Страница:
– А новые соседи – кто? Ты их видел?
– Нет, пока не видел.
Квартира у дедушки была, как и у меня, однокомнатная, с балкончиком на улицу Чайковского. Их можно было бы соединить вместе, получилась бы одна большая. Почему же ничего не сказал, старый дурак? Такую возможность я упустил! А теперь уже поздно. Да, жалко, очень жалко…
– Морозы были, – говорит Миша. – Проститутки с Суворовского проспекта почти каждую ночь приходили, просились до открытия метро переждать. Холодно им было по улицам тусовать. Просили согреть.
– Ну, а ты что?
– Ну, что я? Я их здесь грел, как мог, – он многозначительно подмигивает. – Денег кучу сэкономил. Думал и тебя порадовать, но вчера неожиданно началась оттепель, а сегодня вообще дождь. Мы не знали точно, когда ты приедешь. Решили ждать здесь. Ну, а как ты?
Я на секунду задумываюсь о том, насколько же Миша засветил квартиру, урод гнусный, что проститутки приходят сюда греться, как к себе домой! Значит, будут и ко мне наведываться. Такая перспектива меня не очень-то воодушевляет.
Маленький Миша – большой знаток и любитель проституток. Подобным образом он мстит своей жене-француженке и вообще всему женскому роду. По его философии секс нужно делать только с проститутками. С ними все ясно – заплатил и сделал, что нужно. На нормальных же женщин тратишь гораздо больше денег и времени, и они оказываются еще не всегда такими покладистыми, как проститутки.
В прошлый приезд он даже уговорил меня попробовать Аню и Дашу. Они были его новой находкой. Совсем молоденькие – лет по восемнадцати, симпатичные и живые, они были только в начале своей блядской карьеры. Им было еще все интересно, и они получали удовольствие от секса. Миша знал почти всех проституток на Суворовском проспекте и сразу же обратил внимание на новеньких.
У них в действительности были хорошие упругие тела, да и сами они были веселыми и ласковыми. В квартире тогда меняли пол. Как раз завезли листы 15-ти миллиметровой фанеры, предназначавшейся основой под паркет. Пакеты с буковым паркетом стояли в углу. Мы собирались немного выпить и закусить вечером с художником Будиловым и Маленьким Мишей. Тогда я остался дома, а Миша поехал за Будиловым на машине.
– У нас для тебя сюрприз! – торжественно закричали они с порога.
Я не сразу понял, что этим сюрпризом были две молодые проститутки. Мы разложили по полу листы фанеры, из пакетов с паркетом сделали импровизированные стол и стулья. Выпили водки и закусили мандаринами. Время шло.
– Ладно, раздевайтесь! – сказал я, заметив, что Миша делает мне красноречивые знаки. – Я вас сначала хочу немного пофотографировать.
Они разделись, и я стал фотографировать их на фанерных листах. С ними было легко работать. Они сами проявляли игривую инициативу. Начали целоваться, гладить и возбуждать друг друга.
– Давайте! – кивнул я Будилову с Мишей.
– Нет, сначала – ты! – уверенно произнес Миша, протягивая мне презерватив.
Когда я утолил свой первый голод, на Аню и Дашу набросились перевозбужденные Будилов и Маленький Миша. Все получалось как-то легко и весело. Миша привез их и на следующий день. Потом я уехал в Вену.
– А как там сейчас Даша и Аня? – вдруг спрашиваю я.
– Да они как-то сильно сдали за последние месяцы, – грустно констатирует Миша. – Их тут еще однажды избили. За что, непонятно. Но, вроде бы, били какой-то доской. Они долго не работали. Я недавно видел их снова. Привезти?
– Нет, не надо. Я не хочу больше ебать проституток. Все! Конец!
– Хорошо, как ты захочешь. А я вот двери и батареи в ИКБ покрасил, – осторожно вставляет Миша.
То, что дверь в ванную и батареи выкрашены омерзительным синим цветом, я заметил уже при входе, но пока еще не знаю, как на это отреагировать. На самом деле, я в ужасе. Это – цвет советских общественных туалетов. Но Мишу мне обижать не хотелось бы. У него и без того много комплексов и слабых мест. Он чуток и излишне раним.
Одной из его основных слабостей, кроме любви к проституткам, является пристрастие к творчеству французского художника Ива Клайна, покончившего с собой после ряда творческих неудач в конце 50-х или начале 60-х. Миша считает себя его последователем. В свое время он мечтал попасть во Францию, дабы воочию увидеть работы своего кумира. Ему повезло. Через норвежского вице-консула Марит, покупавшую в свое время картины художника Будилова, он познакомился с француженкой Изабель, женился на ней и переехал в Лион.
Удача сопутствовала ему. Он был благосклонно принят в художественном бомонде, и его концептуальные произведения стали покупать за большие деньги. Но произошло страшное. По крайней мере, это было страшно для Миши, но я не думаю, что для его жены – она ему изменила.
И она ему в этом созналась во всех подробностях. Самолюбие художника не позволили простить ему неверность супруги. Он бросил все и вернулся в Россию. Поселился в пригороде у родителей и перестал заниматься искусством. Жена искала его, хотела с ним объясниться. Приезжала в Россию. Он от нее умело скрывался. Тогда она через общих знакомых стала требовать развода и, просто так, или чтобы сделать ему больно, переспала с его лучшим другом.
После этого Миша полностью залег на дно и порвал со всеми друзьями, кроме Будилова, который меня с ним и познакомил, когда осенью прошлого года я срочно искал надежного человека способного заняться ремонтом у меня в квартире. Сам Будилов заниматься ремонтом не захотел, но вместо себя предложил мне Мишу.
Когда я начал готовить почву для возвращения в Россию, то первым делом, естественно, решил отремонтировать и привести в человеческий вид свою квартиру на улице Чайковского. За те долгие года, когда в ней никто не жил, квартира сильно обветшала. В мое отсутствие там часто останавливались мои друзья и знакомые из заграницы, тоже ее сильно засравшие.
Необходимо было менять все – окна, полы, канализацию, электрическую проводку, ставить надежную металлическую дверь. Квартира была однокомнатной и очень тесной, с маленькой комнаткой в 17 квадратных метров, маленькой кухней и длинным неудобным коридором. Подумав, я решил снести часть стен, превратив все в одно большое пространство. Отделенными стенами должны были остаться только туалет и ванная.
