Врублевская Галина Владимировна. Половина любви

   Продавец на минуту задумался, глядя на девушку, и медленно покачал головой. Была в его глазах какая-то грусть и умудренность жизнью. Ему и раньше приходилось сталкиваться с книжными ворами. То инженеры норовили стянуть с прилавка технический справочник, то застенчивые девушки незаметно прятали в свою сумочку томики стихов, то интеллигентного вида старушки похищали редкие в советское время книги по самолечению.
   Но сегодняшний случай был для старого продавца необъясним: симпатичная девушка попыталась украсть технические книги, действуя с фанатизмом технаря-изобретателя.
   — Вот, что милая девочка, — задумчиво сказал старик, — я не знаю, почему ты решилась на сей «подвиг», надеюсь, он будет последним в твоей жизни, а книги.., книги оставь себе. Считай, что я тебе их подарил.
   Резко повернувшись, он заспешил к своим прилавкам. Лена положила книги в пластиковый мешок и побрела прочь. Она твердо знала, что это первая и последняя кража, совершенная ею. И еще она поняла, что для достижения цели не все средства хороши. И, как это порой бывает, преступная ошибка и глубокое раскаяние стали новой точкой отсчета в ее жизни. С того момента в характере Елены появился зародыш твердости. Но прошли годы, прежде чем это свойство в ней развилось.
   Естественным следствием ее раскаяния было то, что она так и не смогла подарить Игорю нужные ему книги. Злополучные томики буквально жгли ей руки. Нет, она не сможет подарить любимому человеку, такому чистому и возвышенному, эти грязные книги. Чуть позже она заехала в Электротехнический институт, отыскала там библиотеку и тайно оставила на крайнем столике дефицитный трехтомник.
   Стали эти книги достоянием библиотеки или неожиданной находке порадовался какой-нибудь студент, Лена никогда не узнала.

* * *

   Нетерпеливый звонок в дверь прервал воспоминания Елены. Так обычно звонила Женька. Елена быстро сунула дневник мужа в свою сумочку — будет завтра дорожное чтиво — и пошла открывать дверь. Взглянув в дверной глазок, она увидела улыбающуюся дочь. Елена открыла ей и демонстративно взглянула на наручные часы, которые показывали без четверти двенадцать.
   — Что ж, молодец, явилась досрочно, — похвалила она дочь.
   Волосы Женьки были пропитаны запахом никотина. Курила дочь или находилась в прокуренном помещении, Лена допытываться не стала, так как не была уверена в искренности ее ответа. Главное, девочка цела и невредима и даже возвратилась в положенное время.

