Страница:
– Дай лист бумаги и авторучку.
Ольга достала из сумочки блокнот, вырвала лист. Алексей пристроился писать письмо на обложке блокнота.
«Дорогая мамочка!
Пишу тебе перед выступлением по Бадди Рестлингу. Все же пришлось выступать, хотя материал для меня незнакомый, немного волнуюсь...»
Бузатти в это время добивал поверженного турка ногами в живот. Слышался хруст турецких костей.
«...Встретили меня хорошо, аплодировали. Я один представляю всю Россию. За нее, как говорится, не жалко и голову сложить. Но это я к слову. Тебе передадут вазу, не удивляйся. Отдай три тыщи рублей, которые я занимал у Семендяева. Здесь было очень интересно, узнал много нового. Целую тебя, милая мама! Прощай. Твой Алешка.»
Он сложил листок вдвое, надписал адрес.
– Отошлешь дома, – сказал он, передавая листок Пенкиной.
Она кивнула. Слезы стояли у нее в глазах.
Мужчины-интерполовцы сидели молча, закусив губы. Вспоминали ОМОН. Здесь очень пригодился бы батальон ОМОНа. Иначе с этими зверями не справиться.
Бузатти только что свернул шею японцу и вышел в полуфинал, где его соперником был негр из Камеруна. Тоже изверг рода человеческого.
Они сшиблись в центре ринга с таким звериным воплем, что Алексей на секунду потерял сознание. Когда он открыл глаза, камерунец в прыжке вонзал обе черные ноги, похожие на железнодорожные шпалы, в живот сопернику. Но Бузатти и ухом не повел. Кстати, у него не было уха, ему его откусили в семьдесят девятом году на чемпионате Европы. Оттолкнувшись от канатов, он устремился лысым черепом вперед и с хрустом вонзил его в плоский мясистый нос негра.
Лысина стала красной от крови. Негр зашатался, потрясенный в прямом и переносном смысле слова. А Бузатти, не теряя ни секунды, ребрами ладоней с двух сторон ударил его в шею. Глаза негра выскочили из орбит, на секунду осветив своими ослепительно белыми белками окружающее пространство. Негр автоматически провел ответный удар коленом в пах Бузатти, но тут же получил громадную оплеуху ладонью по челюсти и упал на спину. Бузатти взвился в воздух, сгруппировался и десятипудовым фугасом устремился вниз.
Пока он падал на растопырившего зенки камерунца, в зале была гробовая тишина. Слышно было лишь то, как от волнения икнул Алексей. Тело Бузатти с запасом кинетической энергии в десять мегатонн тротила упало на негра, что-то крякнуло, зашипело и испустило дух.
Все было кончено. Соперник Заблудского определился. Точнее, не соперник, а убийца.
Бузатти, помахав окороком руки, отправился перекусить. После каждого боя он съедал пять отбивных с кровью и выпивал галлон пива.
Жить Алексею осталось ровно пять отбивных и один галлон.
Однако он взял себя в руки и, когда судья-информатор объявил, что для финального боя на ринг вызывается представитель России, эффектным жестом скинул с плеч знамя и побежал по проходу к рингу.
Стремление к эффектам его и спасло. Он хотел попасть на ринг так, как это делало большинство тяжеловесов. Они просто кидали свое тело на верхний канат, переваливались через него и, получив толчок от распрямившегося каната, оказывались одним прыжком в центре ринга. Алексей хотел повторить этот трюк, прыгнул грудью на канат, но перевалиться в силу малой инерции тела не удалось, и канат просто отбросил его назад, в зал. Алексей описал дугу в воздухе, перелетел через подиум и рухнул в проходе, поломав затылком спинку стула. Как подьячий Крякутный, когда учился летать с колокольни.
Его подняли. Кроме вздувшейся шишки на затылке, Алексей получил открытый перелом предплечья.
– Повезло дураку... – пробормотал Вадим. – Отделался легким испугом.
– За державу обидно, – сказала Ольга.
Многотысячный зал, жаждавший крови, разочарованно загудел. Крови было мало.
И тут Иван Середа, подхватив оставленное Заблудским знамя, которое развевалось за ним, как плащ Александра Македонского в рекламном клипе банка «Империал», коршуном слетел к рингу и, юркнув под канаты, оказался рядом с рычащим от нетерпения Бузатти. Он был итальянцу по подмышки.
К Ивану подскочил рефери.
Иван что-то коротко сказал ему непонятно на каком языке, последовало короткое совещание судей, после чего информатор объявил:
– В команде России замена. Вместо получившего травму Алексея Заблудского выступает запасной Иван Середа. Согласно положению, штраф за проигрыш увеличивается в этом случае до двухсот тысяч долларов.
– Не потянет министерство внутренних дел такую сумму, – сказал Вадим.
– А ФСБ потянет? Иди на ринг! – блеснула глазами Ольга.
Алексея унесли в медпункт, секунданты уже готовили Ивана к схватке. Бузатти из своего угла изучал соперника.
Когда Ивана раздели до синих сатиновых трусов, выяснилось, что он мог бы рассчитывать на пять баллов по боди. Крепкий был мужик, из Рязанской области.
Кроме трусов, на нем остались черные носки, что придавало Ивану особенно боевой вид.
Соперников свели в центре, они пожали друг другу руки. Бузатти смотрел на Ивана сверху, как на таракана, выползшего неизвестно откуда. С удивлением и некоторой настороженностью.
Ударил гонг. Бузатти растопырил ручищи и двинулся на Ивана, издавая истошный вопль:
– А-аа!
– Хуй на-аа! – звонко закричал Иван и, быстро обежав соперника, сунул ему ногой в носке промеж лопаток. Все-таки хорошо его учили в школе милиции. Растяжка не подвела, носок сверкнул в воздухе, как молния. Бузатти оглянуться не успел.
Публика зааплодировала. Это была какая-то новая тактика.
Бузатти повернулся к Ивану с некоторым недоумением. Комариный укус носка он не ощутил. Увидев соперника, он поднял кулак и занес его над головою Ивана с явным намерением опустить на темя, но Иван, уклонившись от этого предложения, схватил просвистевший в воздухе кулак Бузатти и мигом вывернул гиганту руку за спину по своей старой милицейской привычке.
Итальянец согнулся, и тут Ваня залепил ему черным носком в морду. Не опасно, но обидно.
Бузатти запыхтел, стараясь вырваться. Ему удалось другой рукой дотянуться до шеи Ивана, и он принялся ее ломать одними пальцами. Слышался хруст сдвигаемых позвонков.
