Жак Кристиан. Закон пустыни

   – Почему вы скрыли правду?
   – Слишком удобный случай… Нефрет наконец-то оказывалась в моей власти.
   – Где сейчас Пазаир?
   – Я… я не знаю.
   – Знаете наверняка.
   Бабуин снова зарычал. Перепуганный Небамон покорился.
   – Я подкупил начальника стражников, чтобы он оставил Пазаира в живых. Это было необходимо для достижения моей цели. Судью держат в одиночной камере, но я не знаю где.
   – Вы знаете, кто настоящий убийца?
   – Нет, клянусь, что не знаю!
   Кем не сомневался в искренности этих слов. Когда в допросе участвовал павиан, подозреваемые не лгали.
   Нефрет молилась, вознося благодарность душе Беранира. Учитель не дал погибнуть своему ученику.

* * *

   Только фиги и сыр – таков был скудный обед старшего судьи царского портика. К бессоннице добавилось отсутствие аппетита. С трудом вынося чье-либо присутствие, он отослал своего слугу. В чем он мог себя упрекнуть, ведь он лишь стремился помешать тому, чтобы в Египте воцарился хаос? Тем не менее, его совесть была неспокойна. Никогда на протяжении своей долгой карьеры он не отходил так далеко от истины. Он с отвращением оттолкнул деревянную миску.
   Снаружи послышались стоны. Может, это духи, которые, если верить россказням магов, приходят мучить души недостойных? Старший судья вышел. Кем, сопровождаемый караульным павианом, тащил за ухо старшего лекаря Небамона.
   – Господин старший лекарь желает сделать признание.
   Старший судья не любил этого нубийца. Он знал его бурное прошлое, не одобрял методов его работы и сожалел, что его взяли на службу стражником.
   – Вы привели Небамона под конвоем. Его показания не будут иметь силы.
   – Речь идет не о показаниях, а о признании. Лекарь попытался высвободиться. Павиан легонько прикусил его за ляжку.
   – Осторожнее, – посоветовал Кем. – Если его разозлить, он прокусит насквозь.
   – Уходите! – гневно приказал судья.
   Кем подтолкнул лекаря к нему.
   – Поторопитесь, Небамон. – заметил он. – Павианы не отличаются терпением.
   – Я располагаю сведениями по делу Пазаира, – прохрипел лекарь.
   – Не сведениями, – уточнил Кем, – а доказательствами его невиновности.
   Старший судья побледнел.
   – Это провокация?
   – Старший лекарь – человек серьезный и уважаемый.
   Небамон вытащил из-под туники свернутый и запечатанный свиток папируса.
   – Здесь записаны мои выводы по поводу осмотра трупа Беранира. Поимка… на месте преступления – это ошибка. Я забыл… передать вам этот рапорт.
   Старший судья прикоснулся к документу с такой опаской, как будто это были горячие угли.
   – Мы ошиблись, – с прискорбием признал он. – Но для Пазаира уже слишком поздно.
   – Возможно, что и нет, – возразил Кем.
   – Вы забываете, что его нет в живых!
   Нубиец улыбнулся:
   – Возможно, что это еще одна ваша ошибка. А может, и добросовестное заблуждение.
   Нубиец взглянул на павиана, и тот отпустил свою жертву.
   – Я… я свободен?
   – Катитесь.
   Небамон, прихрамывая, потрусил к выходу. На его ноге ясно отпечатались следы обезьяньих зубов. Глаза их обладателя горели в темноте красным огнем.
   – Я вам подыщу хорошее место, Кем, если вы согласитесь забыть эти печальные обстоятельства.
   – Не вмешивайтесь больше в это дело, старший судья, не мешайте мне ловить убийцу. И когда я его поймаю, вам придется сказать правду. Всю правду.