8

   Рабочая неделя началась для Елены с посещения завода. Производственники редко давали рекламу.
   Большинство цехов сейчас простаивало, так как не было сырья и потребителей, способных оплатить заказ. Поэтому Елена шла на предприятие с некоторой опаской — оплатят ли там вызов агента.
   Накинув на голову капюшон серого пальто и спрятав замерзающие руки в карманы, Елена брела вдоль бесконечных бетонных заборов, которые унылой стеной возвышались по обеим сторонам безымянного проезда. Изредка монотонность этой стены нарушалась приземистыми строениями — проходными многочисленных заводиков, управлений, баз и складов. Лена подходила ближе, чтобы расшифровать очередную аббревиатуру, видную издалека, — все эти СМУ, РУ, ЗЖИ, ЗПТО, — и не пропустить среди них нужное ей название. Облегчить поиски — спросить дорогу у кого-либо — оказалось невозможно; хотя уже рассветало, вокруг было полное безлюдье, даже одиночки-рабочие по пути не встречались.
   Задумавшись, Лена чуть не провалилась в яму: на дороге был разворочен асфальт. Но идти ей в любом случае оставалось недолго: впереди, метрах в пятидесяти, был виден тупик.
   В этом тупике и оказался завод, который она искала. Елена вошла в маленькую будку проходной, откинула на спину капюшон и предъявила вахтеру свое агентское удостоверение. Тот без особой проверки пропустил ее, попутно объяснив, как добраться до нужного ей цеха. Лену уже почти не удивляло безразличие охранников к «пришельцам». В немногих оставшихся государственными предприятиях воровать уже было нечего. Неработающие цеха охранялись чисто формально. Сборочный участок Елена нашла сразу. В пустынном цехе, в конце длинного неподвижного конвейера, сидел начальник. Он громким, хрипловатым голосом выкрикивал угрозы и ругательства вроде бы в пустое пространство.
   Удивленная Лена приблизилась к нему. Начальником оказался плотный мужчина средних лет в синем ватнике, накинутом на плечи. В цеху было прохладно. Впрочем, начальник, как оказалось, говорил в микрофон, вмонтированный в пульт управления.
   Кончив разговор, он щелкнул тумблером, прерывая связь, и обратил свой взгляд к Лене:
   — Рекламный агент, если не ошибаюсь?
   — Да, здравствуйте, — ответила Лена, устало присаживаясь на стоящий рядом табурет на винтовой ножке.
   Начальник приоткрыл дверцу старого канцелярского стола, чтобы достать заготовленный рекламный текст. С нижней полки соскочила крупная мышь с тонким, розоватым хвостиком.
   — Ой! — невольно вырвалось у Елены.
   Начальник развел руками.
   — Эти твари постоянно шныряют в пустынном цехе. Чем они промышляют, неизвестно, — как бы извиняясь, заметил он.
   Это мелкое происшествие показалось Елене дурным предзнаменованием: не оплатит завод рекламу!
   Как-то незаметно, под влиянием Татьяны, она стала обращать внимание на приметы. Начальник, будто прочитав ее мысли, заверил:
   — Сегодня же пошлю кассира в банк оплатить платежное поручение за рекламу.
   — Простите, — решилась спросить Елена, — а инженеры вам не нужны?
   Начальник окинул снисходительным взглядом сидящую перед ним женщину. В разработчиках и исследователях производство не нуждалось. А мастером в цех лучше принять мужчину.
   — Если будут вакансии, обязательно пригласим. Пока своих сокращаем, — дипломатично ответил он.
   Елена покорно кивнула. Сколько раз она слышала подобные отказы. Видно, предстоит ей и дальше наматывать километры, охотясь за рекламой. Невольно вспомнилось предложение Игоря.
   Нет, она не может его принять. Согласиться на его помощь — значит изменить себе.

* * *

   Обратный путь к остановке, как это обычно бывает, оказался короче и быстрее. Начался дождь, и Лене пришлось не только опять накинуть капюшон, но и раскрыть зонт. Сильный ветер пытался сломать хрупкие спицы непрочного китайского изделия, и Лена лавировала розовым парусом, ловя попутный ветер. Скоро она вышла на оживленную магистраль Кировского района, проспект Стачек, и здесь села на троллейбус, который медленно повез ее на окраину, в Сосновую поляну. Там, в торговом центре, размещалась одна из многочисленных финансовых корпораций. В троллейбусе было просторно. В полупустом салоне каждый пассажир сидел на отдельном сиденье. В этот утренний час основной пассажиропоток направлялся в противоположную сторону, к центру. Теперь дождь стучал по крыше троллейбуса и был не страшен. «Может, и вообще дождь закончится, пока доберусь до места», — подумала Лена, присаживаясь на двухместное сиденье. Теперь было самое время достать чтиво, Фимкин дневник, и вновь погрузиться в его, да и в свою юность.
   Лена придвинулась к окошку троллейбуса, заштрихованному струями хлеставшего дождя, и вынула из сумки черную тетрадь. Она открыла страницу, на которой вчера ей пришлось прервать чтение. Троллейбус, подпрыгивая на выбоинах асфальта, подбрасывал пассажиров, как нервная нянька подбрасывает на коленях неугомонное дитя. Елена небрежно перелистала несколько страниц, и вновь дата записи привлекла ее внимание. То самое лето 1976 года. Оно решительно повернуло судьбу Елены.
 
