Страница:
убедилась, что сказанное выше не лишено
оснований.
На ложе из тэна* за пологом тонким,
Проснувшись, встречаю рождение дня.
Да разве возможно поведать словами
О том, что терзает и мучит меня!
Из яшмы курильница за ночь остыла,
Дымок ароматный исчез без следа.
Так чувства мои, что бурлили когда-то,
Теперь словно в заводи тихой вода.
Вдруг флейты раздался призыв троекратный,
И вздрогнула мэй, все бутоны раскрыв,
Во всем этом много сокрытого смысла
И смутных предчувствий весенней поры.
Подул ветерок. Первый дождик закапал,
И вскоре все в гуле над садом слилось.
И то, что на сердце давно наболело,
В мгновенье пролилось потоками слез.
Ушел он, кто только что пробовал флейту,
Зияет покинутой башни пролет.
И страшно подумать, что вместе со мною
На верх этой башни никто не взойдет.
Душистую веточку мэй сорвала я -
Хотела послать ее милому в дар.
Но нет никого на земле и на небе,
Увы, никого, кто б ему передал.
Грусть в сердце и смятенье дум,
Тревожит каждый звук.
Холодный мир вокруг угрюм,
И пусто все вокруг.
Луч обласкал - и вновь темно,
И холодно опять.
С ненастным ветром и вино
Не может совладать.
Печальный голос слышен мне:
"Наш старый друг, прощай!"
То гуси где-то в вышине
Летят в далекий край.
Здесь было много хризантем,
Цвели - и отцвели.
О них не вспомнят... и зачем?
Валяются в пыли.
Я у окна чего-то жду,
И скорбь меня гнетет,
А тут еще, как на беду,
Дождь льет, и льет, и льет.
Утун, промокший до корней,
И сумеречный свет.
И в небе, как в душе моей,
Просвета нет и нет.
Ни души, ни души на дворе.
Дует ветер, и дождь моросит.
Дверь циновкой закрою плотней.
Слышу, шепчутся с ивой цветы:
"Приближается праздник Цинмин,
А за ним - непогожие дни,
Много, много мучительных дней!"
Трудный цы завершен, наконец,
Опьянение за ночь прошло,
И теперь я могу отдохнуть.
Где-то гусь пролетел в вышине -
Догоняет он стаю свою.
Мне бы весточку с ним передать,
Но далек и тяжел его путь.
А вкруг башни последние дни
С холодами не сладит весна.
Я давно не касаюсь перил
И на сад из окна не смотрю.
Свет погас. Остывает постель,
Но никак не могу я заснуть;
Если в сердце закралась печаль,
Лучше выйти и встретить зарю.
Поправляю прическу, а взгляд
Ловит чистые капли росы -
Я любуюсь на тунг молодой
И тянусь всей душою к нему.
В небе солнце стоит высоко,
И туман исчезает в лучах...
Ясный выдастся день или нет -
Я еще и сама не пойму.
Расплавленное золото заката
И яшма лучезарных облаков...
Не вместе ты со мною, как когда-то, -
Ты в этот вечер где-то далеко.
Дымятся ветки опушенной ивы,
И звуки флейты грустные слышны,
Поет она про увяданье сливы -
О, таинства извечные весны!
Удался Юаньсяо*, тих и светел,
Принес он радость первого тепла.
Но разве не подует снова ветер
И не нависнет дождевая мгла?..
Друзья по песням и вину гурьбою
Пришли за мной. Коляска ждет давно.
Хочу я быть
Наедине с собою,
Мне не нужны
Ни песни, ни вино.
А в мыслях - процветающий Чжунчжоу*,
Чреда ничем не омраченных дней.
И праздники весны под отчим кровом
С годами все дороже, все родней.
Усыпанные жемчугом уборы,
И камни изумрудные в косе,
И золотые на шелках узоры,
И состязанье в блеске и красе.
Но все прошло. И вот краса увяла.
От бури жизни - иней на висках.
И я теперь не жажду, как бывало,
В ночных прогулках радости искать.
Мне лучше в стороне,
Вдали от всех, -
За занавеской слышать
Чей-то смех!"
В маленький терем проникла
И притаилась Весна.
В окна сквозь занавески
Заглядывают лучи.
А в отдаленных покоях
Царствует тишина.
Струйка душистого дыма
Над догоревшей свечой.
Солнце уходит. И следом -
Луч ускользает с окна.
Мэй, что посажена мною,
Выросла над рекой,
Но любоваться с башни
Ею не буду одна.
В этом уединенье
Я никого не дождусь.
Словно Хэ Сунь из Янчжоу*
В давние времена...
Тайнами рифм и созвучий
Я овладела давно,
Но и теперь не постигну
Лепет невнятный дождя,
И примириться мне с ветром,
Видно, не суждено!
Где-то, но где - я не знаю,
Горько рыдает свирель.
Голос ее то затихнет,
То донесется в окно.
Дым от курений растает,
Не вечен из яшмы сосуд.
Что горевать об этом -
Мне уже все равно!
Жизнь в бесконечном движенье,
Все исчезает в веках.
Лишь вдохновенье не будет
Временем сметено!
Ночь несказанно прекрасна:
Свет неяркий луны...
Ткут без устали тени
Воздушное полотно.
СТРОФЫ о РЫБАКЕ
От суеты мирской
Ушел, не страшась молвы.
