Страница:
– В чем именно?
– Уже довольно много лет мне удавалось держать свои дела под контролем. Я четко представлял себе, что именно делаю, и чем это должно закончиться. А сейчас… Наверное, это старость.
Михаил промолчал.
– Вы очень тактичны, Михаил, до отвращения.
– Спасибо на добром слове.
– А теперь объясните мне, почему вы исключили меня из списка кандидатов на роль Врага?
– Вас? Ну, я вас уважаю…
– Михаил!
– Я вас действительно уважаю.
– Еще.
– У вас достаточно влияния и возможностей, чтобы не заниматься всей этой белибердой. И у вас нет причины.
– Причина? Причина есть у всех. И ты не можешь этого не знать. Причина… Разве не достаточно, что из нас сделали посмешище? Не достаточно, что мы должны спрашивать разрешение для того, чтобы… Да для всего мы должны спрашивать разрешение! Знать всех главных подонков страны и улыбаться им, вместо того, чтобы взять за шкирку. Или просто вывести в расход. У вас ведь, Михаил, те же побудительные мотивы. Те же. Вы и организацию свою затеяли для того, чтобы иметь возможность восстановить справедливость. Нет?
– Отвечать обязательно?
– Не обязательно, Миша, вовсе не обязательно. Мы и так все поймем, мы с вами очень умные и проницательные. А вас, Миша, не мучают предчувствия, что рано или поздно столкнетесь с тем, что ваше понятие справедливости в ступает в противоречие с понятием справедливости кого-нибудь другого? Не боитесь? Не отвечайте. Вы вполне еще могли об этот не думать…
– Думал, представьте себе.
– И что же? И, кстати, что вас подтолкнуло?
– Буденовск, – коротко ответил Михаил и мельком оглянулся.
– Буденовск.
– Да. Ведь на самом верху знали, что это произойдет. Ведь знали же?
– Не на сто процентов…
– На сто. Не знали где, но великолепно знали когда. И дали этому произойти. Из высших политических соображений. Я очень хорошо помню, какое чувство стыда испытал, когда услышал этот нелепый разговор премьера с террористом. Добрый день, вас беспокоит… У нас в Буденовске, видите ли, добрый день и премьер державы, претендующей на звание великой, извиняется, что он беспокоит бандита. Бандита.
А сейчас мы снова гоняемся за Басаевым по горам и долам. А сколько было захватов после Буденовска? Все можно было закончить там. Мы должны были этого не допустить или закончить уже там. А что получилось? Не нужно только мне рассказывать о том, что теперь все это оправдалось, что страна подготовлена к необходимости применять силу, что мы преодолели афганский синдром, как американцы преодолели вьетнамский после Гренады. Террористы не имеют гражданства? Тогда пусть и те, кто с ними борются, не имеют гражданства тоже.
Государство не может дать средства на собственную защиту, не может заставить зажравшихся сволочей дать денег, не нужно, мы найдем эти деньги. У тех же сволочей, только нам они деньги дадут, потому, что мы не просим их заплатить налоги, мы потребуем. А если они не дадут – мы возьмем сами, не будем ждать их адвоката и грозить штрафом.
– Очень эмоциональная речь. Очень, – Виктор Николаевич покивал головой, – вы, значит, не будете ошибаться?
– Будем. Почти наверняка будем. Но мы готовы заплатить за эти ошибки.
– Да? Чем?
– Жизнью, если хотите.
– Ладно, вы и вам подобные идеалисты. Но ваше время может пройти. Мы не вечны. Вы гарантируете, что ваши преемники будут смотреть на это такими же глазами? Что они не захотят устроить из вашей империи небольшие княжества? Гарантируете? Абсолютная монархия действительно идеальная форма правления, при условии, что идеальный монарх бессмертен. Иначе все рано или поздно выродится в болото.
– Мне еще рано об этом говорить, – глухо ответил Михаил, – нам еще нужно провести нашу первую операцию такого масштаба.
– Действительно, – оживился Виктор Николаевич, – очень своевременно подвернулся «Армагеддон», очень кстати… Вы не забыли мне тогда сразу сообщить, как только узнали? Не забыли?
– Не забыл. Я сознательно не стал вам этого говорить, иначе вы бы не поверили, или я бы спугнул Врага.
– А вы сами не хотите примерить на себя эту роль? Отчего это вы вдруг оказались вне круга подозреваемых?
– Я не могу быть врагом потому, что я им не являюсь точно. Я знаю. А вы не можете быть Врагом, потому, что не убили меня тогда в переулке, во время нашей первой встречи после моего… ухода. И еще по целому ряду признаков…
– Ну и славно, – словно подвел черту Виктор Николаевич, – в общем, я готов с вами сотрудничать. И имею на это разрешение. Когда вы познакомите меня с обстановкой, сложившейся после смерти Мазаева?
– Прямо сейчас и начну, – сказал Михаил. – Вы еще помните украинского контрразведчика Петрова? По «Спектру» и «Шоку»?
– Естественно, тем более, что он встречал и провожал меня в Киеве.
– Так вот с этим самым Петровым возможен ряд забавных вариантов.
Это из характеристик, коими пользовался по большей части Толик. У него не было особой тяги к внешним понтам, но качеству обслуживания и пищи, он, как оказалось, имел высокие требования.
Официант, не распознавший в Толике гурмана, был обматерен и изгнан с глаз долой, а метру пришлось быстренько прислать нового.
– Вот суки, – доверительно сообщил мне Толик, – пока звезды не вставишь, ни хрена не сделают. Ты не замечал?
– Я давно не обедал в ресторане, – осторожно напомнил я Толику о некоторой разнице в нашем финансовом и социальном положении.
– Извини, – быстро врубился Толик.
– Ничего, – печально ответил я, слишком печально, наверное, потому что Толик тут же заявил, что угощает. Я не возражал. Тем более, что я действительно чувствовал себя достойным премии.
– Ну, чего там у тебя? – спросил Толик, немного подкрепившись.
Я в двух словах описал ему свои наработки, Жовнер выслушал молча.
– Вот такие пироги, – закончил я свой рассказ.
– Значит, ты думаешь, что тут чего-то заложили, чтобы если будет нужно, зафигачить этим по Украине?
– В том-то и проблема. Если бы это заложили до отделения, то это можно было бы уже вытащить. А после отделения – хрен чего завезешь в таком количестве. Да и не понятно, что такое можно завезти. Атомная бомба – не факт, кроме все прочего получится заражение собственной территории. Бактериологическое оружие – то же самое.
– Вот о том и базар, – Жовнер покрутил в воздухе вилкой.
– Вот о том и базар.
– А ты не прикидывал, когда могли эту штуку заложить? Чисто по срокам?
– По срокам? – что значит конкретный человек. Пока я прикидывал могли заложить или не могли, Жовнер перешел сразу к срокам, и это меня немного подтолкнуло. – Точно, по срокам.
А по срокам выходило вот что. В начале восьмидесятых не могли, ибо наша военная доктрина подразумевала стремительный танковый бросок к Ла-Маншу. Кто ж в таких условиях станет на собственной территории партизан готовить? Вон даже товарищ Сталин вначале решил, что будет только наступать, и только потом уж пустил под нож обученных партизанских специалистов.
После августа девяносто первого уже Украина стала независимой, и этот номер с ее территорией уже не проходил.
Далее. Начало восьмидесятых – срок не подходящий. Середина… Михаил Горбачев только приступил к своим обязанностям реформатора и демократизацию только-только начали в приказном порядке внедрять в массы… А вот к концу восьмидесятых, к году так восемьдесят девятому – девяностому, вполне могла прийти мысль о необходимости подготовки территории Украины к неприятной процедуре оккупации. Или даже к тому, что она захочет отделиться, как это уже требовали прибалты и кавказцы.
Украина это вам не Литва с Латвией и Эстонией. Украину нельзя выпускать из объятий Союза, иначе Союзу тогда полный алес получается.
– Восемьдесят девятый – девяностый, – почти уверенно сообщил я Жовнеру.
– О, это совсем другое дело, – кивнул тот одобрительно. – Совсем другое дело.
– И до девяносто первого, – добавил я.
– Всего три года.
– Всего три года.
– Это выходит, что нужно искать кого-то, кто может это знать, – глубокомысленно заявил Жовнер.
– Министра обороны Советского Союза.
– А кто тогда был?
– Не помню, – честно сказал я, и только потом для меня дошло, что Жовнер действительно прокручивает в голове вариант, как бы выйти на бывшего министра. – К нему мы не попадем, нам просто не пустят. А если и пустят, он ничего не скажет.
– Не скажет, – согласился Жовнер.
Но у меня снова что-то неопределенное ползало в голове:
– Слышь, Толик, ты в Киеве не можешь поискать кого-нибудь из тех, кто служил еще штабе Киевского военного округа.
– На кой?
– Понимаешь, если что-то и было такое в планах верховного командования, то об этом должны были знать ребята из округа. Им планировать нужно было боевые действия, а, значит, это не должно было для них быть неожиданностью. Сечешь?
– Ну, ты молоток, – минуту подумав, похвалил Жовнер. – Не зря мне тебя порекомендовал покойничек…
И настроение у меня сразу испортилось. Как отрезало. Чертов Жовнер. Чудак на букву эм.
Не было ничего такого. Не было. А если и было, то прошло. Просто ко мне обратился гражданин Анатолий Жовнер и предложил работу. Которую я как раз и выполняю. Пытаюсь, во всяком случае.
– Я пошукаю, – пообещал Жовнер.
– Я больше не нужен? – спросил я.
– Торопишься?
– Личные дела.
– Бабок не нужно?
– Заплачено, – мне тяжело давалась роль бедного, но честного, хоть я и старался. Очень трудно отказываться от денег, когда тебе их предлагают.
– Ну, пока, звони, если что. А я к тебе тоже звякну в случае чего. Будь.
Я пожал руку и вышел.
Будь. В случае чего.
Пока он будет искать там, в Киеве, мы поищем в Городе. Пошукаем, как верно подметил Жовнер.
Глава 7.
В жизни, как мне доверительно сообщили знающие люди, все немного сложнее. Главной проблемой становится лишняя информация. Ее так много, что девать некуда. Совершенно. Приходится массу времени тратить на оценку и отсев пустышки. А с отпечатками пальцев на месте преступления все точно также. Их там слишком много.
Я немного копнул по своим старым связям и сразу же стало понятно, что рискую быть засыпанным информацией. Термин «похоронить» я не использовал из принципиальных соображений. Не стоит гневить судьбу.
В Городе всегда было много военных, гарнизон у нас, слава Богу, один из самых крупных в Украине. Среди моих приятелей военных не так много, но у моих знакомых в приятелях ходит много военных.
Нашелся один бывший охранник подвижной ядерной ракетной установки, рассказавший о специфике советских ракетных войск, другой отставник поведал об организации стрельб баллистическими ракетами, а еще один начал даже по пьяному делу бормотать что-то о размещении ядерных боеголовок в Африке. Все это, конечно, интересно, но для меня было важно сейчас найти кого-нибудь из штаба Киевского военного округа.
Мелькнула надежда, когда меня познакомили с парнем двадцати девяти лет, который срочную службу тянул в Киеве при штабе округа, выполняя важные боевые задачи по уборке помещений и вытряхиванию ковров.
– Там много чего было, – сказал мне парень, – генералов, блин, как собак не резанных. Мы их уже замечать переставали.
Я поддержал его в том смысле, что понимаю его, что и сам я служил срочную недалеко от штаба, правда Северной группы войск, но старших офицеров от подполковника и выше я насмотрелся от души. Особенно много, тонко заметил я, их набивалось в момент учений. Работы было…
Старый воин оживился:
– Точно, мне эти учения во где сидели!
– И часто проходили?
– Часто.
– Под дембель полегчало?
– Хрена там, полегчало! В августе девяносто первого… Нет, в конце июля, в начале августа, устроили командно-штабные ученья. Во мы тогда побегали! Мы и картографы. Задолбались карты клеить. И ведь на хрена все это было нужно? Через две недели после учений – привет, независимая Украина. Считай, я присутствовал при историческом событии – последних командно-штабных учениях Краснознаменного Киевского военного округа.
Последние учения – это драматично, оценил я, в этом есть некая глобальность. Некая…
– А на какую тему учились? – спросил я.
– Хрен его знает, – пожал плечами мой собеседник, – я не интересовался.
– А карты клеили какие? Какой район?
– Украину. Подробная карта.
– Так карта или карты?
– Ты видел когда-нибудь большую штабную карту? Нет? Там и про одну нужно говорить во множественном числе.
– Так одна была карта?
– Одна.
– А народу было много на учениях?
– Достаточно, – мне показалось, что бывший штабной работник обиделся на меня попытку принизить размах последних исторических учений.
– Как обычно, или меньше?
– Ну, разве что немного меньше, – честно признался он.
– И больше ничего такого особенного?
– Черт его…
– Ну, спасибо за информацию, – поблагодарил я, и тут мне в голову пришла замечательная мысль, – а с кем-нибудь из сослуживцев отношения поддерживаешь?
– С одним, Валей Шубиным.
– А он далеко живет?
Валя Шубин был, как это называлось в армии, земой, и жил в Городе с момента демобилизации. В гражданской карьере своей особо далеко не пошел и в настоящий момент торговал китайским ширпотребом на оптовом рынке.
Я его застал там на следующий день, торговля у него шла не особо, и мы смоги поболтать. Немного.
Он подтвердил, что действительно служил при штабе, писарил понемногу и самые последние учения запомнил потому, что бумаг по ним почти не было.
– То есть это как? – не сразу понял я.
– То есть это так, – пояснил мне Шубин, – нас к писанине не допустили. Всю документацию готовили офицеры от старшего лейтенанта и выше. После окончания, особенно после девятнадцатого августа, документация была уничтожена под надзором подполковника из особого отдела. Сожгли в котельной.
– Ни фига себе… – искренне протянул я, – а обычно?
– Обычно большую часть документов переписывали писаря, а потом все бумаги отправляли в архив, – Шубин отвлекся от разговора со мной, потому что мимо как раз проходила дама с тележкой, предлагающая торговцам поесть, а у моего собеседника как раз было время приема пищи.
Похоже, я что-то нащупал. Что-то такое, что выбивается из общего ряда настолько, что даже солдаты срочной службы это почуяли. Чертов Жовнер, он как почувствовал, что здесь нужно покопаться. А вдруг и вправду у нас книжный проект получится удачным? Разбогатею. Но как вычислить, что именно происходило на этих загадочных командно-штабных? Хотя бы тему…
Шубин, кстати, больше ничего внятного сообщить не смог, связей с другими сослуживцами не поддерживал. Пришлось с ним попрощаться и отправиться звонить в Киев, Жовнеру.
– Все-таки были! – обрадовался Жовнер.
– Были, но толку пока с этого… – начал было я, но выяснилось что, Толик времени тоже зря не терял.
– Там у тебя в Городе живет мужик, отставник, подполковник. Мне сказал их общий знакомый, что отставник этот служил в интересующее нас время в штабе. Въехал?
– Въехал.
– Вот и класс. Ты когда сможешь попасть к нему?
– Скажи адрес и имя.
Жовнер продиктовал, и я еще раз поразился, как все-таки тесен мир. Подполковник жил недалеко от меня, частном домике в Лесопарке. Раньше этот район называли Шанхай.
– Зовут его Иван Тихонович Зарудовский. Зарудовский, – еще раз продиктовал мне Толик, пока я, прижав телефонную трубку плечом к уху, торопливо записывал все это в записную книжку. – Когда сходишь?
– Прямо сейчас и пойду, мне до него сейчас идти пятнадцать минут.
Я звонил в Киев, понятно, из переговорного пункта, а пункт этот располагался в ста метрах от Лесопарка.
– Тогда сегодня мне и перезвони, – попросил Толик.
Как оказалось, я немного не рассчитал времени. К дому Зарудовского я добрался только через двадцать минут, к без пятнадцати шесть. Я не учел того, что уже стемнело, и то, что дома в Шанхае традиционно не имеют табличек с номерами.
Хотя это раньше был Шанхай, сейчас молодежь даже не знала, что еще лет двадцать назад слава парней из Шанхая гремела по близлежащим районам.
Но слава прошла, как прошли и лучшие времена жилища подполковника Зарудовского. Одиноко горевший на деревянном столбе фонарь неуверенно освещал полузаваленый дощатый забор и давно не ремонтированный изрядно покосившийся домик.
Я с трудом открыл калитку, а потом минут пять колотил в дверь.
– Кто? – невнятно донеслось из-за дверей.
– Мне нужен Иван Тихонович Зарудовский.
– На кой?
– Мне нужно с ним поговорить!
– Говори, – разрешил дребезжащий голос из-за двери.
– Это вы, Иван Тихонович?
– Я.
– Мне посоветовал к вам обратиться, – я вытащил из кармана записную книжку и продиктовал имя, названное мне по телефону Толиком.
Имя сработало. За дверью загремел засов, потом что-то звякнуло, вроде как крючок откинули. Открылась дверь и в нос шибанула крепкая смесь ароматов – не стираное прокисшее белье, въевшаяся годами сырость, пыль.
– Заходи, – приказал голос из темноты.
– Это последний, – сказал Игорь Петрович удовлетворенно.
– Последний… – Виктор Николаевич открыл папку и углубился в чтение.
– Я себе пока сооружу кофе? – спросил Игорь Петрович.
– Сиди, не генеральское это дело – с чайниками – кофейниками возиться, – не отрываясь от бумаг, бросил Виктор Николаевич, – сейчас еще пока рабочее время, пусть буфет посуетится.
– Да я сам…
Виктор Николаеквич перевернул страницу, поднял телефонную трубку, набрал номер:
– Добрый вечер. Приготовьте два кофе и бутерброды. Да, в кабинет.
Игорь Петрович покачал головой.
– Что головой трясешь? Думаешь, я не заметил?
– Да уж от тебя не спрячешься, Виктор Николаевич, ты у нас зоркий и бдительный.
– И еще я усталый и занятой. И у меня нет ни времени, ни желания бегать по буфетам.
– Да я…
– Это во-первых, а, во-вторых, я этой ночью немного заработался и все кофе в кабинете допил, – Виктор Николаевич закрыл папку и отложил ее в сторону, – и зачем ты мне это показываешь? Неси наверх, я ведь с некоторых пор не вникаю во все подробности, меня перенацелили на другие вопросы…
– И тебе совсем не хочется взглянуть на материалы допроса последнего фигуранта по «Армагеддону»?
– Мало ли, что мне хочется! Мне вон на Гавайи хочется… Хочется… И кто дал такую вводную, чтобы считать этого шкодливого оператора с АЭС последним фигурантом? – Виктор Николаевич внимательно посмотрел в глаза Игорю Петровичу.
– Никто, – пожал плечами тот, – исчерпался список Михаила, исчерпался список из киевского архива, и тот, что мы составили по его данным. У нас нет оснований и материалов, чтобы рыть дальше.
– Это официальная версия. Ты с ней согласен?
– В общих чертах – да.
– А в не общих?
– Виктор, ты получил новые сведения?
– Я получил время на обдумывание старых.
В дверь кабинета постучали, потом вошла официантка из буфета, поставила на стол поднос с едой и вышла.
– Угощайся, – предложил Виктор Николаевич.
– Спасибо, – Игорь Петрович взял чашку и удобнее устроился в кресле, – я жду продолжения.
– Продолжения?
– Ну да, ты же начал говорить о том, что смог обдумать старую информацию.
– Смог. Давай мы с тобой поиграем в простаков?
– Давай, – охотно согласился Игорь Петрович.
– С самого начала. Итак, мы получаем предупреждение о том, что некто таинственный смог собрать до купы десяток очень влиятельных и богатых людей со всего мира и убедил их сброситься деньгами на святое дело уничтожение великой России. Пока ничего странного?
– С точки зрения простака? – осведомился Игорь Петрович.
– Да.
– С точки зрения простака, – Игорь Петрович произнес слово «простак» с некоторым нажимом, – ничего особого не произошло. Все как в обычной жизни – скинулись, заказали.
– Не нужно вживаться в образ настолько, – заметил Виктор Николаевич.
– Не нужно так не нужно, тогда ты не задавай риторических вопросов.
– Хорошо. Без риторики. Странные вещи начинаются уже тут, на этапе планирования и заказа. Что заставило этих богатеньких собраться вместе? Патологическая ненависть в одной шестой части суши?
– У каждого есть какой-то интерес в этом…
– Наверное. Я и сам смогу набросать десятка два вариантов. Но… Ты ведь умеешь проводить секретные встречи?
– Обижаешь.
– Ты можешь устроить так, чтобы никто не узнал о встречи десяти очень заметных людей?
– В принципе – да. Если не щадить денег и людей.
– Вот и я так подумал. А мы с тобой получаем утечку информации об этом совершенно секретном мероприятии. Не странно?
– Один из участников встречи…
– Он мог просто не затеваться с этим. Ведь он не сдал нам заказчиков, к тому же, после начала операции заказчики уже ни какой роли не играют. Нужен исполнитель. Его нам нужно останавливать.
– Логично. Так, может, исполнитель… Хотя, странный тогда получается исполнитель…
– Вот именно, – поднял указательный палец Виктор Николаевич, – не мог исполнитель при достаточном уровне секретности знать о том, кто и в каком количестве вошел в совет учредителей. Для него такая информация не только не нужна, но и чертовски опасна.
– Принято, – кивнул Игорь Петрович. – Тогда кто?
– Вот тут, мне кажется, и начинает маячить еще одна странная и не менее таинственная фигура. Я назвал ее для себя Инициатором. Этот некто смог собрать заказчиков, убедить их в полезности начинания.
– Не притянуто за уши?
– Посуди сам. Мероприятие проходило таким образом, что все были на равных. Такое чувство, что всем десяти одновременно пришла в голову одна и та же мысль – угробить матушку-Россию. Не бывает. Не бывает. Все выглядит так, будто некто составил коммерческий план и сделал всем возможным инвеститорам предложение, от которого они не смогли отказаться.
– Возможно, что и так. Что нам это дает?
– Нам это дает одно очень смешное предположение. Очень-очень смешное. Эти десятеро приняло участие в концессии не совсем по доброй воле. Их немного подтолкнули к этому. Нечто вроде шантажа. Только деньги не просто вымогались, а требовалось вложить их в определенный бизнес.
– Не слишком смелое предположение? – скептически улыбнулся Игорь Петрович.
– А почему бы и не помечтать? Ночью мне так славно мечталось… Так вот, предположим, что на финансистов надавили… И тогда их действия становятся совершенно понятными, они либо получали выгоду, либо огребали массу неприятностей. Вот, как, например, наш большой друг Гельмут Коль.
– Дался тебе этот немец! – поморщился Игорь Петрович, – мы та еще и Клинтона к списку подключим.
– Хорошо, но ты согласишься со мной, что при моем варианте создание этого клуба смерти выглядит логичнее, чем при любом другом, нами рассмотренном.
– А если мы не все рассмотрели?
– Мы в любом случае можем действовать и рассуждать в рамках нашей информации. А эти рамки, пока, дают мне право делать такие предположения. Если не согласен – приведи свой вариант.
– Легко тебе предлагать, – засмеялся Игорь Петрович, – у меня не было ночи для рассуждений и размышлений. Я, извините, подчищал нашу обязательную программу. Последний допрос, сам понимаешь…
– Тогда остановимся пока на моей версии. И получим интересное дополнение к образу Врага. Он очень информирован. Очень. Уровень его информации настолько высок, что, как я подозреваю, во всем мире найдется с десяток настолько информированных людей. Нет?
– В предложенных тобой рамках – согласен. Тогда мы с тобой можем попытаться очертить круг потенциальных кандидатов, наложить на этот круг сетку из поставленных задач и достигнутых результатов и, как уже мне кажется, вариантов останется не так уж много.
– Уже довольно много лет мне удавалось держать свои дела под контролем. Я четко представлял себе, что именно делаю, и чем это должно закончиться. А сейчас… Наверное, это старость.
Михаил промолчал.
– Вы очень тактичны, Михаил, до отвращения.
– Спасибо на добром слове.
– А теперь объясните мне, почему вы исключили меня из списка кандидатов на роль Врага?
– Вас? Ну, я вас уважаю…
– Михаил!
– Я вас действительно уважаю.
– Еще.
– У вас достаточно влияния и возможностей, чтобы не заниматься всей этой белибердой. И у вас нет причины.
– Причина? Причина есть у всех. И ты не можешь этого не знать. Причина… Разве не достаточно, что из нас сделали посмешище? Не достаточно, что мы должны спрашивать разрешение для того, чтобы… Да для всего мы должны спрашивать разрешение! Знать всех главных подонков страны и улыбаться им, вместо того, чтобы взять за шкирку. Или просто вывести в расход. У вас ведь, Михаил, те же побудительные мотивы. Те же. Вы и организацию свою затеяли для того, чтобы иметь возможность восстановить справедливость. Нет?
– Отвечать обязательно?
– Не обязательно, Миша, вовсе не обязательно. Мы и так все поймем, мы с вами очень умные и проницательные. А вас, Миша, не мучают предчувствия, что рано или поздно столкнетесь с тем, что ваше понятие справедливости в ступает в противоречие с понятием справедливости кого-нибудь другого? Не боитесь? Не отвечайте. Вы вполне еще могли об этот не думать…
– Думал, представьте себе.
– И что же? И, кстати, что вас подтолкнуло?
– Буденовск, – коротко ответил Михаил и мельком оглянулся.
– Буденовск.
– Да. Ведь на самом верху знали, что это произойдет. Ведь знали же?
– Не на сто процентов…
– На сто. Не знали где, но великолепно знали когда. И дали этому произойти. Из высших политических соображений. Я очень хорошо помню, какое чувство стыда испытал, когда услышал этот нелепый разговор премьера с террористом. Добрый день, вас беспокоит… У нас в Буденовске, видите ли, добрый день и премьер державы, претендующей на звание великой, извиняется, что он беспокоит бандита. Бандита.
А сейчас мы снова гоняемся за Басаевым по горам и долам. А сколько было захватов после Буденовска? Все можно было закончить там. Мы должны были этого не допустить или закончить уже там. А что получилось? Не нужно только мне рассказывать о том, что теперь все это оправдалось, что страна подготовлена к необходимости применять силу, что мы преодолели афганский синдром, как американцы преодолели вьетнамский после Гренады. Террористы не имеют гражданства? Тогда пусть и те, кто с ними борются, не имеют гражданства тоже.
Государство не может дать средства на собственную защиту, не может заставить зажравшихся сволочей дать денег, не нужно, мы найдем эти деньги. У тех же сволочей, только нам они деньги дадут, потому, что мы не просим их заплатить налоги, мы потребуем. А если они не дадут – мы возьмем сами, не будем ждать их адвоката и грозить штрафом.
– Очень эмоциональная речь. Очень, – Виктор Николаевич покивал головой, – вы, значит, не будете ошибаться?
– Будем. Почти наверняка будем. Но мы готовы заплатить за эти ошибки.
– Да? Чем?
– Жизнью, если хотите.
– Ладно, вы и вам подобные идеалисты. Но ваше время может пройти. Мы не вечны. Вы гарантируете, что ваши преемники будут смотреть на это такими же глазами? Что они не захотят устроить из вашей империи небольшие княжества? Гарантируете? Абсолютная монархия действительно идеальная форма правления, при условии, что идеальный монарх бессмертен. Иначе все рано или поздно выродится в болото.
– Мне еще рано об этом говорить, – глухо ответил Михаил, – нам еще нужно провести нашу первую операцию такого масштаба.
– Действительно, – оживился Виктор Николаевич, – очень своевременно подвернулся «Армагеддон», очень кстати… Вы не забыли мне тогда сразу сообщить, как только узнали? Не забыли?
– Не забыл. Я сознательно не стал вам этого говорить, иначе вы бы не поверили, или я бы спугнул Врага.
– А вы сами не хотите примерить на себя эту роль? Отчего это вы вдруг оказались вне круга подозреваемых?
– Я не могу быть врагом потому, что я им не являюсь точно. Я знаю. А вы не можете быть Врагом, потому, что не убили меня тогда в переулке, во время нашей первой встречи после моего… ухода. И еще по целому ряду признаков…
– Ну и славно, – словно подвел черту Виктор Николаевич, – в общем, я готов с вами сотрудничать. И имею на это разрешение. Когда вы познакомите меня с обстановкой, сложившейся после смерти Мазаева?
– Прямо сейчас и начну, – сказал Михаил. – Вы еще помните украинского контрразведчика Петрова? По «Спектру» и «Шоку»?
– Естественно, тем более, что он встречал и провожал меня в Киеве.
– Так вот с этим самым Петровым возможен ряд забавных вариантов.
24 января 2000 года, понедельник, 12-30 по Киеву, Город.
Жовнер приехал ровно через двадцать часов после моего звонка. Домой я его приглашать, естественно, не стал. Стрелку мы, как и положено нормальным ребятам, забили в кабаке, не слишком крутом, но и не слишком голимом.Это из характеристик, коими пользовался по большей части Толик. У него не было особой тяги к внешним понтам, но качеству обслуживания и пищи, он, как оказалось, имел высокие требования.
Официант, не распознавший в Толике гурмана, был обматерен и изгнан с глаз долой, а метру пришлось быстренько прислать нового.
– Вот суки, – доверительно сообщил мне Толик, – пока звезды не вставишь, ни хрена не сделают. Ты не замечал?
– Я давно не обедал в ресторане, – осторожно напомнил я Толику о некоторой разнице в нашем финансовом и социальном положении.
– Извини, – быстро врубился Толик.
– Ничего, – печально ответил я, слишком печально, наверное, потому что Толик тут же заявил, что угощает. Я не возражал. Тем более, что я действительно чувствовал себя достойным премии.
– Ну, чего там у тебя? – спросил Толик, немного подкрепившись.
Я в двух словах описал ему свои наработки, Жовнер выслушал молча.
– Вот такие пироги, – закончил я свой рассказ.
– Значит, ты думаешь, что тут чего-то заложили, чтобы если будет нужно, зафигачить этим по Украине?
– В том-то и проблема. Если бы это заложили до отделения, то это можно было бы уже вытащить. А после отделения – хрен чего завезешь в таком количестве. Да и не понятно, что такое можно завезти. Атомная бомба – не факт, кроме все прочего получится заражение собственной территории. Бактериологическое оружие – то же самое.
– Вот о том и базар, – Жовнер покрутил в воздухе вилкой.
– Вот о том и базар.
– А ты не прикидывал, когда могли эту штуку заложить? Чисто по срокам?
– По срокам? – что значит конкретный человек. Пока я прикидывал могли заложить или не могли, Жовнер перешел сразу к срокам, и это меня немного подтолкнуло. – Точно, по срокам.
А по срокам выходило вот что. В начале восьмидесятых не могли, ибо наша военная доктрина подразумевала стремительный танковый бросок к Ла-Маншу. Кто ж в таких условиях станет на собственной территории партизан готовить? Вон даже товарищ Сталин вначале решил, что будет только наступать, и только потом уж пустил под нож обученных партизанских специалистов.
После августа девяносто первого уже Украина стала независимой, и этот номер с ее территорией уже не проходил.
Далее. Начало восьмидесятых – срок не подходящий. Середина… Михаил Горбачев только приступил к своим обязанностям реформатора и демократизацию только-только начали в приказном порядке внедрять в массы… А вот к концу восьмидесятых, к году так восемьдесят девятому – девяностому, вполне могла прийти мысль о необходимости подготовки территории Украины к неприятной процедуре оккупации. Или даже к тому, что она захочет отделиться, как это уже требовали прибалты и кавказцы.
Украина это вам не Литва с Латвией и Эстонией. Украину нельзя выпускать из объятий Союза, иначе Союзу тогда полный алес получается.
– Восемьдесят девятый – девяностый, – почти уверенно сообщил я Жовнеру.
– О, это совсем другое дело, – кивнул тот одобрительно. – Совсем другое дело.
– И до девяносто первого, – добавил я.
– Всего три года.
– Всего три года.
– Это выходит, что нужно искать кого-то, кто может это знать, – глубокомысленно заявил Жовнер.
– Министра обороны Советского Союза.
– А кто тогда был?
– Не помню, – честно сказал я, и только потом для меня дошло, что Жовнер действительно прокручивает в голове вариант, как бы выйти на бывшего министра. – К нему мы не попадем, нам просто не пустят. А если и пустят, он ничего не скажет.
– Не скажет, – согласился Жовнер.
Но у меня снова что-то неопределенное ползало в голове:
– Слышь, Толик, ты в Киеве не можешь поискать кого-нибудь из тех, кто служил еще штабе Киевского военного округа.
– На кой?
– Понимаешь, если что-то и было такое в планах верховного командования, то об этом должны были знать ребята из округа. Им планировать нужно было боевые действия, а, значит, это не должно было для них быть неожиданностью. Сечешь?
– Ну, ты молоток, – минуту подумав, похвалил Жовнер. – Не зря мне тебя порекомендовал покойничек…
И настроение у меня сразу испортилось. Как отрезало. Чертов Жовнер. Чудак на букву эм.
Не было ничего такого. Не было. А если и было, то прошло. Просто ко мне обратился гражданин Анатолий Жовнер и предложил работу. Которую я как раз и выполняю. Пытаюсь, во всяком случае.
– Я пошукаю, – пообещал Жовнер.
– Я больше не нужен? – спросил я.
– Торопишься?
– Личные дела.
– Бабок не нужно?
– Заплачено, – мне тяжело давалась роль бедного, но честного, хоть я и старался. Очень трудно отказываться от денег, когда тебе их предлагают.
– Ну, пока, звони, если что. А я к тебе тоже звякну в случае чего. Будь.
Я пожал руку и вышел.
Будь. В случае чего.
Пока он будет искать там, в Киеве, мы поищем в Городе. Пошукаем, как верно подметил Жовнер.
Глава 7.
27 января 2000 года, четверг, 17-45 по Киеву, Город.
Как только ты начинаешь искать, сразу же на тебя обрушивается поток информации. Неизбежно. В детективах обычно не так, там информацию находят по кусочку и потом орлы-следователи по разрозненным фрагментам воссоздают картину преступления.В жизни, как мне доверительно сообщили знающие люди, все немного сложнее. Главной проблемой становится лишняя информация. Ее так много, что девать некуда. Совершенно. Приходится массу времени тратить на оценку и отсев пустышки. А с отпечатками пальцев на месте преступления все точно также. Их там слишком много.
Я немного копнул по своим старым связям и сразу же стало понятно, что рискую быть засыпанным информацией. Термин «похоронить» я не использовал из принципиальных соображений. Не стоит гневить судьбу.
В Городе всегда было много военных, гарнизон у нас, слава Богу, один из самых крупных в Украине. Среди моих приятелей военных не так много, но у моих знакомых в приятелях ходит много военных.
Нашелся один бывший охранник подвижной ядерной ракетной установки, рассказавший о специфике советских ракетных войск, другой отставник поведал об организации стрельб баллистическими ракетами, а еще один начал даже по пьяному делу бормотать что-то о размещении ядерных боеголовок в Африке. Все это, конечно, интересно, но для меня было важно сейчас найти кого-нибудь из штаба Киевского военного округа.
Мелькнула надежда, когда меня познакомили с парнем двадцати девяти лет, который срочную службу тянул в Киеве при штабе округа, выполняя важные боевые задачи по уборке помещений и вытряхиванию ковров.
– Там много чего было, – сказал мне парень, – генералов, блин, как собак не резанных. Мы их уже замечать переставали.
Я поддержал его в том смысле, что понимаю его, что и сам я служил срочную недалеко от штаба, правда Северной группы войск, но старших офицеров от подполковника и выше я насмотрелся от души. Особенно много, тонко заметил я, их набивалось в момент учений. Работы было…
Старый воин оживился:
– Точно, мне эти учения во где сидели!
– И часто проходили?
– Часто.
– Под дембель полегчало?
– Хрена там, полегчало! В августе девяносто первого… Нет, в конце июля, в начале августа, устроили командно-штабные ученья. Во мы тогда побегали! Мы и картографы. Задолбались карты клеить. И ведь на хрена все это было нужно? Через две недели после учений – привет, независимая Украина. Считай, я присутствовал при историческом событии – последних командно-штабных учениях Краснознаменного Киевского военного округа.
Последние учения – это драматично, оценил я, в этом есть некая глобальность. Некая…
– А на какую тему учились? – спросил я.
– Хрен его знает, – пожал плечами мой собеседник, – я не интересовался.
– А карты клеили какие? Какой район?
– Украину. Подробная карта.
– Так карта или карты?
– Ты видел когда-нибудь большую штабную карту? Нет? Там и про одну нужно говорить во множественном числе.
– Так одна была карта?
– Одна.
– А народу было много на учениях?
– Достаточно, – мне показалось, что бывший штабной работник обиделся на меня попытку принизить размах последних исторических учений.
– Как обычно, или меньше?
– Ну, разве что немного меньше, – честно признался он.
– И больше ничего такого особенного?
– Черт его…
– Ну, спасибо за информацию, – поблагодарил я, и тут мне в голову пришла замечательная мысль, – а с кем-нибудь из сослуживцев отношения поддерживаешь?
– С одним, Валей Шубиным.
– А он далеко живет?
Валя Шубин был, как это называлось в армии, земой, и жил в Городе с момента демобилизации. В гражданской карьере своей особо далеко не пошел и в настоящий момент торговал китайским ширпотребом на оптовом рынке.
Я его застал там на следующий день, торговля у него шла не особо, и мы смоги поболтать. Немного.
Он подтвердил, что действительно служил при штабе, писарил понемногу и самые последние учения запомнил потому, что бумаг по ним почти не было.
– То есть это как? – не сразу понял я.
– То есть это так, – пояснил мне Шубин, – нас к писанине не допустили. Всю документацию готовили офицеры от старшего лейтенанта и выше. После окончания, особенно после девятнадцатого августа, документация была уничтожена под надзором подполковника из особого отдела. Сожгли в котельной.
– Ни фига себе… – искренне протянул я, – а обычно?
– Обычно большую часть документов переписывали писаря, а потом все бумаги отправляли в архив, – Шубин отвлекся от разговора со мной, потому что мимо как раз проходила дама с тележкой, предлагающая торговцам поесть, а у моего собеседника как раз было время приема пищи.
Похоже, я что-то нащупал. Что-то такое, что выбивается из общего ряда настолько, что даже солдаты срочной службы это почуяли. Чертов Жовнер, он как почувствовал, что здесь нужно покопаться. А вдруг и вправду у нас книжный проект получится удачным? Разбогатею. Но как вычислить, что именно происходило на этих загадочных командно-штабных? Хотя бы тему…
Шубин, кстати, больше ничего внятного сообщить не смог, связей с другими сослуживцами не поддерживал. Пришлось с ним попрощаться и отправиться звонить в Киев, Жовнеру.
– Все-таки были! – обрадовался Жовнер.
– Были, но толку пока с этого… – начал было я, но выяснилось что, Толик времени тоже зря не терял.
– Там у тебя в Городе живет мужик, отставник, подполковник. Мне сказал их общий знакомый, что отставник этот служил в интересующее нас время в штабе. Въехал?
– Въехал.
– Вот и класс. Ты когда сможешь попасть к нему?
– Скажи адрес и имя.
Жовнер продиктовал, и я еще раз поразился, как все-таки тесен мир. Подполковник жил недалеко от меня, частном домике в Лесопарке. Раньше этот район называли Шанхай.
– Зовут его Иван Тихонович Зарудовский. Зарудовский, – еще раз продиктовал мне Толик, пока я, прижав телефонную трубку плечом к уху, торопливо записывал все это в записную книжку. – Когда сходишь?
– Прямо сейчас и пойду, мне до него сейчас идти пятнадцать минут.
Я звонил в Киев, понятно, из переговорного пункта, а пункт этот располагался в ста метрах от Лесопарка.
– Тогда сегодня мне и перезвони, – попросил Толик.
Как оказалось, я немного не рассчитал времени. К дому Зарудовского я добрался только через двадцать минут, к без пятнадцати шесть. Я не учел того, что уже стемнело, и то, что дома в Шанхае традиционно не имеют табличек с номерами.
Хотя это раньше был Шанхай, сейчас молодежь даже не знала, что еще лет двадцать назад слава парней из Шанхая гремела по близлежащим районам.
Но слава прошла, как прошли и лучшие времена жилища подполковника Зарудовского. Одиноко горевший на деревянном столбе фонарь неуверенно освещал полузаваленый дощатый забор и давно не ремонтированный изрядно покосившийся домик.
Я с трудом открыл калитку, а потом минут пять колотил в дверь.
– Кто? – невнятно донеслось из-за дверей.
– Мне нужен Иван Тихонович Зарудовский.
– На кой?
– Мне нужно с ним поговорить!
– Говори, – разрешил дребезжащий голос из-за двери.
– Это вы, Иван Тихонович?
– Я.
– Мне посоветовал к вам обратиться, – я вытащил из кармана записную книжку и продиктовал имя, названное мне по телефону Толиком.
Имя сработало. За дверью загремел засов, потом что-то звякнуло, вроде как крючок откинули. Открылась дверь и в нос шибанула крепкая смесь ароматов – не стираное прокисшее белье, въевшаяся годами сырость, пыль.
– Заходи, – приказал голос из темноты.
27 января 2000 года, четверг, 19-00, Москва.
Игорь Петрович положил на стол перед Виктором Николаевичем папку и сел в кресло.– Это последний, – сказал Игорь Петрович удовлетворенно.
– Последний… – Виктор Николаевич открыл папку и углубился в чтение.
– Я себе пока сооружу кофе? – спросил Игорь Петрович.
– Сиди, не генеральское это дело – с чайниками – кофейниками возиться, – не отрываясь от бумаг, бросил Виктор Николаевич, – сейчас еще пока рабочее время, пусть буфет посуетится.
– Да я сам…
Виктор Николаеквич перевернул страницу, поднял телефонную трубку, набрал номер:
– Добрый вечер. Приготовьте два кофе и бутерброды. Да, в кабинет.
Игорь Петрович покачал головой.
– Что головой трясешь? Думаешь, я не заметил?
– Да уж от тебя не спрячешься, Виктор Николаевич, ты у нас зоркий и бдительный.
– И еще я усталый и занятой. И у меня нет ни времени, ни желания бегать по буфетам.
– Да я…
– Это во-первых, а, во-вторых, я этой ночью немного заработался и все кофе в кабинете допил, – Виктор Николаевич закрыл папку и отложил ее в сторону, – и зачем ты мне это показываешь? Неси наверх, я ведь с некоторых пор не вникаю во все подробности, меня перенацелили на другие вопросы…
– И тебе совсем не хочется взглянуть на материалы допроса последнего фигуранта по «Армагеддону»?
– Мало ли, что мне хочется! Мне вон на Гавайи хочется… Хочется… И кто дал такую вводную, чтобы считать этого шкодливого оператора с АЭС последним фигурантом? – Виктор Николаевич внимательно посмотрел в глаза Игорю Петровичу.
– Никто, – пожал плечами тот, – исчерпался список Михаила, исчерпался список из киевского архива, и тот, что мы составили по его данным. У нас нет оснований и материалов, чтобы рыть дальше.
– Это официальная версия. Ты с ней согласен?
– В общих чертах – да.
– А в не общих?
– Виктор, ты получил новые сведения?
– Я получил время на обдумывание старых.
В дверь кабинета постучали, потом вошла официантка из буфета, поставила на стол поднос с едой и вышла.
– Угощайся, – предложил Виктор Николаевич.
– Спасибо, – Игорь Петрович взял чашку и удобнее устроился в кресле, – я жду продолжения.
– Продолжения?
– Ну да, ты же начал говорить о том, что смог обдумать старую информацию.
– Смог. Давай мы с тобой поиграем в простаков?
– Давай, – охотно согласился Игорь Петрович.
– С самого начала. Итак, мы получаем предупреждение о том, что некто таинственный смог собрать до купы десяток очень влиятельных и богатых людей со всего мира и убедил их сброситься деньгами на святое дело уничтожение великой России. Пока ничего странного?
– С точки зрения простака? – осведомился Игорь Петрович.
– Да.
– С точки зрения простака, – Игорь Петрович произнес слово «простак» с некоторым нажимом, – ничего особого не произошло. Все как в обычной жизни – скинулись, заказали.
– Не нужно вживаться в образ настолько, – заметил Виктор Николаевич.
– Не нужно так не нужно, тогда ты не задавай риторических вопросов.
– Хорошо. Без риторики. Странные вещи начинаются уже тут, на этапе планирования и заказа. Что заставило этих богатеньких собраться вместе? Патологическая ненависть в одной шестой части суши?
– У каждого есть какой-то интерес в этом…
– Наверное. Я и сам смогу набросать десятка два вариантов. Но… Ты ведь умеешь проводить секретные встречи?
– Обижаешь.
– Ты можешь устроить так, чтобы никто не узнал о встречи десяти очень заметных людей?
– В принципе – да. Если не щадить денег и людей.
– Вот и я так подумал. А мы с тобой получаем утечку информации об этом совершенно секретном мероприятии. Не странно?
– Один из участников встречи…
– Он мог просто не затеваться с этим. Ведь он не сдал нам заказчиков, к тому же, после начала операции заказчики уже ни какой роли не играют. Нужен исполнитель. Его нам нужно останавливать.
– Логично. Так, может, исполнитель… Хотя, странный тогда получается исполнитель…
– Вот именно, – поднял указательный палец Виктор Николаевич, – не мог исполнитель при достаточном уровне секретности знать о том, кто и в каком количестве вошел в совет учредителей. Для него такая информация не только не нужна, но и чертовски опасна.
– Принято, – кивнул Игорь Петрович. – Тогда кто?
– Вот тут, мне кажется, и начинает маячить еще одна странная и не менее таинственная фигура. Я назвал ее для себя Инициатором. Этот некто смог собрать заказчиков, убедить их в полезности начинания.
– Не притянуто за уши?
– Посуди сам. Мероприятие проходило таким образом, что все были на равных. Такое чувство, что всем десяти одновременно пришла в голову одна и та же мысль – угробить матушку-Россию. Не бывает. Не бывает. Все выглядит так, будто некто составил коммерческий план и сделал всем возможным инвеститорам предложение, от которого они не смогли отказаться.
– Возможно, что и так. Что нам это дает?
– Нам это дает одно очень смешное предположение. Очень-очень смешное. Эти десятеро приняло участие в концессии не совсем по доброй воле. Их немного подтолкнули к этому. Нечто вроде шантажа. Только деньги не просто вымогались, а требовалось вложить их в определенный бизнес.
– Не слишком смелое предположение? – скептически улыбнулся Игорь Петрович.
– А почему бы и не помечтать? Ночью мне так славно мечталось… Так вот, предположим, что на финансистов надавили… И тогда их действия становятся совершенно понятными, они либо получали выгоду, либо огребали массу неприятностей. Вот, как, например, наш большой друг Гельмут Коль.
– Дался тебе этот немец! – поморщился Игорь Петрович, – мы та еще и Клинтона к списку подключим.
– Хорошо, но ты согласишься со мной, что при моем варианте создание этого клуба смерти выглядит логичнее, чем при любом другом, нами рассмотренном.
– А если мы не все рассмотрели?
– Мы в любом случае можем действовать и рассуждать в рамках нашей информации. А эти рамки, пока, дают мне право делать такие предположения. Если не согласен – приведи свой вариант.
– Легко тебе предлагать, – засмеялся Игорь Петрович, – у меня не было ночи для рассуждений и размышлений. Я, извините, подчищал нашу обязательную программу. Последний допрос, сам понимаешь…
– Тогда остановимся пока на моей версии. И получим интересное дополнение к образу Врага. Он очень информирован. Очень. Уровень его информации настолько высок, что, как я подозреваю, во всем мире найдется с десяток настолько информированных людей. Нет?
– В предложенных тобой рамках – согласен. Тогда мы с тобой можем попытаться очертить круг потенциальных кандидатов, наложить на этот круг сетку из поставленных задач и достигнутых результатов и, как уже мне кажется, вариантов останется не так уж много.