Страница:
глубоко постиг?
Год ушел, наступит новый -
ход времен неумолим,
Не нужны уже заколки
волосам седым...
Господин мой, ты не видел
птиц весенний перелет?
В эту пору зеленеют
сотни трав и луг цветет!
Но холодный зимний ветер
вдруг нагрянет из-за туч,
И весеннего сиянья
ускользнет неверный луч.
Вслед за солнцем воссияет
на небе луна,
А душа моя печалью
доверху полна...
Цветущую ветку
вручаю почтовым гонцам -
Далекому другу
пусть вестью послужит она.
Наверно, в Цзяннани*
он к поздним привык холодам,
А с этою веткой
у друга наступит весна...
В лодке узорной
с милой подругой вдвоем
Вдаль заплывем мы,
снова назад повернем...
Леска зацепит
стебель кувшинки речной,
Легкие весла
уток пугают порой.
Вот и настала
ночь незаметно для нас, -
В позднюю пору
выпал нам радости час.
Неприступные скалы
стоят бесконечной грядой,
Собирается сумрак
в неясной дали голубой.
На бескрайних просторах,
где ветер порывист и крут,
Придорожные травы
осенней порою растут.
Не успел я вернуться -
и сразу кончается год,
И от этого душу
унылая тяжесть гнетет.
Индевеющий воздух
прохладнее день ото дня.
Но роса на одежде
в пути не задержит меня.
И когда эти горы
покроет весенней листвой,
Я лесную калитку
навеки запру за собой...
Спускаюсь с террасы -
старинная лютня в руках,
Брожу одиноко,
томима любовью своей.
У края дороги
стою в заходящих лучах,
И все безутешней на сердце,
и все тяжелей.
Душистую мальву
я рву на росистом лугу,
Гуляю вдоль речки,
подол приподняв от росы.
Парчой одеяла
согреться никак не могу,
В шелках драгоценных -
не вижу их прежней красы.
Равнина вокруг
засияла под яркой луной,
Не знает луна,
что творится сегодня со мной...
Осенние ветры
шумят над широкой дорогой,
Доносится песня
до комнаты южной моей.
Печальный затворник,
лежу в павильоне закрытом
И слышу сквозь дрему,
как хлопают створки дверей.
Пустое жилище
прозрачной наполнено тьмою,
В тиши моей кельи
сгущается призрачный дым.
Высокие окна
завешены сеткой от мошек,
Вечерние птицы
летают над домом моим.
Хотя я привык
к дорогому чиновному платью,
Моря и озера
в делах позабыл навсегда,
Но помню, на склонах
есть роща коричных деревьев,
В закатную пору
мечтаю вернуться туда...
На свете, говорят,
десятки тысяч гор,
Но холмиком одним
не налюбуюсь я.
Здесь у крыльца есть все
для счастья моего,
И не влечет меня
в далекие края.
Стою на берегу
во влажной духоте,
Разглядываю сад
в открытое окно.
Как изменились в нем
и птицы и листва,
Осенних орхидей
вокруг полным-полно.
Я вижу из окна
ветвистый старый сук
И выхожу к ручью,
что опоясал сад.
Под мертвой чешуей
бамбук зазеленел,
И крылья белых птиц
среди ветвей блестят.
Осеннею листвой
покрылся южный пруд,
И лотосы у башни
северной видны.
Круг солнца за нее
вот-вот уйти готов,
Воздушный полог мой
в сиянии луны...
Пусть разожгут очаг,
нарежут зелень с гряд, -
И молодым вином
я угощу друзей.
Ведь если станем мы
от дружбы уставать,
Порадует ли нас
тепло осенних дней!
Весенней белою водою
полны затоны и пруды,
Над ними караван гусиный
кружит в небесной вышине...
Выщипывают клювом гуси
речную ряску из воды,
И, снова в воздух поднимаясь,
уносят иней на спине.
Поток бушующий подбросит
их стаю легкою волной,
И вот они уж сиротливо
на одинокий свет летят -
Повиснут в пустоте небесной,
расставшись с вешнею землей,
И машут крыльями своими,
никак не выстроятся в ряд...
Почистят перья торопливо,
и снова их несет вода,
И мнится им, что очень скоро
достигнут старого гнезда.
Лопнули почки,
ветки топорщит бамбук,
Кажется, весь он
зазеленеет вот-вот,
Пышная крона
сверху накроет стволы,
Зелень побегов
снизу к стволам подойдет.
