Страница:
— Нет, — вздохнула Наталья Валерьяновна.
Она пересекла маленький дворик, вошла в обшарпанную дверь. И тотчас стала меньше ростом: уровень первого этажа был ниже двора. Сюда во время дождя могли затекать потоки воды. «Еще один минус», — заметил Алексей. Все же однокомнатная в центре была неплохой находкой. И кухня с окном.
Алексей решительно последовал за новой знакомой.
— Извините, Наталья Валерьяновна! Вы мне не разрешите позвонить от вас?
— С большим удовольствием, Алеша! Заходите.
Заодно и чайку попьем.
Наталья Валерьяновна, как многие творческие люди, была доверчивым и бесхитростным человеком.
На большинстве дверей, выходящих на лестницу, не было ни номеров, ни звонков, ни даже ручек.
По-видимому, ими не пользовались, так как в квартирах имелся парадный вход. В темноватом углу, на площадке, поблескивала зловонная лужа, испарения от которой ударили Алексею в нос. Перила лестницы были частью поломаны, частью погнуты, вероятно испытывающими свою силу подростками. На площадке между этажами валялись разбитые шприцы, окурки, банки из-под пива. Повсюду настенные надписи: ругательства, витиеватые буквы названий популярных рок-групп и футбольных команд. Следы ночной жизни подъезда, не имеющей ничего общего с жизнью здешних обитателей, которым эта чужая безалаберная жизнь несла смутную угрозу.
«Да, лестница не в масть», — подумал Алексей. Он медленно переставлял ноги по ступеням.
Наконец, бряцая связкой ключей, Наталья Валерьяновна открыла два замка и пригласила Алексея зайти в квартиру.
Старый, намазанный желтой мастикой пол скрипел под каждым его шагом. «Паркет в плюс», — отметил про себя Алексей. Он вошел в кухню и выглянул в окно. Казалось рядом, только руку протяни, и коснешься окна на противоположной стене двора. Оно было плотно зашторено, и только тени, освещаемые электричеством, двигались за шторами.
Алексей отвернулся от окна и быстро осмотрел кухню. «Метров четырнадцать, большая», — прикинул он. Кроме газовой плиты и раковины, о кухне больше ничего не напоминало. Вся мебель была обычная, как в жилой комнате: стол, комод и маленький, со стеклянными дверцами буфетик. Наталья Валерьяновна пригласила Алексея в просторную комнату, которую, несмотря на дневное время, освещала нарядная, с хрустальными подвесками, люстра.
В узкое оконце, выходящее в угол двора, дневной свет почти не проникал. Квартира была неказистая, но могла пригодиться для квартирных маневров.
Алексей видимости ради позвонил по телефону, а хозяйка тем временем выложила на стол, покрытый пурпурной бархатной скатертью, большой старинный альбом с фотографиями и с удовольствием стала ему демонстрировать снимки своей молодости.
— А это мой племянник, — пояснила она, указывая на снимок мужчины в морском кителе. — Служит морским офицером на Дальнем Востоке. А прежде жил и учился здесь, в Ленинграде. Да, будь он тут, глядишь, и навестил бы старуху. Иной раз хвораешь…
— А вы часто болеете? — оживился Алексей. Кажется, разговор сворачивал на нужную для гостя дорожку.
— Случается, но вообще-то я не люблю с врачами связываться, — с гордостью заявила Наталья Валерьяновна, — только начни, сразу ворох болезней отыщут.
— А как же вы тогда одна обходитесь?
— Почему же одна? Соседка навещает, еще женщина из собеса приходит, продукты носит. Справляюсь потихоньку, вот только мыться теперь тяжело стало: ванны нет, а до бани далековато добираться. Вообще-то у нас тут, на Фонарном, отличные бани, еще дореволюционные. Раньше я любила туда ходить…
— А вы, Наталья Валерьяновна, не хотели б в новый район перебраться? Я бы мог помочь вам подыскать квартирку, можно и с ванной, — перебил воспоминания старушки Алексей-.
— Что вы, Алеша, я здесь почти всю жизнь прожила, здесь и умру.
— Ну, Наталья Валерьяновна, умирать вам рановато, на пенсии только и можно жизнью наслаждаться, — бодро сказал Алексей, решив про себя, что на первый раз, пожалуй, достаточно.
Он решительно встал и быстро попрощался с хозяйкой.
— А чайку-то, чайку не попьете? — причитала Наталья Валерьяновна, с сожалением провожая обходительного гостя.
Но у Алексея было еще много работы.
3
4
Она пересекла маленький дворик, вошла в обшарпанную дверь. И тотчас стала меньше ростом: уровень первого этажа был ниже двора. Сюда во время дождя могли затекать потоки воды. «Еще один минус», — заметил Алексей. Все же однокомнатная в центре была неплохой находкой. И кухня с окном.
Алексей решительно последовал за новой знакомой.
— Извините, Наталья Валерьяновна! Вы мне не разрешите позвонить от вас?
— С большим удовольствием, Алеша! Заходите.
Заодно и чайку попьем.
Наталья Валерьяновна, как многие творческие люди, была доверчивым и бесхитростным человеком.
На большинстве дверей, выходящих на лестницу, не было ни номеров, ни звонков, ни даже ручек.
По-видимому, ими не пользовались, так как в квартирах имелся парадный вход. В темноватом углу, на площадке, поблескивала зловонная лужа, испарения от которой ударили Алексею в нос. Перила лестницы были частью поломаны, частью погнуты, вероятно испытывающими свою силу подростками. На площадке между этажами валялись разбитые шприцы, окурки, банки из-под пива. Повсюду настенные надписи: ругательства, витиеватые буквы названий популярных рок-групп и футбольных команд. Следы ночной жизни подъезда, не имеющей ничего общего с жизнью здешних обитателей, которым эта чужая безалаберная жизнь несла смутную угрозу.
«Да, лестница не в масть», — подумал Алексей. Он медленно переставлял ноги по ступеням.
Наконец, бряцая связкой ключей, Наталья Валерьяновна открыла два замка и пригласила Алексея зайти в квартиру.
Старый, намазанный желтой мастикой пол скрипел под каждым его шагом. «Паркет в плюс», — отметил про себя Алексей. Он вошел в кухню и выглянул в окно. Казалось рядом, только руку протяни, и коснешься окна на противоположной стене двора. Оно было плотно зашторено, и только тени, освещаемые электричеством, двигались за шторами.