Ольга была бледна. Она не переставая щелкала «Минолтой», помня о профессиональном долге, а скорее чисто автоматически и шептала только:
– Держись, Ванечка... Держись...
Ивану удалось освободить шею, но и Бузатти вырвал свою руку. Они снова ходили по кругу, глядя друг на друга яростными глазами.
Гигант явно проигрывал в ловкости. Едва он начинал грозное движение, как Иван тут же оказывался у него за спиной, успевая влепить Бузатти удар по заднице или ребрам. Итальянцу это было как слону дробина, мышц для защиты хватало, но самолюбие его явно было задето.
Наконец ему удалось поймать Ивана за руку. Он притянул его к себе, обнял обеими руками и стал нежно душить, прижимая к своему животу. Иван потерялся в его ручищах, торчала лишь его голова, как тогда из рулона рубероида.
– Все. Финита ля комедия, – проговорил Вадим.
И тут в зале раздался истошный Ольгин вопль:
– По яйцам его, Ванечка! По яйцам!
Иван резко двинул коленом в пах Бузатти. Тот неожиданно завизжал и завертелся на ринге от боли. Иван же, освободившись, подпрыгнул вверх и провел классический прием каратэ: удар пяткой по челюсти. Ярко вспыхнул блиц «Минолты». Итальянец закачался от боли сразу в двух местах, а Иван вспрыгнул ему сзади на спину, обхватил голову Бузатти и, вонзив ему указательные пальцы в глазные веки, стал давить, стараясь загнать глаза поглубже.
Ослепший, оседланный Иваном гигант, изрыгая ругательства, шатался на ринге, терпел, но глаза все-таки дороже миллиона долларов!
– Баста! – прорычал итальянец. – Финита!
– Я же говорил: финита, – пожал плечами Вадим.
Иван спрыгнул с соперника, посмотрел на свои побелевшие от напряжения пальцы. Итальянец все еще был ослеплен, глаза медленно возвращались на свое место, не показывая Бузатти ничего, кроме красных и зеленых кругов.
Информатор объявил:
– Победа России!
Что творилось в зале! Итальянцы рыдали, негры плясали, японцы молились. И все орали на своих языках. Но громче всех кричала Пенкина:
– Победа России! Ура! Ванечка! Ваня! Победа!
Вадим дружественно аплодировал подчиненному, соображая, какую часть из миллиона долларов надо отдать министерству, какую оставить себе и как делить эти деньги между членами группы.
Алексей, лежа в медпункте с шиной на предплечье, услышал рев зала и поинтересовался:
– Его убили?
– Нет! Ему выдавили глаза! Вот так! – пожилая французская медсестра хищно изогнула пальцы. – Так ему и надо, этому грязному макароннику!
– Он не ест макарон, – возразил Алексей.
– А то я не знаю, кто ест макароны, а кто не ест! Лежи и не дергайся... Ты побеждал вашего запасного у себя в стране? – поинтересовалась она.
– Ивана? Нет, еще не приходилось встречаться... Мы с ним в разных командах. Как же он теперь без глаз? В Интерполе?
– У русского глаза на месте. Это у итальяшки они там, там, внутри! Под черепушкой! Русский загнал его глаза внутрь и получит за это миллион долларов! – восторженно проговорила медсестра.
Алексей снова потерял сознание.
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Ольга достала из сумочки блокнот, вырвала лист. Алексей пристроился писать письмо на обложке блокнота.
«Дорогая мамочка!
Пишу тебе перед выступлением по Бадди Рестлингу. Все же пришлось выступать, хотя материал для меня незнакомый, немного волнуюсь...»
Бузатти в это время добивал поверженного турка ногами в живот. Слышался хруст турецких костей.
«...Встретили меня хорошо, аплодировали. Я один представляю всю Россию. За нее, как говорится, не жалко и голову сложить. Но это я к слову. Тебе передадут вазу, не удивляйся. Отдай три тыщи рублей, которые я занимал у Семендяева. Здесь было очень интересно, узнал много нового. Целую тебя, милая мама! Прощай. Твой Алешка.»
Он сложил листок вдвое, надписал адрес.
– Отошлешь дома, – сказал он, передавая листок Пенкиной.
Она кивнула. Слезы стояли у нее в глазах.
Мужчины-интерполовцы сидели молча, закусив губы. Вспоминали ОМОН. Здесь очень пригодился бы батальон ОМОНа. Иначе с этими зверями не справиться.
Бузатти только что свернул шею японцу и вышел в полуфинал, где его соперником был негр из Камеруна. Тоже изверг рода человеческого.
Они сшиблись в центре ринга с таким звериным воплем, что Алексей на секунду потерял сознание. Когда он открыл глаза, камерунец в прыжке вонзал обе черные ноги, похожие на железнодорожные шпалы, в живот сопернику. Но Бузатти и ухом не повел. Кстати, у него не было уха, ему его откусили в семьдесят девятом году на чемпионате Европы. Оттолкнувшись от канатов, он устремился лысым черепом вперед и с хрустом вонзил его в плоский мясистый нос негра.
Лысина стала красной от крови. Негр зашатался, потрясенный в прямом и переносном смысле слова. А Бузатти, не теряя ни секунды, ребрами ладоней с двух сторон ударил его в шею. Глаза негра выскочили из орбит, на секунду осветив своими ослепительно белыми белками окружающее пространство. Негр автоматически провел ответный удар коленом в пах Бузатти, но тут же получил громадную оплеуху ладонью по челюсти и упал на спину. Бузатти взвился в воздух, сгруппировался и десятипудовым фугасом устремился вниз.
Пока он падал на растопырившего зенки камерунца, в зале была гробовая тишина. Слышно было лишь то, как от волнения икнул Алексей. Тело Бузатти с запасом кинетической энергии в десять мегатонн тротила упало на негра, что-то крякнуло, зашипело и испустило дух.
Все было кончено. Соперник Заблудского определился. Точнее, не соперник, а убийца.
Бузатти, помахав окороком руки, отправился перекусить. После каждого боя он съедал пять отбивных с кровью и выпивал галлон пива.
Жить Алексею осталось ровно пять отбивных и один галлон.
Однако он взял себя в руки и, когда судья-информатор объявил, что для финального боя на ринг вызывается представитель России, эффектным жестом скинул с плеч знамя и побежал по проходу к рингу.