То трезвый, то пьяный он -
Случается когда как.
В бамбуковой шляпе своей,
В зеленом плаще из травы,
В снег, в ненастье привык
В путь отправляться рыбак.
Ветер утихнет - сидит
Вечером с удочкой он.
И наверху и внизу -
Месяца волшебство.
И небо над ним и река -
Весь мир в синеву погружен,
Разве что гусь порой
Возникнет - и нет его!
Легкий рыбацкий челн
С быстрым коротким веслом.
Вечер на зелень вод
Стелет туман голубой.
Гуси и чайки летят
С заставы своим путем.
Небу они и реке
Осень несут с собой.
Бьется, сверкая в садке,
Рыба, одна к одной,
Хватит ее как раз,
Чтобы вина купить.
Поднят парус. И челн
С ветром попутным домой
Мчится - попробуй его
Кто-то остановить!
Из объятий садов
Убежав на простор,
Здесь, над звонким ручьем,
Мэйхуа расцвела...
И ее не страшит
Холод в горной глуши,
Ей как будто бы встреча
С весной не мила.
Кто узнает, о чем
Загрустила она,
Сокровенные с ней
Кто разделит мечты?
Ароматная, нежная
И - одна!
Разве месяц взойдет,
Чтоб взглянуть с высоты.
Перелетных гусей
К югу тянется клин.
Вдруг и ветер и дождь
Разметали гусей.
Изнуренный, голодный,
Отбился один
И крылами поник
На песчаной косе.
Белым цаплям и чайкам
Он здесь не родня.
Он боится стрелы,
В его взгляде тоска...
Крику, полному горечи,
Некому внять.
Этот гусь никогда
Не взлетит в облака.
Я поднимаюсь на башню,
Высокую башню Цзиньлина.
Осень меня обступила
Светом и тишиною.
Холодным огнем пылают
Земля и реки лавина -
Багровый разлив заката
На тысячу ли предо мною.
А на Центральной равнине -
Хаос и разрушенье,
Чиновники разбежались...
Вернутся ли в час тяжелый?
Осталось просить мне ветер,
Чтоб он своим дуновеньем
Сорвал с очей моих слезы
И в милый отнес Янчжоу.
Подмел я двор, ворота на ночь запер...
И мой он тоже недалек закат!
Не возвратит согбенный старец силы,
Когда недуг в нем с головы до пят,
Всю жизнь свою чему-то я учился,
И сам не знаю, есть ли в этом толк?
Найдется ль человек в мирах грядущих,
Который в это сердце бросит взгляд?
Вода скрепила высохшую ряску -
Из крошек драгоценный камень стал!
И незаметно иней пал на землю
И в киновари листьев засверкал.
Вина простого чарку поднимаю
И размышляю около окна:
Когда б, заслуг особых не имея,
Я до Ковша Небесного достал!
Дождик стучит весенний
О тростниковую мачту,
Поднят соломенный парус,
В дымке закат погас...
Рыбы купить бы надо,
Лодку ищу рыбачью,
На огонек к соседям
Мне бы подплыть сейчас.
Пьяный, дремлю, - но ветер
Даже хмельного будит,
Чуть набежав на отмель,
Волны спешат назад.
Тянут по берегу баржу
Подневольные люди,
Сил своих не жалея,
Натягивают канат.
ВХОЖУ В УЩЕЛЬЕ ЦЮЙТАН И ПОДНИМАЮСЬ К ХРАМУ БЕЛОГО ИМПЕРАТОРА*
В Дацикоу вхожу,
Предрассветный туман.
Здесь ворота
В ущелье Цюйтан.
Днем и ночью
Стремительно воды несет
Беспокойная
Янцзыцзян...
Две высоких горы
Друг пред другом стоят,
Словно мериться
Силой хотят.
Не взберешься на них,
Неприступны, круты,
Не достигнет вершины их
Взгляд...
Подвиг Юя* велик, -
Юй поток одолел,
Вижу след
Его славных дел.
Если б он не раздвинул
Громады гор,
Был печален бы
Наш удел.
Середины зимы
Ожидая приход,
Пусть река
В берега войдет,
Виден будет Яньюй*,
Разом встанет скала
На сто чи
Из пучины вод.
По тропинке крутой
Поднимаюсь в храм,
Прах Гунсуня
Покоится там.
Живописцу спасибо,
Что лик храбреца
Дал увидеть потомкам -
Нам...
Если воин не сдался,
Но был сражен,
Разве скажешь,
Что он побежден?
Я б такому герою
Воздвиг монумент,
Да прославится
В одах он!
Я бы спел, как Гунсунь
Умирал от меча,
Я бы гуннских царей
Обличал,
Благодарностью павшим
Звучал бы мой стих -
И печален,
И величав.
Пусть приносят дары,
Все, чем каждый богат.
Пусть вспомянет
Солдата солдат,
Эта песня - для них,
Все сегодня для них -
И вино
И цветов аромат!
НОЧЛЕГ В ХРАМЕ ФЭНЦЯО*
В храме Фэнцяо
Семь лет не пришлось бывать.
Гонга удары
В полночь звучат опять.
Месяц и ветер
Не остудят жара в груди,
Бошань* перешел,
Тысячи гор впереди...
В ПРАЗДНИК ЧУНЪЯН
Белым инеем скованный лес
Осветило косыми лучами.