А так – все вместе. Чтобы получился своего рода мини-лофт или студия, если говорить иностранным языком. Для России это не совсем обычное решение. Мне было важно создать себе для жизни максимальный жизненный комфорт, и, вместе с тем, определенный имидж. Жилье должно быть удобным и красивым, особенно в России, где вокруг грязь, убожество и нищета. Мне нужен был свой маленький мир, в котором я мог бы чувствовать себя в полной безопасности.
Миша взялся ломать стены и срывать полы. Когда я приехал перед Новым Годом на Рождественские каникулы, стен уже больше не существовало, кирпичи и строительный мусор был вывезен, полы сорваны, потоки оштукатурены и покрашены белым цветом. Правда, часть денег явно была израсходована на проституток.
– Интересуют услуги интимного характера, – произносил Миша свою коронную фразу, останавливая свой синий "Фольксваген-гольф" на Суворовском проспекте и обращаясь к наклоняющимся к приоткрытому окошку машины девушкам.
Машина Миши была покрашена в ИКБ – изобретение французского художника Ива Клайна. ИКБ переводится как "синий Ива Клайна". Этим цветом Ив Клайн рисовал монохромную живопись, красил скульптуры и автомобили, а также женщин, делая с них потом оттиски на куски бумаги или холста. В ИКБ Миша предложил покрасить мне батареи и двери, и я легкомысленно согласился. Кроме батарей и дверей он покрасил в ИКБ и столешницу от моего круглого стола – единственный предмет мебели, оставшийся от былой обстановки.
В свое время я распорядился выбросить все, за исключением круглого стола. Миша выполнил мои указания, однако, стол сломали. У него были варварски выломаны все его четыре ноги. Дотошное служебное расследование, проведенное мной, показало, что причиной поломки стола явился тот факт, что Миша с Будиловым заставляли плясать на нем проституток.
Эта, покрашенная синим столешница, лежит сейчас на полу и на ней расставлены чайные принадлежности. Будилов несет закипевший чайник.
– Давай, выпьем чая! – говорит Миша.
Я усаживаюсь, скрестив по-турецки ноги, прямо на паркет и думаю о том, что это не ИКБ, а просто ядовитая советская краска для туалетов. Синий Ива Клайна был совершенно другим, я видел его живьем в музее современного искусства в Ницце, он озарял и радовал, а не угнетал, как этот омерзительный цвет.
Есть синий и синий. Есть белый и белый. Эскимосы Гренландии различают более ста оттенков белого, которые выделяют в отдельные цвета, и для обозначения каждого из них у них имеется свое особое слово.
"Жалкая подделка! Убожество вкуса! Уродство!" – хочется крикнуть мне Мише в лицо, но я сдерживаю себя. Лучше я перекрашу все это потихоньку сам, ведь Миша искренне старался и хотел сделать все только как лучше. Не нужно его упрекать и ранить. Он ведь и так весь изранен и упрекан жизнью, родителями и самим собой настолько, что дальше некуда. И у меня вдруг возникает сильнейшее желание сказать ему что-нибудь хорошее и ободряющее.
– Да уж, прекрасно! Супер! – говорю я. – Знаете, а я ведь такой голодный. Двое суток в пути. Давайте пойдем, пообедаем в "Колобок", я приглашаю!
На двери я оставляю записочку для Гадаски на тот случай, если он появится и будет меня разыскивать, и мы уходим.
Глава 4. В "КОЛОБКЕ". ПРИВИДЕНИЕ. ЯВЛЕНИЕ ГАДАСКИ.
Глава 5. "РУССКИЕ БАБЫ". МОСКВА.
– Нет, пока не видел.
Квартира у дедушки была, как и у меня, однокомнатная, с балкончиком на улицу Чайковского. Их можно было бы соединить вместе, получилась бы одна большая. Почему же ничего не сказал, старый дурак? Такую возможность я упустил! А теперь уже поздно. Да, жалко, очень жалко…
– Морозы были, – говорит Миша. – Проститутки с Суворовского проспекта почти каждую ночь приходили, просились до открытия метро переждать. Холодно им было по улицам тусовать. Просили согреть.
– Ну, а ты что?
– Ну, что я? Я их здесь грел, как мог, – он многозначительно подмигивает. – Денег кучу сэкономил. Думал и тебя порадовать, но вчера неожиданно началась оттепель, а сегодня вообще дождь. Мы не знали точно, когда ты приедешь. Решили ждать здесь. Ну, а как ты?
Я на секунду задумываюсь о том, насколько же Миша засветил квартиру, урод гнусный, что проститутки приходят сюда греться, как к себе домой! Значит, будут и ко мне наведываться. Такая перспектива меня не очень-то воодушевляет.
Маленький Миша – большой знаток и любитель проституток. Подобным образом он мстит своей жене-француженке и вообще всему женскому роду. По его философии секс нужно делать только с проститутками. С ними все ясно – заплатил и сделал, что нужно. На нормальных же женщин тратишь гораздо больше денег и времени, и они оказываются еще не всегда такими покладистыми, как проститутки.
В прошлый приезд он даже уговорил меня попробовать Аню и Дашу. Они были его новой находкой. Совсем молоденькие – лет по восемнадцати, симпатичные и живые, они были только в начале своей блядской карьеры. Им было еще все интересно, и они получали удовольствие от секса. Миша знал почти всех проституток на Суворовском проспекте и сразу же обратил внимание на новеньких.
У них в действительности были хорошие упругие тела, да и сами они были веселыми и ласковыми. В квартире тогда меняли пол. Как раз завезли листы 15-ти миллиметровой фанеры, предназначавшейся основой под паркет. Пакеты с буковым паркетом стояли в углу. Мы собирались немного выпить и закусить вечером с художником Будиловым и Маленьким Мишей. Тогда я остался дома, а Миша поехал за Будиловым на машине.
– У нас для тебя сюрприз! – торжественно закричали они с порога.
Я не сразу понял, что этим сюрпризом были две молодые проститутки. Мы разложили по полу листы фанеры, из пакетов с паркетом сделали импровизированные стол и стулья. Выпили водки и закусили мандаринами. Время шло.
– Ладно, раздевайтесь! – сказал я, заметив, что Миша делает мне красноречивые знаки. – Я вас сначала хочу немного пофотографировать.
Они разделись, и я стал фотографировать их на фанерных листах. С ними было легко работать. Они сами проявляли игривую инициативу. Начали целоваться, гладить и возбуждать друг друга.
