– Судья Пазаир, вы согласны, что только исполнение Закона способно обеспечить процветание страны?
   – Это мое глубочайшее убеждение.
   – Если же мы не руководствуемся Законом, перестаем его уважать, считая лживым, то бунтовщики поднимут головы, начнет свирепствовать голод, и воцарятся демоны. С этим вы тоже согласны?
   – Ваши слова – чистая правда.
   – Я получил оба ваши письма, судья Пазаир, и сообщил их содержание высокому совету, чтобы каждый из его членов смог вынести собственное суждение о вашем поведении. Считаете ли вы, что честно исполняли ваш долг?
   – Я не отступил от него ни в чем. Плоть моя страдала, на губах моих был вкус отчаяния и смерти, но все это так ничтожно по сравнению с тем тяжким оскорблением, которое было нанесено делу справедливости. Мое звание судьи оказалось запачкано и попрано.
   – Если вы узнаете, что верховный страж Монтумес и старший судья царского портика были назначены на свои должности этим собранием и при моем согласии, вы снова будете настаивать на ваших обвинениях?
   Пазаир сглотнул слюну. Он зашел слишком далеко. Даже вооружившись истиной и имея на руках неопровержимые доказательства, простой судья не должен был покушаться на столь важных персон. Визирь и его совет, безусловно, примут сторону своих назначенцев.
   – Чем бы это мне ни грозило, я настаиваю на высказанных обвинениях. Я был сослан несправедливо, верховный страж не предпринял никаких серьезных проверок, старший судья предпочел ложь правде. Они стремились отстранить меня от дел, чтобы положить конец расследованию по поводу убийства Беранира, таинственной смерти ветеранов и исчезновения небесного железа. Вы, девять друзей фараона, выслушав правду, не забывайте ее. Разложение и порча покинули свое логово и уже заразили часть государства, и если больные органы не будут отсечены, болезнь овладеет всем телом.
   Не опуская глаз, Пазаир выдержал взгляд визиря: немного было людей, способных на это.
   – Спешка и прямолинейность могут сбить с правильного пути даже опытных судей, – подчеркнул Баги. – Из этих двух дорог какую выберете вы – преуспеть в жизни или служить справедливости?
   – Почему вы противопоставляете эти вещи?
   – Потому что человеческое существование плохо сочетается с Законом Маат.
   – Моя жизнь подчинена Закону, я давал клятву.
   Визирь выдержал долгую паузу. Пазаир понял, что сейчас он выслушает приговор, не подлежащий обжалованию.
   – Хранитель Закона, распорядитель царского дома и я, рассмотрев факты и опросив свидетелей, пришли к общему выводу. Старший судья портика действительно совершил грубые ошибки. Оценив его возраст, опыт и заслуги перед Законом, мы приговариваем его к ссылке в оазис Харга, где он окончит свои дни в одиночестве и размышлениях. В долину он не вернется никогда. Вы удовлетворены?
   – Почему я должен радоваться падению старого судьи?
   – Выносить приговор – это наш долг.
   – Продолжать следствие тоже.
   – Я поручаю его новому старшему судье. Вам, Пазаир.
   Судья побледнел.
   – Мой молодой возраст…
   – Должность старшего судьи вовсе не обязательно предполагает определенный возраст. Важна компетентность, а присутствующие здесь признают за вами это достоинство. Вы так боитесь груза ответственности, что готовы отказаться от должности?
   – Просто я не ожидал…
   – Судьба выносит свои решения неожиданно для нас, подобно крокодилу, устремившемуся к реке. Ваш ответ?
   Пазаир поднял сомкнутые руки в знак уважения и согласия и поклонился.
   – Старший судья царского портика, – произнес Баги, – у вас нет никаких прав. Но есть тяжелый груз обязанностей. Пусть Тот направляет ваши мысли и руководит вашими делами, ибо только бог способен удержать человека от мерзостей. Помните о вашем звании, гордитесь им, но не впадайте в тщеславие. Ставьте ваше достоинство выше мнения толпы, будьте молчаливы и служите людям. В своем деле не выпускайте из рук поводьев, оставайтесь опорой правосудию, цените добро и презирайте зло. Не будьте ни легковесны, ни переменчивы, пусть уста ваши никогда не лгут, а сердце не знает алчности. Старайтесь проникнуть в души людей, которых судите, и пусть вам поможет в этом небесный свет, взгляд божественного Ра.