   "1 июля 1976 года Всего несколько дней назад передо мной открывалась жизнь, светлое будущее, университет. Я уже видел себя корреспондентом в дальних командировках, мечтал о публикациях в центральных газетах, выступлениях на телевидении. И все это в одночасье рухнуло. И любовь моя, Аленка, прощай навсегда. Не верится, что лишь неделю назад у меня был выпускной бал. А потом мы, тысячи выпускников, бродили по набережной Невы, мечтали о будущем, вспоминали школьные проделки. Девчонки смеялись как-то особенно звонко, и парни ржали, как лошади. Почему-то этот безудержный смех одноклассников да слезы, которые украдкой вытирали учителя, мне запомнились больше всего. Все было так здорово, если не считать того, что в кровь стер ноги в новых, узких штиблетах.
   Все изменилось в тот день, когда я узнал результаты флюорографии, которую проходили все абитуриенты. Вначале я не нашел свой бланк в общей коробке, где лежали ответы. Когда я решил узнать, в чем дело, в регистратуре, девушка порылась в отдельной картотеке и вынула мое направление с какими-то пометками. Тут же она сказала, что мне следует пройти в такой-то кабинет, к фтизиатру, специалисту по туберкулезу. Врач, полная, уверенная в себе женщина, сказала, что в моих легких виден инфильтрат.
   Приговор был однозначный — туберкулезная больница! Мне выписали, как они это назвали, направление в стационар и отпустили домой, до следующего дня.
   Есть выражение: мир померк для него. У меня все было иначе. Мир стал нестерпимо ярок, как будто дома, машины, люди окрасились в сочные чистые тона декораций детского мультика. Я шел домой, вернее, механически двигался среди этих декораций, вмиг отделенный от них невидимой границей жизни и смерти. И что было мертвее: окружающий мир или мое тело, было непонятно мне самому. Стоял замечательный, ясный, солнечный, июльский день. Такой бывает в Питере, наверно, раз в сто лет. Мимо шли прохожие: женщины, дети, старики. Они так же вот будут идти, когда меня не будет. Даже старики меня переживут. Я шел и не замечал, что слезы стекают по моим щекам, пока не ощутил их соленый вкус на губах".
 
   Елена прикрыла глаза и почти ясно увидела растерянного мальчика, узнавшего страшный диагноз.
   Да, на Ефима тогда обрушилось тяжелое испытание. С другой стороны — его болезнь обернулась для него исполнением желания: браком с ней. Елена встряхнула головой, будто пытаясь избавиться от неприятного воспоминания. Она открыла глаза, посмотрела в окно. И тут же вскочила: чуть не проехала свою остановку. Торговый центр стоял на видном месте, так что Елена без труда нашла его.
   Возможности финансовой компании не сравнимы со скромными заводскими. Финансисты оплатили заказ на рекламу наличными. Строители финансовых пирамид, как их назвали впоследствии, не скупились. Настроение Елены заметно повысилось: комиссионные от заказа были весомы. Тут же в торговом центре она купила продукты. Сегодня их с дочерью ждал царский ужин.
   Домой Елена возвращалась на метро. Снова удалось сесть. Елена открыла дневник. Описание Ефимом больничных дней представляло калейдоскоп горестных и приятных событий. Вот запись о смерти соседа по палате. Самая краткая в дневнике. Через страницу обстоятельный рассказ о выпивке, затеянной больными в укромном уголке больничного парка — зеленом «ресторанчике». И вдруг — взрыв радости!
 
   "Сегодня самый счастливый день в моей жизни!!!
   Накануне вернулась в Ленинград Аленка, а сегодня утром уже была здесь. Первое, что она сделала, — это крепко-накрепко поцеловала меня в губы, сама! Для меня ев порыв был так внезапен! Прежде Аленка была сдержанна, так что я сомневался, любит ли она меня. Она на год меня старше, уже студентка, а я до недавнего времени был школяром. Думал, поступлю в университет, вот тогда… А кто я теперь? Тубик!
   Потом мы уединились с ней в «ресторанчике». Багряная листва боярышника уже слегка поредела, но все же скрывала нас от посторонних взглядов. Мы сели на скамейку, обнялись, и Аленка, как пьяная, продолжала меня целовать, целовать".
 
   Елена едва не застонала, закусив кулак. Она оглянулась на пассажиров: никто не обращал на нее внимания. Вновь услужливая память вернула ей ту сцену: безумные поцелуи, которые свели тогда с ума бедного Ефима. Если бы этот порыв был вызван пусть не любовью, но хотя бы жалостью к больному! Но все было гораздо запутаннее и сложнее.

9

   Свои первые студенческие каникулы Елена провела в стройотряде, в далеком Казахстане. Игорь был командиром и сам пригласил ее. Кроме Лены, в отряде были еще две девушки: ее однокурсница Мила и выпускница Оля. Девчонок взяли, как водится, поварихами. Ребята строили свинарник и зернохранилище, у девушек была одна забота — посытнее накормить работников. Поварихи вставали рано, в четыре утра. В шесть перед парнями уже дымились миски с горячей кашей. Затем ребята уходили на работу. Девушки мыли посуду, готовили обед, снова посуда, ужин и так до позднего вечера. Во время коротких передышек девушки по очереди ложились вздремнуть, ведь вечером начиналась настоящая студенческая жизнь. Чуть отдохнув после смены, ребята играли в волейбол, резались в дурака и покер, пели под гитару. Поскольку девушек было лишь трое, каждую окружало несколько воздыхателей. Они старались добиться внимания своих избранниц, помогая им на кухне: приносили воду, уголь, рубили замороженное мясо, чистили огромные, закопченные котлы.
   Имелись добровольные помощники и у Лены.
   Среди них особенным постоянством отличался коренастый, белобрысый парень Олег Нечаев. Он вместе с Игорем заканчивал в этом году институт, но был значительно старше своих однокурсников.
   О себе Олег рассказывал скупо. Лена знала лишь, что прежде он учился в военном училище, потом где-то работал, пока наконец не оказался в их вузе.
   Лена ко всем парням относилась с одинаковой доброжелательностью — ее сердце принадлежало Игорю. Но Олег был отмечен ею за особую, как ей казалось, скромность. Только однажды он взял ее за плечи и притянул к себе. Елена оттолкнула Олега и пригрозила исключить его из свиты своих помощников. Больше он не повторял попыток сблизиться с ней. Молча выполнял доверенную ему работу. Только глухие «да» и «нет» на вопросы Лены.
   С Игорем Лена почти не общалась. У командира отряда было много работы. Только пару раз они вместе делали расклад продуктов для кухни и обсуждали закупки. В другое время к Игорю было не подступиться. Рядом с ним всегда находилась Оля.
   Так Лена узнала о существовании соперницы. Оля в то время была веселой, задорной девушкой. но черты лица ее были как бы смазаны и невыразительны. Зато в ее крепкой фигуре четко обозначались заметные формы — сзади и спереди. Теперь-то Елена знала, на что обращают внимание мужчины, но тогда недоумевала: почему Ольга?
   Лена узнала, что Ольга училась с Игорем все пять лет. И не только училась. После гибели родителей в автокатастрофе Игорь жил один в трехкомнатной квартире. И Оля, оказывается, часто оставалась у него ночевать. Жила она в студенческом общежитии, и время, проводимое дома у Игоря, было для нее праздником. Все это Оля позднее рассказала девочкам на кухне. Пока же Лена видела лишь то, что происходило на ее глазах.
   Как-то Лена и Оля, стоя за высоким разделочным столом, готовили обед. Лена терла морковь, Оля чистила рыбу, размороженную пучеглазую камбалу с широким белым брюхом. Делала она это споро, не боясь пораниться о колючие жабры и твердые плавники. Солнце уже припекало вовсю, лишь легкий деревянный навес летней кухни спасал от изнуряющей жары. Вокруг жужжали жирные, назойливые мухи, которые слетелись на запах рыбьей требухи. Но разговор девушек был далек от кухонных забот.
   — Оля, ты любишь Игоря? — осмелилась спросить Лена.
   — Я в нем души не чаю! — может быть, в шутку, но скорее, всерьез воскликнула Оля. — Как расстанусь, не знаю. У меня распределение в Архангельск.
   Я ведь сама из тех краев.
   — А замуж за него не собираешься? — затаив дыхание спросила Елена. Для нее не было секретом, что большинство иногородних студентов стремились с помощью брака обрести питерскую прописку.
   — Может, еще и выйду, — загадочно ответила Ольга.
   Ответ Ольги, как большая градина, стукнул Лену по темени. Она опустила глаза, чтобы Оля не прочитала в них боль.
   О своих отношениях с Игорем Лена никому не рассказывала, да и рассказывать было не о чем. Подумаешь, вместе занимались на кафедре в студенческом научном кружке. Хотя порой Лене казалось, что Игорь тоже неравнодушен к ней. Ведь он так по-доброму улыбался, обсуждая с бывшей ученицей результаты экспериментов. Несмотря на признание "Оли, Лена не теряла надежды. Подруга — это еще не жена! Елена продолжала обдумывать, как подступиться к Игорю.
   Но события шли своим чередом. Ранним утром, когда отступающая ночная тьма еще окутывала степь и затерянную в ней маленькую походную кухню, Лена направилась к сараю, чтобы набрать угля для растопки печи. Из-за сарая, оттуда, где находилась помойка, послышались не то вскрики, не то громкие вздохи. Лена поставила ведро на землю и затаив дыхание, на цыпочках, сделала несколько шагов в сторону непонятных звуков. Навстречу ей вышла бледная Ольга, на ходу вытирая рукавом футболки мокрый рот.
   — Что с тобой, заболела? — обеспокоенно спросила Лена, поняв, что у Ольги был приступ рвоты.
   — Наверно, рыбу вчера плохо прожарили, а у меня желудок капризный, — еле слышно проговорила Ольга и, зажав рот рукой, вновь помчалась к помойке.
   Лена, забыв о ведре, побежала в палатку. Там, на дне рюкзака, лежал полиэтиленовый мешочек с лекарствами, который Галина Ивановна в последний момент сунула дочери. Елена хотела отделаться от него, ведь в отряде есть врач и нужные медикаменты, объясняла она матери. Но та с учительской непререкаемостью настояла: «Лена, возьми это ради меня, чтобы я была спокойна». Теперь, нашарив в полутьме этот мешочек, Лена нашла желудочные таблетки. Затем налила кипяченой воды в стакан и понесла лекарство Ольге.
   — Что это? — удивилась Ольга, отстраняя рукой таблетку.
   — Пей, это от всех желудочных хворей, — пояснила Лена.
   — Да не больна я, — с раздражением выпалила Ольга. — Я беременна.
   Беременность Ольги нарушила сложившийся быт поварих. Теперь Ольгу старались оградить от подъема тяжестей, раннего вставания. Лене и Миле приходилось делить между собой эти обязанности. Но самым трудным для Лены оказалась весть, скоро ставшая достоянием всего отряда.
   Уже вечером описанного дня, после ужина, Ольга вместе с Игорем удалилась к нему в палатку. Его сосед, комиссар отряда Василий, оценив ситуацию, ушел ночевать к ребятам. Ольга осталась в палатке Игоря на эту и все последующие до конца смены ночи. Вскоре они объявили отряду, что решили стать мужем и женой. Оформить отношения было решено сразу же по возвращении в Ленинград, но свадьбу сыграть здесь, на целине. Хотя общепринятый порядок бракосочетания тем самым нарушался, Зато открывалась возможность широкого, как степь, студенческого пиршества.
   Свадьбу, чтобы не страдала ударная работа, решили совместить с отвальной. Несколько парней заранее съездили в кишлак, где в автолавке закупили ящик водки. Там же нашли и жителя, который согласился продать им барана. С утра, в день свадьбы, поварихи, как говорил Игорь, «стояли на ушах».
   К ним на подмогу было направлено несколько ребят. Кроме обычных кухонных дел, предстояло совершить торжественное действо — разделать тушу барана, а затем приготовить плов. Эту нелегкую задачу и взяли на себя парни.
   Наступил вечер. Последний перед возвращением в Ленинград. Долгая, трудная работа осязаемо превращалась в мимолетное воспоминание, которое каждый из студентов впитывал сейчас в себя, как губка дождевые капли. Длинный, сколоченный из серых досок стол под навесом сегодня, накрытый белой скатертью-простыней, имел торжественный, ресторанный вид. На столе Дымились миски с пловом. Краснели разрезанные пополам арбузы с черными как угольки семечками. Бутылки водки, несмотря на официально установленный в отряде сухой закон, в этот вечер открыто стояли на столе.
   В памяти Лены четко запечатлелась лишь одна картинка начала свадьбы: жених и невеста у торца стола, невероятно нарядные среди дикой степи. Игорь в темной, облегающей его торс водолазке был похож на Гамлета в современных спектаклях. Длинные, до плеч, волосы усиливали это сходство. Невеста была в белом пышном платье. Лена сама помогала Оле шить это платье из марли, которую удалось выпросить у медсестры. Эта пара тогда смотрелась наряднее, чем молодожены в голливудских фильмах.
   За неимением шампанского для первого тоста плеснули на дно эмалированных кружек сухого вина, которого было всего лишь бутылок пять на сорок человек. Лена, сидящая недалеко от новобрачных, заметила: Ольга не пила даже его. Она уже заботилась о будущем ребенке, который, по сути, и был организатором сегодняшнего торжества. Потом громко и дружно кричали «Горько!». Игорь и Ольга сблизили лица, и густые длинные волосы Игоря скрыли их поцелуй, как театральный занавес.
   Это счастливое «горько» Лена залила водкой. Она одним махом, хотя с чудовищным отвращением, выпила полкружки. Спустя миг все окружающее как-то отдалилось от нее, сравнялось в помутневшем мозгу.
   Одинаково значительным ей теперь казалось и звяканье ложек в мисках, и падающие каплями в уши слова Олега, и радостный смех счастливой Ольги. А рядом были еще какие-то ребята, и они тоже смеялись и наливали ей еще водки. Последнее приятное воспоминание — арбузный сок на щеках и даже на ушах; впиваясь в красную, сладкую мякоть, она ощущала себя этаким пищевым автоматом, у которого функционируют лишь рот и язык.
   Потом Лена, шатаясь, шла по степи, и степь вставала перед ней горой. А сверху, с темного ночного неба, на нее падали яркие звезды. Каким-то образом она очутилась в чужой палатке, и прямо над ней нависла белобрысая голова Олега. Она слышала его прерывистое дыхание и вздрагивала от нежного прикосновения кончика его языка к своим соскам. Потом почувствовала легкую боль, вызванную резким проникновением Олега в ее тело.
   Но приглушенная алкоголем боль быстро прошла.
   Прошло и оглушенное состояние. Елена осознавала все ясно и отчетливо. Олег, лежа на боку, смотрел на нее долгим, немигающим взглядом. Елена не видела в темноте его глаз, но ощущала, что на нее направлены пронзительные лучи. Неожиданно лучи погасли: Олег отвернулся. Она услышала громкое дыхание, потом легкий всхрап. Кажется, Олег тоже был изрядно пьян.
   Лена выбралась из палатки и тихо побрела куда-то. Хмель рассеивался, но земля под ее ногами проваливалась, как надувной резиновый матрац, из которого выходил воздух. Лена то и дело теряла устойчивость. Наконец, в очередной раз придерживаясь рукой о взбесившуюся землю, Лена оставила бесполезную борьбу за равновесие и просто растянулась на пахнущей скошенной травой земле. Но даже этот, такой чудесный запах вызвал в ней лишь прилив тошноты. Она повернулась на бок, и тотчас из нее хлынул бурный фонтан кисловатой массы. Почувствовав небольшое облегчение, она отползла от загаженного места. Но вскоре пришлось покинуть и новое лежбище.
   Перед рассветом Лена забылась в недолгом сне, оказавшись недалеко от Игоревой палатки. Там ее и обнаружил Игорь, который в этот ранний час вышел покурить. Предстоял день отъезда, полный дел и непредвиденных хлопот. Увидев Лену, он не очень удивился — разудалое веселье разбросало по степи многих студентов. Лишь бодро произнес, дотрагиваясь до ее плеча:
   — Вставай, соня, пора пожитки упаковывать.
   Но Лена, приоткрыв глаза, вновь почувствовала набегающую дурноту и застонала. Приподнялась на локтях, снова упала. Игорь за пять лет студенческой жизни видел всяких гуляк, на младших курсах и сам он порой не чувствовал меры. Но почему-то состояние Лены удивило его: она всегда была так уравновешенна и разумна. Не выказывая своего удивления, Игорь сказал:
   — Ладно, Елка, лежи. Сейчас кого-нибудь пришлю к тебе.
   Игорь покачал головой и пошел к поварской палатке. Скоро к Лене подошла Мила. Она держала стакан с разведенным водой нашатырем и заставила Лену выпить его. Лена встала вначале на четвереньки. Затем, оторвав руки от земли, попыталась выпрямиться, но снова рухнула на траву. После выпитого нашатыря ей стало легче, но теперь сильный озноб сотрясал ее тело. Мила еще раз сбегала в палатку, принесла подушку и одеяло, которым укутала подругу. Августовские ночи в степи уже обдавали холодным дыханием осени, и лишь днем возвращалась изнуряющая жара. Лена пролежала так до середины дня, пока солнце не выкатилось высоко в небо. Обед на этот раз был приготовлен без ее участия. Сразу после обеда за отрядом пришли автобусы, чтобы отвести ребят на станцию. Рюкзак Лены нес Олег. Он же, положив руку Лены себе на шею, Довел ее до автобуса и усадил у открытого окна.
   Ночью отряд погрузился в поезд. Лена всю дорогу, двое суток, пролежала на верхней полке, отказываясь от еды и развлечений. Лишь перед самым прибытием в Ленинград она немного поела, умылась, привела себя в порядок. Так что на перроне, где студентов встречали друзья и родители, Лена предстала в достойном виде. Галина Ивановна, критически оглядев дочь, хотя и нашла ее еще более похудевшей, все же оценила степной загар, скрывавший бледность щек Лены. Этот загар и длинные, выгоревшие волосы и глаза, наполненные каким-то новым знанием, придавали Лене независимый и свободный вид, прежде не свойственный ей.
   Случай с Олегом остался в ее памяти кошмарным эпизодом. К счастью, Олег Нечаев исчез из "ее жизни. Елена даже не знала, где он и с кем.

10

   Вернувшись в Ленинград, Лена пребывала в каком-то двойственном состоянии. С одной стороны, ею овладело тупое равнодушие. С другой — мир как будто раскололся, рассыпался на мелкие части. И не было среди этих частиц главных и второстепенных.