5

   Застывший пейзаж из белого песка и черно-белых гор внезапно оживило облако пыли, поднятое появлением двух всадников. Пазаир заполз в тень большого обломка камня, отвалившегося от пирамиды. Без воды двигаться дальше было безумием.
   Если это стражники пустыни, то они вернут его в тюрьму. А если бедуины, то все зависит от их настроения: они могут его пытать или взять в рабство. По этим пустынным местам рискуют передвигаться только караваны. В лучшем случае Пазаир из каторжника превратится в раба.
   Это бедуины, в цветных полосатых бурнусах! У них длинные волосы и короткие бороды.
   – Ты кто?
   – Я бежал из каторжной тюрьмы.
   Тот, что помоложе, спешился и стал рассматривать Пазаира.
   – У тебя измученный вид.
   – Я хочу пить.
   – Воду надо заслужить. Поднимайся и сразимся.
   – У меня нет сил.
   Бедуин вынул кинжал из ножен.
   – Если ты не способен бороться, ты должен умереть.
   – Я судья, а не солдат.
   – Судья! А как же ты попал в тюрьму для воров?
   – Меня обвинили по ошибке. Есть люди, желающие моей гибели.
   – Ты свихнулся от жары.
   – Если ты убьешь меня, то попадешь в преисподнюю. И там твою душу порежут на куски.
   – Мне плевать!
   Но старший остановил уже занесенный над Пазаиром кинжал.
   – Не надо понапрасну раздражать высшие силы. Дай ему воды; он будет нашим рабом.

* * *

   Пантера, светловолосая ливийка с голубыми глазами, была недовольна. Ее пылкий и неутомимый любовник Сути пришел на смену прежнему рохле, вечно угрюмому и плаксивому. Страстно ненавидя Египет, она угодила в объятия этого офицера, прославившегося своим геройством в первую азиатскую кампанию. В порыве чувства он вернул ей свободу, которой она не пользовалась, потому что привязалась к нему. И вот Сути выгнали с военной службы: он пытался задушить полководца Ашера, которого застал в момент убийства одного из лазутчиков. Осудить полководца не удалось, поскольку труп его жертвы так и не нашли, однако Сути не угомонился. Правда, с исчезновением его друга Пазаира он стал молчалив, почти ничего не ел, а на нее даже не смотрел.
   – Когда ты перестанешь хандрить?
   – Когда вернется Пазаир.
   – Вечно это Пазаир! Неужели ты не понимаешь, что его уже нет в живых?
   – Здесь не Ливия. Убийство – это серьезно, за ним следует небытие. Преступники из мертвых не восстают.
   – Сути, жизнь одна, она проходит здесь и сейчас! Забудь ты эти бредни.
   – Забыть своего друга?
   Пантера была из тех женщин, что живут любовью, лишенная близости Сути, она начала чахнуть.
   Ее любовник был мужчиной прекрасного роста, с удлиненным лицом, прямым и откровенным взглядом, длинными черными волосами; в нем были сила, элегантность и обаяние.
   – Я свободная женщина и не хочу жить с камнем. Если ты не переменишься ко мне, я уйду.
   – Что ж, уходи.
   Она опустилась на колени.
   – Ты не понимаешь, что говоришь.
   – Если Пазаир страдает, то страдаю и я; если он в опасности, то тревожусь и я. Как ты этого не поймешь?
   Пантера развязала набедренную повязку Сути. Он не протестовал. Могучее и стройное его тело было прекрасно. С тринадцати лет у Пантеры перебывало немало любовников, но ни с кем она не была так счастлива, как с этим египтянином. Заклятым врагом ее народа. Она тихонько ласкала ему грудь, плечи, касалась сосков, медленно спускаясь к пупку. Ее пальцы, легкие и чувственные, возбуждали. Наконец он поддался ее ласкам. Сильной рукой почти злобно он разорвал бретельки ее короткой туники. Нагая, она прильнула к нему.
   – Чувствовать тебя, быть с тобой… Больше мне ничего не нужно.
   – А мне этого мало.
   Он опрокинул ее на живот и накрыл своим телом, Томная и торжествующая, она чувствовала, как его желание, маслянистое и горячее, вливается в нее, как живая вода.
   Снаружи окликнули. Голос был громкий и властный. Сути устремился к окну.
   – Пошли, – сказал Кем. – Я знаю, где Пазаир.