Стремление к эффектам его и спасло. Он хотел попасть на ринг так, как это делало большинство тяжеловесов. Они просто кидали свое тело на верхний канат, переваливались через него и, получив толчок от распрямившегося каната, оказывались одним прыжком в центре ринга. Алексей хотел повторить этот трюк, прыгнул грудью на канат, но перевалиться в силу малой инерции тела не удалось, и канат просто отбросил его назад, в зал. Алексей описал дугу в воздухе, перелетел через подиум и рухнул в проходе, поломав затылком спинку стула. Как подьячий Крякутный, когда учился летать с колокольни.
Его подняли. Кроме вздувшейся шишки на затылке, Алексей получил открытый перелом предплечья.
– Повезло дураку... – пробормотал Вадим. – Отделался легким испугом.
– За державу обидно, – сказала Ольга.
Многотысячный зал, жаждавший крови, разочарованно загудел. Крови было мало.
И тут Иван Середа, подхватив оставленное Заблудским знамя, которое развевалось за ним, как плащ Александра Македонского в рекламном клипе банка «Империал», коршуном слетел к рингу и, юркнув под канаты, оказался рядом с рычащим от нетерпения Бузатти. Он был итальянцу по подмышки.
К Ивану подскочил рефери.
Иван что-то коротко сказал ему непонятно на каком языке, последовало короткое совещание судей, после чего информатор объявил:
– В команде России замена. Вместо получившего травму Алексея Заблудского выступает запасной Иван Середа. Согласно положению, штраф за проигрыш увеличивается в этом случае до двухсот тысяч долларов.
– Не потянет министерство внутренних дел такую сумму, – сказал Вадим.
– А ФСБ потянет? Иди на ринг! – блеснула глазами Ольга.
Алексея унесли в медпункт, секунданты уже готовили Ивана к схватке. Бузатти из своего угла изучал соперника.
Когда Ивана раздели до синих сатиновых трусов, выяснилось, что он мог бы рассчитывать на пять баллов по боди. Крепкий был мужик, из Рязанской области.
Кроме трусов, на нем остались черные носки, что придавало Ивану особенно боевой вид.
Соперников свели в центре, они пожали друг другу руки. Бузатти смотрел на Ивана сверху, как на таракана, выползшего неизвестно откуда. С удивлением и некоторой настороженностью.
Ударил гонг. Бузатти растопырил ручищи и двинулся на Ивана, издавая истошный вопль:
– А-аа!
– Хуй на-аа! – звонко закричал Иван и, быстро обежав соперника, сунул ему ногой в носке промеж лопаток. Все-таки хорошо его учили в школе милиции. Растяжка не подвела, носок сверкнул в воздухе, как молния. Бузатти оглянуться не успел.
Публика зааплодировала. Это была какая-то новая тактика.
Бузатти повернулся к Ивану с некоторым недоумением. Комариный укус носка он не ощутил. Увидев соперника, он поднял кулак и занес его над головою Ивана с явным намерением опустить на темя, но Иван, уклонившись от этого предложения, схватил просвистевший в воздухе кулак Бузатти и мигом вывернул гиганту руку за спину по своей старой милицейской привычке.
Итальянец согнулся, и тут Ваня залепил ему черным носком в морду. Не опасно, но обидно.
Бузатти запыхтел, стараясь вырваться. Ему удалось другой рукой дотянуться до шеи Ивана, и он принялся ее ломать одними пальцами. Слышался хруст сдвигаемых позвонков.
Ольга была бледна. Она не переставая щелкала «Минолтой», помня о профессиональном долге, а скорее чисто автоматически и шептала только:
– Держись, Ванечка... Держись...
Ивану удалось освободить шею, но и Бузатти вырвал свою руку. Они снова ходили по кругу, глядя друг на друга яростными глазами.
Гигант явно проигрывал в ловкости. Едва он начинал грозное движение, как Иван тут же оказывался у него за спиной, успевая влепить Бузатти удар по заднице или ребрам. Итальянцу это было как слону дробина, мышц для защиты хватало, но самолюбие его явно было задето.
Наконец ему удалось поймать Ивана за руку. Он притянул его к себе, обнял обеими руками и стал нежно душить, прижимая к своему животу. Иван потерялся в его ручищах, торчала лишь его голова, как тогда из рулона рубероида.
– Все. Финита ля комедия, – проговорил Вадим.
И тут в зале раздался истошный Ольгин вопль:
– По яйцам его, Ванечка! По яйцам!
Иван резко двинул коленом в пах Бузатти. Тот неожиданно завизжал и завертелся на ринге от боли. Иван же, освободившись, подпрыгнул вверх и провел классический прием каратэ: удар пяткой по челюсти. Ярко вспыхнул блиц «Минолты». Итальянец закачался от боли сразу в двух местах, а Иван вспрыгнул ему сзади на спину, обхватил голову Бузатти и, вонзив ему указательные пальцы в глазные веки, стал давить, стараясь загнать глаза поглубже.
Ослепший, оседланный Иваном гигант, изрыгая ругательства, шатался на ринге, терпел, но глаза все-таки дороже миллиона долларов!
– Баста! – прорычал итальянец. – Финита!
– Я же говорил: финита, – пожал плечами Вадим.
Иван спрыгнул с соперника, посмотрел на свои побелевшие от напряжения пальцы. Итальянец все еще был ослеплен, глаза медленно возвращались на свое место, не показывая Бузатти ничего, кроме красных и зеленых кругов.
Информатор объявил:
– Победа России!
Что творилось в зале! Итальянцы рыдали, негры плясали, японцы молились. И все орали на своих языках. Но громче всех кричала Пенкина:
– Победа России! Ура! Ванечка! Ваня! Победа!
Вадим дружественно аплодировал подчиненному, соображая, какую часть из миллиона долларов надо отдать министерству, какую оставить себе и как делить эти деньги между членами группы.
Алексей, лежа в медпункте с шиной на предплечье, услышал рев зала и поинтересовался:
– Его убили?
– Нет! Ему выдавили глаза! Вот так! – пожилая французская медсестра хищно изогнула пальцы. – Так ему и надо, этому грязному макароннику!
– Он не ест макарон, – возразил Алексей.
– А то я не знаю, кто ест макароны, а кто не ест! Лежи и не дергайся... Ты побеждал вашего запасного у себя в стране? – поинтересовалась она.
– Ивана? Нет, еще не приходилось встречаться... Мы с ним в разных командах. Как же он теперь без глаз? В Интерполе?
– У русского глаза на месте. Это у итальяшки они там, там, внутри! Под черепушкой! Русский загнал его глаза внутрь и получит за это миллион долларов! – восторженно проговорила медсестра.
Алексей снова потерял сознание.
