Страница:
Всего на пять лет был старше своего командира танка младший сержант Николай Алексеевич Вялых. До войны он окончил Орловский финансово-экономический техникум, увлекался спортом, авиамоделизмом. После призыва в армию на действительную службу писал родным в село Скородное, Золотухинского района, Курской области: "И вот я военный. Мечтаю попасть в авиационное училище, хочу стать настоящим военным специалистом..." Но началась война, и она по-своему определила судьбу Николая Вялых. Он стал танкистом. Еще до боя за Новую Надежду его грудь украшала медаль "За отвагу". Что касается сержанта Феодосия Григорьевича Гануса, то в экипаж он пришел незадолго до этого боя. Знакомство с ним состоялось в атаке на врага. Ганус разделил участь товарищей - это была их первая и последняя совместная атака, завершившаяся геройской смертью в пылающем танке.
Ныне на месте гибели патриотов у хутора Новая Надежда, что в Калачевском районе под Волгоградом, высится памятник. На сером граните высечены слова: "Великие подвиги ваши бессмертны. Слава о вас переживет века". В торжественные дни сюда со всей округи собираются трудовые люди почтить память героев. К монументу с развернутыми знаменами и барабанной дробью приходят наследники их боевой славы - пионеры, чтобы стать в почетный караул у могилы танкистов, дать клятву на верность Родине. Но мне особенно памятно и другое время. Тогда, зимой сорок третьего, на этом клочке сталинградской земли, изрытой снарядами и еще не остывшей от недавнего боя, состоялся траурный митинг. Он был коротким: впереди ожидали новые бои. Однополчане, выстроившись у сгоревшего танка, с воинскими почестями проводили в последний путь своих боевых товарищей.
Героическая гибель экипажа Алексея Наумова всколыхнула весь личный состав бригады, и он отомстил мощным ударом по врагу. 22 января бригада выбила противника из хутора; Новая Надежда и, развивая наступление на Каменный Буерак, Гумрак, Городище, Разгуляевку, к исходу 28 января во взаимодействии с 233-й стрелковой дивизией овладела поселком Красный Октябрь, вышла на северо-западную окраину Сталинграда. "В наших войсках, вспоминал в своей книге генерал П. И. Батов, - царило в те дни страстное, неудержимое стремление пробиться к берегу Волги. "Выйти к Волге" - этими словами высказывалось главное, что было на душе и у генерала и у солдата. В 344-м батальоне бригады Якубовского сержант Павел Костромин, один из лучших механиков-водителей, сказал мне: "Вы спрашиваете, почему я не в партии? Считаю, что недостоин... Мы с Власовым положили - выйдем к Волге, поклонимся матери-России и тогда будем считать себя крещенными в большевики". Башенный стрелок Степан Власов стоял рядом со своим старшим боевым другом. Костромину шел тридцать первый год, а Власову только что исполнилось двадцать, весь экипаж танка несколько дней назад отметил на Казачьем кургане день рождения юноши-танкиста.
Двадцать лет... Участник шести танковых атак, раздавил пять пулеметных гнезд и четыре пушки врага; комсомольский билет у сердца и орден Отечественной войны на груди - неплохой день рождения был у сержанта Власова. К словам друга он добавил, что его мечта - встретиться с чуйковцами. "Это будет самый счастливый день в моей жизни..."{30}
1 февраля командующий войсками Донского фронта генерал К. К. Рокоссовский со своего КП (здесь же размещался и КП 65-й армии), который находился у железнодорожной насыпи в нескольких сотнях метров севернее поселка Красный Октябрь, наблюдал за одним из последних боев у стен Сталинграда. Обращаясь к находившимся рядом командирам, Рокоссовский спросил:
- Чьи это танки атакуют Безымянный?
- 91-й отдельной танковой бригады, - ответил генерал П. И. Батов.
- А пехота чья лихо идет?
- 67-й гвардейской стрелковой дивизии.
- Хорошо сработались. Достойны благодарности. Передайте официально, заметил генерал Рокоссовский, обращаясь к командарму 65.
Там, у поселка Красный Октябрь, был последний КП Донского фронта в ходе Сталинградской битвы. Близилось ее скорое окончание. Уже брели по дорогам длинные колонны пленных гитлеровцев. Но надо было еще сломить сопротивление тех тысяч фашистов, что видели в борьбе свое спасение.
Овладев во взаимодействии с 67-й гвардейской стрелковой дивизией поселком Баррикады, заводом "Силикат", танкисты нашей бригады 2 февраля соединились в районе сталинградского Тракторного завода с героическими защитниками города на Волге. Это были бойцы 400-го пулеметного батальона под командованием старшего лейтенанта Полякова из 62-й армии.
Объятиям, поздравлениям, рукопожатиям не было конца. У многих, только что смотревших в глаза смерти, появились слезы. Это были слезы от избытка чувств, слезы радости, переполнившей сердца людей. Тут же был составлен акт о соединении частей 91-й отдельной танковой бригады с войсками 62-й армии. Проставлены время - 11 часов 40 минут, дата - 2 февраля 1943 года и место сталинградский Тракторный завод.
Во время боев за поселок Баррикады танкисты бригады захватили блиндажи, в которых размещался штаб немецкой части. С группой офицеров и корреспондентом армейской газеты Б. Рюриковым, который тоже продолжительное время следовал с бригадой, спустились в один из блиндажей. В нем находилось несколько немецких офицеров.
Когда им сообщили, что в штаб прибыл командир танковой бригады Якубовский, немцы выскочили и вытянулись по команде "Смирно". Старший из них подошел к нам и представился:
- Командир пехотного полка полковник Кайзер.
- Полковник Кайзер, немедленно передайте приказ полку прекратить сопротивление и сложить оружие, - распорядился я.
- На это надо получить санкцию высшего командования, - неуверенно ответил Кайзер.
- Достаточно ли приказа фельдмаршала Паулюса? - спросил я.
- Но у нас нет связи с ним, и мы ничего не знаем о его судьбе, ответил полковник.
- Фельдмаршал пленен.
- В плену может быть только труп господина фельдмаршала, - упорствовал Кайзер.
