Жак Кристиан. Закон пустыни

   – Или ты согласишься на мои условия, или я разрушу твою репутацию.
   – С моей женой только что произошел несчастный случай; боги были благосклонны к ней, иначе ее уже не было бы в живых.
   – Это обстоятельство ничего не меняет в наших с ней договоренностях.
   – Вы с ней ни о чем не договаривались.
   Одной рукой Денес схватил Тапени за горло и прижал к стене.
   – Если ты не перестанешь надоедать мне, то с тобой тоже может приключиться несчастный случай. Я терпеть не могу эти игры, со мной они не проходят. Не пытайся увидеться с моей женой и забудь о нашей сегодняшней встрече. Если хочешь дожить до старости, занимайся своими делами. Прощай.
   Освободившись от его хватки, Тапени шумно вдыхала воздух.

* * *

   Сути убедился, что за ним нет слежки. После допроса, учиненного ему Кемом, он опасался, что за ним будет установлено наблюдение. Нубиец не шутит, он это понял; даже Пазаир не сможет защитить своего друга, если его виновность докажет верховный страж.
   К счастью, подозрения, касавшиеся его любовницы-ливийки, были развеяны, и теперь Сути и Пантера могут покинуть Мемфис, но только незаметно для нубийца. Суметь воспользоваться своим огромным богатством было делом тонким и сложным, без посторонней помощи здесь не обойтись. Молодой человек связался с несколькими сомнительными личностями, известными скупщиками драгоценностей, но до поры не раскрывал сути своего дела. Он намекал на крупную сделку, требующую, кроме прочего, услуг по транспортировке.
   Коротконогий показался ему подходящим партнером: торговец не задавал лишних вопросов и согласился поставить Сути выносливых ослов, сушеное мясо, бурдюки с водой в то место, которое тот укажет.
   Вывезти золото из пещеры, доставить его в большой город, где-то спрятать и затем продать, чтобы купить себе роскошную усадьбу и жить там в свое удовольствие, – это было очень рискованное предприятие. Но Сути любил играть со своей судьбой, постоянно ее искушая. До богатства оставался лишь шаг, и удача не должна покинуть его.
   Через три дня они с Пантерой отправятся в Элефантину. Снабженные деревянной табличкой с инструкциями, они добудут ослов и еду в селении, где их никто не знает. Взяв с собой часть золота, вернутся в Мемфис и постараются продать его на черном рынке, где торгуют греки, ливийцы и сирийцы. Рыночная стоимость желтого металла так высока, а в продаже он появляется так редко, что покупатель на него найдется.
   Однако он рисковал получить за это пожизненное заключение, если не смертную казнь. Но когда у него будет самое богатое поместье в Египте, он устроит там царский прием в честь своих друзей Пазаира и Нефрет. Он будет жечь свое богатство, как солому, так, чтобы этот веселый огонь поднялся до цебес, где несуществующие боги будут радоваться вместе с ним.

* * *

   Голос визиря был хриплым, лицо его осунулось.
   – Судья Пазаир, я пригласил вас, чтобы поговорить о вашем поведении.
   – Я совершил что-нибудь неподобающее?
   – Вы не одобрили амнистию, не скрывая этого, но, напротив, демонстрируя ваше к ней отношение.
   – Молчать в такой ситуации было бы хуже.
   – Вы согласны, что повели себя неосторожно?
   – Но вы тоже не скрыли свое неодобрение от царя?
   – Я старый визирь, а вы – молодой судья.
   – Разве мнение скромного квартального судьи может оскорбить Его Величествр?
   – Но вы были старшим судьей царского портика. Храните ваши мысли при себе.
   – Мое следующее назначение будет зависеть от моего молчания?
   – Вы достаточно умны, чтобы самому ответить на этот вопрос. Судья, идущий против Закона, недостоин исполнять свою должность.
   – Если так, то я от нее отказываюсь.
   – Но это же цель вашей жизни.
   – Да, это будет тяжелая утрата, я признаю, но лицемерить еще тяжелее.
   – Ваше упрямство не чрезмерно?
   – Это замечание, исходящее из ваших уст, я считаю похвалой.
   – Не люблю высоких слов, но я считаю, вы нужны стране.
   – Сохраняя верность своим идеалам, я надеюсь жить в гармонии с Египтом, где есть пирамиды, Фивы и ослепительное солнце. Этот Египет не знает об амнистии. Если же я ошибаюсь, то моя дорога и дорога Закона отныне расходятся.