Лепестки этих желтых цветов
Не развеют моей печали.
Как не выпить скорбную чашу
У высокой башни Сияо?
Ведь сегодня на берегу,
Одинокий, Чунъян встречаю...
Вздыхаю, вздыхаю
И белому свету не рад.
Бесцельны скитанья -
Они ничего не сулят.
Морозные дни -
Это года конец наступает,
И звери и птицы кричат,
Провожая закат...
На старый трактир
Опадает густая листва,
До родины тысячи ли,
И бела голова.
Доносятся всплески,
Полощут белье за деревней.
Я прибыл в края,
Где жилища пантеры и льва.
Здесь трупы гниют
Возле старой засохшей межи,
Здесь травы в крови
Тех, кто голову честно сложил. -
...Увы, оказался
Вдали от родимых полей,
И мне ль говорить
О скорбящей отчизне моей.
Уж многие годы
Страдает страна от раздоров,
И слезы простительны
Даже у сильных людей...
О нет! Не глядите,
Что книга в руках у меня,
Я в бой бы пошел,
Оседлав боевого коня!
ПОДЪЕЗЖАЮ К ГОРАМ ЦЗЯНМЭНЬ*. НАКРАПЫВАЕТ ДОЖДЬ
Халат в харчевне залил я вином,
В пути забрызгал грязью придорожной.
Скитаюсь долго, но забыть печаль
И в странствиях, должно быть, невозможно
Ужели ты действительно поэт? -
Себя с тревогой сам я вопрошаю.
Осел бредет к Цзяньмэньскому хребту,
Прохладный дождь долины орошает...
С кубком стою на каменной башне,
Что высится над рекой.
Взгляд устремляя в синее небо,
Глажу перила рукой...
Передо мной - небольшой "кораблик",
Это - винный сосуд.
К светлым чертогам небесного храма
Мысли меня несут.
Мне показалось, когда свой кубок
До самого дна осушил,
Что горы и реки бы уместились
В глубинах моей души,
Что сердце мое - утес огромный -
Выше высоких гор.
Но снова в радужных переливах
Тонет поэта взор.
За то, что сердце в миг отрезвленья
Хочет еще вина,
Те, кто не ведал большой печали,
Боюсь, обвинят меня.
О, велики вы, земли просторы,
И всюду люди живут,
Только один не находит места,
Не обретет приют.
Как я хочу в этот миг услышать
Феникса крик вдали,
Чтобы на крыльях священной птицы
Умчаться за тысячи ли...
Я скитался по свету,
Но цели своей не достиг.
Притворившись веселым,
Только с тыквой вернулся в Чэнду.
Но в той тыкве лекарства*,
И болящим поможет старик,
Силы им возвратит -
И смягчит у страдальцев недуг.
Вот уж тыква пуста,
В час вечерний я в башне пою,
Кубок свой поднимаю
И полог срываю с окна.
Пусть вино в этот вечер
Развеет тревогу мою,
Пусть заглянет в окошко
Плывущая в небе луна.
Вынул меч, захмелев, -
Как блестит он при свете луны!
Вновь пою и танцую,
И падают слезы в вино...
Если сгладить Цзюньшань,
Были б воды Сянцзяна видны!*
Если ветви срубить,
То луна бы пробилась в окно!*
Был я сильным, но силы
Народу не все отдавал,
Не прославил себя,
А теперь уж седа голова!
Опять подули северные ветры,
На белом свете нет для них преграды.
Они летят вдоль опустевших улиц,
И мерзнет лошадь, и продрог прохожий.
Уж полдень, а у западных соседей
Не облачилась барышня в наряды.
Высокий полог. Красная жаровня.
Зачем вставать? Тепло на мягком ложе.
Восточные соседи веселятся.
В хоромах гости. Пир идет до ночи.
По струнам бьют нефритовые пальцы,
Прельщая слух торжественным мотивом.
Там с четырех сторон парча свисает
И кажется сплошной стеною прочной,
Тепло, спокойно, ветер не колеблет
Струю дымка пред Буддой молчаливым.
А я иду на стену городскую
Взглянуть на омраченные просторы,
Хотел бы для отчизны успокоить
Долины Хуанхэ и Хуаншуя,
Но я не одарен такою силой,
И как не счесть мои стремленья вздором!
И все соседи надо мной смеются,
Им невдомек, о чем теперь грущу я!
ПРОЕЗЖАЮ МИМО ТРЕХ УТЕСОВ ЛИНШАНЬСКИХ ГОР*
К причудливым горам верхом подъехал
Старик Фанвэн*, дряхлеющий поэт.
Да! В землях Шу и У таких высоких,
Таких великих гор, пожалуй, нет!
На много жэнь в лазурь небес взметнулись
И подпирают, как колонны, их.
Боюсь того лишь, что к земле принизит
Линшаньские вершины краткий стих...
ОКОЛО ЧУСКОЙ СТЕНЫ*
У реки - развалины стены.
Птиц и обезьян тоскливы крики.
И стоит чуть дале древний храм,
Где бывал когда-то Муж Великий*.
Век за веком чередою шли,
Заросла стена и одичала.
Но журчит у ног моих река
Так же, как у ног Его журчала!
ОСТАНОВИВШИСЬ ОКОЛО ХРАМА ВОСТОЧНЫХ ЛЕСОВ*
Смотрю на озеро издалека -
Холмам подобна в этот час волна.
Сегодня у меня легко на сердце,
Сижу один, мечтаю дотемна.
Шутя маню взошедшую луну
И вспоминаю склоны гор Сисай*,
Звон колокольный слушают у храма -
И я и все восточные леса.
Никто, конечно, не гадал, не ждал,
Что я опять приду на склоны гор.
Монах, с которым прежде подружился,
Не позабыл поэта до сих пор.
Ничто сегодня не нарушит сна,
Прохладный ветерок открыл окно.
На крупорушке завтра спозаранку
Один я буду очищать зерно.
НА ПУТИ К УЕЗДАМ ШАО И ФУ* ПИШУ О СВОИХ ЧУВСТВАХ
Вечерний мрачен небосвод.
У дома снег глубок.
И ветер северный свистит,
И так мороз жесток!
От стужи леденеет кровь,
Хотя тепло одет.
Не зарумянится лицо -
Вина ни капли нет.
Застыли пальцы у меня,
Их разогнуть невмочь,
Я прячу руки в рукава
И мерзну день и ночь.
Так много-много тысяч ли
Прошел за десять лет.
И где ж я горя не видал?
Где не встречал я бед?
Чуть-чуть погреюсь у костра -
И снова в дальний путь!
Но прежде чем поводья взять;
Мне хочется вздохнуть.
Не оттого моя печаль,
Что муки зря терплю,
А оттого, что не был я
У Юйских стен в бою.*
Вся слива в цвету,
Опьяняет ее аромат.
Жаровня остыла.
Надел я весенний наряд.
Но в Ханьском лесу ни души.
Тишина в Циньгуане*.
Гусей провожаю.
Их стаи на север летят...
ВНЕЗАПНО ПОШЕЛ ДОЖДЬ; ОСЕННЯЯ ЗАСУХА МИНОВАЛА;
ВОСПРЯНУВ ДУХОМ, ПИШУ КОРОТКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Спалило солнце молодые всходы,
А сорняки вовсю зазеленели.
Хотел забыть об этом и не смог,
Всю ночь грустил, ворочаясь в постели.
И вдруг услышал музыку небес, -
То снизошел к нам легендарный Шунь!
Дождь застучал о высохший карниз*, -
О, как ласкает ухо этот шум!
КОГДА ПЛЫЛ В ЛОДКЕ ПО ОЗЕРУ
Я слышу детишек
Насмешливый крик:
"Смотрите,
Каков старик!
Он к озеру вышел
И в лодке крестьянской
Плывет не спеша -
Напрямик!"
Здесь трудятся
Дотемна рыбаки,
Но дни теперь
Коротки.
Покроются вскоре
У хризантемы
Инеем
Лепестки...
Леса покраснеют
В праздник Чунъян,
Окутает горы
Туман,
На жертвенных столиках
Добрые вина
Будут
В домах крестьян.
Я знаю,
В тот день захмелеет сосед,
Но в этом
Порока нет,
Ведь так отмечают
Чунъян в деревне
Вот уже
Десять лет!
Тесно травам в маленьком саду,
Норовят прорваться сквозь плетень.
Темный тут склоняется к земле,
Под его листвой густая тень.
С томом Тао Цяня* я лежу,
Дочитаю книгу до конца -
И пойду вскопаю огород -
Не пройдет впустую этот день.
НЕ МОГ ЗАСНУТЬ ДО ВОСХОДА СОЛНЦА
В постель не ложусь,
Не унять мне печаль и муку.
Стар я и болен,
До самой зари не спится.
Сяо-сяо -
Колышется ветка бамбука.
И - чжэ-чжэ -
Поют за окошком птицы.
Военный налог
Собирали дубиной и плетью;
Но пленников дальних
Освободить не сумели.*
Так разве могу
О себе лишь одном скорбеть я?
О времени горьком
Слезы лью у постели...
Ветер словно задумал
Встряхнуть, опрокинуть горы,
Ливень как будто хочет
Воду из рек расплескать.
Ветхая крыша промокла,
Боюсь, обрушится скоро,
Слышу шум за окошком -
В сердце - тоска, тоска...
Петух перестал кукарекать,
Не слышно собачьего лая,
Мертвые ворон и коршун
Камнем упали вдруг,
Стар я и тяжко болен,
Где мой покой - не знаю,
Встаю с постели, вздыхаю,
Сердце сковал недуг.
Три года по воле неба
Поля урожай давали.
Злосчастное утро сгубило
Плоды человеческих рук.
Слова не помогут горю -
Что толку в моей печали?
Не лучше ль опять, согнувшись,
Налечь на привычный плуг?
Соседи забыли песни,
Тяжко стало в деревне,
Дети, женщины плачут,
Мир этот им не мил!
Достану я с полки книги,
Прочту заклинанья древних:
Пусть упорядочит небо
Сферы стихийных сил!
На земле и в небесах
Снова музыка весны,
С наших гор и с наших рек
Тень унынья сметена.
Солнце бросило лучи
В пену радужной волны,
Ива тянется к земле -
И густа и зелена.
Но соленою слезой
Оросил я свой халат,
К пленникам, что смерти ждут,
Сердце птицею парит.
Да помочь не в силах им,
И, печалями объят,
Я вздыхаю вновь и вновь -
От зари и до зари...