Алексей отвернулся от окна и быстро осмотрел кухню. «Метров четырнадцать, большая», — прикинул он. Кроме газовой плиты и раковины, о кухне больше ничего не напоминало. Вся мебель была обычная, как в жилой комнате: стол, комод и маленький, со стеклянными дверцами буфетик. Наталья Валерьяновна пригласила Алексея в просторную комнату, которую, несмотря на дневное время, освещала нарядная, с хрустальными подвесками, люстра.
В узкое оконце, выходящее в угол двора, дневной свет почти не проникал. Квартира была неказистая, но могла пригодиться для квартирных маневров.
Алексей видимости ради позвонил по телефону, а хозяйка тем временем выложила на стол, покрытый пурпурной бархатной скатертью, большой старинный альбом с фотографиями и с удовольствием стала ему демонстрировать снимки своей молодости.
— А это мой племянник, — пояснила она, указывая на снимок мужчины в морском кителе. — Служит морским офицером на Дальнем Востоке. А прежде жил и учился здесь, в Ленинграде. Да, будь он тут, глядишь, и навестил бы старуху. Иной раз хвораешь…
— А вы часто болеете? — оживился Алексей. Кажется, разговор сворачивал на нужную для гостя дорожку.
— Случается, но вообще-то я не люблю с врачами связываться, — с гордостью заявила Наталья Валерьяновна, — только начни, сразу ворох болезней отыщут.
— А как же вы тогда одна обходитесь?
— Почему же одна? Соседка навещает, еще женщина из собеса приходит, продукты носит. Справляюсь потихоньку, вот только мыться теперь тяжело стало: ванны нет, а до бани далековато добираться. Вообще-то у нас тут, на Фонарном, отличные бани, еще дореволюционные. Раньше я любила туда ходить…
— А вы, Наталья Валерьяновна, не хотели б в новый район перебраться? Я бы мог помочь вам подыскать квартирку, можно и с ванной, — перебил воспоминания старушки Алексей-.
— Что вы, Алеша, я здесь почти всю жизнь прожила, здесь и умру.
— Ну, Наталья Валерьяновна, умирать вам рановато, на пенсии только и можно жизнью наслаждаться, — бодро сказал Алексей, решив про себя, что на первый раз, пожалуй, достаточно.
Он решительно встал и быстро попрощался с хозяйкой.
— А чайку-то, чайку не попьете? — причитала Наталья Валерьяновна, с сожалением провожая обходительного гостя.
Но у Алексея было еще много работы.
3
Елена шла по набережной Фонтанки, думая о своем. Она не замечала ни красивых особняков по обе ее стороны, ни величия конных скульптур на Аничковом мосту, уже открывшихся ее взгляду. Не беспокоило ее и скопление машин перед Невским проспектом. Жители крупных городов привычно отключаются на улице от внешнего мира: слишком напорист натиск впечатлений. Елена работала рекламным агентом в газете «Хроника рынка», так что переходы и переезды на общественном транспорте занимали половину ее рабочего времени.
Судьба выбросила Елену из привычной колеи, как и многих других в начале перестройки. Елена попала в бурлящий водоворот новой жизни после тихого, спокойного НИИ «Магнит», где она десять лет проработала старшим инженером. Жизнь в НИИ еще тлела, но денег оставшиеся там работники почти не получали. Поэтому в институте держались в основном пенсионеры да жены обеспеченных мужей. О Елене и ее дочери заботиться было некому.
Муж два года назад уехал за рубеж, обещав помогать семье. Но регулярных поступлений от него не было. Елена сама зарабатывала на жизнь. Она так же успешно справлялась с работой агента, как прежде с научной. Большой удачей для Елены было то, что клиентов ей искать не приходилось. Они сами звонили в газету «Хроника рынка» и вызывали агента для оформления рекламы. Вот таким агентом по вызову она и являлась.
Почти сразу Елена поняла, что клиенты считают агента существом низшего сорта. Это проявлялось в их необязательности, в неуважении к ее мнению.
Вначале она переживала такое отношение к себе. Но затем научилась извлекать пользу. Она отделила себя от личины агента. Елена стала играть роль говорящей куклы, которую сама же дергала за ниточки. У рекламодателя при этом оставалась полная уверенность в своем превосходстве. Техническая же сторона работы: разработка текста объявления, слогана, рекламной кампании — Елене даже нравилась.
Но главной оставалась роль маленького человека, выйти из которой было невозможно.
Резкий поток теплого воздуха, сопровождаемый урчанием автомобиля, чуть не сбил Елену с ног. Испугаться она не успела, только нелепо взмахнула руками, едва не выронив сумку. Лишь увидев вихляющий зад красной машины, поняла, что была на волосок от неприятностей куда больших, чем задетый бампером ее любимый светло-голубой плащ.
Но солнце уже припекало по-настоящему, и плащ можно было снять. Елена свернула надорванный плащ и положила в свою необъятных размеров черную сумку, стараясь не помять лежащие в отдельной папке бумаги. На дне сумки в беспорядке перемешались разные женские мелочи и нужные вещи.
Елена свернула в ближайший переулок и скоро вышла на оживленную Садовую улицу. Дальше она рассчитывала подъехать трамваем. На остановке собралась большая толпа. Уже начали сгущаться вихри недовольства. То слышались хриплые тирады непечатных слов, то визгливые угрозы в адрес мэра и властей, которые не могут наладить работу транспорта.
Наконец подкатил трамвай, и толпа кинулась осаждать его. Елена, прижимая к груди свою огромную, мешающую в этой тесноте сумку, тоже стала пробираться к двери. Хитрость состояла в том, чтобы попасть именно в тот ряд, который медленно, но верно, сдавливаемый с двух сторон телами, ввинчивался в вагон. Елене повезло: наседавшие сзади парни крепко нажали и затолкнули ее в вожделенную дверь. Едва Елена втиснулась на нижнюю подножку вагона, как дверь, натужно фыркнув, захлопнулась. Подсобившие ей парни остались «за бортом». На Сенной Елену вместе с выходящими пассажирами вытряхнуло на улицу и с новым потоком вновь занесло в вагон. Пока трамвай скрипел и дергался, огибая забор уже десять лет длящегося на площади метростроительства, пассажиры постепенно утрамбовывались, завоевывая дефицитные сантиметры персонального места. Елена наконец сумела поставить на пол вагона вторую ногу, зажатую сплетением ног других пассажиров.
