Житинский Александр. Фигня (сборник)

   Тот опустил газету и внимательно, с каким-то даже сожалением взглянул на Алексея.
   – Нет, не хочу, – наконец произнес он.
   – А открывалки не найдется? – беспечно продолжал Стебликов.
   – По-моему, вам хватит, – скучным голосом сказал Николай.
   – Почему вы так решили? – удивился Стебликов, пытаясь открыть бутылку о край стола. – Ну, я осел! – радостно доложил он. – Тут же есть открывашка...
   Он засунул бутылку под столик, нащупал привинченную открывашку под столешницей и открыл пиво. Пена брызнула из горлышка, попала на брюки Николаю. Тот возмущенно отпрыгнул.
   – Мало того, что без билета, понимаешь! Да еще поддатый! Сейчас надышишь перегаром! – вскричал он.
   Стебликов срочно отхлебнул глоток, чтобы остановить выброс пенной струи, с недоумением воззрился сверху на Николая.
   – Да ну тебя. С тобой каши не сваришь... – заявил он, направляясь к двери и снова открывая ее.
   – Спать! – рявкнул Николай.
   – Сам спи. Мне еще не хочется, – обернулся Стебликов и с силою задвинул дверь.
 
   Он увидел, что Эрик стоит на том же месте со стаканчиком в руке, и сразу направился к нему.
   – Вот. Пиво... Хочешь? – показал он ему бутылку.
   –  Что это такое?– заинтересовался Эрик.
   – Пиво... Бир... – вспомнил слово Стебликов.
   –  Алекс принес русского пива,– объявил Эрик друзьям в купе. – Кто хочет?
   К Стебликову потянулись руки с бумажными стаканчиками. Он вошел в купе и принялся наливать каждому понемножку, дружелюбно бормоча:
   – Тут немного... Всего одна бутылка... Попробовать...
   Он вылил все до капли под одобрительные возгласы американцев. Видя, что хозяину ничего не досталось, толстяк снабдил Стебликова порцией виски.
   – За дружбу! – оглядев американцев, провозгласил Стебликов.
   – О! Мир! Дружба! – загалдели американцы.
   Все выпили. Алекса усадили на нижнюю полку между толстяком и девушкой. Напротив примостились Эрик и еще три человека – среди них один негр. Американцы дружелюбно и простодушно глядели на Алекса.
   – Как вам нравится в Советском Союзе? – начал он эту небольшую пресс-конференцию, но по лицам увидел, что американцы не понимают. – Ду ю... – попытался он перевести себя, но понял, что не готов к этому.
   Толстяк решил представить общество. Тыкая каждого пальцем, он обошел всю компанию, начав с себя:
   – Даглас... Розмари... Эрик... Роберт... Сэнди.
   – Алекс, – поклонился Стебликов, стукая себя ладонью по груди. – Рашен инженир, – добавил он после паузы.
   – О! рашен инженир! Йес! – закивали американцы, весело переглядываясь друг с другом.
   –  Эрик, ты уверен, что агент действительно не понимает по-английски? Возможно, он притворяется?– обратился Даглас к Эрику, с улыбкой следя за выражением лица Алекса.
   –  Разве это имеет значение?– пожал плечами Эрик.
   Алекс сообразил, что говорят о нем, перевел взгляд с Дагласа на Эрика.