Ветер подует -
скатится с веток роса,
Выглянет месяц -
тень упадет от ростков:
Выбрали место
возле окна твоего,
Не захотели
жить у речных берегов...
Дворик тенистый
белыми убран цветами,
Возле ступеней
вьюга траву замела.
С яшмовой башни
падают белые хлопья,
Зелень вершины
наполовину бела...
Вечерние тени
легли от ущербной луны,
Повеяло ветром ночным
на цветущем лугу.
Я знаю наверно,
что друг мой уже не придет.
Хочу улыбнуться,
но слезы сдержать не могу.
Как печально звучат
по ночам голоса обезьян,
А к утру над рекой
собирается белый туман...
Голоса обезьян
то с одной, то с другой стороны,
Надо мною с хребтов
нависают вокруг валуны...
Только песнь обезьян
долетит от восточных камней,
Как другие утесы
ответствуют с запада ей...
Травы несмелые ростки
еще желты наполовину,
И для раскинутых ветвей
еще убор зеленый нов.
Благоухающий наряд
покрыл озерную плотину,
Резной окутан павильон
душистой дымкою цветов.
И даже прошлогодний мох
весною оживает тоже,
Проснулся и ожил ручей
под зимней коркой ледяной,
И стали ранние цветы
на слитки золота похожи,
Сверкая выпавшей к утру
прозрачной яшмовой росой.
Крутая скала
вознеслась до небесных высот,
Густыми ветвями
путь яркому солнцу закрыт.
На склонах суровых
весной ничего не цветет,
А снег на вершинах
и летом, не тая, лежит...
На восток и на запад
ты уже отправлялся не раз,
И мы снова расстались -
с той поры миновал целый век.
Мы прощались с тобою,
и снег был похож на цветы,
Ты сегодня вернулся,
а цветы так похожи на снег.
Душистые ветки
окутал морозный дымок,
Плоды их округлые
иней убрал белизной.
Зачем им ютиться
по берегу чуской реки?* -
Растут мандарины
за нашей садовой стеной.
Камыши окружили
широкие наши пруды,
Тростниковые стебли
стоят у просторной воды.
Их весною покроет
целебная влага росы,
А по осени иней
коснется их нежной красы.
Тростники эти в бурю
встречают речную волну
И боятся навеки
утратить свою прямизну.
Так все сущее в мире
судьба отмечает сама,
Но особенным знаком -
упорство души и ума!
Я отныне мечтаю
подняться на облаке ввысь,
В бесконечное небо
на крыльях его унестись.
ГУЛЯЮ В ГОРАХ ЦЗИНТИН*
Грядою утесы
уходят в бескрайнюю даль,
Зубцами скалистыми
тянутся вверх к облакам.
Ты только доверься
безмолвию горных вершин,
И в мире чудесном
и странном окажешься там.
Вверху заслоняют громады их
солнечный свет.
Внизу опоясал уступы
прозрачный ручей.
Густые лианы
опутали сумрачный лес,
Деревья сплелись
от макушек до самых корней.
Журавль одинокий
на ранней заре протрубит,
Крик дикого зверя
раздастся во мраке ночном.
Тяжелые тучи
окутают весь горизонт,
Вечерняя изморось
выпадет мелким дождем.
Не зря по тропинке
я долго кружил и плутал:
Откроется мне
одиночество горных громад.
Уйду вдоль ручья,
что манит и манит без конца,
И в далях бескрайних
забуду дорогу назад.
Хочу полюбить
этот странный неведомый мир,
По красным ступеням
дойти до небесной страны.
Любовью своею
оставил меня государь,
Но горные кручи
мне будут вовеки верны.
ДОСАДА У ЯШМОВЫХ СТУПЕНЕЙ*
Во дворце наступит вечер,
опущу жемчужный полог.
Светляков кружится стая -
притаилась, вновь взлетела.
В эти сумерки над пряжей
буду долго я трудиться,
Оттого лишь, что у мыслей
о любимом нет предела...
Уже луга зазеленели
узорным шелковым нарядом,
Уже садовые деревья
покрылись красными цветами.
О том, что милый не вернулся,
ни слова говорить не надо,
Ведь к возвращению его
увянет все убранство сада.
Приближается лето.
Прозрачные дни холодны.
Уходящей весной
городские предместья полны.
