Страница:
Или же я стал оленем, совокупляясь в отрочестве с оленихой Маей? Помню, как тогда мне открывалась истина. Через призму нашей с ней интимной близости я начинал воспринимать мир по-иному. Во время ее оргазмов мне удавалось получать невербальные знания-образы, впоследствии сформировавшие меня как личность. Это было сладкое необъяснимое чувство, смешанное с почти паническим страхом, что Мая может лягнуть меня копытом.
Когда в Летнем саду Пия бегала наперегонки с Каем, а мы с Будиловым сидели на лавке перед памятником Крылову, мне пришел мессидж из Лондона. От Гадаски. Он шел подписывать договор на аренду дома. "Дом плохой и далеко от центра, но при этом большой" – сообщал он.
"Не подписывай!" – отвечал я ему, посоветовавшись с Будиловым. Но он подписал. Теперь будет там все ремонтировать и на начало июня назначит новоселье. Приглашает приехать. "Будут негритянки, китаянки и латино-американки" – пишет Гадаски. Мне надо в Лондон, но по другому поводу. Мне нужно разобраться там со своим уже несколько лет замороженным счетом и сделать кое-что еще.
Но, будет видно, куда все повернет. Пока что я еду в Финляндию, а потом женюсь. Никак не могу привыкнуть к этой мысли. Мне это не совсем нужно, но я это сделаю из любви к женщине, которая того хочет. Еще неизвестно, насколько это меня свяжет, и как она начнет вести себя после вступления в брак.
– Я пойду переодеться и взять что-то с собой. Ты заедешь за мной, или мне вернуться сюда?
– Я буду у тебя в 8.10. Успеешь?
– А что мне успевать? Успею.
Дома я переодеваюсь и беру с собой зубную щетку. Еще беру с собой свитер. Водку куплю по дороге. Вроде бы все. Выглядываю с балкона на пустынную воскресную улицу Чайковского, залитую солнцем. Теплынь. Ровно в 8.10 подъезжает Пия и останавливается внизу. Я машу ее рукой и спускаюсь вниз. Ровно в 8.15 мы у Будилова.
Пия с Каем остаются в машине, запаркованной на Фонтанке, а я знакомым проходным двором направляюсь за нашим другом. Он собран. Помогаю ему нести гармошку. Фира идет провожать нас до машины. Кидаем вещи в багажник и устраиваемся на заднем сидении. Кай, как всегда, сидит рядом с Пией впереди.
Переехав Литейный мост, мы быстро проскакиваем новостройки. Безлюдье и безмашинье. Во вторник 9-ое мая – праздник. В связи с этим понедельник 8-ое тоже сделали выходным. Поэтому город уже в пятницу разъехался по дачам на целых четыре дня. Пия заворачивает к Макдональдсу для автомобилистов, и мы покупаем себе завтрак в дорогу. Приятно что-то съесть после вчерашнего перепоя и попить кока-колы.
– Пия, а почему мы не можем остаться в Финляндии дольше? Разве у вас в консульстве нет праздников? 9-ое мая – это же День Победы! А в понедельник тоже нигде ничего не работает. Неужели вы будете работать?
– Конечно же, будем! И завтра, и послезавтра будем. 9-ое мая – это для нас не праздник, а скорее – наоборот. Это вы – русские выиграли ту войну, мы – финны – ее проиграли. В Финляндии и в России разные праздники, Владимир. У нас другая история и другая культура. Да, когда-то мы были вместе, но это было давно. Понимаешь?
Она протягивает мне назад руку, как-то сверху, через спину, и я ей ее пожимаю, затем целую, легонько прикусив указательный палец.
– Ай! Больно! А вы не забыли паспорта?
В Выборге мы сворачиваем на заправку. В Выборге я еще никогда не был. Пока Пия заправляется, я успеваю сходить на набережную, которая почти рядом – метрах в тридцати. Заправочная станция новая и современная, сделанная по западным стандартам с кафе и магазинчиком внутри. Вполне все уютно и комфортабельно. Пьем кофе, только Будилов отказывается от кофе и идет размять ноги.
– Сейчас нам надо заехать на рынок, чтобы купить компакт-диски и видео. Здесь все страшно дешево и есть видеофильмы на финском языке. На обратном пути мы этого сделать не сможем. Еще я хочу купить себе здесь корзину. В прошлый раз я видела очень красивые корзины. Такие плетеные. Но не купила. Нужно покупать. Буду ходить с ней за продуктами. Кстати, какая разница между корзиной и кошелкой? Ты мог бы мне объяснить? Или это одно и тоже?
– Нет, это не одно и тоже. Корзина и кошелка, в принципе, весьма похожи. Но разница все же есть. Они обе плетеные, только корзина – твердая, а кошелка – мягкая. А теперь думай, что ты все-таки хочешь – корзину или кошелку?
– Я хочу корзину. Зови Будилова, мы едем.
Подъехав к рынку, мы выходим из машины, но далеко отойти не успеваем, так как к машине подходит китаец и начинает в нее беспардонно заглядывать. Откуда он только взялся? Пия тревожится не на шутку.
– Владимир, я боюсь, что машину могут украсть. Ты только посмотри на этого человека. Что ему здесь нужно?
– Мы оставим в машине Будилова. Он будет там сидеть, и лаять, как собака. А куда ты дела свою койру? Она что, будет все это время до завтра одна в квартире?
– Нет, я успела занести ее к Теле, мы договорились об этом по телефону еще вчера. Когда у койры будут прививки, мы сможем брать ее с собой, а иначе нас не пропустят через границу. На следующей неделе пойдем с ней к врачу, Лиза знает одного хорошего врача, к которому она ходит с Кулкой.
– Знаешь, давай я куплю Будилову пиво, чтобы ему было не скучно, и он останется сторожить машину. Останешься, Будилов?
Будилов согласно кивает. Ему ничего покупать на рынке не надо, а пива ему хочется. Отойдя на несколько метров, мы слышим позади себя приглушенный лай, оборачиваемся и видим, как мечется на заднем сиденье авто разъяренный Будилов, скаля зубы вслед убегающему прочь китайцу.
Рынок в Выборге на самом деле необычайно дешевый. За сто финских марок Пия покупает для Кая двенадцать компакт-дисков – Майкла Джексона и всякую прочую попсу, ему нравящуюся. Кроме того, она покупает ему мультфильмы с финскими титрами "Pokemon 2" и "Pokemon 3". Почти все продавцы пытаются говорить по-фински. Наверное, это и есть этнические финны, отошедшие к России вместе с завоеванными территориями.
Я покупаю себе веник. Веники есть большие и маленькие. Я покупаю себе маленький. Буду подметать свой паркет, пока не куплю пылесос. Сейчас я его протираю влажной тряпкой, но с веником моя жизнь приобретет новые масштабы. Подметать можно очень быстро, особенно, если наносилась с улицы грязь.
Затем мы выбираем корзину. Корзины тоже есть большие и маленькие. Есть с одной ручкой, а есть с двумя. Пия покупает себе большую с двумя ручками.