   – Двенадцать лет учил английский. Семь лет в школе и пять в институте. Ни черта не знаю! Как так может быть? – обратился он со своим недоумением к американцам. – Я не тупой, ей-богу! Обрывки слов в башке... Диффикалт... индепенденс...
   –  Трудный? Независимость?.. О чем он говорит?– переглянулись американцы.
   – А все потому, что система у нас такая, – продолжал несколько потерявший тормоза Стебликов. – По-русски никто не говорит? Ду ю спик рашен? – оглядел он хозяев. – Вот и хорошо! Сто лет можешь учиться – ничему не научишься. Сто лет работай – ничего не заработаешь! Знаешь, сколько я получаю? – внезапно обернулся он к толстому Дагласу. – Двадцать долларов в месяц! Это по курсу черного рынка. Два блока сигарет, я узнавал...
   Американцы, почтительно скучая, слушали разговорившегося Стебликова.
   Внезапно на верхней полке купе что-то зашевелилось, и из-под одеяла показалась старушечья голова в кружевном чепце.
   Стебликов с удивлением воззрился снизу на старуху. А она, не обращая на компанию ни малейшего внимания, села на полке, сняла с крючка свою сумку и, порывшись в ней, извлекла оттуда наполовину опорожненную бутылку «Столичной» и пластмассовый стаканчик. Поднеся бутылку и стаканчик к носу, старушка ловко плеснула в стаканчик порцию водки и мигом глотнула, как лекарство. После чего она, наконец, заметила компанию молодежи внизу и взглянула на Стебликова, как птица с ветки.
   –  Миссис Бэрридж, у нас новый агент. Его зовут Алекс. Он говорит, что его специальность – инженер,– представил Стебликова Даглас.
   Алекс услышал свое имя и поклонился старушке. А она, приподняв стаканчик и бутылку, покачала ими в воздухе, делая приглашающий жест, который Стебликов истолковал как «хочешь выпить?».
   Алекс застенчиво потупился.
   Старушка отмерила ему порцию, протянула сверху. Алекс принял.
   –  А мне?– заявил Даглас под общий смех.
   –  Я уважаю агентов тайной полиции. Это нелегкая служба, поверьте мне. Мой муж пятнадцать лет был агентом ФБР, – наставительно произнесла миссис Бэрридж.
   –  А потом?– спросил Даглас.
   –  Потом я его прогнала,– заявила миссис Бэрридж под дружный хохот и, приняв от Алекса опустошенный стаканчик, повернулась лицом к стенке и вновь укрылась одеялом.
   Негр извлек откуда-то ящик с баночным пивом, принялся раздавать. Банки открывались с характерными сухими хлопками и шипением. Алекс, покосившись по сторонам, чтобы не оплошать, тоже открыл свою банку и сделал затяжной глоток.
   – Хорошие вы ребята... – растроганно сказал он, опуская кружку. – Давайте споем, что ли... Рашен сонгс, понимаешь? – обратился Алекс к Эрику.
   – Рашен сонгс, йес, – послушно кивнул Эрик.
   – Нау! – Алекс поднял палец, и все притихли.
   Стебликов собрался с духом, настроился и даже прикрыл глаза, а потом, помогая себе дирижерскими движениями указательного пальца, тихо и проникновенно начал:

 
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит...
И звезда с звездою говорит.
 

   Американцы слушали серьезно и внимательно, покоренные распевом Стебликова. А он затянул второй куплет, но очень скоро, к собственному сожалению, понял, что не очень твердо помнит слова.

 
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом...
Что же мне...
 

   Он на секунду приостановил пение.
   – Черт! Слов не помню! – покрутил он головой. – Да вам все равно – лишь бы складно! – махнул он рукой и продолжил:

 
...так плохо и так трудно?
Я пою совсем уже с трудом...
Я пою совсем уже с трудом.
 
 
Уж не жду... И вы со мной не ждите!
Нас не жаль ни Богу – никому...
Уходите, братцы, уходите.
Вся земля давно уже в дыму...
Вся земля давно уже в дыму.
 

   Стебликову, чувствовалось, самому нравится эта неожиданная импровизация, он начал озорничать, хитро взглядывая на американцев, поэтому следующий куплет вышел совсем диким:

 
Поезд мчится, мчится в чистом поле
По просторам родины чуднуй...
Пронеси, Господь! Чего же боле?
Темный дуб склонился надо мной...
Темный дуб склонился надо мной.
 

   Пока Стебликов пел, в купе набилось еще человек шесть американцев, заслышавших громкое пение. Толпа в коридоре прибывала. Американцы привставали на цыпочки, желая лучше разглядеть поющего Стебликова. Где-то на втором куплете из служебного купе вышла проводница и обеспокоенно засеменила к толпе в коридоре. Удостоверившись, что распевает ее беспокойный «племянник», проводница охнула и поспешила к Николаю. Через минуту Николай выскочил из купе, на ходу застегивая пуговицы на рубашке, проводница семенила за ним.
   Они подошли к толпе и встали в задних рядах, ожидая пока Стебликов закончит.
   А он, допев рефрен, раскланялся со слезою в глазах, растроганный собственным пением.
   Аплодисмент был бешеный. Американцы возбудились, как дети, хлопали Стебликова по плечу, наливали еще виски.
   –  Кто автор стихов?– спросил Эрик.
   – Поэтри? – уловил знакомое слово Алекс. – Лермонтов написал. Михаил Юрьевич...
   И тут Алекс увидел среди американских лиц, в задних рядах толпы, знакомые физиономии проводницы и Николая. Оба оторопело глазели на Стебликова, не в силах вымолвить ни слова.
   Алекс сделал вид, что не заметил их, хотя проводница знаками настойчиво предлагала ему покинуть купе. Но протиснуться в толпу американцев ни она, ни Николай не решались.
   Алекс заметил, что напротив него появилось много новых лиц, среди них две женщины, на вид лет за тридцать: одна высокая, с черными прядями волос, а другая маленького роста блондинка с короткой стрижкой и в очках. Обе смотрели на Стебликова с большим любопытством. Блондинка, перехватив взгляд Алекса, обратилась к нему с вопросом:
   –  Скажите, является ли пение сотрудника КГБ проявлением политики гласности?
   – Я не... – развел руками Алекс. – Донт андерстенд.
   Николай, по-видимому, прекрасно понял вопрос блондинки, потому что лицо его побагровело, и он сдавленно выкрикнул из задних рядов зрителей:
   – Ты... за кого себя выдаешь?!
   Американцы оглянулись на Николая, а Стебликов, желая сгладить намечающийся конфликт, поспешно произнес:
   – А теперь давайте вашу. Вместе!.. Америкен сонг!
   И затянул, хитро поглядывая на американцев:
   – Глори, глори, алиллуйя!..
   Американцы дружно подхватили, смеясь, и вместе со Стебликовым спели пару куплетов, в то время как потемневший от злобы Николай тихо шептал проводнице:
   – Вызовите бригадира... Немедленно!
   Проводница вздохнула и отправилась по коридору прочь из вагона.
   Едва стихли возгласы и аплодисменты, вызванные совместным пением, как Николай позвал негромко и властно:
   – Алексей!
   – Да не хочу я спать! – отмахнулся от него Стебликов. – Хорошо сидим!
   –  Прошу прощения... Мой товарищ устал...– на плохом английском языке проговорил Николай, раздвигая американцев и вырастая в купе перед Стебликовым в полный рост.
   –  Мистер Николай, вы тоже хотите спеть с нами? – ядовито осведомилась блондинка.
   –  К сожалению, не получится, мисс Барбара,– ответил он ей и коротко бросил Алексею: – Пойдем!
   – Ну, ты и зануда... – вздохнул Стебликов, и вдруг до него дошло. – Так ты сопровождающий, что ли?.. Так бы и сказал, – упавшим голосом произнес Алекс.
   – Пойдем! – повторил Николай.
   – А что я такого сделал? Подумаешь, попеть нельзя... – заканючил Стебликов.
   – Ты у меня попоешь... – тихо пообещал Николай.
   – Произвол! – воскликнул Стебликов, и вдруг, собрав в аварийном порядке все свои знания в английском, произвел на свет следующую фразу: – Братья! Я не хочу уходить. Мне хорошо с вами!
   – Я тебе покажу: братья! – не выдержал Николай, хватая Стебликова за руку и силой пытаясь вытащить его из купе.
   Американцы в растерянности наблюдали за этой сценой и жалкими попытками Алекса сопротивляться. Лишь одна Барбара проявила решительность. Она дернула Николая за рубашку и с вызовом проговорила:
   –  Почему вы запрещаете вашему коллеге быть среди нас? Это не противоречит правилам!
    – Он не коллега. Я его не знаю. Он пьян и едет без билета! Правила требуют высадить его на ближайшей остановке,– отчеканил Николай и уже специально для Стебликова добвил: – Ты у меня в Бологом вылетишь, как миленький!
   –  Братья...– упавшим голосом повторил Стебликов.
   –  Оставьте его в покое! Алекс ни в чем не виноват!– загалдели американцы.
   Старуха на верхней полке вылезла из-под одеяла и энергичным жестом указала Николаю на дверь:
   –  Вон! Вы мешаете моему сну!
   Николай растерялся, отпустил Стебликова. Барбара воспользовалась этим, встряла между Алексом и его противником и принялась энергично подталкивать Стебликова к двери, приговаривая:
   –  Алекс! Пойдем отсюда! Быстрее!
   – Куда? – спросил Алекс и, мучительно скривив лицо, проблеял перевод: – Ве-а?..
   –  Тебя нужно познакомить с Джесси.
   –  Точно, Барбара! Познакомь его с Джесси, не то она проспит самое интересное в России!– одобрил Даглас.
   Стебликов оказался в коридоре, подталкиваемый Барбарой. Американцы расступились, пропустив их, а также ее высокую чернявую подружку, и последовали гурьбою следом.
   Николай безуспешно пытался пробиться сзади сквозь строй американцев. Те словно не замечали его.
   – Алексей! Пожалеешь! – угрожающе взывал он через голову туристов.
   – Пошел в жопу... – пробормотал Алекс и, оглянувшись, улыбнулся шедшей за ним Барбаре. – Верно я говорю?
   – Йес! – кивнула она, поняв вопросительную его интонацию.
   Они ускорили шаг. Хлопнули двери тамбура. На громыхающей площадке между вагонами Барбаре вздумалось познакомиться. Она внезапно притянула Алекса к себе за руку и прокричала ему в ухо, указывая на себя:
   – Барбара!
   – Варвара, значит? Понял! – прокричал в ответ Стебликов. – Меня Алекс зовут. Алекс!
   – О’кей!
   Они пошли дальше, уже не выпуская рук друг друга, причем Барбара вышла вперед и вела Алекса. Подружка шла позади. Толпа американцев остановилась в тамбуре, закурила. Николай, попытавшись пробиться за Барбарой и Алексом, внезапно остановился.
   – Ладно! Сейчас бригадир придет... Мы этого голубчика прикрутим! – пообещал он американцам.
   Николай резко повернулся и направился обратно в вагон.
   Американцы дружно рассмеялись.
   А Барбара уже вводила Алекса в полутемное купе, где две нижние полки были пусты, а на верхних спали.
   Барбара первым делом врубила полный свет, а затем принялась дергать за края одеял, свисающие с обеих верхних полок. При этом она без умолку тараторила:
   –  Немедленно просыпайтесь! Вы пропускаете уникальное событие! Джесси! Майкл!.. Выспитесь в Ленинграде. У нас гость, слышите вы?.. Это настоящий русский, он поет русские песни!
   Проснувшиеся захлопали глазами. Это были молодая пышная негритянка и тщедушный прыщавый юноша. Оживленно переговариваясь с Барбарой, они мигом натянули спортивные брюки и свалились с полок, дружелюбно разглядывая Алекса.
   – Майкл, – сунул ему руку юноша. – Джесси! – представил он негритянку.
   Алекса усадили на нижнюю полку, дверь купе Барбара закрыла на замок.
   –  Майкл, у тебя есть выпить?– спросила она.
   –  Шампанское, – сказал он, извлекая из сумки бутылку.
   –  Отлично!
   Появились такие же бумажные стаканчики, пробка хлопнула в потолок. Барбара вручила Алексу стаканчик и пристроилась рядом с ним на полке, поджав под себя ноги – так уютно и по-домашнему, что Алекс испытал одновременно робость и что-то близкое к счастью.
   –  Алекс, спой нам. Русские песни, пожалуйста,– попросила она.
   – Рашен сонгс? – переспросил он, чокаясь с ней.
   Они выпили.
   – Романс хотите? Сейчас, настроиться надо... – сказал Алекс.
   Несколько секунд он вызывал в душе умиротворенное лирическое настроение, а потом тихо запел, глядя на Барбару:

 
Не уезжай ты, мой голубчик,
Печально жить мне без тебя.
Дай на прощанье обещанье,
Что не забудешь ты меня.
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня, что любишь меня...
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь ты меня!
 

   Джесси – музыкальная, как все негритянки, уже тихонько подпевала без слов. Заметив это, Алекс принялся дирижировать.
   – Давайте вместе! Слушайте:

 
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня, что любишь меня...
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь ты меня!
 

   И все американцы, сначала несмело, а потом все более уверенно подтягивали ему: «Скажи ты мне...» и «Что любишь ты меня!»
   Чрезвычайно довольный Алекс затянул второй куплет:

 
Когда порой тебя не вижу,
Грустна, задумчива сижу...
 

   Но тут в дверь громко постучали. Алекс примолк, испуганно взглянув на Барбару. Она тоже насторожилась. Стук повторился.
   –  Кто там?– громко спросила Барбара.
    – Мисс Барбара, откройте, пожалуйста, дверь. Здесь бригадир поезда,– раздался из-за двери голос Николая.
   Алекс обеспокоенно взглянул на Барбару, не понимая.
   – Ка-ге-бе, – шепнула она ему, сделав страшные глаза.
   – Это за мной, – шепнул он, указывая на себя.
    – Я не одета! Подождите одну минуту!– крикнула Барбара в сторону двери.
   Она быстро оглянулась по сторонам, вверх – увидела верхнее багажное отделение, молча указала на него пальцем: лезь туда! Алекс послушно и быстро полез на верхнюю полку, прыщавый американец подсаживал его, потом помог втиснуться в узкий багажник и прикрыл сумкой. Алекс дико взирал из темноты багажника, прислушиваясь к звукам.
   Барбара щелкнула замком, распахнула дверь.
   В коридоре стояли трое: Николай, проводница и бригадир поезда в форме железнодорожника и в фуражке.
    – Простите, мисс. В вашем купе едет безбилетный пассажир,– произнес Николай, пытаясь заглянуть за плечо Барбары.
   –  Это ошибка. Здесь никого нет, – хладнокровно парировала Барбара.
   –  Но мы слышали русское пение, – продолжал он, вдвигаясь в купе и обшаривая глазами полки. – Где он? Где Алексей?
   –  Это мы пели. Мы разучиваем русские песни, – внезапно вступилась Джесси, вырастая перед Николаем во весь рост.
   Она была выше Николая на полголовы. Поводя плечами, негритянка буквально выперла Николая в коридор, напевая на ломаном русском языке:

 
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что льюбишь менья, что льюбишь менья...
 

   –  Но где же Алексей?– чуть не плача, воскликнул Николай.
   –  Он ушел спать, – махнула рукой в сторону Барбара.
   – Куда – спать?! Ему негде спать! – вскричал Николай по-русски.
   – Пошел в общий вагон. Наверняка, – шепнула проводница.
   – Если Телегин его пристроил – башку сверну! – пообещал бригадир, и вся компания двинулась дальше – искать Алекса.
   Барбара задвинула дверь, победоносно взглянула на друзей.
   –  Алекс, вылезай! Мы их обманули!– позвала она.
   Стебликов, кряхтя, вылез из укрытия и прыгнул вниз с верхней полки прямо в объятия Барбары. Американцы радовались, как дети. Тут же было налито шампанское, они молчаливо чокнулись, как заговорщики, и шепотом, сблизив лица, спели:

 
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня, что любишь меня...
 

   – Тсс! – приложил палец к губам Алекс. – Варя, ну ты молоток... – расслабленно протянул он, положив руку на плечо Барбары.
   – Молоток? – переспросила она. – Вот из ит – молоток?
   – Это чем бьют. По башке, – показал он, и все счастливо рассмеялись.
   Барбара осмотрелась по-хозяйски, секунду подумала, потом решительно указала на свою полку.
   –  Алекс будет спать здесь, а мы с Джейн устроимся вместе, – после чего попыталась перевести это Стебликову. – Алекс... слип... хиэ...
   – Нет-нет, – замотал он головой. – Я пойду. Туда, – указал он на дверь.
   –  Но тебе же негде ночевать?
   – Ничего... Пристроюсь где-нибудь. Мне главное – Бологое проскочить. После Бологого уже не высадят... Спасибо вам... Сенк ю вери мач...
   Он раскланялся, вышел в пустой коридор. Барбара последовала за ним. Дверь купе за нею закрылась.
   Они остались вдвоем в полутемном грохочущем коридоре и, взглянув друг на друга, обнялись, как после долгой разлуки. Барбара подняла лицо, сорвала очки, и Алекс поцеловал ее в губы долгим томительным поцелуем.
   – Ну, Варя... – выдохнул он, оторвавшись.
   – Ай лав ю... – прошептала она, снова впиваясь в него губами.
   Он почувствовал, что она дрожит от страсти, еще крепче прижал ее к себе.
   Барбара оглядывалась, как бы чего-то ища, по лицу ее было видно, что она напряженно ищет выхода из создавшейся ситуации.
   – Ве-э?.. Ве-э?..– шептала она.
   – Негде, Варя... – печально развел он руками.
   Алекс вновь привлек ее к себе, как вдруг глаза Барбары расширились от страха. Она поспешно нацепила очки.
   –  Смотри!– она указала рукою за спину Алекса.
   Он оглянулся. В конце коридора маячила фигура Николая. Тот тоже их увидел и направился к ним, не очень даже и спеша, ибо выхода у беглецов не было.
   – Бежим! – воскликнул Алекс, хватая ее за руку и устремляясь в противоположную сторону.
   Они стремглав бросились по коридору к выходу из вагона. Николай побежал за ними.
   Беглецы проскочили площадку между вагонами, и Алекс находчиво защелкнул замок. Николай уже бешено рвал дверь, но она не поддавалась. Алекс состроил ему рожу через стекло, Барбара в восторге аплодировала. Николай за стеклом беззвучно шевелил губами, изрыгая ругательства.
   Поняв, что дверь не открыть, Николай бросился в служебное купе будить проводницу – ту самую, молодую и смешливую, к которой просился Стебликов в Москве.
   – Быстрее! Открыть дверь! Срочно! – он сунул ей под нос свое удостоверение.
   Проводница, ничего не понимая, поспешила открывать, нашаривая в кармане ключи.
   Алекс с Барбарой побежали дальше. В конце следующего вагона Алекс распахнул дверь туалета, вопросительно взглянул на Барбару. Она жалко улыбнулась – что же делать, если так... Алекс решительно мотнул головой, со злостью захлопнул дверь и повлек Барбару дальше.
   Они оказались в спальном вагоне. Посреди коридора светилось открытое купе. Алекс направился туда. Барбара неуверенно последовала за ним.
   Они услышали, как бьется Николай в очередную дверь, которую Алекс не забыл защелкнуть.
   Алекс вырос в дверях спального двухместного купе и увидел двух мужчин – молодого и старого – которые мирно сидели за столиком и беседовали за бутылкой коньяка. Ни слова не говоря, Алекс шагнул в купе, затащил за собой Барбару и задвинул дверь.
   – Что такое? Вы ошиблись! – вскричал молодой человек.
   – Тсс! – сделал ему знак Алекс и погасил свет, оставив в купе только синий ночник.
   – Послушайте! Что вы делаете? – недовольно спросил старый.
   – Я вас умоляю – ни слова. Я сейчас всю объясню. Ради Бога, извините, – умоляюще прошептал Алекс и приник ухом к двери.
   Николай в это время прорвался в вагон с помощью новой проводницы, распахнул туалет, осмотрел его и побежал дальше. В конце вагона он снова подергал ручку туалета. Тот был заперт.
   – Откройте! Я требую именем Союза Советских Социалистических Республик! – взревел Николай, колотясь в дверь.
   Дверь открылась. Из туалета вынырнул маленький испуганный вьетнамец, на ходу застегивая штаны.
   – Сорри! – рявкнул Николай, устремляясь дальше.
   Вьетнамец испуганно затрусил по коридору и укрылся в своем купе.
   Алекс же, переждав опасность, отлепился ухом от двери и смущенно улыбнулся ничего не понимающим хозяевам.
   – Простите еще раз... Меня зовут Алексей, а это Барбара. Она американка, по-русски не говорит... Дело в том, что у меня нет билета, а я еще пою...
   – Нам-то что? – напористо вскричал молодой. – Сергей Ильич, что за номера?! – обратился он к старику.
   – Погоди, Андрюша... Если наш мужик посреди ночи врывается к незнакомым людям с американской женщиной, то для этого должны быть очень веские основания... – добродушно проговорил Сергей Ильич. – Вы присаживайтесь, присаживайтесь...
   Он пересел к Андрюше, уступив нижнюю полку Алексу и Барбаре. Они уселись, причем Барбара, как и в своем купе, поджала ноги и уютно, как к родному, прильнула к Стебликову.
   Сергей Ильич понимающе улыбнулся.
   – Вы правы... – начал собираться с мыслями Алекс. – Основания веские. Меня арестовать хотят...
   – Арестовать? За что? – спросил старик.
   – Как хотите, Сергей Ильич, а я в эти игры не играю! – вскричал Андрюша. – Заметут вместе с ним, потом отмазывайся!
   – То есть, не арестовать, просто высадить в Бологом, – поправился Алекс. – Хотя могут и арестовать...
   – Да что ты сделал-то, что сделал?! – нетерпеливо вскричал Андрюша.
   – Не кричи, – поправил старик.
   – Я же говорю: спел песню. Лермонтова...
   – Ты нам мозги не пудрь!
   –  Алекс, почему он кричит? Они нам не рады? Скажи им, что мы сейчас уйдем, – промурлыкала Барбара, преданно взглядывая на Стебликова.
   –  Мы вам рады, мисс... Но поймите наше положение. Вы в нашей стране бывали?– сбавил тон Андрюша.
   –  Нет, – сказала она.
   –  У нас условия... не такие, как у вас.
   –  Нельзя петь в поезде?– удивилась она.
   –  Можно, все можно, – поморщился он. – Если разрешат.
   – Что она говорит? – поинтересовался старик.
   – Да им петь зачем-то вздумалось! Ни черта не понимаю! – воскликнул Андрюша.
   – А я понимаю... – сказал Сергей Ильич, ставя на столик рядом со своим два чистых стакана и плеская туда коньяку. – Давайте выпьем за знакомство.
   – Вот... Это по-нашему... – пробормотал Алекс. – А то перед иностранкой неудобно, ей-богу!
 
   Пока они знакомились в купе, Николай добежал до общего сидячего вагона, где спали в креслах пассажиры, и обходил его, внимательно вглядываясь в лица. Кое-кто просыпался, пугаясь. Николай жестами успокаивал пассажира, шел дальше.
 
   А в ночном купе между Алексом и Барбарой и их новыми знакомыми уже завязалась беседа. Андрюша повеселел после выпитого, обращался с Алексом вполне по-свойски.
   – ...А я сначала испугался. Думаю: что за мужик? Может, рэкетир? Ну, когда ты ее втащил, отошло немного... – объяснял он Алексу.
   – Спросите у нее: кто она, что... Мне интересно. Я, к сожалению, совсем языка не знаю, – попросил Андрюшу Стебликов.
   – А ты что – не знаешь про нее ничего? – удивился тот.