оснований.
На ложе из тэна* за пологом тонким,
Проснувшись, встречаю рождение дня.
Да разве возможно поведать словами
О том, что терзает и мучит меня!
Из яшмы курильница за ночь остыла,
Дымок ароматный исчез без следа.
Так чувства мои, что бурлили когда-то,
Теперь словно в заводи тихой вода.
Вдруг флейты раздался призыв троекратный,
И вздрогнула мэй, все бутоны раскрыв,
Во всем этом много сокрытого смысла
И смутных предчувствий весенней поры.
Подул ветерок. Первый дождик закапал,
И вскоре все в гуле над садом слилось.
И то, что на сердце давно наболело,
В мгновенье пролилось потоками слез.
Ушел он, кто только что пробовал флейту,
Зияет покинутой башни пролет.
И страшно подумать, что вместе со мною
На верх этой башни никто не взойдет.
Душистую веточку мэй сорвала я -
Хотела послать ее милому в дар.
Но нет никого на земле и на небе,
Увы, никого, кто б ему передал.
Грусть в сердце и смятенье дум,
Тревожит каждый звук.
Холодный мир вокруг угрюм,
И пусто все вокруг.
Луч обласкал - и вновь темно,
И холодно опять.
С ненастным ветром и вино
Не может совладать.
Печальный голос слышен мне:
"Наш старый друг, прощай!"
То гуси где-то в вышине
Летят в далекий край.
Здесь было много хризантем,
Цвели - и отцвели.
О них не вспомнят... и зачем?
Валяются в пыли.
Я у окна чего-то жду,
И скорбь меня гнетет,
А тут еще, как на беду,
Дождь льет, и льет, и льет.
Утун, промокший до корней,
И сумеречный свет.
И в небе, как в душе моей,
Просвета нет и нет.
Ни души, ни души на дворе.
Дует ветер, и дождь моросит.
Дверь циновкой закрою плотней.
Слышу, шепчутся с ивой цветы:
"Приближается праздник Цинмин,
А за ним - непогожие дни,
Много, много мучительных дней!"
Трудный цы завершен, наконец,
Опьянение за ночь прошло,
И теперь я могу отдохнуть.
Где-то гусь пролетел в вышине -
Догоняет он стаю свою.
Мне бы весточку с ним передать,
Но далек и тяжел его путь.
А вкруг башни последние дни
С холодами не сладит весна.
Я давно не касаюсь перил
И на сад из окна не смотрю.
Свет погас. Остывает постель,
Но никак не могу я заснуть;
Если в сердце закралась печаль,
Лучше выйти и встретить зарю.
Поправляю прическу, а взгляд
Ловит чистые капли росы -
Я любуюсь на тунг молодой
И тянусь всей душою к нему.
В небе солнце стоит высоко,
И туман исчезает в лучах...
Ясный выдастся день или нет -
Я еще и сама не пойму.
Расплавленное золото заката
И яшма лучезарных облаков...
Не вместе ты со мною, как когда-то, -
Ты в этот вечер где-то далеко.
Дымятся ветки опушенной ивы,
И звуки флейты грустные слышны,
Поет она про увяданье сливы -
О, таинства извечные весны!
Удался Юаньсяо*, тих и светел,
Принес он радость первого тепла.
Но разве не подует снова ветер
И не нависнет дождевая мгла?..
Друзья по песням и вину гурьбою
Пришли за мной. Коляска ждет давно.
Хочу я быть
Наедине с собою,
Мне не нужны
Ни песни, ни вино.
А в мыслях - процветающий Чжунчжоу*,
Чреда ничем не омраченных дней.
И праздники весны под отчим кровом
С годами все дороже, все родней.
Усыпанные жемчугом уборы,
И камни изумрудные в косе,
И золотые на шелках узоры,
И состязанье в блеске и красе.
Но все прошло. И вот краса увяла.
От бури жизни - иней на висках.
И я теперь не жажду, как бывало,
В ночных прогулках радости искать.
Мне лучше в стороне,
Вдали от всех, -
За занавеской слышать
Чей-то смех!"
В маленький терем проникла
И притаилась Весна.
В окна сквозь занавески
Заглядывают лучи.
А в отдаленных покоях
Царствует тишина.
Струйка душистого дыма
Над догоревшей свечой.
Солнце уходит. И следом -
Луч ускользает с окна.
Мэй, что посажена мною,
Выросла над рекой,
Но любоваться с башни
Ею не буду одна.
В этом уединенье
Я никого не дождусь.
Словно Хэ Сунь из Янчжоу*
В давние времена...
Тайнами рифм и созвучий
Я овладела давно,
Но и теперь не постигну
Лепет невнятный дождя,
И примириться мне с ветром,
Видно, не суждено!
Где-то, но где - я не знаю,
Горько рыдает свирель.
Голос ее то затихнет,
То донесется в окно.
Дым от курений растает,
Не вечен из яшмы сосуд.
Что горевать об этом -
Мне уже все равно!
Жизнь в бесконечном движенье,
Все исчезает в веках.
Лишь вдохновенье не будет
Временем сметено!
Ночь несказанно прекрасна:
Свет неяркий луны...
Ткут без устали тени
Воздушное полотно.
СТРОФЫ о РЫБАКЕ
От суеты мирской
Ушел, не страшась молвы.
