Страница:
Оранжерея тянулась во все стороны на многие километры, чем напоминала крупный парк под давящим бетонным небом. Самым популярным местом здесь была зона бассейнов, куда и направлялся Жека. Здесь было полно народа. Все напоминало бы экзотический курорт, если не отсутствие детей. Детей вообще было мало в Стоунхендже.
Вволю нанырявшись, он выбрался на берег, посыпанный мелкой галькой и плюхнулся в пластиковый шезлонг. Скоро должен был подойти Тим.
Тим не подошел. Он подплыл. Вылез на берег, подмигнул Жеке и отправился искать свободный шезлонг.
— Привет, — сказал Тим, усевшись рядом с Жекой. — Слышал про твою поездку. Жаль, что не получилось вытащить доктора Дэвиса…
Жека кивнул.
— Да, этот дядька мог многое нам рассказать. Мы совершенно случайно узнали: представляешь, он самостоятельно, без нашей подсказки, догадался, что на планете происходит нечто неладное, и вывел собственную оригинальную теорию. Очень близкую к реальной. Или той, что мы считаем реальной.
А главное, он считал, что сможет встретиться с Покровителями… С ним общался наш резидент, но его убили горах.
Мы уже договорились с ним о эвакуации Дэвиса, и тут — на тебе… Чертовски обидно…
— Иногда мне кажется, — сказал Жека, что самих Покровителей мы так никогда и не увидим. И это хорошо, наверное… Страшно представить, как они могут выглядеть… Я про этот кусок шерсти…
Тим хмыкнул.
— У тебя богатое воображение, Жека. Придумать, конечно, можно всякое. Куда как страшнее, если на землю высадятся гигантские осьминоги. Тут вряд ли придется рассчитывать на гуманизм. Помнишь, я когда-то вам говорил о кое-каких обстоятельствах, которые дают нам некоторую надежду?
— Не припоминаю…
— Ты еще собираешься купаться? Тогда пошли со мной.
В кабинете Тима было тесно из-за наваленных всюду бумаг, книг и хаотично стоящей мебели. Тим смахнул с двух кресел какие-то папки и кивнул Жеке, приглашая того сесть. После чего опустил на стену большой белый экран.
Засвистел ноутбук, вспыхнул проектор.
— Ну, Жека, ты уже почти четыре года с нами, можно и посвятить тебя в некоторые тайны… Хотя большой тайны, по-моему и нет в том, что я тебе сейчас покажу…
Жека смотрел на стену, которая превратилась в огромный компьютерный монитор. По экрану бегал курсор «мышки», нажимая виртуальные клавиши.
— Смотри, Жека, сейчас ты увидишь то, что видели не более сотни человек на Земле. Я покажу тебе единственную фотографию одного из Покровителей.
Жека напрягся, приготовившись к самому шокирующему зрелищу.
— Вот он, — сказал Тим.
Жека смотрел и не мог разобраться в собственных чувствах. В общем, подобного следовало ожидать в первую очередь. Но ведь самое очевидное иногда вызывает самое большое недоверие.
С экрана на него смотрело лицо человека.
Обыкновенного человека, которого сняли внезапно, когда тот случайно обернулся через плечо.
Жека смотрел на экран недоуменно. Пытаясь понять, что несет в себе этот снимок, чем он отличается от тысяч других виденных им ранее.
Самый обыкновенный человек.
Но что-то неуловимое, очень знакомое и в то же время далекое и чужое почудилось Жеке в чертах этого человека…
— Удивлен? — спросил Тим.
— Нет, — ответил Жека. — А с чего вы взяли, что это — действительно фотография Покровителя?
— А вот этого тебе пока знать не положено. Я просто хотел тебе объяснить, почему мы все еще не теряем надежды. Ведь они — тоже люди, или очень похожи на людей. А это значит — у нас есть шанс на взаимопонимание…
Жека задумчиво рассматривал лицо незнакомца… Где он мог его видеть раньше?…
Игорь шел по пустынной улице. Он очень устал. Неделю его группа пыталась найти в этом городе хоть одну живую душу. Безрезультатно.
Жители отсюда исчезли незаметно. Видимо, уходили постепенно. Но когда ответственные лица в правительстве обеспокоились странными сообщениями о массовом исходе, было уже поздно.
Люди уходили молчаливо, на недоуменные вопросы властей толком ничего ответить не могли. Говорили нечто невразумительное, вроде «да вот, на природу решили выбраться», «отпуска давно не было, достало все», «да так, все идут, и я иду…»
Удивительно, они даже не брали с собой большого количества вещей, только самое необходимое.
Это было похоже на массовое помешательство.
Появилась информация, что беженцы предпочитали обосновываться в заброшенных деревнях, рабочих поселках, просто в палатках — где угодно, только не в городах. Удивительно, но в городе практически не было известно случаев мародерства. Посторонние грабители тоже избегали заходить в город, будто брезговали его содержимым.
Самым неприятным было то, что находился здесь крупный завод оборонного значения. И никакие уговоры, никакие угрозы правительства и военных не могли остановить рабочих, покидающих производство. Все, как один подали заявления с просьбой предоставить им внеочередные отпуска. А когда получили отказ — просто не вышли на работу. В министерствах царила паника. Последнее время экономика вообще дышала на ладан, причем не только в этой стране, где подобное не в новинку, но и в странах, которые традиционно считались развитыми. Что-то начало ломаться в движущих силах экономики. Традиционные законы стали давать сбои. Самое неприятное, что с ослаблением мировой экономики волна терроризма перехлестнула через край. Сейчас уже трудно было отделить террор от многочисленных локальных войн, вспыхнувших во всех частях света.
В Стоунхендже этому не удивлялись. Только ускоряли сбор технологий, которые развивались уже не столь высокими темпами, активнее вгрызались в землю. Иногда Игорю казалось, что там, под землей, прячутся те самые жизненные силы, что некогда заставляли здесь, на поверхности, двигаться винтики прогресса.
Есть ведь теория, согласно которой историю создают не массы, а личности, которые из этой массы выделяются, словно смола на коре, а затем тащат на своих спинах науку, искусство, политику. Остальные покорно следуют следом, с удовольствием потребляя и повторяя созданное.
Специалисты не ставили перед группой Игоря заведомо невыполнимых задач, как то: выяснить непосредственные причины бегства людей и заставить кого-либо вернуться. Они просто хотели составить собственную картину, а для этого требовалось несколько живых свидетелей отсюда. Механизмы действия ци-бомбы по-прежнему представлялись непонятными, но научники кропотливо собирали информацию в надежде рано или поздно проникнуть в суть явления. Следующим этапом представлялась активная борьба с этим самым неведомым. Человечеству не впервой сталкиваться со смертельными угрозами.
Все-таки, Игорь все больше убеждался в неординарности людей, набившихся в подземелья Стоунхенджа: видимо, ци-бомба гонялась за самой, что ни на есть, «жизненной силой», кровью культуры. К сожалению, в комплексе удалось собрать лишь часть потенциальных жертв ци-бомбы. Не было известно — не догадался ли кто еще в мире строить подобные убежища?..
В размышления Игоря ворвался истошный крик. Судя по всему — детский.
Скоро стал ясен и источник этого крика: двое оперативников с трудом волокли нечто грязное и извивающееся. Когда это подтащили поближе, оказалось, что оно еще и дурно пахнущее.
Это оказался мальчишка лет семи. Судя по всему — беспризорник. На чумазой физиономии выделялись глаза — огромные яркие белки, расширенные зрачки сверкали дикостью и протестом. Был он невероятно лохмат, и, что повергло оперативников в полнейшее недоумение — совершенно гол.
Первая радость от находки быстро прошла: в свидетели парень не годился совершенно. Он не отвечал на вопросы, не реагировал на грубоватую симпатию оперативников, постоянно норовил укусить за руку и сбежать. Судя по всему, он два месяца жил один в подвалах пустеющего города, питаясь пойманными птицами и крысами и совершенно игнорируя содержимое брошенных магазинов. Его моментально окрестили «Маугли».
— Что делать с ним будем? Бросить его здесь одного в городе? — спросил раздосадованный Гена, наиболее натерпевшийся от укусов Маугли оперативник.
— Ты с ума сошел! — возразил Игорь. — Он же пропадет один, с голоду помрет…
— Да не пропадет! — Он еще нас всех переживет — настоящий хищник, — буркнул Гена. — Может, властям его передать? Черт, кровь пошла. Надо будет укол сделать на всякий случай…
— Властям? — задумался Игорь. — Не стоит, сбежит. Да детские дома и так переполнены — кто будет с ним возиться? Заберем с собой. Может, спецам удастся его разговорить…
Маугли забрали на тайном рандеву специалисты комплекса. К удивлению Игоря научники несказанно обрадовались Игоревой находке, долго трясли ему руку и многозначительно перемигивались. Игорь решил не терять в дальнейшем Маугли из виду: он был заинтригован.
Рейд Игоря и его группы продолжался. Это был не первый известный покинутый город. За океаном число брошенных городов и городков исчислялось уже десятками, в Европе таких случаев пока было несколько меньше.
…Игорь шел по бульвару, похлопывая по цевью короткоствольный автомат. Оружие не было здесь излишним: людей не осталось, но их место заняли огромные и невероятно опасные стаи бродячих собак. Обыкновенные шарики и тузики без человеческого присутствия озверели совершенно и молчаливо сопровождали оперативников неприятными взглядами. Еле удалось спасти одного зазевавшегося коллегу.
А вот, говорят, солдат из армейского оцепления собаки грызут регулярно. Потому что нападают быстро, умело, и, что самое главное, тихо, без лая. Вообще, непонятно назначение этого самого оцепления. Оно дырявое, как решето. Если бы кому надо было в город и обратно — не было бы никаких проблем с проходом. Очевидно, это нормальная реакция любого правительства: за все непонятные проблемы ответственность должна нести армия.
Вдоль бульвара было полно брошенных машин. Тоже удивительный факт: большинство людей уходило пешком, даже те, у кого машины были на ходу. Будто все махнули рукой: а, мы быстренько, скоро вернемся… Между тем, возвращаться никто не собирался.
Игорь знал: нет здесь никаких болезней, радиации, прочих напастей, которые могут заставить людей покинуть насиженное место. Известны лишь косвенные факты, голая статистика, значение которой придали лишь специалисты Стоунхенджа.
Вначале в городе один за другим закрылись театры, коих было два. Не бог весть какие, провинция все-таки. Но это произошло. Этому примеру последовали кинотеатры. Новые, модерновые, которые совсем недавно делали немалые прибыли своим владельцам. Люди просто перестали посещать их. Это было все в рамках понятного, руководители городского отдела культуры получили нагоняй от мэра, и все. То, что перестали посещать библиотеки, осталось попросту незамеченным.
Однако вскоре оказалось, что согласно рейтингам, люди постепенно перестали смотреть телевизор. Вот это было куда как более странно. И об этом наверняка растрезвонили бы журналисты… но они уже покинули город.
Тревогу в мэрии забили после того, как стали срываться занятия в школах и вузах: сначала резко упала посещаемость, а вскоре на работу перестали приходить и преподаватели. Руководители городского образования не успели получить нагоняй от мэра, так как тот слег в больницу с повышенным давлением. И едва не поплатился за это: на работу не вышли врачи.
Однако настоящую панику забили местные операторы сотовой связи: их прибыли резко упали до нуля — люди попросту перестали звонить друг другу.
Только в этот момент на город пало внимание президента. Но было уже поздно. И теперь войска охраняли скелет покинутого города, непонятно от кого и не понятно, зачем…
Игорь шел по городу, который пока не еще не напоминал апокалипсические картины, которые должны были бы проявиться после всемирной катастрофы: все было цело, и даже улицы не успели забиться былью и грязью. Но город был уже мертв: душа вытекла из него, словно тонкий песок сквозь пальцы.
Все угасало тихо, спокойно. В этом городе было не так много «корневых точек». Очевидно, все они были быстро истреблены, так и не успев восполниться за счет подрастающего поколения. Видимо, без некоторых людей мир слишком теряет в красках… Ци-бомба действовала грамотно.
— Первый, — пискнуло в трансивере. — Я пятый. Видели еще одного Маугли. Поймать не смогли — ушел в подвалы. Как понял, прием?
— Пятый, все понял, — отозвался Игорь. — Сообщили седьмому?
— Сообщили.
— Эй, пятый! Это седьмой. Это не еще один Маугли. Это наш сбежал. Покусал до крови охрану и выпрыгнул из взлетающего вертолета. Метров с четырех. Уже ищем его. Прием.
