Он только не был готов стрелять в спину.
      Выглянув в коридор, Никоненко заметив слабые отблески света в комнате. С фонариком лазят, понял Егор Степанович. Он тихонько прошел по коридору, стараясь тихо переступать босыми ногами, затаил дыхание.
      В комнате звякнуло стекло, значит, чужак сейчас капается в серванте. Егор Степанович взвел курки и решительно шагнул в комнату.
      – Стоять! – скомандовал Никоненко.
      Если бы вор был один, то шансов у него не было. С трех метров картечью промахнуться было трудно, практически невозможно. Но полковник в отставке Никоненко не знал, что около двери стоит второй человек.
      Этот человек молча взмахнул левой рукой, поднимая стволы вверх, а правой ударил. Не сильно. Без замаха. Нож вошел хозяину дома под вздох.
      Егор Степанович задохнулся, ноги подогнулись. Палец непроизвольно нажал на спуск, и грохнул выстрел.
      Воры метнулись к входной двери, тот, что возился возле серванта замешкался, споткнувшись о тело Никоненко, и столкнулся в коридоре с его выбежавшей из спальни женой.
      Она вскрикнула, но чужая рука сдавила ей горло и ударила затылком о стену. Раз, потом еще раз. Хрустнула затылочная кость.
      Никоненко не умер сразу, собрав все силы, он выбрался в коридор и дополз до тела жены, окликнул. Но она не ответила. Егор Степанович ощупал ее тело и застонал, наткнувшись пальцами на рану. Он сразу понял, что жена мертва.
      Закричать не хватило силы. Только стон. Егор Степанович подумал, что скоро в их квартиру придут, что люди будут смотреть на ее мертвое тело. У Никоненко еще хватило сил, чтобы поправить на мертвой жене ночную рубаху.
      Потом сердце Егора Степановича остановилось.
 
29 января 2000 года, суббота, 7-00, Киев.
      Позавчера я позвонил Жовнеру и сообщил о своей беседе. Толик помолчал на том конце провода, а потом потребовал, чтобы я выехал в Киев немедленно. Я чуть было не согласился, потом взял себя в руки и потребовал один день на приведение в порядок личных дел.
      Ночью мне снова приснился лес и запах крови, только на этот раз возле меня стоял не Зимний, а почему-то Жовнер, Михаил и Паша Ковальчук. Все остальное было обычным – листья, кровь, запах и мой беззвучный крик, и внезапное пробуждение посреди ночи. Я заставил себя снова лечь в постель, и снова – запах, кровь, крик.
      Утром я предупредил Алиску, что уезжаю, мы съездили на вокзал за билет для меня. Мне удалось Алиску даже рассмешить пару раз. Это все, на что меня хватило. Алиска была рядом и словно в ста километрах. В свою личную жизнь Алиска меня пускает ровно настолько, насколько пускает и ни на миллиметр дальше.
      И то, что я ее люблю вовсе ничего не меняет. Я до сих пор не уверен, что она испытывает ко мне что-то кроме дружбы. Это доводит меня до безумия, но тут я ничего не могу поделать. Я так и не научился понимать женщин. Особенно тех, кого люблю.
      Мы попрощались с Алиской довольно холодно.
      Дома меня ждала новость. Вернее, новость ворвалась в дом через час после моего возвращения с вокзала. Естественно, зазвонил телефон и, естественно, звонил вовсе не тот, кого я хотел бы услышать. Снова призрак из прошлого. На этот раз господин Петров.
      Господин Петров очень вежливо спрашивал у меня, смогу ли я его завтра к утру принять у себя дома, а я сообщил ему, что не могу, что завтра утром планирую быть в Киеве.
      – Вот и отлично, – обрадовался Петров, – там мы с вами и встретимся. На перроне, если вы не возражаете.
      Я не нашел в себе сил возразить и назвал номер вагона.
      И вот теперь стоял на пустом перроне и оглядывался по сторонам. Явиться ко мне должны были двое, Петров и Жовнер. Я перед отправлением поезда успел сообщить своему работодателю о странной просьбе о встрече, и тот заявил, что это ему совершенно не нравится, что он пошлет к чертовой матери любого, что разорвет вдребезги и пополам. Я решил дать ему такую возможность.
      И он запаздывал своей возможностью воспользоваться. Я начал замерзать. Ночь спал плохо, хотя мой дежурный кошмар на это раз взял отгул.