Глава 22
Триумфатор
А на ринге уже сооружали пьедестал для награждения. Бузатти с красными слезящимися глазами потерянно бродил по подиуму. Четыре служителя принесли для церемонии камерунца, положили на ступень пьедестала с цифрой 3. Камерунец еще не пришел в сознание.
Иван, завернутый в знамя России, давал интервью французскому телевидению. На все вопросы отвечал правдиво, кроме вопроса о профессии. Здесь он скромно именовал себя служащим.
Корреспонденты особенно интересовались его товарищем по команде, первым номером российской сборной Алексеем Заблудским.
– Силен как бык, – сказал про него Иван. – Я его побаиваюсь.
– Чем же он силен? С виду мсье Заблудский не производит впечатление могучего человека, – задал вопрос корреспондент.
– У нас все сильны духом, – ответил Иван.
И тут его пригласили на награждение.
Атлеты заняли места на пьедестале. В центре, на верхней ступени, стоял Иван Середа с накинутым на плечи российским флагом. Справа от него тер глаза итальянец Бузатти, слева лежал бездыханный камерунский негр.
– Первое место в состязаниях по реслингу занял Иван Середа, Россия! – объявил информатор. – Он награждается золотой медалью и чеком на миллион долларов. Кроме того, официальный спонсор форума фирма «Тойота» дарит победителю автомобиль модели «карина»!
На шею Ивану повесили золотую медаль, вручили чек и ключи от «тойоты карины». Бузатти получил чек на триста тысяч долларов и японский телевизор. В руку негра вложили чек на сто тысяч.
Оркестр заиграл гимн Советского Союза за неимением другой официальной русской музыки.
Иван прослезился. Слезы струились у него по щекам, он украдкой вытирал их кончиком национального флага.
Плачущая Ольга наугад щелкала камерой, потому что слезы застилали ей глаза.
Вадим аплодировал сходительно. Он явно завидовал молодому товарищу. Кроме того, никак не мог решить морально-этический вопрос с долларами.
Поэтому, когда Ивану воздали положенное и он снова оказался рядом с товарищами, Вадим невзначай спросил:
– Что с деньгами будем делать, лейтенант?
– Разделим поровну. На четыре части, – ответил Иван. – Победа общая.
– А министерству?
– Фиг ему, министерству! – выпалила Ольга. – Министерство его на форум не посылало.
Тут, кстати, вспомнили о первом номере команды, отправились его разыскивать, сопровождаемые телевизионными операторами, которые снимали каждый шаг Ивана.
– Засветимся на весь мир, – недовольно бурчал Вадим. Он уже был представлен Иваном как тренер.
Ликующего Алексея нашли в медпункте. Лежа на койке, он пел, дирижируя загипсованной левой рукой:
– Прошу! – широким жестом пригласил друзей в машину Иван.
– Погоди, Ваня! А затариться? – остановил его Алексей.
Он подозвал служителя, что-то сказал ему по-французски, а через минуту двое гарсонов уже тащили в «тойоту» ящик шампанского.
– От нашего стола вашему столу! – шутил Алексей. Он молодцевато расплатился франками, поскольку уже успел с помощью все той же медсестры поменять чек на наличные. Сама медсестра тоже толпилась рядом, прижимая к груди серебряную вазу. Она все боялась, что Алексей ее забудет.
Иван сел за руль, Ольга села рядом, сзади устроились Вадим и Алексей, а между ними – ящик шампанского и серебряная ваза. Едва отвалили от тротуара, Заблудский открыл первую бутылку, налил полную вазу и передал на переднее сиденье Ольге.
– Иван за рулем, пей за двоих! – сказал он.
– Хоть за троих! – храбро сказала Ольга. – Ну, Ванечка, ты им дал просраться! За тебя!
И она припала к вазе.
– Боюсь, могут последовать неприятности, – сказал Вадим.
– Не нуди, Вадик! – Ольга оторвалась от пустой вазы, передала ее назад.
Сбоку от них мчалась открытая машина французского телевидения. Оператор не спускал объектива с чемпиона мира по реслингу и его друзей.
Оказались на Монмартре, среди пестрой толпы актеров, музыкантов и художников.
Ольга первая обратила внимание на знакомые фигуры в бархатных куртках и беретах. Они стояли у этюдников и с важным видом водили кистями по холстам. За ними с оценивающим видом толпились зеваки.
– Смотри! – толкнула Ивана в бок Ольга.
– Федя... – растроганно проговорил Иван, выключил зажигание и вылез из машины, направляясь к бывшему врагу.
За Иваном нестройными рядами поплелись друзья: Ольга с бутылкой шампанского, Вадим с вазой и Алексей с двумя бутылками. Он был уже совершенно пьян.
– Федя, кто старое помянет... – Иван уже обнимал гориллоподобного художника. – У меня сегодня такой день!..
– Женишься, что ли? – не понял Федор, взглянув на Ольгу.
– Это успеется, – отвечал Иван. – Я, Федя, чемпион мира по реслингу!
– Хуеслингу! – конечно же, вырвалось у Федора. – А что это такое?
– Это когда можно драться как хочешь – руками, ногами, зубами – без всяких правил.
– Да мы всегда так деремся! Ишь удивил!
Иван обернулся к своим:
– Ребята, дайте мужикам шампанского.
Ольга налила шампанского в вазу, поднесла Федору. Увидев Ольгу, Федор отшатнулся.
– Ты?!
– Пей, мудила гороховый, – ласково сказала Ольга. – Это не отрава.
Федор принял вазу, приложился, передал Максиму. Иван чокнулся бутылкой со своими и провозгласил тост:
– За Россию! Мы, положим, сыщики, вы – мафия. Но все мы – русские!
– Ваня, дай я тебя поцелую! – растрогался Федор. – Молодец! Не посрамил чести!
Они облобызались. Телевидение снимало эту сцену.
– Это дело надо отметить, – предложил Максим. – Тут одно кабаре есть. Отличное место!
– Поехали! – радушно показал Иван на «тойоту». – Денег хватит. Миллион долларов дали.
Бандиты-художники ослабли, закачались, как от паралайзера.
– Сколько? – проговорил Максим.
– Миллион. Поехали!
Федор нашел в себе силы направиться к дверце, но вдруг остановился.
– А вы нас того... не в Интерпол свезете?
– Обижаешь, Федя... – укоризненно сказал Иван.
Перегруженная пассажирами «тойота» медленно тронулась с места. Над Монмартром зажглись вечерние огни.
Ольга сидела на коленях у Алексея, и тот, онемев от счастья, боялся пошевельнуться, чтобы не обнаружить то, чего обнаруживать было нельзя.