То трезвый, то пьяный он -
Случается когда как.
В бамбуковой шляпе своей,
В зеленом плаще из травы,
В снег, в ненастье привык
В путь отправляться рыбак.
Ветер утихнет - сидит
Вечером с удочкой он.
И наверху и внизу -
Месяца волшебство.
И небо над ним и река -
Весь мир в синеву погружен,
Разве что гусь порой
Возникнет - и нет его!
Легкий рыбацкий челн
С быстрым коротким веслом.
Вечер на зелень вод
Стелет туман голубой.
Гуси и чайки летят
С заставы своим путем.
Небу они и реке
Осень несут с собой.
Бьется, сверкая в садке,
Рыба, одна к одной,
Хватит ее как раз,
Чтобы вина купить.
Поднят парус. И челн
С ветром попутным домой
Мчится - попробуй его
Кто-то остановить!
Из объятий садов
Убежав на простор,
Здесь, над звонким ручьем,
Мэйхуа расцвела...
И ее не страшит
Холод в горной глуши,
Ей как будто бы встреча
С весной не мила.
Кто узнает, о чем
Загрустила она,
Сокровенные с ней
Кто разделит мечты?
Ароматная, нежная
И - одна!
Разве месяц взойдет,
Чтоб взглянуть с высоты.
Перелетных гусей
К югу тянется клин.
Вдруг и ветер и дождь
Разметали гусей.
Изнуренный, голодный,
Отбился один
И крылами поник
На песчаной косе.
Белым цаплям и чайкам
Он здесь не родня.
Он боится стрелы,
В его взгляде тоска...
Крику, полному горечи,
Некому внять.
Этот гусь никогда
Не взлетит в облака.
Я поднимаюсь на башню,
Высокую башню Цзиньлина.
Осень меня обступила
Светом и тишиною.
Холодным огнем пылают
Земля и реки лавина -
Багровый разлив заката
На тысячу ли предо мною.
А на Центральной равнине -
Хаос и разрушенье,
Чиновники разбежались...
Вернутся ли в час тяжелый?
Осталось просить мне ветер,
Чтоб он своим дуновеньем
Сорвал с очей моих слезы
И в милый отнес Янчжоу.
Подмел я двор, ворота на ночь запер...
И мой он тоже недалек закат!
Не возвратит согбенный старец силы,
Когда недуг в нем с головы до пят,
Всю жизнь свою чему-то я учился,
И сам не знаю, есть ли в этом толк?
Найдется ль человек в мирах грядущих,
Который в это сердце бросит взгляд?
Вода скрепила высохшую ряску -
Из крошек драгоценный камень стал!
И незаметно иней пал на землю
И в киновари листьев засверкал.
Вина простого чарку поднимаю
И размышляю около окна:
Когда б, заслуг особых не имея,
Я до Ковша Небесного достал!
Дождик стучит весенний
О тростниковую мачту,
Поднят соломенный парус,
В дымке закат погас...
Рыбы купить бы надо,
Лодку ищу рыбачью,
На огонек к соседям
Мне бы подплыть сейчас.
Пьяный, дремлю, - но ветер
Даже хмельного будит,
Чуть набежав на отмель,
Волны спешат назад.
Тянут по берегу баржу
Подневольные люди,
Сил своих не жалея,
Натягивают канат.
ВХОЖУ В УЩЕЛЬЕ ЦЮЙТАН И ПОДНИМАЮСЬ К ХРАМУ БЕЛОГО ИМПЕРАТОРА*
В Дацикоу вхожу,
Предрассветный туман.
Здесь ворота
В ущелье Цюйтан.
Днем и ночью
Стремительно воды несет
Беспокойная
Янцзыцзян...
Две высоких горы
Друг пред другом стоят,
Словно мериться
Силой хотят.
Не взберешься на них,
Неприступны, круты,
Не достигнет вершины их
Взгляд...
Подвиг Юя* велик, -
Юй поток одолел,
Вижу след
Его славных дел.
Если б он не раздвинул
Громады гор,
Был печален бы
Наш удел.
Середины зимы
Ожидая приход,
Пусть река
В берега войдет,
Виден будет Яньюй*,
Разом встанет скала
На сто чи
Из пучины вод.
По тропинке крутой
Поднимаюсь в храм,
Прах Гунсуня
Покоится там.
Живописцу спасибо,
Что лик храбреца
Дал увидеть потомкам -
Нам...
Если воин не сдался,
Но был сражен,
Разве скажешь,
Что он побежден?
Я б такому герою
Воздвиг монумент,
Да прославится
В одах он!
Я бы спел, как Гунсунь
Умирал от меча,
Я бы гуннских царей
Обличал,
Благодарностью павшим
Звучал бы мой стих -
И печален,
И величав.
Пусть приносят дары,
Все, чем каждый богат.
Пусть вспомянет
Солдата солдат,
Эта песня - для них,
Все сегодня для них -
И вино
И цветов аромат!
НОЧЛЕГ В ХРАМЕ ФЭНЦЯО*
В храме Фэнцяо
Семь лет не пришлось бывать.
Гонга удары
В полночь звучат опять.
Месяц и ветер
Не остудят жара в груди,
Бошань* перешел,
Тысячи гор впереди...
В ПРАЗДНИК ЧУНЪЯН
Белым инеем скованный лес
Осветило косыми лучами.
Лепестки этих желтых цветов
Не развеют моей печали.
Как не выпить скорбную чашу
У высокой башни Сияо?
Ведь сегодня на берегу,
Одинокий, Чунъян встречаю...
Вздыхаю, вздыхаю
И белому свету не рад.
Бесцельны скитанья -
Они ничего не сулят.
Морозные дни -
Это года конец наступает,
И звери и птицы кричат,
Провожая закат...
На старый трактир
Опадает густая листва,
До родины тысячи ли,
И бела голова.
Доносятся всплески,
Полощут белье за деревней.
Я прибыл в края,
Где жилища пантеры и льва.
Здесь трупы гниют
Возле старой засохшей межи,
Здесь травы в крови
Тех, кто голову честно сложил. -
...Увы, оказался
Вдали от родимых полей,
И мне ль говорить
О скорбящей отчизне моей.
Уж многие годы
Страдает страна от раздоров,
И слезы простительны
Даже у сильных людей...
О нет! Не глядите,
Что книга в руках у меня,
Я в бой бы пошел,
Оседлав боевого коня!
ПОДЪЕЗЖАЮ К ГОРАМ ЦЗЯНМЭНЬ*. НАКРАПЫВАЕТ ДОЖДЬ
Халат в харчевне залил я вином,
В пути забрызгал грязью придорожной.
Скитаюсь долго, но забыть печаль
И в странствиях, должно быть, невозможно
Ужели ты действительно поэт? -
Себя с тревогой сам я вопрошаю.
Осел бредет к Цзяньмэньскому хребту,
Прохладный дождь долины орошает...
С кубком стою на каменной башне,
Что высится над рекой.
Взгляд устремляя в синее небо,
Глажу перила рукой...
Передо мной - небольшой "кораблик",
Это - винный сосуд.
К светлым чертогам небесного храма
Мысли меня несут.
Мне показалось, когда свой кубок
До самого дна осушил,
Что горы и реки бы уместились
В глубинах моей души,
Что сердце мое - утес огромный -
Выше высоких гор.
Но снова в радужных переливах
Тонет поэта взор.
За то, что сердце в миг отрезвленья
Хочет еще вина,
Те, кто не ведал большой печали,
Боюсь, обвинят меня.
О, велики вы, земли просторы,
И всюду люди живут,
Только один не находит места,
Не обретет приют.
Как я хочу в этот миг услышать
Феникса крик вдали,
Чтобы на крыльях священной птицы
Умчаться за тысячи ли...
Я скитался по свету,
Но цели своей не достиг.
Притворившись веселым,
Только с тыквой вернулся в Чэнду.
Но в той тыкве лекарства*,
И болящим поможет старик,
Силы им возвратит -
И смягчит у страдальцев недуг.
Вот уж тыква пуста,
В час вечерний я в башне пою,
Кубок свой поднимаю
И полог срываю с окна.
Пусть вино в этот вечер
Развеет тревогу мою,
Пусть заглянет в окошко
Плывущая в небе луна.
Вынул меч, захмелев, -
Как блестит он при свете луны!
Вновь пою и танцую,
И падают слезы в вино...
Если сгладить Цзюньшань,
Были б воды Сянцзяна видны!*
Если ветви срубить,
То луна бы пробилась в окно!*
Был я сильным, но силы
Народу не все отдавал,
Не прославил себя,
А теперь уж седа голова!
Опять подули северные ветры,
На белом свете нет для них преграды.
Они летят вдоль опустевших улиц,
И мерзнет лошадь, и продрог прохожий.
Уж полдень, а у западных соседей
Не облачилась барышня в наряды.
Высокий полог. Красная жаровня.
Зачем вставать? Тепло на мягком ложе.
Восточные соседи веселятся.
В хоромах гости. Пир идет до ночи.
По струнам бьют нефритовые пальцы,
Прельщая слух торжественным мотивом.
Там с четырех сторон парча свисает
И кажется сплошной стеною прочной,
Тепло, спокойно, ветер не колеблет
Струю дымка пред Буддой молчаливым.
А я иду на стену городскую
Взглянуть на омраченные просторы,
Хотел бы для отчизны успокоить
Долины Хуанхэ и Хуаншуя,
Но я не одарен такою силой,
И как не счесть мои стремленья вздором!
И все соседи надо мной смеются,
Им невдомек, о чем теперь грущу я!
ПРОЕЗЖАЮ МИМО ТРЕХ УТЕСОВ ЛИНШАНЬСКИХ ГОР*
К причудливым горам верхом подъехал
Старик Фанвэн*, дряхлеющий поэт.
Да! В землях Шу и У таких высоких,
Таких великих гор, пожалуй, нет!
На много жэнь в лазурь небес взметнулись
И подпирают, как колонны, их.
Боюсь того лишь, что к земле принизит
Линшаньские вершины краткий стих...
ОКОЛО ЧУСКОЙ СТЕНЫ*
У реки - развалины стены.
Птиц и обезьян тоскливы крики.
И стоит чуть дале древний храм,
Где бывал когда-то Муж Великий*.
Век за веком чередою шли,
Заросла стена и одичала.
Но журчит у ног моих река
Так же, как у ног Его журчала!
ОСТАНОВИВШИСЬ ОКОЛО ХРАМА ВОСТОЧНЫХ ЛЕСОВ*
Смотрю на озеро издалека -
Холмам подобна в этот час волна.