Фотография в армейской газете, на которой были изображены товарищи Рокоссовский, Воронов и другие во время допроса плененного Паулюса, показанная немцам нашим корреспондентом, произвела на них потрясающее впечатление. Кайзеру ничего не оставалось делать, как согласиться на капитуляцию. При этом он решил пригласить нас на чашку кофе и обратился с просьбой оставить офицерам личное оружие. Мы, естественно, отказались, сославшись на хорошую традицию сидеть за столом только в кругу друзей. Одновременно подтвердили приказ о сдаче всего оружия и сказали, что полковник может оставить при себе Железный крест как память о бесславной гибели фашистских войск у стен Сталинграда, как свидетельство личного воинского позора. Кайзер дрожащей рукой стал срывать с себя все атрибуты фашистской доблести.
Офицеры бригады с удовлетворением наблюдали за этой сценой.
За период наступательных боев бригада освободила 17 крупных населенных пунктов, уничтожила и захватила большое количество боевой техники врага.
Ряды парторганизации бригады пополнились 1064 новыми коммунистами и комсомольцами. За героизм, мужество и отвагу 650 наших танкистов были награждены орденами и медалями. Большинство их также составляли коммунисты и комсомольцы. Четверо самых отважных были удостоены высокого звания Героя Советского Союза: лейтенант А. Ф. Наумов, старшина П. М. Смирнов, младшие сержанты П. М. Норицын и Н. А. Вялых. Это первые Герои нашей бригады.
Надо сказать, что в боях мужественно вели себя все бойцы и командиры. С глубокой благодарностью я вспоминаю своих боевых помощников политработников Н. А. Тимофеева, С. Ф. Завороткина, И. А. Цеханского, П. А. Корнюшина, начальника штаба бригады Т. Г. Ефимова, выдвинутого на должность замкомбрига по строевой части майора Г. Н. Ильчука, заместителя командира бригады по тылу Н. В. Воловщикова, командиров батальонов З. П. Омельченко, X. Г. Мустафаева, Я. А. Хоменко, Ф. Н. Любочку и многих других. Они вдохновляли подчиненных личным примером стойкости и отваги. Все они получили у стен Сталинграда большой опыт боев как в обороне, так и в наступлении.
Сражаясь под девизом "За Волгой для нас земли нет!", наши войска отбили натиск врага и создали условия для нанесения ответного всесокрушающего удара. В составе нашей наступательной группировки было более миллиона личного состава, 13,5 тысяч орудий и минометов, 894 танка и САУ, самолетов - немногим более 1400. Группировка противника насчитывала 1 миллион 11 тысяч солдат и офицеров, 10,3 тысячи орудий и минометов, 675 танков и штурмовых орудий, 1216 самолетов.
Наше превосходство в силах и средствах было незначительным, но искусство советского командования состояло в том, что оно сумело сосредоточить вдвое и втрое больше войск и техники на направлениях главных ударов.
Контрнаступление под Сталинградом, осуществленное войсками Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов, которыми командовали соответственно генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин, генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский, генерал-полковник А. И. Еременко, завершилось невиданным в истории войн окружением и разгромом 330-тысячной группировки врага.
Трехдневный траур, объявленный Гитлером по случаю гибели войск фельдмаршала Паулюса, возвестил о вступлении фашистской Германии в полосу тягчайшего кризиса. Впервые с начала второй мировой войны в февральские дни 1943 года население германских сел и городов вместо бравурных звуков победных маршей услышало погребальный звон колоколов.
200 дней и ночей продолжалась великая битва на Волге. О ее размахе свидетельствует тот факт, что на отдельных этапах в сражениях с обеих сторон одновременно участвовало более 2 миллионов человек, 2 тысячи танков, около 25 тысяч орудий и минометов, более 2300 самолетов.
Разгромив более четверти всех сил немецко-фашистских войск, находившихся на советско-германском фронте, Красная Армия надломила гигантскую военную машину германского фашизма и окончательно захватила стратегическую инициативу.
Сталинградская битва положила начало коренному перелому в ходе не только Великой Отечественной войны, но и всей второй мировой войны, предопределила дальнейшее развитие событий в пользу стран антигитлеровской коалиции. Контрнаступление под Сталинградом, переросшее в общее наступление Красной Армии на огромном фронте от Ленинграда до предгорий Кавказа, положило начало массовому изгнанию захватчиков с советской земли.
Битый под Сталинградом генерал Дёрр писал, что в 1942 году Сталинград стал поворотным пунктом второй мировой войны. "Для Германии битва под Сталинградом была тягчайшим поражением в ее истории, для России - ее величайшей победой"{31}. Ему вторит небезызвестный Гудериан: "...После катастрофы под Сталинградом в конце января 1943 г. положение стало в достаточной степени угрожающим даже без выступления западных держав"{32}.
Сам Гитлер 1 февраля 1943 года в узком кругу своих приближенных мрачно изрек: "Я могу сказать одно: возможность окончания войны на Востоке посредством наступления более не существует. Это мы должны ясно представлять себе".
Ленинград, Москва, Сталинград - символы мужества и героизма нашего народа. Сражения, развернувшиеся у стен этих городов, положили предел гитлеровскому нашествию. Здесь начался и сокрушительный разгром вражеских полчищ.
В конце зимы в Сальских и Придонских степях установилась необычная, невиданная здесь с лета минувшего года тишина. Перестали летать самолеты, утихли артиллерийские и авиационные канонады, лишь заунывно выла поземка, заметая снегом фронтовые дороги, где, казалось, еще недавно с грозным рокотом проносились танки, натужно ревели машины, спеша к передовой. Снег белым саваном ложился на груды брошенной врагом и исковерканной в боях техники, скрывая до весенней распутицы следы ожесточенных сражений на сталинградской земле. Здесь уже никто не воевал. Фронт вооруженной борьбы переместился за сотни километров на запад. Советские войска, получив новую задачу, уходили к другим боевым рубежам. Ожидали приказа, находясь под Сталинградом, в разрушенной немцами Александровке, и воины нашей танковой бригады.
Глава вторая.
От Курска к Днепру
На новое, решающее направление
Недаром говорят, что привычка - вторая натура. В данном случае я имею в виду трудно приобретаемую бойцом, но весьма устойчивую привычку чувствовать себя словно взведенная пружина, привычку к клокочущей боевой обстановке, полной неожиданностей. За пять с лишним месяцев почти непрерывных схваток с врагом на сталинградских рубежах все наши бойцы и командиры настолько свыклись с этой огненной атмосферой, что ненадолго охватившее нас облегчение после затишья опять сменилось жаждой борьбы. Традиционным стал вопрос: "Когда же бригаду снова отправят на фронт?"
В рядах нашей 91-й отдельной танковой будто прибавилось людей постарше. Совсем юным бойцам, пополнившим соединение в канун Сталинградской битвы, теперь можно было дать на несколько лет больше. Тверже стал их характер, резче обозначились черты лица. Каждый из них с подчеркнутым достоинством мог сказать, что бывал, мол, в разных переделках, да вот выбрался из них целехоньким и все это, как говорят, в порядке вещей. Только юношеская удаль, непоседливость да задорный блеск глаз выдавали подлинные годы юных бойцов. У ветеранов бригады поприбавилось серебра в висках. С какой-то особой покровительственностью, и строгой, и покоряющей своей чуткостью, стали относиться они к молодежи, нередко называя сынками.
Вместе со своим заместителем по политчасти полковником Н. А. Тимофеевым мы неоднократно наблюдали такие трогательные сцены. Подойдет усач к бойцу, у которого щеки еще не знали бритвы, потреплет за короткий вихор волос и тут же с укором скажет, что солдат он молодой, да, видать, из ранних.
Уж больно, пострел, норовил голову под пули подставлять. Глядел, дескать, я на тебя в нескольких атаках. Азарту много, а про жизнь свою забываешь. Гадов-фашистов ты бей ловчее. Чтобы побольше осиновых колов над ними было. А сам посноровистей будь: бьешь вперед, а посматривай, что с боков творится. Соседа своего не забывай, и он тебя убережет. Закон, брат ты мой, - чувство локтя. И жизнь свою без победы не отдавай. А то ведь придет к матери похоронка, бухнет ей по сердцу, как вот этот тяжелый отвал земли (старый солдат ткнет прикладом автомата в нависший выступ окопа и свалит грузный ком вниз). И матери горе, и ты фашиста упустил с прицела. Вот так-то, парень. Бедовый ты, сынок мой.
Сердце старого солдата, истосковавшееся по семье, оберегало молодых от ненужных жертв. В бригаде царила атмосфера той суровой солдатской ответственности за судьбу каждого человека, за честь ставшего родным соединения, - атмосфера, которая остро чувствуется после больших боевых испытаний.
Используя этот настрой, командиры, политработники бригады готовили личный состав к новым боям. Все мы с нетерпением ожидали передислокации на новый участок фронта и, пока время не подоспело, делали все возможное, чтобы оперативно подвести итоги действий под Сталинградом, обобщить накопленный опыт, организовать планомерную учебу штабов и подразделений. На это направлялась и вся партийно-политическая работа.
Вспоминаю бурные партийные и комсомольские собрания, где обсуждались злободневные темы нашей временной "мирной" жизни. Решения принимались короткие, смысл их сводился к нашему прежнему девизу: "Больше пота в учебе - меньше крови в бою". Бывало и так, что не успеем проголосовать за резолюцию, как всех по тревоге поднимал приказ: прибыть на разминирование в такой-то район. И снова бойцам надо было смотреть смерти в глаза. На бывшей передовой в несчетном количестве оставались коварные "сюрпризы" войны, от которых могла случиться беда для местного населения да и для личного состава войск. Земля почти сплошь была начинена смертоносным грузом. Наши танкисты и саперы не пугались этого. Один из них, говоря о хладнокровии бойцов, образно высказался: "Столько раз глядели в глаза смерти, что теперь она сама от нас отворачивается".
Мы, командиры, хорошо видели, что наши бывалые солдаты за время боев здорово соскучились по мирным, житейским делам. Нередко можно было наблюдать, как пожилые бойцы, выкроив часик свободного времени, с удовольствием помогали жителям Александровки и Разгуляевки, где дислоцировались части бригады, залатать разбитую стену дома, поправить сруб колодца, напилить дров, наладить сани. И уж очень старались бойцы, когда в Разгуляевке надо было отремонтировать и приспособить под школу уцелевшее каменное здание. Раздобыли где-то строительный материал, с любовью сработали столы, лавки, классные доски. Деревенские ребятишки души не чаяли в солдатах, приносили в котелках, завернутых в одеяла или телогрейки, печеную картошку, которую им наказывали передать матери. Но это "деликатесное" угощение всегда делилось поровну с мальчишками. Когда в школе начались занятия, я приказал готовить для школьников обеды. Похлебку они съедали, а порцию хлеба несли домой, матерям. Очевидно, переняли у бойцов привычку все делить пополам.
Однажды я заглянул к нашим солдатам, когда они получали обед. Каждый просил повара наливать в котелок полпорции супа. Хватит, мол, суп густой, ложка в нем торчком стоит. Я поинтересовался, не пропал ли аппетит у моих танкистов и мотострелков. Нет, вижу, едят хорошо. Сам попробовал из солдатского котелка. Приготовлено вкусно. На морозце еще вкуснее кажется.
Вскоре вместе с замполитом узнаем об истинной причине такого поведения бойцов. Оказывается, "остатки" приготовленной в походных кухнях пищи раздавались местным жителям. Чтобы обедов хватило на большее число людей, наши бойцы и договорились между собой поубавить свой рацион. Трогательная забота солдат взволновала всех наших командиров. Я дал распоряжение увеличить выдачу продовольствия на кухни.
В первых числах марта у нас состоялся бригадный митинг. Отмечалась первая годовщина со дня рождения нашего соединения. К этому времени было приурочено вручение бригаде боевого Знамени. Не могу забыть тот высокоторжественный момент. От имени воинов соединения принимаю воинскую святыню коленопреклоненным, и личный состав клянется и впредь беспощадно уничтожать фашистских захватчиков, изгнать их с нашей священной земли, дойти до Берлина и добить лютого зверя в его логове.
Я вижу одухотворенные лица своих подчиненных и знаю, что ни один из них: ни ветеран бригады, человек беззаветной отваги, Григорий Ильчук, ни наша девушка не робкого десятка, механик-водитель танка Катюша Петлюк никто не уронит чести бригадного Знамени, своей воинской чести. Все они раз и навсегда присягнули на верность своему патриотическому долгу.
Пройдет совсем немного времени, и в наши до предела занятые множеством неотложных хлопот солдатские будни вновь придет радостный праздник для многих бойцов и командиров бригады. Один за другим из Москвы, из штабов Донского и Центрального фронтов, из штабов армий, в составе которых действовала бригада, поступят указ и приказы о награждении отличившихся в боях под Сталинградом. Двух орденов Красного Знамени удостоился тогда мой заместитель по политической части полковник Н. А. Тимофеев, орденов Красного Знамени и Красной Звезды - майор Г. Н. Ильчук и капитан С. А. Рисков, ордена Красной Звезды - капитан П. В. Луста и старший лейтенант С. А. Филиппов, орденов Отечественной войны, Красной Звезды и медали "За отвагу" - капитан С. Ф. Гусев и другие. Сотни бойцов были отмечены также в приказе по бригаде. Среди награжденных назывались имена и тех, кого уже не было вместе с нами в боевом строю, но кто навсегда остался в наших сердцах.
Награды венчали подвиги свершенные, звали к новым. Командный состав бригады, партийные и комсомольские руководители в дни передышки позаботились о том, чтобы о каждом из героев недавних боев узнали и на их родине. В областные, городские и районные газеты, в адрес родителей отличившихся воинов они послали душевные письма с благодарностью за воспитание мужественных и смелых. Ответы на наши послания не задержались. Можно представить, какую большую моральную поддержку принесли они, безмерно дорогие весточки из дома, из родных мест. Это был хороший боезапас для солдатской души.
Незаметно пролетел март. В начале апреля все ощутимее стали в бригаде настроения недовольства "затянувшейся" передышкой, хотя, по сути дела, отдыхать нашим танкистам было совершенно некогда. Кроме учебы в поле, которая обычно занимала почти все светлое время, бойцы занимались ремонтом поврежденной техники, эвакуацией разбитой с мест недавних боев, разминированием. Однако размеренное житье в тылу тяготило фронтовиков.
И вот наконец пришел приказ о передислокации бригады. Погрузившись на станции Котлубань в два эшелона, взяли курс на Тулу.
Все мы торопили время, но оно вопреки нашему желанию словно замедлило свой бег. Эшелоны нередко двигались так, что телеграфные столбы вдоль пути не мелькали перед глазами, э проплывали, как при замедленной киносъемке. Это огорчало нас, поскольку каждый догадывался, что к горячим точкам фронта так не едут. Зеленую улицу давали другим эшелонам, которые на курьерской скорости проносились мимо нас. Значит, нам до поры до времени придется еще где-то продолжить подготовку к боям и, очевидно, пополниться личным составом и техникой. Бригада была ослаблена предыдущими боями.
Но медленное продвижение к фронтовой полосе имело и свои, вроде бы не предвиденные нами стороны. Танкисты, давно оторвавшиеся от жизни далекого тыла, едва остывшие от жара боев, могли теперь пристально вглядеться в картины полузабытого мирного бытия. В тревожные, посуровевшие лица ребятишек, которые гурьбой выбегали на станции и полустанки, к продпунктам с пачками писем, на которых значилось: "Вручить самому отважному", "Земляку-урюпинцу", "Земляку-воронежцу", а иной раз с просьбой опустить письмецо отцу поближе к передовой, где скорее разыщут ту самую затерявшуюся полевую почту, которая долго не переправляет вести от бойца. Женщины, закутанные в шали, приносили бойцам кринки с молоком, печеную картошку, домашнюю снедь: "Угощайтесь, родные, может, с моим свидетесь - Иваном Василичем Стрелковым зовут его..."
Бойцы наши набирались в пути той силы, которая, словно родник уставшему путнику, дает бодрость и новый прилив энергии. Живая связь с людьми тыла, не терявшими веру в победу, питала бойцов их настроениями, думами, чувствами. Сама дорожная жизнь в тылу продолжала усиливать боеготовность уезжавших на фронт.
Утро 1 Мая мы встретили на железнодорожной станции в Туле. Небольшая стоянка под дождем и мокрым снегом - и бригада по распоряжению тульского автобронетанкового центра, который возглавлял генерал Н. В. Фекленко, была отправлена в Тесницкие лагеря на доукомплектоваыие. Место это, удобное для расположения войск, для учений, совершенно не было подготовлено к тому, чтобы разместить наше соединение. Весь праздничный первомайский день и последующее время личный состав делал землянки, палаточные гнезда, парки для размещения техники, учебные классы, спортивные площадки.
У солдата, где вещмешок, там и дом. И дом этот, сколько бы ни пришлось жить в нем, должен быть удобным, надежным и, по возможности, теплым. Так мы и старались сделать, да еще в расчете на то, что нашего полку прибудет: поступит молодое пополнение. Прибывший в расположение лагеря генерал Н. В. Фекленко был вполне удовлетворен хозяйской хваткой танкистов бригады.
Началась кропотливая работа по сколачиванию частей и подразделений, обучению молодых бойцов, вооружению их опытом ветеранов. Кроме обычных дел, связанных с боевой и политической подготовкой, надо было наладить тесные контакты с местными советскими и партийными органами. Активную помощь во всех наших заботах оказал первый секретарь Тульского обкома партии Николай Иванович Чмутов. В частности, вместе с ним мне и полковнику Н. А. Тимофееву довелось побывать на предприятиях города оружейников, договориться о встречах воинов бригады с трудящимися Тулы. Такие встречи, обоюдожеланные, стали у нас традиционными. Инициатором многих из них был Н. И. Чмутов, ясно понимавший, что живая связь армии с народом - это связь богатыря Антея с матушкой-землей.
Во время одной из встреч с рабочими у нас завязалась беседа о делах на фронте и в тылу. Я рассказывал тулякам о недавних боях под Сталинградом и, в частности, о подвиге экипажа Алексея Наумова. Рабочие расспрашивали про своих земляков и просили передать им душевные приветы. Говорили, что не подведут наших бойцов, будут и впредь работать по фронтовым нормам: за себя и за ушедших от станка в бой.
Я задал вопрос: "А как с питанием, с отдыхом?" Один из рабочих с улыбкой ответил: "Главное - хорошо пообедать, а вместо ужина иной раз и поспать можно. Знаете, у меня такое желание бывает, чтобы после войны сутки-двое отдохнуть без перерыва, а потом снова хоть горы ворочать..."
Николай Иванович Чмутов, присутствовавший при разговоре, заметил, что фронтовые заказы трудящимися Тулы выполняются безупречно. Каждый рабочий и крестьянин считает себя солдатом.
И тут секретарь обкома партии поведал о колхознике Иване Петровиче Иванове из колхоза "Новый быт" Серебряно-Прудского района. Имя, отчество и фамилия крестьянина - подлинно русские, и они мне хорошо запомнились. Н. И. Чмутов назвал его тульским Сусаниным и заметил, что обком партии представил посмертно этого мужественного человека к правительственной награде.
Ныне на месте гибели патриотов у хутора Новая Надежда, что в Калачевском районе под Волгоградом, высится памятник. На сером граните высечены слова: "Великие подвиги ваши бессмертны. Слава о вас переживет века". В торжественные дни сюда со всей округи собираются трудовые люди почтить память героев. К монументу с развернутыми знаменами и барабанной дробью приходят наследники их боевой славы - пионеры, чтобы стать в почетный караул у могилы танкистов, дать клятву на верность Родине. Но мне особенно памятно и другое время. Тогда, зимой сорок третьего, на этом клочке сталинградской земли, изрытой снарядами и еще не остывшей от недавнего боя, состоялся траурный митинг. Он был коротким: впереди ожидали новые бои. Однополчане, выстроившись у сгоревшего танка, с воинскими почестями проводили в последний путь своих боевых товарищей.
Героическая гибель экипажа Алексея Наумова всколыхнула весь личный состав бригады, и он отомстил мощным ударом по врагу. 22 января бригада выбила противника из хутора; Новая Надежда и, развивая наступление на Каменный Буерак, Гумрак, Городище, Разгуляевку, к исходу 28 января во взаимодействии с 233-й стрелковой дивизией овладела поселком Красный Октябрь, вышла на северо-западную окраину Сталинграда. "В наших войсках, вспоминал в своей книге генерал П. И. Батов, - царило в те дни страстное, неудержимое стремление пробиться к берегу Волги. "Выйти к Волге" - этими словами высказывалось главное, что было на душе и у генерала и у солдата. В 344-м батальоне бригады Якубовского сержант Павел Костромин, один из лучших механиков-водителей, сказал мне: "Вы спрашиваете, почему я не в партии? Считаю, что недостоин... Мы с Власовым положили - выйдем к Волге, поклонимся матери-России и тогда будем считать себя крещенными в большевики". Башенный стрелок Степан Власов стоял рядом со своим старшим боевым другом. Костромину шел тридцать первый год, а Власову только что исполнилось двадцать, весь экипаж танка несколько дней назад отметил на Казачьем кургане день рождения юноши-танкиста.
Двадцать лет... Участник шести танковых атак, раздавил пять пулеметных гнезд и четыре пушки врага; комсомольский билет у сердца и орден Отечественной войны на груди - неплохой день рождения был у сержанта Власова. К словам друга он добавил, что его мечта - встретиться с чуйковцами. "Это будет самый счастливый день в моей жизни..."{30}
1 февраля командующий войсками Донского фронта генерал К. К. Рокоссовский со своего КП (здесь же размещался и КП 65-й армии), который находился у железнодорожной насыпи в нескольких сотнях метров севернее поселка Красный Октябрь, наблюдал за одним из последних боев у стен Сталинграда. Обращаясь к находившимся рядом командирам, Рокоссовский спросил:
- Чьи это танки атакуют Безымянный?
- 91-й отдельной танковой бригады, - ответил генерал П. И. Батов.
- А пехота чья лихо идет?
- 67-й гвардейской стрелковой дивизии.
- Хорошо сработались. Достойны благодарности. Передайте официально, заметил генерал Рокоссовский, обращаясь к командарму 65.
Там, у поселка Красный Октябрь, был последний КП Донского фронта в ходе Сталинградской битвы. Близилось ее скорое окончание. Уже брели по дорогам длинные колонны пленных гитлеровцев. Но надо было еще сломить сопротивление тех тысяч фашистов, что видели в борьбе свое спасение.
Овладев во взаимодействии с 67-й гвардейской стрелковой дивизией поселком Баррикады, заводом "Силикат", танкисты нашей бригады 2 февраля соединились в районе сталинградского Тракторного завода с героическими защитниками города на Волге. Это были бойцы 400-го пулеметного батальона под командованием старшего лейтенанта Полякова из 62-й армии.
Объятиям, поздравлениям, рукопожатиям не было конца. У многих, только что смотревших в глаза смерти, появились слезы. Это были слезы от избытка чувств, слезы радости, переполнившей сердца людей. Тут же был составлен акт о соединении частей 91-й отдельной танковой бригады с войсками 62-й армии. Проставлены время - 11 часов 40 минут, дата - 2 февраля 1943 года и место сталинградский Тракторный завод.
Во время боев за поселок Баррикады танкисты бригады захватили блиндажи, в которых размещался штаб немецкой части. С группой офицеров и корреспондентом армейской газеты Б. Рюриковым, который тоже продолжительное время следовал с бригадой, спустились в один из блиндажей. В нем находилось несколько немецких офицеров.
Когда им сообщили, что в штаб прибыл командир танковой бригады Якубовский, немцы выскочили и вытянулись по команде "Смирно". Старший из них подошел к нам и представился:
- Командир пехотного полка полковник Кайзер.
- Полковник Кайзер, немедленно передайте приказ полку прекратить сопротивление и сложить оружие, - распорядился я.
- На это надо получить санкцию высшего командования, - неуверенно ответил Кайзер.
- Достаточно ли приказа фельдмаршала Паулюса? - спросил я.
- Но у нас нет связи с ним, и мы ничего не знаем о его судьбе, ответил полковник.
- Фельдмаршал пленен.
- В плену может быть только труп господина фельдмаршала, - упорствовал Кайзер.
Фотография в армейской газете, на которой были изображены товарищи Рокоссовский, Воронов и другие во время допроса плененного Паулюса, показанная немцам нашим корреспондентом, произвела на них потрясающее впечатление. Кайзеру ничего не оставалось делать, как согласиться на капитуляцию. При этом он решил пригласить нас на чашку кофе и обратился с просьбой оставить офицерам личное оружие. Мы, естественно, отказались, сославшись на хорошую традицию сидеть за столом только в кругу друзей. Одновременно подтвердили приказ о сдаче всего оружия и сказали, что полковник может оставить при себе Железный крест как память о бесславной гибели фашистских войск у стен Сталинграда, как свидетельство личного воинского позора. Кайзер дрожащей рукой стал срывать с себя все атрибуты фашистской доблести.
Офицеры бригады с удовлетворением наблюдали за этой сценой.
За период наступательных боев бригада освободила 17 крупных населенных пунктов, уничтожила и захватила большое количество боевой техники врага.
Ряды парторганизации бригады пополнились 1064 новыми коммунистами и комсомольцами. За героизм, мужество и отвагу 650 наших танкистов были награждены орденами и медалями. Большинство их также составляли коммунисты и комсомольцы. Четверо самых отважных были удостоены высокого звания Героя Советского Союза: лейтенант А. Ф. Наумов, старшина П. М. Смирнов, младшие сержанты П. М. Норицын и Н. А. Вялых. Это первые Герои нашей бригады.
Надо сказать, что в боях мужественно вели себя все бойцы и командиры. С глубокой благодарностью я вспоминаю своих боевых помощников политработников Н. А. Тимофеева, С. Ф. Завороткина, И. А. Цеханского, П. А. Корнюшина, начальника штаба бригады Т. Г. Ефимова, выдвинутого на должность замкомбрига по строевой части майора Г. Н. Ильчука, заместителя командира бригады по тылу Н. В. Воловщикова, командиров батальонов З. П. Омельченко, X. Г. Мустафаева, Я. А. Хоменко, Ф. Н. Любочку и многих других. Они вдохновляли подчиненных личным примером стойкости и отваги. Все они получили у стен Сталинграда большой опыт боев как в обороне, так и в наступлении.
Сражаясь под девизом "За Волгой для нас земли нет!", наши войска отбили натиск врага и создали условия для нанесения ответного всесокрушающего удара. В составе нашей наступательной группировки было более миллиона личного состава, 13,5 тысяч орудий и минометов, 894 танка и САУ, самолетов - немногим более 1400. Группировка противника насчитывала 1 миллион 11 тысяч солдат и офицеров, 10,3 тысячи орудий и минометов, 675 танков и штурмовых орудий, 1216 самолетов.
Наше превосходство в силах и средствах было незначительным, но искусство советского командования состояло в том, что оно сумело сосредоточить вдвое и втрое больше войск и техники на направлениях главных ударов.
Контрнаступление под Сталинградом, осуществленное войсками Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов, которыми командовали соответственно генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин, генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский, генерал-полковник А. И. Еременко, завершилось невиданным в истории войн окружением и разгромом 330-тысячной группировки врага.
Трехдневный траур, объявленный Гитлером по случаю гибели войск фельдмаршала Паулюса, возвестил о вступлении фашистской Германии в полосу тягчайшего кризиса. Впервые с начала второй мировой войны в февральские дни 1943 года население германских сел и городов вместо бравурных звуков победных маршей услышало погребальный звон колоколов.
200 дней и ночей продолжалась великая битва на Волге. О ее размахе свидетельствует тот факт, что на отдельных этапах в сражениях с обеих сторон одновременно участвовало более 2 миллионов человек, 2 тысячи танков, около 25 тысяч орудий и минометов, более 2300 самолетов.
Разгромив более четверти всех сил немецко-фашистских войск, находившихся на советско-германском фронте, Красная Армия надломила гигантскую военную машину германского фашизма и окончательно захватила стратегическую инициативу.
Сталинградская битва положила начало коренному перелому в ходе не только Великой Отечественной войны, но и всей второй мировой войны, предопределила дальнейшее развитие событий в пользу стран антигитлеровской коалиции. Контрнаступление под Сталинградом, переросшее в общее наступление Красной Армии на огромном фронте от Ленинграда до предгорий Кавказа, положило начало массовому изгнанию захватчиков с советской земли.
Битый под Сталинградом генерал Дёрр писал, что в 1942 году Сталинград стал поворотным пунктом второй мировой войны. "Для Германии битва под Сталинградом была тягчайшим поражением в ее истории, для России - ее величайшей победой"{31}. Ему вторит небезызвестный Гудериан: "...После катастрофы под Сталинградом в конце января 1943 г. положение стало в достаточной степени угрожающим даже без выступления западных держав"{32}.
Сам Гитлер 1 февраля 1943 года в узком кругу своих приближенных мрачно изрек: "Я могу сказать одно: возможность окончания войны на Востоке посредством наступления более не существует. Это мы должны ясно представлять себе".
Ленинград, Москва, Сталинград - символы мужества и героизма нашего народа. Сражения, развернувшиеся у стен этих городов, положили предел гитлеровскому нашествию. Здесь начался и сокрушительный разгром вражеских полчищ.
В конце зимы в Сальских и Придонских степях установилась необычная, невиданная здесь с лета минувшего года тишина. Перестали летать самолеты, утихли артиллерийские и авиационные канонады, лишь заунывно выла поземка, заметая снегом фронтовые дороги, где, казалось, еще недавно с грозным рокотом проносились танки, натужно ревели машины, спеша к передовой. Снег белым саваном ложился на груды брошенной врагом и исковерканной в боях техники, скрывая до весенней распутицы следы ожесточенных сражений на сталинградской земле. Здесь уже никто не воевал. Фронт вооруженной борьбы переместился за сотни километров на запад. Советские войска, получив новую задачу, уходили к другим боевым рубежам. Ожидали приказа, находясь под Сталинградом, в разрушенной немцами Александровке, и воины нашей танковой бригады.
Глава вторая.
От Курска к Днепру
На новое, решающее направление
Недаром говорят, что привычка - вторая натура. В данном случае я имею в виду трудно приобретаемую бойцом, но весьма устойчивую привычку чувствовать себя словно взведенная пружина, привычку к клокочущей боевой обстановке, полной неожиданностей. За пять с лишним месяцев почти непрерывных схваток с врагом на сталинградских рубежах все наши бойцы и командиры настолько свыклись с этой огненной атмосферой, что ненадолго охватившее нас облегчение после затишья опять сменилось жаждой борьбы. Традиционным стал вопрос: "Когда же бригаду снова отправят на фронт?"
В рядах нашей 91-й отдельной танковой будто прибавилось людей постарше. Совсем юным бойцам, пополнившим соединение в канун Сталинградской битвы, теперь можно было дать на несколько лет больше. Тверже стал их характер, резче обозначились черты лица. Каждый из них с подчеркнутым достоинством мог сказать, что бывал, мол, в разных переделках, да вот выбрался из них целехоньким и все это, как говорят, в порядке вещей. Только юношеская удаль, непоседливость да задорный блеск глаз выдавали подлинные годы юных бойцов. У ветеранов бригады поприбавилось серебра в висках. С какой-то особой покровительственностью, и строгой, и покоряющей своей чуткостью, стали относиться они к молодежи, нередко называя сынками.
Вместе со своим заместителем по политчасти полковником Н. А. Тимофеевым мы неоднократно наблюдали такие трогательные сцены. Подойдет усач к бойцу, у которого щеки еще не знали бритвы, потреплет за короткий вихор волос и тут же с укором скажет, что солдат он молодой, да, видать, из ранних.
Уж больно, пострел, норовил голову под пули подставлять. Глядел, дескать, я на тебя в нескольких атаках. Азарту много, а про жизнь свою забываешь. Гадов-фашистов ты бей ловчее. Чтобы побольше осиновых колов над ними было. А сам посноровистей будь: бьешь вперед, а посматривай, что с боков творится. Соседа своего не забывай, и он тебя убережет. Закон, брат ты мой, - чувство локтя. И жизнь свою без победы не отдавай. А то ведь придет к матери похоронка, бухнет ей по сердцу, как вот этот тяжелый отвал земли (старый солдат ткнет прикладом автомата в нависший выступ окопа и свалит грузный ком вниз). И матери горе, и ты фашиста упустил с прицела. Вот так-то, парень. Бедовый ты, сынок мой.
Сердце старого солдата, истосковавшееся по семье, оберегало молодых от ненужных жертв. В бригаде царила атмосфера той суровой солдатской ответственности за судьбу каждого человека, за честь ставшего родным соединения, - атмосфера, которая остро чувствуется после больших боевых испытаний.
Используя этот настрой, командиры, политработники бригады готовили личный состав к новым боям. Все мы с нетерпением ожидали передислокации на новый участок фронта и, пока время не подоспело, делали все возможное, чтобы оперативно подвести итоги действий под Сталинградом, обобщить накопленный опыт, организовать планомерную учебу штабов и подразделений. На это направлялась и вся партийно-политическая работа.
Вспоминаю бурные партийные и комсомольские собрания, где обсуждались злободневные темы нашей временной "мирной" жизни. Решения принимались короткие, смысл их сводился к нашему прежнему девизу: "Больше пота в учебе - меньше крови в бою". Бывало и так, что не успеем проголосовать за резолюцию, как всех по тревоге поднимал приказ: прибыть на разминирование в такой-то район. И снова бойцам надо было смотреть смерти в глаза. На бывшей передовой в несчетном количестве оставались коварные "сюрпризы" войны, от которых могла случиться беда для местного населения да и для личного состава войск. Земля почти сплошь была начинена смертоносным грузом. Наши танкисты и саперы не пугались этого. Один из них, говоря о хладнокровии бойцов, образно высказался: "Столько раз глядели в глаза смерти, что теперь она сама от нас отворачивается".
Мы, командиры, хорошо видели, что наши бывалые солдаты за время боев здорово соскучились по мирным, житейским делам. Нередко можно было наблюдать, как пожилые бойцы, выкроив часик свободного времени, с удовольствием помогали жителям Александровки и Разгуляевки, где дислоцировались части бригады, залатать разбитую стену дома, поправить сруб колодца, напилить дров, наладить сани. И уж очень старались бойцы, когда в Разгуляевке надо было отремонтировать и приспособить под школу уцелевшее каменное здание. Раздобыли где-то строительный материал, с любовью сработали столы, лавки, классные доски. Деревенские ребятишки души не чаяли в солдатах, приносили в котелках, завернутых в одеяла или телогрейки, печеную картошку, которую им наказывали передать матери. Но это "деликатесное" угощение всегда делилось поровну с мальчишками. Когда в школе начались занятия, я приказал готовить для школьников обеды. Похлебку они съедали, а порцию хлеба несли домой, матерям. Очевидно, переняли у бойцов привычку все делить пополам.
Однажды я заглянул к нашим солдатам, когда они получали обед. Каждый просил повара наливать в котелок полпорции супа. Хватит, мол, суп густой, ложка в нем торчком стоит. Я поинтересовался, не пропал ли аппетит у моих танкистов и мотострелков. Нет, вижу, едят хорошо. Сам попробовал из солдатского котелка. Приготовлено вкусно. На морозце еще вкуснее кажется.
Вскоре вместе с замполитом узнаем об истинной причине такого поведения бойцов. Оказывается, "остатки" приготовленной в походных кухнях пищи раздавались местным жителям. Чтобы обедов хватило на большее число людей, наши бойцы и договорились между собой поубавить свой рацион. Трогательная забота солдат взволновала всех наших командиров. Я дал распоряжение увеличить выдачу продовольствия на кухни.
В первых числах марта у нас состоялся бригадный митинг. Отмечалась первая годовщина со дня рождения нашего соединения. К этому времени было приурочено вручение бригаде боевого Знамени. Не могу забыть тот высокоторжественный момент. От имени воинов соединения принимаю воинскую святыню коленопреклоненным, и личный состав клянется и впредь беспощадно уничтожать фашистских захватчиков, изгнать их с нашей священной земли, дойти до Берлина и добить лютого зверя в его логове.
Я вижу одухотворенные лица своих подчиненных и знаю, что ни один из них: ни ветеран бригады, человек беззаветной отваги, Григорий Ильчук, ни наша девушка не робкого десятка, механик-водитель танка Катюша Петлюк никто не уронит чести бригадного Знамени, своей воинской чести. Все они раз и навсегда присягнули на верность своему патриотическому долгу.
Пройдет совсем немного времени, и в наши до предела занятые множеством неотложных хлопот солдатские будни вновь придет радостный праздник для многих бойцов и командиров бригады. Один за другим из Москвы, из штабов Донского и Центрального фронтов, из штабов армий, в составе которых действовала бригада, поступят указ и приказы о награждении отличившихся в боях под Сталинградом. Двух орденов Красного Знамени удостоился тогда мой заместитель по политической части полковник Н. А. Тимофеев, орденов Красного Знамени и Красной Звезды - майор Г. Н. Ильчук и капитан С. А. Рисков, ордена Красной Звезды - капитан П. В. Луста и старший лейтенант С. А. Филиппов, орденов Отечественной войны, Красной Звезды и медали "За отвагу" - капитан С. Ф. Гусев и другие. Сотни бойцов были отмечены также в приказе по бригаде. Среди награжденных назывались имена и тех, кого уже не было вместе с нами в боевом строю, но кто навсегда остался в наших сердцах.
Награды венчали подвиги свершенные, звали к новым. Командный состав бригады, партийные и комсомольские руководители в дни передышки позаботились о том, чтобы о каждом из героев недавних боев узнали и на их родине. В областные, городские и районные газеты, в адрес родителей отличившихся воинов они послали душевные письма с благодарностью за воспитание мужественных и смелых. Ответы на наши послания не задержались. Можно представить, какую большую моральную поддержку принесли они, безмерно дорогие весточки из дома, из родных мест. Это был хороший боезапас для солдатской души.
Незаметно пролетел март. В начале апреля все ощутимее стали в бригаде настроения недовольства "затянувшейся" передышкой, хотя, по сути дела, отдыхать нашим танкистам было совершенно некогда. Кроме учебы в поле, которая обычно занимала почти все светлое время, бойцы занимались ремонтом поврежденной техники, эвакуацией разбитой с мест недавних боев, разминированием. Однако размеренное житье в тылу тяготило фронтовиков.
И вот наконец пришел приказ о передислокации бригады. Погрузившись на станции Котлубань в два эшелона, взяли курс на Тулу.
Все мы торопили время, но оно вопреки нашему желанию словно замедлило свой бег. Эшелоны нередко двигались так, что телеграфные столбы вдоль пути не мелькали перед глазами, э проплывали, как при замедленной киносъемке. Это огорчало нас, поскольку каждый догадывался, что к горячим точкам фронта так не едут. Зеленую улицу давали другим эшелонам, которые на курьерской скорости проносились мимо нас. Значит, нам до поры до времени придется еще где-то продолжить подготовку к боям и, очевидно, пополниться личным составом и техникой. Бригада была ослаблена предыдущими боями.
Но медленное продвижение к фронтовой полосе имело и свои, вроде бы не предвиденные нами стороны. Танкисты, давно оторвавшиеся от жизни далекого тыла, едва остывшие от жара боев, могли теперь пристально вглядеться в картины полузабытого мирного бытия. В тревожные, посуровевшие лица ребятишек, которые гурьбой выбегали на станции и полустанки, к продпунктам с пачками писем, на которых значилось: "Вручить самому отважному", "Земляку-урюпинцу", "Земляку-воронежцу", а иной раз с просьбой опустить письмецо отцу поближе к передовой, где скорее разыщут ту самую затерявшуюся полевую почту, которая долго не переправляет вести от бойца. Женщины, закутанные в шали, приносили бойцам кринки с молоком, печеную картошку, домашнюю снедь: "Угощайтесь, родные, может, с моим свидетесь - Иваном Василичем Стрелковым зовут его..."
Бойцы наши набирались в пути той силы, которая, словно родник уставшему путнику, дает бодрость и новый прилив энергии. Живая связь с людьми тыла, не терявшими веру в победу, питала бойцов их настроениями, думами, чувствами. Сама дорожная жизнь в тылу продолжала усиливать боеготовность уезжавших на фронт.
Утро 1 Мая мы встретили на железнодорожной станции в Туле. Небольшая стоянка под дождем и мокрым снегом - и бригада по распоряжению тульского автобронетанкового центра, который возглавлял генерал Н. В. Фекленко, была отправлена в Тесницкие лагеря на доукомплектоваыие. Место это, удобное для расположения войск, для учений, совершенно не было подготовлено к тому, чтобы разместить наше соединение. Весь праздничный первомайский день и последующее время личный состав делал землянки, палаточные гнезда, парки для размещения техники, учебные классы, спортивные площадки.
У солдата, где вещмешок, там и дом. И дом этот, сколько бы ни пришлось жить в нем, должен быть удобным, надежным и, по возможности, теплым. Так мы и старались сделать, да еще в расчете на то, что нашего полку прибудет: поступит молодое пополнение. Прибывший в расположение лагеря генерал Н. В. Фекленко был вполне удовлетворен хозяйской хваткой танкистов бригады.
Началась кропотливая работа по сколачиванию частей и подразделений, обучению молодых бойцов, вооружению их опытом ветеранов. Кроме обычных дел, связанных с боевой и политической подготовкой, надо было наладить тесные контакты с местными советскими и партийными органами. Активную помощь во всех наших заботах оказал первый секретарь Тульского обкома партии Николай Иванович Чмутов. В частности, вместе с ним мне и полковнику Н. А. Тимофееву довелось побывать на предприятиях города оружейников, договориться о встречах воинов бригады с трудящимися Тулы. Такие встречи, обоюдожеланные, стали у нас традиционными. Инициатором многих из них был Н. И. Чмутов, ясно понимавший, что живая связь армии с народом - это связь богатыря Антея с матушкой-землей.
Во время одной из встреч с рабочими у нас завязалась беседа о делах на фронте и в тылу. Я рассказывал тулякам о недавних боях под Сталинградом и, в частности, о подвиге экипажа Алексея Наумова. Рабочие расспрашивали про своих земляков и просили передать им душевные приветы. Говорили, что не подведут наших бойцов, будут и впредь работать по фронтовым нормам: за себя и за ушедших от станка в бой.
Я задал вопрос: "А как с питанием, с отдыхом?" Один из рабочих с улыбкой ответил: "Главное - хорошо пообедать, а вместо ужина иной раз и поспать можно. Знаете, у меня такое желание бывает, чтобы после войны сутки-двое отдохнуть без перерыва, а потом снова хоть горы ворочать..."
Николай Иванович Чмутов, присутствовавший при разговоре, заметил, что фронтовые заказы трудящимися Тулы выполняются безупречно. Каждый рабочий и крестьянин считает себя солдатом.
И тут секретарь обкома партии поведал о колхознике Иване Петровиче Иванове из колхоза "Новый быт" Серебряно-Прудского района. Имя, отчество и фамилия крестьянина - подлинно русские, и они мне хорошо запомнились. Н. И. Чмутов назвал его тульским Сусаниным и заметил, что обком партии представил посмертно этого мужественного человека к правительственной награде.