И цветы и деревья
с узорною схожи парчой,
И озера и месяц
сияют, как шелк расписной.
Почему нам одним
в эти вешние дни суждено
Говорить о разлуке
и пить на прощанье вино!
Провожают тебя берега,
что травой заросли,
Уходящая лодка твоя
исчезает вдали.
Нет, во мне не иссякла
к далекому другу любовь:
Оттого я в тоске,
что уже не увидимся вновь.
Речные затоны
душистой травой заросли -
Вот будет подарок
для радостной встречи с тобой!
Смотрю и смотрю
на далекий речной горизонт,
Когда же мы встретимся снова,
мой друг дорогой!
Дорога сюда
хотя и не очень длинна,
Но и горы и реки
преградой встают на пути.
С тех пор как уехал,
минули и месяц и год,
А доброму другу
никак до меня не дойти.
Прозрачные ветры
колышут мой полог ночной,
Луна одиноко
стоит у пустого окна.
Когда же я снова
смогу тебя за руки взять,
Прочесть тебе оду
и выпить с тобою вина?
В бесконечных бумагах
наконец-то просвет наступил,
И я смог, распрямившись,
взглянуть на деревья и луг.
Шелестя лепестками,
заполнили лотосы пруд,
И разросся-разросся
окно затенивший бамбук.
Не залатаны щели -
повсюду течет с потолка.
За закрытыми окнами
тишь в комнатенке моей.
В бирюзовом тумане
холодные горы видны,
Вдалеке открывается взору
равнина полей.
Я почувствовал с грустью:
душа моя рвется домой,
И бескрайние дали
мой снова заполнили взор.
И ветра и морозы
свирепствуют ночью и днем,
Разнотравье степное
теряет душистый убор.
Для чего нам звучанье
дворцовых свирелей и флейт!
В тишине все сильнее
усталость от дальних дорог.
Я сойду незаметно
со старой повозки моей,
Над осенним затоном
сорву хризантемы цветок.
Мой дом в переулке
скрывает вечерняя тень,
На голую пустошь
выходит дырявый забор.
Вдали чуть виднеются
южной реки берега,
В неясном тумане -
подножие западных гор.
Я двери открою
и ветер осенний вдохну,
Увижу из окон
холодный рассвет вдалеке.
Под ветром
колышутся лотосы в старом пруду.
Дрожат от мороза
бутоны их в южной реке.
В Восточной столице*
я б счета не знал серебру,
Но лучше с восточного поля
ячмень соберу...
Над бескрайними водами
в дымке горит закат:
Поднимаюсь на пагоду.
Птицы летят домой.
Предо мной расстилается
ровный степной простор,
И с рекою сливается
быстрый ручей лесной.
Все опутано зеленью
в первые дни весны,
Пожелтевшими травами
осенью лес одет.
На закате мерцающем
ранит меня печаль,
А просторам распахнутым
словно предела нет...
Леса омыло
грозовой капелью,
Душистой влагой
затопило луг.
Лежу, стихи
слагая от безделья, -
А как больному
скоротать досуг!
Редеет в небе
туча дождевая,
Поникли травы
в сумраке лесном.
Я на циновках
аромат вдыхаю:
Как все вокруг
напоено дождем!
Подсолнечник
в окне передо мною,
Раскрылся лотос
в заводи речной.
Калитку инчуаньскую
закрою*
И в Хуайнани*
обрету покой.
Смеркается.
И ветер все сильнее.
Наутро солнце
скроют облака.
Зачем ты, путник,
ищешь орхидею:
Недолговечна
красота цветка.
Рыбацкая Заводь
окутана мглою тумана,
Над Красной Беседкою
ветры уже поднялись.
Задумчивый лодочник
песню поет над рекою,
И птичьими криками
вторит ей горная высь.
Мальчишки, заслышав нас,
вмиг выбегают на берег,
А рядом их матери
молча стоят над водой.
Причудливо сгрудились
острые горные камни,
И в небе теряется
гребень вершины крутой.
Леса и леса -
протянулись рядами деревья.
Речные пески
засверкали сквозь водную гладь.
Лианы нависшие
к берегу нас не пускают,
Скалистые отмели
лодке мешают пристать.
Поистине это
обитель отшельников вечных:
Благое прозренье
даруется нам не на миг,
Пусть с детства я не был
даосскому свисту* обучен -
Даосскую мудрость
отныне я сердцем постиг.
На вечерней заре
поднимается ветер осенний,
Деревенские лошади
бродят в дорожной пыли.
Одинокая грусть
оплела меня тысячью нитей.
Неужели, мой друг,
вы ко мне с утешеньем пришли!
С обветшавшей стрехи
наземь падают желтые листья,
И ступени крыльца
все зеленым опутаны мхом.
Глубину моих чувств
не вмещает ни винная чарка,
Ни прекрасная даль,
что видна за осенним окном.
Едва пробудились
озерные воды весной,
Как возле ступеней
покрылось все первой травой.
Слабы ее стебли,
цикадам не спрятаться в ней,
И в ней не сумеет
укрыться от глаз воробей.
Но тянется к солнцу,
мешая нефрит с бирюзой,
Зеленое с желтым,
застенчивость с пышной красой...
ПЕРЕПРАВЛЯЮСЬ ЧЕРЕЗ ЧЖЭЦЗЯН*
Предутренний ветер
наполнил мои паруса,
Озера и реки
открылись вдали предо мной.
Недавно мы в путь провожали
речную волну,
А ныне умчался
я сам за кипящей волной.
Прибрежные камни
не дарят отрады глазам,
Далекие горы
печалят меня все сильней.
Листва молодая
покрыла редеющий лес,
Багровые скалы -
на месте знакомых полей...
Предрассветный туман
разошелся от первых лучей,
Сразу стало тепло
на восточной террасе моей.
Сразу стали повсюду
засохшие травы видны,
Раскаленное солнце
у западной встало стены.
Покоробились листья,
платан перед домом засох,
И подсолнечник никнет,
и вянет под солнцем горох.
За двойной занавеской
все тот же томительный зной,
Раскаленные камни
как будто бы дышат жарой.
Словно жемчуг на нитке,
испарины капли на лбу,
От досады вздыхаю,
кляну громогласно судьбу
Замерзшие птицы
кричат в глухомани лесной,
Осенние звезды
летят над далекой рекой.
Сверкающий иней
узорами белыми лег,
В рассветном тумане
темнеет угрюмый поток.
Беспечная рыба
взлетает над тихой водой,
Бегущие волны
лодчонку торопят домой.
Я в сторону дома
смотрю в нетерпенье опять:
То, кажется, близок он,
то ничего не видать.
Сумеет ли странник,
с тоской озирающий даль,
Развеять на сердце
бездонную эту печаль?..
ПОДРАЖАЮ СТИХАМ ЛЮ ЦЗЫИ "НА ЗАКАТЕ СМОТРЮ НА РЕКУ"
Странник вздыхает:
грусть и усталость томит,
Лодку причалил
к берегу вешней реки...
Солнце садится.
Ветер над заводью стих.
Вдаль уплывая,
песню поют рыбаки.
Травы сверкают
там, у предела небес,
Клубы тумана
движутся в зеркале вод.
Вижу, как лодки -
одна не успеет пристать,
Тотчас другая
прочь одиноко плывет.
Мальчик печальный
удочку держит в руках,
Грустная девушка
молча сжимает весло.
В сердце скитальца
тоже печали и грусть, -
Чем он поможет,
раз самому тяжело!
Чей невидимый образ
тревожит мне душу во сне?
Это друг мой далекий,
и думает он обо мне.
За оконным проемом
колышется водная гладь,
Серебрится бамбук,
озаряя пустую кровать.
Над озерным затоном
ущербная светит луна,
Песня долгого ветра
опять за рекою слышна.
День осенней девятки*
еще не успел промелькнуть,
А душа твоя долгий и трудный
проделала путь.
Неподвижен я, словно
в дремучем лесу сухостой,
Как былинку по полю,
несет тебя ветер степной.
Не найдут тебя письма в дороге -
пиши, не пиши,
Но сердечные чувства
хранятся в глубинах души...
У северных окон
повеяло летней прохладой,
За хижиной тихой
зацвел зеленеющий луг.
Летящие бабочки
дружат с ночными цветами,
Над чистою заводью
редкий склонился бамбук.
Любимых друзей
соберу на хмельную пирушку,
Чтоб длилось веселье
и радости пыл не утих.
Когда же друзьям
надоест наслаждаться застольем,
Быть может, сумею
стихами порадовать их.
Расщелины гор
наполняются дымом прозрачным,
На склонах холмов
выпадают туман и роса.