* * *

   Старший судья поливал маленькую цветочную клумбу перед домом. В его возрасте нагибаться ему становилось все тяжелее и тяжелее.
   – Я могу вам помочь?
   Судья обернулся и увидел Сути. Бывший офицер-колесничий имел все такой же бравый вид.
   – Где мой друг Пазаир?
   – Он мертв.
   – Это ложь.
   – На этот счет существует официальный рапорт.
   – Это меня мало волнует.
   – Правда может вам не нравиться, но изменить ее никто не в состоянии.
   – Правда состоит в том, что Небамон подкупил начальника стражи и вас.
   Старший судья выпрямился:
   – Меня – нет.
   – Тогда говорите.
   Судья заколебался. Он мог арестовать Сути за оскорбление и грубость, но ему было стыдно за себя. Судья Пазаир пугал его, это правда: слишком решительный, слишком нетерпеливый и страстный, слишком верящий в справедливость. Но он, старый судья, повидавший на своем веку много всякого, разве не он предал это уважение молодых к закону? Мысль о судьбе простого судьи мучила его. Может быть, он уже погиб, не вынеся тягот заключения?
   – Каторжная тюрьма недалеко от Харги, – прошептал он.
   – Дайте мне письменное разрешение отправиться туда.
   – Вы слишком много от меня хотите.
   – Поторопитесь, у меня мало времени.

* * *

   На последней стоянке, у границы оазиса, Сути спешился. Эту жару, пыль и ветер могли переносить только ослы. Вооруженный луком, полусотней стрел, мечом и двумя кинжалами, он чувствовал себя в силах противостоять любому врагу. Кроме того, старший судья дал ему дощечку, где говорилось, что он уполномочен привезти заключенного Пазаира в Мемфис.
   Кем превозмог свое нетерпение и остался с Нефрет. Ведь когда Небамон оправится от своего испуга, он начнет действовать, и тогда защитить ее смогут только павиан и его хозяин. И нубиец, несмотря на большое желание участвовать в освобождении Пазаира, был вынужден согласиться охранять Нефрет.
   Когда Сути уехал, Пантера поклялась себе, что, если его не будет больше недели, она изменит ему с первым встречным и станет рассказывать об этом на всех углах. Сути не обещал ей ничего, кроме того, что вернется со своим другом.
   На осла были навьючены бурдюки, наполненные мясом, сушеной рыбой, фруктами и хлебом, который оставался мягким несколько дней. Человек и животное почти не отдыхали – Сути слишком торопился к цели.

* * *

   Когда на горизонте показалась тюрьма с ее убогими, затерянными в пустыне бараками, Сути вознес молитву богу Мину, покровителю погонщиков верблюдов и путешественников. Он считал богов неприступными существами, но все же, в определенных обстоятельствах, предпочитал заручиться их поддержкой.
   Сути разбудил начальника тюрьмы, задремавшего под полотняным пологом. Великан недовольно бурчал.
   – У вас здесь содержится судья Пазаир.
   – В первый раз слышу.
   – Он не числится в списках, это правда.
   – Говорю вам, не знаю.
   Сути показал ему записную дощечку, но она не вызвала у великана никакого интереса.
   – Нет здесь Пазаира. Вообще нет никаких судей, а только воры-рецидивисты.
   – У меня официальный приказ.
   – Подождите, пока вернутся заключенные, увидите сами.
   И начальник снова заснул. Сути подумал: а не послал ли его старший судья сюда, в этот тупик, специально, чтобы тем временем расправиться с Пазаиром в Азии? Но это же, мягко говоря, наивно! Он зашел на кухню, чтобы пополнить запас воды.
   Повар, беззубый старик, спросонья вскочил.
   – Это кто еще?
   – Я приехал выручать друга. К сожалению, ты не похож на Пазаира.
   – Повтори-ка еще раз?
   – Судья Пазаир.
   – И что ты от него хочешь?
   – Освободить.
   – Вот как… Но ты опоздал.
   – Ну-ка выкладывай.
   Старый пчеловод выговорил шепотом:
   – Он бежал, с моей помощью.
   – Один, в пустыню! Он не продержится и двух дней. В какую сторону он пошел?
   – Первая река, холм, пальмовая роща, каменистое плато и дальше на восток, в долину! Если его душа крепко привязана к телу, он выберется.
   – Пазаир сильно ослабел.
   – Поторопись найти его; он обещал помочь мне выбраться отсюда.
   – Но ты ведь вор?
   – Не больше, чем другие. Просто я хочу заниматься своими ульями. Пусть ваш судья вернет меня домой.

