Жак Кристиан. Закон пустыни

   – Ну вот опять, – принялась она жаловаться. – Служанка стащила рыбный медальон, который так украшал это блюдо!
   Нефрет встала, чувствуя, что пора вмешаться. Виновница инцидента, лишившего судью любимого лакомства, видимо, чувствуя свою вину, где-то спряталась. Вначале они тщетно пытались в два голоса дозваться ее, а затем пришлось обыскивать весь дом.
   Раздавшийся внезапно ужасный крик так напугал собаку, что она забилась под стол. Пазаир кинулся на зов.
   Заливаясь слезами, кухарка склонилась над горничной, распростертой на полу в гостиной. Нефрет была уже здесь.
   – У нее паралич, – констатировала молодая женщина.

* * *

   Увидев Пазаира, выходившего из дома, поглотитель теней выругался. Он так тщательно все подготовил! Выведал у болтливой служанки немало ценной информации о вкусах судьи. Нарядившись торговцем рыбой, продал кухарке великолепную кефаль и небольшой, но очень аппетитный розовый медальон.
   Чтобы его изготовить, он взял печень тетраодона, рыбы, которая в случае грозящей опасности имеет обыкновение надуваться, стараясь увеличиться в размерах, чтобы отпугнуть противника. В ее печени, голове и костях содержится смертельный яд в количестве четырех миллиграммов на килограмм веса. Поглотитель теней тщательно рассчитал размер медальона, чтобы уменьшить содержание яда до одного миллиграмма – так, чтобы спровоцировать неизлечимый паралич.
   И вот какая-то глупая обжора испортила ему все дело! Ну ничего, в следующий раз он будет умнее.

* * *

   – Я положу ее в нашу лечебницу, мы будем за ней ухаживать, – сказала Нефрет, – но улучшить ее состояние не удастся.
   – Ты выяснила, чем ее отравили? – спросил потрясенный Пазаир.
   – Я уверена, что это какая-то рыба.
   – Почему?
   – Потому что наша кухарка купила кефаль у бродячего торговца, он продавал свежую рыбу и рыбу разделанную. И медальон, видимо, приготовлен из чего-то другого; есть виды рыб, содержащих яды.
   – То есть мы имеем дело с предумышленным убийством?
   – Дозировка была рассчитана так, чтобы превратить человека в инвалида, но не убить его. Ведь судей не убивают, не так ли? Но можно сделать их неспособными думать и действовать.
   По телу Нефрет прошла нервная дрожь, она бросилась в объятия мужа. Она представила его недвижимым, с пустым, остановившимся взглядом и пеной на губах. Но и таким она любила бы его до самой смерти.
   – Он не остановится, – сделал вывод Пазаир. – Кухарка рассказала, как он выглядел?
   – Очень неопределенно… Человек среднего возраста, о котором забудешь через две минуты.
   – Ясно, что это не Кадаш и не Денес. Может быть, Чечи или нанятый ими убийца. Но он совершил ошибку: теперь мы знаем о его существовании. Я попрошу Кема заняться этим субъектом.

* * *

   В совет, состоящий из лекарей, хирургов и фармацевтов, которым было поручено назначить нового старшего лекаря царства, поступили кандидатуры первых соискателей, имевших безупречные послужные списки. Среди них были глазной лекарь, терапевт из Элефантины, правая рука покойного Небамона, и зубной лекарь Кадаш.
   Последнему, как и его коллегам, пришлось ответить на технические вопросы, рассказать об открытиях, которые они сделали за время своей практики, вспомнить об ошибках и проанализировать их причины. Был разговор и о планах на будущее.
   При голосовании голоса разделились, и никто из кандидатов не набрал необходимого большинства. Один горячий сторонник Кадаша вызвал раздражение членов совета, которые напомнили ему о недавнем прошлом, объяснив, что больше никто не потерпит подлогов, широко распространившихся при Небамоне. Защитник интересов Кадаша стушевался.
   Второе голосование дало сходные результаты, так что пришлось констатировать, что страна пока останется без старшего лекаря.