Сегодня у меня легко на сердце,
Сижу один, мечтаю дотемна.
Шутя маню взошедшую луну
И вспоминаю склоны гор Сисай*,
Звон колокольный слушают у храма -
И я и все восточные леса.
Никто, конечно, не гадал, не ждал,
Что я опять приду на склоны гор.
Монах, с которым прежде подружился,
Не позабыл поэта до сих пор.
Ничто сегодня не нарушит сна,
Прохладный ветерок открыл окно.
На крупорушке завтра спозаранку
Один я буду очищать зерно.
НА ПУТИ К УЕЗДАМ ШАО И ФУ* ПИШУ О СВОИХ ЧУВСТВАХ
Вечерний мрачен небосвод.
У дома снег глубок.
И ветер северный свистит,
И так мороз жесток!
От стужи леденеет кровь,
Хотя тепло одет.
Не зарумянится лицо -
Вина ни капли нет.
Застыли пальцы у меня,
Их разогнуть невмочь,
Я прячу руки в рукава
И мерзну день и ночь.
Так много-много тысяч ли
Прошел за десять лет.
И где ж я горя не видал?
Где не встречал я бед?
Чуть-чуть погреюсь у костра -
И снова в дальний путь!
Но прежде чем поводья взять;
Мне хочется вздохнуть.
Не оттого моя печаль,
Что муки зря терплю,
А оттого, что не был я
У Юйских стен в бою.*
Вся слива в цвету,
Опьяняет ее аромат.
Жаровня остыла.
Надел я весенний наряд.
Но в Ханьском лесу ни души.
Тишина в Циньгуане*.
Гусей провожаю.
Их стаи на север летят...
ВНЕЗАПНО ПОШЕЛ ДОЖДЬ; ОСЕННЯЯ ЗАСУХА МИНОВАЛА;
ВОСПРЯНУВ ДУХОМ, ПИШУ КОРОТКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Спалило солнце молодые всходы,
А сорняки вовсю зазеленели.
Хотел забыть об этом и не смог,
Всю ночь грустил, ворочаясь в постели.
И вдруг услышал музыку небес, -
То снизошел к нам легендарный Шунь!
Дождь застучал о высохший карниз*, -
О, как ласкает ухо этот шум!
КОГДА ПЛЫЛ В ЛОДКЕ ПО ОЗЕРУ
Я слышу детишек
Насмешливый крик:
"Смотрите,
Каков старик!
Он к озеру вышел
И в лодке крестьянской
Плывет не спеша -
Напрямик!"
Здесь трудятся
Дотемна рыбаки,
Но дни теперь
Коротки.
Покроются вскоре
У хризантемы
Инеем
Лепестки...
Леса покраснеют
В праздник Чунъян,
Окутает горы
Туман,
На жертвенных столиках
Добрые вина
Будут
В домах крестьян.
Я знаю,
В тот день захмелеет сосед,
Но в этом
Порока нет,
Ведь так отмечают
Чунъян в деревне
Вот уже
Десять лет!
Тесно травам в маленьком саду,
Норовят прорваться сквозь плетень.
Темный тут склоняется к земле,
Под его листвой густая тень.
С томом Тао Цяня* я лежу,
Дочитаю книгу до конца -
И пойду вскопаю огород -
Не пройдет впустую этот день.
НЕ МОГ ЗАСНУТЬ ДО ВОСХОДА СОЛНЦА
В постель не ложусь,
Не унять мне печаль и муку.
Стар я и болен,
До самой зари не спится.
Сяо-сяо -
Колышется ветка бамбука.
И - чжэ-чжэ -
Поют за окошком птицы.
Военный налог
Собирали дубиной и плетью;
Но пленников дальних
Освободить не сумели.*
Так разве могу
О себе лишь одном скорбеть я?
О времени горьком
Слезы лью у постели...
Ветер словно задумал
Встряхнуть, опрокинуть горы,
Ливень как будто хочет
Воду из рек расплескать.
Ветхая крыша промокла,
Боюсь, обрушится скоро,
Слышу шум за окошком -
В сердце - тоска, тоска...
Петух перестал кукарекать,
Не слышно собачьего лая,
Мертвые ворон и коршун
Камнем упали вдруг,
Стар я и тяжко болен,
Где мой покой - не знаю,
Встаю с постели, вздыхаю,
Сердце сковал недуг.
Три года по воле неба
Поля урожай давали.
Злосчастное утро сгубило
Плоды человеческих рук.
Слова не помогут горю -
Что толку в моей печали?
Не лучше ль опять, согнувшись,
Налечь на привычный плуг?
Соседи забыли песни,
Тяжко стало в деревне,
Дети, женщины плачут,
Мир этот им не мил!
Достану я с полки книги,
Прочту заклинанья древних:
Пусть упорядочит небо
Сферы стихийных сил!
На земле и в небесах
Снова музыка весны,
С наших гор и с наших рек
Тень унынья сметена.
Солнце бросило лучи
В пену радужной волны,
Ива тянется к земле -
И густа и зелена.
Но соленою слезой
Оросил я свой халат,
К пленникам, что смерти ждут,
Сердце птицею парит.
Да помочь не в силах им,
И, печалями объят,
Я вздыхаю вновь и вновь -
От зари и до зари...