– Давайте! – кивнул я Будилову с Мишей.
– Нет, сначала – ты! – уверенно произнес Миша, протягивая мне презерватив.
Когда я утолил свой первый голод, на Аню и Дашу набросились перевозбужденные Будилов и Маленький Миша. Все получалось как-то легко и весело. Миша привез их и на следующий день. Потом я уехал в Вену.
– А как там сейчас Даша и Аня? – вдруг спрашиваю я.
– Да они как-то сильно сдали за последние месяцы, – грустно констатирует Миша. – Их тут еще однажды избили. За что, непонятно. Но, вроде бы, били какой-то доской. Они долго не работали. Я недавно видел их снова. Привезти?
– Нет, не надо. Я не хочу больше ебать проституток. Все! Конец!
– Хорошо, как ты захочешь. А я вот двери и батареи в ИКБ покрасил, – осторожно вставляет Миша.
То, что дверь в ванную и батареи выкрашены омерзительным синим цветом, я заметил уже при входе, но пока еще не знаю, как на это отреагировать. На самом деле, я в ужасе. Это – цвет советских общественных туалетов. Но Мишу мне обижать не хотелось бы. У него и без того много комплексов и слабых мест. Он чуток и излишне раним.
Одной из его основных слабостей, кроме любви к проституткам, является пристрастие к творчеству французского художника Ива Клайна, покончившего с собой после ряда творческих неудач в конце 50-х или начале 60-х. Миша считает себя его последователем. В свое время он мечтал попасть во Францию, дабы воочию увидеть работы своего кумира. Ему повезло. Через норвежского вице-консула Марит, покупавшую в свое время картины художника Будилова, он познакомился с француженкой Изабель, женился на ней и переехал в Лион.
Удача сопутствовала ему. Он был благосклонно принят в художественном бомонде, и его концептуальные произведения стали покупать за большие деньги. Но произошло страшное. По крайней мере, это было страшно для Миши, но я не думаю, что для его жены – она ему изменила.
И она ему в этом созналась во всех подробностях. Самолюбие художника не позволили простить ему неверность супруги. Он бросил все и вернулся в Россию. Поселился в пригороде у родителей и перестал заниматься искусством. Жена искала его, хотела с ним объясниться. Приезжала в Россию. Он от нее умело скрывался. Тогда она через общих знакомых стала требовать развода и, просто так, или чтобы сделать ему больно, переспала с его лучшим другом.
После этого Миша полностью залег на дно и порвал со всеми друзьями, кроме Будилова, который меня с ним и познакомил, когда осенью прошлого года я срочно искал надежного человека способного заняться ремонтом у меня в квартире. Сам Будилов заниматься ремонтом не захотел, но вместо себя предложил мне Мишу.
Когда я начал готовить почву для возвращения в Россию, то первым делом, естественно, решил отремонтировать и привести в человеческий вид свою квартиру на улице Чайковского. За те долгие года, когда в ней никто не жил, квартира сильно обветшала. В мое отсутствие там часто останавливались мои друзья и знакомые из заграницы, тоже ее сильно засравшие.
Необходимо было менять все – окна, полы, канализацию, электрическую проводку, ставить надежную металлическую дверь. Квартира была однокомнатной и очень тесной, с маленькой комнаткой в 17 квадратных метров, маленькой кухней и длинным неудобным коридором. Подумав, я решил снести часть стен, превратив все в одно большое пространство. Отделенными стенами должны были остаться только туалет и ванная.
А так – все вместе. Чтобы получился своего рода мини-лофт или студия, если говорить иностранным языком. Для России это не совсем обычное решение. Мне было важно создать себе для жизни максимальный жизненный комфорт, и, вместе с тем, определенный имидж. Жилье должно быть удобным и красивым, особенно в России, где вокруг грязь, убожество и нищета. Мне нужен был свой маленький мир, в котором я мог бы чувствовать себя в полной безопасности.
Миша взялся ломать стены и срывать полы. Когда я приехал перед Новым Годом на Рождественские каникулы, стен уже больше не существовало, кирпичи и строительный мусор был вывезен, полы сорваны, потоки оштукатурены и покрашены белым цветом. Правда, часть денег явно была израсходована на проституток.
– Интересуют услуги интимного характера, – произносил Миша свою коронную фразу, останавливая свой синий "Фольксваген-гольф" на Суворовском проспекте и обращаясь к наклоняющимся к приоткрытому окошку машины девушкам.
Машина Миши была покрашена в ИКБ – изобретение французского художника Ива Клайна. ИКБ переводится как "синий Ива Клайна". Этим цветом Ив Клайн рисовал монохромную живопись, красил скульптуры и автомобили, а также женщин, делая с них потом оттиски на куски бумаги или холста. В ИКБ Миша предложил покрасить мне батареи и двери, и я легкомысленно согласился. Кроме батарей и дверей он покрасил в ИКБ и столешницу от моего круглого стола – единственный предмет мебели, оставшийся от былой обстановки.
В свое время я распорядился выбросить все, за исключением круглого стола. Миша выполнил мои указания, однако, стол сломали. У него были варварски выломаны все его четыре ноги. Дотошное служебное расследование, проведенное мной, показало, что причиной поломки стола явился тот факт, что Миша с Будиловым заставляли плясать на нем проституток.
Эта, покрашенная синим столешница, лежит сейчас на полу и на ней расставлены чайные принадлежности. Будилов несет закипевший чайник.
– Давай, выпьем чая! – говорит Миша.
Я усаживаюсь, скрестив по-турецки ноги, прямо на паркет и думаю о том, что это не ИКБ, а просто ядовитая советская краска для туалетов. Синий Ива Клайна был совершенно другим, я видел его живьем в музее современного искусства в Ницце, он озарял и радовал, а не угнетал, как этот омерзительный цвет.
Есть синий и синий. Есть белый и белый. Эскимосы Гренландии различают более ста оттенков белого, которые выделяют в отдельные цвета, и для обозначения каждого из них у них имеется свое особое слово.
"Жалкая подделка! Убожество вкуса! Уродство!" – хочется крикнуть мне Мише в лицо, но я сдерживаю себя. Лучше я перекрашу все это потихоньку сам, ведь Миша искренне старался и хотел сделать все только как лучше. Не нужно его упрекать и ранить. Он ведь и так весь изранен и упрекан жизнью, родителями и самим собой настолько, что дальше некуда. И у меня вдруг возникает сильнейшее желание сказать ему что-нибудь хорошее и ободряющее.
– Да уж, прекрасно! Супер! – говорю я. – Знаете, а я ведь такой голодный. Двое суток в пути. Давайте пойдем, пообедаем в "Колобок", я приглашаю!
На двери я оставляю записочку для Гадаски на тот случай, если он появится и будет меня разыскивать, и мы уходим.
Глава 4. В "КОЛОБКЕ". ПРИВИДЕНИЕ. ЯВЛЕНИЕ ГАДАСКИ.
Мы шлепаем по безбрежным лужам. Но я переобут уже в сухие непромокаемые немецкие ботинки свиной кожи и мне ничего не страшно. Дождь перестал, словно и не начинался. Запах весенней оттепели и влаги неподвижно висит в воздухе.
– Миша, а как привидение? Оно приходило опять?
– Да, и мне наконец-то удалось установить с ним контакт. Вернее – я его видел, а не только чувствовал, как обычно.
– Расскажи!
– Сейчас, до "Колобка" дойдем – там расскажу! – и с этими словами он виртуозно перепрыгивает через широкую лужу.
Привидение появилось в квартире недавно, после того, как были снесены стены. Очевидно, его как-то потревожили или вспугнули. Первым его появление заметил Миша. Затем я, когда приезжал перед Новым годом и ночевал в квартире один.
Проявляло оно себя всегда одним и тем же образом. Примерно в четыре часа ночи человек просыпался от ледяного могильного холода и страха. Согреться было невозможно. Можно было только переждать минут двадцать-тридцать, двигаясь по квартире с включенным светом. Когда со мной это произошло впервые, я рассказал о своих ощущениях Мише, еще не зная, что это привидение.
– Это – привидение, – сказал тогда Миша и рассказал мне о своих впечатлениях. С ним все было примерно так же, как и со мной. Явления приведения происходили нерегулярно, но порою случались даже по две-три ночи подряд.
В "Колобке" я беру себе пива и морковных котлет. От морковных котлет я лучше вижу, они благотворно влияют на зрение. Морковные котлеты я люблю есть со сметаной и с пивом. Будилов и Миша скромно пьют чай, наотрез отказавшись от пищи. Сколько же они могут пить чай? Чай мы пили перед выходом в "Колобок". Так зачем же пить его еще в "Колобке", где можно было бы выпить кофе или сок, или бульон?
– Это была старушка, – таинственным полушепотом произносит Миша.
– Какая еще старушка? – недоумеваю я.
– Несколько дней назад я довольно много выпил, и когда под утро стало холодно и страшно, у меня, не смотря ни на что, не было никаких сил чтобы встать и включить свет, как я это делал раньше. Я просто лежал с открытыми глазами и смотрел прямо перед собой. В квартире было светло от снега, лежавшего на улице и на крышах домов и отражавшего свет фонарей и витрин. Вдруг я услышал шаги. Кто-то медленно приближался ко мне. Я начал присматриваться внимательней. Шаги приблизились и затихли. И тут я различил человеческую фигуру, больше походившую на тень. Надо мной стояла старуха и смотрела на меня в упор. Но не угрожающе, а скорей с некоторым неподдельным любопытством. Так мы какое-то время разглядывали друг друга, а затем я услышал, как шаги удаляются, и она исчезла.
– Знаешь, в этой квартире раньше в действительности жила старушка. Но потом она умерла, а ее дочка продала квартиру и уехала в Израиль. Может, это она самая и есть?
– Я думаю, что привидение спокойно себе обитало во встроенном шкафу и никого никогда не тревожило. Когда я снес шкаф вместе со стеной, ему негде стало жить, и оно забеспокоилось. С ним нужно что-то делать.
– Но что? Я уже боюсь. Ты нагнал на меня страху, и мне сразу вспомнились все истории с привидениями, которые я когда-либо слышал, – я не вру, мне действительно становится как-то не по себе и муторно. – Может быть, ты пугаешь меня нарочно?
Я смотрю на Мишу в упор, чтобы понять, действительно ли он говорит правду, и замечаю в его глазах настоящий неподдельный ужас. Быстро перевожу взгляд на Будилова и констатирую ту же реакцию. Они оба в ужасе смотрят куда-то поверх моей головы. Что же такое страшное они могли там увидеть? Вот уж не предполагал, что в мире есть еще вещи, способные произвести подобное впечатление на этих двух отъявленных негодяев!
Если это опасность, тогда мне нужно оборачиваться медленно и осторожно. Или же лучше сразу падать на пол и закрывать голову руками? После недолгого колебания я склоняюсь в пользу медленного оборачивания.
За моей спиной стоит действительно ужасное существо – толстомордое, с английскими баками, коротко стрижеными волосами и небольшой плешью. Неужели это мой друг Гадаски? Медленно закрываю и вновь открываю глаза. Да, так и есть – он кардинально изменил внешность – сбрил свои роскошные чапаевские усы, обрезал свои роскошные кудри, выгодно скрывавшие прогрессирующую с годами лысину.
А Гадаски широко улыбается мне и спрашивает:
– Тебе взять еще пива?
– Возьми, черт бы тебя задрал!
Он ставит к нашему столику огромную дорожную сумку и удаляется к стойке. Мы многозначительно переглядываемся. Гадаски явно собирается жить у меня. Ой-ой-ой! Держись, привидение! Теперь тебе будет, чего испугаться. Теперь-то мы посмотрим – кто кого напугает! Привидение – Гадаски, или Гадаски – привидение? Миша со вздохом покачивает головой:
– Может нам пойти?
– Нет, ни в коем случае! Останьтесь еще, не уходите, пожалуйста!
– Как хорошо, что вы все здесь. У меня есть деловое взаимовыгодное предложение, – с места в карьер приступает к делу Гадаски. – Не сомневаюсь, что оно будет принято на "ура", встретив всеобщее одобрение. Я все подробно обдумал.
Мы все делаем серьезные заинтересованные лица и переглядываемся между собой.
– Дело в том, – продолжает Гадаски, а мы молча слушаем, – что последнее время я преимущественно провожу в интернете. Смотрю, что там, и как, прикидывая, что можно сделать. В интернете очень много секса и секс хорошо продается, правда весьма мало чего-то действительно интересного. В последнее время, например, ценится вуаризм. Это своего рода подглядывание. Устанавливается где-нибудь в общественном туалете Нью-Йорка скрытая камера и снимает все подряд, а пользователи интернета могут за определенную сумму к ней в любое время подключиться и посмотреть, что там происходит нового и интересного. Есть даже телевизионная передача "The Big Brother" – людей закрывают в доме и снимают скрытыми камерами, что они там делают, и все это показывают по телевизору. Очень популярно. Поэтому и нам нужно делать ставку на вуаризм!
Гадаски делает большой глоток пива и откусывает кусок пирожка.
– Недавно, когда я смотрел в интернете через камеру, установленную в женском студенческом общежитии университета в штате Орегон, мне пришла замечательная идея. В течение нескольких часов, пока я тщетно ждал, сжигая деньги со своей кредитной карточки, не придет ли кто-нибудь помыться, наблюдая лишь за капающей водой из неплотно закрытого крана, я думал, что было бы неплохо установить скрытую камеру в бане на улице Чайковского!
– Да, здесь уж точно такая экзотика, какой не увидишь ни в
Орегоне, ни в Лондоне! – вдруг возбуждается художник Будилов. – Западных любителей подглядывать трудно будет оторвать от компьютерных мониторов! Но как это организовать?
– Все это дело техники. Необходимо всего лишь установить несколько камер и ретранслятор, посылающий сигнал на сервер. Все остальное, то есть, как продавать и рекламировать продукт, я беру на себя. Ваша задача – получить доступ в баню или договориться с банщиками, чтобы установить там скрытые камеры.
– Это будет непросто, – вскользь замечает скептически Миша.
– Мне кажется, с этим не должно быть особых сложностей. Володя знает, как это делать. В прошлом году мы ставили скрытую камеру у него в туалете и отсняли несколько неплохих короткометражных сюжетов.
Да, конечно, я знаю. Мы действительно установили маленькую скрытую камеру под ванной, выведя провода по канализационным трубам на видеокамеру, спрятанную под кухонной мойкой, и делали запись, когда кто-нибудь из женщин, заходивших в гости, шел в туалет. Было действительно забавно. Уж чего мы только не насмотрелись! Гадаски даже смонтировал видео-клип, написав к нему электронную музыку, под названием "The Toilet Fly", который переслал мне потом по e-mail'у.
– Тим, скажи, а где же мы возьмем необходимое оборудование? – вступает в беседу Миша.
– Ну, с этим будет совсем элементарно. На Литейном проспекте в магазине "Мир антенн" имеется огромный выбор скрытых камер и довольно недорого – от 30 долларов и выше, мы там уже отоваривались однажды в прошлом году. – При этих словах Тим многозначительно смотрит на меня, требуя авторитетного подтверждения.
Я утвердительно киваю.
– Это совсем небольшая инвестиция, – убежденно говорит он. – Ты бы мог себе это позволить. Ты ведь скопи какие-то деньги за время своей преподавательской деятельности в университете? Подумай и реши. Это было бы отлично! Мы совершим переворот на мировом вуаристическом рынке! Мы станем мультимиллионерами! Я абсолютно уверен, что с русской баней мы будем абсолютно вне конкуренции!
– Завтра нужно будет пойти вместе в баню, попариться и все посмотреть на месте, – предлагает Будилов. – Предварительно созвонимся. Ну, ладно, мы пошли.
Они прощаются и уходят. А мы с Гадаски еще какое-то время молча сидим. Я разглядываю лица людей. Привыкаю. Адоптируюсь.
– Я уже успел дать объявления в "Рекламу шанс" и "Из рук в руки".
Завтра должны опубликовать. Нужно начинать работу. Было бы неплохо – встретиться в ближайшие дни с Горбуном, чтобы уточнить с ним детали будущей выставки, – выводит меня из созерцательного транса Гадаски.
– Да, я привез ему фотографии для его книги. Мне кажется, что с выставкой не стоит спешить. Может, нам следует перенести ее на более поздний срок? Или вообще приурочить ее к 300-летию Петербурга?
– Верно! Вот именно – приурочить! – хихикает толстый Гадаски. -
Иначе нам не успеть. Слишком мало времени. К августу, как хотели сначала, мы не успеем наверняка, даже если будем очень стараться.
– А ты еще не звонил Нане?
– Нет, пока не звонил. Ждал тебя. Хотел, чтобы ты ей позвонил. Ты же с ней здесь обо всем договаривался. Нам нужны помещения под мастерскую. Она что-то говорила об Инженерном замке. Было бы неплохо. Для такого грандиозного проекта нужны рабочие пространства. И хорошо, если это будет что-нибудь при Русском музее, куда можно будет приглашать приличных людей.
– Ладно, давай отсюда валить. Хочу посмотреть, как там у тебя после ремонта!
На улице уже почти совершенно стемнело и потихоньку берется мороз. Гадаски, пыхтя, тащит свою огромную сумку, а я иду налегке рядом – я отдыхаю. Напротив "Колобка" у киосков толкутся грязные алкоголики и бомжи, у входа в "Чаплин-клуб" тусует прилично одетая публика, на улице много дорогих машин, с каждым моим приездом их становится все больше и больше.
Краем глаза по ходу коня я задумчиво разглядываю за Гадаски. Ох, семейная жизнь совсем не пошла ему на пользу! Хоть и друг, а показаться в приличных местах с ним будет неловко! А он, к тому же, еще у меня жить собрался, вместе день и ночь над проектом работать. Ну, я и влип! Приехал, и сразу же влип…
– Миша, а как привидение? Оно приходило опять?
– Да, и мне наконец-то удалось установить с ним контакт. Вернее – я его видел, а не только чувствовал, как обычно.
– Расскажи!
– Сейчас, до "Колобка" дойдем – там расскажу! – и с этими словами он виртуозно перепрыгивает через широкую лужу.
Привидение появилось в квартире недавно, после того, как были снесены стены. Очевидно, его как-то потревожили или вспугнули. Первым его появление заметил Миша. Затем я, когда приезжал перед Новым годом и ночевал в квартире один.
Проявляло оно себя всегда одним и тем же образом. Примерно в четыре часа ночи человек просыпался от ледяного могильного холода и страха. Согреться было невозможно. Можно было только переждать минут двадцать-тридцать, двигаясь по квартире с включенным светом. Когда со мной это произошло впервые, я рассказал о своих ощущениях Мише, еще не зная, что это привидение.
– Это – привидение, – сказал тогда Миша и рассказал мне о своих впечатлениях. С ним все было примерно так же, как и со мной. Явления приведения происходили нерегулярно, но порою случались даже по две-три ночи подряд.
В "Колобке" я беру себе пива и морковных котлет. От морковных котлет я лучше вижу, они благотворно влияют на зрение. Морковные котлеты я люблю есть со сметаной и с пивом. Будилов и Миша скромно пьют чай, наотрез отказавшись от пищи. Сколько же они могут пить чай? Чай мы пили перед выходом в "Колобок". Так зачем же пить его еще в "Колобке", где можно было бы выпить кофе или сок, или бульон?
– Это была старушка, – таинственным полушепотом произносит Миша.
– Какая еще старушка? – недоумеваю я.
– Несколько дней назад я довольно много выпил, и когда под утро стало холодно и страшно, у меня, не смотря ни на что, не было никаких сил чтобы встать и включить свет, как я это делал раньше. Я просто лежал с открытыми глазами и смотрел прямо перед собой. В квартире было светло от снега, лежавшего на улице и на крышах домов и отражавшего свет фонарей и витрин. Вдруг я услышал шаги. Кто-то медленно приближался ко мне. Я начал присматриваться внимательней. Шаги приблизились и затихли. И тут я различил человеческую фигуру, больше походившую на тень. Надо мной стояла старуха и смотрела на меня в упор. Но не угрожающе, а скорей с некоторым неподдельным любопытством. Так мы какое-то время разглядывали друг друга, а затем я услышал, как шаги удаляются, и она исчезла.
– Знаешь, в этой квартире раньше в действительности жила старушка. Но потом она умерла, а ее дочка продала квартиру и уехала в Израиль. Может, это она самая и есть?
– Я думаю, что привидение спокойно себе обитало во встроенном шкафу и никого никогда не тревожило. Когда я снес шкаф вместе со стеной, ему негде стало жить, и оно забеспокоилось. С ним нужно что-то делать.
– Но что? Я уже боюсь. Ты нагнал на меня страху, и мне сразу вспомнились все истории с привидениями, которые я когда-либо слышал, – я не вру, мне действительно становится как-то не по себе и муторно. – Может быть, ты пугаешь меня нарочно?
Я смотрю на Мишу в упор, чтобы понять, действительно ли он говорит правду, и замечаю в его глазах настоящий неподдельный ужас. Быстро перевожу взгляд на Будилова и констатирую ту же реакцию. Они оба в ужасе смотрят куда-то поверх моей головы. Что же такое страшное они могли там увидеть? Вот уж не предполагал, что в мире есть еще вещи, способные произвести подобное впечатление на этих двух отъявленных негодяев!
Если это опасность, тогда мне нужно оборачиваться медленно и осторожно. Или же лучше сразу падать на пол и закрывать голову руками? После недолгого колебания я склоняюсь в пользу медленного оборачивания.
За моей спиной стоит действительно ужасное существо – толстомордое, с английскими баками, коротко стрижеными волосами и небольшой плешью. Неужели это мой друг Гадаски? Медленно закрываю и вновь открываю глаза. Да, так и есть – он кардинально изменил внешность – сбрил свои роскошные чапаевские усы, обрезал свои роскошные кудри, выгодно скрывавшие прогрессирующую с годами лысину.
А Гадаски широко улыбается мне и спрашивает:
– Тебе взять еще пива?
– Возьми, черт бы тебя задрал!
Он ставит к нашему столику огромную дорожную сумку и удаляется к стойке. Мы многозначительно переглядываемся. Гадаски явно собирается жить у меня. Ой-ой-ой! Держись, привидение! Теперь тебе будет, чего испугаться. Теперь-то мы посмотрим – кто кого напугает! Привидение – Гадаски, или Гадаски – привидение? Миша со вздохом покачивает головой:
– Может нам пойти?
– Нет, ни в коем случае! Останьтесь еще, не уходите, пожалуйста!
– Как хорошо, что вы все здесь. У меня есть деловое взаимовыгодное предложение, – с места в карьер приступает к делу Гадаски. – Не сомневаюсь, что оно будет принято на "ура", встретив всеобщее одобрение. Я все подробно обдумал.
Мы все делаем серьезные заинтересованные лица и переглядываемся между собой.
– Дело в том, – продолжает Гадаски, а мы молча слушаем, – что последнее время я преимущественно провожу в интернете. Смотрю, что там, и как, прикидывая, что можно сделать. В интернете очень много секса и секс хорошо продается, правда весьма мало чего-то действительно интересного. В последнее время, например, ценится вуаризм. Это своего рода подглядывание. Устанавливается где-нибудь в общественном туалете Нью-Йорка скрытая камера и снимает все подряд, а пользователи интернета могут за определенную сумму к ней в любое время подключиться и посмотреть, что там происходит нового и интересного. Есть даже телевизионная передача "The Big Brother" – людей закрывают в доме и снимают скрытыми камерами, что они там делают, и все это показывают по телевизору. Очень популярно. Поэтому и нам нужно делать ставку на вуаризм!
Гадаски делает большой глоток пива и откусывает кусок пирожка.
– Недавно, когда я смотрел в интернете через камеру, установленную в женском студенческом общежитии университета в штате Орегон, мне пришла замечательная идея. В течение нескольких часов, пока я тщетно ждал, сжигая деньги со своей кредитной карточки, не придет ли кто-нибудь помыться, наблюдая лишь за капающей водой из неплотно закрытого крана, я думал, что было бы неплохо установить скрытую камеру в бане на улице Чайковского!
– Да, здесь уж точно такая экзотика, какой не увидишь ни в
Орегоне, ни в Лондоне! – вдруг возбуждается художник Будилов. – Западных любителей подглядывать трудно будет оторвать от компьютерных мониторов! Но как это организовать?
– Все это дело техники. Необходимо всего лишь установить несколько камер и ретранслятор, посылающий сигнал на сервер. Все остальное, то есть, как продавать и рекламировать продукт, я беру на себя. Ваша задача – получить доступ в баню или договориться с банщиками, чтобы установить там скрытые камеры.
– Это будет непросто, – вскользь замечает скептически Миша.
– Мне кажется, с этим не должно быть особых сложностей. Володя знает, как это делать. В прошлом году мы ставили скрытую камеру у него в туалете и отсняли несколько неплохих короткометражных сюжетов.
Да, конечно, я знаю. Мы действительно установили маленькую скрытую камеру под ванной, выведя провода по канализационным трубам на видеокамеру, спрятанную под кухонной мойкой, и делали запись, когда кто-нибудь из женщин, заходивших в гости, шел в туалет. Было действительно забавно. Уж чего мы только не насмотрелись! Гадаски даже смонтировал видео-клип, написав к нему электронную музыку, под названием "The Toilet Fly", который переслал мне потом по e-mail'у.
– Тим, скажи, а где же мы возьмем необходимое оборудование? – вступает в беседу Миша.
– Ну, с этим будет совсем элементарно. На Литейном проспекте в магазине "Мир антенн" имеется огромный выбор скрытых камер и довольно недорого – от 30 долларов и выше, мы там уже отоваривались однажды в прошлом году. – При этих словах Тим многозначительно смотрит на меня, требуя авторитетного подтверждения.
Я утвердительно киваю.
– Это совсем небольшая инвестиция, – убежденно говорит он. – Ты бы мог себе это позволить. Ты ведь скопи какие-то деньги за время своей преподавательской деятельности в университете? Подумай и реши. Это было бы отлично! Мы совершим переворот на мировом вуаристическом рынке! Мы станем мультимиллионерами! Я абсолютно уверен, что с русской баней мы будем абсолютно вне конкуренции!
– Завтра нужно будет пойти вместе в баню, попариться и все посмотреть на месте, – предлагает Будилов. – Предварительно созвонимся. Ну, ладно, мы пошли.
Они прощаются и уходят. А мы с Гадаски еще какое-то время молча сидим. Я разглядываю лица людей. Привыкаю. Адоптируюсь.
– Я уже успел дать объявления в "Рекламу шанс" и "Из рук в руки".
Завтра должны опубликовать. Нужно начинать работу. Было бы неплохо – встретиться в ближайшие дни с Горбуном, чтобы уточнить с ним детали будущей выставки, – выводит меня из созерцательного транса Гадаски.
– Да, я привез ему фотографии для его книги. Мне кажется, что с выставкой не стоит спешить. Может, нам следует перенести ее на более поздний срок? Или вообще приурочить ее к 300-летию Петербурга?
– Верно! Вот именно – приурочить! – хихикает толстый Гадаски. -
Иначе нам не успеть. Слишком мало времени. К августу, как хотели сначала, мы не успеем наверняка, даже если будем очень стараться.
– А ты еще не звонил Нане?
– Нет, пока не звонил. Ждал тебя. Хотел, чтобы ты ей позвонил. Ты же с ней здесь обо всем договаривался. Нам нужны помещения под мастерскую. Она что-то говорила об Инженерном замке. Было бы неплохо. Для такого грандиозного проекта нужны рабочие пространства. И хорошо, если это будет что-нибудь при Русском музее, куда можно будет приглашать приличных людей.
– Ладно, давай отсюда валить. Хочу посмотреть, как там у тебя после ремонта!
На улице уже почти совершенно стемнело и потихоньку берется мороз. Гадаски, пыхтя, тащит свою огромную сумку, а я иду налегке рядом – я отдыхаю. Напротив "Колобка" у киосков толкутся грязные алкоголики и бомжи, у входа в "Чаплин-клуб" тусует прилично одетая публика, на улице много дорогих машин, с каждым моим приездом их становится все больше и больше.
Краем глаза по ходу коня я задумчиво разглядываю за Гадаски. Ох, семейная жизнь совсем не пошла ему на пользу! Хоть и друг, а показаться в приличных местах с ним будет неловко! А он, к тому же, еще у меня жить собрался, вместе день и ночь над проектом работать. Ну, я и влип! Приехал, и сразу же влип…
Глава 5. "РУССКИЕ БАБЫ". МОСКВА.
Наш проект носит название "Русские бабы" и предполагает грандиозную мультимедийную экспозицию в Русском музее. В Мраморном дворце. Это будет выставка социально-эротического современного искусства. Мы с Гадаски собираемся исследовать иррациональный феномен русской бабы со всеми ее страстями и похотями в ее бытовом и официальном контексте. Например – баба-мать, баба-блядь, баба-железнодорожник, баба-банкир, баба-балерина и баба-домохозяйка… Что в них общего и что различного? Мы предполагаем взять полный срез современного российского общества и тщательно его проработать, закрепив результаты наших исследований в виде фотографий, видеофильмов и интерактивных инсталляций.
Тема весьма важная, актуальная и интересная. Современное искусство в России сейчас по большому счету никому не нужно. И это, отчасти, потому, что оно малоинтересно, деструктивно и провинциально. Русские художники или безнадежно увязли в эстетике социалистического реализма, в лоне которого они были взлелеяны, не в состоянии принимать новые веяния, или пытаются бездумно копировать продукцию западной массовой культуры.
Людям же жизненно необходимо позитивное искусство. Им нужно показывать простые и сильные вещи, называя все своими настоящими именами. Поэтому мы сознательно отказались от сладенького некрасовской формулировки – "русские женщины", поэтому мы сознательно обратились к "русским бабам" "Заветных сказок" Афанасьева. Эта выставка будет интересна и за рубежом. Она сделает современное русское искусство конвертируемым на мировом художественном рынке.
Год назад Гадаски познакомился в Англии с Наной. Эта живая рыжеволосая девушка работала в отделе новейших течений Русского музея. Они ходили вместе по лондонским пивным и за кружкой доброго английского эля беседовали о судьбах русского искусства. Беседы их были безрадостными. Как бы они не пытались посмотреть на существо проблемы, как бы они там не крутили и не вертели, а в итоге приходили к печальному выводу – современное русское искусство находится, пардон, в глубокой жопе.
Современное русское искусство нужно было как-то спасать. Нана предложила сделать эпохальную выставку. Гадаски связался по телефону со мной, и я незамедлительно на все согласился. Современному русскому искусству необходимо было дать шанс. Если его дадим не мы, то тогда – кто же? Голубые его ему, уж наверняка, не дадут. Занимаясь искусством, они думают только о том, как нагреть себе руки и удовлетворить свои задницы. Проклятье, неужели нет никого другого? Почему снова я? Почему снова нужно быть энтузиастом, отдавая себе полный отчет в том, что помогать не будут. Будут только мешать. Хорошо, что нашлась Нана и что есть Гадаски, который периодами бывает способен на многое, если его заинтересовывать сексом. Но Нана хочет провернуть все как можно скорее, уже в августе 2001-го, а это значит, что за работу нужно приниматься немедленно всеми руками и ногами.
Когда я был коротко в городе в феврале, вырвавшись на неделю с работы и делая последние подготовительные мероприятия для своего возвращения, она свела меня с тетеньками из пресс-центра Русского музея, которые меня приняли очень радостно и обещали всяческую поддержку, высказывая свою горячую солидарность теме "Русские бабы". Они были просто уверенны, что такая живая тема после скучищи предыдущих выставок искусства последних лет должна пройти с необыкновенным успехом, вызвав широкий резонанс в прессе и публике.
А одна из тетенек, занимающаяся поиском спонсоров и возглавляющая "Общество друзей Русского музея", узнав, что я не только лично был знаком с австрийским художником Хундертвассером, но даже учился у него в Венской Академии Художеств, вытащила пригласительный билет на презентацию мероприятий по празднованию 300-летия Санкт-Петербурга в Москве.
– Пригласительных билетов отпечатано всего триста штук, – сказала она мне. – И я дам вам один только в том случае, если вы непременно поедете!
– А когда надо ехать? – осторожно поинтересовался я, так как ехать в Москву мне совсем не хотелось.
– Сегодня же вечером, – сказала она. – Я думаю, это для вас крайне важно! Туда приглашены все наши спонсоры, и Вы сможете установить с ними тесный контакт. А также будет директор нашего музея господин Гусев. Кроме того, будет веикоепный фуршет и концерт артистов Мариинского театра.
Я постарался мгновенно оценить ситуацию. Отказаться – значило показать свою незаинтересованность в знакомстве со спонсорами. С другой стороны, очень жалко потерять целый день моего короткого пребывания в России на поездку в Москву. Как я смогу выдержать такую пытку? Но мне неловко было обидеть тетеньку, дающую мне эксклюзивную возможность.
– Было бы неплохо, если вы сумеете распечатать к завтрашнему дню концепцию вашей выставки и примерную смету, чтобы мы могли раздавать это нашим спонсорам, – нажимала на меня тетенька.
– Да, конечно, я сделаю все, как надо. Надеюсь, что с железнодорожными билетами в Москву не будет особых проблем.
В Вене я часто слышал от русских эмигрантов, побывавших недавно в Москве:
Тема весьма важная, актуальная и интересная. Современное искусство в России сейчас по большому счету никому не нужно. И это, отчасти, потому, что оно малоинтересно, деструктивно и провинциально. Русские художники или безнадежно увязли в эстетике социалистического реализма, в лоне которого они были взлелеяны, не в состоянии принимать новые веяния, или пытаются бездумно копировать продукцию западной массовой культуры.
Людям же жизненно необходимо позитивное искусство. Им нужно показывать простые и сильные вещи, называя все своими настоящими именами. Поэтому мы сознательно отказались от сладенького некрасовской формулировки – "русские женщины", поэтому мы сознательно обратились к "русским бабам" "Заветных сказок" Афанасьева. Эта выставка будет интересна и за рубежом. Она сделает современное русское искусство конвертируемым на мировом художественном рынке.
Год назад Гадаски познакомился в Англии с Наной. Эта живая рыжеволосая девушка работала в отделе новейших течений Русского музея. Они ходили вместе по лондонским пивным и за кружкой доброго английского эля беседовали о судьбах русского искусства. Беседы их были безрадостными. Как бы они не пытались посмотреть на существо проблемы, как бы они там не крутили и не вертели, а в итоге приходили к печальному выводу – современное русское искусство находится, пардон, в глубокой жопе.
Современное русское искусство нужно было как-то спасать. Нана предложила сделать эпохальную выставку. Гадаски связался по телефону со мной, и я незамедлительно на все согласился. Современному русскому искусству необходимо было дать шанс. Если его дадим не мы, то тогда – кто же? Голубые его ему, уж наверняка, не дадут. Занимаясь искусством, они думают только о том, как нагреть себе руки и удовлетворить свои задницы. Проклятье, неужели нет никого другого? Почему снова я? Почему снова нужно быть энтузиастом, отдавая себе полный отчет в том, что помогать не будут. Будут только мешать. Хорошо, что нашлась Нана и что есть Гадаски, который периодами бывает способен на многое, если его заинтересовывать сексом. Но Нана хочет провернуть все как можно скорее, уже в августе 2001-го, а это значит, что за работу нужно приниматься немедленно всеми руками и ногами.
Когда я был коротко в городе в феврале, вырвавшись на неделю с работы и делая последние подготовительные мероприятия для своего возвращения, она свела меня с тетеньками из пресс-центра Русского музея, которые меня приняли очень радостно и обещали всяческую поддержку, высказывая свою горячую солидарность теме "Русские бабы". Они были просто уверенны, что такая живая тема после скучищи предыдущих выставок искусства последних лет должна пройти с необыкновенным успехом, вызвав широкий резонанс в прессе и публике.
А одна из тетенек, занимающаяся поиском спонсоров и возглавляющая "Общество друзей Русского музея", узнав, что я не только лично был знаком с австрийским художником Хундертвассером, но даже учился у него в Венской Академии Художеств, вытащила пригласительный билет на презентацию мероприятий по празднованию 300-летия Санкт-Петербурга в Москве.
– Пригласительных билетов отпечатано всего триста штук, – сказала она мне. – И я дам вам один только в том случае, если вы непременно поедете!
– А когда надо ехать? – осторожно поинтересовался я, так как ехать в Москву мне совсем не хотелось.
– Сегодня же вечером, – сказала она. – Я думаю, это для вас крайне важно! Туда приглашены все наши спонсоры, и Вы сможете установить с ними тесный контакт. А также будет директор нашего музея господин Гусев. Кроме того, будет веикоепный фуршет и концерт артистов Мариинского театра.
Я постарался мгновенно оценить ситуацию. Отказаться – значило показать свою незаинтересованность в знакомстве со спонсорами. С другой стороны, очень жалко потерять целый день моего короткого пребывания в России на поездку в Москву. Как я смогу выдержать такую пытку? Но мне неловко было обидеть тетеньку, дающую мне эксклюзивную возможность.
– Было бы неплохо, если вы сумеете распечатать к завтрашнему дню концепцию вашей выставки и примерную смету, чтобы мы могли раздавать это нашим спонсорам, – нажимала на меня тетенька.
– Да, конечно, я сделаю все, как надо. Надеюсь, что с железнодорожными билетами в Москву не будет особых проблем.
В Вене я часто слышал от русских эмигрантов, побывавших недавно в Москве: