Страница:
– Наверное, ты нашел там девушку и делал с ней любовь! А вообще, меня это не интересует. Почему ты никогда не хочешь сказать мне правду?
– Но, это правда! Я мог бы говорить тебе что-то другое. Я знаю, людям всегда нравится искаженная реальность, и я стараюсь ее им по возможности дать. Но тебе я говорю правду, потому что я тебя люблю. Может, мне не стоит этого делать?
– А почему ты не можешь приходить ко мне сейчас? Или девушка, которую ты привел, еще спит? Ты хочешь дать ей выспаться, да?
– Нет, у меня на балконе работает Будилов. Он делает мозаику с осами. Приди посмотреть, если не веришь. Я могу дать ему трубку! Хочешь?
– Я все равно тебе не верю. Мы с Каем едем сейчас к Мерье похмеляться и кушать. Можешь посылать мне текст-мессидж, когда освободишься.
– Будилов! – кричит снизу Пирог. – Займи мне на пиво! Надо опохмелиться! Умираю! Займи хоть сколько!
Пирог стоит на противоположной стороне улицы с каким-то своим другом-алканавтом, опирающимся на костыль.
– А ты как меня здесь нашел? – кричит Будилов. – Случайно увидел?
– Фира сказала. Мы с Моховой идем. Займи сотню, Будилов!
– У меня нет с собой денег, не взял!
– Займи хоть сколько-нибудь!
– Работай, – говорю Будилову я. – Я сейчас им что-нибудь вынесу.
Пирог – это не кличка, а реальная человеческая фамилия. Андрей Пирог – музыкант, ездящий с Будиловым каждый год в Норвегию играть на улицах Осло. Сейчас Пирог еще играет в организованной недавно Будиловым группе. Группа эта пока только репетирует. Я уверен, что играть на сцене они не начнут никогда. Это все будет нескончаемой репетицией. Репетицией ради репетиции. Группа неудачников не может иметь успеха, поскольку не способна к действию. Для достижения успеха нужны результаты, а не намерения. Необходимо что-то производить и быть постоянно на виду – развиваться, деградировать, меняться. Просто считать себя талантливым и гениальным – этого недостаточно.
К трем часам Будилов заканчивает примерно одну треть работ. На сегодня довольно. Уже по сделанному куску очевидно, что мозаика получится как надо. Еще два-три раза, и все будет готово.
– Можем позвать Пию к тебе смотреть картины, если удобно.
– Конечно, удобно. Зови. Она мне очень понравилась. На удивление приятая финка, хотя тоже, наверное, со своими заморочками.
– Она любит повторять, что она не типичная финка, что она более открытая и живая, чем все остальные финны. Но мне кажется, что это не так. По моим наблюдениям финны бывают мрачными и веселыми. Она принадлежит к веселым. Однако, неизвестно, что творится у нее внутри. Я ее плохо знаю. У меня не было с ней общего быта. Ее бывший муж болен раком. Это весьма странно, он моего возраста. Она мне как-то обмолвилась, что это она его до этого довела, но потом испугалась и быстро поправилась. Сказал, что нет. Что просто он такой неудачник и злится на всех людей, что у него это может быть поэтому. А почему он неудачник? Если она такая позитивная, значит, и он должен был быть успешным с подобной женщиной. Тут что-то не так.
– А какой у него рак?
– То ли желудка, то ли двенадцатиперстной кишки. Она не сказала точно, так как не знала нужное слово по-русски. Они теперь не разговаривают даже по телефону. Общаются только текст-мессиджами по мобильникам на предмет Кая. Но это почти всегда так, когда после развода люди не могут видеть друг друга. В их отношениях нет ничего нового.
– Не хорошо, что дела с мужчинами обстоят у нее в семье неблагополучно. Отец погиб, брат – алкоголик и в тридцать с лишним лет уже перенес операцию на сердце, бывший муж болен раком. Кай, насколько я заметил, тоже очень тяжелый мальчик. Она не знает, что ей с ним делать. Вот купила ему собаку, чтобы чем-то занять и больше времени оставалось на себя. Как у тебя складываются отношения с Каем.
– У меня с ним не бывает конфликтов. Я на него не наезжаю. Я человек мягкий и потом, мне абсолютно безразлично, что он делает. Еще не хватало, чтобы я его воспитывал. Но он не так плох, как тебе кажется. Он меня тоже не трогает.
– Сложно все это, сложно. С женщинами, с детьми.
– Ты, Будилов, пессимист.
Я отправляю SMS Пие с приглашением посетить нашего общего друга. Она согласна, но только попозже – через пару часов. Поэтому я отправляюсь вместе с Будиловым к нему – пить чай и ждать. И тут она начинает метаться и меня мучить. Никак не может решиться, приехать, или нет. Я предлагаю прийти к Мерье и ее забрать. Отказ. Вероятно, Мерья не хочет, чтобы я к ней заходил. Мерья меня не любит и к себе никогда не зовет. Мы с Будиловым идем гулять в летний сад. Я перестаю настаивать на своем и на все ее послания отвечаю теперь коротким согласием – "ОК".
Это Будилов сглазил, сказав, что она очень сложная женщина и что все сложно. Не понятно, зачем она ломается. Наконец, она присылает мне сообщение о том, что заедет на полчаса домой, чтобы посмотреть, что с собакой. Собаку она с собой не взяла, так как та оказалась весьма гадостным существом, повсюду гадящим и ссущим. Теперь каждое утро и каждый приход домой она начинает с вытирания собачьих экскрементов на кухонном полу. Койру приходится запирать в кухне, иначе она будет срать на коврики.
Я захожу к ней. Она болтает по телефону. Радостно мне улыбается. Я беру в руки койру, сразу начинающую кусать меня маленькими острыми зубками. Пия бьет ее за это своей сильной толстой ладонью по мордочке. Очень жестоко.
– Не надо, – говорю я. – Ей же больно!
– А не надо кусать! – и она бьет собаку еще раз.
Собака от этого не успокаивается, а наоборот начинает скалить зубы и огрызаться. Пия бьет еще и еще. Беспощадно. Мне кажется, что каждый следующий удар будет последним. Но пес огрызается, слабо тявкая. Я прячу его за спину.
– Не надо, так ты его ничему не научишь!
– Нельзя, чтобы он кусался.
– Он начинает кусаться больше, когда ты его бьешь, ему надо себя защищать.
– Я буду его бить, пока он не перестанет кусаться.
– Ладно, едем к Будилову? Он ждет.
Мы выходим на улицу, садимся в машину и едем к Будилову. Пия еще никогда не бывала в коммунальных квартирах. Она жмется ко мне и чувствует себя неловко. Почти ничего не говорит, от чая отказывается. Картины она тоже не комментирует.
– Поехали забирать Кая, – говорит она. – Будем сегодня вечером дома смотреть телевизор и отдыхать. Завтра рабочий день. Надо бы выспаться.
Забрав Кая, мы возвращаемся под начавшимся мелким дождиком к Пие домой на Робеспьера, выехав от Гороховой к Александровскому саду, а затем вдоль Эрмитажа и Летнего сада по набережной вдоль Невы под раскаты первого весеннего грома.
Я чувствую, что Пия начинает метаться. Вчера она сказала мне, что надо что-то решать. Что она имела в виду? Она говорит, что нехорошо для Кая то, что я так часто к ним хожу. Это намек, но смысл его туманен. Было бы неплохо внести некую ясность до возвращения Ольги. Поэтому я предлагаю провести выходные вместе. Всю пятницу жду от нее сообщений. Полный молчок. Вот уже почти пять. Хорошо. Отправляю ей SMS.
Оказывается, они с Лизой пьют пиво в "Hard Rock Cafe".
Отправляюсь туда, но их уже и след простыл. Что за дела?
– Вы не видели здесь двух финских тетенек? – спрашиваю я официантку.
– Видели, они буквально минуту назад вышли.
– Спасибо!
Я выхожу из "Hard Rock Cafe" и иду по следу. На Захарьевской вижу две широки свиные спины, движущиеся впереди в перевалку. Мне даже становится страшно подойти к своей любимой, потому что сзади она выглядит настоящей коровой. И я бегу, только не назад, а вперед – вдогонку за своей удаляющейся судьбой. Разумеется, мне бы следовало побежать в обратную сторону, но я оказываюсь слабым и глупым.
– Ой, мы с Лизой как раз о тебе говорим. Как дела?
– Вот, думал, что потерялся. Почему вы меня не ждали?
– Мы сейчас пойдем к Лизе, и будем готовить ужин. Ты ничего не предлагал, поэтому будет все так, как скажу я. Хорошо?
– Я согласен. Сделаю, как ты хочешь. А это будет ужин или что-то типа вечеринки?
– Нет, просто кушаем, а потом идем куда-нибудь на террасу. Еще будет Мерья и больше никто. Лиза вкусно готовит, не то, что я. Увидишь сам.
После ужина с вином хочется в постель, но мы отправляемся пить дальше. Ну, куда уж дальше? Дорвавшись до хороших французских вин, я уже ощущаю себя весьма и весьма навеселе. Едем на моторе к Спасу на Крови. Там на углу Михайловского сада есть киоск с зонтиками. Занимаем один из пластиковых столов, расположившись вокруг на пластиковых стульях.
Пия о чем-то переговаривается с Мерьей, а я достаюсь Лизе. Она любит доверять мне тайны.
– Владимир, – говорит Лиза. – Ты – очень необычный человек. Я имею ввиду в хорошем смысле. Ты понимаешь? В Варшаве я много общалась с художниками, и встречала много оригинальных людей. А здесь в России еще пока нет. Ты первый. Что ты здесь делаешь, Владимир?
– Я не знаю сам, Лиза! Спасибо, что ты мне так хорошо все это сказала. Мне здесь тесно и душно. Мне не с кем общаться. Но это моя страна и я пробую что-то здесь изменить. Глупо, да? Я сам знаю, что глупо. Мне бывает так тяжело, что хочется выть. В России есть пока свои достоинства. Здесь дешевый алкоголь и еда, но это ненадолго. С каждым днем все дорожает и скоро будет так же, как и везде.
– Тебе будет сложно найти здесь женщину, которая бы тебя понимала. Мне кажется, что Пия не знает, что ей делать. Ты для нее непостижим. Она нервничает. Она очень простая и хорошая. Она мне как дочь.
– Лиза, мне не кажется, что я такой сложный. Хотя, наверное, ты права. Мне легко с тобой говорить. С тобой мы хорошо понимаем друг друга. Скажи, а как ты попала в эту страну? Посему ты не осталась в Африке или в Польше?
– Это все из-за Тимо. Когда мы работали в Варшаве, у нас был такой чудесный роман. Потом он перевелся в Санкт-Петербург. Здесь близко Финляндия и он может часто общаться со своей семьей. Он уже давно не живет с женой, но они поддерживают отношения. У него двое взрослых детей. Он хотел это место, и он его получил.
– Это любопытно. А ты тогда поехала за ним?
– Нет, я оставалась в Варшаве. Мы стали общаться по телефону. По телефону мы даже делали секс. Это было так прекрасно. Мы хорошо знали друг друга и могли все делать словами. Надеюсь, ты понимаешь. Он предложил мне тоже перевестись в Россию. Но у меня такая специальность, с которой не всегда можно получить место. Я бухгалтер. Мне пришлось ждать почти четыре года, пока здесь кто-то ушел. Когда я приехала, меня ждало разочарование. Наша с Тимо любовь оказалась иллюзией. Она себя давно уже исчерпала. У него здесь появилась еще одна женщина, и я оказалась в дурацком положении. Мне до сих пор горько и больно. Вот почему я здесь. Поверь, в Варшаве мне было лучше, но теперь ничего не исправить. В моем возрасте уже не так просто найти мужчину и завязать отношения. Мне очень тяжело.
– Бедная Лиза! Дай я тебя обниму и поцелую. Но я не могу тебе ничем помочь, даже советом.
– Я знаю. Мне просто хотелось тебе все рассказать. Теперь мне легче.
Чтобы не думать о грустном, мне хочется развлекаться. Я вижу, что за мной наблюдают Пия и Мерья, поэтому я решаю сделать для них перформанс. Встретившись взглядом с какой-то скучающей женщиной за одним из столов, я принимаюсь с ней перемигиваться и делать ей непристойные знаки. Пию это злит.
В конце концов, она не выдерживает и перемещается вместе со стулом ближе ко мне, чтобы меня контролировать.
– Владимир, ты будешь ходить за меня замуж? – спрашивает она.
– А ты за меня будешь?
– Буду! Давай ходить замуж в понедельник!
– Хорошо, как ты хочешь. В понедельник, так в понедельник. А как мы это сделаем? Нас поженит финский консул?
– Нет, нас поженит финский прист. Здесь есть финская церковь. Я с ним уже говорила. Он поженит нас в понедельник.
– Хорошо. Если ты уже договорилась, тогда я не возражаю.
– Владимир, это не шутка, это серьезно!
– Конечно, серьезно.
"Шутка или не шутка?" – думаю я. – "Сегодня пятница. У меня в запасе есть еще два дня. Надо было не соглашаться, ломаться и тянуть время. Не сообразил. Теперь уже поздно. Зачем мне все это надо и что это мне даст? Ничего, кроме непредсказуемых неприятностей. Будем надеяться, что она передумает. Скорее всего, это провокация. С какой стати ей было договариваться с финским священником? Я ведь ничего ей не обещал! А если бы я отказался? Откуда такая уверенность? Абсурд в самом чистом виде! Она просто пьяная, завтра проспится и забудет все. Интересно, она посоветовалась с Лизой? Надо полагать – да! О ля-ля! Что же теперь будет?"
Глава 56. ЗАВТРАК С НАСТЕЙ. ЛЕТНИЙ САД. УЖИН У ПИИ.
Глава 57. ОТЪЕЗД В ФИНЛЯНДИЮ. ВЫБОРГ. ГРАНИЦА И ЗАГРАНИЦА.
– Но, это правда! Я мог бы говорить тебе что-то другое. Я знаю, людям всегда нравится искаженная реальность, и я стараюсь ее им по возможности дать. Но тебе я говорю правду, потому что я тебя люблю. Может, мне не стоит этого делать?
– А почему ты не можешь приходить ко мне сейчас? Или девушка, которую ты привел, еще спит? Ты хочешь дать ей выспаться, да?
– Нет, у меня на балконе работает Будилов. Он делает мозаику с осами. Приди посмотреть, если не веришь. Я могу дать ему трубку! Хочешь?
– Я все равно тебе не верю. Мы с Каем едем сейчас к Мерье похмеляться и кушать. Можешь посылать мне текст-мессидж, когда освободишься.
– Будилов! – кричит снизу Пирог. – Займи мне на пиво! Надо опохмелиться! Умираю! Займи хоть сколько!
Пирог стоит на противоположной стороне улицы с каким-то своим другом-алканавтом, опирающимся на костыль.
– А ты как меня здесь нашел? – кричит Будилов. – Случайно увидел?
– Фира сказала. Мы с Моховой идем. Займи сотню, Будилов!
– У меня нет с собой денег, не взял!
– Займи хоть сколько-нибудь!
– Работай, – говорю Будилову я. – Я сейчас им что-нибудь вынесу.
Пирог – это не кличка, а реальная человеческая фамилия. Андрей Пирог – музыкант, ездящий с Будиловым каждый год в Норвегию играть на улицах Осло. Сейчас Пирог еще играет в организованной недавно Будиловым группе. Группа эта пока только репетирует. Я уверен, что играть на сцене они не начнут никогда. Это все будет нескончаемой репетицией. Репетицией ради репетиции. Группа неудачников не может иметь успеха, поскольку не способна к действию. Для достижения успеха нужны результаты, а не намерения. Необходимо что-то производить и быть постоянно на виду – развиваться, деградировать, меняться. Просто считать себя талантливым и гениальным – этого недостаточно.
К трем часам Будилов заканчивает примерно одну треть работ. На сегодня довольно. Уже по сделанному куску очевидно, что мозаика получится как надо. Еще два-три раза, и все будет готово.
– Можем позвать Пию к тебе смотреть картины, если удобно.
– Конечно, удобно. Зови. Она мне очень понравилась. На удивление приятая финка, хотя тоже, наверное, со своими заморочками.
– Она любит повторять, что она не типичная финка, что она более открытая и живая, чем все остальные финны. Но мне кажется, что это не так. По моим наблюдениям финны бывают мрачными и веселыми. Она принадлежит к веселым. Однако, неизвестно, что творится у нее внутри. Я ее плохо знаю. У меня не было с ней общего быта. Ее бывший муж болен раком. Это весьма странно, он моего возраста. Она мне как-то обмолвилась, что это она его до этого довела, но потом испугалась и быстро поправилась. Сказал, что нет. Что просто он такой неудачник и злится на всех людей, что у него это может быть поэтому. А почему он неудачник? Если она такая позитивная, значит, и он должен был быть успешным с подобной женщиной. Тут что-то не так.
– А какой у него рак?
– То ли желудка, то ли двенадцатиперстной кишки. Она не сказала точно, так как не знала нужное слово по-русски. Они теперь не разговаривают даже по телефону. Общаются только текст-мессиджами по мобильникам на предмет Кая. Но это почти всегда так, когда после развода люди не могут видеть друг друга. В их отношениях нет ничего нового.
– Не хорошо, что дела с мужчинами обстоят у нее в семье неблагополучно. Отец погиб, брат – алкоголик и в тридцать с лишним лет уже перенес операцию на сердце, бывший муж болен раком. Кай, насколько я заметил, тоже очень тяжелый мальчик. Она не знает, что ей с ним делать. Вот купила ему собаку, чтобы чем-то занять и больше времени оставалось на себя. Как у тебя складываются отношения с Каем.
– У меня с ним не бывает конфликтов. Я на него не наезжаю. Я человек мягкий и потом, мне абсолютно безразлично, что он делает. Еще не хватало, чтобы я его воспитывал. Но он не так плох, как тебе кажется. Он меня тоже не трогает.
– Сложно все это, сложно. С женщинами, с детьми.
– Ты, Будилов, пессимист.
Я отправляю SMS Пие с приглашением посетить нашего общего друга. Она согласна, но только попозже – через пару часов. Поэтому я отправляюсь вместе с Будиловым к нему – пить чай и ждать. И тут она начинает метаться и меня мучить. Никак не может решиться, приехать, или нет. Я предлагаю прийти к Мерье и ее забрать. Отказ. Вероятно, Мерья не хочет, чтобы я к ней заходил. Мерья меня не любит и к себе никогда не зовет. Мы с Будиловым идем гулять в летний сад. Я перестаю настаивать на своем и на все ее послания отвечаю теперь коротким согласием – "ОК".
Это Будилов сглазил, сказав, что она очень сложная женщина и что все сложно. Не понятно, зачем она ломается. Наконец, она присылает мне сообщение о том, что заедет на полчаса домой, чтобы посмотреть, что с собакой. Собаку она с собой не взяла, так как та оказалась весьма гадостным существом, повсюду гадящим и ссущим. Теперь каждое утро и каждый приход домой она начинает с вытирания собачьих экскрементов на кухонном полу. Койру приходится запирать в кухне, иначе она будет срать на коврики.
Я захожу к ней. Она болтает по телефону. Радостно мне улыбается. Я беру в руки койру, сразу начинающую кусать меня маленькими острыми зубками. Пия бьет ее за это своей сильной толстой ладонью по мордочке. Очень жестоко.
– Не надо, – говорю я. – Ей же больно!
– А не надо кусать! – и она бьет собаку еще раз.
Собака от этого не успокаивается, а наоборот начинает скалить зубы и огрызаться. Пия бьет еще и еще. Беспощадно. Мне кажется, что каждый следующий удар будет последним. Но пес огрызается, слабо тявкая. Я прячу его за спину.
– Не надо, так ты его ничему не научишь!
– Нельзя, чтобы он кусался.
– Он начинает кусаться больше, когда ты его бьешь, ему надо себя защищать.
– Я буду его бить, пока он не перестанет кусаться.
– Ладно, едем к Будилову? Он ждет.
Мы выходим на улицу, садимся в машину и едем к Будилову. Пия еще никогда не бывала в коммунальных квартирах. Она жмется ко мне и чувствует себя неловко. Почти ничего не говорит, от чая отказывается. Картины она тоже не комментирует.
– Поехали забирать Кая, – говорит она. – Будем сегодня вечером дома смотреть телевизор и отдыхать. Завтра рабочий день. Надо бы выспаться.
Забрав Кая, мы возвращаемся под начавшимся мелким дождиком к Пие домой на Робеспьера, выехав от Гороховой к Александровскому саду, а затем вдоль Эрмитажа и Летнего сада по набережной вдоль Невы под раскаты первого весеннего грома.
Я чувствую, что Пия начинает метаться. Вчера она сказала мне, что надо что-то решать. Что она имела в виду? Она говорит, что нехорошо для Кая то, что я так часто к ним хожу. Это намек, но смысл его туманен. Было бы неплохо внести некую ясность до возвращения Ольги. Поэтому я предлагаю провести выходные вместе. Всю пятницу жду от нее сообщений. Полный молчок. Вот уже почти пять. Хорошо. Отправляю ей SMS.
Оказывается, они с Лизой пьют пиво в "Hard Rock Cafe".
Отправляюсь туда, но их уже и след простыл. Что за дела?
– Вы не видели здесь двух финских тетенек? – спрашиваю я официантку.
– Видели, они буквально минуту назад вышли.
– Спасибо!
Я выхожу из "Hard Rock Cafe" и иду по следу. На Захарьевской вижу две широки свиные спины, движущиеся впереди в перевалку. Мне даже становится страшно подойти к своей любимой, потому что сзади она выглядит настоящей коровой. И я бегу, только не назад, а вперед – вдогонку за своей удаляющейся судьбой. Разумеется, мне бы следовало побежать в обратную сторону, но я оказываюсь слабым и глупым.
– Ой, мы с Лизой как раз о тебе говорим. Как дела?
– Вот, думал, что потерялся. Почему вы меня не ждали?
– Мы сейчас пойдем к Лизе, и будем готовить ужин. Ты ничего не предлагал, поэтому будет все так, как скажу я. Хорошо?
– Я согласен. Сделаю, как ты хочешь. А это будет ужин или что-то типа вечеринки?
– Нет, просто кушаем, а потом идем куда-нибудь на террасу. Еще будет Мерья и больше никто. Лиза вкусно готовит, не то, что я. Увидишь сам.
После ужина с вином хочется в постель, но мы отправляемся пить дальше. Ну, куда уж дальше? Дорвавшись до хороших французских вин, я уже ощущаю себя весьма и весьма навеселе. Едем на моторе к Спасу на Крови. Там на углу Михайловского сада есть киоск с зонтиками. Занимаем один из пластиковых столов, расположившись вокруг на пластиковых стульях.
Пия о чем-то переговаривается с Мерьей, а я достаюсь Лизе. Она любит доверять мне тайны.
– Владимир, – говорит Лиза. – Ты – очень необычный человек. Я имею ввиду в хорошем смысле. Ты понимаешь? В Варшаве я много общалась с художниками, и встречала много оригинальных людей. А здесь в России еще пока нет. Ты первый. Что ты здесь делаешь, Владимир?
– Я не знаю сам, Лиза! Спасибо, что ты мне так хорошо все это сказала. Мне здесь тесно и душно. Мне не с кем общаться. Но это моя страна и я пробую что-то здесь изменить. Глупо, да? Я сам знаю, что глупо. Мне бывает так тяжело, что хочется выть. В России есть пока свои достоинства. Здесь дешевый алкоголь и еда, но это ненадолго. С каждым днем все дорожает и скоро будет так же, как и везде.
– Тебе будет сложно найти здесь женщину, которая бы тебя понимала. Мне кажется, что Пия не знает, что ей делать. Ты для нее непостижим. Она нервничает. Она очень простая и хорошая. Она мне как дочь.
– Лиза, мне не кажется, что я такой сложный. Хотя, наверное, ты права. Мне легко с тобой говорить. С тобой мы хорошо понимаем друг друга. Скажи, а как ты попала в эту страну? Посему ты не осталась в Африке или в Польше?
– Это все из-за Тимо. Когда мы работали в Варшаве, у нас был такой чудесный роман. Потом он перевелся в Санкт-Петербург. Здесь близко Финляндия и он может часто общаться со своей семьей. Он уже давно не живет с женой, но они поддерживают отношения. У него двое взрослых детей. Он хотел это место, и он его получил.
– Это любопытно. А ты тогда поехала за ним?
– Нет, я оставалась в Варшаве. Мы стали общаться по телефону. По телефону мы даже делали секс. Это было так прекрасно. Мы хорошо знали друг друга и могли все делать словами. Надеюсь, ты понимаешь. Он предложил мне тоже перевестись в Россию. Но у меня такая специальность, с которой не всегда можно получить место. Я бухгалтер. Мне пришлось ждать почти четыре года, пока здесь кто-то ушел. Когда я приехала, меня ждало разочарование. Наша с Тимо любовь оказалась иллюзией. Она себя давно уже исчерпала. У него здесь появилась еще одна женщина, и я оказалась в дурацком положении. Мне до сих пор горько и больно. Вот почему я здесь. Поверь, в Варшаве мне было лучше, но теперь ничего не исправить. В моем возрасте уже не так просто найти мужчину и завязать отношения. Мне очень тяжело.
– Бедная Лиза! Дай я тебя обниму и поцелую. Но я не могу тебе ничем помочь, даже советом.
– Я знаю. Мне просто хотелось тебе все рассказать. Теперь мне легче.
Чтобы не думать о грустном, мне хочется развлекаться. Я вижу, что за мной наблюдают Пия и Мерья, поэтому я решаю сделать для них перформанс. Встретившись взглядом с какой-то скучающей женщиной за одним из столов, я принимаюсь с ней перемигиваться и делать ей непристойные знаки. Пию это злит.
В конце концов, она не выдерживает и перемещается вместе со стулом ближе ко мне, чтобы меня контролировать.
– Владимир, ты будешь ходить за меня замуж? – спрашивает она.
– А ты за меня будешь?
– Буду! Давай ходить замуж в понедельник!
– Хорошо, как ты хочешь. В понедельник, так в понедельник. А как мы это сделаем? Нас поженит финский консул?
– Нет, нас поженит финский прист. Здесь есть финская церковь. Я с ним уже говорила. Он поженит нас в понедельник.
– Хорошо. Если ты уже договорилась, тогда я не возражаю.
– Владимир, это не шутка, это серьезно!
– Конечно, серьезно.
"Шутка или не шутка?" – думаю я. – "Сегодня пятница. У меня в запасе есть еще два дня. Надо было не соглашаться, ломаться и тянуть время. Не сообразил. Теперь уже поздно. Зачем мне все это надо и что это мне даст? Ничего, кроме непредсказуемых неприятностей. Будем надеяться, что она передумает. Скорее всего, это провокация. С какой стати ей было договариваться с финским священником? Я ведь ничего ей не обещал! А если бы я отказался? Откуда такая уверенность? Абсурд в самом чистом виде! Она просто пьяная, завтра проспится и забудет все. Интересно, она посоветовалась с Лизой? Надо полагать – да! О ля-ля! Что же теперь будет?"
Глава 56. ЗАВТРАК С НАСТЕЙ. ЛЕТНИЙ САД. УЖИН У ПИИ.
На улице становится прохладно и начинает темнеть. Сегодня утром я завтракал со студенткой Настей из Мухинского училища, а вечером я уже помолвлен с Пией. Вот как все случается в жизни. Жизнь полна неожиданностей и сюрпризов не всегда приятных.
С Настей у нас почти ничего не было. То, что она пришла, уже говорило о многом, но у нас не возникло огня. Она оказалось зажатой и довольно холодной. Я стащил с нее кофту, а дальше она раздевать себя не дала, сославшись на менструацию, и я не настаивал. Она держала меня за хуй, пока я целовал ее немного недоразвитые груди.
Я попытался дать ей в рот, но она увернулась, говоря, что не стоит делать все сразу. Она хочет постепенности. А я постепенность ненавижу. Я обожаю страсть. Здесь же было вялое дрочение моего пениса, его разглядывание и размазывание брызнувшей спермы по телу. Мне было жалко терять драгоценные капли белой жизни.
"Если сахар – это Белая Смерть, то, что же тогда – Белая Жизнь?"
– писал украинский поэт Влодак Сурмач. Затем я сварил Насте кофе по-итальянски, который она выпила без сахара. И все. Завтрак был окончен, а оставлять ее на обед или приглашать на ужин не имело уже ни малейшего смысла.
В завтраках есть своя неповторимая прелесть, которой никогда не стоит пренебрегать. Пригласив одну женщину на завтрак, всегда можно пригласить другую на обед, а третью – на ужин.
Из-под зонтиков мы перемещаемся в бар "Пушкин" на Мойке. Там сегодня царит оживление – пятница, конец рабочей недели. Много фирменных людей. Финские менеджеры, женатые на русских проститутках, ужинают со своими супругами. Практически все со всеми знакомы. Пия знакомит меня с Волли – хозяином заведения австрало-питекского происхождения. Она так же представляет меня другим дяденькам. В баре почти только одни дяденьки. Мы усаживаемся за столик своей компанией – Лиза, Мерья, Кай, Пия и я.
– Сегодня мой день! – заявляет Пия, заказывая бутылку шампанского и не вдаваясь в подробности. Но я знаю, почему она так сказала. Остальные, наверное, недоумевают. А, может, они тоже уже знают. С этой женщиной я перестаю чему-либо удивляться.
Пия оставляет нас и переходит от столика к столику. Ей там наливают. Какой-то дяденька выставляет и нам всем водки. Потом кто-то еще. С какой кстати? Просто так? Но меня никто не поздравляет, значит, это по другому поводу. Ага, все ясно, Пия приглашает всех к себе на праздник 18 мая. Со многими она говорит по-английски, если это не финны.
– Приходите ко мне. Нужно, чтобы было много мужчин – приедут мои подруги из Финляндии. И приводите кого-нибудь для моей мамы.
Она записывает свой адрес и объясняет, где это. А за нашим столиком поселяется скука. Мы сидим и молчим. Потом Лиза и Мерья начинают собираться. Зовут Пию. Мерья заказывает по мобильному телефону два такси. Когда такси поданы, выходим на улицу и ждем Пию там, но ее не оторвать от общений. На одном такси уезжает Мерья, на другом – Лиза. Мы с Каем уныло тусуем по набережной. Я выкатываю из бара чугунное ядро и хочу бросить его в Мойку, однако выбежавший Волли вовремя его у меня отнимает. Улицы пустынны.
Когда появляется Пия, она немного расстраивается из-за того, что все разъехались, не попрощавшись. Мы идем вперед по направлению к Миллионной, чтобы поймать там машину. Едем молча. Пия договаривается с водителем за сорок рублей. Когда мы подъезжаем к дому, она говорит мне:
– Владимир, давай двадцать рублей, и я дам двадцать.
Ее мелкая скупость меня раздражает. Я возмущаюсь. Двадцать рублей
– не деньги.
– Не дам. Это ты договорилась за сорок. Я бы мог договориться за двадцать.
Мой аргумент глуп, но я ничего не могу с собой поделать – я рассержен на нее за ее поведение в "Пушкине" и за то, что она заставила нас ждать. В ответ на мою реплику она бросает мне злобные взгляды, а в квартире кидает на пол сумочку и закатывает мне истерику, поводом для которой становится мое подмигивание женщине сегодня под зонтиками. Вспомнила…
– Мерья это тоже видела, как ты это сделал! Если ты ходишь со мной, ты не должен так делать! Ты не должен делать флирт с другой женщиной. Это выглядело так, что тебе скучно, и ты хочешь с ней ходить.
– А как ты вела себя в "Пушкине"! Даже Лизе и Мерье было за тебя стыдно. Ты вела себя как блядь – available. Ты просто кидалась на мужиков!
– Что такое – блядь?
– Это не имеет значения. Вспомни, как ты себя вела!
– Я хотела пригласить всех на праздник. И я говорила всегда, если ты был рядом – "Это – Владимир". Говорила ведь?
– Говорила. Прости. А с той женщиной это была шутка. Я просто делал перформанс. Хотел вас с Мерьей развлечь.
– Ах – перформанс? Это не выглядело как перформанс! Запомни, если ты ходишь со мной, ты так больше никогда не делаешь! Понял?
– Успокойся! Я все понял. Обещаю так больше не делать!
– Но я все равно не могу успокоиться. Это было так возмутительно.
И Мерья мне это тоже сказала. Ты такой кошмар! Ужас.
Это последний день, когда Будилов должен доделать балкон. Мы с Пией договариваемся, что они с Каем придут его посмотреть. А они приезжают еще с Лизой и с Яном на лизиной машине. У меня в квартире бардак. Мой красный боксерский мешок оборвался после того, как его лупил Преподобный. Лопнул толстый стальной крюк вцементированный в потолок. Это случилось на следующий день. Мешок упал утром сам по себе, когда я проснулся. Это было удивительно.
На полу разложен строительный целлофан, на котором Будилов мешает раствор и колет плитку. Везде беспорядок. Зато осы вышли красивые. День солнечный.
– Будилов, покажешь Лизе картины? Она очень хотела смотреть, – говорит Пия.
– Конечно, покажу. Я заканчиваю работать через несколько минут, и можно будет поехать.
Большой толпой врываемся в коммуналку Будилова. Теперь Пия чувствует себя в ней уверенно. Она показывает, какие картины ей нравятся. Одну она хочет купить себе в прихожую, чтобы оживить интерьер. Это две негритянки на желтом солнечном фоне с несколькими пальмами на заднем плане. Картина так и называется – "Две пьяные негритянки возвращаются с базара".
Она договаривается с Будиловым купить работу за сто долларов. Ему как раз нужны деньги на поездку в Норвегию. С 5-го мая у него уже открыта трехмесячная шенгенская виза. Он может ехать, но пока туго с деньгами. За балконных ос он брать плату категорически отказался, потому что я ему подарил книжные полки и еще разные вещи. Надувной матрас, например.
Но Лизе картины не нравятся, по крайней мере, она не выказывает восторга. Я видел картины польских художников, висящие у нее дома, и знаю, что ей нравится другой стиль. Мы решаем все вместе пойти гулять в Летний сад. Пия там никогда еще не была. Она вообще мало где в городе бывала, кроме баров и ресторанов. Бары и рестораны она знает отлично.
Мы еще ни разу не бывали с ней на выставках или в театре. Когда я о чем-нибудь подобном заикаюсь, она смотрит на меня, как на полного идиота. Мне это нравится. Есть в этом своя прелесть – общаться с простой женщиной без культурных претензий. Раньше я подобное не ценил, но теперь осознаю весь кайф такой ситуации. В жизни нужно опрощаться, как учил мой великий предок Лев Толстой. Я же слишком сложен, и даже сам в себе часто разобраться не умею. Опрощаться. В этом есть глубокая истина.
В Летнем саду мы откалываемся от Лизы с Яном, которым нужно куда-то еще ехать, и гуляем своей компанией. У Пии с собой фотоаппарат. Она снимает меня. Заставляет броситься в густую весеннюю траву и лежать там, раскинув руки. В городе все зацветает. Порывы ветра приносят пьянящие запахи сирени из цветущих на Марсовом поле кустов.
Кай хочет бегать с Пией наперегонки. Они бегут по команде по тропинке вдоль Лебяжьей канавки, и я вижу, как она старается по-настоящему прибежать первой, а не просто бегает, ему поддаваясь. Смешно смотреть, как она бегает. Маленькая толстая женщина рядом с конопатым тощим мальчишкой. И она его обгоняет. Он хочет еще. Она не перечит. Они бегают взад и вперед, а мы с Будиловым идем и усаживаемся на лавочку возле памятника Крылову. По легенде Крылов жил рядом с Летним садом и ходил по утрам купаться в Лебяжью канавку голым. Тогда вода в ней была еще чистой.
Когда Пия с Каем присоединяются к нам, начинаем размышлять над тем, что делать дальше. Я предлагаю купить продукты и приготовить ужин. Мы можем сделать это по дороге домой, если пойдем пешком. Будилов вызывается пожарить картошку. Я могу делать салат, а Пия хочет открыть бутылку водки "Финляндия" из запасов к будущему празднику.
По пути покупаем не только продукты, но и карточки "Pokemon" в книжном магазине на Белинского для Кая. Он теперь доволен. Сейчас все дети собирают эти карточки. Моя дочь Мария-Анастасия тоже собирает их в Вене. Я ей их там покупал.
Покупаем хлеб, картошку, зелень и помидоры. Придя на место, приступаем к приготовлению пищи, попивая водку. Я обращаю внимание на изменившийся дизайн бутылки "Финляндии". Старая бутылка в форме обмороженной заледенелости и непрозрачная нравилась мне куда больше новой. Но Пия со мной не согласна. Она считает, что новый дизайн с прозрачной бутылкой более презентабельный. Хитрая лиса Будилов дипломатично становится на ее сторону. Он с женщинами не спорит. Это только я по своему идиотизму способен на подобную бестактность.
– Будилов, в понедельник мы ходим с Владимиром замуж! Ты уже знаешь об этом?
– Нет, он мне пока не сказал.
– Я не успел ему сказать.
Пия смотрит на меня осуждающе.
– Завтра нам надо ходить в Лаппенранту, чтобы знакомиться с моей мамой и моим братом. На один день, – говорит она.
– Это для меня новость, но я не возражаю. Давай будем ехать в
Лаппенранту. У меня на завтра нет никаких планов. Единственное – мне нужно было созвониться с учителем по вождению и взять первый урок, но это можно сделать и после.
– Возьмите и меня с собой, – просит Будилов. – Мне нужно ехать в
Норвегию. У меня есть виза. Так почему бы мне – не выехать завтра?
Из Лаппенранты есть поезд на Хельсинки?
– Есть и поезд, и автобус. Конечно, езжай с нами! Мы будем праздновать и можем ходить на дискотеку. Здорово! А утром в понедельник мы возвращаемся обратно в Питер, а ты едешь дальше – в Осло! Жаль, что мой брат не может сейчас пить, а не то было бы еще веселей!
– А твоя мама пьет? – спрашиваю я.
– Да, но не много. Когда она выпьет, она не такая грустная. Мне хочется найти ей хорошего мужчину. Моя мама даже говорит по-русски и довольно неплохо. Завтра вы ее увидите. Только выезжать надо рано, чтобы успеть к обеду. Сейчас я ей позвоню, чтобы она подготовилась.
– Тогда мне надо будет скоро идти и собирать вещи, – спохватывается Будилов. – Это хорошо, что я уеду спонтанно. Неожиданно. Ни с кем не надо будет прощаться. Все узнают об этом потом. Будут звонить мне, а Фира скажет – "Уехал!".
– Подожди, Будилов, – говорю я. – Надо еще выпить. Пия поставила в морозилку вторую бутылку. Для нее это важно, ведь замуж она выходит всего второй раз в жизни. Волнуется, небось. А я почему-то думал, что это не серьезно. До сих пор не могу поверить и прийти в себя. Значит, правда-таки, в понедельник она меня на себе женит.
– Женись-женись, хуже не будет. Она – хорошая женщина, я бы на такой тоже женился. Развелся бы с Фирой, и женился бы на Пие. Даже не задумался бы.
– Сейчас она обрадует маму. Слышишь, как хохочет сама? Это же полный цирк! И то, что ты с нами едешь – тоже неплохо – мне не будет там так одиноко. Наберем с собой водки и напьемся. Мне на самом деле совсем не страшно знакомиться с ее родственниками.
– Ну, все! Мама нас ждет. Я ей уже о Владимире рассказывала. Она сделает нам на обед пиццу, а вечером мы пойдем в сауну. Сауна у мамы прямо в квартире. Выезжаем завтра в восемь. За Будиловым заедем в восемь пятнадцать. Ты успеешь собраться?
– Успею, – говорит Будилов, накладывая нам на тарелки жареную картошку.
–
С Настей у нас почти ничего не было. То, что она пришла, уже говорило о многом, но у нас не возникло огня. Она оказалось зажатой и довольно холодной. Я стащил с нее кофту, а дальше она раздевать себя не дала, сославшись на менструацию, и я не настаивал. Она держала меня за хуй, пока я целовал ее немного недоразвитые груди.
Я попытался дать ей в рот, но она увернулась, говоря, что не стоит делать все сразу. Она хочет постепенности. А я постепенность ненавижу. Я обожаю страсть. Здесь же было вялое дрочение моего пениса, его разглядывание и размазывание брызнувшей спермы по телу. Мне было жалко терять драгоценные капли белой жизни.
"Если сахар – это Белая Смерть, то, что же тогда – Белая Жизнь?"
– писал украинский поэт Влодак Сурмач. Затем я сварил Насте кофе по-итальянски, который она выпила без сахара. И все. Завтрак был окончен, а оставлять ее на обед или приглашать на ужин не имело уже ни малейшего смысла.
В завтраках есть своя неповторимая прелесть, которой никогда не стоит пренебрегать. Пригласив одну женщину на завтрак, всегда можно пригласить другую на обед, а третью – на ужин.
Из-под зонтиков мы перемещаемся в бар "Пушкин" на Мойке. Там сегодня царит оживление – пятница, конец рабочей недели. Много фирменных людей. Финские менеджеры, женатые на русских проститутках, ужинают со своими супругами. Практически все со всеми знакомы. Пия знакомит меня с Волли – хозяином заведения австрало-питекского происхождения. Она так же представляет меня другим дяденькам. В баре почти только одни дяденьки. Мы усаживаемся за столик своей компанией – Лиза, Мерья, Кай, Пия и я.
– Сегодня мой день! – заявляет Пия, заказывая бутылку шампанского и не вдаваясь в подробности. Но я знаю, почему она так сказала. Остальные, наверное, недоумевают. А, может, они тоже уже знают. С этой женщиной я перестаю чему-либо удивляться.
Пия оставляет нас и переходит от столика к столику. Ей там наливают. Какой-то дяденька выставляет и нам всем водки. Потом кто-то еще. С какой кстати? Просто так? Но меня никто не поздравляет, значит, это по другому поводу. Ага, все ясно, Пия приглашает всех к себе на праздник 18 мая. Со многими она говорит по-английски, если это не финны.
– Приходите ко мне. Нужно, чтобы было много мужчин – приедут мои подруги из Финляндии. И приводите кого-нибудь для моей мамы.
Она записывает свой адрес и объясняет, где это. А за нашим столиком поселяется скука. Мы сидим и молчим. Потом Лиза и Мерья начинают собираться. Зовут Пию. Мерья заказывает по мобильному телефону два такси. Когда такси поданы, выходим на улицу и ждем Пию там, но ее не оторвать от общений. На одном такси уезжает Мерья, на другом – Лиза. Мы с Каем уныло тусуем по набережной. Я выкатываю из бара чугунное ядро и хочу бросить его в Мойку, однако выбежавший Волли вовремя его у меня отнимает. Улицы пустынны.
Когда появляется Пия, она немного расстраивается из-за того, что все разъехались, не попрощавшись. Мы идем вперед по направлению к Миллионной, чтобы поймать там машину. Едем молча. Пия договаривается с водителем за сорок рублей. Когда мы подъезжаем к дому, она говорит мне:
– Владимир, давай двадцать рублей, и я дам двадцать.
Ее мелкая скупость меня раздражает. Я возмущаюсь. Двадцать рублей
– не деньги.
– Не дам. Это ты договорилась за сорок. Я бы мог договориться за двадцать.
Мой аргумент глуп, но я ничего не могу с собой поделать – я рассержен на нее за ее поведение в "Пушкине" и за то, что она заставила нас ждать. В ответ на мою реплику она бросает мне злобные взгляды, а в квартире кидает на пол сумочку и закатывает мне истерику, поводом для которой становится мое подмигивание женщине сегодня под зонтиками. Вспомнила…
– Мерья это тоже видела, как ты это сделал! Если ты ходишь со мной, ты не должен так делать! Ты не должен делать флирт с другой женщиной. Это выглядело так, что тебе скучно, и ты хочешь с ней ходить.
– А как ты вела себя в "Пушкине"! Даже Лизе и Мерье было за тебя стыдно. Ты вела себя как блядь – available. Ты просто кидалась на мужиков!
– Что такое – блядь?
– Это не имеет значения. Вспомни, как ты себя вела!
– Я хотела пригласить всех на праздник. И я говорила всегда, если ты был рядом – "Это – Владимир". Говорила ведь?
– Говорила. Прости. А с той женщиной это была шутка. Я просто делал перформанс. Хотел вас с Мерьей развлечь.
– Ах – перформанс? Это не выглядело как перформанс! Запомни, если ты ходишь со мной, ты так больше никогда не делаешь! Понял?
– Успокойся! Я все понял. Обещаю так больше не делать!
– Но я все равно не могу успокоиться. Это было так возмутительно.
И Мерья мне это тоже сказала. Ты такой кошмар! Ужас.
Это последний день, когда Будилов должен доделать балкон. Мы с Пией договариваемся, что они с Каем придут его посмотреть. А они приезжают еще с Лизой и с Яном на лизиной машине. У меня в квартире бардак. Мой красный боксерский мешок оборвался после того, как его лупил Преподобный. Лопнул толстый стальной крюк вцементированный в потолок. Это случилось на следующий день. Мешок упал утром сам по себе, когда я проснулся. Это было удивительно.
На полу разложен строительный целлофан, на котором Будилов мешает раствор и колет плитку. Везде беспорядок. Зато осы вышли красивые. День солнечный.
– Будилов, покажешь Лизе картины? Она очень хотела смотреть, – говорит Пия.
– Конечно, покажу. Я заканчиваю работать через несколько минут, и можно будет поехать.
Большой толпой врываемся в коммуналку Будилова. Теперь Пия чувствует себя в ней уверенно. Она показывает, какие картины ей нравятся. Одну она хочет купить себе в прихожую, чтобы оживить интерьер. Это две негритянки на желтом солнечном фоне с несколькими пальмами на заднем плане. Картина так и называется – "Две пьяные негритянки возвращаются с базара".
Она договаривается с Будиловым купить работу за сто долларов. Ему как раз нужны деньги на поездку в Норвегию. С 5-го мая у него уже открыта трехмесячная шенгенская виза. Он может ехать, но пока туго с деньгами. За балконных ос он брать плату категорически отказался, потому что я ему подарил книжные полки и еще разные вещи. Надувной матрас, например.
Но Лизе картины не нравятся, по крайней мере, она не выказывает восторга. Я видел картины польских художников, висящие у нее дома, и знаю, что ей нравится другой стиль. Мы решаем все вместе пойти гулять в Летний сад. Пия там никогда еще не была. Она вообще мало где в городе бывала, кроме баров и ресторанов. Бары и рестораны она знает отлично.
Мы еще ни разу не бывали с ней на выставках или в театре. Когда я о чем-нибудь подобном заикаюсь, она смотрит на меня, как на полного идиота. Мне это нравится. Есть в этом своя прелесть – общаться с простой женщиной без культурных претензий. Раньше я подобное не ценил, но теперь осознаю весь кайф такой ситуации. В жизни нужно опрощаться, как учил мой великий предок Лев Толстой. Я же слишком сложен, и даже сам в себе часто разобраться не умею. Опрощаться. В этом есть глубокая истина.
В Летнем саду мы откалываемся от Лизы с Яном, которым нужно куда-то еще ехать, и гуляем своей компанией. У Пии с собой фотоаппарат. Она снимает меня. Заставляет броситься в густую весеннюю траву и лежать там, раскинув руки. В городе все зацветает. Порывы ветра приносят пьянящие запахи сирени из цветущих на Марсовом поле кустов.