Когда проезжали по набережной под мостом, Алексей вдруг скомандовал:
– Останови, Ваня!
Иван затормозил.
– Эй, клошары! – крикнул Алексей в темноту из окна машины.
Откуда-то из темных углов к машине осторожно приблизилось человек семь клошаров.
Алексей протянул им из окна две бутылки шампанского. Они были буквально вырваны из рук. Алексей застонал от боли в сломанном предплечье.
– Мать вашу! – выругался он. – Выпейте за русского богатыря Ивана и меня не поминайте лихом, – сказал он по-французски.
Клошаров уже и след простыл.
Через пять минут были на Елисейских Полях, у входа в кабаре, где на этот раз не пробиться было от скопления автомобилей новейших марок.
– Паркуйся на гостевых местах доньи Исидоры, – указал Максим на свободное место.
Едва припарковались, из темноты возник молчаливый Бранко.
– Дед, а ты здесь какими судьбами? – воскликнул Алексей.
– Работает гарсоном, – объяснил Максим. – Оставьте ему ключи, он присмотрит за машиной, уберет... Исправный.
Иван кинул ключи через капот машины. Бранко поймал, стал кланяться почему-то по-японски, сложив ладошки перед грудью.
– Прошу вас! – указал на дверь Максим.
Гости прошли внутрь. Федор задержал за полу куртки Максима.
– Максим, зачем же так по-свински поступать? Старик же их взорвет!
– Я ему этого не приказывал. У каждого своя работа, Федя. Не бери в голову, – ответил напарник.
Они устремились за гостями.
Бранко подошел к «тойоте», провел рукой по капоту.
– Хорошая машина... Жалко портить... – пробормотал он.
Иван, завернутый в знамя России, давал интервью французскому телевидению. На все вопросы отвечал правдиво, кроме вопроса о профессии. Здесь он скромно именовал себя служащим.
Корреспонденты особенно интересовались его товарищем по команде, первым номером российской сборной Алексеем Заблудским.
– Силен как бык, – сказал про него Иван. – Я его побаиваюсь.
– Чем же он силен? С виду мсье Заблудский не производит впечатление могучего человека, – задал вопрос корреспондент.
– У нас все сильны духом, – ответил Иван.
И тут его пригласили на награждение.
Атлеты заняли места на пьедестале. В центре, на верхней ступени, стоял Иван Середа с накинутым на плечи российским флагом. Справа от него тер глаза итальянец Бузатти, слева лежал бездыханный камерунский негр.
– Первое место в состязаниях по реслингу занял Иван Середа, Россия! – объявил информатор. – Он награждается золотой медалью и чеком на миллион долларов. Кроме того, официальный спонсор форума фирма «Тойота» дарит победителю автомобиль модели «карина»!
На шею Ивану повесили золотую медаль, вручили чек и ключи от «тойоты карины». Бузатти получил чек на триста тысяч долларов и японский телевизор. В руку негра вложили чек на сто тысяч.
Оркестр заиграл гимн Советского Союза за неимением другой официальной русской музыки.
Иван прослезился. Слезы струились у него по щекам, он украдкой вытирал их кончиком национального флага.
Плачущая Ольга наугад щелкала камерой, потому что слезы застилали ей глаза.
Вадим аплодировал сходительно. Он явно завидовал молодому товарищу. Кроме того, никак не мог решить морально-этический вопрос с долларами.
Поэтому, когда Ивану воздали положенное и он снова оказался рядом с товарищами, Вадим невзначай спросил:
– Что с деньгами будем делать, лейтенант?
– Разделим поровну. На четыре части, – ответил Иван. – Победа общая.
– А министерству?
– Фиг ему, министерству! – выпалила Ольга. – Министерство его на форум не посылало.
Тут, кстати, вспомнили о первом номере команды, отправились его разыскивать, сопровождаемые телевизионными операторами, которые снимали каждый шаг Ивана.
– Засветимся на весь мир, – недовольно бурчал Вадим. Он уже был представлен Иваном как тренер.
Ликующего Алексея нашли в медпункте. Лежа на койке, он пел, дирижируя загипсованной левой рукой:
Его подняли, в обнимку проследовали к выходу из дворца спорта, где уже ждала триумфатора новенькая «тойота». Представитель японской фирмы выдал Ивану все необходимые документы.
Этот день Победы порохом пропах!
Это праздник с сединою на висках!
– Прошу! – широким жестом пригласил друзей в машину Иван.
– Погоди, Ваня! А затариться? – остановил его Алексей.
Он подозвал служителя, что-то сказал ему по-французски, а через минуту двое гарсонов уже тащили в «тойоту» ящик шампанского.
– От нашего стола вашему столу! – шутил Алексей. Он молодцевато расплатился франками, поскольку уже успел с помощью все той же медсестры поменять чек на наличные. Сама медсестра тоже толпилась рядом, прижимая к груди серебряную вазу. Она все боялась, что Алексей ее забудет.
Иван сел за руль, Ольга села рядом, сзади устроились Вадим и Алексей, а между ними – ящик шампанского и серебряная ваза. Едва отвалили от тротуара, Заблудский открыл первую бутылку, налил полную вазу и передал на переднее сиденье Ольге.
– Иван за рулем, пей за двоих! – сказал он.
– Хоть за троих! – храбро сказала Ольга. – Ну, Ванечка, ты им дал просраться! За тебя!
И она припала к вазе.
– Боюсь, могут последовать неприятности, – сказал Вадим.
– Не нуди, Вадик! – Ольга оторвалась от пустой вазы, передала ее назад.
Сбоку от них мчалась открытая машина французского телевидения. Оператор не спускал объектива с чемпиона мира по реслингу и его друзей.
Оказались на Монмартре, среди пестрой толпы актеров, музыкантов и художников.
Ольга первая обратила внимание на знакомые фигуры в бархатных куртках и беретах. Они стояли у этюдников и с важным видом водили кистями по холстам. За ними с оценивающим видом толпились зеваки.
– Смотри! – толкнула Ивана в бок Ольга.
– Федя... – растроганно проговорил Иван, выключил зажигание и вылез из машины, направляясь к бывшему врагу.
За Иваном нестройными рядами поплелись друзья: Ольга с бутылкой шампанского, Вадим с вазой и Алексей с двумя бутылками. Он был уже совершенно пьян.
– Федя, кто старое помянет... – Иван уже обнимал гориллоподобного художника. – У меня сегодня такой день!..
– Женишься, что ли? – не понял Федор, взглянув на Ольгу.
– Это успеется, – отвечал Иван. – Я, Федя, чемпион мира по реслингу!
– Хуеслингу! – конечно же, вырвалось у Федора. – А что это такое?
– Это когда можно драться как хочешь – руками, ногами, зубами – без всяких правил.
– Да мы всегда так деремся! Ишь удивил!
Иван обернулся к своим:
– Ребята, дайте мужикам шампанского.
Ольга налила шампанского в вазу, поднесла Федору. Увидев Ольгу, Федор отшатнулся.
– Ты?!
– Пей, мудила гороховый, – ласково сказала Ольга. – Это не отрава.
Федор принял вазу, приложился, передал Максиму. Иван чокнулся бутылкой со своими и провозгласил тост:
– За Россию! Мы, положим, сыщики, вы – мафия. Но все мы – русские!
– Ваня, дай я тебя поцелую! – растрогался Федор. – Молодец! Не посрамил чести!
Они облобызались. Телевидение снимало эту сцену.
– Это дело надо отметить, – предложил Максим. – Тут одно кабаре есть. Отличное место!
– Поехали! – радушно показал Иван на «тойоту». – Денег хватит. Миллион долларов дали.
Бандиты-художники ослабли, закачались, как от паралайзера.
– Сколько? – проговорил Максим.
– Миллион. Поехали!
Федор нашел в себе силы направиться к дверце, но вдруг остановился.
– А вы нас того... не в Интерпол свезете?
– Обижаешь, Федя... – укоризненно сказал Иван.
Перегруженная пассажирами «тойота» медленно тронулась с места. Над Монмартром зажглись вечерние огни.
Ольга сидела на коленях у Алексея, и тот, онемев от счастья, боялся пошевельнуться, чтобы не обнаружить то, чего обнаруживать было нельзя.
Когда проезжали по набережной под мостом, Алексей вдруг скомандовал:
– Останови, Ваня!
Иван затормозил.
– Эй, клошары! – крикнул Алексей в темноту из окна машины.
Откуда-то из темных углов к машине осторожно приблизилось человек семь клошаров.
Алексей протянул им из окна две бутылки шампанского. Они были буквально вырваны из рук. Алексей застонал от боли в сломанном предплечье.
– Мать вашу! – выругался он. – Выпейте за русского богатыря Ивана и меня не поминайте лихом, – сказал он по-французски.
Клошаров уже и след простыл.
Через пять минут были на Елисейских Полях, у входа в кабаре, где на этот раз не пробиться было от скопления автомобилей новейших марок.
– Паркуйся на гостевых местах доньи Исидоры, – указал Максим на свободное место.
Едва припарковались, из темноты возник молчаливый Бранко.
– Дед, а ты здесь какими судьбами? – воскликнул Алексей.
– Работает гарсоном, – объяснил Максим. – Оставьте ему ключи, он присмотрит за машиной, уберет... Исправный.
Иван кинул ключи через капот машины. Бранко поймал, стал кланяться почему-то по-японски, сложив ладошки перед грудью.
– Прошу вас! – указал на дверь Максим.
Гости прошли внутрь. Федор задержал за полу куртки Максима.
– Максим, зачем же так по-свински поступать? Старик же их взорвет!
– Я ему этого не приказывал. У каждого своя работа, Федя. Не бери в голову, – ответил напарник.
Они устремились за гостями.
Бранко подошел к «тойоте», провел рукой по капоту.
– Хорошая машина... Жалко портить... – пробормотал он.
Глава 23
Неудавшийся стриптиз
Максим первым делом пошел доложить хозяину о новых гостях. Войдя в кабинет, он увидел следующую картину. Перес, склонившись над тарелкой, в которой была гора квашеной капусты, обеими руками уплетал ее, чавкая и урча от удовольствия. Завидев Максима, он рукой поманил его к себе.
– Присоединяйтесь! – предложил он. – Только что получили из России. Прямо с Тишинского рынка. Это бесподобно.
Донья сидела у трельяжа, красилась перед выступлением.
Максим взял щепотку капусты из вежливости, бросил в рот.
– Между прочим, агенты Интерпола в зале, – сказал он небрежно.
– Не есть хорошо, – сказала донья.
– Какие агенты? Где? – встревожился Перес.
– Те самые. Из России. Мы их доставили сюда.
– Где Бранко? – Перес поспешно вытер руки платком. – Надо взрывать!
– Он уже взрывает, шеф.
– Никакой взрывать! – взвилась донья. – Мой гость русский офицер. Я есть дать ему концерт, выпивка, дансинг. Потом взорвать, потом!
– Ну, если тебе так хочется, дорогая... – Перес обнял и поцеловал Исидору.
Максим вернулся в зал. О миллионном чеке Ивана говорить Пересу не стал.
Федор уже организовал столик, на котором стояли серебряные ведерки со льдом. Из ведерок высовывались серебряные горлышки шампанского. Кабаре было заполнено до отказа.
Максим уселся рядом с Федором, шепнул ему:
– Приказано напоить, потом взорвать.
– Неудобно. Сами пригласили... – проворчал Федор.
Вадим уже делал заказ официанту на всю компанию. Явно мелочился, выискивал закуски подешевле. Иван по праву виновника торжества сделал ему дружеское замечание:
– Да не жидись ты, капитан. Миллион в кармане.
– Антисемитизм мне неприятен, – сказал капитан.
– А что это такое? – спросил Иван.
– Ненависть к евреям, – объяснил капитан.
– С чего ты взял? – искренне удивился Иван.
На низкую эстраду вышел конферансье во фраке и объявил по-французски:
– Выступает несравненная донья Исидора!
Исидора появилась под звуки гитар мексиканско-питерского трио. Была она в парчовом, облегающем тело длинном платье с вырезом до крестца на спине, перечеркнутой прозрачной ленточкой от лифчика, в длинных перчатках и в туфлях на высоких каблуках.
Донья мягко, по-кошачьи двигалась по сцене и пела что-то испанское. Впрочем, пение не было козырем доньи, и она это знала. Так же, как и танец. Спев совсем немного, Исидора принялась стягивать с руки левую перчатку. Начиналась коронка доньи – стриптиз.
Медленно-медленно, как старая змеиная кожа, перчатка покидала руку Исидоры, обнажая великолепной формы руку – чувственную до такой степени, до какой может быть чувственна простая женская рука.
– Если у нее рука такая... – не закончил фразу Вадим.
– Там все в порядке, знай наших! – воскликнул Федор.
Перчатка упала на пол под рев зала.
За ней последовала вторая.
На снятие перчаток ушло минут пятнадцать. Донья приступила к платью.
Она обернулась спиною к залу и, покачивая бедрами, нашла в самом низу выреза хвостик молнии. Исидора потянула за хвостик так медленно, что одного из пуэрториканцев за столиком в зале хватил сексуальный удар. Его унесли.
Молния расстегнулась на три сантиметра, начав обнажать кружевные черные трусики доньи.
Едва Иван увидел их край, он повернул стул так, чтобы сидеть спиной к эстраде. Он не любил стриптиз. Точнее, никогда не видел, а увидев, невзлюбил.
Донья продолжала сладострастно продвигать молнию все ниже и ниже, медленно показывая трусики. Неизвестно, что было лучше и дороже – парчовое платье или кружевные трусики.
Публика выла от восторга.
Вадим нахмурился, он едва сдерживал то, что в народе называют оргазм.
Ольга была вполне индифферентна, пила шампанское. Мафиози Максим и Федор вели себе спокойнее Вадима, но тоже не без чувства.
Наконец под звуки гитар молния благополучно доехала почти до конца подола, и Исидора вышла из своего платья, как Афродита из пены. Переступила его туфельками и оставила искрящимся холмиком на эстраде, а сама предстала перед публикой в трусиках и полупрозрачном лифчике, умело показывающем основные достоинства груди. Грудь была небольшая, острая, с гигантскими сосками, торчащими из-под лифчика, как гвозди.
Иван зевнул в пространство. Ему надоело наблюдать темнокожие физиономии с устремленными на донью горящими глазами.
– Скоро она кончит? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Вадим, бледнея еще больше.
Донья принялась за лифчик и расправилась с ним на удивление быстро, минут за пять. Мексиканское трио наконец раскочегарилось. Гитары бренчали резво и стройно, любо-дорого.
Когда лифчик обвалился на пол, донья издала под музыку нечто, похожее на хриплое рычание, и Вадим этого не выдержал. Извинившись, он ушел в туалет. Его покачивало.
Здешние зрители были крепче. Они требовали главного и знали, что им это дадут.
Но тут донья наконец заметила, что один из мужчин в зале сидит к ней спиной. Профессиональное самолюбие доньи было задето. Изгибаясь всем телом и пританцовывая, она начала движение с эстрады в зал, к столику, где сидела русская компания.
Пытавшийся вернуться из туалета Вадим заметил, что донья подходит к его друзьям, и поспешно ретировался обратно.
А донья, обойдя столик, остановилась напротив Ивана и начала работу с трусиками. Ее соски были направлены на лейтенанта, как дула пистолетов Макарова.
Иван не знал, куда спрятать глаза.
– Чего прицепилась?.. Скажите ей, чтобы ушла... – бормотал он, нагнув голову.
Ольга попыталась было заслонить собою Ивана, спасти от позора, но служители кабаре мягко и бесшумно осадили ее, вернули на место. Нельзя мешать выступлению.
Трусики были на полу! Восторг зала достиг апогея, все орали слова любви и признательности донье.
Все, кроме Ивана. Лейтенант милиции сидел, набычившись, пунцовый от стыда, а рядом с ним покачивала бедрами обнаженная красавица.
– Как вам не стыдно... – глухо пробормотал Иван. – Вы же девушка...
– Что?! Что ты сказать?! – Донья сделала знак музыкантам, чтобы те прекратили играть.
Зрители тоже замолчали. В зале наступила внезапная тишина.
– Неприлично это... Как она не понимает... – продолжал Иван, обращаясь неизвестно к кому.
– Ты?! – Донья с изумлением смотрела сверху на Ивана.
– Вы роняете свое женское достоинство! – наконец внятно объяснил ей свое недовольство Иван.
Донья побледнела. Все ожидали, что она сейчас на правах хозяйки выставит за дверь этот бесчувственный милицейский чурбан, но Исидора внезапно упала на колени перед Иваном и принялась с жадностью целовать его руки.
– Ты красной! Красной! Мой Бог! Он красной, как рак! Это счастливый меня! Ты хотел, чтобы я одевалась? Да? Да? – Она заглядывала ему в глаза.
– Да... Оденьтесь, пожалуйста... – попросил он.
Исидора выпрямилась. Глаза ее блеснули. Она указала на Ивана царственным жестом.
– Он мой мужчина. Никто не есть его трогать. Я любить его!
И вернулась на эстраду, не забыв подобрать трусики. Там она собрала разбросанные части туалета и удалилась, помахивая ими в воздухе. Прощальный воздушный поцелуй она послала Ивану. Но тот его не видел, он по-прежнему сидел спиною к эстраде.
– Присоединяйтесь! – предложил он. – Только что получили из России. Прямо с Тишинского рынка. Это бесподобно.
Донья сидела у трельяжа, красилась перед выступлением.
Максим взял щепотку капусты из вежливости, бросил в рот.
– Между прочим, агенты Интерпола в зале, – сказал он небрежно.
– Не есть хорошо, – сказала донья.
– Какие агенты? Где? – встревожился Перес.
– Те самые. Из России. Мы их доставили сюда.
– Где Бранко? – Перес поспешно вытер руки платком. – Надо взрывать!
– Он уже взрывает, шеф.
– Никакой взрывать! – взвилась донья. – Мой гость русский офицер. Я есть дать ему концерт, выпивка, дансинг. Потом взорвать, потом!
– Ну, если тебе так хочется, дорогая... – Перес обнял и поцеловал Исидору.
Максим вернулся в зал. О миллионном чеке Ивана говорить Пересу не стал.
Федор уже организовал столик, на котором стояли серебряные ведерки со льдом. Из ведерок высовывались серебряные горлышки шампанского. Кабаре было заполнено до отказа.
Максим уселся рядом с Федором, шепнул ему:
– Приказано напоить, потом взорвать.
– Неудобно. Сами пригласили... – проворчал Федор.
Вадим уже делал заказ официанту на всю компанию. Явно мелочился, выискивал закуски подешевле. Иван по праву виновника торжества сделал ему дружеское замечание:
– Да не жидись ты, капитан. Миллион в кармане.
– Антисемитизм мне неприятен, – сказал капитан.
– А что это такое? – спросил Иван.
– Ненависть к евреям, – объяснил капитан.
– С чего ты взял? – искренне удивился Иван.
На низкую эстраду вышел конферансье во фраке и объявил по-французски:
– Выступает несравненная донья Исидора!
Исидора появилась под звуки гитар мексиканско-питерского трио. Была она в парчовом, облегающем тело длинном платье с вырезом до крестца на спине, перечеркнутой прозрачной ленточкой от лифчика, в длинных перчатках и в туфлях на высоких каблуках.
Донья мягко, по-кошачьи двигалась по сцене и пела что-то испанское. Впрочем, пение не было козырем доньи, и она это знала. Так же, как и танец. Спев совсем немного, Исидора принялась стягивать с руки левую перчатку. Начиналась коронка доньи – стриптиз.
Медленно-медленно, как старая змеиная кожа, перчатка покидала руку Исидоры, обнажая великолепной формы руку – чувственную до такой степени, до какой может быть чувственна простая женская рука.
– Если у нее рука такая... – не закончил фразу Вадим.
– Там все в порядке, знай наших! – воскликнул Федор.
Перчатка упала на пол под рев зала.
За ней последовала вторая.
На снятие перчаток ушло минут пятнадцать. Донья приступила к платью.
Она обернулась спиною к залу и, покачивая бедрами, нашла в самом низу выреза хвостик молнии. Исидора потянула за хвостик так медленно, что одного из пуэрториканцев за столиком в зале хватил сексуальный удар. Его унесли.
Молния расстегнулась на три сантиметра, начав обнажать кружевные черные трусики доньи.
Едва Иван увидел их край, он повернул стул так, чтобы сидеть спиной к эстраде. Он не любил стриптиз. Точнее, никогда не видел, а увидев, невзлюбил.
Донья продолжала сладострастно продвигать молнию все ниже и ниже, медленно показывая трусики. Неизвестно, что было лучше и дороже – парчовое платье или кружевные трусики.
Публика выла от восторга.
Вадим нахмурился, он едва сдерживал то, что в народе называют оргазм.
Ольга была вполне индифферентна, пила шампанское. Мафиози Максим и Федор вели себе спокойнее Вадима, но тоже не без чувства.
Наконец под звуки гитар молния благополучно доехала почти до конца подола, и Исидора вышла из своего платья, как Афродита из пены. Переступила его туфельками и оставила искрящимся холмиком на эстраде, а сама предстала перед публикой в трусиках и полупрозрачном лифчике, умело показывающем основные достоинства груди. Грудь была небольшая, острая, с гигантскими сосками, торчащими из-под лифчика, как гвозди.
Иван зевнул в пространство. Ему надоело наблюдать темнокожие физиономии с устремленными на донью горящими глазами.
– Скоро она кончит? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Вадим, бледнея еще больше.
Донья принялась за лифчик и расправилась с ним на удивление быстро, минут за пять. Мексиканское трио наконец раскочегарилось. Гитары бренчали резво и стройно, любо-дорого.
Когда лифчик обвалился на пол, донья издала под музыку нечто, похожее на хриплое рычание, и Вадим этого не выдержал. Извинившись, он ушел в туалет. Его покачивало.
Здешние зрители были крепче. Они требовали главного и знали, что им это дадут.
Но тут донья наконец заметила, что один из мужчин в зале сидит к ней спиной. Профессиональное самолюбие доньи было задето. Изгибаясь всем телом и пританцовывая, она начала движение с эстрады в зал, к столику, где сидела русская компания.
Пытавшийся вернуться из туалета Вадим заметил, что донья подходит к его друзьям, и поспешно ретировался обратно.
А донья, обойдя столик, остановилась напротив Ивана и начала работу с трусиками. Ее соски были направлены на лейтенанта, как дула пистолетов Макарова.
Иван не знал, куда спрятать глаза.
– Чего прицепилась?.. Скажите ей, чтобы ушла... – бормотал он, нагнув голову.
Ольга попыталась было заслонить собою Ивана, спасти от позора, но служители кабаре мягко и бесшумно осадили ее, вернули на место. Нельзя мешать выступлению.
Трусики были на полу! Восторг зала достиг апогея, все орали слова любви и признательности донье.
Все, кроме Ивана. Лейтенант милиции сидел, набычившись, пунцовый от стыда, а рядом с ним покачивала бедрами обнаженная красавица.
– Как вам не стыдно... – глухо пробормотал Иван. – Вы же девушка...
– Что?! Что ты сказать?! – Донья сделала знак музыкантам, чтобы те прекратили играть.
Зрители тоже замолчали. В зале наступила внезапная тишина.
– Неприлично это... Как она не понимает... – продолжал Иван, обращаясь неизвестно к кому.
– Ты?! – Донья с изумлением смотрела сверху на Ивана.
– Вы роняете свое женское достоинство! – наконец внятно объяснил ей свое недовольство Иван.
Донья побледнела. Все ожидали, что она сейчас на правах хозяйки выставит за дверь этот бесчувственный милицейский чурбан, но Исидора внезапно упала на колени перед Иваном и принялась с жадностью целовать его руки.
– Ты красной! Красной! Мой Бог! Он красной, как рак! Это счастливый меня! Ты хотел, чтобы я одевалась? Да? Да? – Она заглядывала ему в глаза.
– Да... Оденьтесь, пожалуйста... – попросил он.
Исидора выпрямилась. Глаза ее блеснули. Она указала на Ивана царственным жестом.
– Он мой мужчина. Никто не есть его трогать. Я любить его!
И вернулась на эстраду, не забыв подобрать трусики. Там она собрала разбросанные части туалета и удалилась, помахивая ими в воздухе. Прощальный воздушный поцелуй она послала Ивану. Но тот его не видел, он по-прежнему сидел спиною к эстраде.
Глава 24
Посол доволен
А в это время Бранко, напевая народную партизанскую песню, минировал «тойоту карину». Делал это, как всегда, тщательно, с любовью и знанием дела. Сначала подложил под каждое сиденье по шашке динамита, потом соединил шашки проводами, подключил взрыватель замедленного действия, а теперь настраивал часовой механизм.
Как вдруг к кабаре подрулил кортеж из трех автомобилей. На них развевались флажки России.
Бранко сплюнул и спрятал часовой механизм.
Из первой машины выбежал характерный молодой человек в штатском, распахнул дверцу второй машины, и оттуда появился могучий мужчина в костюме, типичный оппортунист и ренегат, предавший родную партию, чтобы служить новым властям.
Как вдруг к кабаре подрулил кортеж из трех автомобилей. На них развевались флажки России.
Бранко сплюнул и спрятал часовой механизм.
Из первой машины выбежал характерный молодой человек в штатском, распахнул дверцу второй машины, и оттуда появился могучий мужчина в костюме, типичный оппортунист и ренегат, предавший родную партию, чтобы служить новым властям.