6

   Монтумес принял старшего судью в оружейном зале, где были развешаны щиты, мечи и охотничьи трофеи. У хозяина был гнусавый и вкрадчивый голос, острый нос и лысый, красный череп, который он постоянно почесывал. Склонный к полноте, верховный страж был вынужден соблюдать диету, чтобы сохранить подвижность. Постоянный участник торжественных приемов, обладавший большими связями, осторожный и ловкий, Монтумес лично контролировал всю систему сторожевых служб царства. Никто не мог поставить ему в упрек ни малейшей неосмотрительности; он чрезвычайно берег свою безупречную репутацию государственного сановника.
   – Вы по личным делам, мой дорогой судья?
   – Дело конфиденциальное, как вы предпочитаете.
   – Такой подход гарантирует долгую и спокойную карьеру, не правда ли?
   – Когда я посадил Пазаира в одиночку, я поставил одно условие.
   – Не припоминаю.
   – Вы должны были раскрыть мотив преступления.
   – Не забывайте, что я взял Пазаира с поличным.
   – С какой стати ему убивать своего учителя, мудреца, назначенного старшим жрецом Карнака, и, следовательно, человека, на которого он мог рассчитывать?
   – Ревность или безумие.
   – Не делайте из меня дурака.
   – Зачем вам это? Мы избавились от Пазаира, и это главное.
   – Вы уверены в его виновности?
   – Повторяю: я застал его в тот момент, когда он склонился над телом Беранира. Что бы вы подумали на моем месте?
   – Мотив?
   – Но вы же согласились: процесс произвел бы плохое впечатление. Страна должна уважать судей и доверять им. Пазаир – скандальная личность. Его наставник Беранир, возможно, пытался его утихомирить. А он возмутился и нанес удар. Любой суд вынес бы ему смертный приговор. Мы с вами еще были к нему великодушны: мы спасли его репутацию. Ведь официально он погиб при исполнении задания. Разве это не самый приемлемый выход и для него, и для нас?
   – Сути знает правду.
   – Как…
   – Кем заставил заговорить старшего лекаря Небамона. Сути знает, что Пазаир жив, и я был вынужден сказать ему, где тот находится.
   Гнев начальника стражи удивил старшего судью: Монтумес слыл за человека выдержанного.
   – Безрассудство, чистое безрассудство! Вы, верховный судья города, идете на поводу у какого-то солдата! Ни Кем, ни Сути ничего не могут сделать!
   – Вы упускаете из виду письменное заявление Небамона.
   – Показания, добытые под пыткой, недействительны.
   – Заявление было сделано раньше, на нем стоят дата и подпись.
   – Уничтожьте его!
   – Кем потребовал от старшего лекаря сделать копию, которая заверена двумя слугами в его доме. Невиновность Пазаира доказана. В течение нескольких часов, предшествовавших преступлению, он работал в своем служебном кабинете. Свидетели подтвердят это, я проверял.
   – Допустим… Но зачем вы открыли им место, где мы его держим? С этим можно было не торопиться.
   – Чтобы меня не мучила совесть.
   – С вашим опытом, в вашем возрасте, вы…
   – Вот именно, в моем возрасте. Я могу предстать перед вечным судом в любой момент. В деле Пазаира я нарушил дух Закона.
   – Вы защищали государство, Египет, и вполне могли пренебречь правами одной-единственной личности.
   – Ваши слова меня не убеждают, Монтумес.
   – Вы бросаете меня?
   – Если Пазаир вернется…
   – В каторжной тюрьме часто умирают.

