Страница:
Проводник местность знал прекрасно, бригаду он вел точно, ориентируясь по самым незначительным приметам. Благодаря ему бригада успешно совершила марш-бросок. Недалеко от Вертячего мы тепло расстались с Иваном Васильевичем Ореховым, снабдив его продуктами и официально заверенной справкой о выполнении задания. Он всегда будет жить в наших сердцах как солдат, истинный патриот Родины. При расставании старик сказал:
- Знайте, ребята, что душа у фашиста черная, как его оружие. Ни жалости, ни совести. Старуху мою замучили работой. Когда занемогла она, чистой воды из колодца набрать мне не дали. А с вами я - снова человек, снова Иван Васильевич Орехов. А то, было, как скотина, на шею номер хотели повесить. С вами я снова стал уважаемым нашим солдатом. Вы вернули мне дух боевой.
Старик был в приподнятом настроении от сознания выполненного задания. Когда танкисты уходили в бой, он стоял на бугре, гордо подбоченясь, провожая взором наши машины, исчезающие в тумане заснеженной степи.
Вертячий был основательно укреплен противником, особенно с северной стороны, где было много инженерных заграждений, местность хорошо простреливалась из пулеметов и противотанковых орудий. Северные подступы считались почти неприступными, отсюда враг и ожидал штурма. С юго-запада опорный пункт прикрывался Доном и не далеким от него узлом сопротивления в Песковатке. С этой стороны гитлеровцы менее всего ожидали удара. Но как раз здесь мы и наносили его вместе с 304-й стрелковой дивизией, тогда как другие наши соединения - 252-я и 27-я гвардейская стрелковые дивизии блокировали Вертячий с запада и севера. И вновь, как в Оськинском, опасаясь обхода, враг стал уползать из своего логова - разведка доложила об интенсивном движении немецких машин из Вертячего на восток.
Боевые события развертывались стремительно. Обходя балками опорные пункты противника, наша танковая бригада вышла к Дону, переправилась на восточный берег реки, достигла Вертячего и Песковатки. Немцы, оказавшись отрезанными в районе Трехостровская, Родионов, Акимовский, бросали технику и спасались бегством.
В опорном пункте Вертячий, взятом нашими частями без особых потерь, размещался раньше КП немецкой дивизии. В Песковатке к нашим услугам оказался КП армейского корпуса, размещенный в двух и трехэтажных бункерах, глубоко врытых в землю и имевших надежные перекрытия в 10 - 15 накатов бревен, которые не могла пробить даже тяжелая артиллерия. В числе трофеев мы насчитали 67 исправных танков. В наших руках были и 2 переправы через Дон, которые хорошо послужили войскам, наступавшим во втором эшелоне.
Не задерживаясь, бригада продвигалась дальше на юго-восток, овладела Дмитриевкой, но была остановлена организованным огнем из района Пяти курганов.
Бои на рубеже Пяти курганов, и особенно на Казачьем кургане, которые мы опять-таки вели совместно с частями 304-й стрелковой дивизии С. П. Меркулова и 173-й стрелковой дивизии В. С. Аскалепова, были исключительно упорными и напряженными.
Высота Казачий курган являлась важным опорным пунктом в обороне врага, одной из его ключевых позиций. Командование фронта придавало ей большое значение. От захвата этой господствующей высоты во многом зависел успех разгрома окруженной вражеской группировки.
Наши неоднократные попытки овладеть Казачьим курганом не увенчались успехом. В двадцатых числах декабря на позициях под этой высотой побывал командующий фронтом генерал К. К. Рокоссовский. Здесь, на подступах к Царицыну, в годы гражданской войны, Константин Константинович воевал с белогвардейцами, здесь закалялся характер тогда еще молодого бойца. И вот теперь снова военная судьба привела его в эти овеянные легендарной славой места. Оценив расположение своих войск и противника, К. К. Рокоссовский заметил, что наши позиции явно неудобны. Гитлеровцы, занимая высокий гребень, имеют хороший обзор местности. Мы же лишены этого, ютимся по балкам. Надо во что бы то ни стало сбросить врага с кургана еще до начала наступления наших войск, имевших задачу ликвидации окруженной вражеской группировки.
Командарм ответил, что пехотинцы Меркулова и Аскалепова вместе с танковой бригадой Якубовского готовятся к решающему штурму, чтобы замысел удался наверняка.
Целую неделю 173-я стрелковая дивизия и 91-я отдельная танковая бригада вели почти не затихающие бои за несколько холмов и отрогов, чтобы приблизить свои позиции и наблюдательные пункты к гребню Казачьего кургана. Противник сопротивлялся остервенело, предпринимал отчаянные контратаки танками и пехотой, активно воздействуя на наши боевые порядки артиллерией и авиацией. Одной из причин его стойкого сопротивления было то, что он надеялся на скорый прорыв к котлу войск фельдмаршала Манштейна, которые помогли бы окруженной группировке вырваться из кольца или облегчить ее положение.
Накануне решающего боя за Казачий курган я приказал скрытно сосредоточить танки бригады на левом фланге своих позиций, примерно в двухстах метрах от переднего края. А на правом мы всю ночь до рассвета имитировали движение боевых машин почти беспрерывными маневрами тягачей и нескольких небоеспособных танков, у которых были сняты глушители. Рокот моторов создавал видимость того, что наши бронированные силы готовятся к броску из этой самой скрытой балки. Хитрость удалась.
Утром 28 декабря после короткого артналета, завершившегося залпом прославленных "катюш", началась мощная атака. Вслед за разрывами наших снарядов вперед, на высоту устремились танки, за каждым из которых, ведя огонь по досягаемым целям, двигалась пехота. Удар получился согласованным, дружным и развивался там, где его не очень-то ожидал противник.
Азарт боевой работы захватил всех до единого: танкистов и артиллеристов, пехотинцев и саперов... Первые прокладывали путь, вторые расчищали и закрепляли его. Весьма интересно то, что за несколькими нашими танками по снегу буксировались на тросах специально изготовленные сани с низкой посадкой, сделанные так для того, чтобы они были возможно меньшей мишенью для врага. За размещенным впереди легким бронещитом находился минер, который "ревниво" оберегал от огня противника свой дорогой и очень опасный груз - множество полупудовых противотанковых мин.
Как и почему появилась эта интересная "операция", рассказал в своей книге "... Специального назначения" один из бывших командиров 16-й отдельной инженерной бригады, ныне маршал инженерных войск В. К. Харченко. На предложение командования бригады тащить нашими танками их "саночки" я ответил, что добровольцев мы найдем, но не полагал, что танкисты окажутся в роли ямщиков.
Дело это было крайне рискованное не только для минеров, но и для танковых экипажей, для наступавших по соседству пехотинцев. Ведь несколько сот килограммов взрывчатки могли взорваться даже от осколка снаряда или мины. Но на риск мы пошли ради того, чтобы сразу же после овладения танками и пехотой выгодными рубежами саперы 16-й инженерной бригады специального назначения могли установить противотанковые минные поля на направлениях наиболее вероятных контратак гитлеровцев. А контратаки последовали вскоре же, как только на вершине кургана пламенем вспыхнул красный стяг.
Командарм 65 генерал П. И. Батов рассказывал после штурма Казачьего кургана (памятной для нас высоты с отметкой 126,7), что вместе с командирами за боем с КП наблюдали гости армии - писатели Александр Корнейчук и Ванда Василевская. Автор "Фронта" и автор "Радуги" были, что называется, потрясены драматической картиной ожесточенной схватки и с восхищением говорили о непреоборимом наступательном духе защитников Сталинграда.
К полудню 28 декабря наша бригада совместно с пехотой штурмом овладела Казачьим курганом, отбив все многочисленные контратаки противника. Отличившиеся в этом бою командир танка Т-34 лейтенант Гришин, командир танка KB лейтенант Цимарев, механик-водитель старший сержант Конев были удостоены ордена Красного Знамени. Всего было награждено 23 воина соединения.
С гребня Казачьего кургана перед нами открылась широкая панорама. Впереди видны были населенные пункты Новоалексеевка. Новая Надежда, Карповка, вдали проектировались руины станции Котлубань, совхоза Питомник и еще десятков других, о которых мы до сих пор не знали. На самом деле хуторов и деревень было больше, чем на топокартах. Усомнились - не устарели ли последние? Нет, нынешнего года. Так, может быть, перед нами предместье города? В чем причина столь резкого расхождения местности с картой? Загадка разъяснилась просто. Немцы, скрываясь от губительного огня нашей артиллерии, от жгучих зимних ветров, всю свою транспортную технику, превращенную во временные жилые домики, разместили в балках. Туда затащили даже железнодорожные вагоны. Занесенные сверху снегом автомашины и вагоны издали выглядели как деревни. Кое-где в них еще курились трубы, но немцы, по всему было видно, уже покинули свои "кочевья", ушли за близлежащие высоты, чтобы, уцепившись за них, попытаться сдержать натиск советских частей. Враг научился хорошо обороняться и не сдавал позиций без борьбы.
Тем временем советские войска все туже сжимали кольцо окружения вражеской группировки. Попытки немецкого командования деблокировать ее не привели к ожидаемым результатам. Ослабленная 6-я армия Паулюса, которой не хватало танков, тяжелого вооружения, боеприпасов, горючего, медикаментов, которая была обречена на голодную смерть, медленно, но верно теряла веру в спасение и стойкость в борьбе, уже не была способна без активной помощи извне прорваться из окружения. И тем не менее гитлеровское руководство фанатично требовало от 6-й армии держаться безоговорочно, до последнего патрона, сковать как можно больше сил Красной Армии, обещая новое деблокирующее наступление и снабжение всем необходимым по воздуху.
В целях поддержки давшего утечку морального духа своих солдат и офицеров в сталинградском котле Гитлер и его подручные не скупились на повышения и награды для них, на повышение пенсий их семьям. К окруженным многотысячными партиями поступали ордена за храбрость в боях: Железные I и II степени, Рыцарские и Немецкие кресты, медали, значки "За участие в боях", сотни тысяч пропагандистских брошюр и устрашающие приказы о смертной казни за оставление позиций, за установление связи с противником, за непослушание. И немецкий солдат, в фанатичном идолопоклонении фюреру, слепо повиновался, хотя боеспособность его заметно упала.
Исходя из гуманных соображений, не желая ненужного кровопролития, Верховное Главнокомандование Красной Армии 8 января 1943 года предъявило окруженным войскам ультиматум о капитуляции. В ультиматуме говорилось: "6-я германская армия, соединения 4-й танковой армии и приданные им части усиления находятся в полном окружении с 23 ноября 1942 г.
Части Красной Армии окружили эту группу германских войск плотным кольцом. Все надежды на спасение ваших войск путем наступления германских войск с юга и юго-запада не оправдались. Спешившие вам на помощь германские войска разбиты Красной Армией, а остатки этих войск отступают на Ростов. Германская транспортная авиация, перевозящая вам голодную норму продовольствия, боеприпасов и горючего, в связи с успешным, стремительным продвижением Красной Армии вынуждена часто менять аэродромы и летать в расположение окруженных издалека. К тому же германская транспортная авиация несет огромные потери в самолетах и экипажах от русской авиации. Ее помощь окруженным войскам становится нереальной.
Положение ваших окруженных войск тяжелое. Они испытывают голод, болезни, холод. Суровая русская зима только начинается; сильные морозы, холодные ветры и метели еще впереди, а ваши солдаты не обеспечены зимним обмундированием и находятся в тяжелых, антисанитарных условиях.
Вы, как командующий, и все офицеры окруженных войск отлично понимаете, что у вас нет никаких реальных возможностей прорвать кольцо окружения. Ваше положение безнадежное, и дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла.
В условиях сложившейся для вас безвыходной обстановки во избежание напрасного кровопролития предлагаем Вам принять следующие условия капитуляции:
1. Всем германским окруженным войскам во главе с Вами и Вашим штабом прекратить сопротивление.
2. Вам организованно передать в наше распоряжение весь личный состав, вооружение, всю боевую технику и военное имущество в исправном состоянии.
Мы гарантируем всем прекратившим сопротивление офицерам, унтер-офицерам и солдатам жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или в любую страну, куда изъявят желание военнопленные".
Далее в ультиматуме указывалось, что ответ на него ожидается в 15 часов 00 минут по московскому времени 9 января 1943 года в письменном виде через представителя, лично назначенного Паулюсом, которому надлежит следовать в легковой машине с белым флагом по дороге разъезд Конный станция Котлубаыь. Этот представитель будет встречен русскими командирами в полкилометре юго-восточнее разъезда 564 в 15 часов 00 минут 9 января. В случае отклонения предложения о капитуляции советские войска будут вынуждены вести дело на уничтожение окруженной группировки и ответственность за ее уничтожение будет нести немецкое командование.
Предложение о капитуляции было подписано представителем Ставки ВГК генералом Н. Н. Вороновым и командующим войсками Донского фронта генералом К. К. Рокоссовским.
Как и в предыдущие дни, в котел забрасывались листовки, адресованные немецким солдатам, а после переданного ультиматума и лично Паулюсу. Под ними стояли подписи В. Ульбрихта, В. Бределя и некоторых других немецких коммунистов-антифашистов. В листовке, адресованной Паулюсу, бывший депутат германского рейхстага от Коммунистической партии Германии Вальтер Ульбрихт логически убеждал командующего 6-й армией в том, что его долг в интересах своего народа прекратить бесполезное сопротивление.
Мы слушали тогда текст советского ультиматума, переданного также по радио, и хотели верить в благоразумие немецкого военного руководства. У меня до сих пор, словно на рельефной карте, встают перед глазами и разъезд Конный, где наша бригада воевала в трудные сентябрьские дни оборонительного сражения, и станция Котлубань, и безвестный разъезд 564, где также проходили нелегкие военные дороги моих боевых друзей-танкистов; сотни других населенных пунктов на подступах к Сталинграду, где в невероятных усилиях рождалась будущая великая победа, где была пролита кровь многих и многих советских героев-патриотов. Думалось, что немецкие военачальники вопреки гитлеровскому безумию, осознав чрезвычайную опасность, которая нависла над окруженными немецко-фашистскими войсками, отведут от них смертный приговор.
Однако этого не случилось. Находясь в плену милитаристского угара, гитлеровское военное командование отклонило советское предложение о капитуляции, ввергнув в трагедию тысячи и тысячи своих солдат и офицеров.
10 января 1943 года в кольце окружения разразилась огненная буря, которая сметала все живое. Советские войска начали мощный штурм.
Утром 10 января и наша бригада начала атаку позиций окруженной вражеской группировки. Противник нес большие потери. На каждом шагу встречались изуродованные, обгоревшие трупы немцев, разрушенные блиндажи, искореженные орудия и минометы, разбитые повозки, горящие танки.
12 января наша бригада была передана в распоряжение командующего 21-й армией, в составе которой мы штурмовали Карповку. Овладев ею, бригада снова была возвращена в родную, как ее называли танкисты, 65-ю армию.
К утру следующего дня вся бригада сосредоточилась в хуторе Новоалексеевка. Едва я успел отдать необходимые распоряжения, как к нам прибыл заместитель командующего артиллерией армии полковник З. Т. Бабаскин. Это была приятная неожиданность. Захара Терентьевича я хорошо знал по Объединенной белорусской военной школе имени М. И. Калинина. Я был курсантом, а Бабаскин - заместителем командира батареи.
- Иван Игнатьевич! Почему твоя бригада не в совхозе "Питомник"? обратился он ко мне.
- Потому что всего лишь час назад прибыла из Карповки.
- Выручай, - взмолился Бабаскин. - Знаешь, я доложил командарму, что ты овладел аэродромом у совхоза "Питомник".
- Ты доложил, ты и бери аэродром, - улыбнулся я.
И тут же, чтобы успокоить обескураженного Бабаскина, приказал своему начальнику штаба отправить в штаб армии донесение, что бригада выполняет приказ и продолжает наступать в направлении аэродром "Питомник", Гумрак (в последнем располагался командный пункт армии Паулюса).
Аэродром, о котором шла речь, имел для немцев исключительно важное значение. Это был тот самый пункт, через который гитлеровское командование еще могло поддерживать связь с Паулюсом, подбрасывать боеприпасы, продовольствие. Надо было лишить фашистов этой возможности.
Днем раньше на аэродроме побывала наша разведка. К чему привело ее появление, позднее рассказал в своих воспоминаниях уже упоминавшийся нами полковник Вильгельм Адам - доверенное лицо фельдмаршала Паулюса: "Паника началась неожиданно и переросла в невообразимый хаос. Кто-то крикнул: "Русские идут!" В мгновение ока здоровые, больные и раненые - все выскочили из палаток и блиндажей. Каждый пытался как можно скорее выбраться наружу. Кое-кто в панике был растоптан. Раненые цеплялись за товарищей, опирались на палки или винтовки и ковыляли так на ледяном ветру по направлению к Сталинграду. Обессилев в пути, они тут же падали, и никто не обращал на них внимания. Через несколько часов это были трупы. Ожесточенная борьба завязалась из-за мест на автомашинах. Наземный персонал аэродрома, санитары и легкораненые первыми бросились к уцелевшим легковым автомашинам на краю аэродрома "Питомник", завели моторы и устремились на шоссе, ведущее в город. Вскоре целые гроздья людей висели на крыльях, подножках и даже радиаторах. Машины чуть не разваливались под такой тяжестью. Некоторые остановились из-за нехватки горючего или неисправности моторов. Их обгоняли не останавливаясь. Те, кто еще был способен передвигаться, удирали, остальные взывали о помощи. Но это длилось недолго. Мороз делал свое дело, и вопли стихали. Действовал лишь один девиз: "Спасайся, кто может!"{29}
Выполнив задачу, наша разведка вскоре покинула аэродром.
По приказу Паулюса аэродром "Питомник", который снова оказался в руках у немцев, был взят под усиленную охрану и вновь начал действовать.
Нам предстояло овладеть им во что бы то ни стало.
На подступах к совхозу "Питомник" нашему взору открылось необычное зрелище. Аэродром походил на гигантский муравейник. Сотни самолетов (а их оказалось более 370), автомашин, автобусов, зенитных орудий и другой техники, большие палатки с эмблемой Красного Креста были разбросаны на огромном заснеженном поле. Самолеты продолжали еще прибывать на аэродром.
Учитывая приказ армии о необходимости сохранить авиационную технику противника в целости, было решено блокировать все подступы к аэродрому со стороны Сталинграда, откуда продолжали прибывать автомашины с ранеными и больными немцами.
Все, что шло к аэродрому, мы пропускали, за исключением танков и бронетранспортеров, которые расстреливали при подходе. Так же поступали и с самолетами: совершать посадку не препятствовали, а взлетать не позволяли.
Утром к "Питомнику" подошли передовые подразделения 27-й гвардейской, 23-й и 304-й стрелковых дивизий, и мы общими усилиями захватили аэродром со всей боевой техникой, которая там скопилась. Немало взяли пленных. Здоровых отделили от раненых, организовали обслуживание последних силами самих же пленных. Однако Паулюс вскоре предпринял попытку возвратить жизненно необходимый аэродром, бросив против нас довольно крупные силы. Снова завязались ожесточенные бои. Противник понес большие потери и вынужден был отойти. Наша бригада продолжала пробиваться к Сталинграду.
Кольцо вокруг окруженной группировки немецко-фашистских войск неумолимо сжималось. Теснимые к Сталинграду, они оказывали яростное сопротивление, часто сами переходили в контратаки. Одна из таких контратак осталась для всего личного состава бригады наиболее памятной. Это произошло 21 января 1943 года в боях за высоту Безымянная и хутор Новая Надежда.
Бригаде была поставлена боевая задача во что бы то ни стало отразить натиск врага, удержать достигнутые рубежи в наступлении, разгромить контратакующую группировку противника. Наши танкисты выполнили свой долг. Особенно отличился танковый экипаж Алексея Наумова.
Их было пятеро - молодых, жизнерадостных русских парней. Они беззаветно любили свою Советскую Родину, открывшую им дорогу к светлой, радостной жизни, и ненавидели врага, посягнувшего на их социалистическое Отечество. Душой экипажа был лейтенант Алексей Наумов - девятнадцатилетний волжанин из Ярославля. Скромный и исполнительный офицер, он сочетал в себе высокую требовательность и дисциплину с вниманием и добротой. Как и командир, отважными воинами были все члены его экипажа: механик-водитель старшина Павел Смирнов, командир орудия младший сержант Петр Норицын, радист младший сержант Николай Вялых и заряжающий сержант Феодосии Ганус. Коммунисты и беспартийные, они были горячими патриотами, доказавшими уже не раз свое воинское умение и находчивость. Поэтому, когда решался вопрос, кого поставить в засаду на самом ответственном направлении, выбор сразу же пал на экипаж Наумова.
Да, это было весьма ответственное задание. Фашисты на этом участке сосредоточили немалые силы. Массированным танковым ударом они рассчитывали прорвать нашу оборону, которую, видимо, считали слабой. И тут они натолкнулись на стоявший в засаде танк Наумова. Первые же выстрелы советских танкистов заставили гитлеровцев остановиться. Несколько раз пытались фашисты пробиться вперед. И все безрезультатно. Горело пять вражеских танков, поле боя было усеяно трупами фашистских автоматчиков. Танк Наумова получил тоже серьезное повреждение. К тому времени огонь с обеих сторон стал стихать, и экипажу можно было эвакуироваться в тыл для ремонта материальной части. Все было бы по закону, и никто не мог бы упрекнуть командира в неправильном поступке. Но экипаж не покинул поле боя. Он решил остаться и, используя сохранившееся оружие и боеприпасы помочь другим танковым экипажам соединения выиграть трудный поединок с врагом.
Фашистам удалось окружить поврежденную машину. Послышались выкрики: "Рус, сдавайся!" Наумов и его товарищи ответили пулеметным огнем и гранатами. Наконец, не стало боеприпасов. В злобном исступлении гитлеровцы облили танк горючей смесью, подожгли его, надеясь, что экипаж покинет свою горящую машину. Однако напрасны были их ожидания. Из танка полилась песня. Это отважный экипаж, включив на полную мощность свою радиостанцию, запел коммунистический гимн "Интернационал". На помощь экипажу Наумова устремились другие подразделения бригады. Гитлеровцы были отброшены.
Не было границ ярости воинов, увидевших обгоревшие, бездыханные тела друзей. Советские воины погибли в бою, но не сдались врагу, повторив на суше известный подвиг русских матросов крейсера "Варяг". Четверо танкистов - командир танка, механик-водитель, командир орудия и радист - были удостоены звания Героя Советского Союза посмертно, а заряжающий награжден орденом Ленина, тоже посмертно.
Мне нередко приходилось задумываться над подвигом экипажа Наумова. Пятеро бесстрашных, маленькая ячейка советского народа, - она как бы вобрала в себя его несгибаемую волю, величие непреоборимого духа, монолитную сплоченность. Герои до последнего вздоха остались верны девизу "Один за всех и все за одного". До войны они ничем не отличались от многих советских людей. Их подвиг, как и подвиги сотен тысяч других преданных сынов Родины, был подготовлен всей жизнью, ее идеалами, укладом и традициями. Взять, например, лейтенанта Алексея Федоровича Наумова. Его мать - Ксения Александровна позже рассказывала о сыне: "Алеша отличался любознательностью, трудолюбием и скромностью. Был жизнерадостный и веселый. Старательно работал над книгой. Многим увлекался: в школе был членом военного кружка, состоял в физкультурном кружке, хорошо играл в футбол, занимался шахматами. Когда началась Великая Отечественная война, Алеша по-взрослому оценил серьезность нависшей над страной опасности и как комсомолец определил свое место в общем строю..."
Другими путями, но с той же целью борьбы с ненавистным врагом пришли в этот строй и остальные члены наумовского экипажа. Самый старший из них Петр Михайлович Норицын, из вологодских крестьян, годился в отцы своему командиру. Сами посудите - разница в двадцать лет. Видимо, в житейских делах он и был наставником Алексея, но в бою башнер младший сержант Норицын точно выполнял приказы своего командира и метко разил врага. У Петра Михайловича остался сын Володя. Ныне он моряк дальнего плавания и по праву гордится боевой славой отца. А кто бы мог подумать, что механиком-водителем грозного танка KB станет школьный учитель из Астрахани, преподаватель рисования и пения Павел Михайлович Смирнов. Человек самой мирной профессии, он пошел на фронт на второй день войны, чтобы защитить будущее детей. Тогда ему было тридцать два. К моменту совершения героического подвига старшина Смирнов, как и лейтенант Наумов, был уже награжден орденом Красной Звезды.
- Знайте, ребята, что душа у фашиста черная, как его оружие. Ни жалости, ни совести. Старуху мою замучили работой. Когда занемогла она, чистой воды из колодца набрать мне не дали. А с вами я - снова человек, снова Иван Васильевич Орехов. А то, было, как скотина, на шею номер хотели повесить. С вами я снова стал уважаемым нашим солдатом. Вы вернули мне дух боевой.
Старик был в приподнятом настроении от сознания выполненного задания. Когда танкисты уходили в бой, он стоял на бугре, гордо подбоченясь, провожая взором наши машины, исчезающие в тумане заснеженной степи.
Вертячий был основательно укреплен противником, особенно с северной стороны, где было много инженерных заграждений, местность хорошо простреливалась из пулеметов и противотанковых орудий. Северные подступы считались почти неприступными, отсюда враг и ожидал штурма. С юго-запада опорный пункт прикрывался Доном и не далеким от него узлом сопротивления в Песковатке. С этой стороны гитлеровцы менее всего ожидали удара. Но как раз здесь мы и наносили его вместе с 304-й стрелковой дивизией, тогда как другие наши соединения - 252-я и 27-я гвардейская стрелковые дивизии блокировали Вертячий с запада и севера. И вновь, как в Оськинском, опасаясь обхода, враг стал уползать из своего логова - разведка доложила об интенсивном движении немецких машин из Вертячего на восток.
Боевые события развертывались стремительно. Обходя балками опорные пункты противника, наша танковая бригада вышла к Дону, переправилась на восточный берег реки, достигла Вертячего и Песковатки. Немцы, оказавшись отрезанными в районе Трехостровская, Родионов, Акимовский, бросали технику и спасались бегством.
В опорном пункте Вертячий, взятом нашими частями без особых потерь, размещался раньше КП немецкой дивизии. В Песковатке к нашим услугам оказался КП армейского корпуса, размещенный в двух и трехэтажных бункерах, глубоко врытых в землю и имевших надежные перекрытия в 10 - 15 накатов бревен, которые не могла пробить даже тяжелая артиллерия. В числе трофеев мы насчитали 67 исправных танков. В наших руках были и 2 переправы через Дон, которые хорошо послужили войскам, наступавшим во втором эшелоне.
Не задерживаясь, бригада продвигалась дальше на юго-восток, овладела Дмитриевкой, но была остановлена организованным огнем из района Пяти курганов.
Бои на рубеже Пяти курганов, и особенно на Казачьем кургане, которые мы опять-таки вели совместно с частями 304-й стрелковой дивизии С. П. Меркулова и 173-й стрелковой дивизии В. С. Аскалепова, были исключительно упорными и напряженными.
Высота Казачий курган являлась важным опорным пунктом в обороне врага, одной из его ключевых позиций. Командование фронта придавало ей большое значение. От захвата этой господствующей высоты во многом зависел успех разгрома окруженной вражеской группировки.
Наши неоднократные попытки овладеть Казачьим курганом не увенчались успехом. В двадцатых числах декабря на позициях под этой высотой побывал командующий фронтом генерал К. К. Рокоссовский. Здесь, на подступах к Царицыну, в годы гражданской войны, Константин Константинович воевал с белогвардейцами, здесь закалялся характер тогда еще молодого бойца. И вот теперь снова военная судьба привела его в эти овеянные легендарной славой места. Оценив расположение своих войск и противника, К. К. Рокоссовский заметил, что наши позиции явно неудобны. Гитлеровцы, занимая высокий гребень, имеют хороший обзор местности. Мы же лишены этого, ютимся по балкам. Надо во что бы то ни стало сбросить врага с кургана еще до начала наступления наших войск, имевших задачу ликвидации окруженной вражеской группировки.
Командарм ответил, что пехотинцы Меркулова и Аскалепова вместе с танковой бригадой Якубовского готовятся к решающему штурму, чтобы замысел удался наверняка.
Целую неделю 173-я стрелковая дивизия и 91-я отдельная танковая бригада вели почти не затихающие бои за несколько холмов и отрогов, чтобы приблизить свои позиции и наблюдательные пункты к гребню Казачьего кургана. Противник сопротивлялся остервенело, предпринимал отчаянные контратаки танками и пехотой, активно воздействуя на наши боевые порядки артиллерией и авиацией. Одной из причин его стойкого сопротивления было то, что он надеялся на скорый прорыв к котлу войск фельдмаршала Манштейна, которые помогли бы окруженной группировке вырваться из кольца или облегчить ее положение.
Накануне решающего боя за Казачий курган я приказал скрытно сосредоточить танки бригады на левом фланге своих позиций, примерно в двухстах метрах от переднего края. А на правом мы всю ночь до рассвета имитировали движение боевых машин почти беспрерывными маневрами тягачей и нескольких небоеспособных танков, у которых были сняты глушители. Рокот моторов создавал видимость того, что наши бронированные силы готовятся к броску из этой самой скрытой балки. Хитрость удалась.
Утром 28 декабря после короткого артналета, завершившегося залпом прославленных "катюш", началась мощная атака. Вслед за разрывами наших снарядов вперед, на высоту устремились танки, за каждым из которых, ведя огонь по досягаемым целям, двигалась пехота. Удар получился согласованным, дружным и развивался там, где его не очень-то ожидал противник.
Азарт боевой работы захватил всех до единого: танкистов и артиллеристов, пехотинцев и саперов... Первые прокладывали путь, вторые расчищали и закрепляли его. Весьма интересно то, что за несколькими нашими танками по снегу буксировались на тросах специально изготовленные сани с низкой посадкой, сделанные так для того, чтобы они были возможно меньшей мишенью для врага. За размещенным впереди легким бронещитом находился минер, который "ревниво" оберегал от огня противника свой дорогой и очень опасный груз - множество полупудовых противотанковых мин.
Как и почему появилась эта интересная "операция", рассказал в своей книге "... Специального назначения" один из бывших командиров 16-й отдельной инженерной бригады, ныне маршал инженерных войск В. К. Харченко. На предложение командования бригады тащить нашими танками их "саночки" я ответил, что добровольцев мы найдем, но не полагал, что танкисты окажутся в роли ямщиков.
Дело это было крайне рискованное не только для минеров, но и для танковых экипажей, для наступавших по соседству пехотинцев. Ведь несколько сот килограммов взрывчатки могли взорваться даже от осколка снаряда или мины. Но на риск мы пошли ради того, чтобы сразу же после овладения танками и пехотой выгодными рубежами саперы 16-й инженерной бригады специального назначения могли установить противотанковые минные поля на направлениях наиболее вероятных контратак гитлеровцев. А контратаки последовали вскоре же, как только на вершине кургана пламенем вспыхнул красный стяг.
Командарм 65 генерал П. И. Батов рассказывал после штурма Казачьего кургана (памятной для нас высоты с отметкой 126,7), что вместе с командирами за боем с КП наблюдали гости армии - писатели Александр Корнейчук и Ванда Василевская. Автор "Фронта" и автор "Радуги" были, что называется, потрясены драматической картиной ожесточенной схватки и с восхищением говорили о непреоборимом наступательном духе защитников Сталинграда.
К полудню 28 декабря наша бригада совместно с пехотой штурмом овладела Казачьим курганом, отбив все многочисленные контратаки противника. Отличившиеся в этом бою командир танка Т-34 лейтенант Гришин, командир танка KB лейтенант Цимарев, механик-водитель старший сержант Конев были удостоены ордена Красного Знамени. Всего было награждено 23 воина соединения.
С гребня Казачьего кургана перед нами открылась широкая панорама. Впереди видны были населенные пункты Новоалексеевка. Новая Надежда, Карповка, вдали проектировались руины станции Котлубань, совхоза Питомник и еще десятков других, о которых мы до сих пор не знали. На самом деле хуторов и деревень было больше, чем на топокартах. Усомнились - не устарели ли последние? Нет, нынешнего года. Так, может быть, перед нами предместье города? В чем причина столь резкого расхождения местности с картой? Загадка разъяснилась просто. Немцы, скрываясь от губительного огня нашей артиллерии, от жгучих зимних ветров, всю свою транспортную технику, превращенную во временные жилые домики, разместили в балках. Туда затащили даже железнодорожные вагоны. Занесенные сверху снегом автомашины и вагоны издали выглядели как деревни. Кое-где в них еще курились трубы, но немцы, по всему было видно, уже покинули свои "кочевья", ушли за близлежащие высоты, чтобы, уцепившись за них, попытаться сдержать натиск советских частей. Враг научился хорошо обороняться и не сдавал позиций без борьбы.
Тем временем советские войска все туже сжимали кольцо окружения вражеской группировки. Попытки немецкого командования деблокировать ее не привели к ожидаемым результатам. Ослабленная 6-я армия Паулюса, которой не хватало танков, тяжелого вооружения, боеприпасов, горючего, медикаментов, которая была обречена на голодную смерть, медленно, но верно теряла веру в спасение и стойкость в борьбе, уже не была способна без активной помощи извне прорваться из окружения. И тем не менее гитлеровское руководство фанатично требовало от 6-й армии держаться безоговорочно, до последнего патрона, сковать как можно больше сил Красной Армии, обещая новое деблокирующее наступление и снабжение всем необходимым по воздуху.
В целях поддержки давшего утечку морального духа своих солдат и офицеров в сталинградском котле Гитлер и его подручные не скупились на повышения и награды для них, на повышение пенсий их семьям. К окруженным многотысячными партиями поступали ордена за храбрость в боях: Железные I и II степени, Рыцарские и Немецкие кресты, медали, значки "За участие в боях", сотни тысяч пропагандистских брошюр и устрашающие приказы о смертной казни за оставление позиций, за установление связи с противником, за непослушание. И немецкий солдат, в фанатичном идолопоклонении фюреру, слепо повиновался, хотя боеспособность его заметно упала.
Исходя из гуманных соображений, не желая ненужного кровопролития, Верховное Главнокомандование Красной Армии 8 января 1943 года предъявило окруженным войскам ультиматум о капитуляции. В ультиматуме говорилось: "6-я германская армия, соединения 4-й танковой армии и приданные им части усиления находятся в полном окружении с 23 ноября 1942 г.
Части Красной Армии окружили эту группу германских войск плотным кольцом. Все надежды на спасение ваших войск путем наступления германских войск с юга и юго-запада не оправдались. Спешившие вам на помощь германские войска разбиты Красной Армией, а остатки этих войск отступают на Ростов. Германская транспортная авиация, перевозящая вам голодную норму продовольствия, боеприпасов и горючего, в связи с успешным, стремительным продвижением Красной Армии вынуждена часто менять аэродромы и летать в расположение окруженных издалека. К тому же германская транспортная авиация несет огромные потери в самолетах и экипажах от русской авиации. Ее помощь окруженным войскам становится нереальной.
Положение ваших окруженных войск тяжелое. Они испытывают голод, болезни, холод. Суровая русская зима только начинается; сильные морозы, холодные ветры и метели еще впереди, а ваши солдаты не обеспечены зимним обмундированием и находятся в тяжелых, антисанитарных условиях.
Вы, как командующий, и все офицеры окруженных войск отлично понимаете, что у вас нет никаких реальных возможностей прорвать кольцо окружения. Ваше положение безнадежное, и дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла.
В условиях сложившейся для вас безвыходной обстановки во избежание напрасного кровопролития предлагаем Вам принять следующие условия капитуляции:
1. Всем германским окруженным войскам во главе с Вами и Вашим штабом прекратить сопротивление.
2. Вам организованно передать в наше распоряжение весь личный состав, вооружение, всю боевую технику и военное имущество в исправном состоянии.
Мы гарантируем всем прекратившим сопротивление офицерам, унтер-офицерам и солдатам жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или в любую страну, куда изъявят желание военнопленные".
Далее в ультиматуме указывалось, что ответ на него ожидается в 15 часов 00 минут по московскому времени 9 января 1943 года в письменном виде через представителя, лично назначенного Паулюсом, которому надлежит следовать в легковой машине с белым флагом по дороге разъезд Конный станция Котлубаыь. Этот представитель будет встречен русскими командирами в полкилометре юго-восточнее разъезда 564 в 15 часов 00 минут 9 января. В случае отклонения предложения о капитуляции советские войска будут вынуждены вести дело на уничтожение окруженной группировки и ответственность за ее уничтожение будет нести немецкое командование.
Предложение о капитуляции было подписано представителем Ставки ВГК генералом Н. Н. Вороновым и командующим войсками Донского фронта генералом К. К. Рокоссовским.
Как и в предыдущие дни, в котел забрасывались листовки, адресованные немецким солдатам, а после переданного ультиматума и лично Паулюсу. Под ними стояли подписи В. Ульбрихта, В. Бределя и некоторых других немецких коммунистов-антифашистов. В листовке, адресованной Паулюсу, бывший депутат германского рейхстага от Коммунистической партии Германии Вальтер Ульбрихт логически убеждал командующего 6-й армией в том, что его долг в интересах своего народа прекратить бесполезное сопротивление.
Мы слушали тогда текст советского ультиматума, переданного также по радио, и хотели верить в благоразумие немецкого военного руководства. У меня до сих пор, словно на рельефной карте, встают перед глазами и разъезд Конный, где наша бригада воевала в трудные сентябрьские дни оборонительного сражения, и станция Котлубань, и безвестный разъезд 564, где также проходили нелегкие военные дороги моих боевых друзей-танкистов; сотни других населенных пунктов на подступах к Сталинграду, где в невероятных усилиях рождалась будущая великая победа, где была пролита кровь многих и многих советских героев-патриотов. Думалось, что немецкие военачальники вопреки гитлеровскому безумию, осознав чрезвычайную опасность, которая нависла над окруженными немецко-фашистскими войсками, отведут от них смертный приговор.
Однако этого не случилось. Находясь в плену милитаристского угара, гитлеровское военное командование отклонило советское предложение о капитуляции, ввергнув в трагедию тысячи и тысячи своих солдат и офицеров.
10 января 1943 года в кольце окружения разразилась огненная буря, которая сметала все живое. Советские войска начали мощный штурм.
Утром 10 января и наша бригада начала атаку позиций окруженной вражеской группировки. Противник нес большие потери. На каждом шагу встречались изуродованные, обгоревшие трупы немцев, разрушенные блиндажи, искореженные орудия и минометы, разбитые повозки, горящие танки.
12 января наша бригада была передана в распоряжение командующего 21-й армией, в составе которой мы штурмовали Карповку. Овладев ею, бригада снова была возвращена в родную, как ее называли танкисты, 65-ю армию.
К утру следующего дня вся бригада сосредоточилась в хуторе Новоалексеевка. Едва я успел отдать необходимые распоряжения, как к нам прибыл заместитель командующего артиллерией армии полковник З. Т. Бабаскин. Это была приятная неожиданность. Захара Терентьевича я хорошо знал по Объединенной белорусской военной школе имени М. И. Калинина. Я был курсантом, а Бабаскин - заместителем командира батареи.
- Иван Игнатьевич! Почему твоя бригада не в совхозе "Питомник"? обратился он ко мне.
- Потому что всего лишь час назад прибыла из Карповки.
- Выручай, - взмолился Бабаскин. - Знаешь, я доложил командарму, что ты овладел аэродромом у совхоза "Питомник".
- Ты доложил, ты и бери аэродром, - улыбнулся я.
И тут же, чтобы успокоить обескураженного Бабаскина, приказал своему начальнику штаба отправить в штаб армии донесение, что бригада выполняет приказ и продолжает наступать в направлении аэродром "Питомник", Гумрак (в последнем располагался командный пункт армии Паулюса).
Аэродром, о котором шла речь, имел для немцев исключительно важное значение. Это был тот самый пункт, через который гитлеровское командование еще могло поддерживать связь с Паулюсом, подбрасывать боеприпасы, продовольствие. Надо было лишить фашистов этой возможности.
Днем раньше на аэродроме побывала наша разведка. К чему привело ее появление, позднее рассказал в своих воспоминаниях уже упоминавшийся нами полковник Вильгельм Адам - доверенное лицо фельдмаршала Паулюса: "Паника началась неожиданно и переросла в невообразимый хаос. Кто-то крикнул: "Русские идут!" В мгновение ока здоровые, больные и раненые - все выскочили из палаток и блиндажей. Каждый пытался как можно скорее выбраться наружу. Кое-кто в панике был растоптан. Раненые цеплялись за товарищей, опирались на палки или винтовки и ковыляли так на ледяном ветру по направлению к Сталинграду. Обессилев в пути, они тут же падали, и никто не обращал на них внимания. Через несколько часов это были трупы. Ожесточенная борьба завязалась из-за мест на автомашинах. Наземный персонал аэродрома, санитары и легкораненые первыми бросились к уцелевшим легковым автомашинам на краю аэродрома "Питомник", завели моторы и устремились на шоссе, ведущее в город. Вскоре целые гроздья людей висели на крыльях, подножках и даже радиаторах. Машины чуть не разваливались под такой тяжестью. Некоторые остановились из-за нехватки горючего или неисправности моторов. Их обгоняли не останавливаясь. Те, кто еще был способен передвигаться, удирали, остальные взывали о помощи. Но это длилось недолго. Мороз делал свое дело, и вопли стихали. Действовал лишь один девиз: "Спасайся, кто может!"{29}
Выполнив задачу, наша разведка вскоре покинула аэродром.
По приказу Паулюса аэродром "Питомник", который снова оказался в руках у немцев, был взят под усиленную охрану и вновь начал действовать.
Нам предстояло овладеть им во что бы то ни стало.
На подступах к совхозу "Питомник" нашему взору открылось необычное зрелище. Аэродром походил на гигантский муравейник. Сотни самолетов (а их оказалось более 370), автомашин, автобусов, зенитных орудий и другой техники, большие палатки с эмблемой Красного Креста были разбросаны на огромном заснеженном поле. Самолеты продолжали еще прибывать на аэродром.
Учитывая приказ армии о необходимости сохранить авиационную технику противника в целости, было решено блокировать все подступы к аэродрому со стороны Сталинграда, откуда продолжали прибывать автомашины с ранеными и больными немцами.
Все, что шло к аэродрому, мы пропускали, за исключением танков и бронетранспортеров, которые расстреливали при подходе. Так же поступали и с самолетами: совершать посадку не препятствовали, а взлетать не позволяли.
Утром к "Питомнику" подошли передовые подразделения 27-й гвардейской, 23-й и 304-й стрелковых дивизий, и мы общими усилиями захватили аэродром со всей боевой техникой, которая там скопилась. Немало взяли пленных. Здоровых отделили от раненых, организовали обслуживание последних силами самих же пленных. Однако Паулюс вскоре предпринял попытку возвратить жизненно необходимый аэродром, бросив против нас довольно крупные силы. Снова завязались ожесточенные бои. Противник понес большие потери и вынужден был отойти. Наша бригада продолжала пробиваться к Сталинграду.
Кольцо вокруг окруженной группировки немецко-фашистских войск неумолимо сжималось. Теснимые к Сталинграду, они оказывали яростное сопротивление, часто сами переходили в контратаки. Одна из таких контратак осталась для всего личного состава бригады наиболее памятной. Это произошло 21 января 1943 года в боях за высоту Безымянная и хутор Новая Надежда.
Бригаде была поставлена боевая задача во что бы то ни стало отразить натиск врага, удержать достигнутые рубежи в наступлении, разгромить контратакующую группировку противника. Наши танкисты выполнили свой долг. Особенно отличился танковый экипаж Алексея Наумова.
Их было пятеро - молодых, жизнерадостных русских парней. Они беззаветно любили свою Советскую Родину, открывшую им дорогу к светлой, радостной жизни, и ненавидели врага, посягнувшего на их социалистическое Отечество. Душой экипажа был лейтенант Алексей Наумов - девятнадцатилетний волжанин из Ярославля. Скромный и исполнительный офицер, он сочетал в себе высокую требовательность и дисциплину с вниманием и добротой. Как и командир, отважными воинами были все члены его экипажа: механик-водитель старшина Павел Смирнов, командир орудия младший сержант Петр Норицын, радист младший сержант Николай Вялых и заряжающий сержант Феодосии Ганус. Коммунисты и беспартийные, они были горячими патриотами, доказавшими уже не раз свое воинское умение и находчивость. Поэтому, когда решался вопрос, кого поставить в засаду на самом ответственном направлении, выбор сразу же пал на экипаж Наумова.
Да, это было весьма ответственное задание. Фашисты на этом участке сосредоточили немалые силы. Массированным танковым ударом они рассчитывали прорвать нашу оборону, которую, видимо, считали слабой. И тут они натолкнулись на стоявший в засаде танк Наумова. Первые же выстрелы советских танкистов заставили гитлеровцев остановиться. Несколько раз пытались фашисты пробиться вперед. И все безрезультатно. Горело пять вражеских танков, поле боя было усеяно трупами фашистских автоматчиков. Танк Наумова получил тоже серьезное повреждение. К тому времени огонь с обеих сторон стал стихать, и экипажу можно было эвакуироваться в тыл для ремонта материальной части. Все было бы по закону, и никто не мог бы упрекнуть командира в неправильном поступке. Но экипаж не покинул поле боя. Он решил остаться и, используя сохранившееся оружие и боеприпасы помочь другим танковым экипажам соединения выиграть трудный поединок с врагом.
Фашистам удалось окружить поврежденную машину. Послышались выкрики: "Рус, сдавайся!" Наумов и его товарищи ответили пулеметным огнем и гранатами. Наконец, не стало боеприпасов. В злобном исступлении гитлеровцы облили танк горючей смесью, подожгли его, надеясь, что экипаж покинет свою горящую машину. Однако напрасны были их ожидания. Из танка полилась песня. Это отважный экипаж, включив на полную мощность свою радиостанцию, запел коммунистический гимн "Интернационал". На помощь экипажу Наумова устремились другие подразделения бригады. Гитлеровцы были отброшены.
Не было границ ярости воинов, увидевших обгоревшие, бездыханные тела друзей. Советские воины погибли в бою, но не сдались врагу, повторив на суше известный подвиг русских матросов крейсера "Варяг". Четверо танкистов - командир танка, механик-водитель, командир орудия и радист - были удостоены звания Героя Советского Союза посмертно, а заряжающий награжден орденом Ленина, тоже посмертно.
Мне нередко приходилось задумываться над подвигом экипажа Наумова. Пятеро бесстрашных, маленькая ячейка советского народа, - она как бы вобрала в себя его несгибаемую волю, величие непреоборимого духа, монолитную сплоченность. Герои до последнего вздоха остались верны девизу "Один за всех и все за одного". До войны они ничем не отличались от многих советских людей. Их подвиг, как и подвиги сотен тысяч других преданных сынов Родины, был подготовлен всей жизнью, ее идеалами, укладом и традициями. Взять, например, лейтенанта Алексея Федоровича Наумова. Его мать - Ксения Александровна позже рассказывала о сыне: "Алеша отличался любознательностью, трудолюбием и скромностью. Был жизнерадостный и веселый. Старательно работал над книгой. Многим увлекался: в школе был членом военного кружка, состоял в физкультурном кружке, хорошо играл в футбол, занимался шахматами. Когда началась Великая Отечественная война, Алеша по-взрослому оценил серьезность нависшей над страной опасности и как комсомолец определил свое место в общем строю..."
Другими путями, но с той же целью борьбы с ненавистным врагом пришли в этот строй и остальные члены наумовского экипажа. Самый старший из них Петр Михайлович Норицын, из вологодских крестьян, годился в отцы своему командиру. Сами посудите - разница в двадцать лет. Видимо, в житейских делах он и был наставником Алексея, но в бою башнер младший сержант Норицын точно выполнял приказы своего командира и метко разил врага. У Петра Михайловича остался сын Володя. Ныне он моряк дальнего плавания и по праву гордится боевой славой отца. А кто бы мог подумать, что механиком-водителем грозного танка KB станет школьный учитель из Астрахани, преподаватель рисования и пения Павел Михайлович Смирнов. Человек самой мирной профессии, он пошел на фронт на второй день войны, чтобы защитить будущее детей. Тогда ему было тридцать два. К моменту совершения героического подвига старшина Смирнов, как и лейтенант Наумов, был уже награжден орденом Красной Звезды.