– Буду ходить на рынок за овощами! У Лизы есть корзина, а у меня не было. Теперь мы обе будем ходить с корзинами. Не плохо, а?
– Да, вы будете выглядеть, как две старые кошелки.
– Но это – не кошелка!
– Да, это корзина.
– Вот видишь, я уже разбираюсь в этом лучше тебя!
– Дай, я тебя поцелую за то, что ты такая умная!
– Я к тому же еще и хозяйственная! Вот!
За Выборгом придорожный ландшафт переходит в болота, поросшие чахлыми ломаными березками. Мы заезжаем в магазин отовариться водкой. А еще я покупаю ящик пива для пииной мамы. Другого подарка у меня для нее нет. Меня ведь никто заранее не предупреждал. Да и какой подарок может быть лучше ящика пива? Пиво есть пиво. Мама будет пить его долго, и думать обо мне, о том, какой я внимательный и добрый.
Маму я видел на одной или двух фотографиях, но она на меня не произвела особого впечатления. Худая черноволосая женщина с конопатым лицом. Я спросил у Пии, почему это так? Обычно конопатыми бывают рыжие, а мама – не рыжая. А почему тогда Пия – рыжая? Фотографию папы я не видел. Загадка.
– Моя мама не черная, а рыжая. Просто, ей нравится краситься в черный цвет. У нее волосы крашеные.
– Будилов тоже постоянно красит волосы. То он – блондин, то он весь какой-то фиолетовый. Не поймешь. Я пока ни разу в жизни не красился.
– Тебе и не надо. Тебе и так хорошо. А я иногда подкрашиваюсь в более темный цвет, под золото, как сейчас. Нравится? Мне кажется, это идет мне больше.
– Смотри! Грибы! Я хочу покупать их моей маме!
Пия останавливается и сдает задом к стоящему на обочине грибнику. Какие грибы могут быть в начале мая? Мне любопытно и я выхожу вместе с ней. Это оказываются древесные грибы, растущие на гнилых болотных пнях. Они черные и воняют плесенью.
– Пия, разве их можно есть?
– Да, разумеется, почему – нет? Когда мы с братом были еще совсем маленькими, мы их собирали в лесу, а мама нам их готовила. Их нужно сначала вываривать, а потом жарить в крошках хлеба. Это так вкусно! Моя мама будет в восторге!
– Тогда я тоже хотел бы их пробовать. У нас в Сибири шаманы едят мухоморы, а такие грибы никто почему-то не ест. Может, они действительно вкусные.
– Вкусные, вкусные! Вот увидишь, какие они вкусные!
За сто рублей она покупает целое ведро.
– А у нас их не отберут на границе?
– Нет-нет, – заверяет нас дядька. – Не бойтесь, пока еще ни у кого не отбирали!
Плотно завернув грибы в пластиковый пакет, чтобы они не завоняли машину, отправляемся дальше. В скором времени дорога разветвляется, расходясь в разные стороны. Налево – на Хельсинки. Направо – на Лаппенранту, куда мы и сворачиваем. Начинаются блокпосты. Документы проверяют несколько раз. Быстро проходим русскую таможню. Затем финскую. Никто ничего особо не смотрит и не придирается. Никаких вопросов.
И вот – мы в Финляндии. Указатель на обочине сообщает, что до Лаппенранты остается четырнадцать километров. Болота постепенно сменяются песчаными дюнами. Погода, начинавшая портиться в Выборге, сменяется солнцем. Небо из низкого и мрачного превращается в высокое и голубое. Фантастика. Заграница. Пия включат радио, принимающееся выдавать финские новости и американские музыкальные шлягеры.
– Ура! Можно звонить по мобильному телефону! Скажу маме, что мы будем через десять минут…
Глава 58. ЛАППЕНРАНТА. ЗНАКОМСТВО С МАМОЙ. В ПОРТУ.
Глава 59. ЗЕМЛЯ ПАПЫ. ЛЕСНОЙ ДУРДОМ. СЕКС В САУНЕ.
Когда в Летнем саду Пия бегала наперегонки с Каем, а мы с Будиловым сидели на лавке перед памятником Крылову, мне пришел мессидж из Лондона. От Гадаски. Он шел подписывать договор на аренду дома. "Дом плохой и далеко от центра, но при этом большой" – сообщал он.
"Не подписывай!" – отвечал я ему, посоветовавшись с Будиловым. Но он подписал. Теперь будет там все ремонтировать и на начало июня назначит новоселье. Приглашает приехать. "Будут негритянки, китаянки и латино-американки" – пишет Гадаски. Мне надо в Лондон, но по другому поводу. Мне нужно разобраться там со своим уже несколько лет замороженным счетом и сделать кое-что еще.
Но, будет видно, куда все повернет. Пока что я еду в Финляндию, а потом женюсь. Никак не могу привыкнуть к этой мысли. Мне это не совсем нужно, но я это сделаю из любви к женщине, которая того хочет. Еще неизвестно, насколько это меня свяжет, и как она начнет вести себя после вступления в брак.
– Я пойду переодеться и взять что-то с собой. Ты заедешь за мной, или мне вернуться сюда?
– Я буду у тебя в 8.10. Успеешь?
– А что мне успевать? Успею.
Дома я переодеваюсь и беру с собой зубную щетку. Еще беру с собой свитер. Водку куплю по дороге. Вроде бы все. Выглядываю с балкона на пустынную воскресную улицу Чайковского, залитую солнцем. Теплынь. Ровно в 8.10 подъезжает Пия и останавливается внизу. Я машу ее рукой и спускаюсь вниз. Ровно в 8.15 мы у Будилова.
Пия с Каем остаются в машине, запаркованной на Фонтанке, а я знакомым проходным двором направляюсь за нашим другом. Он собран. Помогаю ему нести гармошку. Фира идет провожать нас до машины. Кидаем вещи в багажник и устраиваемся на заднем сидении. Кай, как всегда, сидит рядом с Пией впереди.
Переехав Литейный мост, мы быстро проскакиваем новостройки. Безлюдье и безмашинье. Во вторник 9-ое мая – праздник. В связи с этим понедельник 8-ое тоже сделали выходным. Поэтому город уже в пятницу разъехался по дачам на целых четыре дня. Пия заворачивает к Макдональдсу для автомобилистов, и мы покупаем себе завтрак в дорогу. Приятно что-то съесть после вчерашнего перепоя и попить кока-колы.
– Пия, а почему мы не можем остаться в Финляндии дольше? Разве у вас в консульстве нет праздников? 9-ое мая – это же День Победы! А в понедельник тоже нигде ничего не работает. Неужели вы будете работать?
– Конечно же, будем! И завтра, и послезавтра будем. 9-ое мая – это для нас не праздник, а скорее – наоборот. Это вы – русские выиграли ту войну, мы – финны – ее проиграли. В Финляндии и в России разные праздники, Владимир. У нас другая история и другая культура. Да, когда-то мы были вместе, но это было давно. Понимаешь?
Она протягивает мне назад руку, как-то сверху, через спину, и я ей ее пожимаю, затем целую, легонько прикусив указательный палец.
– Ай! Больно! А вы не забыли паспорта?
В Выборге мы сворачиваем на заправку. В Выборге я еще никогда не был. Пока Пия заправляется, я успеваю сходить на набережную, которая почти рядом – метрах в тридцати. Заправочная станция новая и современная, сделанная по западным стандартам с кафе и магазинчиком внутри. Вполне все уютно и комфортабельно. Пьем кофе, только Будилов отказывается от кофе и идет размять ноги.
– Сейчас нам надо заехать на рынок, чтобы купить компакт-диски и видео. Здесь все страшно дешево и есть видеофильмы на финском языке. На обратном пути мы этого сделать не сможем. Еще я хочу купить себе здесь корзину. В прошлый раз я видела очень красивые корзины. Такие плетеные. Но не купила. Нужно покупать. Буду ходить с ней за продуктами. Кстати, какая разница между корзиной и кошелкой? Ты мог бы мне объяснить? Или это одно и тоже?
– Нет, это не одно и тоже. Корзина и кошелка, в принципе, весьма похожи. Но разница все же есть. Они обе плетеные, только корзина – твердая, а кошелка – мягкая. А теперь думай, что ты все-таки хочешь – корзину или кошелку?
– Я хочу корзину. Зови Будилова, мы едем.
Подъехав к рынку, мы выходим из машины, но далеко отойти не успеваем, так как к машине подходит китаец и начинает в нее беспардонно заглядывать. Откуда он только взялся? Пия тревожится не на шутку.
– Владимир, я боюсь, что машину могут украсть. Ты только посмотри на этого человека. Что ему здесь нужно?
– Мы оставим в машине Будилова. Он будет там сидеть, и лаять, как собака. А куда ты дела свою койру? Она что, будет все это время до завтра одна в квартире?
– Нет, я успела занести ее к Теле, мы договорились об этом по телефону еще вчера. Когда у койры будут прививки, мы сможем брать ее с собой, а иначе нас не пропустят через границу. На следующей неделе пойдем с ней к врачу, Лиза знает одного хорошего врача, к которому она ходит с Кулкой.
– Знаешь, давай я куплю Будилову пиво, чтобы ему было не скучно, и он останется сторожить машину. Останешься, Будилов?
Будилов согласно кивает. Ему ничего покупать на рынке не надо, а пива ему хочется. Отойдя на несколько метров, мы слышим позади себя приглушенный лай, оборачиваемся и видим, как мечется на заднем сиденье авто разъяренный Будилов, скаля зубы вслед убегающему прочь китайцу.
Рынок в Выборге на самом деле необычайно дешевый. За сто финских марок Пия покупает для Кая двенадцать компакт-дисков – Майкла Джексона и всякую прочую попсу, ему нравящуюся. Кроме того, она покупает ему мультфильмы с финскими титрами "Pokemon 2" и "Pokemon 3". Почти все продавцы пытаются говорить по-фински. Наверное, это и есть этнические финны, отошедшие к России вместе с завоеванными территориями.
Я покупаю себе веник. Веники есть большие и маленькие. Я покупаю себе маленький. Буду подметать свой паркет, пока не куплю пылесос. Сейчас я его протираю влажной тряпкой, но с веником моя жизнь приобретет новые масштабы. Подметать можно очень быстро, особенно, если наносилась с улицы грязь.
Затем мы выбираем корзину. Корзины тоже есть большие и маленькие. Есть с одной ручкой, а есть с двумя. Пия покупает себе большую с двумя ручками.
– Буду ходить на рынок за овощами! У Лизы есть корзина, а у меня не было. Теперь мы обе будем ходить с корзинами. Не плохо, а?
– Да, вы будете выглядеть, как две старые кошелки.
– Но это – не кошелка!
– Да, это корзина.
– Вот видишь, я уже разбираюсь в этом лучше тебя!
– Дай, я тебя поцелую за то, что ты такая умная!
– Я к тому же еще и хозяйственная! Вот!
За Выборгом придорожный ландшафт переходит в болота, поросшие чахлыми ломаными березками. Мы заезжаем в магазин отовариться водкой. А еще я покупаю ящик пива для пииной мамы. Другого подарка у меня для нее нет. Меня ведь никто заранее не предупреждал. Да и какой подарок может быть лучше ящика пива? Пиво есть пиво. Мама будет пить его долго, и думать обо мне, о том, какой я внимательный и добрый.
Маму я видел на одной или двух фотографиях, но она на меня не произвела особого впечатления. Худая черноволосая женщина с конопатым лицом. Я спросил у Пии, почему это так? Обычно конопатыми бывают рыжие, а мама – не рыжая. А почему тогда Пия – рыжая? Фотографию папы я не видел. Загадка.
– Моя мама не черная, а рыжая. Просто, ей нравится краситься в черный цвет. У нее волосы крашеные.
– Будилов тоже постоянно красит волосы. То он – блондин, то он весь какой-то фиолетовый. Не поймешь. Я пока ни разу в жизни не красился.
– Тебе и не надо. Тебе и так хорошо. А я иногда подкрашиваюсь в более темный цвет, под золото, как сейчас. Нравится? Мне кажется, это идет мне больше.
– Смотри! Грибы! Я хочу покупать их моей маме!
Пия останавливается и сдает задом к стоящему на обочине грибнику. Какие грибы могут быть в начале мая? Мне любопытно и я выхожу вместе с ней. Это оказываются древесные грибы, растущие на гнилых болотных пнях. Они черные и воняют плесенью.
– Пия, разве их можно есть?
– Да, разумеется, почему – нет? Когда мы с братом были еще совсем маленькими, мы их собирали в лесу, а мама нам их готовила. Их нужно сначала вываривать, а потом жарить в крошках хлеба. Это так вкусно! Моя мама будет в восторге!
– Тогда я тоже хотел бы их пробовать. У нас в Сибири шаманы едят мухоморы, а такие грибы никто почему-то не ест. Может, они действительно вкусные.
– Вкусные, вкусные! Вот увидишь, какие они вкусные!
За сто рублей она покупает целое ведро.
– А у нас их не отберут на границе?
– Нет-нет, – заверяет нас дядька. – Не бойтесь, пока еще ни у кого не отбирали!
Плотно завернув грибы в пластиковый пакет, чтобы они не завоняли машину, отправляемся дальше. В скором времени дорога разветвляется, расходясь в разные стороны. Налево – на Хельсинки. Направо – на Лаппенранту, куда мы и сворачиваем. Начинаются блокпосты. Документы проверяют несколько раз. Быстро проходим русскую таможню. Затем финскую. Никто ничего особо не смотрит и не придирается. Никаких вопросов.
И вот – мы в Финляндии. Указатель на обочине сообщает, что до Лаппенранты остается четырнадцать километров. Болота постепенно сменяются песчаными дюнами. Погода, начинавшая портиться в Выборге, сменяется солнцем. Небо из низкого и мрачного превращается в высокое и голубое. Фантастика. Заграница. Пия включат радио, принимающееся выдавать финские новости и американские музыкальные шлягеры.
– Ура! Можно звонить по мобильному телефону! Скажу маме, что мы будем через десять минут…
Глава 58. ЛАППЕНРАНТА. ЗНАКОМСТВО С МАМОЙ. В ПОРТУ.
– Я хочу показать вам харбор. Только не знаю, когда это лучше делать – до обеда или после обеда, – говорит Пия.
– Давай сделаем это после обеда. Очень хочется кушать.
– Хорошо, тогда сразу едем к маме.
Миновав два огромных супермаркета, мы поворачиваем направо и въезжаем на песчаный холм. Пия ставит автомобиль на заасфальтированную стоянку, я достаю из багажника ящик пива, Будилов несет литровую бутылку водки, чтобы сразу обрадовать старую женщину подарками. Еще Пия берет с собою грибы.
Мимо детской площадки с песочницей и качелями мы подходим к новому четырехэтажному дому. Он еще частично незаселен. На одном из балконов висит плакат о продаже квартир. Нам навстречу выходит женщина-агент с бэйджем агентства недвижимости на кармашке синего пиджака и парочка финских пенсионеров. Она что-то им говорит, указывая рукой вверх на дом.
– Моя мама совсем недавно сюда переехала. Вот видишь, здесь на табличке стоит наша фамилия – Алквист. Линдгрен – это фамилия моего мужа. Я теперь ее буду менять. Снова возьму назад Алквист и добавлю Толстой. Стану называться Пия Алквист-Толстой. Я хочу, чтобы ты тоже менял фамилию и тоже стал Алквист-Толстой или Толстой-Алквист. Что ты об этом думаешь?
– Я думаю, что я лучше останусь, как есть, а вот тебе поменять фамилию можно. Пия Алквист-Толстой звучит очень даже впечатляюще. Скажи, а почему у вас в Финляндии так много шведских фамилий?
Алквист – это же типичное шведское имя, как, впрочем, и Линдгрен.
– Финляндия была раньше частью Швеции. До 1809 года, когда финские земли отошли русскому царю. Шведские фамилии долгое время говорили больше о социальной, чем о национальной принадлежности. Деревенское население было в основной своей массе финским, а городское – шведским. Помещики и землевладельцы тоже были шведами или немцами. Поэтому многие финны брали себе шведские фамилии или немецкие для того, чтобы сделать карьеру и пробиться в жизни. У Лизы фамилия немецкая – Гофман. Лиза Гофман. Только после обретения Финляндией независимости стало незазорным носить финские фамилии. Тогда многие люди меняли шведские и немецкие фамилии на финские. Имя часто имеет очень большое значение. Если я стану называться Толстой, тогда мне легче будет стать амбассадором. Толстого в Финляндии знают все. К сожалению, у нас нет известных финских писателей. А почему ты не пишешь книги? Твое имя и родство с Толстым – это уже половина успеха. Пиши о чем-нибудь интересном и современном, и тогда тебя переведут на финский язык. Ты станешь богатым и популярным.
– Хорошо, я об этом подумаю. Может быть, я напишу как-нибудь захватывающую любовную историю о русском поэте финской женщине-дипломате, действие которой происходит в Санкт-Петербурге.
– Это о нас с тобой? Да? Только, пожалуйста, не пиши очень толстую книгу! Страниц 150-200 вполне хватит. Иначе я не буду ее читать. И никто не будет читать очень толстую книгу. Лучше пиши много тонких книг.
– Но я же Толстой! И уже одно это обязывает меня писать только толстые книги. Именно поэтому я до сих пор ничего, кроме поэзии не писал. Не мог заставить написать себя что-то толстое, а тонкое писать не хочу.
– Если ты напишешь больше двухсот страниц, я это читать не стану
– запомни!
– Даже если это будет о нас?
– Даже если о нас.
На лифте мы поднимаемся на третий этаж, где в раскрытых дверях нас встречает радушная финская мама. Я сразу же сую ей в руки ящик пива "Бочкарев", от тяжести которого она почти падает.
– Владимир! – кричит Пия. – Зачем ты это сделал? Забери обратно!
Это же тяжело!
Но забрать у мамы ящик пива обратно оказывается не так просто. Я дергаю его на себя, а она – на себя. И так в течение нескольких секунд, пока она не замечает протянутую ей Будиловым бутылку водки "Флагман". Тогда она выпускает пиво и берет водку. Совершенно очевидно, что с подарками мы не попали впросак. Это как раз то, что нужно.
Ящик с пивом я ставлю на кухню. Пия показывает маме грибы. Они о чем-то начинают спорить. В это время Будилов идет в туалет и зовет меня оттуда. В полном недоумении я отправляюсь посмотреть, в чем там может быть дело. Вот это да! Оказывается, что вместе с очком унитаза и умывальником на переднем плане за маленькой дверью скрывается целая сауна. Огромная – метров 20 квадратных. Чудо-юдо! Такая большая сауна в такой маленькой квартирке. Зачем она только нужна маме?
– А, вы здесь?- заглядывает к нам Пия. – Хорошая сауна?
– Великолепная!
– Вечером пойдем мыться. Пока мы будем ездить в харбор, мама ее нам согреет.
– Слушай, а какой здесь может быть порт? Разве здесь близко
Балтийское море?
– Нет, здесь очень много озер. И они все связаны между собой.
Можно плыть на лодке или на яхте очень далеко. В порту нас будет ждать мой брат. Мы можем там гулять и ходить в парк, в крепость и в музей.
– А что с грибами? Мама нам их приготовит под водку?
– Нет, она не хочет. Она сказала, что раньше мы ели эти грибы потому, что были небогатыми, и у нас было мало еды. А сейчас уже другое время и эти грибы в Финляндии больше никто не ест. Она не будет их готовить из-за того, что вы сможете думать тогда, будто люди в Финляндии такие бедные, что им больше нечего есть и они едят такие грибы. Мне не удалось ее переубедить, а сама я их делать не умею.
– Боже мой, какая глупость! Мы не будем думать, что люди в
Финляндии бедные, если поедим этих грибов. Скажи ей, что Владимир очень хочет их попробовать!
– Это бесполезно. Тем более, она их уже выбросила.
– Давай достанем их из помойного ведра!
– Владимир, я не хочу ссориться с мамой. Надо идти есть пиццу. Вы уже вымыли руки? Я тоже сейчас помою и приду.
Под пиццу мы пьем с мамой водку. Одна Пия не пьет. Она за рулем. После обеда за большим кухонным столом мы перемещаемся в комнату, где мама приготовила для нас семейные фотографии. Я люблю рассматривать семейные фотографии. Тем паче, что эти – настоящее произведение искусства. Папа Пии печатал их сам. Здесь и лыжные походы, и вечеринки, и родственники. Но самое интересное – это психи. Оказывается, родители Пии познакомились в дурдоме, где они вместе работали. Ее папа был санитаром, а мама – медсестрой. Жили они тоже в деревянном домике на территории больницы. Большинство снимков сделаны в конце 50-ых, начале 60-ых годов. Это и банкеты медперсонала, и дни рождения пациентов, и празднование дня независимости. Иногда просто бытовые сцены.
– Мой папа был невероятно активным, он не давал нам сидеть ни минуты на месте. Всегда надо было чем-то заниматься, или куда-то идти. Ехать на машине, кататься на лодке или на лыжах. Он был такой заводной! Я тоже немного как он, а мой брат очень спокойный – в маму.
– Пия, а что обозначает название Лаппенранта, если оно вообще что-нибудь обозначает?
– Конечно, обозначает. В Финляндии почти все топонимы говорящие.
Ранта – это берег, а лаппен – это название древнего народа, здесь раньше обиравшего и вытесненного затем финскими племенами, пришедшими из Сибири, дальше на север – в Лапландию.
– Ага, теперь мне все ясно! Поэтому Лапландия и называется
Лапландией, то есть – земля лаппенов. Хотелось бы съездить в Лапландию!
– Мы можем путешествовать летом. На моей машине. В Финляндии масса красивых мест – тебе понравится. У меня отпуск начинается 22-го июня – это пятница, но я хочу уехать уже в четверг 21-го. Потому что это начало большого фестиваля. По-английски он называется The Midsummer Festival. Это день летнего солнцестояния. Язычники праздновали этот день – самый длинный день года, за которым следует самая короткая ночь. В этот день и в эту ночь ведьмы по преданию становились бессильны, рушились все колдовские чары, можно было избавиться от проклятья и порчи. Люди разжигали ночью костры и вокруг них веселились, сжигая в них все старое и плохое. Сейчас у нас тоже разжигают костры, выступают различные музыкальные группы, клоуны и фокусники. Показывают представления и шоу. Все очень много пьют и не спят. Фестиваль продолжается несколько дней и ночей почти до конца июня.
– У нас в Сибири тоже считается, что три дня 21-ое, 22-ое и 23-ье июня очень значимы. В эти дни даже самые могущественные шаманы теряют свою силу. Мы также празднуем, но более скромно. Люди стараются в эти дни прощать друг другу обиды и мириться. И ни в коем случае нельзя никому пожелать чего-то плохого, потому что это может тогда обернуться против тебя самого.
Брат Пии Тимо сидит в порту и пьет минеральную воду с кусочком лимона, уныло плавающим не ее поверхности внутри стакана. Рядом с ним расположилась его подружка Паула перед надхлебнутой чашкой остывшего кофе. Сына Тимо – мальчишку каевого возраста мы захватываем по дороге от бывшей жены Тимо, женщины лет тридцати, беременной вторым ребенком.
– Почему Тимо бросил свою жену и ушел к другой женщине? И что будет с новым ребенком? – спрашиваю я Пию по дороге в порт.
– Я считаю, что Паула больше ему подходит. Ты скоро их увидишь, они даже внешне страшно похожи. С женой же он был несчастным. Она у него домоседка и флегма, а Тимо – большой энтузиаст, он каждую свободную минуту стремится провести в компании на людях. Теперь он переехал к Пауле. Вместе они счастливы. А о ребенке позаботится финское государство. У нас хорошая социальная политика и тут Тимо не о чем беспокоиться.
Познакомившись с Тимо и Паулой, мы прогуливаемся по порту, поглядывая на яхты и на воду, уворачиваясь от порывов свежего ветра, несущих нам в лица мелкий весенний сор. Одна соринка попадает в глаз Каю, но это не льдинка Снежной Королевы, как в сказке Андерсена, а маленькая песчинка лаппенрантского пляжа. Он плачет, кричит, прыгает на одной ноге, зовет мать, требуя, чтобы она ее вытащила. Но в глазу уже ничего нет или ничего не заметно. Однако Кай долго еще не может успокоиться, продолжая хныкать.
На невысоком холме, возвышающимся над портом, находится исторический центр Лаппенранты со старинными постройками и мощеными улицами. Он невелик, но живописен. Есть там и старая русская церковка Успения Богородицы, находящаяся в юрисдикции Финской Православной Церкви. Здесь служат по-фински. Мы с Пией держимся за руки, Будилов плетется сзади, а Кай с двоюродным братом бегают, сломя голову, туда-сюда.
– Вот здесь находится балетная школа. Я занималась балетом, когда была маленькой. Хотела стать балериной, как Анна Павлова.
– Кто бы мог только подумать!
– Но я никогда не была худенькой. Ты же видел мои детские фотографии!
Одну из этих фотографий я хорошо знаю – она стоит у Пии в прихожей возле телефона в позолоченной рамочке. И точно такая же выставлена в серванте у мамы. На цветном снимке ребенок-Пия улыбается мягкой шаловливой улыбкой, от чего ямочка на ее подбородке проступает заметней обычного. Эта характерная улыбка знакома мне и обожаема мной, эту улыбку я люблю ловить своими губами и слизывать языком с круглого смеющегося лица. Я глотаю ее, и тогда мне внутри тоже становится весело и радостно.
– Владимир, посмотри на Будилова! Он, кажется, замерз. Боюсь, что нам надо уже возвращаться к маме. Мы заберем с собой Тимо и Паулу. Будем еще что-нибудь пить или кушать, а потом поедем смотреть землю, которую купил мой папа. Помнишь, я говорила тебе, что я хотела бы построить там дом.
– Давай сделаем это после обеда. Очень хочется кушать.
– Хорошо, тогда сразу едем к маме.
Миновав два огромных супермаркета, мы поворачиваем направо и въезжаем на песчаный холм. Пия ставит автомобиль на заасфальтированную стоянку, я достаю из багажника ящик пива, Будилов несет литровую бутылку водки, чтобы сразу обрадовать старую женщину подарками. Еще Пия берет с собою грибы.
Мимо детской площадки с песочницей и качелями мы подходим к новому четырехэтажному дому. Он еще частично незаселен. На одном из балконов висит плакат о продаже квартир. Нам навстречу выходит женщина-агент с бэйджем агентства недвижимости на кармашке синего пиджака и парочка финских пенсионеров. Она что-то им говорит, указывая рукой вверх на дом.
– Моя мама совсем недавно сюда переехала. Вот видишь, здесь на табличке стоит наша фамилия – Алквист. Линдгрен – это фамилия моего мужа. Я теперь ее буду менять. Снова возьму назад Алквист и добавлю Толстой. Стану называться Пия Алквист-Толстой. Я хочу, чтобы ты тоже менял фамилию и тоже стал Алквист-Толстой или Толстой-Алквист. Что ты об этом думаешь?
– Я думаю, что я лучше останусь, как есть, а вот тебе поменять фамилию можно. Пия Алквист-Толстой звучит очень даже впечатляюще. Скажи, а почему у вас в Финляндии так много шведских фамилий?
Алквист – это же типичное шведское имя, как, впрочем, и Линдгрен.
– Финляндия была раньше частью Швеции. До 1809 года, когда финские земли отошли русскому царю. Шведские фамилии долгое время говорили больше о социальной, чем о национальной принадлежности. Деревенское население было в основной своей массе финским, а городское – шведским. Помещики и землевладельцы тоже были шведами или немцами. Поэтому многие финны брали себе шведские фамилии или немецкие для того, чтобы сделать карьеру и пробиться в жизни. У Лизы фамилия немецкая – Гофман. Лиза Гофман. Только после обретения Финляндией независимости стало незазорным носить финские фамилии. Тогда многие люди меняли шведские и немецкие фамилии на финские. Имя часто имеет очень большое значение. Если я стану называться Толстой, тогда мне легче будет стать амбассадором. Толстого в Финляндии знают все. К сожалению, у нас нет известных финских писателей. А почему ты не пишешь книги? Твое имя и родство с Толстым – это уже половина успеха. Пиши о чем-нибудь интересном и современном, и тогда тебя переведут на финский язык. Ты станешь богатым и популярным.
– Хорошо, я об этом подумаю. Может быть, я напишу как-нибудь захватывающую любовную историю о русском поэте финской женщине-дипломате, действие которой происходит в Санкт-Петербурге.
– Это о нас с тобой? Да? Только, пожалуйста, не пиши очень толстую книгу! Страниц 150-200 вполне хватит. Иначе я не буду ее читать. И никто не будет читать очень толстую книгу. Лучше пиши много тонких книг.
– Но я же Толстой! И уже одно это обязывает меня писать только толстые книги. Именно поэтому я до сих пор ничего, кроме поэзии не писал. Не мог заставить написать себя что-то толстое, а тонкое писать не хочу.
– Если ты напишешь больше двухсот страниц, я это читать не стану
– запомни!
– Даже если это будет о нас?
– Даже если о нас.
На лифте мы поднимаемся на третий этаж, где в раскрытых дверях нас встречает радушная финская мама. Я сразу же сую ей в руки ящик пива "Бочкарев", от тяжести которого она почти падает.
– Владимир! – кричит Пия. – Зачем ты это сделал? Забери обратно!
Это же тяжело!
Но забрать у мамы ящик пива обратно оказывается не так просто. Я дергаю его на себя, а она – на себя. И так в течение нескольких секунд, пока она не замечает протянутую ей Будиловым бутылку водки "Флагман". Тогда она выпускает пиво и берет водку. Совершенно очевидно, что с подарками мы не попали впросак. Это как раз то, что нужно.
Ящик с пивом я ставлю на кухню. Пия показывает маме грибы. Они о чем-то начинают спорить. В это время Будилов идет в туалет и зовет меня оттуда. В полном недоумении я отправляюсь посмотреть, в чем там может быть дело. Вот это да! Оказывается, что вместе с очком унитаза и умывальником на переднем плане за маленькой дверью скрывается целая сауна. Огромная – метров 20 квадратных. Чудо-юдо! Такая большая сауна в такой маленькой квартирке. Зачем она только нужна маме?
– А, вы здесь?- заглядывает к нам Пия. – Хорошая сауна?
– Великолепная!
– Вечером пойдем мыться. Пока мы будем ездить в харбор, мама ее нам согреет.
– Слушай, а какой здесь может быть порт? Разве здесь близко
Балтийское море?
– Нет, здесь очень много озер. И они все связаны между собой.
Можно плыть на лодке или на яхте очень далеко. В порту нас будет ждать мой брат. Мы можем там гулять и ходить в парк, в крепость и в музей.
– А что с грибами? Мама нам их приготовит под водку?
– Нет, она не хочет. Она сказала, что раньше мы ели эти грибы потому, что были небогатыми, и у нас было мало еды. А сейчас уже другое время и эти грибы в Финляндии больше никто не ест. Она не будет их готовить из-за того, что вы сможете думать тогда, будто люди в Финляндии такие бедные, что им больше нечего есть и они едят такие грибы. Мне не удалось ее переубедить, а сама я их делать не умею.
– Боже мой, какая глупость! Мы не будем думать, что люди в
Финляндии бедные, если поедим этих грибов. Скажи ей, что Владимир очень хочет их попробовать!
– Это бесполезно. Тем более, она их уже выбросила.
– Давай достанем их из помойного ведра!
– Владимир, я не хочу ссориться с мамой. Надо идти есть пиццу. Вы уже вымыли руки? Я тоже сейчас помою и приду.
Под пиццу мы пьем с мамой водку. Одна Пия не пьет. Она за рулем. После обеда за большим кухонным столом мы перемещаемся в комнату, где мама приготовила для нас семейные фотографии. Я люблю рассматривать семейные фотографии. Тем паче, что эти – настоящее произведение искусства. Папа Пии печатал их сам. Здесь и лыжные походы, и вечеринки, и родственники. Но самое интересное – это психи. Оказывается, родители Пии познакомились в дурдоме, где они вместе работали. Ее папа был санитаром, а мама – медсестрой. Жили они тоже в деревянном домике на территории больницы. Большинство снимков сделаны в конце 50-ых, начале 60-ых годов. Это и банкеты медперсонала, и дни рождения пациентов, и празднование дня независимости. Иногда просто бытовые сцены.
– Мой папа был невероятно активным, он не давал нам сидеть ни минуты на месте. Всегда надо было чем-то заниматься, или куда-то идти. Ехать на машине, кататься на лодке или на лыжах. Он был такой заводной! Я тоже немного как он, а мой брат очень спокойный – в маму.
– Пия, а что обозначает название Лаппенранта, если оно вообще что-нибудь обозначает?
– Конечно, обозначает. В Финляндии почти все топонимы говорящие.
Ранта – это берег, а лаппен – это название древнего народа, здесь раньше обиравшего и вытесненного затем финскими племенами, пришедшими из Сибири, дальше на север – в Лапландию.
– Ага, теперь мне все ясно! Поэтому Лапландия и называется
Лапландией, то есть – земля лаппенов. Хотелось бы съездить в Лапландию!
– Мы можем путешествовать летом. На моей машине. В Финляндии масса красивых мест – тебе понравится. У меня отпуск начинается 22-го июня – это пятница, но я хочу уехать уже в четверг 21-го. Потому что это начало большого фестиваля. По-английски он называется The Midsummer Festival. Это день летнего солнцестояния. Язычники праздновали этот день – самый длинный день года, за которым следует самая короткая ночь. В этот день и в эту ночь ведьмы по преданию становились бессильны, рушились все колдовские чары, можно было избавиться от проклятья и порчи. Люди разжигали ночью костры и вокруг них веселились, сжигая в них все старое и плохое. Сейчас у нас тоже разжигают костры, выступают различные музыкальные группы, клоуны и фокусники. Показывают представления и шоу. Все очень много пьют и не спят. Фестиваль продолжается несколько дней и ночей почти до конца июня.
– У нас в Сибири тоже считается, что три дня 21-ое, 22-ое и 23-ье июня очень значимы. В эти дни даже самые могущественные шаманы теряют свою силу. Мы также празднуем, но более скромно. Люди стараются в эти дни прощать друг другу обиды и мириться. И ни в коем случае нельзя никому пожелать чего-то плохого, потому что это может тогда обернуться против тебя самого.
Брат Пии Тимо сидит в порту и пьет минеральную воду с кусочком лимона, уныло плавающим не ее поверхности внутри стакана. Рядом с ним расположилась его подружка Паула перед надхлебнутой чашкой остывшего кофе. Сына Тимо – мальчишку каевого возраста мы захватываем по дороге от бывшей жены Тимо, женщины лет тридцати, беременной вторым ребенком.
– Почему Тимо бросил свою жену и ушел к другой женщине? И что будет с новым ребенком? – спрашиваю я Пию по дороге в порт.
– Я считаю, что Паула больше ему подходит. Ты скоро их увидишь, они даже внешне страшно похожи. С женой же он был несчастным. Она у него домоседка и флегма, а Тимо – большой энтузиаст, он каждую свободную минуту стремится провести в компании на людях. Теперь он переехал к Пауле. Вместе они счастливы. А о ребенке позаботится финское государство. У нас хорошая социальная политика и тут Тимо не о чем беспокоиться.
Познакомившись с Тимо и Паулой, мы прогуливаемся по порту, поглядывая на яхты и на воду, уворачиваясь от порывов свежего ветра, несущих нам в лица мелкий весенний сор. Одна соринка попадает в глаз Каю, но это не льдинка Снежной Королевы, как в сказке Андерсена, а маленькая песчинка лаппенрантского пляжа. Он плачет, кричит, прыгает на одной ноге, зовет мать, требуя, чтобы она ее вытащила. Но в глазу уже ничего нет или ничего не заметно. Однако Кай долго еще не может успокоиться, продолжая хныкать.
На невысоком холме, возвышающимся над портом, находится исторический центр Лаппенранты со старинными постройками и мощеными улицами. Он невелик, но живописен. Есть там и старая русская церковка Успения Богородицы, находящаяся в юрисдикции Финской Православной Церкви. Здесь служат по-фински. Мы с Пией держимся за руки, Будилов плетется сзади, а Кай с двоюродным братом бегают, сломя голову, туда-сюда.
– Вот здесь находится балетная школа. Я занималась балетом, когда была маленькой. Хотела стать балериной, как Анна Павлова.
– Кто бы мог только подумать!
– Но я никогда не была худенькой. Ты же видел мои детские фотографии!
Одну из этих фотографий я хорошо знаю – она стоит у Пии в прихожей возле телефона в позолоченной рамочке. И точно такая же выставлена в серванте у мамы. На цветном снимке ребенок-Пия улыбается мягкой шаловливой улыбкой, от чего ямочка на ее подбородке проступает заметней обычного. Эта характерная улыбка знакома мне и обожаема мной, эту улыбку я люблю ловить своими губами и слизывать языком с круглого смеющегося лица. Я глотаю ее, и тогда мне внутри тоже становится весело и радостно.
– Владимир, посмотри на Будилова! Он, кажется, замерз. Боюсь, что нам надо уже возвращаться к маме. Мы заберем с собой Тимо и Паулу. Будем еще что-нибудь пить или кушать, а потом поедем смотреть землю, которую купил мой папа. Помнишь, я говорила тебе, что я хотела бы построить там дом.
Глава 59. ЗЕМЛЯ ПАПЫ. ЛЕСНОЙ ДУРДОМ. СЕКС В САУНЕ.
На землю, купленную папой, нас везет брат. Он вызвался сам. Ему хочется поуправлять большим красивым автомобилем, одновременно предоставляя сестре возможность спокойно напиться.
Мы едем без детей. Тимо и Паула – впереди, а я с Пией и с Будиловым – сзади. Дорога ведет нас вдоль сменяющих друг друга бесконечных озер. Будилов пьет пиво, а мы с Пией – сидр. Сначала я пытаюсь отказаться, но Пия настаивает на том, чтобы я попробовал этот напиток. Оказывается вкусно. Мы отхлебываем с ней из одной бутылки, обмениваясь мелкими быстрыми поцелуями. Финский сидр гораздо лучше английского и французского, которые мне как-то не особенно импонируют, наверное, потому, что они из яблок, а финский из груш.
Едем мы долго – минут тридцать, пока не приезжаем на какое-то болото. Выходим. Тимо и Паула остаются в машине, а Пия ведет нас с Будиловым по топкой почве неизвестно куда. Под ногами переплетаются коренья кустов и чахлых гниловатых деревьев, нужно постоянно смотреть вниз, чтобы, споткнувшись, не упасть. Со всех сторон нас начинают покусывать злые болотные комары и мошки.
– Пия, а где же земля? Нам еще долго идти? – не выдерживаю я.
– Это она и есть. Кусок, который был лучше, папа успел продать до своей смерти. Это там – вверху, где стоит сейчас дом, который мы видели при въезде. Здесь нужно будет все корчевать, чтобы что-то строить и делать деревянные мостки к воде – там будет привязана лодка, и можно будет купаться летом.
– Но это же – гиблое место! Разве здесь можно жить и что-либо строить? Ты сошла с ума! Это потребует колоссальных затрат. Чтобы поставить здесь дом, придется не только корчевать деревья, но и подводить дорогу, а электричество, газ и прочие коммуникации? Это просто нереально! А весенние паводки, когда будет подниматься вода? Здесь слишком низко и топко для дома.
– А разве Санкт-Петербург не был построен на финских болотах? Мне здесь нравится. Это – моя земля! Мой брат отказывается от нее в мою пользу. Понимаешь, у меня есть кусок земли, который принадлежит мне!
– Но его лучше продать, если кто-то вообще захочет это купить.
– Ты не прав, – дипломатично вмешивается Будилов. – По-моему, это
– отличное место. Мне тут тоже нравится. Я мог бы здесь работать – корчевать пни. Следующим летом, например, вместо того, чтобы ехать в Норвегию.
– На обратном пути я хочу показать тебе место, где прошло мое детство. Это – лесной дурдом. Сейчас там живут другие люди, а больницу уже много лет назад перевели в город. Я не была там очень давно, с тех самых пор, как наша семья переехала в Лаппенранту, и мне хочется туда заехать и на все еще раз взглянуть. Вспомнить. Будет немножко грустно.
Лесной дурдом находился в живописном местечке среди песчаных бугров, поросших соснами и елями. Мы объезжаем его небольшую, ничем не огороженную территорию, и Пия показывает мне на один из деревянных домишек-бараков:
– Вот он – наш домик! Как нам было в нем хорошо!
Не останавливаясь, машина проезжает мимо. Пия берет мою ладонь в свои руки и пишет что-то на ней пальцем. Я не пойму – что, и знаком прошу написать еще раз. Она снова очень медленно и терпеливо рисует мне какие-то иероглифы. Что это? Крестик, нолик, а затем еще нечто непонятное, при этом она показывает на меня указательным пальцем. Я делаю непонимающий вид и подставляю ей ухо, но она лишь обиженно отворачивается в сторону. А, черт! Теперь до меня наконец-то доходит! Как же я сразу, дурак, не догадался! Это означает – "хочу тебя". Я разворачиваю ее к себе за плечи и, согласно кивая, в свою очередь тыкаю пальцем в нее. Она смеется. Машина тормозит перед живописным ресторанчиком с видом на воду. Мы выходим и располагаемся на деревянной террасе.
Пия хочет всех угощать. Будилов заказывает себе пиво, Тимо – минеральную воду с кусочком лимона, Паула – кофе, а мы с Пией берем себе грушевого сидру.
Машина Пии с красным дипломатическим номером RUS вызывает всеобщее любопытство, заставляя финских водителей и их пассажиров выворачивать головы.
– Люди, наверное, думают, что это какой-нибудь крутой русский мафиозо приехал отдохнуть в Финляндию. Поэтому они так на нас смотрят. Они не знают, что красный номер в России – для дипломатов. У нас это не так. Сейчас мы заедем в одно место на автозаправочной станции в Лаппенранте, где в кафе обычно собираются друзья Тимо. Он хочет видеть их реакцию, когда он там появится на таком автомобиле. Они начнут выглядывать и гадать – кто же это? Они специально сидят в этом кафе, чтобы смотреть, кто проехал мимо. Так они развлекаются, потому что жизнь здесь очень скучная. Они выглянут, а в машине сидит Тимо! Для них это будет сильный шок! Такое им запомнится на всю жизнь, и они смогут обсуждать это из ряда вон выходящее событие еще очень долго, как минимум, полгода или год.
Мы едем без детей. Тимо и Паула – впереди, а я с Пией и с Будиловым – сзади. Дорога ведет нас вдоль сменяющих друг друга бесконечных озер. Будилов пьет пиво, а мы с Пией – сидр. Сначала я пытаюсь отказаться, но Пия настаивает на том, чтобы я попробовал этот напиток. Оказывается вкусно. Мы отхлебываем с ней из одной бутылки, обмениваясь мелкими быстрыми поцелуями. Финский сидр гораздо лучше английского и французского, которые мне как-то не особенно импонируют, наверное, потому, что они из яблок, а финский из груш.
Едем мы долго – минут тридцать, пока не приезжаем на какое-то болото. Выходим. Тимо и Паула остаются в машине, а Пия ведет нас с Будиловым по топкой почве неизвестно куда. Под ногами переплетаются коренья кустов и чахлых гниловатых деревьев, нужно постоянно смотреть вниз, чтобы, споткнувшись, не упасть. Со всех сторон нас начинают покусывать злые болотные комары и мошки.
– Пия, а где же земля? Нам еще долго идти? – не выдерживаю я.
– Это она и есть. Кусок, который был лучше, папа успел продать до своей смерти. Это там – вверху, где стоит сейчас дом, который мы видели при въезде. Здесь нужно будет все корчевать, чтобы что-то строить и делать деревянные мостки к воде – там будет привязана лодка, и можно будет купаться летом.
– Но это же – гиблое место! Разве здесь можно жить и что-либо строить? Ты сошла с ума! Это потребует колоссальных затрат. Чтобы поставить здесь дом, придется не только корчевать деревья, но и подводить дорогу, а электричество, газ и прочие коммуникации? Это просто нереально! А весенние паводки, когда будет подниматься вода? Здесь слишком низко и топко для дома.
– А разве Санкт-Петербург не был построен на финских болотах? Мне здесь нравится. Это – моя земля! Мой брат отказывается от нее в мою пользу. Понимаешь, у меня есть кусок земли, который принадлежит мне!
– Но его лучше продать, если кто-то вообще захочет это купить.
– Ты не прав, – дипломатично вмешивается Будилов. – По-моему, это
– отличное место. Мне тут тоже нравится. Я мог бы здесь работать – корчевать пни. Следующим летом, например, вместо того, чтобы ехать в Норвегию.
– На обратном пути я хочу показать тебе место, где прошло мое детство. Это – лесной дурдом. Сейчас там живут другие люди, а больницу уже много лет назад перевели в город. Я не была там очень давно, с тех самых пор, как наша семья переехала в Лаппенранту, и мне хочется туда заехать и на все еще раз взглянуть. Вспомнить. Будет немножко грустно.
Лесной дурдом находился в живописном местечке среди песчаных бугров, поросших соснами и елями. Мы объезжаем его небольшую, ничем не огороженную территорию, и Пия показывает мне на один из деревянных домишек-бараков:
– Вот он – наш домик! Как нам было в нем хорошо!
Не останавливаясь, машина проезжает мимо. Пия берет мою ладонь в свои руки и пишет что-то на ней пальцем. Я не пойму – что, и знаком прошу написать еще раз. Она снова очень медленно и терпеливо рисует мне какие-то иероглифы. Что это? Крестик, нолик, а затем еще нечто непонятное, при этом она показывает на меня указательным пальцем. Я делаю непонимающий вид и подставляю ей ухо, но она лишь обиженно отворачивается в сторону. А, черт! Теперь до меня наконец-то доходит! Как же я сразу, дурак, не догадался! Это означает – "хочу тебя". Я разворачиваю ее к себе за плечи и, согласно кивая, в свою очередь тыкаю пальцем в нее. Она смеется. Машина тормозит перед живописным ресторанчиком с видом на воду. Мы выходим и располагаемся на деревянной террасе.
Пия хочет всех угощать. Будилов заказывает себе пиво, Тимо – минеральную воду с кусочком лимона, Паула – кофе, а мы с Пией берем себе грушевого сидру.
Машина Пии с красным дипломатическим номером RUS вызывает всеобщее любопытство, заставляя финских водителей и их пассажиров выворачивать головы.
– Люди, наверное, думают, что это какой-нибудь крутой русский мафиозо приехал отдохнуть в Финляндию. Поэтому они так на нас смотрят. Они не знают, что красный номер в России – для дипломатов. У нас это не так. Сейчас мы заедем в одно место на автозаправочной станции в Лаппенранте, где в кафе обычно собираются друзья Тимо. Он хочет видеть их реакцию, когда он там появится на таком автомобиле. Они начнут выглядывать и гадать – кто же это? Они специально сидят в этом кафе, чтобы смотреть, кто проехал мимо. Так они развлекаются, потому что жизнь здесь очень скучная. Они выглянут, а в машине сидит Тимо! Для них это будет сильный шок! Такое им запомнится на всю жизнь, и они смогут обсуждать это из ряда вон выходящее событие еще очень долго, как минимум, полгода или год.