В ночной темноте
показались за облаком звезды,
Кричат воробьи,
Год ушел, наступит новый -
ход времен неумолим,
Не нужны уже заколки
волосам седым...
Господин мой, ты не видел
птиц весенний перелет?
В эту пору зеленеют
сотни трав и луг цветет!
Но холодный зимний ветер
вдруг нагрянет из-за туч,
И весеннего сиянья
ускользнет неверный луч.
Вслед за солнцем воссияет
на небе луна,
А душа моя печалью
доверху полна...
Цветущую ветку
вручаю почтовым гонцам -
Далекому другу
пусть вестью послужит она.
Наверно, в Цзяннани*
он к поздним привык холодам,
А с этою веткой
у друга наступит весна...
В лодке узорной
с милой подругой вдвоем
Вдаль заплывем мы,
снова назад повернем...
Леска зацепит
стебель кувшинки речной,
Легкие весла
уток пугают порой.
Вот и настала
ночь незаметно для нас, -
В позднюю пору
выпал нам радости час.
Неприступные скалы
стоят бесконечной грядой,
Собирается сумрак
в неясной дали голубой.
На бескрайних просторах,
где ветер порывист и крут,
Придорожные травы
осенней порою растут.
Не успел я вернуться -
и сразу кончается год,
И от этого душу
унылая тяжесть гнетет.
Индевеющий воздух
прохладнее день ото дня.
Но роса на одежде
в пути не задержит меня.
И когда эти горы
покроет весенней листвой,
Я лесную калитку
навеки запру за собой...
Спускаюсь с террасы -
старинная лютня в руках,
Брожу одиноко,
томима любовью своей.
У края дороги
стою в заходящих лучах,
И все безутешней на сердце,
и все тяжелей.
Душистую мальву
я рву на росистом лугу,
Гуляю вдоль речки,
подол приподняв от росы.
Парчой одеяла
согреться никак не могу,
В шелках драгоценных -
не вижу их прежней красы.
Равнина вокруг
засияла под яркой луной,
Не знает луна,
что творится сегодня со мной...
Осенние ветры
шумят над широкой дорогой,
Доносится песня
до комнаты южной моей.
Печальный затворник,
лежу в павильоне закрытом
И слышу сквозь дрему,
как хлопают створки дверей.
Пустое жилище
прозрачной наполнено тьмою,
В тиши моей кельи
сгущается призрачный дым.
Высокие окна
завешены сеткой от мошек,
Вечерние птицы
летают над домом моим.
Хотя я привык
к дорогому чиновному платью,
Моря и озера
в делах позабыл навсегда,
Но помню, на склонах
есть роща коричных деревьев,
В закатную пору
мечтаю вернуться туда...
На свете, говорят,
десятки тысяч гор,
Но холмиком одним
не налюбуюсь я.
Здесь у крыльца есть все
для счастья моего,
И не влечет меня
в далекие края.
Стою на берегу
во влажной духоте,
Разглядываю сад
в открытое окно.
Как изменились в нем
и птицы и листва,
Осенних орхидей
вокруг полным-полно.
Я вижу из окна
ветвистый старый сук
И выхожу к ручью,
что опоясал сад.
Под мертвой чешуей
бамбук зазеленел,
И крылья белых птиц
среди ветвей блестят.
Осеннею листвой
покрылся южный пруд,
И лотосы у башни
северной видны.
Круг солнца за нее
вот-вот уйти готов,
Воздушный полог мой
в сиянии луны...
Пусть разожгут очаг,
нарежут зелень с гряд, -
И молодым вином
я угощу друзей.
Ведь если станем мы
от дружбы уставать,
Порадует ли нас
тепло осенних дней!
Весенней белою водою
полны затоны и пруды,
Над ними караван гусиный
кружит в небесной вышине...
Выщипывают клювом гуси
речную ряску из воды,
И, снова в воздух поднимаясь,
уносят иней на спине.
Поток бушующий подбросит
их стаю легкою волной,
И вот они уж сиротливо
на одинокий свет летят -
Повиснут в пустоте небесной,
расставшись с вешнею землей,
И машут крыльями своими,
никак не выстроятся в ряд...
Почистят перья торопливо,
и снова их несет вода,
И мнится им, что очень скоро
достигнут старого гнезда.
Лопнули почки,
ветки топорщит бамбук,
Кажется, весь он
зазеленеет вот-вот,
Пышная крона
сверху накроет стволы,
Зелень побегов
снизу к стволам подойдет.