   Пазаир внимательно слушал.
   – Вот ваш перстень с печатью, которую вы будете ставить на свои документы. С этого дня вы будете размещаться у врат храма, где станете править суд и защищать слабых. Вы должны заставить уважать закон в Мемфисе. Следите за тем, чтобы налоги собирались должным образом, чтобы полевые работы шли своим ходом, а необходимые товары поставлялись вовремя. В случае необходимости вы будете участвовать в заседаниях верховного суда. В любых ситуациях не довольствуйтесь тем, что услышите, но старайтесь проникнуть в суть событий.
   – Если вы желаете, чтобы правосудие торжествовало, что вы решаете в отношении верховного стража Монтумеса, чьи плутни и коварство абсолютно непростительны?
   – Я хочу, чтобы ваше расследование уточнило характер его проступков.
   – Я обещаю сохранять хладнокровие и внимательно во всем разобраться.
   Хранитель Закона поднялся.
   – Я утверждаю решение визиря от имени совета. Начиная с этого момента старший судья Пазаир вступает в должность и будет признан всем Египтом. Он получает в свое распоряжение жилище, необходимое имущество, слуг, помещения и служащих.
   Следующим поднялся начальник государственной казны, которую в стране именовали «Два белых дома».
   – В соответствии с законом старший судья признается ответственным за принятые им несправедливые решения. И если в этом случае обиженному им полагается возмещение ущерба, то судья должен сделать это из собственных средств и не брать денег в государственной казне.
   Внезапно с кресла, где сидел визирь, донесся стон.
   Все обернулись. Прижав руку к правому боку, визирь вцепился в спинку стула, тщетно пытаясь удержаться. И вдруг, лишившись чувств, упал на пол.
* * *
   При виде Пазаира – с потным лбом и тоской в глазах – Нефрет решила, что он сбежал из дворца.
   – Визирю плохо.
   – К нему пригласили старшего лекаря?
   – Небамон нездоров. А из его помощников никто не осмеливается вмешаться без его разрешения.
   Молодая женщина взяла наручные часы, закрепила их на запястье и поставила медицинскую сумку на спину ослу. Северный Ветер сразу взял правильное направление.
   Баги лежал, обложенный подушками.
   Нефрет послушала, как работает его сердце в груди, в венах и артериях, и различила два внутренних потока. Один согревал правую часть тела, второй охлаждал левую. Болезнь таилась в глубине и затронула весь организм. С помощью наручных водяных часов она посчитала пульс и время его резонанса с другими органами.
   Придворные с тревогой ждали, когда она объявит диагноз.
   – Этот недуг мне знаком, и я умею его лечить, – сказала Нефрет. – Затронута печень, наблюдается пониженная проходимость воротной вены. Печеночные артерии и канал желчного протока, соединяющие сердце с печенью, в плохом состоянии. Они дают недостаточно воды и кислорода, из-за чего кровь становится слишком густой.
   Нефрет дала больному выпить цикория, выращенного в храмовых садах. Это растение с крупными голубыми цветами, которые закрываются в полдень, обладает многими лечебными свойствами; если его в небольшом количестве добавить к выдержанному вину, то оно дает облегчение при множестве заболеваний печени и желчного пузыря. Врач приложила магнит к больному органу; визирь пришел в себя. Он был очень бледен, его вырвало.
   Нефрет велела ему выпить подряд несколько кубков цикория, пока организм не перестанет его отторгать; наконец тело больного очистилось.
   – Печень очищена и промыта, – констатировала она.
   – Кто вы? – спросил Баги.
   – Целительница Нефрет, жена судьи Пазаира. Вам надо следить за питанием, – произнесла она спокойно, – и каждый день пить цикорий. Чтобы избежать более серьезной закупорки сосудов, которая может вас убить, вы будете принимать микстуру, куда входят фига, виноград, рубленые плоды смоковницы, зерна бриония, камедь и смола. Я сама приготовлю вам эту смесь. А в нее надо добавлять росу и фильтровать рано утром.
   – Вы спасли мне жизнь.
   – Я сделала то, что должна была, и нам повезло.
   – Где вы практикуете?
   – В Мемфисе.
   Визирь поднялся. Несмотря на тяжесть в ногах и сильную мигрень, он смог сделать несколько шагов.
   – Вам необходим отдых, – добавила Нефрет, помогая ему сесть. – Небамон…
   – Лечить меня будете вы.
* * *
   Неделю спустя визирь Баги, полностью оправившись от болезни, передал новому старшему судье царского портика известняковую стелу с выгравированными на ней тремя парами ушей: первая – темно-синяя, вторая – желтая и третья – бледно-зеленая. Они символизировали небо из лазурита, где светят звезды мудрых, золото, являющееся плотью богов, и бирюзу, означавшую любовь. Таким образом были обозначены обязанности главного судьи Мемфиса: выслушивать обиженных, уважать волю богов, быть доброжелательным, но не слабым.
   Умение слушать – для судьи самое важное, эта способность составляет главную добродетель служителя истины. Пазаир, серьезный и собранный, принял стелу и поднял ее, повернувшись лицом к судьям большого города, которые собрались, чтобы приветствовать его назначение.
   Нефрет плакала от радости.

12

   Отведенное главному судье жилье привело молодых супругов в восторг. Оно располагалось в центре застроенного небольшими двухэтажными белыми домиками скромного квартала, где селились ремесленники и мелкие чиновники. Жилище было новое, отделанное всего несколько дней назад и предназначенное для какого-то сановника, которому оно, должно быть, не понравилось. Вытянутое в длину, под плоской крышей, оно состояло из восьми комнат со стенами, расписанными яркими птицами, резвящимися в зарослях папируса.
   Входя в свой новый дом, Пазаир ощутил некоторую робость. Он потоптался на заднем дворе, где откармливали гусей; птицы плескались в небольшом водоеме с голубыми лотосами. Рядом в шалаше крепко спали двое мальчишек, нанятые, чтобы подсыпать гусям зерно. Новый хозяин усадьбы не стал их будить. Нефрет тоже наслаждалась окружающей роскошью. Она любовалась жирной землей, кишащей червями, обогащавшими ее кислородом и своими испражнениями – лучшим удобрением для зерновых культур. Крестьяне очень ценили дождевых червей, поскольку они гарантировали плодородие почвы.
   Смельчак первым отважился вступить в великолепный сад и тут же начал резвиться. Его примеру последовал и Северный Ветер. Осел растянулся под гранатовым деревом – самым красивым растением, на котором каждый опадающий цветок моментально сменялся новым. Пес же предпочел смоковницу, чья трепещущая листва источала медовый аромат. Нефрет гладила тонкие ветви и зрелые плоды, красные и бирюзовые; она увлекла мужа в тень раскидистого дерева, под полог шатра, достойного богов. В восхищении рассматривали они аллею фиговых деревьев, завезенных из Сирии, и камышовую беседку, где так приятно будет любоваться заходом солнца.
   Но их блаженство длилось недолго; Проказница, маленькая зеленая обезьянка Нефрет, вскрикнула от боли, прыгнула на руки к хозяйке и протянула ей лапку, в которую вонзился шип от акации. К ране следовало отнестись со всей серьезностью; если под кожей долго находится посторонний предмет, то он может вызвать внутреннее кровотечение, которое будет трудно распознать. Безо всяких приказаний осел встал и подошел поближе. Нефрет достала из сумки скальпель, с величайшей осторожностью вытащила занозу и смазала рану мазью, в состав которой входили мед, горькая тыква, стертые в муку кости каракатицы и дробленая кора смоковницы. Если рана все же воспалится, то надо будет попробовать сернистый мышьяк. Однако Проказница не производила впечатления пострадавшей – избавившись от занозы, она тут же вскарабкалась на финиковую пальму и принялась искать спелые плоды.
   – Давай все же войдем, – предложила Нефрет.
   – Да, дело серьезное.
   – Что ты этим хочешь сказать?
   – Мы с тобой женаты, но до сих пор у нас ничего не было. А теперь ситуация меняется.
   – Тебя это удручает?
   – Не забывайте, доктор, что это я вырвал вас из привычной обстановки.
   – Мне кажется, что все было не совсем так; разве не я первой обратила на тебя внимание?
   – Мы должны были сидеть рядышком, окруженные толпой родственников и друзей, которые вносили бы сюда новые стулья, сундуки с одеждой, вазы, предметы туалета, обувь и бог знает что еще. Ты должна была прибыть на церемонию в паланкине, парадно одетая, под звуки флейт и тамбуринов.
   – Мне больше нравится, когда мы с тобой вдвоем, в тишине и без всякой пышности.
   – Как только мы переступим порог этого дома, на нас ляжет дополнительная ответственность. Чиновные иерархи упрекнут меня за то, что мы не составили брачный контракт, который бы обеспечивал твое будущее.
   – Ты говоришь это серьезно?
   – Этого требует закон. Я, Пазаир, передаю все свое состояние тебе, Нефрет, сохраняющей свое имя. Раз мы решили жить вместе, под одной крышей, как муж и жена, я должен взять на себя обязательство обеспечить тебя в случае нашего развода. Начиная с этого дня треть всего, что мы заработаем, официально принадлежит тебе; кроме того, я должен кормить и одевать тебя. Остальное решит суд.
   – Хочу признаться господину старшему судье царского портика, что я безумно влюблена в одного мужчину и твердо намерена оставаться с ним всю жизнь, до последнего вздоха.
   – Может быть, однако закон…
   – Замолчи, и войдем, наконец.
   – Сначала одно уточнение: это я безумно влюблен в тебя.
   Обнявшись, они переступили порог своей новой жизни.
   В первой комнате, низкой и маленькой, предназначенной для отправления поминальных служб, они оставались долго, воздавая почести душе Беранира, их убитого наставника. Потом осмотрели гостиную, спальни, кухню, туалет с канализационными стоками из терракоты и кабинет, где стояло кресло из известняка.
   Ванная комната была восхитительна. Вдоль стен, под углом друг к другу, стояли две кирпичные скамьи. Если тот, кто принимал ванну, хотел принять и душ, то его поливали водой слуги и служанки. Кирпичные стены были выложены известняковой плиткой, чтобы в помещении не скапливалась сырость. Легкий наклон пола в сторону канализационного отверстия, от которого вниз, глубоко под землей, вели трубы из обожженной глины, давал возможность воде стекать свободно. Хорошо проветриваемая спальня была снабжена москитной сеткой, спускавшейся с потолка на большую кровать из эбенового дерева с ножками в виде львиных лап, а на спинках кровати были изображения смеющегося бога Бэса, призванного охранять спящих, посылая им счастливые сны. Потрясенный Пазаир не хотел вставать с великолепного матраса, сплетенного из растительных волокон. Основа кровати, на которой покоился матрас, была сделана так искусно, что могла выдержать любой вес спящих в течение долгих лет, оставаясь все такой же удобной.
   В изголовье кровати висело белое льняное платье, свадебный наряд, который в конце жизни египтянки мог служить для нее саваном.
   – Я и не предполагал, что когда-нибудь мне доведется проспать хотя бы одну ночь в такой кровати.
   – Так чего же мы ждем? – спросила Нефрет задорно.
   Она сняла с кровати дорогое покрывало, освободилась от платья и легла, счастливая принять в свои объятия тело мужа.
   – Этот сладостный момент я не забуду никогда – своим взглядом ты превращаешь его в вечность. Не отстраняйся от меня, я принадлежу тебе как сад, который ты наполнишь цветами и прекрасным ароматом. Когда мы сливаемся в одно целое, смерти больше нет.
* * *
   Однако уже на следующее утро Пазаир с сожалением вспомнил о своем маленьком домике, где он поселился начинающим судьей, и понял, почему визирь Баги довольствовался скромным жильем в центре города. Да, кругом было множество щеток и метелок из тростника, облегчавших уборку помещения, но ведь нужны были еще и руки, опытные в этих делах. Ни у него, ни у Нефрет на это не было времени, а о том, чтобы попросить садовника или птичника убраться в комнатах, и речь не шла: они умели делать только свое дело. О том, чтобы нанять домашнюю работницу, никто не подумал.
   Нефрет, сопровождаемая Северным Ветром, отправилась во дворец рано утром. Визирь хотел проконсультироваться с ней еще до своей первой аудиенции. Не имея под рукой ни секретаря суда, ни слуг, ни обустроенного кабинета, новый старший судья, оставшись наедине со своими обширными обязанностями, растерялся. Как правы мудрецы, называвшие жену «хозяйкой дома»!
   Садовник посоветовал ему женщину лет пятидесяти, помогавшую по хозяйству в домах, терпящих бедствие; за шесть дней работы она потребовала, ни мало ни много, восемь коз и два новых платья! Вконец измученный, уверенный в том, что подрывает свой семейный бюджет, старший судья был вынужден согласиться. Пока не вернулась Нефрет, он пребывал в большом затруднении.
* * *
   Сути оторопело вытаращил глаза и пощупал стены.
   – Похоже, они настоящие.
   – Постройка недавняя, но хорошего качества.
   – Я считал себя самым большим шутником в Египте, но ты обошел меня на тысячу локтей. Откуда у тебя этот дворец?
   – Жилье государство предоставило.
   – Ты снова утверждаешь, что назначен новым старшим судьей?
   – Если не веришь мне, послушай Нефрет.
   – Она с тобой заодно.
   – Наведайся во дворец.
   Сути начал сдаваться.
   – Кто тебя назначил?
   – Девять друзей фараона с визирем по главе.
   – Этот старый хрен Баги отправил в отставку твоего предшественника, одного из своих уважаемых коллег с безупречной репутацией?
   – Оказалось, что его есть в чем упрекнуть. Баги и высокий совет решили по справедливости.
   – Чудо, сон…
   – Они прислушались к моему ходатайству.
   – А почему они назначили тебя на такой важный пост?
   – Я тоже думал об этом.
   – Ну и какие выводы?
   – Предположим, что часть членов совета убеждена в виновности полководца Ашера, а остальные – нет; разве не остроумно поручить такое опасное расследование человеку, который заварил всю эту кашу? Когда все прояснится – так или иначе, – меня можно будет или поздравить, или наказать.
   – Ты не так глуп, как кажешься.
   – Их решение не удивляет меня, оно соответствует духу египетского правосудия. В противном случае я бы выглядел провокатором. Мне не на что жаловаться. У меня появились возможности, о которых я и не мечтал. Душа Беранира поддержит меня.
   – Не очень-то рассчитывай на мертвых. Мы с Кемом окажем тебе более действенную помощь.
   – Ты думаешь, мне что-то угрожает?
   – Ты сильно подставился. Старший судья, как правило, человек в возрасте, осторожный, не склонный рисковать, зато готовый вовсю пользоваться своими привилегиями. Полная противоположность тебе.
   – Что я могу сделать? Так получилось.
   – Из нас двоих я менее сумасшедший, но мне это нравится. Ты арестуешь убийцу Беранира, а я преподнесу тебе голову Ашера.
   – Рассчитываешь на госпожу Тапени?
   – Великолепная любовница! Я не сравниваю ее с Пантерой, но она очень изобретательна! Вчера вечером в самый ответственный момент мы свалились с постели. Другая женщина, как минимум, взяла бы паузу, но только не она. Мне пришлось соответствовать, хотя я и оказался внизу.
   – Выражаю тебе свое восхищение. А чем-нибудь еще она тебя обогатила?
   – Ты ничего не понимаешь в этих делах. Если я начну задавать ей вопросы в лоб, она закроется, как чудоцвет в полдень. Мы только начали перебирать имена знатных дам, которые интересуются ткацким искусством. Некоторые из них виртуозно владеют иглой. Этот след нас куда-нибудь выведет, я чувствую!
* * *
   Наконец Нефрет с Северным Ветром вернулись домой. При виде осла Смельчак радостно залаял, и друзья приступили к вечерней трапезе: один наслаждался куском говядины, другой – свежей люцерной. Проказница не просила есть; ее живот был так набит наворованными в саду фруктами, что ей необходимо было прилечь.
   Нефрет была ослепительна. Ни усталость, ни заботы не отражались на ее внешности. Пазаиру часто казалось, что он недостоин своей супруги.
   – Как чувствует себя визирь?
   – Гораздо лучше, но за его здоровьем необходимо постоянно следить. Его печень и желчный пузырь в плачевном состоянии, и я не уверена, что мне удастся избавить его от отечности ног в моменты усталости. Ему следует много ходить, не сидеть целыми днями в кресле и дышать свежим деревенским воздухом.
   – Ты требуешь невозможного. Он говорил с тобой о Небамоне?
   – Старший лекарь нездоров. Вмешательство павиана оставило свои следы.
   – Стоит ли нам жалеть его?
   Их беседу прервал крик осла, который счел свою вечернюю порцию слишком скудной.
   – Я выбит из колеи, – признался Пазаир. – Я нанял домашнюю работницу за бешеную плату, я теряюсь в этом большом доме. У нас нет повара, садовник делает что хочет, и я не понимаю, для чего нужно такое количество щеток. Я запустил свой архив, у меня нет секретаря, я…
   Нефрет поцеловала его.

13

   Одетый в набедренную повязку с накрахмаленным передником и великолепную плиссированную рубашку с длинным рукавом, Бел-Тран горячо приветствовал Пазаира и Нефрет.
   – На этот раз я сумею помочь вам более существенным образом. Мне поручили реорганизовать структуру центрального управления. В качестве старшего судьи вы – первый кандидат.
   – Никаких привилегий, прошу вас.
   – Речь не об этом. Просто надо так поменять правила внутреннего распорядка вашей службы, чтобы все досье были у вас под рукой. Мы будем располагаться по соседству, служебные помещения просторные и удобные. Дайте же мне возможность сделать нашу с вами работу более эффективной!
   Стремительное возвышение Бел-Трана ошеломило придворных из числа самых обласканных, но критиковать его не осмеливался никто. Он перетряхивал службы, погрязшие в рутине, освобождался от ленивых и некомпетентных чиновников, без проволочек решал тысячи проблем, возникавших одна за другой. С подчиненными он не церемонился. Отпрыски благородных семейств досадовали на его скромное происхождение, но предпочитали повиноваться, чтобы не быть уволенными со службы. Никакие препятствия не способны были остановить этого человека; он оценивал задачу, вгрызался в нее с невиданной энергией и добивался успеха. В его активе числилось наведение безупречного порядка с взиманием налогов на древесину, от уплаты которых долго уклонялись крупные землевладельцы, равнодушные к общественному благу. Разбираясь с этим, Бел-Тран не преминул обратиться за помощью к Пазаиру, пришедшейся весьма кстати. Если на его пути встречалась безвыходная ситуация, Бел-Тран непременно в нее ввязывался.
   Пазаир понимал, что в его лице он имеет могущественного союзника, благодаря которому сможет избежать многих осложнений.
   – Моя супруга чувствует себя гораздо лучше, – сообщил Бел-Тран Нефрет. – Она вам очень признательна и считает вас своей подругой.
   – Как ее мигрени?
   – Стали реже. Когда случаются, мы пользуемся вашей мазью: помогает прекрасно! Но вопреки вашим рекомендациям Силкет не следит за питанием. Я прячу от нее гранатовый сок и мед, но она втайне от меня достает себе сок сладких рожков и даже фиги. Кстати, толкователь снов, так же как и вы, советует ей есть поменьше сладкого.
   – Если не хватает силы воли, никакой врач не поможет.
   Лицо Бел-Трана скривилось.
   – Уже неделю у меня болят большие пальцы ног. Мне даже трудно обуваться.
   Нефрет осмотрела его маленькие, пухлые ступни.
   – Прокипятите бычий жир с листьями акации и полученной массой смазывайте чувствительные места. Если не поможет, скажете мне.
   Нефрет обратилась к служанке: она весьма успешно вживалась в роль хозяйки дома. В одной из комнат новой квартиры молодая женщина рассчитывала оборудовать кабинет для себя. Во дворце ее репутация укреплялась; то, что она поставила визиря на ноги, принесло ей признание, которому завидовали придворные лекари, по-прежнему бездействующие из-за отсутствия Небамона.
   – Ваше жилище великолепно, – отметил Бел-Тран, с удовольствием угощаясь дыней с водой.
   – Без Нефрет я сбежал бы отсюда.
   – Не преувеличивайте, мой дорогой Пазаир! Хотя ваша супруга – существо исключительное. Наверняка многие вам завидуют.
   – Мне хватает и одного Небамона.
   – Его молчание – явление временное. Вы с Нефрет унизили его, и он не успокоится, пока не отомстит. Правда, ваше новое положение усложняет его задачу.
   – Что вы думаете о последних царских указах?
   – Я не очень понимаю, почему фараон испытывает необходимость вновь подтверждать таким образом свою власть, которую никто не оспаривает?
   – Последний паводок принес недостаточно воды, гиена пришла напиться из канала, несколько женщин произвели на свет уродов…
   – Суеверия темных людей!
   – Это тоже может быть серьезно.
   – Слуги государства должны доказать, что эти страхи необоснованны. Вы намерены продолжить расследование против полководца Ашера, а также по поводу таинственной смерти ветеранов?
   – Это было главным условием моего назначения.
   – Во дворце многие надеются, что эти печальные события будут преданы забвению. Я рад, что они ошибаются; впрочем, я знал, что вам хватит на это мужества.