      О чем со мной решил переговорить Петров? Только он один из всей теплой команды персонажей моего романа еще не появлялся на горизонте. И вот, наконец.
      – Извините, Александр Карлович, что опоздал, – Петров действительно выглядел немного расстроенным.
      – Ничего, – проигнорировал я его протянутую руку, – я еще одного человека жду.
      – А потом вы куда?
      – А потом это вас не должно волновать, – окрысился я неожиданно для себя, – вы хотели со мной поговорить – говорите. И не более того. Подробнее – по повестке.
      – Ладно, раз вам нравится беседовать на морозе, извольте, – Петров вытащил из карманов перчатки и натянул их на руки, – к нам вчера поступил сигнал, что некий Александр Карлович Заренко пытается копаться в старых подштанниках.
      – В чьих? – тупо спросил я, лихорадочно пытаясь понять, кто мог такое сообщить. Был один кандидат…
      – Вам мало своих проблем? – сердито осведомился Петров, – Вы решили заняться вопросами десятилетней давности и поперлись прямо туда, где вам быть и не следовало бы.
      – Зарудовский?
      – Зарудовский, Зарудовский…
      – Сволочь старая, – с чувством оценил я.
      – А чего вы хотели? Он, между прочим, дисциплинированно сообщает о всех попытках выйти на него и на группу, в которой он работал. Вернее, это он впервые нам сообщил. Но такая договоренность у него с нами была давно. Он вас по полной программе прокрутил? И фотография, и списки?
      – Да, – кивнул я.
      Ловко. Старая скотина. Это он мне вешал на уши лапшу, а потом бросился к телефону и стуканул…
      – Все врал?
      – Почему? Наоборот, говорил правду и только правду. Даже списки настоящие.
      – А убиенные коллеги?
      – А вы думали, отчего он с нами сотрудничать начал? После всех этих разборок и начал.
      – Вы нашли тех, кто убивал?
      – Никто не убивал, – быстро сообщил Петров с самым невозмутимым видом, – вы же сами слышали, я надеюсь, самоубийства и несчастные случаи.
      Я мельком глянул Петрову через плечо и тут же отвел взгляд. На перрон как раз спускался тот самый, кто обещал разорвать Петрова вдребезги и пополам.
      – Хорошо, – кивнул я, – но почему именно вам было поручено говорить со мной?
      – Вы меня разочаровываете, Александр Карлович. Кому же как не мне? Как только выяснилось, что это вы…
      – Хорошая память у деда.
      – Профессиональная. Как только выяснилось, что это мой старый знакомый, тут же мне было поручено с вами поболтать и намекнуть, что вам нечего там делать. Не-че-го.
      Мне стало легко. На душе даже потеплело. Петров собрался выкручивать мне руки. Петров собрался мне запрещать. Петров решил наступить на горло свободе слова. Мое плохое настроение наконец получило возможность персонифицировать враждебное мне мироздание. Долго-долго копилось у меня внутри раздражение, а тут очень удачно господин Петров сунулся по минному полю без миноискателя…
      – Это вас так волнует? – осведомился я.
      – Представьте себе…
      – И что именно вас волнует? То, что человек, не находящийся на государственной службе отправляется к другому человеку, также не находящемуся на государственной службе? Я что, пересек линию поста? И вы теперь орете мне: «Стой, стрелять буду!»? Вы кто, часовой? – я улыбнулся, Боже, как я мерзко улыбнулся!
      Это я не Петрову улыбнулся, и это я не Петрова посылал куда подальше от своей личной жизни. Не только Петрова. Это я и Михаилу отвечал, с его намеками о моем ничтожестве и беззащитности, это я Пашу посылал, который имел наглость привести ко мне в дом этого шпиона…
      Это я себя, испуганного и дрожащего, ставил на место. Хватит.
      – Вы ясно меня поняли? Хватит. Идите вы на все четыре стороны и больше не попадайтесь мне на глаза, господин Петров. И шефам своим скажите, чтобы они отцепились от меня. Я не желаю больше участвовать в ваших играх, и не собираюсь дрожать при одном только суровом взгляде дядь из ваших дерьмовых секретных организаций. Я послал Михаила, я посылаю и вас. Я не желаю… – я слишком напрягал горло и был наказан внезапным приступом кашля.
      Петров воспользовался паузой:
      – Это ваше право – делать то, что вам хочется. А наше право, в свою очередь, следить за тем, чтобы вы не нанесли ущерб…
      – Кому? Памяти великого Советского Союза? Ведь вам должен был сообщить ваш Зарудовский, что меня интересует только один вопрос. Последние учения Киевского военного округа. И все.
      – И этого достаточно. Достаточно даже того, что вы видели списки секретных объектов…
      – И на них не было ни каких грифов. Ни каких. Это были не документы, а так, шпаргалки одуревшего от страха и безделья бывшего подполковника. В общем – все. Я больше не желаю с вами разговаривать. Вы свободны. Вы вольны делать все, что вам заблагорассудится. Но не вздумайте больше лезть ко мне или моей семье, – после этой фразы я должен был повернуться и уйти с гордо поднятой головой, но внезапно вмешался Жовнер, маячивший все это время за спиной у Петрова:
      – Привет.
      – Привет, – автоматически буркнул я.
      – А ты чего не здороваешься, братан? – Жовнер остановился перед Петровым, – Мы ж с тобой знакомы…
      Петров побледнел. Немного, но я заметил, я отчего-то очень внимательно рассматривал его лицо. Зрачки Петрова сузились, словно попытались спрятаться в глубине глаз.
      – Доброе утро…
      – Так ты у нас, оказывается, мент… – как-то удовлетворенно протянул Жовнер.
      – Он не мент, – поправил я, – несколько лет назад он работал в военной контрразведке.
      – О, круто! Это твои ребята меня дергали, кулаком по столу лупили и угрожали. Твои?
      – Вы о чем? – Петров сказал это на столько неуверенно, что мне его даже стало жалко. Я себе представить не мог, что мой работодатель сможет при первой же встрече произвести на наглого и самоуверенного контрразведчика такое сильное впечатление. Только почему при первой встрече? Жовнер сказал, что они знакомы…
      – Ни о чем! Ты мне лучше скажи, с покойным Ивановым ты по работе общался? Это ты его спалил?
      Петров качнулся, будто собирался попятиться, но в последнее мгновение удержался. А Жовнер продолжал давить, я не понимал как и почему стал возможным этот разговор, но то, что для Петрова он стал полной неожиданностью, и что Петров никак не может найти подходящую линию поведения, я понял сразу.
      – Стой, земляк! – Жовнер хлопнул себя по бедру. – А твои начальники знали, что ты обедал вместе с Ивановичем? Знали? И что ты Ивановичу тогда такого сказал в кабаке, что он даже не доел и сорвался?
      – Это не ваше дело, – и опять Петров отреагировал вяло и нелепо.
      – Серьезно? – удивился Жовнер.
      – Мне нужно идти…
      – Правильно, и я с тобой. Вместе сходим к твоим командирам. Я, понимаешь, этот, законопослушный гражданин, и должен стукануть при случае, бдительность проявить…
      – Сколько угодно!
      – А что ж ты так испугался?
      Точно, Петров испугался, банально испугался, словно пацан, которого застукали на горячем. Я ошалело смотрел на все происходящее. Все вдруг перемешалось в мире. Простой конкретный парень наезжает на крутого бойца невидимого фронта, а тот стоит и лепечет что-то неуверенно…
      – Можете идти куда угодно и говорить кому угодно, – Петров попытался отодвинуть Жовнера в сторону, но получилось у него это слабо. Вообще не получилось.
      – Стоять, – негромко скомандовал Жовнер, и Петров вдруг подчинился.
      – Мне отчего-то показалось, – лицо Жовнера приобрело хищное выражение, – что нам нужно поговорить…
      Петров должен был послать Жовнера, должен был угрожать ему и вообще демонстрировать свое возмущение и крутизну. Это должен был сделать тот Петров, который вел меня в девяносто пятом году через лес, настороженно оглядываясь по сторонам и держа в руках взведенный автомат. Тот Петров…
      Но этот, сегодняшний Петров вдруг как-то изменился лицом и кивнул. Я не поверил своим глазам.
 
29 января 2000 года, суббота, 10-15, Москва.
      – У нас что-то случилось? – спросил Виктор Николаевич сразу же, как только Игорь Петрович показался на пороге его кабинета.
      – Да, – Игорь Петрович прошел к креслу и сел.
      – Что же именно?
      – Михаил попал в поле зрения моих орлов…
      – Ну? – Виктор Николаевич совершенно спокойно посмотрел в глаза Игорю Петровичу.
      – Я хочу слышать твое мнение.
      – Поздравляю.
      – И все?