* * *

   – Ашер здесь?
   Управляющий подтвердил Денесу, что полководец ожидает у входа в поместье.
   – Скажите ему, что… Или нет, впустите. Только не сюда, а на конюшню.
   Судовладелец обрызгал себя благовонной жидкостью и принялся причесываться. Затем отрезал два слишком длинных седых волоса, которые портили вид его аккуратной короткой бородки. Ему крайне не хотелось разговаривать с этим тупым солдафоном, однако полководец еще мог им пригодиться, хотя бы в качестве козла отпущения.
   На конюшне Ашер любовался великолепным серым жеребцом.
   – Красивое животное. Продается?
   – Все продается, полководец, это закон жизни. Люди делятся на две категории: те, кто может купить, и все остальные.
   – Избавьте меня от ваших дешевых разглагольствований. Где ваш друг Чечи?
   – Откуда мне знать?
   – Это же ваш самый верный союзник.
   – У меня их десятки.
   – Он работал над созданием нового оружия по моему приказу. Но вот уже три дня, как я не вижу его на рабочем месте.
   – Мне очень жаль, но ваши неприятности меня не касаются.
   Человек с крысиным лицом перегородил Денес дорогу.
   – Вы принимаете меня за дурака, которого легко обвести вокруг пальца, и ваш приятель Чечи обманывает меня. Зачем?
   – Вы бредите.
   – Продайте мне Чечи. Я заплачу, сколько скажете.
   Денес заколебался. Рано или поздно Чечи с его рабской преданностью надоест ему. Однако избавляться от него в данный момент не очень удобно, для своего верного слуги он придумал кое-что другое.
   – Вы хотите слишком много, Ашер.
   – Вы отказываете?
   – Я не могу так обращаться с друзьями.
   – Я наделал глупостей, но вы еще не знаете, с кем имеете дело. Вы совершаете ошибку, обходясь со мной таким образом.

* * *

   Кадаш возбужденно жестикулировал, призывая всех богов земли, неба и потустороннего мира в свидетели своего несчастья. Вокруг его тела был обмотан шарф, скрывавший нагрудник из кошачьей кожи, седые волосы стояли дыбом, нос казался багровым от испещрявших его красных прожилок.
   – Успокойся, – потребовал Денес, которому этот спектакль начал надоедать. – Бери пример с Чечи.
   Человек с маленькими черными усиками сидел в позе писца в самом темном углу комнаты, где трое мужчин только что отобедали. Трапеза прошла в самой мрачной обстановке. Госпожа Нанефер продолжала интриговать при дворе против Бел-Трана, однако никаких особенных успехов в этом добиться не могла, что раздражало ее все больше и больше.
   – Ты предлагаешь мне успокоиться? А как ты объяснишь провал моей кандидатуры при назначении на пост старшего лекаря?
   – Временные трудности.
   – Но мы же дали взятки тем же людям, которых обычно подмазывал Небамон.
   – Простое недоразумение. Я напомню им о наших договоренностях. При следующем голосовании неприятных сюрпризов не будет.
   – Я стану старшим лекарем, ты мне это обещал! Когда я займу этот пост, в нашем распоряжении окажутся все лекарства, включая наркотики и яды. Контролировать общественное здравоохранение для нас очень важно.
   – Мы возьмем его под контроль, как и остальные структуры власти.
   – Почему бездействует поглотитель теней?
   – Он попросил дать ему еще немного времени.
   – Время, опять время! Я уже стар и хочу успеть воспользоваться преимуществами своего нового положения.
   – Твое нетерпение не поможет нам продвигаться вперед.
   Зубной лекарь повернулся к Чечи.
   – Ну, ты-то скажи хоть что-нибудь! Должны мы спешить или нет?
   – Чечи приходится скрываться, – объяснил Денес.
   Кадаш взорвался.
   – А я полагал, что мы контролируем ситуацию!
   – Мы ее контролируем, однако позиции полководца пошатнулись. Судья Пазаир оспорил его рапорт, и визирь с ним согласился.
   – Опять этот Пазаир! Когда же мы от него избавимся?
   – Этим занимается поглотитель теней. Нам не о чем беспокоиться: народ высказывает свое недовольство Рамсесом с каждым днем все громче.
   Чечи в своем углу тихонько смаковал сладкую воду.
   – Я устал, – признался Кадаш. – Мы с тобой богаты, чего же нам еще желать?
   Денес нахмурился.
   – Я перестаю тебя понимать.
   – Может, плюнем на все?
   – Слишком поздно.
   – Денес прав, – подал голос химик.
   Кадаш обратился к нему.
   – А ты пробовал хотя бы раз быть самим собой?
   – Денес приказывает, я подчиняюсь.
   – А если он ведет тебя к твоей погибели?
   – Я верю в то, что мы сможем создать новую страну.
   – Эти слова не твои, а Денеса.
   – Ты не согласен с нами?
   – Приехали!
   Кадаш, надувшись, отошел.
   – Я согласен, что видеть высшую власть на расстоянии протянутой руки и заставлять себя проявлять терпение – это очень раздражает, – снова заговорил Денес. – Согласитесь, однако, что мы ничем не рискуем и выстроенный нами план очень надежен.
   – Долго Ашер будет меня преследовать? – забеспокоился Чечи.
   – Он не достанет тебя, его положение очень серьезно.
   – Он упрям и порочен, – заметил Кадаш. – Он позволил себе прийти к тебе и угрожать. Если он станет тонуть, то потянет за собой и нас.
   – Да, видимо, намерения у него такие, – согласился Чечи. – Но он снова заблуждается. Не забывайте, что у него нет почти никакого влияния. Рядясь в одежды спасителя отечества, он сам себе подписал приговор.
   – Разве не ты подталкивал его к этому?
   – Он становился обременительным для нас.
   – По крайней мере, на какое-то время судья Пазаир оставит нас в покое – эту кость мы ему бросили! – порадовался Денес. – Между ними разворачивается смертельный поединок, пусть занимаются друг другом. Чем больше внимания судья станет уделять Ашеру, тем хуже будет понимать, что происходит.
   – А если полководец ворвется в твой дом силой? Он подозревает, что ты прячешь Чечи здесь.
   – Полководец Ашер ведет свою армию на штурм моего поместья – ты видишь эту картину?
   Оскорбленный Кадаш нахмурился.
   – Мы подобны богам, – заверил сообщников Денес. – Мы создали реку, которую не сдержит никакая плотина.