* * *

   Уже давно Сути слышал лошадиный галоп. Звук шел с востока, всадников было двое, они быстро приближались. Это были бедуины-разбойники, искавшие легкой добычи.
   Сути подождал, пока они подъедут на нужное расстояние, и растянул свой лук, опершись коленом о землю: он целился в того, что был слева.
   Раненный в плечо, всадник выпал из седла. Второй бросился на противника. Сути прицелился точнее, стрела пронзила бедуину ляжку. Завопив от боли, он выронил из рук поводья, рухнул на землю и ударился о камень. Обе лошади кружили рядом. Сути поставил кончик меча на горло кочевника, который, шатаясь, поднимался на ноги.
   – Откуда ты?
   – Из племени ходящих по песку.
   – Где ваша стоянка?
   – За черными скалами.
   – Ведь это вы захватили египтянина несколько дней назад?
   – Какой-то бродяга, который называл себя судьей.
   – И как вы с ним обошлись?
   – Вождь допрашивает его.
   Сути вскочил на более крепкую лошадь, придерживая другую за примитивную упряжь, которую используют бедуины. Раненых он бросил на произвол судьбы: пусть выживают, как умеют.
   Оба скакуна устремились по каменистой тропинке, которая становилась все круче и круче; в низинах между темными, выжженными солнцем скалами клубились облака пыли; они напоминали котлы преисподней, где, подвешенные за ноги, томились грешники.
   У подножия склона раскинулся лагерь кочевников. Самая высокая и яркая палатка, видимо, принадлежала вождю. В загоне теснились лошади и козы. С южной и северной сторон стоянку охраняли часовые.
   Сути не стал дожидаться ночи; с бедуинами, промышлявшими набегами и грабежами, церемониться не стоило. Египтянин бесшумно, шаг за шагом, спускался по склону и поднялся в полный рост, лишь приблизившись к часовому с южной стороны, которого он обезвредил, одним ударом сломав ему шейные позвонки. Ходящих по песку, постоянно бороздивших пустыню в поисках любой добычи, в лагере было немного. Сути беспрепятственно добрался до палатки вождя и ворвался в нее через овальный проем, служивший дверью. Напряженный и собранный, он готов был сокрушить любую преграду на своем пути. Однако то, что он увидел, ошеломило его.
   Вождь бедуинов, простершись на подушках, внимательно слушал Пазаира, который сидел напротив него в позе писца. Судья казался спокойным, руки и ноги его не были связаны. Вождь поднялся. Сути метнулся к нему.
   – Не трогай его, – вмешался Пазаир, – Мы нашли общий язык.
   Сути опрокинул противника на подушки.
   – Вождь излагал мне свою жизненную позицию, – объяснил Пазаир, – а я пытался убедить его в том, что она порочна. Его удивил мой отказ стать рабом даже под страхом смерти. Он пожелал узнать, как действует наш Закон и…
   – Когда он потеряет к тебе интерес, он привяжет тебя к хвосту какого-нибудь жеребца, который разобьет твое тело об острые скалы.
   – Как ты нашел меня?
   – Разве я мог тебя не найти?
   Сути связал бедуина и заткнул ему рот кляпом.
   – Быстро уходим отсюда. На вершине холма нас ждут лошади.
   – Зачем? Я не хочу возвращаться в Египет.
   – Идем, и перестань говорить глупости.
   – У меня нет сил.
   – Они найдутся, когда ты узнаешь о своей невиновности и о том, что Нефрет с нетерпением ждет тебя.

7

   Старший судья не смел поднять глаз на Пазаира.
   – Вы свободны, – устало объявил он.
   Старый человек ждал горьких упреков и даже заслуженных обвинений. Однако Пазаир лишь пристально смотрел на него.
   – Разумеется, главные пункты обвинения сняты. Что же касается остального, то я прошу у вас немного терпения… я постараюсь восстановить ваше положение как можно быстрее.
   – А верховный страж?
   – Он приносит вам свои извинения. Мы оба были введены в заблуждение…
   – Небамоном?
   – Старший лекарь на самом деле тоже не виноват. Простая административная небрежность… Вы стали жертвой несчастного стечения обстоятельств, мой дорогой Пазаир. Если вы желаете подать жалобу…
   – Я подумаю.
   – Может быть, не стоит держать зла…
   – Я хочу поскорее вернуться к своим обязанностям.

* * *

   Голубые глаза Нефрет были похожи на драгоценные камни, родившиеся в самом сердце золотых гор, в краю богов; бирюза на шее предохраняла от порчи. Длинное платье из белого льна на бретельках делало ее еще стройнее.
   Подходя к ней, Пазаир ощутил запах ее духов. Ее шелковистая кожа источала аромат лотоса и жасмина. Он принял ее в свои объятия, и они долго стояли так, не в силах произнести ни слова.
   – Так ты еще немножко любишь меня?
   Она отстранилась, чтобы посмотреть на него. Он был гордым, страстным, чуть сумасшедшим, строгим, одновременно молодым и умудренным жизнью, естественным в своей привлекательности, хрупким, но очень сильным. Те, кто считал его слабым, легко впадавшим в уныние, жестоко ошибались. Несмотря на жесткое и суровое выражение лица, на требовательный характер, он умел давать счастье.
   – Я не могу без тебя.
   Пазаир прижал ее к себе. Жизнь приобретала новый вкус, мощный, как молодой Нил. Но здесь, в огромном некрополе Саккары, по которому Пазаир и Нефрет шагали медленно, держась за руки, эта жизнь тесно соприкасалась со смертью. Они шли поклониться могиле Беранира, своего убитого учителя. Разве не он передал Нефрет свои секреты врачевания и не был опорой Пазаиру, прокладывавшему свой путь в жизни?
   Они вошли в помещение, где работали бальзамировщики, и увидели Джуи. Он сидел, опершись спиной о выбеленную известкой стену, и ел свинину с чечевицей, хотя это мясо запрещалось употреблять в жару. Не прошедший процедуру обрезания, бальзамировщик игнорировал религиозные предписания. У Джуи было вытянутое лицо, широкие, черные, сросшиеся на переносице брови, тонкие бескровные губы, очень длинные руки и тонкие ноги; он жил своей, отличной от прочих смертных жизнью.
   На столе для бальзамирования лежала мумия пожилого человека, которой он только что ножом из обсидиана сделал надрез на боку.
   – Я вас знаю, – сказал он, поднимая глаза на Пазаира. – Вы судья, который ведет дело об убийстве ветеранов.
   – Это вы бальзамировали тело Беранира?
   – Я занимаюсь своим делом.
   – Ничего необычного не заметили?
   – Нет.
   – Кто-нибудь приходил на могилу?
   – После погребения никто. В часовню заходил только жрец, который занимается погребальной церемонией.
   Пазаир казался разочарованным. Он надеялся, что убийца, мучимый угрызениями совести, приходил просить прощения у жертвы, чтобы избежать наказания на том свете. Но видимо, даже это его не пугало.
   – Ваше следствие дало результаты?
   – Обязательно даст.
   И бальзамировщик спокойно откусил большой кусок свинины.

* * *

   Ступенчатая пирамида возвышалась над вечным пейзажем. Лицом к ней была обернута длинная вереница надгробных камней, как бы продолжавших бессмертие фараона Джосера, чей величественный призрак ежедневно взбирался и спускался по гигантской каменной лестнице.
   Обычно этот обширный некрополь казался оживленным из-за толпящихся на нем скульпторов, резчиков, писцов и художников. Здесь вырубали одну гробницу, там укрепляли другую. Рабочие в связке тянули деревянные сани, груженные блоками известняка и гранита, водоносы предлагали желающим свежую воду, чтобы утолить жажду.
   Однако в праздничный день, когда чествовали Имхотепа, творца ступенчатой пирамиды, местность оставалась пустынной. Пазаир и Нефрет прошли между рядами могил первых династий, заботливо ухоженных одним из сыновей Рамсеса Великого. Когда взгляд скользил по именам усопших, выбитых на камнях иероглифами, они как бы оживали, обращая в прах толщу времен. Могущество слова оказывалось выше могущества смерти.
   Место погребения Беранира, расположенное неподалеку от ступенчатой пирамиды, было отделано красивым белым камнем из карьеров Туры. Доступ к шахте, которая вела в подземные помещения, где находилась мумия, прикрывала огромная плита. Часовня же оставалась открытой для посетителей, которые приходили помянуть усопшего и принести дары для его статуй и изображений.
   Скульптор увековечил Беранира широкоплечим зрелым человеком, со спокойным лицом. Главный текст, расположенный горизонтально, приветствовал возродившегося на прекрасном Западе; в конце своего долгого путешествия он вновь оказывался среди своих, среди братьев-богов, питаясь звездами, и утоляя жажду водами первичного океана. Ведомый своим сердцем, он шел прямыми дорогами вечности.
   Пазаир прочитал вслух строки, предназначенные для тех, кто пришел поклониться гробнице: О живущие на земле, проходящие мимо гробницыэтой, если любите вы жизнь и ненавидите смерть, произнесите имя мое, дабы я жил, произнесите для меня магическое слово.
   – Я найду убийцу, – поклялся Пазаир.
   Нефрет грезила о тихом счастье, не омрачаемом ни бедами, ни завистью, но ее любовь зародилась в буре, и ни она, ни Пазаир не обретут покоя, пока не откроют истину.

* * *

   Когда тьма отступила, землю осветило солнце. Деревья и травы вновь зазеленели, птицы выпорхнули из гнезд, рыбы стали выпрыгивать из воды, вверх и вниз по реке поплыли суда. Пазаир и Нефрет вышли из часовни, которая окрасилась в рассветные тона. Они провели ночь рядом с душой Беранира, чувствуя ее близость, ее тепло и трепет. Это чувство они сохранят навсегда.
   Праздник закончился, ремесленники возвращались к своей работе. Жрецы исполняли утренние службы, увековечивая память ушедших. Пазаир и Нефрет шли вдоль дороги, выложенной при царе Унасе и ведущей к храму, расположенному ниже. Они присели под пальмами, на краю хозяйственных насаждений. Смеющаяся девчушка принесла им финики, свежий хлеб и молоко.
   – Мы могли бы остаться здесь, забыть о преступлениях, о поисках истины, о людях.
   – Ты грезишь наяву, судья Пазаир?
   – От меня избавились самым подлым способом, и они не остановятся. Разумно ли ввязываться в борьбу, проигранную заранее?
   – У нас есть долг перед Бераниром, учителем, которого мы глубоко почитаем, мы должны бороться, забыв о себе.
   – Я всего лишь мелкий судья, которого могущественные силы загонят в самый дальний угол самой удаленной провинции. Меня раздавят без малейшего усилия.
   – Ты боишься?
   – Мне не хватает духу. Каторжная тюрьма – это тяжкое испытание.
   Она положила голову ему на плечо: