Страница:
– Итак?
– Завтра утром я сообщу по обычному каналу. Если получу добро – со спектровцем будете общаться вроде как в рамках расследования убийства. Устроит?
– Совершенно.
– Тогда – до встречи.
– До встречи, – контрразведчик пожал руку представителю российского посольства и вышел под дождь.
Россиянин подождал, пока уедет «опель», потом завел двигатель своей машины.
В пятницу поздно вечером было сообщено, что в результате взрыва автомобиля погиб один из авторитетов преступного мира, руководитель одной из группировок так называемой «русской мафии» Артем Мороз. Субботнее сообщение дополняет картину информацией о том, что венгерские коллеги разгромили дом покойного Зимнего. Есть жертвы.
За воскресенье не пришло ничего нового. Такие вот дела. Еще об одном моем знакомом нужно говорить только хорошо, добавляя при этом слово «покойный». Особо знакомыми, правда, мы с Зимним не были. Так, вляпались в одну и ту же операцию спецслужб. И познакомились мы в тот момент, когда нас обоих держали в качестве подсадных уток.
Нашлись люди, хотевшие отправить и меня и его, в чисто профилактических целях, на тот свет.
Мне жутко захотелось скомкать злополучный листок бумаги и завыть. Тихо, так, чтобы никто не услышал. Чтобы не подумал кто-нибудь, не дай Бог, из моих ближних, что двинулся их родственник крышей.
Спокойно. Нужно просто все спокойно обдумать и успокоиться. Ничего ведь страшного не произошло – просто венгерский уголовник приказал замочить уголовника украинского. И все. У русской мафии работа еще опаснее, чем у… Кого? Ладно, у русской мафии работа просто опасная.
Вот и нарвался Зимний на мину. Да. В смысле, конечно. А в это время ко мне совершенно случайно обращаются с деловым предложением и передают привет от покойника. Я глянул на время взрыва, указанного в сообщении и мне стало еще хуже. Мой разговор в гостинице и взрыв в Будапеште практически совпадали.
Твою мать!
Случайно совпало. Совершенно случайное совпадение. И также совершенно случайно ко мне дозвонился Паша Ковальчук, который собирался с силами для этого звонка почти пять лет. Вселенная сошла с ума и просто засыпала меня совпадениями.
Бывают такие счастливчики. Вот как в соседнем батальоне было, когда я срочную служил. Решил паренек, что служить настолько тяжело, что лучше уж быть инвалидом. Решил и выстрелил себе в ногу сквозь сапог. Два раза. И оба раза пули прошли между пальцев. Повезло? Его потом отправили в дисбат за попытку членовредительства.
Мы потом долго это обсуждали. С одной стороны – остался с ногой. С другой стороны – загремел в дисциплинарный батальон. В одном мы сошлись крепко – такие совпадения, чтобы пули дважды прошли между пальцами ног, бывают раз в сто лет. Раз в сто.
А как быть сейчас? Как оценить?
Я не вскочил со стула и не принялся бегать по комнате только по двум причинам, во-первых, это была бы уже истерика, а во-вторых, я никогда не бегаю от волнения по комнатам. От волнения я либо ем, либо сплю.
Открылась дверь и в комнату заглянула мама:
– Ты уже не будешь ужинать? Можно все убирать в холодильник?
– Да, можно.
Можно. Потому, что и есть мне что-то не хочется, и спать, судя по всему, не получится. Не тот тип истерики. Не тот.
Интересно, Зимнему успели сделать какое-нибудь интересное предложение? И сообщить, что его, как раз, в отличие от всех остальных, никто не тронет. Успели?
Вот так позвонил ему кто-нибудь, назначил встречу, пардон, забил стрелку, и сообщил, что о нем, о Зимнем, вспомнили. На самом верху.
Господи, я ведь по наивности думал, что уже не смогу так испугаться. Что уже отпугался там, в ночном лесу, среди брызг крови, застывающих на прошлогодней листве, и среди запаха крови. Острого запаха свежепролитой крови.
Там ведь, в лесу, возле меня стоял и Зимний.
Снился ему тот лес или нет? Или только мне выпало счастье подцепить в том лесу ночной кошмар?
Если возникнут проблемы – позвони! Кто это мне сказал? Паша. Майор милиции Павел Ковальчук сегодня сказал временно не работающему Александру Заренко эту волшебную фразу.
И что-то еще… Да. И еще.
Тебя не удивляло, Саша, что никто из персонажей твоего романа не пострадали? Или как он там сказал? Никого не тронули? Черт, совсем склеротиком стал. Одно помню точно, и тронули одного из персонажей, и пострадал он.
– Па! Ты работаешь? – на пороге комнаты появился Сан Саныч.
– Да, работаю! – Сашка здесь не при чем, но сдержаться я не смог.
Сан Саныч вышел.
Позвони. Будет проблемы – позвони. Я покосился на телефон. Какой соблазн. Какой страшный соблазн – набрать всего несколько цифр и задать вопрос. И, возможно, получить ответ. У меня необычно широкие, для временно не работающего, связи в спецслужбах. И в российской, и в украинской. Позвонить.
Мине ответят. Мне очень хотят ответить, ведь Пашку не случайно ко мне подослали.
Либо Петров, Либо Миша, кто-нибудь из них мне с удовольствием ответит, а потом попросит. О какой-нибудь мелочи. А потом окажется, что эта мелочь превратит мою жизнь в ад.
В ад. А кто сказал, что я сейчас не двигаюсь на тепло геенны огненной? И скоро запахнет паленым. И в бок мне воткнуться вилы… Тьфу ты, лишь бы не перо. И не пуля…
И ничего, я просто очень хочу жить. Я хочу жить и при этом не хочу ни у кого покупать право на жизнь. Не желаю. Есть у меня такой идиотский гонор.
Пока я изводил себя такими жизнерадостными мыслями, руки мои аккуратно сложили из листка с сообщениями самолетик. И тут же мое богатое воображение подсказало ассоциацию.
В одном боевике, китаец, после каждого убийства, вешал у себя в комнате маленького бумажного журавлика.
Скомкал самолетик. Хватит. Нужно успокоиться.
Кто сказал, что мой звонок Михаилу или Петрову будет означать капитуляцию? Никто не сказал. Я позвоню и потребую ответа. Потребую, чтобы они мне ответили и навсегда прекратили даже пытаться втягивать меня в грязные свои игры.
Я самым решительным тоном проговаривал этот монолог про себя, вставая со стула и двигаясь к телефону. Я убеждал себя и знал, что стоит мне только на мгновение остановиться, как тут же станет понятно, что это только самообман, что это я разрешаю себе уговорить остатки своего самолюбия.
Я протянул руку к телефонной трубке. И телефон зазвонил. Долго и требовательно. Междугородний звонок. Черт, не вовремя. Это, наверное, Татьяна. Она звонит Сашке по вечерам, осуществляет свое право на общение с сыном. Не вовремя.
Или наоборот? Вовремя меня остановил телефон? Может, хоть раз в жизни, это чудовище решило меня пожалеть. Сохранить хоть какие-то иллюзии.
– Да?
– Александр Карлович?
– Да, – дрогнувшим голосом подтвердил я, этот картонный голос нельзя спутать ни с каким другим.
– Это Николай Фокин, если помните.
– Помню.
– Мы не хотели вас беспокоить, но сегодня мы получили известие из Будапешта…
– Я тоже. По радио передавали…
– Значит, вы в курсе.
– О чем?
– О смерти, естественно. Мой клиент только хотел вам передать, что он и сам об этом не знал. И просил передать вам, что договоренность остается в силе – и по срокам и по объемам гонорара.
– Хорошо.
– И еще он хотел подтвердить свои слова о… – Фокин сделал паузу, словно подбирая выражение.
– О моей исключительности? – подсказал я.
– Да, о вашей исключительности. Именно, – Фокин чуть оживился, но потом, видимо, сообразил, что в голосе у его уважаемого собеседника что-то промелькнуло, – у вас ничего не произошло?
– Нет, все нормально.
– Точно? Может, вам нужна моя консультация?
– Нет, спасибо. До свидания.
– До свидания.
Почему я не сказал о разговоре с Пашей? Побоялся, что заказчик испугается? Что накроется мой заработок, который я уже мысленно потратил на себя, семью и Алиску?
Или испугался чего-то другого? Чего? Может быть, телефона?
Дурацкий сегодня получился день. Совершенно идиотский. И голова у меня варит как у… Прочитал я давно уже фантастический роман «Мягкая посадка». Хорошая книга про то, что скоро нам всем наступит конец во льдах нового ледникового периода. Но самым интересным для меня открытием в этом романе стало словечко «дубоцефал». Очень точное словечко.
И совершенно точно передающее мой нынешний интеллектуальный уровень.
Это что ж получается, что кто-то прослушивает мой телефон? Кто узнал, что я сегодня собираюсь идти к Кулиничу. И кто-то сообщил это Паше, Паша совершенно спокойно потом перезвонил мне к Олегу домой. А перед этим потряс мое воображение тем, что предугадал маршрут нашего с ним движения и оставил свою машину напротив кинотеатра «Дружба».
Зачем, кстати, оставил? И зачем, кстати, позвонил? Встретился он со мной по просьбе Михаила, это если верить Ковальчуку, а вот все остальное?
Или это мне Пашка решил подсказать…
И даже думать об этом не хочу. Не хочу. Пусть подслушивают сколько угодно. Пусть. А я буду работать. Всем назло.
У меня там Россия должна воевать с Украиной.
Я вытащил из ящика стола карту и расстелил ее перед собой, поверх клавиатуры компьютера.
Виктор Николаевич привстал со стула и манерно поклонился:
– Не нужно оваций.
Потом снова сел на стул и устало потер лицо.
– Устал? – спросил Игорь Петрович.
– Еще как. Настолько вымотался, что даже не сдержался в финале разговора с уважаемым Владимиром Аркадьевичем. Просто не знаю даже, как это получилось?
– Витя, не нужно патетики, у нас здесь ни жучков, ни видеокамер нет. Чисто. У нас не то, что у вас в кабинете.
– У нас в кабинете тоже уже нет. Опять уже все чисто.
– Ты успел переговорить с умельцем?
– Да. Он поет как птичка. Мы даже попытались выйти на заказчика. И одновременно стали нащупывать того, кто попытался сбросить видеозапись на телевидение.
– И?
– В первом случае заказчиком выступил некий кандидат философии, безработный. Во втором случае – он же. Одинокий человек, обиженный и озлобленный.
– Вы его взяли, или оставили для наблюдения?
– Мы его можем только похоронить по-человечески. Он, как и положено безработному, скончался от употребления суррогата алкоголя. В комнате ничего обнаружено не было. Соседи по коммуналке ни в чем таком его не замечали. Все.
– Здорово.
– Еще бы.
– А что поет птичка?
– А что птичка поет? Птичке нужны были деньги. К нему подошел мужик, пообщался, подкинул денег и замечательную идею обогащения. Наш орел и клюнул. Самое обидное для него сейчас то, что его так похабно сдали.
– Это, кстати, и меня интересует. Какого черта было затевать эту нелепую махинацию с видеозаписью именно сейчас? Мы ведь с тобой, когда засекли камеру, полагали, что она будет работать долго и продуктивно.
Виктор Николаевич улыбнулся:
– Ничего, мы зато с Мишей успели продемонстрировать наш спектакль с разоблачением его частной сети.
– Кстати, о спектакле… Я очень волновался о том, как Михаил отреагирует на то, что мы его не только вычислили, но и даже решили использовать в качестве подставной фигуры.
– Нормально отреагировал. Он очень волевой и сильный человек. Мы успели с ним все обсудить в комнате для переговоров, и только потом повторили всю беседу для видеокамеры. И прокололись, – Виктор Николаевич покачал головой. – Честно говоря, я надеялся, что наш Враг попытается, получив такую информацию, попытается выйти на Михаила. А вместо этого, эта запись была передана Сосновскому и Граббе. Нелепо как-то.
– Нелепо. Нам одновременно сдают «крота» под самым боком и сообщают, что некто предпринял атаку на информационном поле. Снова послание? О чем?
– Не знаю. Как не знаю, что должно означать это ЧП в Киеве. Не думал же он, что спровоцирует драку между нами и украинской контрразведкой? Или думал?
– Если думал – значит очень наивный человек. Если не думал, тогда зачем? – Игорь Петрович помял мочку уха. – Кстати, не понятно также, что преследовал тот, кто стуканул на моего Алексеева.
– Его уже выпустили?
– Да, через три часа допроса. Сережа чистосердечно сообщил, что был в командировке, доставлял информацию нашему резиденту. В перестрелке не участвовал, незаконных действий не предпринимал. После моего звонка был с извинениями отпущен. Сейчас потеет над отчетом уже для меня.
– Придется ему уезжать, – сказал Виктор Николаевич.
– Далеко?
– В Киев. Мы его подключим к группе по расследованию убийства офицера украинской контрразведки и нашего агента.
– Если не секрет, чем занимался агент?
– Не секрет. Уже почти год он для нас не занимался ни чем. Ни чем. А украинцы сообщают, что он активно работал. Возникает смешной вопрос – на кого? – Виктор Николаевич подвинул к себе чистый лист бумаги и нарисовал большой знака вопроса. – На кого?
– И отчего украинцы решили, что на нас?
– Это как раз понятно, мы его законсервировали как раз после того, как у них могло возникнуть подозрение. Агент занимался сбором для нас статистики. Никаких важных секретов.
– И его убили…
– И его убили.
– Ладно, будем разбираться. Кому будет подчиняться Алексеев в Киеве?
– Организационно – нашему знакомому майору Петрову из украинской военной контрразведки. Официально он прибудет по линии «Спектра». Регулировать его на месте будет Михаил.
– А мы пока…
– А мы пока будем разгребать завалы. Михаил оставил несколько интересных разработок. Будем брать. И будем также копать потенциальные связи наших продажных журналистов. Кто это их скупает?
– У нас не хватит людей.
– Я знаю.
– Ты говоришь это так спокойно?
– Совершенно спокойно. Все это шевеление и суета – дымовая завеса. На нас валят все, что плохо стоит. Мы будем уворачиваться от камнепада, а тем временем где-то…
– Что говорят твои аналитики о Враге?
– А что они могут говорить? Не дурак. Достаточно молод, при этом опытен. Амбициозен. Очень амбициозен.
– Мания величия?
– Что-то вроде этого. Обижен.
– Кто-то из наших?
– Не исключено. Не исключено. Работать против нас начал, похоже, уже с полгода.
– Выходит, сообщение через Зимнего запоздало?
– Или было отправлено позже. Специально.
– Похоже, нас подняли на крыло? И будут бить влет?
– Ты помнишь, как в Китае уничтожали воробьев? Кто-то решил, что они слишком много зерна клюют на полях.
– Старая история.
– Старая. Но поучительная. Задание партии выполнили, воробьев извели. Причем очень простым способом – их вспугнули, а потом криками не дали сесть на землю и на деревья. И воробьи, на приученные к длительным полетам, тысячами падали вниз – не выдерживало сердце.
– У нас сердце выдержит, – Игорь Петрович чуть нахмурился и полез в карман за сигаретами.
– Будем надеяться.
Глава 4.
Восемь человек, двое с погонами подполковников, капитан из штаба и пятеро в камуфляже без знаков различия. Пятерка спокойно расположилась возле стены, расстелив старый, выцвевший от возраста ковер, оружие все держали под рукой.
К ним у комбата претензий не было. За версту чувствовалось, что это люди опытные, понюхавшие пороху и хлебнувшие лиха. А вот офицеры…
От них также за версту разило неприятностями. Один из подполковников был брюнетом, второй – совершенно седой, комбат окрестил их Черным и Белым. То, что сопровождал их капитан из особого отдела, настроения комбату не улучшало.
От подобной категории комбат ничего хорошего не ждал.
– По нашим сведениям, – Черный подвинул керосиновую лампу ближе к карте, – вам противостоит банда численностью до трехсот человек.
– Так точно, – кивнул комбат. Эти сведения он сам передал накануне наверх – удалось разговорить пленного.
– Что вы знаете о составе бандформирования?
– Чеченцы, немного арабов, десятка три хохлов м столько же крымчаков, – и это тоже было в донесении.
– Хорошо, – Черный мельком глянул на сидевшего у рации в углу сержанта, – выведите, пожалуйста, своих людей.
– Глухов, потопчись на дворе, – не оборачиваясь, приказал комбат.
– Подполковник, – по нашим сведениям, сегодня утром банда будет прорываться мимо вас.
– А хрен им, – усмехнулся комбат, – не получится. Место тут очень уж удобное. Сунутся – всех положу.
– Нам так вас и характеризовали в штабе, – сказал Белый.
– Как?
– Как человека, знающего свое дело.
– И не испытывающего должного трепета перед представителями вышестоящего начальства.
– А выше меня здесь только господь Бог. И того гляди, вызовет на доклад, – усмехнулся комбат.
Ведь и дураку понятно, что прибыли гости не просто так, поболтать. Что-то задумали кавалеры, мать их так.
– А вот у вас что? – поинтересовался Черный, ткнув карандашом в карту.
– Тут? Тут у нас овражек. По дну овражка немного мин, над овражком – засада. И в случае чего, я смогу перебросить туда резерв за десять минут. В самом худшем случае – за пятнадцать.
– А если мы уберем мины? – деловым тоном произнес Белый.
– Как это – уберем?
– Снимем. Засада продержится пятнадцать минут?
– Да.
– А если поддержка не успеет?
– Успеет.
– А если поддержка не успеет, – с нажимом повторил Белый.
– Тогда у них будет выбор – отступить или погибнуть. Мои отступать не будут.
– Тогда давайте прикинем, почему к овражку сможет опоздать резерв, – спокойно предложил Черный.
– Что? – резко обернулся к нему комбат.
– Что может помешать вам перебросить поддержку к овражку? Вот если тут и тут будут установлены мины, и первая машина на них подорвется. Вы остановитесь? – Черный внимательно посмотрел в глаза комбату.
Комбат промолчал.
– Остановитесь, – удовлетворенно констатировал Черный. – И на разведку минного поля и его ликвидацию вам понадобится не менее получаса. Так? Так. И поскольку сегодня утром будет сильный туман, авиация вам помочь не сможет… И если боевики ломанутся через овраг, то у них будет почти час для того, чтобы исчезнуть.
– Не будет, – отрезал комбат. – Я не знаю к чему вы ведете, но своих ребят я на смерть не отправлю.
– Естественно, – согласился Черный, – в засаде будут наши люди. Они же снимут ваши мины.
Комбат оглянулся на сидевшую возле стены пятерку. Они не могли не слышать разговора, но на них, похоже, совершенно не произвело впечатления то, что им отводится роль смертников.
– Их могут вот тут прижать, – сказал комбат, указывая на карту.
– Володя, глянь, – один из пятерки, услышав оклик Черного, встал и подошел к карте.
– Вот здесь, – показал комбат.
– Понял, – кивнул Володя.
– Тогда – пора, – подвел черту Белый. – Наша группа
пойдет сейчас, дайте ей провожатых. Через полчаса мы уедем на уазике. Вторая наша машина заминирована. Когда возле овражка начнется заваруха, наш водитель рванет ее
вот тут. Вы начнете отчаянно вызывать авиацию и артиллерию. Володя будет просить помощи по радио, материться и все такое. Вопросы?
– Вопросов нет.
– Хорошо. Через двадцать – двадцать пять минут после прекращения огня в том районе, можете смело выдвигать туда своих людей. Всех остальных, пытающихся прорваться, можете уничтожать.
– Да.
– Получено подтверждение прорыва. Наша группа на месте, все подготовлено.
– Понял, свяжитесь со мной, если что-то пойдет не так, – Виктор Николаевич положил телефонную трубку и потер глаза.
Набрал номер. На той стороне трубку подняли сразу:
– Миша? Не разбудил?
– Всегда на посту, Виктор Николаевич, – бодро отрапортовал Михаил.
– Так уж и всегда, – скептически произнес Виктор Николаевич.
– Всегда. Как и мое прямое начальство, – подтвердил бодрым голосом Михаил.
– Тогда передайте коллегам, что их заказ выполняется. Сегодня утром. Пока все под контролем. Если у них есть что-нибудь деревянное под рукой, пусть постучат.
– Ну, Виктор Николаевич, у нас всегда есть под рукой что-нибудь деревянное, а постучать… Нас просто хлебом не корми, дай только постучать.
– Недобро шутите, Миша, недобро.
– А нас этому не учили, нас жизнь учит.
– Когда будут новости – я перезвоню, – вместо прощания, сказал Виктор Николаевич.
– Однако, – сказал один из солдат, сопровождавших комбата, перевернув один из трупов.
Комбат тоже посмотрел и не смог не согласиться с подчиненным – пуля вошла боевику в голову точно над переносицей.
– Мужики! – восхитился солдат, осматривая другие тела. – В лобешник, лобешник, горло, снова горло, висок… И это ж затемно стреляли!
– А вот тут трое – на ножи, видать, приняли…
– Дозор. Вот почему эти спокойно в овраг полезли, – пробормотал комбат.
– И все одно – прошли, – покачал головой солдат.
Из кустов позади оврага вынырнул лейтенант:
– Из наших – никого. Там дальше – еще несколько духов лежит. Человек пять нашли.
Комбат оглянулся через плечо, прикидывая, смогут ли чеченцы заметить огонек, решил, что поворот оврага прикрывает его надежно, вытащил из кармана куртки портсигар и зажигалку:
– Из засады точно никого нет?
– Точно. Ну, насколько смогли осмотреть. Решил пока не соваться дальше.
– Правильно решил. Вернешь сюда своих ребят, не забудь снова мины поставить. Этих вот, – комбат неопределенным жестом указал на убитых, – запишешь на свой счет.
– Есть! – немного ошарашено ответил лейтенант.
– Вот то-то, блин, что есть, – комбат докурил сигарету и бросил окурок. – Значит, договоримся – ты героически остановил прорыв в этом месте. Представим тебя и одного-двух солдат. Сам посмотри, кого нужно.
– А засада?
– Не было никакой засады, – хмуро бросил комбат, – все это мы, героические. Кроме нас тут никого и не было.
По этому поводу его особо проинструктировали перед отъездом ночные гости. Еще они предупредили, что в случае гибели одного из их людей, тело нужно будет выдать за одного из боевиков.
Комбат тогда сдержался, чтобы не выматериться, тем более что пятеро, которых это касалось непосредственно, тоже слышали инструктаж и не возражали.
– Может, вдогонку послать наших? – спросил лейтенант.
– За кем?
– Ну, за теми, что прошли…
– А никто не прорвался. Всех ты героически остановил…
– Понятно.
– Понятно. И бойцам своим втолкуй. Либо они герои, блин, либо я им лично языки повырываю.
С шелестом над головами пролетел снаряд, разорвался далеко впереди, разбрасывая в стороны покалеченные деревья.
– Главное – вовремя, – сплюнул комбат. – Ладно, обживайся здесь. Больше фокусов не будет – сам работай.
Комбату нужно было еще сообщить в штаб полка, что все прошло нормально. А потом комбат собирался немного поспать и выполнить инструктаж двух подполковников – все накрепко забыть.
– Все согласно распоряжению сверху, – улыбнулся в ответ Виктор Николаевич. – Я информирую своего представителя в Украине, он неофициально сообщает представителю украинской стороны. А те…
– А те и без того все знают от своих людей в Чечне.
– А что делать? Официально признаться, что мы не обращаем внимания на действия соседней державы на нашей территории? Не дай Бог, просочится это в прессу… И у нас и у них – выборы на носу.
– Завтра утром я сообщу по обычному каналу. Если получу добро – со спектровцем будете общаться вроде как в рамках расследования убийства. Устроит?
– Совершенно.
– Тогда – до встречи.
– До встречи, – контрразведчик пожал руку представителю российского посольства и вышел под дождь.
Россиянин подождал, пока уедет «опель», потом завел двигатель своей машины.
24 октября 1999 года, воскресенье, 21-30 по Киеву, Город.
Вечер, комната, компьютер, я: те же и Зеленый. Покойный Зеленый. Передо мной лежит распечатка сообщения информационного агентства. Вернее, на листке бумаги сообщений два – за пятницу и за субботу.В пятницу поздно вечером было сообщено, что в результате взрыва автомобиля погиб один из авторитетов преступного мира, руководитель одной из группировок так называемой «русской мафии» Артем Мороз. Субботнее сообщение дополняет картину информацией о том, что венгерские коллеги разгромили дом покойного Зимнего. Есть жертвы.
За воскресенье не пришло ничего нового. Такие вот дела. Еще об одном моем знакомом нужно говорить только хорошо, добавляя при этом слово «покойный». Особо знакомыми, правда, мы с Зимним не были. Так, вляпались в одну и ту же операцию спецслужб. И познакомились мы в тот момент, когда нас обоих держали в качестве подсадных уток.
Нашлись люди, хотевшие отправить и меня и его, в чисто профилактических целях, на тот свет.
Мне жутко захотелось скомкать злополучный листок бумаги и завыть. Тихо, так, чтобы никто не услышал. Чтобы не подумал кто-нибудь, не дай Бог, из моих ближних, что двинулся их родственник крышей.
Спокойно. Нужно просто все спокойно обдумать и успокоиться. Ничего ведь страшного не произошло – просто венгерский уголовник приказал замочить уголовника украинского. И все. У русской мафии работа еще опаснее, чем у… Кого? Ладно, у русской мафии работа просто опасная.
Вот и нарвался Зимний на мину. Да. В смысле, конечно. А в это время ко мне совершенно случайно обращаются с деловым предложением и передают привет от покойника. Я глянул на время взрыва, указанного в сообщении и мне стало еще хуже. Мой разговор в гостинице и взрыв в Будапеште практически совпадали.
Твою мать!
Случайно совпало. Совершенно случайное совпадение. И также совершенно случайно ко мне дозвонился Паша Ковальчук, который собирался с силами для этого звонка почти пять лет. Вселенная сошла с ума и просто засыпала меня совпадениями.
Бывают такие счастливчики. Вот как в соседнем батальоне было, когда я срочную служил. Решил паренек, что служить настолько тяжело, что лучше уж быть инвалидом. Решил и выстрелил себе в ногу сквозь сапог. Два раза. И оба раза пули прошли между пальцев. Повезло? Его потом отправили в дисбат за попытку членовредительства.
Мы потом долго это обсуждали. С одной стороны – остался с ногой. С другой стороны – загремел в дисциплинарный батальон. В одном мы сошлись крепко – такие совпадения, чтобы пули дважды прошли между пальцами ног, бывают раз в сто лет. Раз в сто.
А как быть сейчас? Как оценить?
Я не вскочил со стула и не принялся бегать по комнате только по двум причинам, во-первых, это была бы уже истерика, а во-вторых, я никогда не бегаю от волнения по комнатам. От волнения я либо ем, либо сплю.
Открылась дверь и в комнату заглянула мама:
– Ты уже не будешь ужинать? Можно все убирать в холодильник?
– Да, можно.
Можно. Потому, что и есть мне что-то не хочется, и спать, судя по всему, не получится. Не тот тип истерики. Не тот.
Интересно, Зимнему успели сделать какое-нибудь интересное предложение? И сообщить, что его, как раз, в отличие от всех остальных, никто не тронет. Успели?
Вот так позвонил ему кто-нибудь, назначил встречу, пардон, забил стрелку, и сообщил, что о нем, о Зимнем, вспомнили. На самом верху.
Господи, я ведь по наивности думал, что уже не смогу так испугаться. Что уже отпугался там, в ночном лесу, среди брызг крови, застывающих на прошлогодней листве, и среди запаха крови. Острого запаха свежепролитой крови.
Там ведь, в лесу, возле меня стоял и Зимний.
Снился ему тот лес или нет? Или только мне выпало счастье подцепить в том лесу ночной кошмар?
Если возникнут проблемы – позвони! Кто это мне сказал? Паша. Майор милиции Павел Ковальчук сегодня сказал временно не работающему Александру Заренко эту волшебную фразу.
И что-то еще… Да. И еще.
Тебя не удивляло, Саша, что никто из персонажей твоего романа не пострадали? Или как он там сказал? Никого не тронули? Черт, совсем склеротиком стал. Одно помню точно, и тронули одного из персонажей, и пострадал он.
– Па! Ты работаешь? – на пороге комнаты появился Сан Саныч.
– Да, работаю! – Сашка здесь не при чем, но сдержаться я не смог.
Сан Саныч вышел.
Позвони. Будет проблемы – позвони. Я покосился на телефон. Какой соблазн. Какой страшный соблазн – набрать всего несколько цифр и задать вопрос. И, возможно, получить ответ. У меня необычно широкие, для временно не работающего, связи в спецслужбах. И в российской, и в украинской. Позвонить.
Мине ответят. Мне очень хотят ответить, ведь Пашку не случайно ко мне подослали.
Либо Петров, Либо Миша, кто-нибудь из них мне с удовольствием ответит, а потом попросит. О какой-нибудь мелочи. А потом окажется, что эта мелочь превратит мою жизнь в ад.
В ад. А кто сказал, что я сейчас не двигаюсь на тепло геенны огненной? И скоро запахнет паленым. И в бок мне воткнуться вилы… Тьфу ты, лишь бы не перо. И не пуля…
И ничего, я просто очень хочу жить. Я хочу жить и при этом не хочу ни у кого покупать право на жизнь. Не желаю. Есть у меня такой идиотский гонор.
Пока я изводил себя такими жизнерадостными мыслями, руки мои аккуратно сложили из листка с сообщениями самолетик. И тут же мое богатое воображение подсказало ассоциацию.
В одном боевике, китаец, после каждого убийства, вешал у себя в комнате маленького бумажного журавлика.
Скомкал самолетик. Хватит. Нужно успокоиться.
Кто сказал, что мой звонок Михаилу или Петрову будет означать капитуляцию? Никто не сказал. Я позвоню и потребую ответа. Потребую, чтобы они мне ответили и навсегда прекратили даже пытаться втягивать меня в грязные свои игры.
Я самым решительным тоном проговаривал этот монолог про себя, вставая со стула и двигаясь к телефону. Я убеждал себя и знал, что стоит мне только на мгновение остановиться, как тут же станет понятно, что это только самообман, что это я разрешаю себе уговорить остатки своего самолюбия.
Я протянул руку к телефонной трубке. И телефон зазвонил. Долго и требовательно. Междугородний звонок. Черт, не вовремя. Это, наверное, Татьяна. Она звонит Сашке по вечерам, осуществляет свое право на общение с сыном. Не вовремя.
Или наоборот? Вовремя меня остановил телефон? Может, хоть раз в жизни, это чудовище решило меня пожалеть. Сохранить хоть какие-то иллюзии.
– Да?
– Александр Карлович?
– Да, – дрогнувшим голосом подтвердил я, этот картонный голос нельзя спутать ни с каким другим.
– Это Николай Фокин, если помните.
– Помню.
– Мы не хотели вас беспокоить, но сегодня мы получили известие из Будапешта…
– Я тоже. По радио передавали…
– Значит, вы в курсе.
– О чем?
– О смерти, естественно. Мой клиент только хотел вам передать, что он и сам об этом не знал. И просил передать вам, что договоренность остается в силе – и по срокам и по объемам гонорара.
– Хорошо.
– И еще он хотел подтвердить свои слова о… – Фокин сделал паузу, словно подбирая выражение.
– О моей исключительности? – подсказал я.
– Да, о вашей исключительности. Именно, – Фокин чуть оживился, но потом, видимо, сообразил, что в голосе у его уважаемого собеседника что-то промелькнуло, – у вас ничего не произошло?
– Нет, все нормально.
– Точно? Может, вам нужна моя консультация?
– Нет, спасибо. До свидания.
– До свидания.
Почему я не сказал о разговоре с Пашей? Побоялся, что заказчик испугается? Что накроется мой заработок, который я уже мысленно потратил на себя, семью и Алиску?
Или испугался чего-то другого? Чего? Может быть, телефона?
Дурацкий сегодня получился день. Совершенно идиотский. И голова у меня варит как у… Прочитал я давно уже фантастический роман «Мягкая посадка». Хорошая книга про то, что скоро нам всем наступит конец во льдах нового ледникового периода. Но самым интересным для меня открытием в этом романе стало словечко «дубоцефал». Очень точное словечко.
И совершенно точно передающее мой нынешний интеллектуальный уровень.
Это что ж получается, что кто-то прослушивает мой телефон? Кто узнал, что я сегодня собираюсь идти к Кулиничу. И кто-то сообщил это Паше, Паша совершенно спокойно потом перезвонил мне к Олегу домой. А перед этим потряс мое воображение тем, что предугадал маршрут нашего с ним движения и оставил свою машину напротив кинотеатра «Дружба».
Зачем, кстати, оставил? И зачем, кстати, позвонил? Встретился он со мной по просьбе Михаила, это если верить Ковальчуку, а вот все остальное?
Или это мне Пашка решил подсказать…
И даже думать об этом не хочу. Не хочу. Пусть подслушивают сколько угодно. Пусть. А я буду работать. Всем назло.
У меня там Россия должна воевать с Украиной.
Я вытащил из ящика стола карту и расстелил ее перед собой, поверх клавиатуры компьютера.
24 октября 1999 года, воскресенье, 23-15, Москва.
– Интересно излагаешь, – одобрил Игорь Петрович, – занимательно.Виктор Николаевич привстал со стула и манерно поклонился:
– Не нужно оваций.
Потом снова сел на стул и устало потер лицо.
– Устал? – спросил Игорь Петрович.
– Еще как. Настолько вымотался, что даже не сдержался в финале разговора с уважаемым Владимиром Аркадьевичем. Просто не знаю даже, как это получилось?
– Витя, не нужно патетики, у нас здесь ни жучков, ни видеокамер нет. Чисто. У нас не то, что у вас в кабинете.
– У нас в кабинете тоже уже нет. Опять уже все чисто.
– Ты успел переговорить с умельцем?
– Да. Он поет как птичка. Мы даже попытались выйти на заказчика. И одновременно стали нащупывать того, кто попытался сбросить видеозапись на телевидение.
– И?
– В первом случае заказчиком выступил некий кандидат философии, безработный. Во втором случае – он же. Одинокий человек, обиженный и озлобленный.
– Вы его взяли, или оставили для наблюдения?
– Мы его можем только похоронить по-человечески. Он, как и положено безработному, скончался от употребления суррогата алкоголя. В комнате ничего обнаружено не было. Соседи по коммуналке ни в чем таком его не замечали. Все.
– Здорово.
– Еще бы.
– А что поет птичка?
– А что птичка поет? Птичке нужны были деньги. К нему подошел мужик, пообщался, подкинул денег и замечательную идею обогащения. Наш орел и клюнул. Самое обидное для него сейчас то, что его так похабно сдали.
– Это, кстати, и меня интересует. Какого черта было затевать эту нелепую махинацию с видеозаписью именно сейчас? Мы ведь с тобой, когда засекли камеру, полагали, что она будет работать долго и продуктивно.
Виктор Николаевич улыбнулся:
– Ничего, мы зато с Мишей успели продемонстрировать наш спектакль с разоблачением его частной сети.
– Кстати, о спектакле… Я очень волновался о том, как Михаил отреагирует на то, что мы его не только вычислили, но и даже решили использовать в качестве подставной фигуры.
– Нормально отреагировал. Он очень волевой и сильный человек. Мы успели с ним все обсудить в комнате для переговоров, и только потом повторили всю беседу для видеокамеры. И прокололись, – Виктор Николаевич покачал головой. – Честно говоря, я надеялся, что наш Враг попытается, получив такую информацию, попытается выйти на Михаила. А вместо этого, эта запись была передана Сосновскому и Граббе. Нелепо как-то.
– Нелепо. Нам одновременно сдают «крота» под самым боком и сообщают, что некто предпринял атаку на информационном поле. Снова послание? О чем?
– Не знаю. Как не знаю, что должно означать это ЧП в Киеве. Не думал же он, что спровоцирует драку между нами и украинской контрразведкой? Или думал?
– Если думал – значит очень наивный человек. Если не думал, тогда зачем? – Игорь Петрович помял мочку уха. – Кстати, не понятно также, что преследовал тот, кто стуканул на моего Алексеева.
– Его уже выпустили?
– Да, через три часа допроса. Сережа чистосердечно сообщил, что был в командировке, доставлял информацию нашему резиденту. В перестрелке не участвовал, незаконных действий не предпринимал. После моего звонка был с извинениями отпущен. Сейчас потеет над отчетом уже для меня.
– Придется ему уезжать, – сказал Виктор Николаевич.
– Далеко?
– В Киев. Мы его подключим к группе по расследованию убийства офицера украинской контрразведки и нашего агента.
– Если не секрет, чем занимался агент?
– Не секрет. Уже почти год он для нас не занимался ни чем. Ни чем. А украинцы сообщают, что он активно работал. Возникает смешной вопрос – на кого? – Виктор Николаевич подвинул к себе чистый лист бумаги и нарисовал большой знака вопроса. – На кого?
– И отчего украинцы решили, что на нас?
– Это как раз понятно, мы его законсервировали как раз после того, как у них могло возникнуть подозрение. Агент занимался сбором для нас статистики. Никаких важных секретов.
– И его убили…
– И его убили.
– Ладно, будем разбираться. Кому будет подчиняться Алексеев в Киеве?
– Организационно – нашему знакомому майору Петрову из украинской военной контрразведки. Официально он прибудет по линии «Спектра». Регулировать его на месте будет Михаил.
– А мы пока…
– А мы пока будем разгребать завалы. Михаил оставил несколько интересных разработок. Будем брать. И будем также копать потенциальные связи наших продажных журналистов. Кто это их скупает?
– У нас не хватит людей.
– Я знаю.
– Ты говоришь это так спокойно?
– Совершенно спокойно. Все это шевеление и суета – дымовая завеса. На нас валят все, что плохо стоит. Мы будем уворачиваться от камнепада, а тем временем где-то…
– Что говорят твои аналитики о Враге?
– А что они могут говорить? Не дурак. Достаточно молод, при этом опытен. Амбициозен. Очень амбициозен.
– Мания величия?
– Что-то вроде этого. Обижен.
– Кто-то из наших?
– Не исключено. Не исключено. Работать против нас начал, похоже, уже с полгода.
– Выходит, сообщение через Зимнего запоздало?
– Или было отправлено позже. Специально.
– Похоже, нас подняли на крыло? И будут бить влет?
– Ты помнишь, как в Китае уничтожали воробьев? Кто-то решил, что они слишком много зерна клюют на полях.
– Старая история.
– Старая. Но поучительная. Задание партии выполнили, воробьев извели. Причем очень простым способом – их вспугнули, а потом криками не дали сесть на землю и на деревья. И воробьи, на приученные к длительным полетам, тысячами падали вниз – не выдерживало сердце.
– У нас сердце выдержит, – Игорь Петрович чуть нахмурился и полез в карман за сигаретами.
– Будем надеяться.
Глава 4.
27 октября 1999 года, среда, 3-30, время Московское, Чечня.
Гости были в военной форме, при оружии, их сопровождал человек из штаба, но комбат не мог заставить себя воспринимать их как своих. Подполковник не спал уже третьи сутки, эта ночь выдалась относительно спокойной, но отдохнуть не получилось – приехала эта делегация.Восемь человек, двое с погонами подполковников, капитан из штаба и пятеро в камуфляже без знаков различия. Пятерка спокойно расположилась возле стены, расстелив старый, выцвевший от возраста ковер, оружие все держали под рукой.
К ним у комбата претензий не было. За версту чувствовалось, что это люди опытные, понюхавшие пороху и хлебнувшие лиха. А вот офицеры…
От них также за версту разило неприятностями. Один из подполковников был брюнетом, второй – совершенно седой, комбат окрестил их Черным и Белым. То, что сопровождал их капитан из особого отдела, настроения комбату не улучшало.
От подобной категории комбат ничего хорошего не ждал.
– По нашим сведениям, – Черный подвинул керосиновую лампу ближе к карте, – вам противостоит банда численностью до трехсот человек.
– Так точно, – кивнул комбат. Эти сведения он сам передал накануне наверх – удалось разговорить пленного.
– Что вы знаете о составе бандформирования?
– Чеченцы, немного арабов, десятка три хохлов м столько же крымчаков, – и это тоже было в донесении.
– Хорошо, – Черный мельком глянул на сидевшего у рации в углу сержанта, – выведите, пожалуйста, своих людей.
– Глухов, потопчись на дворе, – не оборачиваясь, приказал комбат.
– Подполковник, – по нашим сведениям, сегодня утром банда будет прорываться мимо вас.
– А хрен им, – усмехнулся комбат, – не получится. Место тут очень уж удобное. Сунутся – всех положу.
– Нам так вас и характеризовали в штабе, – сказал Белый.
– Как?
– Как человека, знающего свое дело.
– И не испытывающего должного трепета перед представителями вышестоящего начальства.
– А выше меня здесь только господь Бог. И того гляди, вызовет на доклад, – усмехнулся комбат.
Ведь и дураку понятно, что прибыли гости не просто так, поболтать. Что-то задумали кавалеры, мать их так.
– А вот у вас что? – поинтересовался Черный, ткнув карандашом в карту.
– Тут? Тут у нас овражек. По дну овражка немного мин, над овражком – засада. И в случае чего, я смогу перебросить туда резерв за десять минут. В самом худшем случае – за пятнадцать.
– А если мы уберем мины? – деловым тоном произнес Белый.
– Как это – уберем?
– Снимем. Засада продержится пятнадцать минут?
– Да.
– А если поддержка не успеет?
– Успеет.
– А если поддержка не успеет, – с нажимом повторил Белый.
– Тогда у них будет выбор – отступить или погибнуть. Мои отступать не будут.
– Тогда давайте прикинем, почему к овражку сможет опоздать резерв, – спокойно предложил Черный.
– Что? – резко обернулся к нему комбат.
– Что может помешать вам перебросить поддержку к овражку? Вот если тут и тут будут установлены мины, и первая машина на них подорвется. Вы остановитесь? – Черный внимательно посмотрел в глаза комбату.
Комбат промолчал.
– Остановитесь, – удовлетворенно констатировал Черный. – И на разведку минного поля и его ликвидацию вам понадобится не менее получаса. Так? Так. И поскольку сегодня утром будет сильный туман, авиация вам помочь не сможет… И если боевики ломанутся через овраг, то у них будет почти час для того, чтобы исчезнуть.
– Не будет, – отрезал комбат. – Я не знаю к чему вы ведете, но своих ребят я на смерть не отправлю.
– Естественно, – согласился Черный, – в засаде будут наши люди. Они же снимут ваши мины.
Комбат оглянулся на сидевшую возле стены пятерку. Они не могли не слышать разговора, но на них, похоже, совершенно не произвело впечатления то, что им отводится роль смертников.
– Их могут вот тут прижать, – сказал комбат, указывая на карту.
– Володя, глянь, – один из пятерки, услышав оклик Черного, встал и подошел к карте.
– Вот здесь, – показал комбат.
– Понял, – кивнул Володя.
– Тогда – пора, – подвел черту Белый. – Наша группа
пойдет сейчас, дайте ей провожатых. Через полчаса мы уедем на уазике. Вторая наша машина заминирована. Когда возле овражка начнется заваруха, наш водитель рванет ее
вот тут. Вы начнете отчаянно вызывать авиацию и артиллерию. Володя будет просить помощи по радио, материться и все такое. Вопросы?
– Вопросов нет.
– Хорошо. Через двадцать – двадцать пять минут после прекращения огня в том районе, можете смело выдвигать туда своих людей. Всех остальных, пытающихся прорваться, можете уничтожать.
27 октября 1999 года, среда, 5-00, Москва.
Виктор Николаевич не заметил, как задремал. Только прикрыл на секунду глаза, которые немилосердно пекло, как подал голос телефон:– Да.
– Получено подтверждение прорыва. Наша группа на месте, все подготовлено.
– Понял, свяжитесь со мной, если что-то пойдет не так, – Виктор Николаевич положил телефонную трубку и потер глаза.
Набрал номер. На той стороне трубку подняли сразу:
– Миша? Не разбудил?
– Всегда на посту, Виктор Николаевич, – бодро отрапортовал Михаил.
– Так уж и всегда, – скептически произнес Виктор Николаевич.
– Всегда. Как и мое прямое начальство, – подтвердил бодрым голосом Михаил.
– Тогда передайте коллегам, что их заказ выполняется. Сегодня утром. Пока все под контролем. Если у них есть что-нибудь деревянное под рукой, пусть постучат.
– Ну, Виктор Николаевич, у нас всегда есть под рукой что-нибудь деревянное, а постучать… Нас просто хлебом не корми, дай только постучать.
– Недобро шутите, Миша, недобро.
– А нас этому не учили, нас жизнь учит.
– Когда будут новости – я перезвоню, – вместо прощания, сказал Виктор Николаевич.
27 октября 1999 года, среда, 7-30, время московское, Чечня.
Комбат осмотрел овражек, аккуратно переступая через тела убитых. Восемь человек остались лежать на размокшей глинистой почве. Еще около десятка тел можно было рассмотреть на подходе к оврагу.– Однако, – сказал один из солдат, сопровождавших комбата, перевернув один из трупов.
Комбат тоже посмотрел и не смог не согласиться с подчиненным – пуля вошла боевику в голову точно над переносицей.
– Мужики! – восхитился солдат, осматривая другие тела. – В лобешник, лобешник, горло, снова горло, висок… И это ж затемно стреляли!
– А вот тут трое – на ножи, видать, приняли…
– Дозор. Вот почему эти спокойно в овраг полезли, – пробормотал комбат.
– И все одно – прошли, – покачал головой солдат.
Из кустов позади оврага вынырнул лейтенант:
– Из наших – никого. Там дальше – еще несколько духов лежит. Человек пять нашли.
Комбат оглянулся через плечо, прикидывая, смогут ли чеченцы заметить огонек, решил, что поворот оврага прикрывает его надежно, вытащил из кармана куртки портсигар и зажигалку:
– Из засады точно никого нет?
– Точно. Ну, насколько смогли осмотреть. Решил пока не соваться дальше.
– Правильно решил. Вернешь сюда своих ребят, не забудь снова мины поставить. Этих вот, – комбат неопределенным жестом указал на убитых, – запишешь на свой счет.
– Есть! – немного ошарашено ответил лейтенант.
– Вот то-то, блин, что есть, – комбат докурил сигарету и бросил окурок. – Значит, договоримся – ты героически остановил прорыв в этом месте. Представим тебя и одного-двух солдат. Сам посмотри, кого нужно.
– А засада?
– Не было никакой засады, – хмуро бросил комбат, – все это мы, героические. Кроме нас тут никого и не было.
По этому поводу его особо проинструктировали перед отъездом ночные гости. Еще они предупредили, что в случае гибели одного из их людей, тело нужно будет выдать за одного из боевиков.
Комбат тогда сдержался, чтобы не выматериться, тем более что пятеро, которых это касалось непосредственно, тоже слышали инструктаж и не возражали.
– Может, вдогонку послать наших? – спросил лейтенант.
– За кем?
– Ну, за теми, что прошли…
– А никто не прорвался. Всех ты героически остановил…
– Понятно.
– Понятно. И бойцам своим втолкуй. Либо они герои, блин, либо я им лично языки повырываю.
С шелестом над головами пролетел снаряд, разорвался далеко впереди, разбрасывая в стороны покалеченные деревья.
– Главное – вовремя, – сплюнул комбат. – Ладно, обживайся здесь. Больше фокусов не будет – сам работай.
Комбату нужно было еще сообщить в штаб полка, что все прошло нормально. А потом комбат собирался немного поспать и выполнить инструктаж двух подполковников – все накрепко забыть.
27 октября 1999 года, 9-00, Москва.
– Нравится мне способ связи и координации наших усилий, – улыбнулся Игорь Петрович, после того, как Виктор Николаевич положил телефонную трубку.– Все согласно распоряжению сверху, – улыбнулся в ответ Виктор Николаевич. – Я информирую своего представителя в Украине, он неофициально сообщает представителю украинской стороны. А те…
– А те и без того все знают от своих людей в Чечне.
– А что делать? Официально признаться, что мы не обращаем внимания на действия соседней державы на нашей территории? Не дай Бог, просочится это в прессу… И у нас и у них – выборы на носу.