Жак Кристиан. Закон пустыни

   – В Ливию, к Адафи.
   – Он посадит меня на кол.
   – Я скажу, что ты мой лучший друг.
   Пантера стояла чуть поодаль, и Сути услышал, как она подошла поближе. Ливия, ее родина! Предложение полководца могло показаться ей заманчивым. Увести Сути к себе, получить его в свое распоряжение, жить в довольстве… Как можно не поддаться такому соблазну? Однако он не обернулся. Предатели, кажется, любят наносить удары в спину?
   Но Пантера протянула Сути стрелу.
   – Ты совершаешь ошибку, – хрипло сказал Ашер. – Мы появились на свет, чтобы договориться. Ты – авантюрист, как и я; Египет тесен для нас. Нам нужен большой простор.
   – Я видел, как ты пытал одного египтянина, беззащитного человека, который умирал от страха. И ни малейшей жалости к нему ты не испытывал.
   – Мне нужны были его признания. Он угрожал выдать меня. В такой ситуации ты бы повел себя так же.
   Сути натянул тетиву и выстрелил. Стрела вошла ровно между глаз.
   Пантера бросилась на шею своему любовнику.
   – Я люблю тебя, и мы богаты!

* * *

   Кем арестовал Кадаша у него в доме, во время завтрака. Прочтя преступнику обвинительный акт, он связал ему руки. Зубной лекарь, с тяжелой головой и мутным взглядом, вяло сопротивлялся. Его доставили к судье Пазаиру.
   – Вы признаетесь в содеянном?
   – Конечно нет!
   – Но свидетели опознали вас.
   – Я пришел в пивную госпожи Сабабу, взглянул на девиц, которые мне не понравились, и тут же ушел. Мне нечего было там делать.
   – Показания Сабабу расходятся с вашими.
   – Кто поверит этой старой шлюхе?
   – Вы изнасиловали нубийскую девочку, которая служит у Сабабу.
   – Клевета! Пусть эта врунья повторит все, глядя мне в глаза.
   – Это будут решать судьи.
   – Вы хотите, чтобы…
   – Судебное заседание назначено на завтра.
   – Я хочу вернуться домой.
   – Я не намерен отпустить вас до суда: вы можете совершить еще какое-нибудь преступление. Вашу безопасность будет обеспечивать Кем.
   – Мою… безопасность?
   – Если вы попадете в руки жителям того квартала, они разорвут вас на части.
   Кадаш вцепился в судью.
   – Вы обязаны защитить меня!
   – К сожалению, обязан.

* * *

   Госпожа Нанефер отправилась в ткацкую мастерскую с твердым намерением получить, как всегда, лучшие ткани, чтобы ее конкуренты бледнели от зависти. Долгими часами она увлеченно придумывала, а потом собственными руками шила роскошные туалеты, которые умела носить с неподражаемой элегантностью!
   Строптивые и высокомерные манеры Тапени раздражали ее; но эта женщина великолепно знала свое дело, и товар у нее был безупречного качества. Это благодаря ей Нанефер удавалось оставаться законодательницей мод.
   На лице у Тапени была странная улыбка.
   – Мне нужен самый хороший лен, – потребовала Нанефер.
   – Это будет сложно.
   – Что вы сказали?
   – По правде сказать, вообще невозможно.
   – Какая муха укусила вас, Тапени?
   – Вы очень богаты, но про меня этого не скажешь.
   – Я мало вам плачу?
   – С сегодняшнего дня мне нужно больше.
   – Пересматривать цены в середине года… Это не очень честно, но я согласна.
   – Я хочу продать вам не ткани.
   – Ачто?
   – Ваш муж – известный человек, очень известный.
   – Денес?
   – Его репутация должна быть безупречной.
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Высшее общество очень жестоко. Если один из его членов обвиняется в аморальном поведении, то это подрывает его влиятельность и материальное положение.
   – Объясните толком!
   – Не нервничайте, Нанефер; если вы будете разумны и щедры, то ваше положение останется прочным. Я предлагаю вам купить мое молчание.
   – Вам известны какие-то компрометирующие моего мужа факты?
   – Денес изменяет вам.
   Госпоже Нанефер показалось, что крыша мастерской обрушилась ей на голову. Если у Тапени есть доказательства того, на что она намекала, если она даст этим слухам ход в светском обществе Фив, супруга судовладельца окажется в смешном положении и никогда больше не сможет появиться при дворе или на пиру.
   – Это клевета!
   – Не рискуйте понапрасну, я знаю все.
   Тапени не стала вилять: самым главным достоинством она считала свою незапятнанную деловую репутацию.
   – Что вы хотите в обмен на ваше молчание?
   – Доходы от одной из ваших лучших житниц и, как можно скорее, хорошую усадьбу в Мемфисе.
   – Но это немыслимо!
   – Вы хотите оказаться в роли обманутой женщины и чтобы все вокруг повторяли имя любовницы вашего мужа?
   Госпожу Нанефер охватила паника, она закрыла глаза. А Тапени переполняла бурная радость. Всего лишь раз ей пришлось разделить ложе с Денесом, чьи мужские достоинства оказались смешными и жалкими, и вот теперь перед ней открылась дорога к богатству! Завтра она станет знатной дамой.

* * *

   Кадаш рвал и метал. Сначала он требовал, чтобы его немедленно освободили, убежденный, что Денес уже все устроил. Отрезвев, попытался использовать свою новую должность, чтобы выйти из камеры.
   – Придите в себя, – потребовал Кем.
   – Прошу вас быть поучтивей, друг мой! Знаете ли вы, с кем говорите?
   – С насильником.
   – Не надо таких громких слов.
   – Это правда, простая и ужасная, Кадаш.
   – Если вы меня не освободите, у вас будут серьезные неприятности.
   – Я открою вам эту дверь.
   – Наконец-то… Вы неглупый человек, Кем. Я вас отблагодарю.
   Но в тот момент, когда зубной лекарь уже вдохнул воздух улицы, нубиец схватил его за плечо.
   – Хорошая новость, Кадаш: судья Пазаир собрал присяжных раньше, чем предполагалось. Я поведу вас в зал судебных заседаний.

* * *

   Когда Кадаш заметил среди присяжных Денеса, он понял, что спасен. Под сенью врат, перед храмом Птаха, где Пазаир собрал членов суда, царило напряжение. На судебное заседание собралась огромная толпа людей, до которых дошли слухи о происшедшем. Доступ внутрь деревянного помещения, состоявшего из крыши, опиравшейся на тонкие колонны, был перекрыт стражей; в зале находились лишь свидетели и присяжные – шестеро мужчин и столько же женщин разных возрастов и социального положения.
   Пазаир, одетый в костюм старинного покроя и короткий парик, выглядел взволнованным. Попросив богиню Маат покровительствовать суду, он зачитал обвинительное заключение.
   – Зубной лекарь Кадаш, занимающий пост старшего лекаря царства и проживающий в Мемфисе, обвиняется в том, что вчера на рассвете он изнасиловал девочку, которая работает служанкой в заведении госпожи Сабабу. Пострадавшая, находящаяся в данный момент в лечебнице, не пожелала явиться в зал суда, и ее интересы будет представлять целительница Нефрет.
   Кадаш все больше успокаивался: все складывалось как нельзя лучше. Он предстал перед судьями, тогда как пострадавшая их избегала! Помимо Денеса, он был знаком еще с тремя присяжными – эти влиятельные люди примут его сторону. Он добьется оправдания в суде, а потом займется госпожой Сабабу: потребует у нее возмещения морального ущерба.
   – Признаетесь ли вы в содеянном? – спросил Пазаир.
   – Конечно нет.
   – Вызывается свидетель госпожа Сабабу.
   Все головы повернулись в сторону знаменитой хозяйки самого знаменитого пивного заведения в Мемфисе. Одни полагали, что ее уже нет в живых, другие – что она в тюрьме. Она была ярко накрашена, но выглядела великолепно и в зал вошла горделиво и уверенно.
   – Напоминаю вам, что ложное свидетельство чревато суровым наказанием.
   – Зубной лекарь Кадаш был пьян. Он силой ворвался в мое заведение и кинулся на самую молодую из моих служанок-нубиек, которые заняты тем, что подают клиентам напитки и кондитерские изделия. Если бы я не распорядилась выкинуть его вон, он бы изнасиловал малышку.
   – Вы в этом уверены?
   – Мужской член в состоянии эрекции – это для вас достаточное доказательство?
   В зале зашептались. Прямота свидетельницы шокировала присяжных. Кадаш попросил слова:
   – Эта дама находится вне закона. Она со своим заведением только компрометирует наш город. Непонятно, почему стража и правосудие до сих пор не занялись этой особой легкого поведения.
   – В данном деле речь идет не о ней, а о вас. А ваша высокая мораль не помешала вам явиться в ее заведение и приставать там к несовершеннолетней.
   – Временное помрачение… С кем не бывает?
   – Служанка была изнасилована в вашем заведении? – спросил Пазаир у Сабабу.
   – Нет.
   – Что же произошло после нападения?
   – Я успокоила девочку, она снова занялась своим делом и ушла из заведения лишь под утро, чтобы возвратиться домой.
   За Сабабу свидетельствовала Нефрет, которая описала, в каком состоянии находилась пострадавшая после совершившейся драмы. Она не упустила ни малейшей подробности, и представленная ею картина потрясла присутствующих своей жестокостью.
   Тут слова снова попросил Кадаш.
   – Я не ставлю под сомнение факты, изложенные моей выдающейся коллегой, и очень сожалею о том, что пришлось пережить пострадавшей, но при чем здесь я?
   – Напоминаю, – заявил Пазаир, – что изнасилование всегда карается одинаково: смертной казнью. Госпожа Нефрет, располагаете ли вы доказательствами виновности Кадаша?
   – Описание преступника, которое дала пострадавшая, указывает на него.
   – Я со своей стороны хочу подчеркнуть, – снова вмешался Кадаш, – что госпожа Нефрет претендовала на должность старшего лекаря царства. Она не добилась успеха и, видимо, испытывает некоторую досаду против меня. И собирать доказательства – не ее дело. Судья Пазаир зафиксировал показания пострадавшей?
   Аргументы Кадаша прозвучали убедительно. Старший судья пригласил свидетелей, которые видели Кадаша, убегавшего после совершенного злодеяния. Его узнали все.
   – Но я же был пьян, – протестовал обвиняемый. – Я должен был заснуть прямо там же. Неужели этих свидетельств будет достаточно, чтобы обвинить меня в таком ужасном преступлении, за которое я сам, без колебаний, дал бы высшую меру наказания?
   Защита Кадаша произвела очень хорошее впечатление. Девочка была изнасилована, зубной лекарь действительно находился где-то поблизости и мог на нее напасть: совокупность косвенных улик давала возможность указать на него как на насильника. Однако судья Пазаир, уважая букву и дух закона Маат, не должен забывать о презумпции невиновности. И поскольку он муж Нефрет, то возникают сомнения в его беспристрастности, что сильно ослабляет позиции выдвинутого им обвинения.
   Старший судья снова попросил Нефрет высказаться от имени пострадавшей, перед тем как он озвучит свои выводы, и обстоятельства дела начнут обсуждать присяжные.
   Чья-то маленькая рука коснулась руки Нефрет.
   – Помогите мне, – умоляющим тоном произнесла девочка, встав рядом с целительницей. – Я буду говорить, но не оставляйте меня одну.
   Дрожащим голосом, спотыкаясь на каждом слове, она нарисовала ужасную картину пережитого насилия, ужасной боли и отчаяния.
   Когда она замолчала, в зале заседания повисло тяжелое молчание. У судьи, который должен был задать ей решающий вопрос, пересохло в горле.
   – Знаете ли вы человека, совершившего над вами насилие?
   Девочка указала на Кадаша.
   – Это он.

* * *

   Дебаты присяжных не были долгими. Они высказались за применение древнего закона, который был так суров, что подобных преступлений в Египте не случалось уже многие годы. Высокое положение обвиняемого как известного целителя и старшего лекаря царства не позволило принять в расчет никаких смягчающих обстоятельств. Суд присяжных единогласно приговорил его к смертной казни.

34

   – Я подаю на апелляцию, – заявил Кадаш.
   – Процесс начал я, – сказал Пазаир. – Выше царского портика есть только одна инстанция – трибунал визиря.
   – Он отменит ваш несправедливый приговор!
   – Не питайте иллюзий. Баги утвердит его, если ваша жертва повторит свои показания, и они будут должным образом зафиксированы.
   – Она не посмеет!
   – Не сомневайтесь.
   Зубной лекарь, казалось, не понимал своего положения.
   – Вы верите в то, что приговор приведут в исполнение? Несчастный судья! Как вы будете разочарованы.
   Кадаш удалился с мрачной ухмылкой на лице. На душе у судьи остался неприятный осадок.

* * *

   В конце сентября, через два месяца после скудного наводнения, Египет погрузился в атмосферу празднества Опет. В течение двадцати дней, пока воды Нила будут отступать, обнажая землю, покрытую плодородным илом, египтяне станут гулять по берегу реки, где бродячие торговцы продают арбузы, дыни, виноград, гранаты, хлеб, булочки, жареную дичь и пиво. На очагах под открытым небом будут готовиться сытные, вкусные и недорогие блюда, а профессиональные музыканты и танцоры станут услаждать взор и слух присутствующих своим искусством. Все знали, что храмы празднуют возрождение созидательной силы, которая истощилась за долгие месяцы, пока боги оплодотворяли землю. И чтобы они не отвернулись от людей, надо было явить им картину благодарного народа, где никто не умирает от голода или жажды. Таким образом, Нил сохранит свою исконную мощь, черпая ее в том океане, что омывает вселенную.
   В самый апогей праздника Кани, верховный жрец Амона, открыл часовню, где покоилось изваяние божества, чье истинное воплощение было недоступно никому. Облаченное в покрывало, оно было помещено в лодку из золоченого дерева, которую несли двадцать четыре жреца с бритыми головами, одетые в длинные льняные одежды. Амон вышел из храма вместе с супругой, Мут, божественной матерью, и сыном Хонсу – тем, кто передвигался по небесному пространству в образе Луны. К храму Луксора двигались две процессии – одна по реке, другая по суше.
   Десятки лодок следовали в фарватере огромного, покрытого золотом судна божественной триады, сопровождаемого музыкой тамбуринов, систров и флейт, которые приветствовали его движение в сторону южного, святилища. Пазаир, старший судья царского портика в Мемфисе, присутствовал на церемонии, которая разворачивалась на широком дворе перед храмом Луксора. Здесь все ликовало, а за высокими стенами святилища царили безмолвие и сосредоточенность.
   Кани поднес цветы божественной триаде и совершил жертвенное возлияние в ее честь. Ряды придворных расступились, чтобы освободить проход для фараона, и все дружно склонились в поклоне. Врожденное благородство и царственная осанка монарха произвели впечатление на Пазаира: среднего роста, крепкий, нос с горбинкой, широкий лоб, рыжие волосы, спрятанные под голубой короной; не взглянув ни на кого, он шел, не сводя глаз со статуи Амона, воплощения тайны творения, хранителем которой был фараон.
   Кани прочел текст, воспевающий многочисленные образы, которые принимал бог, – он мог обернуться ветром, камнем или овном с закрученными рогами, но при этом не сводился ни к одному из перечисленных обличий. Затем верховный жрец удалился, чтобы не мешать царю, в одиночестве переступившему порог храма.

* * *

   Пятнадцать тысяч хлебов, две тысячи булочек, сто корзин с сушеным мясом, двести со свежими овощами, семьдесят кувшинов вина, пятьсот – пива и бесчисленное множество фруктов – таков был пир, который фараон давал по случаю праздника Опет. Более сотни искусно составленных букетов украшали столы, сидя за которыми приглашенные восхваляли правление Рамсеса и царящие в Египте порядок и благоденствие.
   Пазаир и Нефрет получали поздравления от придворных: судья – за мужество, которое он проявил в деле Кадаша, Нефрет – по поводу недавнего назначения на пост старшего лекаря царства. После того как преступник Кадаш был смещен, члены совета единогласно проголосовали за нее. Никому не хотелось вспоминать о полководце Ашере, до сих пор не найденном, и об убийстве Беранира, объяснения которому тоже не было, так же как и загадочному исчезновению ветеранов из почетной стражи сфинкса. Эти проявления дружеских чувств оставили судью равнодушным; Нефрет, чья красота и обаяние тронули самые черствые сердца, тоже отнеслась к ним спокойно – она не в состоянии была забыть ужас и смятение в глазах девочки, чье сердце и тело были ранены навсегда.
   Безопасность на приеме обеспечивал верховный страж Кем. Сопровождаемый своим павианом, он внимательно наблюдал за каждым, кто приближался к судье, и был готов вмешаться в любую минуту, если он сам или Убийца почувствуют необходимость в этом.
   – Вас можно назвать четой года, – заявил Денес. – Привлечь к ответственности столь высокопоставленное лицо – это настоящий подвиг, возвышающий наше правосудие; а то, что такая женщина, как Нефрет, отныне возглавляет сообщество лекарей страны, делает ему честь.
   – Не надо преувеличивать.
   – Вы оба обладаете даром преодолевать обстоятельства.
   – Что-то я не вижу здесь госпожи Нанефер, – удивилась Нефрет.
   – Она плохо себя чувствует.
   – Я желаю ей скорейшего выздоровления.
   – Нанефер вам очень признательна за эти знаки внимания. Могу я поговорить с вашим мужем с глазу на глаз?
   И Денес увлек судью в беседку, где подавали свежее пиво и виноград.
   – Мой друг Кадаш – неплохой человек, но назначение старшим лекарем заставило его потерять голову. Он напился и повел себя неподобающим образом.
   – Ни один из присяжных не высказался в его защиту; вы тоже молча проголосовали за смертную казнь.
   – Закон суров, но он учитывает такую вещь, как раскаяние.
   – Кадаш ничуть не раскаивается.
   – Он впал в отчаяние.
   – Напротив, он держится самоуверенно и даже угрожает.
   – Он и вправду потерял голову.
   – Просто он верит, что ему удастся избежать высшей меры наказания.
   – Дата приведения приговора в исполнение уже назначена?
   – Трибунал визиря отверг апелляцию и утвердил приговор. Через три дня начальник стражи даст приговоренному яд.
   – Вы употребили слово «угрожать».
   – Кадаш дал понять, что не уйдет в небытие в одиночестве. Он обещал, что перед тем, как выпить смертельный напиток, расскажет мне о своих сообщниках.
   – Бедный Кадаш! Быть вознесенным так высоко и упасть так низко… Эта катастрофа вызывает печаль и сожаление, не правда ли? Я прошу вас по возможности облегчить его последние мгновения.
   – Кем вовсе не бесчувственный палач.
   – Но спасти Кадаша может лишь чудо.
   – Можно ли простить такое преступление?
   – До скорой встречи, господин судья.

* * *

   Нефрет предстала перед членами совета лекарей. Ее противники задали ей тысячу сложных вопросов, в самых разных областях профессии. Ошибок в ее ответах почти не было, и ее назначение на высокий пост было утверждено.
   После смерти Небамона большое количество дел, касавшихся целительства, лежало без движения. Тем не менее, Нефрет попросила предоставить ей отсрочку, чтобы она смогла подготовить себе преемника в главной лечебнице. Ее новые функции показались ей столь сложными, что у нее возникло желание убежать, спрятаться где-нибудь в глухой деревушке и работать там простым лекарем, быть рядом со своими больными, наблюдать за их выздоровлением. Ей казалось, что она не готова руководить целой армией опытных лекарей и влиятельных придворных, управляться с целой армией писцов, наблюдающих за производством и распределением лекарственных средств, принимать решения, касающиеся благополучия населения. Когда-то она занималась одной деревней, сегодня на нее легла ответственность за целое царство, столь могучее, что им восхищались как друзья, так и враги. Нефрет мечтала о том, чтобы уехать с Пазаиром, укрыться в маленьком домике в Верхнем Египте, и там, глядя на холмы и скалы Западных Фив, наслаждаться мудростью и целесообразностью смены дня и ночи.
   Ей очень хотелось поделиться своими мечтами с Пазаиром, но когда он вернулся с работы, на него невозможно было смотреть.
   – Прочти этот указ. – Он протянул ей прекрасно выделанный папирус с печатью фараона. – Прочти вслух, прошу тебя.
   –  Я, Рамсес, хочу, чтобы небо и земля пребывали в радости. Чтобы те, кто прячется, вышли на свет, чтобыникто не страдал от совершенных ошибок, чтобыузники покинули свои узилища, чтобы зачинщики беспорядков успокоились, пусть на улицах поют и танцуют.Это амнистия?
   – Всеобщая амнистия.
   – Такое когда-нибудь было?
   – На моей памяти нет.
   – Почему фараон принял такое решение?
   – Не знаю.
   – Кадаша это тоже коснется?
   – Амнистия касается всех, – повторил потрясенный Пазаир. – Преступление Кадаша забыто, Ашера уже никто не ищет, убийц оставили в покое, процесс против Денеса заброшен.
   – Ты не сгущаешь краски?
   – Это поражение, Нефрет. Полное и окончательное поражение.
   – Может быть, тебе обратиться к визирю?

* * *

   Кем открыл дверь камеры. Кадаш выглядел спокойным.
   – Ты пришел меня освободить?
   – Откуда ты знаешь?
   – Это было неизбежно. Хорошие люди всегда торжествуют.
   – Объявлена всеобщая амнистия.
   Кадаш отступил. Взгляд нубийца был свиреп.
   – Не поднимай на меня руки, Кем! По отношению к тебе никакого снисхождения не будет.
   – Когда ты предстанешь перед Осирисом, он заткнет тебе глотку. Демоны, вооруженные ножами, искромсают твое тело в клочья.
   – Оставь при себе эти детские сказки! Ты обращался со мной неуважительно, ты позволил себе оскорбления в мой адрес. Тем хуже для тебя… Ты пропустил свой шанс, и твой друг Пазаир тоже. Пользуйся своим положением, ты не долго останешься на этом посту.

* * *

   Визирь Баги опаздывал. Постоянное чувство усталости, опухшие руки и ноги и боли в спине заставили его воспользоваться услугами носильщиков, которые должны доставить его к месту службы. Как всегда, его ожидало большое количество высоких чиновников, которые хотели поговорить с ним, рассказать о своих проблемах и узнать его мнение. Несмотря на то, что Пазаир не записывался к нему на прием, визирь принял его первым.
   Судья не мог сдержать своего гнева.
   – Эта амнистия невозможна.
   – Прошу вас выбирать слова, старший судья. Указ подписан лично фараоном.
   – Мне трудно в это поверить.
   – Тем не менее, это так.
   – Вы его видели?
   – Он сам продиктовал мне этот текст.
   – И вы никак не отреагировали?
   – Я не скрыл от него своего удивления и непонимания.
   – И это его не смутило?
   – Рамсес не был склонен вступать в спор.
   – Нельзя допустить, чтобы такой негодяй, как Кадаш, избежал наказания!
   – Амнистия касается всех, судья.
   – Я отказываюсь исполнять ее.
   – Вы обязаны подчиниться, как и я.
   – Как можно принять такую несправедливость?
   – Я стар, вы молоды. Моя жизнь подходит к концу, ваша только начинается. Каково бы ни было мое мнение, я обязан молчать и подчиняться. А вы – не совершать глупостей.
   – Мое решение принято – при любых обстоятельствах.
   – Кадаш отпущен на свободу, его приговор отменен.
   – А Ашер, вероятно, снова займет свой пост?
   – Его злоупотребления забыты. А если он сумеет все объяснить, то сохранит свое положение.
   – Не прощен только убийца Беранира, потому что его так и не нашли!
   – Мне тоже горько все это видеть, но у фараона, видимо, были основания так поступить.
   – Его мотивы мне неинтересны.
   – Тот, кто восстает против царя, восстает против самой жизни.
   – Вы правы, визирь Баги. Поэтому я не могу больше оставаться в этой должности. Завтра я подам вам заявление о моей отставке. С этого момента я больше не старший судья.
   – Не торопитесь, Пазаир.
   – А вы на моем месте действовали бы по-другому?
   Баги промолчал.
   – Мне остается лишь попросить вас об одном одолжении.
   – Пока я визирь, я сделаю для вас все, что в моих силах.
   – Моя просьба противоречит правосудию, которое нам с вами так дорого. Оставьте Кема на посту начальника стражи.
   – Я так и хотел сделать.
   – А что будет с Нефрет?
   – Кадаш сошлется на то, что был избран раньше нее, и подаст в суд, чтобы вернуть себе пост старшего лекаря.
   – Он может не волноваться; моя жена не намерена бороться с ним. Мы с ней уезжаем из Мемфиса.
   – Как это все ужасно!

* * *

   Пазаир представлял себе, как Денес пирует со своими приятелями. Удивительный указ фараона полностью восстанавливал их репутацию. Чтобы оставаться уважаемыми людьми, им нужно только не совершать необдуманных поступков и продолжать вести к цели свой заговор, корни которого так и остались неизвестными Пазаиру – теперь уже навсегда. Скоро появится и полководец Ашер, и он, конечно же, сумеет объяснить свое отсутствие. А что же Сути, где он сейчас и жив ли? Пазаир чувствовал себя разбитым, полным отвращения ко всему, а вокруг него летали ласточки. Их становилось все больше и больше. И вот уже сотня птиц с радостным щебетом кружилась вокруг, касаясь его крыльями. Наверное, они благодарили его за то, что он спас одну из них? Прохожие на улице останавливались, тронутые этим необычным зрелищем; им приходила на ум поговорка: «Кого любят ласточки, того любит царь». Стремительные, грациозные, жизнерадостные, птицы сопровождали Пазаира до дверей его дома, подбадривая легкими касаниями шелковистых серо-голубых крыльев.
   Нефрет сидела на краю пруда с лотосами, над которым резвились синицы. На ней было легкое прозрачное платье, сквозь которое просвечивала грудь. Подойдя к ней, Пазаир почувствовал нежный запах духов.
   – Нам только что привезли свежие благовония, – объяснила она, – и я приготовила кремы и душистые масла на следующий месяц. Я видела утром, что твой запас подошел к концу, и поспешила исправиться.