Кай хочет бегать с Пией наперегонки. Они бегут по команде по тропинке вдоль Лебяжьей канавки, и я вижу, как она старается по-настоящему прибежать первой, а не просто бегает, ему поддаваясь. Смешно смотреть, как она бегает. Маленькая толстая женщина рядом с конопатым тощим мальчишкой. И она его обгоняет. Он хочет еще. Она не перечит. Они бегают взад и вперед, а мы с Будиловым идем и усаживаемся на лавочку возле памятника Крылову. По легенде Крылов жил рядом с Летним садом и ходил по утрам купаться в Лебяжью канавку голым. Тогда вода в ней была еще чистой.
Когда Пия с Каем присоединяются к нам, начинаем размышлять над тем, что делать дальше. Я предлагаю купить продукты и приготовить ужин. Мы можем сделать это по дороге домой, если пойдем пешком. Будилов вызывается пожарить картошку. Я могу делать салат, а Пия хочет открыть бутылку водки "Финляндия" из запасов к будущему празднику.
По пути покупаем не только продукты, но и карточки "Pokemon" в книжном магазине на Белинского для Кая. Он теперь доволен. Сейчас все дети собирают эти карточки. Моя дочь Мария-Анастасия тоже собирает их в Вене. Я ей их там покупал.
Покупаем хлеб, картошку, зелень и помидоры. Придя на место, приступаем к приготовлению пищи, попивая водку. Я обращаю внимание на изменившийся дизайн бутылки "Финляндии". Старая бутылка в форме обмороженной заледенелости и непрозрачная нравилась мне куда больше новой. Но Пия со мной не согласна. Она считает, что новый дизайн с прозрачной бутылкой более презентабельный. Хитрая лиса Будилов дипломатично становится на ее сторону. Он с женщинами не спорит. Это только я по своему идиотизму способен на подобную бестактность.
– Будилов, в понедельник мы ходим с Владимиром замуж! Ты уже знаешь об этом?
– Нет, он мне пока не сказал.
– Я не успел ему сказать.
Пия смотрит на меня осуждающе.
– Завтра нам надо ходить в Лаппенранту, чтобы знакомиться с моей мамой и моим братом. На один день, – говорит она.
– Это для меня новость, но я не возражаю. Давай будем ехать в
Лаппенранту. У меня на завтра нет никаких планов. Единственное – мне нужно было созвониться с учителем по вождению и взять первый урок, но это можно сделать и после.
– Возьмите и меня с собой, – просит Будилов. – Мне нужно ехать в
Норвегию. У меня есть виза. Так почему бы мне – не выехать завтра?
Из Лаппенранты есть поезд на Хельсинки?
– Есть и поезд, и автобус. Конечно, езжай с нами! Мы будем праздновать и можем ходить на дискотеку. Здорово! А утром в понедельник мы возвращаемся обратно в Питер, а ты едешь дальше – в Осло! Жаль, что мой брат не может сейчас пить, а не то было бы еще веселей!
– А твоя мама пьет? – спрашиваю я.
– Да, но не много. Когда она выпьет, она не такая грустная. Мне хочется найти ей хорошего мужчину. Моя мама даже говорит по-русски и довольно неплохо. Завтра вы ее увидите. Только выезжать надо рано, чтобы успеть к обеду. Сейчас я ей позвоню, чтобы она подготовилась.
– Тогда мне надо будет скоро идти и собирать вещи, – спохватывается Будилов. – Это хорошо, что я уеду спонтанно. Неожиданно. Ни с кем не надо будет прощаться. Все узнают об этом потом. Будут звонить мне, а Фира скажет – "Уехал!".
– Подожди, Будилов, – говорю я. – Надо еще выпить. Пия поставила в морозилку вторую бутылку. Для нее это важно, ведь замуж она выходит всего второй раз в жизни. Волнуется, небось. А я почему-то думал, что это не серьезно. До сих пор не могу поверить и прийти в себя. Значит, правда-таки, в понедельник она меня на себе женит.
– Женись-женись, хуже не будет. Она – хорошая женщина, я бы на такой тоже женился. Развелся бы с Фирой, и женился бы на Пие. Даже не задумался бы.
– Сейчас она обрадует маму. Слышишь, как хохочет сама? Это же полный цирк! И то, что ты с нами едешь – тоже неплохо – мне не будет там так одиноко. Наберем с собой водки и напьемся. Мне на самом деле совсем не страшно знакомиться с ее родственниками.
– Ну, все! Мама нас ждет. Я ей уже о Владимире рассказывала. Она сделает нам на обед пиццу, а вечером мы пойдем в сауну. Сауна у мамы прямо в квартире. Выезжаем завтра в восемь. За Будиловым заедем в восемь пятнадцать. Ты успеешь собраться?
– Успею, – говорит Будилов, накладывая нам на тарелки жареную картошку.
–
Глава 57. ОТЪЕЗД В ФИНЛЯНДИЮ. ВЫБОРГ. ГРАНИЦА И ЗАГРАНИЦА.
– Владимир, знаешь, ты не мужчина, – говорит мне Пия.
– Почему ты говоришь мне это именно после того, как у нас с тобой только что был такой хороший секс? Посмотри – за окном уже светает, и нам почти не остается времени, чтобы спать перед дальней дорогой в Лаппенранту.
– Дорога в Лаппенранту вовсе не дальняя! Лаппенранта находится совсем недалеко от границы. Если все будет нормально, мы доедем туда часа за четыре. Когда я сказала, что ты не мужчина, я имела ввиду другое.
– Что же ты имела ввиду?
– Ты делаешь это не так, как мужчины. Наверное, как женщины. Ты – как женщина, но не женщина.
– Да, я – не мужчина. Я никогда не отождествлял себя с мужчинами.
Но, я – и не женщина. Это правда! Я – олень!
Я смотрю, как она засыпает с тихой улыбкой на лице в серых утренних сумерках. Ей понравился мой ответ, и мне – тоже. Да, я – олень! Мне удалось, наконец-то, себя окончательно идентифицировать. Я все делаю не так, не по-человечески. Я – олень, пришедший в мир людей с какой-то непонятной миссией.
– Почему ты говоришь мне это именно после того, как у нас с тобой только что был такой хороший секс? Посмотри – за окном уже светает, и нам почти не остается времени, чтобы спать перед дальней дорогой в Лаппенранту.
– Дорога в Лаппенранту вовсе не дальняя! Лаппенранта находится совсем недалеко от границы. Если все будет нормально, мы доедем туда часа за четыре. Когда я сказала, что ты не мужчина, я имела ввиду другое.
– Что же ты имела ввиду?
– Ты делаешь это не так, как мужчины. Наверное, как женщины. Ты – как женщина, но не женщина.
– Да, я – не мужчина. Я никогда не отождествлял себя с мужчинами.
Но, я – и не женщина. Это правда! Я – олень!
Я смотрю, как она засыпает с тихой улыбкой на лице в серых утренних сумерках. Ей понравился мой ответ, и мне – тоже. Да, я – олень! Мне удалось, наконец-то, себя окончательно идентифицировать. Я все делаю не так, не по-человечески. Я – олень, пришедший в мир людей с какой-то непонятной миссией.