ты можешь выносить это? — прошептала она. — Как?
Я опустил голову, уходя от ее взгляда, потому что, пытаясь ответить, я не смог произнести ни слова.
«Сначала монастырь. А сейчас это…» — Пси-способности возвратились к ней: я почувствовал, что она обдумывает, что она видит чувства каждого гидрана, проходящего мимо нас, их ужас, их боль, сливающиеся с ее грузом страха и вины. И я сидел посреди всего этого как мертвый, слишком близкий к землянам, чтобы видеть их чувства самому, не через ее мозг, слишком человек, чтобы разделить чьи-то страдания.
— Нет! — Гневный возглас Мийи прервал мое самобичевание, разрушая стены лжи, которые выросли из желания выжить. Объясняя мне, что мне не надо быть гидраном, мне не надо быть псионом, чтобы разделить чью-то боль, что мне не надо быть чудовищем, чтобы стать человеком. Или не надо быть человеком, чтобы стать монстром… — Лицо Наох заполнило ее мысли.
Я прижал ее к себе здоровой рукой, закрывая глаза. Горячие слезы кипели во мне. Я проглотил слова: говорить показалось мне внезапно так же больно, как плеваться кровью.
Мийа коснулась моей омертвевшей ноги, неподвижно лежащей передо мной. Я попытался двинуть ею, не ожидая ничего, так как до сих пор не чувствовал ее. Ступня дернулась, вызвав у меня приступ беспричинного смеха. Переулок уже опустел, но недалеко я слышал грохот тяжелых ботинок, приближающийся к нам.
Мийа подняла голову — зрачки ее были широкими и черными.
— Ты уже можешь телепортировать нас?
— Не знаю, — прошептала она, концентрируя на мне внимание. Я почувствовал, как она достигла моего мозга нежно и уверенно, хотя едва могла контролировать свои чувства. — Куда мы отправимся?
Я покачал головой. Мои мысли были совсем пусты.
— Джеби, — сказал я безнадежно. — Где он? Отнеси нас к нему.
Стоило мне произнести его имя, как связь с Мийей прервалась и пропало щекочущее чувство предстоящей телепортации.
А повторять было уже поздно. Нас заметили, и раздались слова на стандарте. В мгновение ока мы оказались окружены десятком легионеров, ослепленные их фонарями. Лица за стеклами шлемов, нечеткие за мерцающим защитным полем, уставились на нас, направив в нашу сторону десяток пистолетов.
— Отмороженный, — сказал кто-то, скорее издеваясь, чем предупреждая, а мы вжались в пол, глядя на него.
Кто-то шагнул в кольцо окруживших нас, отключил защитное поле шлема, чтобы мы могли увидеть его улыбающееся лицо: Фахд.
— Какой удачный денек, — сказал он. Он положил плазменное ружье на плечо, словно в самом деле нас совсем не боялся. — Из всех уродцев, которые нам сегодня попались, больше всего мне хотелось заполучить вас. Поднимайся, полукровка. И ты тоже, сука из ДНО.
— Не могу, — ответил я. — Парализован. — Я взглянул на Мийю, пытаясь привлечь ее внимание, так как никак не мог почувствовать ее присутствие в своих мыслях. Она смотрела на Фахда. На ее лице не было страха или хотя бы непокорности, а только напряженная решимость.
Фахд махнул двоим из своей команды.
— Вытащите их оттуда, — приказал он. Затем снова направил на нас ружье. — Даже не думайте об этом, — пробормотал он. — Администратор Боросэйж хотел, чтобы тебя доставили живым, ублюдок. Насчет того, чтобы невредимым, он и не заикался.
Один из легионеров осторожно начал спускаться по ступенькам и внезапно упал, словно поскользнулся на чем-то, не замеченном мной. Он пролетел вниз по ступенькам и свалился на меня как мешок с песком.
Фахд выругался, внеся свою лепту в ругань, исторгаемую легионером и мной. Луч плазменного ружья ударил в спину упавшего легионера. Неужели Фахд настолько безумен, что жертвует жизнью одного из своих людей только для того, чтобы мы не скрылись? Ответ был передо мной. Не успел он второй раз нажать на спуск, как…
Ружье взорвалось в его руках со вспышкой жара, света, грохота. Даже под защитой неподвижного тела мертвого легионера, я чувствовал, как энергия полосует мои чувства, подобно огненному отблеску ада.
Когда ко мне вернулись зрение и слух, легионеры на улице шатались, крутились волчком, наталкивались друг на друга, Фахд скулил, пытаясь разбить защитными перчатками стекло шлема, словно желал вырвать свои ослепшие глаза.
Я сдвинул с себя мертвое тело и повернулся к Мийе. Она глядела на Фахда, слезы боли катились по ее лицу, искривленному страданием. Но глаза ее были подобны глазам охотящейся кошки, когда она наконец взглянула на меня.
Я почувствовал, как на мне замыкаются ее мысли, и мы телепортировались.
Глава 19
Наш прыжок завершился, и я шлепнулся на пол рядом с Мийей, не имея ни малейшего представления, где мы находимся и с чем здесь столкнемся. Выработанные на улицах рефлексы сработали, я сразу попытался вскочить на ноги, несмотря на слабость, но нога отказала, и я опять свалился, чувствуя, что еще одно подобное сотрясение организма — и меня вывернет наизнанку.
Я сидел на полу, пока голова моя не прояснилась. Мы находились в другом здании Фриктауна, которое казалось еще более унылым, чем виденные мною ранее. Вероятно, это был заброшенный склад, а не жилой дом. Но его превратили в жилье, наполненное старой мебелью и хламом. Где-то текла вода, просачиваясь, капая, не попадая в трубы; пахло сыростью и гнилью. Это помещение напомнило мне заброшенные дома, в которых я спал когда-то в Старом городе, напомнило мне, как одинок я был тогда — изгой среди изгоев, полукровка, урод.
Кроме нас в комнате были патриоты, окровавленные, в шоке, словно они попали сюда незадолго до нашего появления. Я узнал некоторых. Наох с ними не было. Выжившие, поглядывая на нас кто с удивлением, кто с безразличием, по очереди смывали с себя кровь, грязь, обрабатывали раны друг друга.
Мийа неуверенно поднялась на ноги, переводя взгляд с лица на лицо. Эхо боли от того, что она сделала с Фахдом, все еще отзывалось в ее теле, но ужас того, что сделал Тау со всеми нами, затмил эту боль в ее мыслях. Наконец она отыскала взглядом Джеби на руках у какого-то гидрана. Джеби зашевелился, словно почувствовал, что Мийа здесь. Она в мгновение ока оказалась с ним рядом, взяла на руки, поцеловала его в макушку и, закрыв глаза, стала нежно укачивать. На свету стали еще заметнее дорожки от слез, размывших пыль и кровь на ее щеках.
Я поднялся, опираясь о груду брошенных ящиков, потирая безвольно висящую руку. Вся левая половина тела начала покалывать и гореть, медленно возвращаясь к жизни.
— Тут все, кто вышел отсюда? — спросил я. Мийа покачала головой — она не знала точно.
— Возможно, остальные придут после того, как помогут раненым. — Она опустила глаза. Думает ли она о Наох? Что бы она ни думала, она не была готова делиться этим даже со мной.
Я пошел через комнату к ней, приволакивая левую ногу. Джеби вытянул руки, когда я подошел к ним.
— Кот, — сказал он. Это прозвучало так ясно, что мне не могло показаться.
Я остановился.
— Джеби, — прошептал я, прислушиваясь к сбившемуся дыханию Мийи. — Привет, Джеби. — Я улыбнулся, и он обхватил мою руку своими ручонками.
— Он назвал тебя по имени, — взволнованно пробормотала Мийа. — Он вообще ничего не говорил с тех пор, как… — Ее лицо, ее мысли, мой мозг наполнились чувством, которое не имело никакого отношения к боли.
— Знаю, — сказал я и посадил его к себе на колени. — Знаю. — Через Мийю я чувствовал, что чувствует Джеби, глядя на меня снизу вверх. Я видел себя его глазами, ее глазами, видел, как я улыбаюсь.
А потом это чувство прошло. Мы сидели в сыром помещении склада вместе с десятком других грязных, измученных беглецов, и все мы выглядели как мертвецы. Мое тело, покрытое синяками, наполовину парализованное, снова стало болеть.
— Так, — сказал я наконец. — И что теперь?
Никто не ответил. Я поднял глаза: лица окружающих меня окаменели. Я понял, что сказал это на стандарте.
— Поиграй со мной, — сказал на стандарте Джеби. Его лицо удивленно засияло, когда он обнаружил, что в этом мире, полном незнакомцев, есть человек, который знает его язык. — Пора играть!
На моем лице появилась улыбка. Я обрадовался, что можно подумать о чем-то другом, кроме того, как на меня сейчас смотрят патриоты.
Мийа недоверчиво покачала головой. Затем, с тенью улыбки, коснувшейся ее глаз, присела и стала учить меня играм, в которые они играли вдвоем, упражнениям, предназначенным для развития тела и контроля его действий мозгом малыша. Я сконцентрировал внимание на нас троих, пытался отгородиться от того, где мы сейчас находились, кем мы были и почему мы оказались здесь, почему с нами так мало других патриотов, ожидающих знамения, что чудо свершилось, знамения, которое не появилось.
Прошло довольно много времени, так что даже Джеби устал играть. Мийа покормила его и уложила спать на груду циновок. Он вцепился в нее, когда она наклонилась, чтобы поцеловать его.
— Мама, — пробормотал он.
Она напряглась, пряча боль, которую вызвало в ее сердце это простое слово. Она подержала его немного дольше, мягко убаюкивая, прежде чем отпустить. Ее чувство горя и вины бродило по извилинам моего мозга.
Те гидраны, кто еще не лег спать, сидели, глядя на нее отсутствующим взглядом. Один из них, развязав платок, достал из него таку. Животное лежало на его руке, безжизненно неподвижное, застывшее. Слезы наполнили глаза гидрана и потекли по щекам. Он не стал вытирать их, словно даже на это у него не было сил. Я подумал, не это ли животное — трупик на ладони — я видел в ту ночь, когда познакомился с патриотами.
Если кому-то из гидранов в этой комнате хотелось что-нибудь сказать, то они говорили это так, что я не мог их услышать. У одного или двух еще осталась энергия на то, чтобы бродить взад и вперед, и их шаги звучали в мертвой тишине как невысказанный гнев.
Мийа села рядом со мной у ящиков, положив голову мне на плечо. И закрыла глаза. Я чувствовал, как размываются ее усталость, ее сомнения и надежды. Сон брал верх над всем — единственное спасение для нас. Я закрыл глаза, обнимая ее, прислонился к ней головой, ласково поцеловал ее волосы, желая ее, чувствуя, как тепло внутри у меня перерастает в горячее желание, даже не думая, что вожделение сейчас было так же невозможно, как надежда, держа ее в своих мыслях.
Я проснулся, разбуженный ночным кошмаром, по сравнению с которым блекло все то, где бывал мой мозг, когда я был под дозой. Я помотал головой, пытаясь прийти в себя. Рядом со мной Мийа сказала:
— Наох!
Наох стояла в центре комнаты, окруженная гидранами, которые, видимо, появились вместе с ней. Они все выглядели оглушенными, грязными, потерпевшими поражение. Наох медленно поворачивалась, разглядывая горстку людей, оставшихся от организации патриотов. Мы все выглядели не лучше. Ее движение напомнило мне, как Бабушка кланялась миру вокруг нее, но Наох не кланялась, и в глазах ее не было ясности. Ее взгляд остановился, наткнувшись на Мийю, задержался на мне, на наших руках и ногах, переплетенных, как наши мысли. Она рассматривала нас целую вечность. Не знаю, что было в ее мыслях, я чувствовал только, как дрожит в напряжении тело Мийи, когда ее облегчение от того, что Наох жива, внезапно снова превратилось в гнев.
— Вы последовали тому Пути, который вел вас к безопасности, — громко сказала Наох и посмотрела на остальных. Когда она снова перевела взгляд на Мийю, я заметил облегчение на ее лице.
Я сидел на полу, пока голова моя не прояснилась. Мы находились в другом здании Фриктауна, которое казалось еще более унылым, чем виденные мною ранее. Вероятно, это был заброшенный склад, а не жилой дом. Но его превратили в жилье, наполненное старой мебелью и хламом. Где-то текла вода, просачиваясь, капая, не попадая в трубы; пахло сыростью и гнилью. Это помещение напомнило мне заброшенные дома, в которых я спал когда-то в Старом городе, напомнило мне, как одинок я был тогда — изгой среди изгоев, полукровка, урод.
Кроме нас в комнате были патриоты, окровавленные, в шоке, словно они попали сюда незадолго до нашего появления. Я узнал некоторых. Наох с ними не было. Выжившие, поглядывая на нас кто с удивлением, кто с безразличием, по очереди смывали с себя кровь, грязь, обрабатывали раны друг друга.
Мийа неуверенно поднялась на ноги, переводя взгляд с лица на лицо. Эхо боли от того, что она сделала с Фахдом, все еще отзывалось в ее теле, но ужас того, что сделал Тау со всеми нами, затмил эту боль в ее мыслях. Наконец она отыскала взглядом Джеби на руках у какого-то гидрана. Джеби зашевелился, словно почувствовал, что Мийа здесь. Она в мгновение ока оказалась с ним рядом, взяла на руки, поцеловала его в макушку и, закрыв глаза, стала нежно укачивать. На свету стали еще заметнее дорожки от слез, размывших пыль и кровь на ее щеках.
Я поднялся, опираясь о груду брошенных ящиков, потирая безвольно висящую руку. Вся левая половина тела начала покалывать и гореть, медленно возвращаясь к жизни.
— Тут все, кто вышел отсюда? — спросил я. Мийа покачала головой — она не знала точно.
— Возможно, остальные придут после того, как помогут раненым. — Она опустила глаза. Думает ли она о Наох? Что бы она ни думала, она не была готова делиться этим даже со мной.
Я пошел через комнату к ней, приволакивая левую ногу. Джеби вытянул руки, когда я подошел к ним.
— Кот, — сказал он. Это прозвучало так ясно, что мне не могло показаться.
Я остановился.
— Джеби, — прошептал я, прислушиваясь к сбившемуся дыханию Мийи. — Привет, Джеби. — Я улыбнулся, и он обхватил мою руку своими ручонками.
— Он назвал тебя по имени, — взволнованно пробормотала Мийа. — Он вообще ничего не говорил с тех пор, как… — Ее лицо, ее мысли, мой мозг наполнились чувством, которое не имело никакого отношения к боли.
— Знаю, — сказал я и посадил его к себе на колени. — Знаю. — Через Мийю я чувствовал, что чувствует Джеби, глядя на меня снизу вверх. Я видел себя его глазами, ее глазами, видел, как я улыбаюсь.
А потом это чувство прошло. Мы сидели в сыром помещении склада вместе с десятком других грязных, измученных беглецов, и все мы выглядели как мертвецы. Мое тело, покрытое синяками, наполовину парализованное, снова стало болеть.
— Так, — сказал я наконец. — И что теперь?
Никто не ответил. Я поднял глаза: лица окружающих меня окаменели. Я понял, что сказал это на стандарте.
— Поиграй со мной, — сказал на стандарте Джеби. Его лицо удивленно засияло, когда он обнаружил, что в этом мире, полном незнакомцев, есть человек, который знает его язык. — Пора играть!
На моем лице появилась улыбка. Я обрадовался, что можно подумать о чем-то другом, кроме того, как на меня сейчас смотрят патриоты.
Мийа недоверчиво покачала головой. Затем, с тенью улыбки, коснувшейся ее глаз, присела и стала учить меня играм, в которые они играли вдвоем, упражнениям, предназначенным для развития тела и контроля его действий мозгом малыша. Я сконцентрировал внимание на нас троих, пытался отгородиться от того, где мы сейчас находились, кем мы были и почему мы оказались здесь, почему с нами так мало других патриотов, ожидающих знамения, что чудо свершилось, знамения, которое не появилось.
Прошло довольно много времени, так что даже Джеби устал играть. Мийа покормила его и уложила спать на груду циновок. Он вцепился в нее, когда она наклонилась, чтобы поцеловать его.
— Мама, — пробормотал он.
Она напряглась, пряча боль, которую вызвало в ее сердце это простое слово. Она подержала его немного дольше, мягко убаюкивая, прежде чем отпустить. Ее чувство горя и вины бродило по извилинам моего мозга.
Те гидраны, кто еще не лег спать, сидели, глядя на нее отсутствующим взглядом. Один из них, развязав платок, достал из него таку. Животное лежало на его руке, безжизненно неподвижное, застывшее. Слезы наполнили глаза гидрана и потекли по щекам. Он не стал вытирать их, словно даже на это у него не было сил. Я подумал, не это ли животное — трупик на ладони — я видел в ту ночь, когда познакомился с патриотами.
Если кому-то из гидранов в этой комнате хотелось что-нибудь сказать, то они говорили это так, что я не мог их услышать. У одного или двух еще осталась энергия на то, чтобы бродить взад и вперед, и их шаги звучали в мертвой тишине как невысказанный гнев.
Мийа села рядом со мной у ящиков, положив голову мне на плечо. И закрыла глаза. Я чувствовал, как размываются ее усталость, ее сомнения и надежды. Сон брал верх над всем — единственное спасение для нас. Я закрыл глаза, обнимая ее, прислонился к ней головой, ласково поцеловал ее волосы, желая ее, чувствуя, как тепло внутри у меня перерастает в горячее желание, даже не думая, что вожделение сейчас было так же невозможно, как надежда, держа ее в своих мыслях.
Я проснулся, разбуженный ночным кошмаром, по сравнению с которым блекло все то, где бывал мой мозг, когда я был под дозой. Я помотал головой, пытаясь прийти в себя. Рядом со мной Мийа сказала:
— Наох!
Наох стояла в центре комнаты, окруженная гидранами, которые, видимо, появились вместе с ней. Они все выглядели оглушенными, грязными, потерпевшими поражение. Наох медленно поворачивалась, разглядывая горстку людей, оставшихся от организации патриотов. Мы все выглядели не лучше. Ее движение напомнило мне, как Бабушка кланялась миру вокруг нее, но Наох не кланялась, и в глазах ее не было ясности. Ее взгляд остановился, наткнувшись на Мийю, задержался на мне, на наших руках и ногах, переплетенных, как наши мысли. Она рассматривала нас целую вечность. Не знаю, что было в ее мыслях, я чувствовал только, как дрожит в напряжении тело Мийи, когда ее облегчение от того, что Наох жива, внезапно снова превратилось в гнев.
— Вы последовали тому Пути, который вел вас к безопасности, — громко сказала Наох и посмотрела на остальных. Когда она снова перевела взгляд на Мийю, я заметил облегчение на ее лице.