* * *

   Нефрет вычесывала собаку, Пазаир читал служебную записку, изобилующую грамматическими ошибками. Внезапно его взгляд привлекло странное зрелище.
   В десятке метров от него, на краю бассейна, где цвели лотосы, сорока ударами клюва добивала свою жертву.
   Судья отложил свой папирус, поднялся, прогнал сороку и в ужасе обнаружил ласточку с раскрытыми крыльями и окровавленной головой. Сорока выбила ей один глаз и поранила лоб. Судороги сотрясали несчастную птицу, чей образ принимала душа фараона, чтобы уйти на небо.
   – Нефрет, иди скорее сюда!
   Молодая женщина прибежала. Как и Пазаир, она испытывала почтение к изящной птице, изображение которой в священном иероглифическом письме означало «величие». От ее веселых пируэтов в золотых и розовых лучах заходящего солнца становилось светлее на душе.
   Опустившись на колени, Нефрет взяла в ладони маленькое тельце, доверчиво отдавшееся, почувствовав тепло человеческих рук.
   – Мы не сможем ее спасти, – пожалела она.
   – Я не должен был вмешиваться.
   Пазаир корил себя за легкомыслие. Человек не имеет права ни ввязываться в жестокую игру природы, ни становиться между жизнью и смертью.
   Птичьи коготки вонзились в пальцы Нефрет, цепляясь за них, как за ветку дерева. Несмотря на боль, женщина не разжала рук.
   Растерявшись, Пазаир совершил ошибку, вмешавшись в естественный ход вещей. Был ли вправе судить других он, кто обрек на бессмысленные страдания ласточку, вырвав ее из рук всемогущей судьбы? Из-за его тщеславия и глупости мучилось существо, которое он пытался спасти.
   – Может, было бы лучше ее убить? Если надо, я…
   – Ты на это не способен.
   – Я несу ответственность за ее агонию. Кто теперь станет мне доверять?