Она ехала в фирму «Тайные веды». Это был уже не первый вызов к экстрасенсам и ясновидящим. Но нынешнему визиту сопутствовал приятный момент — назначенная встреча с ворожеей Татьяной. Елена знала ее прежде, когда та еще не была ворожеей. Детьми они жили в одной коммунальной квартире, здесь же, недалеко от Театральной площади. Потом жизнь развела их. И вот, спустя годы, они встретились вновь, когда Елена оформляла рекламу в этой фирме. Встреча оказалась радостной неожиданностью для них обеих. Но Татьяна была занята и не смогла как следует пообщаться с подругой детства. Сегодня же она специально оставила время для сеанса с Еленой. Елена не верила в магические ритуалы, но ее интересовали необъяснимые факты и скрытые возможности человека. Испробовать на себе работу мага было любопытно.
У Никольского собора из трамвая высыпали сухонькие старушки, торопившиеся на богослужение, и в салоне стало просторнее. Перед Еленой даже освободилось сиденье, и она, чуть поразмыслив, села. Оставалось проехать всего одну, но длинную остановку. «Следующая Театральная площадь», — объявил водитель.
Елена, присев, быстрым движением пальцев проверила наличие пуговиц — их могли оторвать в толчее. Слава богу, все были целы. Затем поправила сползший на лоб светлый беретик и полезла в сумку за пудреницей. И тут увидела на внешней стороне сумки прочерченный наискосок бритвенный разрез. Она беспомощно оглянулась, но рядом никого подозрительного не было. Неожиданно вспомнились парни, затолкавшие ее в вагон. Очень уж они старались «помочь» ей. Но, если это и была их работа, поймать их было уже невозможно. Елена с тревогой приступила к ревизии сумочки. Точно! Исчез кошелек. В нем были не только личные деньги, но и сумма, оплаченная предыдущей фирмой. Как она будет рассчитываться с рекламным отделом? Елена покачала головой и вздохнула. К счастью, агентское удостоверение и плоский, недавно купленный ею специально для новой работы калькулятор были на месте. Не пострадала и папка с бумагами.
Елена вышла из трамвая. С трудом сдерживая набегавшие слезы, она направилась в «Тайные веды».
Встретила ее сама Татьяна — в длинной черной юбке и накинутой на плечи шали, вязанной крупноячеистой сетью. Цыганские смоляные кудри, заколотые на висках, резко контрастировали со светлыми голубыми глазами.
Татьяна сразу уловила, по ее словам, коричневое поле подруги.
— Что случилось? Только не молчи. Молчание загоняет глубже все неприятности.
Елена показала Татьяне сумку и поведала о своих потерях.
Татьяна сделала медленные пассы руками над сумкой и в наступившей тишине, растягивая слова, проговорила:
— Это не просто случай. Это знак! Знак Судьбы, ведущей за собой. Тебя ждут, Леночка, большие перемены!
— Ты прямо настоящая колдунья, — грустно улыбнулась Елена, но тут же полюбопытствовала:
— Может, тебе известны и подробности «перемен»?
— Колдунья не колдунья, но экстрасенс-целитель я неплохой, что и сертификат подтверждает. — Татьяна показала рукой на стену, где в строгой рамке висело удостоверение. — Пойдем-ка в мою комнату, и ты обо всем узнаешь.
Лохматая девчонка с черными неряшливыми кудряшками вышла в коридор. На ее плечи была накинута скатерть с бахромой, похожая на нынешнюю шаль.
Концы скатерти волочились за девочкой по полу. Леночка и Фимка, которым уже надоела игра в прятки, с любопытством уставились на нее.
— Как тебя звать? — тотчас спросил общительный Фимка.
— Татьяна Васильевна, — с важностью ответила девочка.
— Ты чья? — полюбопытствовала Леночка.
— Бабушки Кати, — охотно пояснила Танька и без перехода добавила:
— Давайте в дочки-матери играть, чур, я мама.
Леночка с завистью взглянула на почти настоящую шаль новой соседки. Ей самой не разрешалось играть с нужными вещами. Ладно, пусть Татьяна Васильевна будет мамой. Фимка, назначенный папой, был отправлен «на работу». Но он закапризничал, так как «работа» означала скучное пребывание одному в торце коридора, и отказался быть папой. Находчивая Татьяна Васильевна и тут нашла решение:
— Хорошо, я буду мать-одиночка, а вы оба мои дети, — и тут же с удовольствием поставила их обоих в угол.
Таня Одинцова стала верховодить в их ребячьей ватаге. Во-первых, она была старше, уже ходила во второй класс, в то время как Лена только готовилась поступить в первый, а Фимке предстояло оставаться дома еще целый год. Во-вторых, Таня имела опыт, который приобретают дети в трудных семьях. Уже позднее Лена узнала, что мать отказалась воспитывать Таньку, отослав ее к бабушке Кате. Но главное свойство Татьяны, определившее ее безусловный авторитет среди сверстников (и даже взрослых), было ее умение предвидеть события. Она знала, когда ее вызовут отвечать к доске, где спрятались дети, играющие в прятки, и прочее в том же духе. Бабушка Катя поведала соседям, что внучка, когда ей было пять лет, получила удар током. С тех пор за ней и стали замечать разные странности. Однако о магии девочка пока что не помышляла.
После восьмого класса Татьяна поступила в медицинское училище. Интересы девочек постепенно расходились. Остались лишь случайные встречи на общей кухне да редкие разговоры. Позднее Елена вышла замуж и уехала из квартиры. Татьяна Одинцова с замужеством не спешила. «Мне на роду написано одной жить, фамилия такая», — спокойно говорила она в ту пору, когда другие девушки мечтали о женихах.
Татьяна предложила Елене сесть в любое кресло.
Елена выбрала кресло в тени светильника.
«Хочет скрыть свое лицо, — отметила Татьяна. — Значит, как и прежде, к откровенности не склонна».
Татьяне не требовалось освещения. Она могла и с закрытыми глазами видеть в потемках и даже прозревать вещи и события, скрытые от простых смертных. Она умела узнавать тайны других людей, лишь свое собственное будущее было ей неведомо. Татьяна настроилась на волну вибраций подруги. Ресницы Елены моргали часто и тревожно.
— Сейчас я введу тебя в транс. — Татьяна включила кассету с записью звуков леса: тихое журчание ручья, посвист птиц, шелест листвы. Затем взяла в руки шаманский бубен и стала ритмично встряхивать его. Ресницы Елены замедлили свое порхание, мысли затуманились. Но размеренный, тихий голос Татьяны четко доносился до ее ушей:
— А теперь вспомни место, где ты покупала сумку, кто был с тобой рядом.