— Это пятый. Дурдом… Как поняли? Прием.
— Пятый, это первый. Чего еще новенького?
— Все нормально, все чисто. Ты чего отбился от группы? Ты на бульваре?
— Да, а где вы?
— Улица Некрасова, в двух кварталах. Подходи, скоро эвакуация…
— Хорошо, сейчас буду…
Игорь отключил трансивер и достал план города.
Так… Сейчас направо — вон по той улице…
Он поднял глаза. И почувствовал, как пот пробивает себе дорогу сквозь узкие поры кожи.
Прямо на него смотрели. Смотрели десятки глаз. Он не сразу сообразил, что это — собаки. Потому что он не представлял, что у собак могут быть такие глаза. Собаки смотрели на него так, словно разумные существа — это они. А он — ничто. Вернее — то, чего стать должно еще меньше, чем ничто. Потому что он — еда.
Собаки окружали его со всех сторон. Их становилось все больше. Они молчали, только смотрели на него и принюхивались.
Игорь плавно опустил руку на автомат. Одна из собак неуверенно зарычала. Следом зарычали другие. Рычание перешло в гул, становясь все злее. Глаза псов наливались кровью ярости.
Надо еще передернуть затвор. У него три магазина. Не факт, что он успеет перезарядиться.
Пот заливал глаза. Такого ужаса Игорь не испытывал никогда. Разум покидал его, оставляя лишь рефлексы. Краем сознания Игорь успел осознать, что вызвать помощь он не успеет. Лишь бы услышали выстрелы.
Одна из собак как-то боком пригнулась, оскалилась, будто выдвинув наружу челюсть с мелкими и острыми зубами. Игорь понял, что она готова броситься на него.
— Берегись, сзади! — раздался неожиданный окрик.
Игорь инстинктивно подался в сторону, и о его плечо ударилось тело здоровенной черной псины, что пролетела аккурат мимо его шеи. Клацнули, поймав воздух, зубы, и псина грохнулась в кучу себе подобных. Раздался яростный визг: на него кинулись со всех сторон. Игорь торопливо передернул затвор и услышал тот же командный голос:
— Очередь по кругу!
Игорь упал на колено и, нажав на спусковой крючок, произвел странное па, крутанувшись вокруг своей оси, словно танцующий под «брэйк-бит». Раздался многоголосый вой, псы отпрянули. К его ногам по инерции подкатилось окровавленное мохнатое тело.
Игорь быстро менял магазин, чувствуя внезапно нахлынувшую радость, не столько от того, что отступили собаки, сколько от того, что он, наконец, снова услышал Гида.
« — Я рад новой встрече, дружище, — мысленно произнес Игорь. — Спасибо, что спас мою задницу!»
« — Это наша общая задница, не забывай, — отозвался Гид. — И не радуйся раньше времени — осталось два магазина…»
Гид не успел закончить фразу, как со всех сторон на Игоря понеслась мохнатая зловонная волна: подзадоривая друг друга рычанием, раздразненные запахом крови сородичей, собаки кинулись на врага.
Вторая очередь остановила псов всего на несколько секунд, ровно на столько, сколько потребовалось, чтобы вставить последний магазин.
О том, чтобы прорваться через стаю не могло быть и речи: мохнатая масса закрывала собой все видимое пространство.
«Боже мой, что же это такое?!» — ошалело думал Игорь.
Едва его посетила мысль, что патроны надо экономить, как псы кинулись в новую, еще более яростную атаку, набирая скорость, скользя и падая в крови убитых и раненых.
Последняя очередь ничего не дала: автомат заклинило на половине магазина. Игорь встал в стойку, чтобы встретить тварей ударами металлического приклада.
Ударив со всей силы по ближайшей оскалившейся морде, он почувствовал, что его тащат зубами за ногу. Затем — что едят его локоть.
Он уже решил, что настал конец, как вдруг раздался жалобный визг и вой ужаса. Одновременно его отпустили.
Стая тихо убегала в сторону.
Игорь чувствовал, что истекает кровью, что тело во многих местах прокусано и погрызено, но все же повернул голову в сторону, противоположную собачьему бегству.
Там спокойно и деловито, не обращая на Игоря никакого внимания, совершенно голый, загорелый и жилистый пацан, схватив небольшую визжащую собаку за задние лапы, раскрутил ее, словно пращу и со всего размаха стукнул головой о фонарный столб.
Собака перестала визжать.
Пацан присел на корточки и с хрустом вывернул ей заднюю лапу.
— Е-мое, Гид, — что происходит?! — забыв про боль, спросил Игорь.
— По-моему, он будет ее есть, — невозмутимо ответил Гид.
Санек чувствовал необыкновенный подъем: наконец-то ему удастся оттянуться, что называется, «по полной». Все эти тонкие задания, сдержанные операции, требующие терпения и невозмутимости — все это было не для него. Он с самого начала считал, что преодолеть грубую силу можно только еще более грубой и безжалостной силой. Может, поэтому его так неохотно выпускали наверх. Но Гид помогал не давать воли эмоциям.
«— Братан, — говорил Гид. — Если ты хочешь торчать наверху без посторонней помощи, как какой-нибудь долбанный рейнджер, я умываю руки. Нас пристрелят на следующий день, и будут в своем праве. Таких придурков надо учить. А я тебе говорю: возьми себя в руки и стань авторитетом тут. У тебя больше никогда не будет такого шанса подняться. Не будь лохом!»
В общем, Гид убеждал доступно и умел веско аргументировать.
Постепенно Санек заручился достаточным уважением в среде оперативников, хотя группу ему так и не доверили. Впрочем, Санек понимал, что проводить операции по поиску и выявлению, чем занимались те же Жека и Игорь — это «не его». Но он не унывал. Все говорило о том, что приближается время, когда потребуются именно такие, как он. И спрос будет намного превышать предложение. Об этом твердил и Гид.
Потому что бардак и не думал ослабевать, несмотря на все усилия Мишаниной братии, то есть научников. Плевать на все хотели корректоры, которые уже окончательно добивали несчастную цивилизацию. Террозизм давно уже перерос в непрекращающийся террор, террористы поначалу стали открытыми и почти «легальными» политиками и теперь попросту уничтожали друг друга, деля сферы влияния. Корректоры бесновались, валя всех направо и налево.
Некоторые наиболее пессимистичные научники считали, что все «корневые точки» наверху уже перебиты, и сейчас процесс движется по инерции — к своему логическому завершению. О том, каково будет это «логическое завершение», Санек старался не спрашивать.
Сейчас все эти подробности не интересовали его совершенно. Он был целиком поглощен новым заданием, которое имело целью выявление и уничтожение корректоров, которым откуда-то стало известно о существовании Стоунхенджа. Несмотря на все предосторожности, все меры секретности, утечки информации избежать не удалось. Впрочем, на это сильно и не надеялись, рассчитывая лишь оттянуть момент, когда о «ковчеге цивилизации» станет известно широкой публике. Трудно представить себе реакцию «наверху», если всем станет очевидной скорая гибель привычного мира и «предательское бегство» более информированных.. О ци-бомбе широко до сих пор так же не было известно. Попытки распространения информации пресекали сами корректоры, которые до сих пор были уверены в том, что действуют в интересах человечества, борясь изо всех сил с этой самой ци-бомбой.
Переубеждать их тоже не имело смысла: «переубеждающие» гибли с вероятностью пятьдесят на пятьдесят.
Сенек оказался идеальным кандидатом на главную роль в этой операции. Более того — единственным, кто шел на нее с охотой. Потому что операция представляла собой банальную «ловлю на живца», где живцом выступал сам Санек.
Когда Тим предложил кандидатуру Санька, в штабе вначале глубоко усомнились, видя как у кандидата горят глаза и сверкает с трудом скрываемая улыбка. На всякий случай его отправили к психологу с целью выяснить, не собирается ли тот таким образом свести счеты с жизнью.
Однако большого выбора среди оперативников не было, а Санек не представлял, по мнению специалистов большой интеллектуальной ценности.
Поэтому он и сидел сейчас в этом прокуренном притоне, который рисковали посещать лишь самые отчаянные жители этого города. Того города, что уже год как перешел под полный и безраздельный контроль корректоров, сделавших его своей столицей, городом-государством. Городом, который всосал в себя остатки цивилизации со всей несчастной полуразрушенной дальневосточной страны. И эти остатки цивилизации были уродливы, как и сам город и его хозяева.
У заокеанской державы, которая еще несколько лет назад считала себя вправе бомбить города и разрушать страны только по смутному подозрению, поклепу или собственной блажи, утверждая, что лидеры этих стран угрожают ее безмятежному существованию, уже не было сил и средств противостоять новой и подлинной угрозе. Этот город мог смеяться над заокеанскими гордецами и плевать им в лицо: у него давно было собственное атомное оружие. И располагалось оно не где-то далеко-далеко, а на территории той самой, некогда великой, державы, заставляя ее власти дрожать от страха, совершая судорожные и бесполезные поиски, и вызывая презрительные усмешки тех, кто считал себя новыми хозяевами мира.
Санек не силен был в языках, но по злой иронии судьбы, вторым языком в среде корректоров после английского был русский. Еще одним спасительным средством была «глушилка» — странное устройство из кусочка обедненного урана и кристаллика кварца, которое позволяло не бояться того, что у большинства посетителей этого бара вспыхнут на ладонях индикаторы в форме буквы «Y».
В этом баре на Санька должны были опознать по переданной агентами «корректорам» фотографии.
Оперативникам давно стало известно о внутренних противоречиях раздирающих зыбкую организацию корректоров. Они совсем недавно и довольно неуклюже стали объединяться, преодолевая внутренний индивидуализм, гипертрофировавшийся благодаря усилиям Гидов.
Может, поэтому информация о подземном комплексе оставалась достоянием немногих. Каждый лидер корректоров, наверняка, мечтал захватить огромный кладезь ресурсов, что становились все дефицитнее на расшатанной ци-бомбой планете. А заодно — получить непередаваемое удовольствие от уничтожения огромного числа собравшихся в одном месте «корневых точек» — причины распада некогда цветущей цивилизации.
Санек искренне наслаждался злачной обстановкой, царившей в этом заведении. Здесь в открытую продавали легкие наркотики, а на небольшой сцене показывали более, чем откровенный стриптиз. Только за то, чтобы как следует отдохнуть в таком месте, Санек готов был рискнуть жизнью.
Стены здесь были превращены в огромные экраны, на которых непрерывно проецировались анимационные картинки в стиле японского «хентай». Что не удивительно было здесь, в Токио. Только японской речи почти не было слышно. Как утверждали аналитики, среди японцев была самая высокая концентрация «корневых точек». Чем, видимо, и объяснялся невероятный взлет японской цивилизации в свое время, и такой мощный наплыв сюда корректоров теперь.
…Санек сидел и потягивал пиво за столиком, мило беседуя с какой-то крошкой аппетитной наружности, когда на не очень чистую поверхность стола упали тени, крошку выдернули со стула, и ее место занял детина зверской наружности, в чисто символической обтягивающей майке, весь покрытый красноречивыми татуировками: черепами с буквами «Y» на лбу и угрожающими надписями. Двое типов, что присели по бокам от Санька, выглядели не менее мило. На стол легло пару пистолетов титанических размеров.
Санек мельком подумал, что у него из оружия наличествуют лишь собственные газы, которые при виде всего этого великолепия готовы с восторгом вырваться наружу.
Не очень веселый вид Санька, очевидно, прибавил гостям еще больше оптимизма.
— Здорово, — сказал детина. — Это ты что-то знаешь про Центр?
— Э… Да, — запнувшись ответил Санек. Он не сразу сообразил, что корректоры называли Стоунхендж Центром — настоящее название им не было известно. — Да, я знаю, где он находится. Могу показать.
— Ну? — сказал детина.
— Что — «ну»? — осмелел Санек. — Мы договаривались: за информацию триста миллиардов долларов мелкими купюрами — по сто или пятьдесят миллионов…
— Не круто ли берешь? — осклабился детина. — Большие деньги…
— Да ладно, большие, — усмехнулся Санек. — При такой инфляции хорошо, если успею потасканную «тачку» купить да в кабаке пару раз посидеть…
— Ладно-ладно, говори, где Центр? — сказал другой громила — весь какой-то прыщавый, в плотной кожанке, несмотря на жару.
— Я должен увидеть деньги, — сказал Санек.
— Питер, покажи бабки, — сказал детина третьему, который в своих темных очках и усах напоминал певца Фрэдди Мэркьюри в лучшие годы.
Питер поставил на стол саквояж и отрыл его. Там действительно оказались перетянутые резинками пачки стомиллионных купюр.
Вволю нанырявшись, он выбрался на берег, посыпанный мелкой галькой и плюхнулся в пластиковый шезлонг. Скоро должен был подойти Тим.
Тим не подошел. Он подплыл. Вылез на берег, подмигнул Жеке и отправился искать свободный шезлонг.
— Привет, — сказал Тим, усевшись рядом с Жекой. — Слышал про твою поездку. Жаль, что не получилось вытащить доктора Дэвиса…
Жека кивнул.
— Да, этот дядька мог многое нам рассказать. Мы совершенно случайно узнали: представляешь, он самостоятельно, без нашей подсказки, догадался, что на планете происходит нечто неладное, и вывел собственную оригинальную теорию. Очень близкую к реальной. Или той, что мы считаем реальной.
А главное, он считал, что сможет встретиться с Покровителями… С ним общался наш резидент, но его убили горах.
Мы уже договорились с ним о эвакуации Дэвиса, и тут — на тебе… Чертовски обидно…
— Иногда мне кажется, — сказал Жека, что самих Покровителей мы так никогда и не увидим. И это хорошо, наверное… Страшно представить, как они могут выглядеть… Я про этот кусок шерсти…
Тим хмыкнул.
— У тебя богатое воображение, Жека. Придумать, конечно, можно всякое. Куда как страшнее, если на землю высадятся гигантские осьминоги. Тут вряд ли придется рассчитывать на гуманизм. Помнишь, я когда-то вам говорил о кое-каких обстоятельствах, которые дают нам некоторую надежду?
— Не припоминаю…
— Ты еще собираешься купаться? Тогда пошли со мной.
В кабинете Тима было тесно из-за наваленных всюду бумаг, книг и хаотично стоящей мебели. Тим смахнул с двух кресел какие-то папки и кивнул Жеке, приглашая того сесть. После чего опустил на стену большой белый экран.
Засвистел ноутбук, вспыхнул проектор.
— Ну, Жека, ты уже почти четыре года с нами, можно и посвятить тебя в некоторые тайны… Хотя большой тайны, по-моему и нет в том, что я тебе сейчас покажу…
Жека смотрел на стену, которая превратилась в огромный компьютерный монитор. По экрану бегал курсор «мышки», нажимая виртуальные клавиши.
— Смотри, Жека, сейчас ты увидишь то, что видели не более сотни человек на Земле. Я покажу тебе единственную фотографию одного из Покровителей.
Жека напрягся, приготовившись к самому шокирующему зрелищу.
— Вот он, — сказал Тим.
Жека смотрел и не мог разобраться в собственных чувствах. В общем, подобного следовало ожидать в первую очередь. Но ведь самое очевидное иногда вызывает самое большое недоверие.
С экрана на него смотрело лицо человека.
Обыкновенного человека, которого сняли внезапно, когда тот случайно обернулся через плечо.
Жека смотрел на экран недоуменно. Пытаясь понять, что несет в себе этот снимок, чем он отличается от тысяч других виденных им ранее.
Самый обыкновенный человек.
Но что-то неуловимое, очень знакомое и в то же время далекое и чужое почудилось Жеке в чертах этого человека…
— Удивлен? — спросил Тим.
— Нет, — ответил Жека. — А с чего вы взяли, что это — действительно фотография Покровителя?
— А вот этого тебе пока знать не положено. Я просто хотел тебе объяснить, почему мы все еще не теряем надежды. Ведь они — тоже люди, или очень похожи на людей. А это значит — у нас есть шанс на взаимопонимание…
Жека задумчиво рассматривал лицо незнакомца… Где он мог его видеть раньше?…
-3-
Игорь шел по пустынной улице. Он очень устал. Неделю его группа пыталась найти в этом городе хоть одну живую душу. Безрезультатно.
Жители отсюда исчезли незаметно. Видимо, уходили постепенно. Но когда ответственные лица в правительстве обеспокоились странными сообщениями о массовом исходе, было уже поздно.
Люди уходили молчаливо, на недоуменные вопросы властей толком ничего ответить не могли. Говорили нечто невразумительное, вроде «да вот, на природу решили выбраться», «отпуска давно не было, достало все», «да так, все идут, и я иду…»
Удивительно, они даже не брали с собой большого количества вещей, только самое необходимое.
Это было похоже на массовое помешательство.
Появилась информация, что беженцы предпочитали обосновываться в заброшенных деревнях, рабочих поселках, просто в палатках — где угодно, только не в городах. Удивительно, но в городе практически не было известно случаев мародерства. Посторонние грабители тоже избегали заходить в город, будто брезговали его содержимым.
Самым неприятным было то, что находился здесь крупный завод оборонного значения. И никакие уговоры, никакие угрозы правительства и военных не могли остановить рабочих, покидающих производство. Все, как один подали заявления с просьбой предоставить им внеочередные отпуска. А когда получили отказ — просто не вышли на работу. В министерствах царила паника. Последнее время экономика вообще дышала на ладан, причем не только в этой стране, где подобное не в новинку, но и в странах, которые традиционно считались развитыми. Что-то начало ломаться в движущих силах экономики. Традиционные законы стали давать сбои. Самое неприятное, что с ослаблением мировой экономики волна терроризма перехлестнула через край. Сейчас уже трудно было отделить террор от многочисленных локальных войн, вспыхнувших во всех частях света.
В Стоунхендже этому не удивлялись. Только ускоряли сбор технологий, которые развивались уже не столь высокими темпами, активнее вгрызались в землю. Иногда Игорю казалось, что там, под землей, прячутся те самые жизненные силы, что некогда заставляли здесь, на поверхности, двигаться винтики прогресса.
Есть ведь теория, согласно которой историю создают не массы, а личности, которые из этой массы выделяются, словно смола на коре, а затем тащат на своих спинах науку, искусство, политику. Остальные покорно следуют следом, с удовольствием потребляя и повторяя созданное.
Специалисты не ставили перед группой Игоря заведомо невыполнимых задач, как то: выяснить непосредственные причины бегства людей и заставить кого-либо вернуться. Они просто хотели составить собственную картину, а для этого требовалось несколько живых свидетелей отсюда. Механизмы действия ци-бомбы по-прежнему представлялись непонятными, но научники кропотливо собирали информацию в надежде рано или поздно проникнуть в суть явления. Следующим этапом представлялась активная борьба с этим самым неведомым. Человечеству не впервой сталкиваться со смертельными угрозами.
Все-таки, Игорь все больше убеждался в неординарности людей, набившихся в подземелья Стоунхенджа: видимо, ци-бомба гонялась за самой, что ни на есть, «жизненной силой», кровью культуры. К сожалению, в комплексе удалось собрать лишь часть потенциальных жертв ци-бомбы. Не было известно — не догадался ли кто еще в мире строить подобные убежища?..
В размышления Игоря ворвался истошный крик. Судя по всему — детский.
Скоро стал ясен и источник этого крика: двое оперативников с трудом волокли нечто грязное и извивающееся. Когда это подтащили поближе, оказалось, что оно еще и дурно пахнущее.
Это оказался мальчишка лет семи. Судя по всему — беспризорник. На чумазой физиономии выделялись глаза — огромные яркие белки, расширенные зрачки сверкали дикостью и протестом. Был он невероятно лохмат, и, что повергло оперативников в полнейшее недоумение — совершенно гол.
Первая радость от находки быстро прошла: в свидетели парень не годился совершенно. Он не отвечал на вопросы, не реагировал на грубоватую симпатию оперативников, постоянно норовил укусить за руку и сбежать. Судя по всему, он два месяца жил один в подвалах пустеющего города, питаясь пойманными птицами и крысами и совершенно игнорируя содержимое брошенных магазинов. Его моментально окрестили «Маугли».
— Что делать с ним будем? Бросить его здесь одного в городе? — спросил раздосадованный Гена, наиболее натерпевшийся от укусов Маугли оперативник.
— Ты с ума сошел! — возразил Игорь. — Он же пропадет один, с голоду помрет…
— Да не пропадет! — Он еще нас всех переживет — настоящий хищник, — буркнул Гена. — Может, властям его передать? Черт, кровь пошла. Надо будет укол сделать на всякий случай…
— Властям? — задумался Игорь. — Не стоит, сбежит. Да детские дома и так переполнены — кто будет с ним возиться? Заберем с собой. Может, спецам удастся его разговорить…
Маугли забрали на тайном рандеву специалисты комплекса. К удивлению Игоря научники несказанно обрадовались Игоревой находке, долго трясли ему руку и многозначительно перемигивались. Игорь решил не терять в дальнейшем Маугли из виду: он был заинтригован.
Рейд Игоря и его группы продолжался. Это был не первый известный покинутый город. За океаном число брошенных городов и городков исчислялось уже десятками, в Европе таких случаев пока было несколько меньше.
…Игорь шел по бульвару, похлопывая по цевью короткоствольный автомат. Оружие не было здесь излишним: людей не осталось, но их место заняли огромные и невероятно опасные стаи бродячих собак. Обыкновенные шарики и тузики без человеческого присутствия озверели совершенно и молчаливо сопровождали оперативников неприятными взглядами. Еле удалось спасти одного зазевавшегося коллегу.
А вот, говорят, солдат из армейского оцепления собаки грызут регулярно. Потому что нападают быстро, умело, и, что самое главное, тихо, без лая. Вообще, непонятно назначение этого самого оцепления. Оно дырявое, как решето. Если бы кому надо было в город и обратно — не было бы никаких проблем с проходом. Очевидно, это нормальная реакция любого правительства: за все непонятные проблемы ответственность должна нести армия.
Вдоль бульвара было полно брошенных машин. Тоже удивительный факт: большинство людей уходило пешком, даже те, у кого машины были на ходу. Будто все махнули рукой: а, мы быстренько, скоро вернемся… Между тем, возвращаться никто не собирался.
Игорь знал: нет здесь никаких болезней, радиации, прочих напастей, которые могут заставить людей покинуть насиженное место. Известны лишь косвенные факты, голая статистика, значение которой придали лишь специалисты Стоунхенджа.
Вначале в городе один за другим закрылись театры, коих было два. Не бог весть какие, провинция все-таки. Но это произошло. Этому примеру последовали кинотеатры. Новые, модерновые, которые совсем недавно делали немалые прибыли своим владельцам. Люди просто перестали посещать их. Это было все в рамках понятного, руководители городского отдела культуры получили нагоняй от мэра, и все. То, что перестали посещать библиотеки, осталось попросту незамеченным.
Однако вскоре оказалось, что согласно рейтингам, люди постепенно перестали смотреть телевизор. Вот это было куда как более странно. И об этом наверняка растрезвонили бы журналисты… но они уже покинули город.
Тревогу в мэрии забили после того, как стали срываться занятия в школах и вузах: сначала резко упала посещаемость, а вскоре на работу перестали приходить и преподаватели. Руководители городского образования не успели получить нагоняй от мэра, так как тот слег в больницу с повышенным давлением. И едва не поплатился за это: на работу не вышли врачи.
Однако настоящую панику забили местные операторы сотовой связи: их прибыли резко упали до нуля — люди попросту перестали звонить друг другу.
Только в этот момент на город пало внимание президента. Но было уже поздно. И теперь войска охраняли скелет покинутого города, непонятно от кого и не понятно, зачем…
Игорь шел по городу, который пока не еще не напоминал апокалипсические картины, которые должны были бы проявиться после всемирной катастрофы: все было цело, и даже улицы не успели забиться былью и грязью. Но город был уже мертв: душа вытекла из него, словно тонкий песок сквозь пальцы.
Все угасало тихо, спокойно. В этом городе было не так много «корневых точек». Очевидно, все они были быстро истреблены, так и не успев восполниться за счет подрастающего поколения. Видимо, без некоторых людей мир слишком теряет в красках… Ци-бомба действовала грамотно.
— Первый, — пискнуло в трансивере. — Я пятый. Видели еще одного Маугли. Поймать не смогли — ушел в подвалы. Как понял, прием?
— Пятый, все понял, — отозвался Игорь. — Сообщили седьмому?
— Сообщили.
— Эй, пятый! Это седьмой. Это не еще один Маугли. Это наш сбежал. Покусал до крови охрану и выпрыгнул из взлетающего вертолета. Метров с четырех. Уже ищем его. Прием.
— Это пятый. Дурдом… Как поняли? Прием.
— Пятый, это первый. Чего еще новенького?
— Все нормально, все чисто. Ты чего отбился от группы? Ты на бульваре?
— Да, а где вы?
— Улица Некрасова, в двух кварталах. Подходи, скоро эвакуация…
— Хорошо, сейчас буду…
Игорь отключил трансивер и достал план города.
Так… Сейчас направо — вон по той улице…
Он поднял глаза. И почувствовал, как пот пробивает себе дорогу сквозь узкие поры кожи.
Прямо на него смотрели. Смотрели десятки глаз. Он не сразу сообразил, что это — собаки. Потому что он не представлял, что у собак могут быть такие глаза. Собаки смотрели на него так, словно разумные существа — это они. А он — ничто. Вернее — то, чего стать должно еще меньше, чем ничто. Потому что он — еда.
Собаки окружали его со всех сторон. Их становилось все больше. Они молчали, только смотрели на него и принюхивались.
Игорь плавно опустил руку на автомат. Одна из собак неуверенно зарычала. Следом зарычали другие. Рычание перешло в гул, становясь все злее. Глаза псов наливались кровью ярости.
Надо еще передернуть затвор. У него три магазина. Не факт, что он успеет перезарядиться.
Пот заливал глаза. Такого ужаса Игорь не испытывал никогда. Разум покидал его, оставляя лишь рефлексы. Краем сознания Игорь успел осознать, что вызвать помощь он не успеет. Лишь бы услышали выстрелы.
Одна из собак как-то боком пригнулась, оскалилась, будто выдвинув наружу челюсть с мелкими и острыми зубами. Игорь понял, что она готова броситься на него.
— Берегись, сзади! — раздался неожиданный окрик.
Игорь инстинктивно подался в сторону, и о его плечо ударилось тело здоровенной черной псины, что пролетела аккурат мимо его шеи. Клацнули, поймав воздух, зубы, и псина грохнулась в кучу себе подобных. Раздался яростный визг: на него кинулись со всех сторон. Игорь торопливо передернул затвор и услышал тот же командный голос:
— Очередь по кругу!
Игорь упал на колено и, нажав на спусковой крючок, произвел странное па, крутанувшись вокруг своей оси, словно танцующий под «брэйк-бит». Раздался многоголосый вой, псы отпрянули. К его ногам по инерции подкатилось окровавленное мохнатое тело.
Игорь быстро менял магазин, чувствуя внезапно нахлынувшую радость, не столько от того, что отступили собаки, сколько от того, что он, наконец, снова услышал Гида.
« — Я рад новой встрече, дружище, — мысленно произнес Игорь. — Спасибо, что спас мою задницу!»
« — Это наша общая задница, не забывай, — отозвался Гид. — И не радуйся раньше времени — осталось два магазина…»
Гид не успел закончить фразу, как со всех сторон на Игоря понеслась мохнатая зловонная волна: подзадоривая друг друга рычанием, раздразненные запахом крови сородичей, собаки кинулись на врага.
Вторая очередь остановила псов всего на несколько секунд, ровно на столько, сколько потребовалось, чтобы вставить последний магазин.
О том, чтобы прорваться через стаю не могло быть и речи: мохнатая масса закрывала собой все видимое пространство.
«Боже мой, что же это такое?!» — ошалело думал Игорь.
Едва его посетила мысль, что патроны надо экономить, как псы кинулись в новую, еще более яростную атаку, набирая скорость, скользя и падая в крови убитых и раненых.
Последняя очередь ничего не дала: автомат заклинило на половине магазина. Игорь встал в стойку, чтобы встретить тварей ударами металлического приклада.
Ударив со всей силы по ближайшей оскалившейся морде, он почувствовал, что его тащат зубами за ногу. Затем — что едят его локоть.
Он уже решил, что настал конец, как вдруг раздался жалобный визг и вой ужаса. Одновременно его отпустили.
Стая тихо убегала в сторону.
Игорь чувствовал, что истекает кровью, что тело во многих местах прокусано и погрызено, но все же повернул голову в сторону, противоположную собачьему бегству.
Там спокойно и деловито, не обращая на Игоря никакого внимания, совершенно голый, загорелый и жилистый пацан, схватив небольшую визжащую собаку за задние лапы, раскрутил ее, словно пращу и со всего размаха стукнул головой о фонарный столб.
Собака перестала визжать.
Пацан присел на корточки и с хрустом вывернул ей заднюю лапу.
— Е-мое, Гид, — что происходит?! — забыв про боль, спросил Игорь.
— По-моему, он будет ее есть, — невозмутимо ответил Гид.
-4-
Санек чувствовал необыкновенный подъем: наконец-то ему удастся оттянуться, что называется, «по полной». Все эти тонкие задания, сдержанные операции, требующие терпения и невозмутимости — все это было не для него. Он с самого начала считал, что преодолеть грубую силу можно только еще более грубой и безжалостной силой. Может, поэтому его так неохотно выпускали наверх. Но Гид помогал не давать воли эмоциям.
«— Братан, — говорил Гид. — Если ты хочешь торчать наверху без посторонней помощи, как какой-нибудь долбанный рейнджер, я умываю руки. Нас пристрелят на следующий день, и будут в своем праве. Таких придурков надо учить. А я тебе говорю: возьми себя в руки и стань авторитетом тут. У тебя больше никогда не будет такого шанса подняться. Не будь лохом!»
В общем, Гид убеждал доступно и умел веско аргументировать.
Постепенно Санек заручился достаточным уважением в среде оперативников, хотя группу ему так и не доверили. Впрочем, Санек понимал, что проводить операции по поиску и выявлению, чем занимались те же Жека и Игорь — это «не его». Но он не унывал. Все говорило о том, что приближается время, когда потребуются именно такие, как он. И спрос будет намного превышать предложение. Об этом твердил и Гид.
Потому что бардак и не думал ослабевать, несмотря на все усилия Мишаниной братии, то есть научников. Плевать на все хотели корректоры, которые уже окончательно добивали несчастную цивилизацию. Террозизм давно уже перерос в непрекращающийся террор, террористы поначалу стали открытыми и почти «легальными» политиками и теперь попросту уничтожали друг друга, деля сферы влияния. Корректоры бесновались, валя всех направо и налево.
Некоторые наиболее пессимистичные научники считали, что все «корневые точки» наверху уже перебиты, и сейчас процесс движется по инерции — к своему логическому завершению. О том, каково будет это «логическое завершение», Санек старался не спрашивать.
Сейчас все эти подробности не интересовали его совершенно. Он был целиком поглощен новым заданием, которое имело целью выявление и уничтожение корректоров, которым откуда-то стало известно о существовании Стоунхенджа. Несмотря на все предосторожности, все меры секретности, утечки информации избежать не удалось. Впрочем, на это сильно и не надеялись, рассчитывая лишь оттянуть момент, когда о «ковчеге цивилизации» станет известно широкой публике. Трудно представить себе реакцию «наверху», если всем станет очевидной скорая гибель привычного мира и «предательское бегство» более информированных.. О ци-бомбе широко до сих пор так же не было известно. Попытки распространения информации пресекали сами корректоры, которые до сих пор были уверены в том, что действуют в интересах человечества, борясь изо всех сил с этой самой ци-бомбой.
Переубеждать их тоже не имело смысла: «переубеждающие» гибли с вероятностью пятьдесят на пятьдесят.
Сенек оказался идеальным кандидатом на главную роль в этой операции. Более того — единственным, кто шел на нее с охотой. Потому что операция представляла собой банальную «ловлю на живца», где живцом выступал сам Санек.
Когда Тим предложил кандидатуру Санька, в штабе вначале глубоко усомнились, видя как у кандидата горят глаза и сверкает с трудом скрываемая улыбка. На всякий случай его отправили к психологу с целью выяснить, не собирается ли тот таким образом свести счеты с жизнью.
Однако большого выбора среди оперативников не было, а Санек не представлял, по мнению специалистов большой интеллектуальной ценности.
Поэтому он и сидел сейчас в этом прокуренном притоне, который рисковали посещать лишь самые отчаянные жители этого города. Того города, что уже год как перешел под полный и безраздельный контроль корректоров, сделавших его своей столицей, городом-государством. Городом, который всосал в себя остатки цивилизации со всей несчастной полуразрушенной дальневосточной страны. И эти остатки цивилизации были уродливы, как и сам город и его хозяева.
У заокеанской державы, которая еще несколько лет назад считала себя вправе бомбить города и разрушать страны только по смутному подозрению, поклепу или собственной блажи, утверждая, что лидеры этих стран угрожают ее безмятежному существованию, уже не было сил и средств противостоять новой и подлинной угрозе. Этот город мог смеяться над заокеанскими гордецами и плевать им в лицо: у него давно было собственное атомное оружие. И располагалось оно не где-то далеко-далеко, а на территории той самой, некогда великой, державы, заставляя ее власти дрожать от страха, совершая судорожные и бесполезные поиски, и вызывая презрительные усмешки тех, кто считал себя новыми хозяевами мира.
Санек не силен был в языках, но по злой иронии судьбы, вторым языком в среде корректоров после английского был русский. Еще одним спасительным средством была «глушилка» — странное устройство из кусочка обедненного урана и кристаллика кварца, которое позволяло не бояться того, что у большинства посетителей этого бара вспыхнут на ладонях индикаторы в форме буквы «Y».
В этом баре на Санька должны были опознать по переданной агентами «корректорам» фотографии.
Оперативникам давно стало известно о внутренних противоречиях раздирающих зыбкую организацию корректоров. Они совсем недавно и довольно неуклюже стали объединяться, преодолевая внутренний индивидуализм, гипертрофировавшийся благодаря усилиям Гидов.
Может, поэтому информация о подземном комплексе оставалась достоянием немногих. Каждый лидер корректоров, наверняка, мечтал захватить огромный кладезь ресурсов, что становились все дефицитнее на расшатанной ци-бомбой планете. А заодно — получить непередаваемое удовольствие от уничтожения огромного числа собравшихся в одном месте «корневых точек» — причины распада некогда цветущей цивилизации.
Санек искренне наслаждался злачной обстановкой, царившей в этом заведении. Здесь в открытую продавали легкие наркотики, а на небольшой сцене показывали более, чем откровенный стриптиз. Только за то, чтобы как следует отдохнуть в таком месте, Санек готов был рискнуть жизнью.
Стены здесь были превращены в огромные экраны, на которых непрерывно проецировались анимационные картинки в стиле японского «хентай». Что не удивительно было здесь, в Токио. Только японской речи почти не было слышно. Как утверждали аналитики, среди японцев была самая высокая концентрация «корневых точек». Чем, видимо, и объяснялся невероятный взлет японской цивилизации в свое время, и такой мощный наплыв сюда корректоров теперь.
…Санек сидел и потягивал пиво за столиком, мило беседуя с какой-то крошкой аппетитной наружности, когда на не очень чистую поверхность стола упали тени, крошку выдернули со стула, и ее место занял детина зверской наружности, в чисто символической обтягивающей майке, весь покрытый красноречивыми татуировками: черепами с буквами «Y» на лбу и угрожающими надписями. Двое типов, что присели по бокам от Санька, выглядели не менее мило. На стол легло пару пистолетов титанических размеров.
Санек мельком подумал, что у него из оружия наличествуют лишь собственные газы, которые при виде всего этого великолепия готовы с восторгом вырваться наружу.
Не очень веселый вид Санька, очевидно, прибавил гостям еще больше оптимизма.
— Здорово, — сказал детина. — Это ты что-то знаешь про Центр?
— Э… Да, — запнувшись ответил Санек. Он не сразу сообразил, что корректоры называли Стоунхендж Центром — настоящее название им не было известно. — Да, я знаю, где он находится. Могу показать.
— Ну? — сказал детина.
— Что — «ну»? — осмелел Санек. — Мы договаривались: за информацию триста миллиардов долларов мелкими купюрами — по сто или пятьдесят миллионов…
— Не круто ли берешь? — осклабился детина. — Большие деньги…
— Да ладно, большие, — усмехнулся Санек. — При такой инфляции хорошо, если успею потасканную «тачку» купить да в кабаке пару раз посидеть…
— Ладно-ладно, говори, где Центр? — сказал другой громила — весь какой-то прыщавый, в плотной кожанке, несмотря на жару.
— Я должен увидеть деньги, — сказал Санек.
— Питер, покажи бабки, — сказал детина третьему, который в своих темных очках и усах напоминал певца Фрэдди Мэркьюри в лучшие годы.
Питер поставил на стол саквояж и отрыл его. Там действительно оказались перетянутые резинками пачки стомиллионных купюр.