* * *

   – Здравствуй, Сути.
   Молодой человек опустил чашу со свежим пивом.
   – Тапени!
   – Я долго искала тебя. Эта харчевня производит мрачное впечатление, но тебе здесь, похоже, нравится.
   – Как ты поживаешь?
   – После твоего отъезда – так себе.
   – Хорошенькие женщины обычно не страдают от одиночества.
   – Мы ведь женаты, ты забыл?
   – Когда я уезжал, мы, кажется, разводились.
   – Ошибаешься, дорогой мой; я расцениваю твое бегство как простое отсутствие.
   – Наша женитьба была частью расследования, которое я вел; амнистия положила ему конец.
   – А я восприняла наш союз серьезно.
   – Брось шутить, Тапени.
   – Ты именно такой муж, о котором я мечтала.
   – Я тебя умоляю…
   – Ты должен бросить свою ливийскую шлюху и вернуться к домашнему очагу.
   – Какая глупость!
   – Я не хочу тебя потерять. Сделай, как я говорю, иначе пожалеешь.
   Сути пожал плечами и допил свое пиво.

* * *

   Смельчак вышагивал впереди Пазаира и Нефрет. Пес посматривал на воду канала, но не хотел подходить к нему близко. Маленькая зеленая обезьянка сидела на плече у хозяйки.
   – Мое решение раздражает Баги, но я его не поменяю.
   – Ты будешь работать в провинции?
   – Нет. Я больше не судья, Нефрет, потому что позволил себе выступить против ошибочного решения.
   – Нам надо было уехать в Фивы.
   – Твои коллеги уговорили бы тебя вернуться.
   – Мое положение не такое прочное, как может показаться. То, что старшим лекарем царства стала женщина, раздражает кое-кого из влиятельных придворных. При малейшей оплошности они потребуют моей отставки.
   – Я хочу осуществить свою давнюю мечту: стану садовником. В нашем будущем доме без этой работы не обойтись.
   – Пазаир…
   – Жить вместе с тобой – это несравненное счастье. Работай на благо страны, я буду выращивать цветы и деревья.

* * *

   Глаза Пазаира не обманули его. Речь действительно шла о приглашении, поступившем от главного судьи Гелиополя, священного города, расположенного севернее Мемфиса. Самостоятельного экономического значения город не имел, он весь состоял из храмов, построенных вокруг гигантского обелиска, символизировавшего солнечный луч.
   – Мне предлагают должность храмового распорядителя, – сообщил он Нефрет. – И поскольку в Гелиополе ничего не происходит, служить там будет необременительно. Обычно визирь назначает туда людей пожилых или слабых здоровьем.
   – Баги сделал по отношению к тебе добрый жест, – заметила Нефрет. – По крайней мере, ты сохранишь судейское звание.
   – Отстранить меня от гражданских дел… Остроумно.
   – Не отказывайся от этого назначения.
   – Если мне будут навязывать безоговорочное послушание, если мне предложат безоговорочно принимать амнистии, моя служба будет краткой.

* * *

   В Гелиополе трудились составители священных текстов, хранители ритуалов и мифов – предназначенной для передачи мудрости древних из поколения в поколение. В святилищах, обнесенных высокими и толстыми стенами, избранные жрецы обслуживали культ великого бога Солнца.
   Пазаир шел по тихому, пустынному городу, где не было ни торговцев, ни лавок. В маленьких белых домиках жили жрецы и ремесленники, занятые изготовлением и поддержанием в надлежащем состоянии предметов ритуала. Шум большого мира сюда не доносился.
   Распорядитель явился в служебное помещение главного судьи, где, что-то бормоча, его встретил согбенный писец, явно недовольный вторжением. Изучив предъявленное ему приглашение, он удалился.
   Место было тихое, можно сказать, сонное, так далеко отстоявшее от оживленного Мемфиса, что Пазаиру было трудно представить себе, что здесь работали люди.
   Появились двое стражников, вооруженных дубинками.
   – Судья Пазаир?
   – Это я.
   – Следуйте за нами.
   – Куда?
   – Приказ не обсуждается.
   – Я отказываюсь.
   – Сопротивление бесполезно. Не заставляйте нас применять силу.
   Пазаир снова попал в ловушку. Тот, кто позволял себе оспаривать решения Рамсеса, должен за это заплатить; ему приготовили здесь не место судьи, а место на всеми забытом кладбище.

38

   Стражники привели Пазаира ко входу в вытянутое здание, примыкающее к стене одной из башен храма Ра. Дверь отворилась, и появился пожилой черноглазый жрец, обритый наголо и закутанный в шкуру пантеры.
   – Судья Пазаир?
   – Мое задержание незаконно.
   – Вместо того чтобы говорить глупости, войдите, вымойте руки и ноги и постарайтесь сосредоточиться.
   Заинтригованный Пазаир повиновался. Дверь закрылась, стражники остались снаружи.
   – Где я?
   – В Доме Жизни в Гелиополе.
   Судья потрясенно замолк. Так вот оно, это потаенное и недоступное для простых смертных место, где древние мудрецы писали Тексты пирамид,рассказывающие о путях души в загробном мире. В народе было известно, что самые знаменитые маги обучались в этой полной тайн школе, куда время от времени призывались избранные из мира людей, не знавшие ни дня, ни часа своего представления.
   – Ты должен очиститься.
   Судья исполнил требование, его охватила дрожь.
   – Меня зовут Лысый, – сообщил жрец. – Я слежу за этой дверью, чтобы через нее не проникли никакие злые силы.
   – Меня пригласили…
   – Не путай меня своими бесполезными речами.
   Лысый излучал такой мощный магнетизм, что слова застревали в глотке.
   – Сними свою одежду и надень этот белый покров.
   Пазаиру казалось, что он перенесся в другой мир, без привычных точек отсчета. Дневной свет проникал в Дом Жизни только через узкие окошки, пробитые высоко под крышей в каменных стенах, на которых не было никаких надписей.
   – Меня также называют Карателем, – произнес жрец, – потому что это я отрубаю головы врагам Осириса. Здесь хранятся анналы богов, книги премудрости и сборники тайных ритуалов. Пусть на твои уста ляжет печать: ты должен хранить в тайне все, что увидишь и услышишь здесь. Болтливых судьба наказывает.
   Лысый шел впереди Пазаира по длинному коридору, который вывел их на покрытый песком двор. В середине него располагался Первозданный холм, хранилище жизни в ее самой тайной ипостаси. Называемый «божественным камнем», он был умащен мазями и покрыт бараньей шкурой.
   – Он таит в себе силу, вновь и вновь создающую Египет, – рассказывал жрец.
   По периметру двора располагались хранилища книг и мастерские, где работали только посвященные.
   – Что ты видишь, Пазаир?
   – Песчаный холм.
   – В нем кроется жизнь. Божественная творческая сила выплескивается из океана, где миры существуют в неразделенном состоянии, и воплощается на земле в виде этой возвышенности. Стремись всегда к самому главному, к самому высокому, и ты приблизишься к истокам. Войди в этот зал и предстань перед своим судьей.
   На троне из золоченого дерева сидел человек в завитом парике и длинном платье. У него на груди висела широкая розетка; в правой руке он держал жезл власти, в левой – длинный посох. За его спиной виднелись золотые весы.
   Хранитель тайн Дома Жизни, занимавшийся раздачей даров, хранитель священного первозданного камня, внушавший робость, обратился к вошедшему.
   – Ты претендуешь на то, чтобы быть честным судьей?
   – Я стараюсь.
   – Почему ты отказываешься исполнять амнистию, объявленную фараоном?
   – Потому что она несправедлива.
   – В этом тайном месте, перед этими весами, не смущаемый взглядами непосвященных, ты продолжаешь настаивать на своем мнении?
   – Да.
   – Я ничего не могу для тебя сделать.
   Лысый схватил Пазаира за плечо и вытащил его из зала. Выходит, эти красивые слова тоже были частью комедии, ловушкой, куда он попался. Единственной целью жрецов было сломить его сопротивление. Метод убеждения не сработал, теперь они будут действовать жестко.
   – Войди сюда.
   Лысый хлопнул бронзовой дверью.
   Маленькая комната освещалась единственной лампадой. Двери не было, воздух поступал через две узкие щели, пробитые в стенах.
   Какой-то человек смотрел на Пазаира. У него были рыжие волосы, широкий лоб, нос с горбинкой. На его запястьях судья увидел браслеты из золота и лазурита, с внешней стороны которых виднелись выгравированные головы диких уток. Это были любимые украшения Рамсеса Великого.
   – Вы…
   Пазаир не смог произнести слово «фараон», оно застыло у него на губах.
   – Ты Пазаир, распорядитель, покинувший должность старшего судьи царского портика и подвергнувший критике мой указ об амнистии?
   Тон был резкий, в нем слышался упрек. Сердце судьи гулко стучало; он находился здесь, лицом к лицу с самым могущественным властителем на земле. Мысли путались.
   – Ну, отвечай! Или мне солгали?
   – Нет, Ваше Величество.
   Судья вспомнил, что забыл поклониться. Нагнув голову, он опустился на колени.
   – Поднимись. Раз ты осмеливаешься перечить царю, веди себя как воин.
   Оскорбленный, Пазаир поднялся с колен.
   – Я не отступлю.
   – Чем тебе не нравится мое решение?
   – Обелить преступников и отпустить их на волю означает оскорбить богов и выказать презрение к человеческим страданиям. Если вы встанете на этот опасный путь, то завтра виновными окажутся жертвы.
   – А сам ты не совершаешь ошибок?
   – Я много ошибался, но никогда не наносил урона невинным.
   – И ты абсолютно неподкупен?
   – Моя душа не продается.
   – Ты отдаешь себе отчет, что оскорбляешь единовластного владыку Египта?
   – Я действую в соответствии с Законом богини Маат.
   – Ты знаешь его лучше, чем я, ее сын?
   – Амнистия – это большая несправедливость, она ставит под удар спокойствие в стране.
   – И после таких слов ты надеешься выжить?
   – Мне бы очень хотелось сказать вам, что я действительно думаю.
   Тон Рамсеса изменился, его речь стала медленной и серьезной.
   – Я слежу за тобой с момента твоего приезда в Мемфис. Беранир был мудрецом, его действия всегда были взвешенными. Он выбрал тебя за честность и порядочность. Другая его ученица, Нефрет, сегодня занимает пост старшего лекаря царства.
   – Она добилась успеха, а я потерпел поражение.
   – Ты тоже добился успеха, потому что стал единственным в Египте справедливым судьей.
   Пазаир опешил.
   – С тобой спорили многие, в том числе и я, но ты остался при своем мнении. Во имя справедливости ты осмелился противостоять царю Египта. И сегодня ты – моя единственная и последняя надежда. Я фараон, но я очень одинок и попал в ужасную беду. Готов ли ты помогать мне или предпочтешь спокойную жизнь?
   Пазаир поклонился:
   – Я готов служить вам.
   – Притворное смирение или искренняя готовность?
   – Мои действия красноречивее моих слов.
   – Именно поэтому я вручаю тебе судьбу Египта.
   – Я… я не понимаю.
   – Мы находимся в надежном месте; здесь никто не услышит то, что я хочу тебе рассказать. Подумай хорошенько, Пазаир, ты еще можешь отказаться. Когда я скажу все, ты окажешься облеченным самым высоким доверием, когда-либо выпадавшим на долю судьи.
   – Моим учителем был Беранир, и я не привык хитрить.
   – Судья Пазаир, я назначаю тебя визирем Египта.
   – Но ведь визирь Баги…
   – Баги стар, и у него больше нет сил. За последние месяцы он несколько раз обращался ко мне с просьбой найти ему замену. Твой отказ принять амнистию дал мне возможность найти ему преемника, вопреки пожеланиям придворных, которые называли другие имена.
   – Почему Баги не может сделать то, о чем вы собираетесь просить меня?
   – С одной стороны, он устал и не сможет провести расследование. С другой, я опасаюсь болтовни его чиновников, которые засиделись на своих местах. Если какие-нибудь сведения просочатся наружу, страна может попасть в руки демонов, пришедших из тьмы. Завтра ты станешь вторым человеком в царстве после фараона; но ты останешься один, без друзей, без опоры. Ты не сможешь довериться никому, тебе придется перетряхнуть все прежнее окружение, найти новых людей, но не доверяй даже им.
   – Вы упомянули расследование…
   – Правда такова, Пазаир. Внутри большой пирамиды хранились знаки высшей власти страны, именно они делали легитимной власть фараона. Пирамида была вскрыта преступниками и разграблена, сокровища похищены. Без них я не могу устроить праздник возрождения, которого требуют – и справедливо – высшие жрецы главных храмов и душа народа. Меньше чем через год, когда придет большой разлив Нила, я вынужден буду отречься от власти в пользу кого-то из воров и преступников, притаившихся в тени.
   – То есть декрет об амнистии вы подписали не по своей воле?
   – В первый раз я был вынужден действовать вопреки справедливости. Мне пригрозили разгласить сведения о грабеже пирамиды и тем самым ускорить мое свержение.
   – Почему ваши враги не сделали этого раньше?
   – Они пока не готовы; захват высшей власти в стране необходимо тщательно спланировать. Момент моего отречения – самый удачный для реализации их планов: узурпатор придет к власти в самых благоприятных условиях. Если я согласился подчиниться требованиям, изложенным в анонимном послании, то главным образом для того, чтобы посмотреть, осмелится ли кто-нибудь выступить против амнистии. Кроме Баги и тебя, никто не усомнился в обоснованности такого решения. Старый визирь заслужил отдых; найти и остановить преступников придется тебе. Если ты этого не сделаешь, мы все погибнем.
   Пазаир припомнил основные этапы своего расследования, начиная с главного момента, когда он – всего лишь песчинка, попавшая в жернова этой адской машины, – отказался поддержать перевод на другое место одного из ветеранов, служившего в почетной страже при сфинксе.
   – Никогда еще такая мощная волна преступлений и убийств не обрушивалась на страну. Я убежден, что она была прямым следствием чудовищного заговора. Почему были убиты пятеро ветеранов? Потому что сфинкс Гизы расположен близко к большой пирамиде. Эти воины мешали заговорщикам, те стремились от них избавиться, чтобы получить возможность беспрепятственно проникнуть в сердце пирамиды.
   – Каким образом?
   – Под землей между этими сооружениями есть соединяющий их проход, который я считал утраченным. Тебе надо посмотреть его, возможно, ты что-нибудь там найдешь. Долгое время я полагал, что вдохновителем заговора является полководец Ашер…
   – Нет, Ваше Величество, он не более чем пешка.
   – Если он до сих пор не найден, значит, старается поднять ливийские племена против Египта.
   – Ашер мертв.
   – У тебя есть доказательства?
   – Мне подтвердил это мой друг Сути.
   – Он его убил?
   Пазаир замешкался с ответом.
   – Ты мой визирь. Между нами не должно быть никаких тайн; мы связаны правдой.
   – Сути уничтожил этого человека, которого ненавидел. Однажды он был свидетелем, как тот подвергал пыткам египетского солдата.
   – Я долго верил в порядочность Ашера, но ошибся в нем.
   – Если бы суд над Денесом состоялся, его виновность тоже была бы доказана.
   – Этот судовладелец – тщеславный выскочка!
   – Со своими друзьями Кадашем и Чечи они составляли опасный союз. Зубной лекарь рвался занять пост старшего лекаря, второй утверждал, что работает над созданием сверхпрочного оружия. Чечи и Денес, скорее всего, и есть виновники несчастного случая с царевной Хаттусой.
   – В заговор входят только эти трое?
   – Не знаю.
   – Это необходимо выяснить.
   – Я блуждал в потемках, Ваше Величество; теперь же я должен знать все. Какие предметы похищены из пирамиды?
   – Жезл из небесного железа, который служит для отверзания уст мумии во время ритуала воскрешения.
   – Он находится у главного жреца храма Птаха, в Мемфисе!
   – Амулеты из лазурита.
   – Чечи организовал незаконную торговлю ими. Но многие из них, скорее всего, находятся в Карнаке, у старшего жреца Кани.
   – Золотой скарабей.
   Пазаира охватила радостная надежда.
   – Тоже у Кани!
   В какой-то момент новый визирь поверил в то, что он спас, сам того не зная, сокровища пирамиды.
   – Похитители, – продолжал между тем Рамсес, – сорвали с Хеопса золотую маску и ожерелье.
   Судья молчал. От разочарования его лицо вмиг потемнело.
   – Если они повели себя как дикари, торгующие нашим прошлым, мы никогда не отыщем многие ценные реликвии, такие, например, как золотой мерный локоть богини Маат. Они расплавляли их, превращая в слитки, и продавали за пределы Египта.
   Пазаир был взволнован. Как человеческие существа могут быть настолько низкими и подлыми, чтобы поднять руку на подобную красоту?
   – Если часть священных предметов спасена, а остальные уничтожены, то чем сегодня могут располагать преступники?
   – У них в руках главное, – ответил Рамсес. – Завещание богов. Мои ремесленники способны сделать новый золотой локоть, но завещание – реликвия, которую невозможно воссоздать. Оно передается от фараона к фараону. На празднике возрождения я должен показать его богам, главным жрецам, своим приближенным и народу Египта. Так предписывает Закон, так было вчера, так будет завтра, и я обязан этому подчиниться. В течение месяцев, отделяющих нас от возможного краха, наши враги не будут сидеть сложа руки. Они постараются ослабить меня, подточить и разрушить мою власть. Ты должен сломать их планы, ибо в случае неудачи царство, созданное нашими предками, рискует исчезнуть навсегда. Если эти негодяи осмелились осквернить нашу главную святыню, это значит, что они плюют на наши устои. Перед лицом такого вызова моя личная судьба не так уж важна; но мой трон – это символ тысячелетней династии и традиций, на которых стоит страиа. Я люблю Египет так же, как и ты; и наша любовь к стране выходит за пределы человеческой жизни. Они могут погасить этот свет. Ты должен сберечь его. Действуй, визирь Пазаир.

39

   Целую ночь Пазаир размышлял, сидя в позе писца перед статуей бога Тога, изваянного в виде павиана с короной в форме лунного диска. Храм стоял молчаливый; на крыше звездочеты наблюдали за небесными светилами. Все еще находясь под впечатлением беседы с фараоном, судья наслаждался последними часами покоя, оставшимися до его вступления в должность, до того как он переступит порог нового существования, которого не искал. Он вспоминал тот благословенный момент, когда Нефрет, Смельчак, Северный Ветер, Проказница и он готовились отправиться в Фивы, мечтал о спокойной, неторопливой жизни в маленькой деревушке Верхнего Египта, о своей нежной подруге, о естественной смене времен года, вдалеке от государственных дел и человеческого тщеславия. Однако теперь это была лишь мечта, далекая и недоступная.

* * *

   Два молчаливых жреца отвели Пазаира в Дом Жизни, где его встретил Лысый. Будущий визирь встал коленями на циновку; Лысый возложил ему на голову деревянную табличку с храмовым уставом, потом дал хлеба и воды.
   – Ешь и пей, – приказал он. – Сохраняй бдительность в любых условиях, иначе твоя пища станет горька. Пусть твои дела будут такими, чтобы горе превращалось в радость.
   Пазаир надел набедренную повязку старинного покроя, льняное платье и короткий парик, его тело было вымыто и умащено благовониями. Жрецы повели его в царский дворец, вокруг которого собралась толпа любопытных. Накануне глашатаи возвестили о том, что назначен новый визирь.
   Сосредоточенный, равнодушный к приветствиям, Пазаир вошел в большой зал приемов, в центре которого на троне сидел фараон. Голова царя была увенчана двумя коронами – белой и красной, что символизировало нерушимое единство двух частей страны – Верхнего и Нижнего Египта. По обе стороны от него находились его друзья, в том числе прежний визирь Баги и Бел-Тран, новый распорядитель государственной казны. Между колоннами расположились многочисленные придворные и сановники, среди которых Пазаир сразу заметил старшего лекаря. Вид у Нефретбыл торжественный и радостный, она не сводила с мужа глаз.
   Пазаир встал напротив царя. Хранитель Закона развернул перед ним папирус с запечатленным в нем духом уложений.
   – Я, Рамсес, фараон Египта, назначаю Пазаира визирем, защитником справедливости и опорой страны. В действительности ты получаешь сегодня не льготы, не милости и не благосклонность с моей стороны, поскольку работа, которая тебе предстоит, вовсе не легка и приятна, но, напротив, горька, как желчь. В любом деле, которое ты будешь рассматривать, действуй в соответствии с Законом, будь справедлив по отношению к любому человеку, каково бы ни было его положение. Веди себя так, чтобы заслужить уважение окружающих своей мудростью и ясностью речей. Властвуя над подчиненными, не оскорбляй никого, будь с ними мягок. Не замыкайся в молчании, смело иди навстречу трудностям, не отступай перед препятствиями. Пусть твоя манера судить людей будет прозрачна, не прячь от них ничего, твои доводы должны быть им понятны. Вода и ветер расскажут о твоих делах и донесут твои слова до каждого. Действуй так, чтобы никто не мог обвинить тебя в несправедливости по отношению к нему, ты обязан выслушать каждого. Не оказывай никому предпочтения, суди знакомого тебе так же, как и незнакомого, не старайся никому понравиться, в то же время избегай чрезмерной суровости и неуступчивости. Карай бунтовщика, наглеца и болтуна, ибо они сеют смуту и разрушения. Твое единственное прибежище – Закон богини Маат, который остается неизменным с незапамятных времен и пребудет вечно. Честность и справедливость должны стать твоим образом жизни.