25

   Принцесса Хаттуса мечтала о другой жизни. Дипломатическая супруга Рамсеса, выданная замуж в Египет в знак заключения мира, сегодня была всего лишь брошенной женой.
   Роскошная обстановка гарема не утешала ее. Она ждала любви, близости с Рамсесом, а вместо этого получила одиночество более страшное, чем тюрьма. Чем дольше ее годы утекали с водами Нила, тем сильнее она ненавидела Египет.
   Доведется ли ей снова увидеть столицу Хеттского царства, стоящую на высоком плато на фоне негостеприимного пейзажа из оврагов, ущелий, холмов с отвесными краями и сменявших их безводных степей? От внезапного вторжения главный город царства защищали горы. Настоящая крепость, выстроенная из огромных кусков камня, столица возвышалась над зажатыми между скал холмами и равнинами как воплощение гордости и жестокости первых хеттов – воинов и победителей. Прекрасно вписавшись в скалистое безмолвие пейзажа, она гармонично соединяла его неприступные утесы с крепостными стенами и бастионами, одним своим видом способными остановить неприятеля. Ребенком Хаттуса часто бегала по узким городским улочкам, потихоньку таскала кубки с медом, расставленные по скалистым выступам как подношения богам, играла в мяч с мальчишками, которые хвастались друг перед другом своей силой и ловкостью. Она не замечала, как текло время.
   Никогда еще ни одна иноземная царевна, представленная царствующему дому в Египте в качестве залога прочности союзнических отношений, не возвращалась на родину. Только хеттская армия способна освободить ее из этой роскошной тюрьмы. Ни ее отец, ни семья не отказались от планов овладеть Дельтой и долиной Нила; они превратят эту страну в неисчерпаемый источник рабской силы и огромную житницу. Ее же задачей было подрывать изнутри фундамент враждебного государства, его институты, ослаблять Рамсеса, стараясь навязать себя в качестве соправительницы. В прошлом женщины часто сидели на троне, и именно они вдохновляли нацию на освободительные войны с азиатскими кочевниками, укрепившимися на севере страны. У Хаттусы не было выбора: освободив себя, она принесет своему народу самую прекрасную из побед.
   Предлагая ей небесное железо, Денес не отдавал себе отчета в том, что тем самым способствует реализации ее планов. У хеттов было поверье: тому, кто обладает этим металлом, помогают боги. Можно ли найти лучший способ договориться с ними, чем небесное железо, пришедшее к нам из глубин Вселенной? Как только Хаттуса получит его, она наделает амулетов, браслетов, ожерелий и колец. Она оденется в драгоценный металл вся, представ перед окружающими дочерью каменного огня, способной разрывать тучи. Денес – тщеславный дурак, но он может быть ей полезен. Нарушить поставки продуктов – прекрасный способ нанести удар по престижу Рамсеса, но еще более эффективным ей представлялся другой план, открывавший прямую дорогу к победе.
   Хатгуса готовилась к решительному сражению. Но ей необходимо было убедить одного-единственного человека разделить Египет, пробив брешь в границе государства, куда должна устремиться лавина ее соотечественников.

* * *

   В полдень храм Карнака пребывал в дремоте. Из трех ритуальных служб, посвященных подношению даров от имени фараона, полуденная была самой короткой. Жрец совершал ритуал поклонения перед закрытым святилищем, где хранилось божественное изваяние, оживавшее во время длинной утренней церемонии, и должен был удостовериться, что Невидимый излил свое семя в огромный каменный сосуд, чтобы мир продолжал пребывать в гармонии.
   Садовник Кани, ставший верховным жрецом храма Амона и третьим по значимости лицом в государстве после фараона и визиря, по-прежнему выглядел как простой крестьянин: грубоватое лицо, морщинистая кожа, мозолистые руки. Он не обращал внимания на высокомерно-елейные манеры писцов, получивших образование в лучших школах столицы, и руководил людьми так же, как выращивал растения. Несмотря на множество забот, он никому не доверял уход за своим садом, где выращивал лекарственные растения.
   К общему удивлению, Кани быстро освоился в среде высших жрецов, обычно не очень гостеприимных. Бывший садовник, равнодушный к своим новым привилегиям, полагал, что храмовые владения процветают, а культ богов совершается в соответствии с законом. Не зная других жизненных правил, кроме привычки к труду и уважения к хорошо сделанной работе, он продолжал руководствоваться ими. Характер его высказываний, иногда слишком прямолинейных, шокировал сановников, привыкших к большей сдержанности; однако новый верховный жрец работал, не жалея сил, и сумел поставить себя. Несмотря на пессимистичные прогнозы, Карнак полностью подчинился Кани, и придворные не преминули отметить верность сделанного фараоном выбора. Хотя Хаттусе он казался бредовым.
   Правитель, будучи искусным тактиком, остерегся назначить на этот пост сильную личность, которая могла бы соперничать с ним самим. Со времен царствования Эхнатона отношения между правителем и верховным жрецом Амона постоянно ухудшались. Карнак был слишком богат, слишком могуществен и слишком обширен, там царил бог победы. Конечно, фараон сам назначал жреца; однако, заняв этот пост, глава Карнака старался расширить свои возможности. И в тот день, когда разрыв между верховным жрецом, властителем Юга, и фараоном, во власти которого сохранится лишь Север, будет свершившимся фактом, Египет перестанет существовать как единое государство.
   Назначение Кани, на ее взгляд, делало такую перспективу весьма вероятной. Человек из народа, крестьянин, он не сможет устоять перед соблазном роскоши и богатства: став хозяином храма, он начнет мечтать о том, чтобы подчинить себе южные края, а затем и всю страну. Он мог еще и не знать этого, но Хаттуса чувствовала, что будет именно так. Она должна объяснить это Кани, заронить в его душу зерна тщеславия, вступить с ним в союз против Рамсеса. Лучшего рычага для достижения своих целей, чем верховный жрец Амона, ей не найти.

* * *

   Хаттуса оделась тщательно, но скромно, без украшений; строгость больше приличествовала огромному залу с колоннами, где верховный жрец согласился принять ее. Узнать Кани в толпе жрецов можно было лишь по золотому кольцу – эмблеме его высокой должности. Наголо обритый, с могучим торсом, бывший садовник не выглядел элегантным. Принцесса порадовалась за свой туалет: жрец наверняка терпеть не мог кокетства.
   – Пройдемся, – предложил он.
   – Это место выглядит потрясающе.
   – Оно способно и возвысить нас, и раздавить.
   – У Рамсеса гениальные зодчие.
   – Они реализуют волю фараона, как вы или я.
   – Я всего лишь одна из его жен, дипломатический трофей.
   – Вы – живой символ мира с хеттами.
   – Этот статус не принес мне счастья.
   – Вы хотите удалиться в храм? Девушки из хора Амона охотно примут вас в свой круг. Со времени кончины Нефертари, великой супруги фараона, они чувствуют себя осиротевшими.
   – У меня другие планы, более увлекательные.
   – Они касаются меня?
   – В первую очередь.
   – Я удивлен.
   – Когда речь идет о судьбе страны, верховный жрец Карнака не может оставаться в стороне, не так ли?
   – Ее судьба в руках Рамсеса.
   – Даже если он вас презирает?
   – Я этого не чувствую.
   – Просто вы его плохо знаете. Его двуличие многих вводило в заблуждение. Влиятельность верховного жреца Карнака раздражает фараона. Самое простое решение проблемы состоит в том, чтобы убрать вас и занять этот пост самому.
   – А разве это не его место? Фараон – единственный посредник между богами и народом.
   – Вопросы культа меня не интересуют. Рамсес – деспот, и широта ваших полномочий раздражает его.
   – Что вы предлагаете?
   – Чтобы Фивы и тамошний верховный жрец восстали против этой тирании.
   – Восстать против фараона означает отрицать саму жизнь.
   – Вы вышли из народа, я – царевна. И я предлагаю вам заключить союз, который вызовет доверие и у простых людей, и у придворных. Мы создадим новый Египет.
   – Поднять Юг против Севера означало бы сломать хребет государству, превратить страну в инвалида. Если фараон не сможет обеспечить единство страны, нас ждут несчастья, нищета и рабство.
   – В этом направлении нас ведет Рамсес; только мы с вами способны изменить ситуацию. Если вы поддержите меня, станете богаты!
   – Оглянитесь вокруг, царевна. С каким богатством можно сравнить возможность созерцать эту божественную красоту, запечатленную в камне?
   – Вы моя последняя надежда, Кани. Если вы не вмешаетесь, Рамсес погубит страну.
   – Вы – женщина, которая пережила разочарование и хочет отомстить. Ваше несчастье угнетает вас, вы стремитесь уничтожить вашу новую родину. Расколоть Египет, сломать ему хребет, превратить в хеттскую провинцию… Вы ведь этого хотите?
   – И все же каков будет ваш ответ?
   – Это государственная измена, царевна. За такое преступление полагается смертная казнь.
   – Вы упускаете свою удачу.
   – В этом храме не существует ни удачи, ни неудачи, здесь служат богам.
   – Вы совершаете ошибку.
   – Если верность фараону считать ошибкой, то этот мир не стоит того, чтобы в нем жить.
   Для Хаттусы это был полный провал. Ее губы дрожали.
   – Вы выдадите меня?
   – Храмы любят тишину. Заставьте замолчать голос разрушения, что звучит в вашей душе, и в ней воцарится спокойствие.

* * *

   Ласточка явно была настроена жить. Нефрет сделала для нее гнездо в коробке, выложив дно соломой и поместив подальше от кошек и прочих хищников. Есть ласточка по-прежнему не могла, и Нефрет лишь регулярно смачивала водой ее поврежденный клюв. Больная птица начала привыкать в присутствию молодой женщины.
   Пазаир продолжал упрекать себя за глупое вмешательство.
   – Почему ты не допросишь госпожу Нанефер еще раз, – поинтересовалась Нефрет. – Есть веские основания подозревать ее.
   – Она заведует производством тканей, искусно владеет иглой, я это знаю. Но я не верю, что она могла хладнокровно убить Беранира. Да, она крикливая, самоуверенная, убежденная в своей значимости…
   – А может, просто талантливая актриса?
   – И потом она достаточно сильна, это надо признать.
   – Убийца напал на Беранира сзади, разве не так?
   – Так.
   – Точность удара более важна, чем сила. И надо хорошо знать анатомию, чтобы ударить в нужное место.
   – Лучше всех на роль подозреваемого подходит Небамон.
   – Перед смертью он сказал правду: он не виновен в убийстве.
   – Если я буду настаивать на том, чтобы госпожа Нанефер предстала перед судом, она будет все отрицать, и ее оправдают. У меня нет доказательств, одни только косвенные улики. Новые допросы тоже ничего не дадут. Она станет утверждать, что невиновна, пустит в ход свои связи, да еще пожалуется на незаконное преследование. Нужна дополнительная информация.
   – Ты рассказал Кему о попытке отравления?
   – Он охраняет меня днем и ночью. Они с его павианом спят по очереди.
   – Не отказывайся от защиты.
   – Иногда она мне мешает.
   – Старший судья, ваши вкусы не должны вам мешать исполнять свой долг.
   – Ты принимаешь меня за старого чинушу?
   Она задумалась, на ее лице появилось выражение легкой тревоги.
   – Этот вопрос требует более глубокого исследования. Мы займемся этим сегодня ночью, если…
   Он обнял ее, поднял на руки и внес в дом.
   – Этот старик будет любить тебя с такой страстью… Зачем же ждать до ночи?

* * *

   Старший судья не выпускал из рук свою печать, все утро он возился с документами. Перед ним лежали папирусы о ходе сельскохозяйственных работ, о контроле за земельными налогами и о поставках продуктов. Пазаир читал, быстро вникая в суть дела. Последний документ его возмутил.
   – На пять дней задержана доставка свежих фруктов?
   – Именно так, – подтвердил писец.
   – Это недопустимо. Я это не подпишу. Вы пробовали наложить на них штраф?
   – Я отправил запрос своему коллеге в Фивы.
   – Получили ответ?
   – Пока нет.
   – Почему?
   – Их завалили такими запросами.
   – Вот уже целая неделя, как продолжается это безобразие, и никто не поставил меня в известность.
   Писец забормотал извинения.
   – Есть более важные расследования…
   – Более важные? Десятки селений рискуют остаться без свежих продуктов! Вам это кажется не очень важным потому, что с вашим питанием, видимо, все в порядке! – возмутился Пазаир, указывая на толстый живот чиновника.
   Все более и более смущенный, тот положил стопку папирусов на циновку судьи.
   – Поступили жалобы и на другие задержки, где речь тоже идет о продуктах питания. Пришла тревожная информация о том, что овощи из Среднего Египта поступят в казармы Мемфиса не раньше чем через десять дней.
   Пазаир побледнел.
   – Вы представляете себе возможные последствия? Быстро в доки!

* * *

   Кем сам правил повозкой, которая прокатилась вдоль канала, параллельного Нилу, мимо складов и зернохранилищ, и остановилась у входа в доки для прибывающих судов. Пазаир бегом устремился к конторе, занимавшейся переписью свежих продуктов. Над двумя дремлющими служащими стоял мальчуган с опахалом.
   – Здесь хранят свежие фрукты и овощи? – спросил Пазаир.
   – А вы кто?
   – Старший судья.
   Служащие в ужасе вскочили и принялись отвешивать поклоны высокому судейскому чиновнику.
   – Простите нас. Уже несколько дней мы сидим без работы, все поставки прекратились.
   – Суда где-то застряли?
   – Вовсе нет. Они благополучно прибывают в Мемфис, но с совершенно другим грузом. Вот сегодня самое большое транспортное судно, предназначенное для перевозки фруктов, пришло с грузом камней. Что мы можем сделать?
   – Оно еще здесь?
   – Да, но скоро отплывает в Фивы.
   Пазаир и Кем в сопровождении павиана пересекли верфи и вошли в порт, откуда выходило морское судно, направлявшееся на Кипр. На судне, перевозившем фрукты, поднимали паруса. Судья направился к сходням.