Ветер подует -
скатится с веток роса,
Выглянет месяц -
тень упадет от ростков:
Выбрали место
возле окна твоего,
Не захотели
жить у речных берегов...
Дворик тенистый
белыми убран цветами,
Возле ступеней
вьюга траву замела.
С яшмовой башни
падают белые хлопья,
Зелень вершины
наполовину бела...
Вечерние тени
легли от ущербной луны,
Повеяло ветром ночным
на цветущем лугу.
Я знаю наверно,
что друг мой уже не придет.
Хочу улыбнуться,
но слезы сдержать не могу.
Как печально звучат
по ночам голоса обезьян,
А к утру над рекой
собирается белый туман...
Голоса обезьян
то с одной, то с другой стороны,
Надо мною с хребтов
нависают вокруг валуны...
Только песнь обезьян
долетит от восточных камней,
Как другие утесы
ответствуют с запада ей...
Травы несмелые ростки
еще желты наполовину,
И для раскинутых ветвей
еще убор зеленый нов.
Благоухающий наряд
покрыл озерную плотину,
Резной окутан павильон
душистой дымкою цветов.
И даже прошлогодний мох
весною оживает тоже,
Проснулся и ожил ручей
под зимней коркой ледяной,
И стали ранние цветы
на слитки золота похожи,
Сверкая выпавшей к утру
прозрачной яшмовой росой.
Крутая скала
вознеслась до небесных высот,
Густыми ветвями
путь яркому солнцу закрыт.
На склонах суровых
весной ничего не цветет,
А снег на вершинах
и летом, не тая, лежит...
На восток и на запад
ты уже отправлялся не раз,
И мы снова расстались -
с той поры миновал целый век.
Мы прощались с тобою,
и снег был похож на цветы,
Ты сегодня вернулся,
а цветы так похожи на снег.
Душистые ветки
окутал морозный дымок,
Плоды их округлые
иней убрал белизной.
Зачем им ютиться
по берегу чуской реки?* -
Растут мандарины
за нашей садовой стеной.
Камыши окружили
широкие наши пруды,
Тростниковые стебли
стоят у просторной воды.
Их весною покроет
целебная влага росы,
А по осени иней
коснется их нежной красы.
Тростники эти в бурю
встречают речную волну
И боятся навеки
утратить свою прямизну.
Так все сущее в мире
судьба отмечает сама,
Но особенным знаком -
упорство души и ума!
Я отныне мечтаю
подняться на облаке ввысь,
В бесконечное небо
на крыльях его унестись.
ГУЛЯЮ В ГОРАХ ЦЗИНТИН*
Грядою утесы
уходят в бескрайнюю даль,
Зубцами скалистыми
тянутся вверх к облакам.
Ты только доверься
безмолвию горных вершин,
И в мире чудесном
и странном окажешься там.
Вверху заслоняют громады их
солнечный свет.
Внизу опоясал уступы
прозрачный ручей.
Густые лианы
опутали сумрачный лес,
Деревья сплелись
от макушек до самых корней.
Журавль одинокий
на ранней заре протрубит,
Крик дикого зверя
раздастся во мраке ночном.
Тяжелые тучи
окутают весь горизонт,
Вечерняя изморось
выпадет мелким дождем.
Не зря по тропинке
я долго кружил и плутал:
Откроется мне
одиночество горных громад.
Уйду вдоль ручья,
что манит и манит без конца,
И в далях бескрайних
забуду дорогу назад.
Хочу полюбить
этот странный неведомый мир,
По красным ступеням
дойти до небесной страны.
Любовью своею
оставил меня государь,
Но горные кручи
мне будут вовеки верны.
ДОСАДА У ЯШМОВЫХ СТУПЕНЕЙ*
Во дворце наступит вечер,
опущу жемчужный полог.
Светляков кружится стая -
притаилась, вновь взлетела.
В эти сумерки над пряжей
буду долго я трудиться,
Оттого лишь, что у мыслей
о любимом нет предела...
Уже луга зазеленели
узорным шелковым нарядом,
Уже садовые деревья
покрылись красными цветами.
О том, что милый не вернулся,
ни слова говорить не надо,
Ведь к возвращению его
увянет все убранство сада.
Приближается лето.
Прозрачные дни холодны.
Уходящей весной
городские предместья полны.
И цветы и деревья
с узорною схожи парчой,
И озера и месяц
сияют, как шелк расписной.
Почему нам одним
в эти вешние дни суждено
Говорить о разлуке
и пить на прощанье вино!
Провожают тебя берега,
что травой заросли,
Уходящая лодка твоя
исчезает вдали.
Нет, во мне не иссякла
к далекому другу любовь:
Оттого я в тоске,
что уже не увидимся вновь.
Речные затоны
душистой травой заросли -
Вот будет подарок
для радостной встречи с тобой!
Смотрю и смотрю
на далекий речной горизонт,
Когда же мы встретимся снова,
мой друг дорогой!
Дорога сюда
хотя и не очень длинна,
Но и горы и реки
преградой встают на пути.
С тех пор как уехал,
минули и месяц и год,
А доброму другу
никак до меня не дойти.
Прозрачные ветры
колышут мой полог ночной,
Луна одиноко
стоит у пустого окна.
Когда же я снова
смогу тебя за руки взять,
Прочесть тебе оду
и выпить с тобою вина?
В бесконечных бумагах
наконец-то просвет наступил,
И я смог, распрямившись,
взглянуть на деревья и луг.
Шелестя лепестками,
заполнили лотосы пруд,
И разросся-разросся
окно затенивший бамбук.
Не залатаны щели -
повсюду течет с потолка.
За закрытыми окнами
тишь в комнатенке моей.
В бирюзовом тумане
холодные горы видны,
Вдалеке открывается взору
равнина полей.
Я почувствовал с грустью:
душа моя рвется домой,
И бескрайние дали
мой снова заполнили взор.
И ветра и морозы
свирепствуют ночью и днем,
Разнотравье степное
теряет душистый убор.
Для чего нам звучанье
дворцовых свирелей и флейт!
В тишине все сильнее
усталость от дальних дорог.
Я сойду незаметно
со старой повозки моей,
Над осенним затоном
сорву хризантемы цветок.
Мой дом в переулке
скрывает вечерняя тень,
На голую пустошь
выходит дырявый забор.
Вдали чуть виднеются
южной реки берега,
В неясном тумане -
подножие западных гор.
Я двери открою
и ветер осенний вдохну,
Увижу из окон
холодный рассвет вдалеке.
Под ветром
колышутся лотосы в старом пруду.
Дрожат от мороза
бутоны их в южной реке.
В Восточной столице*
я б счета не знал серебру,
Но лучше с восточного поля
ячмень соберу...
Над бескрайними водами
в дымке горит закат:
Поднимаюсь на пагоду.
Птицы летят домой.
Предо мной расстилается
ровный степной простор,
И с рекою сливается
быстрый ручей лесной.
Все опутано зеленью
в первые дни весны,
Пожелтевшими травами
осенью лес одет.
На закате мерцающем
ранит меня печаль,
А просторам распахнутым
словно предела нет...
Леса омыло
грозовой капелью,
Душистой влагой
затопило луг.
Лежу, стихи
слагая от безделья, -
А как больному
скоротать досуг!
Редеет в небе
туча дождевая,
Поникли травы
в сумраке лесном.
Я на циновках
аромат вдыхаю:
Как все вокруг
напоено дождем!
Подсолнечник
в окне передо мною,
Раскрылся лотос
в заводи речной.
Калитку инчуаньскую
закрою*
И в Хуайнани*
обрету покой.
Смеркается.
И ветер все сильнее.
Наутро солнце
скроют облака.
Зачем ты, путник,
ищешь орхидею:
Недолговечна
красота цветка.
Рыбацкая Заводь
окутана мглою тумана,
Над Красной Беседкою
ветры уже поднялись.
Задумчивый лодочник
песню поет над рекою,
И птичьими криками
вторит ей горная высь.
Мальчишки, заслышав нас,
вмиг выбегают на берег,
А рядом их матери
молча стоят над водой.
Причудливо сгрудились
острые горные камни,
И в небе теряется
гребень вершины крутой.
Леса и леса -
протянулись рядами деревья.
Речные пески
засверкали сквозь водную гладь.
Лианы нависшие
к берегу нас не пускают,
Скалистые отмели
лодке мешают пристать.
Поистине это
обитель отшельников вечных:
Благое прозренье
даруется нам не на миг,
Пусть с детства я не был
даосскому свисту* обучен -
Даосскую мудрость
отныне я сердцем постиг.
На вечерней заре
поднимается ветер осенний,
Деревенские лошади
бродят в дорожной пыли.
Одинокая грусть
оплела меня тысячью нитей.
Неужели, мой друг,
вы ко мне с утешеньем пришли!
С обветшавшей стрехи
наземь падают желтые листья,
И ступени крыльца
все зеленым опутаны мхом.
Глубину моих чувств
не вмещает ни винная чарка,
Ни прекрасная даль,
что видна за осенним окном.
Едва пробудились
озерные воды весной,
Как возле ступеней
покрылось все первой травой.
Слабы ее стебли,
цикадам не спрятаться в ней,
И в ней не сумеет
укрыться от глаз воробей.
Но тянется к солнцу,
мешая нефрит с бирюзой,
Зеленое с желтым,
застенчивость с пышной красой...
ПЕРЕПРАВЛЯЮСЬ ЧЕРЕЗ ЧЖЭЦЗЯН*
Предутренний ветер
наполнил мои паруса,
Озера и реки
открылись вдали предо мной.
Недавно мы в путь провожали
речную волну,
А ныне умчался
я сам за кипящей волной.
Прибрежные камни
не дарят отрады глазам,
Далекие горы
печалят меня все сильней.
Листва молодая
покрыла редеющий лес,
Багровые скалы -
на месте знакомых полей...
Предрассветный туман
разошелся от первых лучей,
Сразу стало тепло
на восточной террасе моей.
Сразу стали повсюду
засохшие травы видны,
Раскаленное солнце
у западной встало стены.
Покоробились листья,
платан перед домом засох,
И подсолнечник никнет,
и вянет под солнцем горох.
За двойной занавеской
все тот же томительный зной,
Раскаленные камни
как будто бы дышат жарой.
Словно жемчуг на нитке,
испарины капли на лбу,
От досады вздыхаю,
кляну громогласно судьбу
Замерзшие птицы
кричат в глухомани лесной,
Осенние звезды
летят над далекой рекой.
Сверкающий иней
узорами белыми лег,
В рассветном тумане
темнеет угрюмый поток.
Беспечная рыба
взлетает над тихой водой,
Бегущие волны
лодчонку торопят домой.
Я в сторону дома
смотрю в нетерпенье опять:
То, кажется, близок он,
то ничего не видать.
Сумеет ли странник,
с тоской озирающий даль,
Развеять на сердце
бездонную эту печаль?..
ПОДРАЖАЮ СТИХАМ ЛЮ ЦЗЫИ "НА ЗАКАТЕ СМОТРЮ НА РЕКУ"
Странник вздыхает:
грусть и усталость томит,
Лодку причалил
к берегу вешней реки...
Солнце садится.
Ветер над заводью стих.
Вдаль уплывая,
песню поют рыбаки.
Травы сверкают
там, у предела небес,
Клубы тумана
движутся в зеркале вод.
Вижу, как лодки -
одна не успеет пристать,
Тотчас другая
прочь одиноко плывет.
Мальчик печальный
удочку держит в руках,
Грустная девушка
молча сжимает весло.
В сердце скитальца
тоже печали и грусть, -
Чем он поможет,
раз самому тяжело!
Чей невидимый образ
тревожит мне душу во сне?
Это друг мой далекий,
и думает он обо мне.
За оконным проемом
колышется водная гладь,
Серебрится бамбук,
озаряя пустую кровать.
Над озерным затоном
ущербная светит луна,
Песня долгого ветра
опять за рекою слышна.
День осенней девятки*
еще не успел промелькнуть,
А душа твоя долгий и трудный
проделала путь.
Неподвижен я, словно
в дремучем лесу сухостой,
Как былинку по полю,
несет тебя ветер степной.
Не найдут тебя письма в дороге -
пиши, не пиши,
Но сердечные чувства
хранятся в глубинах души...
У северных окон
повеяло летней прохладой,
За хижиной тихой
зацвел зеленеющий луг.
Летящие бабочки
дружат с ночными цветами,
Над чистою заводью
редкий склонился бамбук.
Любимых друзей
соберу на хмельную пирушку,
Чтоб длилось веселье
и радости пыл не утих.
Когда же друзьям
надоест наслаждаться застольем,
Быть может, сумею
стихами порадовать их.
Расщелины гор
наполняются дымом прозрачным,
На склонах холмов
выпадают туман и роса.
В ночной темноте
показались за облаком звезды,
Кричат воробьи,