Перед глазами Елены четко обозначился унылый магазин в канун реформ. Ряд подвешенных на кронштейне черных сумок одинакового фасона; торба из кожзаменителя на длинном ремне. Вместе с ней, у прилавка, стоял Ефим. Сумка была его последним подарком, сделанным перед отъездом из страны.
— Человек, стоящий с тобой, будет порезан, — сообщила Татьяна. Она видела ту же картину, что и Елена, только в иных измерениях. Так врач на рентгене видит внутренние органы человека.
Елена испуганно вздрогнула. Нет, она не желала такой ужасной смерти Ефиму. Татьяна заметила ее движение.
— Спокойно. Спокойно. Физическому телу этого человека ничего не грозит. Будет разрезана его энергетическая оболочка. Порвана мистическая связь ваших ментальных тел. Когда ты купишь новую сумку, в твою жизнь войдет новый человек!
Татьяна прибавила громкости мелодии леса, и Елена перестала слышать ее голос.
Очнувшись от забытья, она почувствовала необычный прилив сил. Увиденное и услышанное во время сеанса быстро растворялось в ясности сознания, как растворяется ночной сон в обыденности дневных забот. К своему удивлению, она поняла, что возможность перемены, предсказанная ей раньше Татьяной, теперь не казалась сомнительным пророчеством. С той уверенностью, с какой за субботой мы ждем воскресенья, Елена ожидала нового поворота своей Судьбы.
Она вышла из темной комнаты и сразу превратилась из клиента в деловую женщину. В приемной у секретаря уже лежала заготовленная реклама:
«Опытный маг снимет порчу, изменит карму, избавит от проблем». Елена оформила заказ. Татьяна стояла тут же.
— Таня, а про кошелек ты мне ничего не сказала! Сумка-то старая, я ее и так сменить собиралась.
А вот деньги — это для меня проблема.
Татьяна зевнула, прикрыв рот рукой:
— Что деньги, Леночка, еще заработаешь. О деньгах не печалься.
Елена подклеила сумку скотчем, любезно предложенным секретаршей, и заторопилась по следующему адресу.
Опасения, что мостик рухнет, давно прошли. Но сочувствие ко львам, выполняющим свою трудную работу, у Елены осталось. Для нее львы были почти живыми существами. Проходя мимо вечных стражей, она не забывала погладить их твердые чугунные лапы. Но сейчас Елена равнодушно шла по недавно обновленным доскам моста мимо старых друзей. Кража кошелька и порча сумки в трамвае не выходили из головы. Повернув голову в сторону канала, она задумчиво посмотрела на его зеленоватую воду. По ней, сбившись в «стаи», плыли коричнево-желтые листья, опавшие с прибрежных тополей. Елена почти прошла мостик, когда обиженный ее невниманием лев сам напомнил о себе.
Резким ударом лапы он смахнул с головы Елены беретик и бросил его в дрожащий поток плывущих листьев. Белесый кружок фетра, будто лилия, вписался в бурый узор.
Разумеется, лев был ни при чем. Всего лишь порыв ветра, и беретик утрачен безвозвратно. Все неприятности сегодняшнего дня слились в одно большое отчаяние: плащ, кошелек, порезанная сумка и вот теперь улетевший беретик. Утрата беретика оказалась последней каплей, переполнившей сосуд бедствий. Лена неожиданно засмеялась и запоздало похлопала жесткий бок белого льва. «Я знаю, это твои проделки», — мысленно укорила она неповинного «зверюгу». Лев добродушно промолчал, но Лена прочла его мысли: все идет согласно закону тельняшки — чередование полос. Кажется, черная близка к завершению.
Визит в Общество гуманистов положил начало светлой полосе. Гуманисты заказали серию рекламных объявлений вплоть до Нового года. Стоимость объема рекламы была так велика, что с лихвой покрывала утрату, связанную с хищением кошелька.
Небывалый заработок показалось ей чудом, незаслуженным подарком. Но в хаосе жизни работали свои законы.
Судьба выбросила Елену из привычной колеи, как и многих других в начале перестройки. Елена попала в бурлящий водоворот новой жизни после тихого, спокойного НИИ «Магнит», где она десять лет проработала старшим инженером. Жизнь в НИИ еще тлела, но денег оставшиеся там работники почти не получали. Поэтому в институте держались в основном пенсионеры да жены обеспеченных мужей. О Елене и ее дочери заботиться было некому.
Муж два года назад уехал за рубеж, обещав помогать семье. Но регулярных поступлений от него не было. Елена сама зарабатывала на жизнь. Она так же успешно справлялась с работой агента, как прежде с научной. Большой удачей для Елены было то, что клиентов ей искать не приходилось. Они сами звонили в газету «Хроника рынка» и вызывали агента для оформления рекламы. Вот таким агентом по вызову она и являлась.
Почти сразу Елена поняла, что клиенты считают агента существом низшего сорта. Это проявлялось в их необязательности, в неуважении к ее мнению.
Вначале она переживала такое отношение к себе. Но затем научилась извлекать пользу. Она отделила себя от личины агента. Елена стала играть роль говорящей куклы, которую сама же дергала за ниточки. У рекламодателя при этом оставалась полная уверенность в своем превосходстве. Техническая же сторона работы: разработка текста объявления, слогана, рекламной кампании — Елене даже нравилась.
Но главной оставалась роль маленького человека, выйти из которой было невозможно.
Резкий поток теплого воздуха, сопровождаемый урчанием автомобиля, чуть не сбил Елену с ног. Испугаться она не успела, только нелепо взмахнула руками, едва не выронив сумку. Лишь увидев вихляющий зад красной машины, поняла, что была на волосок от неприятностей куда больших, чем задетый бампером ее любимый светло-голубой плащ.
Но солнце уже припекало по-настоящему, и плащ можно было снять. Елена свернула надорванный плащ и положила в свою необъятных размеров черную сумку, стараясь не помять лежащие в отдельной папке бумаги. На дне сумки в беспорядке перемешались разные женские мелочи и нужные вещи.
Елена свернула в ближайший переулок и скоро вышла на оживленную Садовую улицу. Дальше она рассчитывала подъехать трамваем. На остановке собралась большая толпа. Уже начали сгущаться вихри недовольства. То слышались хриплые тирады непечатных слов, то визгливые угрозы в адрес мэра и властей, которые не могут наладить работу транспорта.
Наконец подкатил трамвай, и толпа кинулась осаждать его. Елена, прижимая к груди свою огромную, мешающую в этой тесноте сумку, тоже стала пробираться к двери. Хитрость состояла в том, чтобы попасть именно в тот ряд, который медленно, но верно, сдавливаемый с двух сторон телами, ввинчивался в вагон. Елене повезло: наседавшие сзади парни крепко нажали и затолкнули ее в вожделенную дверь. Едва Елена втиснулась на нижнюю подножку вагона, как дверь, натужно фыркнув, захлопнулась. Подсобившие ей парни остались «за бортом». На Сенной Елену вместе с выходящими пассажирами вытряхнуло на улицу и с новым потоком вновь занесло в вагон. Пока трамвай скрипел и дергался, огибая забор уже десять лет длящегося на площади метростроительства, пассажиры постепенно утрамбовывались, завоевывая дефицитные сантиметры персонального места. Елена наконец сумела поставить на пол вагона вторую ногу, зажатую сплетением ног других пассажиров.
Она ехала в фирму «Тайные веды». Это был уже не первый вызов к экстрасенсам и ясновидящим. Но нынешнему визиту сопутствовал приятный момент — назначенная встреча с ворожеей Татьяной. Елена знала ее прежде, когда та еще не была ворожеей. Детьми они жили в одной коммунальной квартире, здесь же, недалеко от Театральной площади. Потом жизнь развела их. И вот, спустя годы, они встретились вновь, когда Елена оформляла рекламу в этой фирме. Встреча оказалась радостной неожиданностью для них обеих. Но Татьяна была занята и не смогла как следует пообщаться с подругой детства. Сегодня же она специально оставила время для сеанса с Еленой. Елена не верила в магические ритуалы, но ее интересовали необъяснимые факты и скрытые возможности человека. Испробовать на себе работу мага было любопытно.
У Никольского собора из трамвая высыпали сухонькие старушки, торопившиеся на богослужение, и в салоне стало просторнее. Перед Еленой даже освободилось сиденье, и она, чуть поразмыслив, села. Оставалось проехать всего одну, но длинную остановку. «Следующая Театральная площадь», — объявил водитель.
Елена, присев, быстрым движением пальцев проверила наличие пуговиц — их могли оторвать в толчее. Слава богу, все были целы. Затем поправила сползший на лоб светлый беретик и полезла в сумку за пудреницей. И тут увидела на внешней стороне сумки прочерченный наискосок бритвенный разрез. Она беспомощно оглянулась, но рядом никого подозрительного не было. Неожиданно вспомнились парни, затолкавшие ее в вагон. Очень уж они старались «помочь» ей. Но, если это и была их работа, поймать их было уже невозможно. Елена с тревогой приступила к ревизии сумочки. Точно! Исчез кошелек. В нем были не только личные деньги, но и сумма, оплаченная предыдущей фирмой. Как она будет рассчитываться с рекламным отделом? Елена покачала головой и вздохнула. К счастью, агентское удостоверение и плоский, недавно купленный ею специально для новой работы калькулятор были на месте. Не пострадала и папка с бумагами.
Елена вышла из трамвая. С трудом сдерживая набегавшие слезы, она направилась в «Тайные веды».
Встретила ее сама Татьяна — в длинной черной юбке и накинутой на плечи шали, вязанной крупноячеистой сетью. Цыганские смоляные кудри, заколотые на висках, резко контрастировали со светлыми голубыми глазами.
Татьяна сразу уловила, по ее словам, коричневое поле подруги.
— Что случилось? Только не молчи. Молчание загоняет глубже все неприятности.
Елена показала Татьяне сумку и поведала о своих потерях.
Татьяна сделала медленные пассы руками над сумкой и в наступившей тишине, растягивая слова, проговорила:
— Это не просто случай. Это знак! Знак Судьбы, ведущей за собой. Тебя ждут, Леночка, большие перемены!
— Ты прямо настоящая колдунья, — грустно улыбнулась Елена, но тут же полюбопытствовала:
— Может, тебе известны и подробности «перемен»?
— Колдунья не колдунья, но экстрасенс-целитель я неплохой, что и сертификат подтверждает. — Татьяна показала рукой на стену, где в строгой рамке висело удостоверение. — Пойдем-ка в мою комнату, и ты обо всем узнаешь.
* * *
В чарующих нотках напевного голоса целительницы Елене вдруг почудилось что-то давно забытое, смешное. Она вспомнила, как в коммунальной квартире ее детства впервые появилась новая соседка.Лохматая девчонка с черными неряшливыми кудряшками вышла в коридор. На ее плечи была накинута скатерть с бахромой, похожая на нынешнюю шаль.
Концы скатерти волочились за девочкой по полу. Леночка и Фимка, которым уже надоела игра в прятки, с любопытством уставились на нее.
— Как тебя звать? — тотчас спросил общительный Фимка.
— Татьяна Васильевна, — с важностью ответила девочка.
— Ты чья? — полюбопытствовала Леночка.
— Бабушки Кати, — охотно пояснила Танька и без перехода добавила:
— Давайте в дочки-матери играть, чур, я мама.
Леночка с завистью взглянула на почти настоящую шаль новой соседки. Ей самой не разрешалось играть с нужными вещами. Ладно, пусть Татьяна Васильевна будет мамой. Фимка, назначенный папой, был отправлен «на работу». Но он закапризничал, так как «работа» означала скучное пребывание одному в торце коридора, и отказался быть папой. Находчивая Татьяна Васильевна и тут нашла решение:
— Хорошо, я буду мать-одиночка, а вы оба мои дети, — и тут же с удовольствием поставила их обоих в угол.
Таня Одинцова стала верховодить в их ребячьей ватаге. Во-первых, она была старше, уже ходила во второй класс, в то время как Лена только готовилась поступить в первый, а Фимке предстояло оставаться дома еще целый год. Во-вторых, Таня имела опыт, который приобретают дети в трудных семьях. Уже позднее Лена узнала, что мать отказалась воспитывать Таньку, отослав ее к бабушке Кате. Но главное свойство Татьяны, определившее ее безусловный авторитет среди сверстников (и даже взрослых), было ее умение предвидеть события. Она знала, когда ее вызовут отвечать к доске, где спрятались дети, играющие в прятки, и прочее в том же духе. Бабушка Катя поведала соседям, что внучка, когда ей было пять лет, получила удар током. С тех пор за ней и стали замечать разные странности. Однако о магии девочка пока что не помышляла.
После восьмого класса Татьяна поступила в медицинское училище. Интересы девочек постепенно расходились. Остались лишь случайные встречи на общей кухне да редкие разговоры. Позднее Елена вышла замуж и уехала из квартиры. Татьяна Одинцова с замужеством не спешила. «Мне на роду написано одной жить, фамилия такая», — спокойно говорила она в ту пору, когда другие девушки мечтали о женихах.
* * *
В полутемной комнате, куда Татьяна пригласила бывшую соседку, было душно и сумрачно. Черный потолок, плотные черные портьеры и черный ковер на полу едва освещались круглым, серебристым, как луна, диском-светильником, укрепленным под потолком. Клиентам этот диск и казался луной. В центре помещения стояли два кресла, каждое, подобно трону, на небольшом возвышении. Они были повернуты друг к другу под небольшим углом так, как обычно располагаются на телевизионном экране ведущий и приглашенный, у которого берут интервью.Татьяна предложила Елене сесть в любое кресло.
Елена выбрала кресло в тени светильника.
«Хочет скрыть свое лицо, — отметила Татьяна. — Значит, как и прежде, к откровенности не склонна».
Татьяне не требовалось освещения. Она могла и с закрытыми глазами видеть в потемках и даже прозревать вещи и события, скрытые от простых смертных. Она умела узнавать тайны других людей, лишь свое собственное будущее было ей неведомо. Татьяна настроилась на волну вибраций подруги. Ресницы Елены моргали часто и тревожно.
— Сейчас я введу тебя в транс. — Татьяна включила кассету с записью звуков леса: тихое журчание ручья, посвист птиц, шелест листвы. Затем взяла в руки шаманский бубен и стала ритмично встряхивать его. Ресницы Елены замедлили свое порхание, мысли затуманились. Но размеренный, тихий голос Татьяны четко доносился до ее ушей:
— А теперь вспомни место, где ты покупала сумку, кто был с тобой рядом.
Перед глазами Елены четко обозначился унылый магазин в канун реформ. Ряд подвешенных на кронштейне черных сумок одинакового фасона; торба из кожзаменителя на длинном ремне. Вместе с ней, у прилавка, стоял Ефим. Сумка была его последним подарком, сделанным перед отъездом из страны.
— Человек, стоящий с тобой, будет порезан, — сообщила Татьяна. Она видела ту же картину, что и Елена, только в иных измерениях. Так врач на рентгене видит внутренние органы человека.
Елена испуганно вздрогнула. Нет, она не желала такой ужасной смерти Ефиму. Татьяна заметила ее движение.
— Спокойно. Спокойно. Физическому телу этого человека ничего не грозит. Будет разрезана его энергетическая оболочка. Порвана мистическая связь ваших ментальных тел. Когда ты купишь новую сумку, в твою жизнь войдет новый человек!
Татьяна прибавила громкости мелодии леса, и Елена перестала слышать ее голос.
Очнувшись от забытья, она почувствовала необычный прилив сил. Увиденное и услышанное во время сеанса быстро растворялось в ясности сознания, как растворяется ночной сон в обыденности дневных забот. К своему удивлению, она поняла, что возможность перемены, предсказанная ей раньше Татьяной, теперь не казалась сомнительным пророчеством. С той уверенностью, с какой за субботой мы ждем воскресенья, Елена ожидала нового поворота своей Судьбы.
Она вышла из темной комнаты и сразу превратилась из клиента в деловую женщину. В приемной у секретаря уже лежала заготовленная реклама:
«Опытный маг снимет порчу, изменит карму, избавит от проблем». Елена оформила заказ. Татьяна стояла тут же.
— Таня, а про кошелек ты мне ничего не сказала! Сумка-то старая, я ее и так сменить собиралась.
А вот деньги — это для меня проблема.
Татьяна зевнула, прикрыв рот рукой:
— Что деньги, Леночка, еще заработаешь. О деньгах не печалься.
Елена подклеила сумку скотчем, любезно предложенным секретаршей, и заторопилась по следующему адресу.
* * *
Елена направлялась в Общество гуманистов. Дорога пролегала через Львиный мостик — мостик ее детства. Первого впечатления о четверке львов, сидящих по углам памятника, у Елены не сохранилось. Львы были всегда! Но одно открытие поразило однажды девочку: львы удерживали мостик, сжав в зубах железные канаты. А если они раскроют пасть, мостик рухнет? Ступая вместе с мамой по мостику, она не только крепче цеплялась за мамину руку, но непроизвольно стискивала зубы — будто помогала львам крепче держать канаты. Ее зубы размыкались, лишь когда мостик оставался за спиной. Позднее, уже во взрослой жизни, у Елены укоренилась привычка: в ответственные моменты жизни крепко сводить челюсти.Опасения, что мостик рухнет, давно прошли. Но сочувствие ко львам, выполняющим свою трудную работу, у Елены осталось. Для нее львы были почти живыми существами. Проходя мимо вечных стражей, она не забывала погладить их твердые чугунные лапы. Но сейчас Елена равнодушно шла по недавно обновленным доскам моста мимо старых друзей. Кража кошелька и порча сумки в трамвае не выходили из головы. Повернув голову в сторону канала, она задумчиво посмотрела на его зеленоватую воду. По ней, сбившись в «стаи», плыли коричнево-желтые листья, опавшие с прибрежных тополей. Елена почти прошла мостик, когда обиженный ее невниманием лев сам напомнил о себе.
Резким ударом лапы он смахнул с головы Елены беретик и бросил его в дрожащий поток плывущих листьев. Белесый кружок фетра, будто лилия, вписался в бурый узор.
Разумеется, лев был ни при чем. Всего лишь порыв ветра, и беретик утрачен безвозвратно. Все неприятности сегодняшнего дня слились в одно большое отчаяние: плащ, кошелек, порезанная сумка и вот теперь улетевший беретик. Утрата беретика оказалась последней каплей, переполнившей сосуд бедствий. Лена неожиданно засмеялась и запоздало похлопала жесткий бок белого льва. «Я знаю, это твои проделки», — мысленно укорила она неповинного «зверюгу». Лев добродушно промолчал, но Лена прочла его мысли: все идет согласно закону тельняшки — чередование полос. Кажется, черная близка к завершению.
Визит в Общество гуманистов положил начало светлой полосе. Гуманисты заказали серию рекламных объявлений вплоть до Нового года. Стоимость объема рекламы была так велика, что с лихвой покрывала утрату, связанную с хищением кошелька.
Небывалый заработок показалось ей чудом, незаслуженным подарком. Но в хаосе жизни работали свои законы.
4
Кто думает, что экстрасенс живет без забот, тот глубоко заблуждается. Татьяна, уставшая за день от больной энергетики своих клиентов, медленно брела домой. Вот она вышла на канал Грибоедова.
Теперь перед ее глазами маячил «вечный» пивной ларек, стоящий у широкого моста через канал. Когда-то сколоченный из фанеры, ныне он преобразился. Легкие алюминиевые щиты облагородили его, но завсегдатаи павильона по-прежнему нарушали покой близлежащих сонных улочек. Татьяна ускорила шаги, чтобы быстрее миновать опасное место. Вслед ей, как обычно, полетела грязная шутка какого-то забулдыги. Татьяна мысленно установила энергетический экран вокруг себя и скрестила пальцы рук: чур, чур, меня.
Дома тоже было трудно обрести покой. В комнате Татьяны уже крутился Вадька, племянник. Он выстроил из стола и табурета какое-то сооружение, быть может, корабль или танк, и сейчас из воображаемой рубки, нацелив на нее пластмассовый автомат, прокричал:
— Стой Руки вверх! Пароль — Я тебе покажу пароль, марш в свою комнату! — скомандовала Татьяна и прогнала Вадьку со стола. — Хорошо хоть скатерть догадался снять.
Вадька неохотно слез со стола и жалобно заканючил:
— Тетя Таня, можно я здесь побуду, мне мамка велела. К ней дядя пришел.
— Ладно, только без баловства, — вынужденно согласилась она. Ее сестра, Нелли, жила в соседней комнате и часто выставляла к ней ребенка.
Татьяна сняла со стола табуретку, дала племяннику лист бумаги и усадила его рисовать. Убедившись, что тот угомонился, переоделась за его спиной в домашний халат и направилась в кухню готовить ужин.
Здесь уже вытирал какую-то лужу всегда пьяненький сосед Николай. От его неумелых движений грязь размазалась по всему полу, оставляя жирные разводы на недавно настеленном зеленом линолеуме. Татьяне было особенно обидно видеть это безобразие, так как новое покрытие было сделано благодаря ее хлопотам и деньгам. Посреди кухни валялась перевернутая алюминиевая миска.
— Вот зараза, выскочила из рук. Нелька щей налила. В кои-то веки горяченького пожрать.
— Водки жрать поменьше надо, — буркнула Татьяна по привычке.
Ее досада вновь обратилась на сестру. Вон чем обернулась ее жалость к соседу-забулдыге. Все угощение разлил.
«Нет, так дальше продолжаться не может», — думала Татьяна.
Коммуналка давно потеряла прежний, все же пристойный вид. Купили кооператив Дворкины, Фимкины родители. Получила квартиру инвалид Отечественной войны Галина Ивановна, мать Елены. Перебралась на вечный покой бабушка Катя.
Послевоенная, с жестким порядком, квартира превратилась в коммуналку-притон, и жить нормальному человеку в ней стало невозможно. Пора размениваться. Татьяна на минуту закрыла глаза и представила тихую, уютную квартирку, принадлежащую ей одной. Но тут же сбросила наваждение: сейчас не время заниматься медитацией. Пора готовить ужин. Ненавистный ей Николай что-то несвязно бормотал. Закончив возиться с лужей, он подошел к Татьяне почти вплотную и задышал тошнотворным перегаром ей в лицо:
— Ну вот, нашел, значит, я человека, который расселит нас и всем даст кто чего хочет. Звонить обещался.
— Да уж, нашел небось такого же алкаша, как сам, — огрызнулась Татьяна, отворачиваясь от Кольки.
Однако необычное совпадение ее мыслей и болтовни соседа вдруг показалось ей знаменательным.
Татьяна налила чайник, поставила его на плиту и, отстранив рукой заслонившего путь Николая, вышла из кухни.
Николай что-то обиженно гудел ей вслед. Он был искренне уверен, что сам нашел того замечательного мужика, кажется, Лехой его звать, с которым они встретились у алюминиевого пивного ларька. Они сидели на гранитной приступке набережной канала, и новый знакомый предложил взять еще кружку пива за его, Лехин, счет. Как «похорошело», когда Леха достал откуда-то малек водяры и плеснул ее в пенящееся пиво.
— Хреновое у меня, Леха, житье, — жаловался Николай.
— Да, Колян, рабочему человеку сейчас не в масть житуха, — вторил Леха. — Всюду новые русские обложили.
— Я и говорю, — продолжал Николай, — в получку шиш получишь, твою мать. — В квартире бабы одни, заели совсем, и в долг фиг у них займешь.
— А что за квартира-то? — как бы невзначай поинтересовался новый друг.
— Квартира-то ничего, всего две соседки, да очень бабы вредные, особенно Танька — со свету, ведьма, сживает.
— Слушай, Колян, — голос Лехи шел теперь откуда-то издалека, может, волна хмеля приглушила, стушевала все звуки, — я тебе, как другу, ей-богу, помогу. Подходящую квартирку подберу.
Зацепившись за руку нового приятеля, Николай повел его к себе в гости. Он думал, они еще посидят, но Леха потоптался в квартире, поглазел на потолки и быстро ушел, чем даже обидел Колю. Все это он и рассказывал сейчас Тане, которая давно ушла с кухни. Поняв, наконец, что он в кухне один, Николай тоже решил убраться в свою комнату. Но тут к своему сверкающему белизной столику прибежала вторая соседка, Неля.
Николай наблюдал, как соседка наклонилась, ища что-то в тумбе стола. Ее ладная, обтянутая розовым махровым халатом «корма» кренилась то на правый, то на левый бок. Захотелось шлепнуть мягкий розовый холмик, но Николай сдержался: такой вольности соседу Нелька не простит. Однако давно засевшая, не дававшая Николаю покоя мысль все же выплеснулась наружу:
— Нелька, соглашайся, пока не поздно. Распишемся, поедем в одну квартиру. Я сегодня одного фирмача нашел. — Николай снова начал свой рассказ.
Неля достала из стола банку с яичным порошком и муку, выпрямилась и взглянула на Николая так, что тот сразу осекся. Его сероватое, в глубоких морщинах лицо было похоже на металлическую мочалку, которой она чистила кастрюли. Темные, редкие волосы были смочены водой и зачесаны назад, открывая глубокие залысины. И весь он, маленький и щуплый, сейчас терялся в просторной кухне, как терялась среди солидных кухонных столов соседок его маленькая фанерная тумбочка. С ней Николай когда-то въехал в эту квартиру из общежития.
Теперь перед ее глазами маячил «вечный» пивной ларек, стоящий у широкого моста через канал. Когда-то сколоченный из фанеры, ныне он преобразился. Легкие алюминиевые щиты облагородили его, но завсегдатаи павильона по-прежнему нарушали покой близлежащих сонных улочек. Татьяна ускорила шаги, чтобы быстрее миновать опасное место. Вслед ей, как обычно, полетела грязная шутка какого-то забулдыги. Татьяна мысленно установила энергетический экран вокруг себя и скрестила пальцы рук: чур, чур, меня.
Дома тоже было трудно обрести покой. В комнате Татьяны уже крутился Вадька, племянник. Он выстроил из стола и табурета какое-то сооружение, быть может, корабль или танк, и сейчас из воображаемой рубки, нацелив на нее пластмассовый автомат, прокричал:
— Стой Руки вверх! Пароль — Я тебе покажу пароль, марш в свою комнату! — скомандовала Татьяна и прогнала Вадьку со стола. — Хорошо хоть скатерть догадался снять.
Вадька неохотно слез со стола и жалобно заканючил:
— Тетя Таня, можно я здесь побуду, мне мамка велела. К ней дядя пришел.
— Ладно, только без баловства, — вынужденно согласилась она. Ее сестра, Нелли, жила в соседней комнате и часто выставляла к ней ребенка.
Татьяна сняла со стола табуретку, дала племяннику лист бумаги и усадила его рисовать. Убедившись, что тот угомонился, переоделась за его спиной в домашний халат и направилась в кухню готовить ужин.
Здесь уже вытирал какую-то лужу всегда пьяненький сосед Николай. От его неумелых движений грязь размазалась по всему полу, оставляя жирные разводы на недавно настеленном зеленом линолеуме. Татьяне было особенно обидно видеть это безобразие, так как новое покрытие было сделано благодаря ее хлопотам и деньгам. Посреди кухни валялась перевернутая алюминиевая миска.
— Вот зараза, выскочила из рук. Нелька щей налила. В кои-то веки горяченького пожрать.
— Водки жрать поменьше надо, — буркнула Татьяна по привычке.
Ее досада вновь обратилась на сестру. Вон чем обернулась ее жалость к соседу-забулдыге. Все угощение разлил.
«Нет, так дальше продолжаться не может», — думала Татьяна.
Коммуналка давно потеряла прежний, все же пристойный вид. Купили кооператив Дворкины, Фимкины родители. Получила квартиру инвалид Отечественной войны Галина Ивановна, мать Елены. Перебралась на вечный покой бабушка Катя.
Послевоенная, с жестким порядком, квартира превратилась в коммуналку-притон, и жить нормальному человеку в ней стало невозможно. Пора размениваться. Татьяна на минуту закрыла глаза и представила тихую, уютную квартирку, принадлежащую ей одной. Но тут же сбросила наваждение: сейчас не время заниматься медитацией. Пора готовить ужин. Ненавистный ей Николай что-то несвязно бормотал. Закончив возиться с лужей, он подошел к Татьяне почти вплотную и задышал тошнотворным перегаром ей в лицо:
— Ну вот, нашел, значит, я человека, который расселит нас и всем даст кто чего хочет. Звонить обещался.
— Да уж, нашел небось такого же алкаша, как сам, — огрызнулась Татьяна, отворачиваясь от Кольки.
Однако необычное совпадение ее мыслей и болтовни соседа вдруг показалось ей знаменательным.
Татьяна налила чайник, поставила его на плиту и, отстранив рукой заслонившего путь Николая, вышла из кухни.
Николай что-то обиженно гудел ей вслед. Он был искренне уверен, что сам нашел того замечательного мужика, кажется, Лехой его звать, с которым они встретились у алюминиевого пивного ларька. Они сидели на гранитной приступке набережной канала, и новый знакомый предложил взять еще кружку пива за его, Лехин, счет. Как «похорошело», когда Леха достал откуда-то малек водяры и плеснул ее в пенящееся пиво.
— Хреновое у меня, Леха, житье, — жаловался Николай.
— Да, Колян, рабочему человеку сейчас не в масть житуха, — вторил Леха. — Всюду новые русские обложили.
— Я и говорю, — продолжал Николай, — в получку шиш получишь, твою мать. — В квартире бабы одни, заели совсем, и в долг фиг у них займешь.
— А что за квартира-то? — как бы невзначай поинтересовался новый друг.
— Квартира-то ничего, всего две соседки, да очень бабы вредные, особенно Танька — со свету, ведьма, сживает.
— Слушай, Колян, — голос Лехи шел теперь откуда-то издалека, может, волна хмеля приглушила, стушевала все звуки, — я тебе, как другу, ей-богу, помогу. Подходящую квартирку подберу.
Зацепившись за руку нового приятеля, Николай повел его к себе в гости. Он думал, они еще посидят, но Леха потоптался в квартире, поглазел на потолки и быстро ушел, чем даже обидел Колю. Все это он и рассказывал сейчас Тане, которая давно ушла с кухни. Поняв, наконец, что он в кухне один, Николай тоже решил убраться в свою комнату. Но тут к своему сверкающему белизной столику прибежала вторая соседка, Неля.
Николай наблюдал, как соседка наклонилась, ища что-то в тумбе стола. Ее ладная, обтянутая розовым махровым халатом «корма» кренилась то на правый, то на левый бок. Захотелось шлепнуть мягкий розовый холмик, но Николай сдержался: такой вольности соседу Нелька не простит. Однако давно засевшая, не дававшая Николаю покоя мысль все же выплеснулась наружу:
— Нелька, соглашайся, пока не поздно. Распишемся, поедем в одну квартиру. Я сегодня одного фирмача нашел. — Николай снова начал свой рассказ.
Неля достала из стола банку с яичным порошком и муку, выпрямилась и взглянула на Николая так, что тот сразу осекся. Его сероватое, в глубоких морщинах лицо было похоже на металлическую мочалку, которой она чистила кастрюли. Темные, редкие волосы были смочены водой и зачесаны назад, открывая глубокие залысины. И весь он, маленький и щуплый, сейчас терялся в просторной кухне, как терялась среди солидных кухонных столов соседок его маленькая фанерная тумбочка. С ней Николай когда-то въехал в эту квартиру из общежития.