      – А что ты хотел от меня услышать? Я ведь тебе уже говорил – есть приказ с самого верха, я его не могу обсуждать и не могу не выполнять. Взять Михаила. Лучше живым.
      Игорь Петрович слушал с каменным лицом.
      – Нашли Михаила твои люди – бери. На здоровье. Михаил проиграл, мы выиграли. Такова се ля ви, как говорят французы.
      – И тебя совершенно не интересует его дальнейшая судьба?
      – Отчего она меня должна интересовать? Михаил взлетел слишком высоко и теперь ему предстоит попытка приземления на четыре лапы. Он знал, на что шел.
      – И тем не менее…
      – И, тем не менее, я не собираюсь жертвовать остатками своей карьеры для того, чтобы вытаскивать его из этого.
      – Я не предлагаю вытаскивать Михаила, я хочу посоветоваться с тобой, как лучше поступить в этой ситуации.
      – Хорошо, – кивнул Виктор Николаевич, – извини, сорвался. Что там у тебя?
      – Михаил засветился в приграничном с Украиной районе.
      – Далась ему эта Украина…
      – Белгородская область. Михаил в настоящий момент находится на даче тамошнего уважаемого господина Зудина, Семена Федоровича.
      – Того, что у нас проходил…
      – Да, торговец оружием. Партия по «Армагеддону». Выходит, что мы не зря оставили Зудина на воле.
      – Это Михаил предложил оставить его в покое.
      – Правильно, Михаил, – кивнул Игорь Петрович. – Теперь, уже второй день, Михаил пользуется гостеприимством Зудина.
      – Странно, – заметил Виктор Николаевич.
      – Что именно?
      – Странное место, странный союзник – все странное.
      – Вот и я так подумал, – тихо сказал Игорь Петрович. – Очень странное.
      – Будешь брать или повесишь наблюдение?
      – По-хорошему, нужно повесить наблюдение. Но зная Михаила…
      – Засечет.
      – То-то и оно…
      – Но ты ведь его как-то вычислил?
      – Стукач. Банально и просто. Один из людей Зудина.
      – Ты подстраховался?
      – А что прикажешь делать? – с некоторым вызовом произнес Игорь Петрович.
      – Такое чувство, что ты не доверял Михаилу уже давно…
      Игорь Петрович промолчал.
      – Тогда у тебя еще есть ко мне вопросы? – спросил Виктор Николаевич.
      – Пока нет.
      – Что ты решил по Михаилу?
      – Подожду. И докладывать пока наверх не буду.
      – Твое право.
 
   29 января 2000 года, суббота, 11-15 по Киеву, трасса Киев – Город.
      Это оказался самый короткий мой визит в столицу. И самый странный. Нелепый разговор на перроне вдруг перерос в жутковатую беседу в автомобиле Жовнера. И за рулем, кстати, сидел водитель, что несколько подняло Жовнера в моих глазах. Толик был не из тех пацанов, которые любят сидя за рулем потрепаться по мобильнику. Толик вообще произвел на меня в это утро очень сильное впечатление.
      Куда-то исчезла его внешняя простоватость и даже неизбежные «типа» и «чисто» покинули его лексикон. Жовнер был собран и агрессивен.
      А я был потрясен.
      Петров… Раньше я его хотя бы уважал. Но вдруг оказалось, что он не просто имел какие-то темные дела с загадочным для меня Иваном Ивановичем Ивановым, но и рассказывал об этих делах первому же, кто надавил.
      Или все было так серьезно для Петрова.
      Из разговора я понял, что Жовнер, явившись на очередную встречу с Ивановым, увидел Петрова с ним за столом… Тьфу ты, черт. Я, как человек, склонный к писательскому труду поморщился. Среди фамилий действующих лиц не хватало только Сидорова, чтобы превратить все в фарс.
      Петров не хотел, чтобы кто-либо узнал об этой встрече. Он даже был готов откровенничать с Жовнером, чтобы тот, не дай Бог…
      Жовнер не лез пока в подробности отношений Петрова и Иванова, он задал несколько конкретных вопросов и получил несколько конкретных ответов.
      После чего принял мгновенное решение, и машина двинулась сквозь столичную сутолоку к выезду в сторону Города.
      Я сидел на переднем сидении, и мне было чертовски неудобно оглядываться назад. А после того, как Петров сообщил о некоторых интересных вещах, оглядываться мне перехотелось. Мне захотелось выйти из машины и… И сам не знаю еще чего. Спрятаться, забиться в щель, убежать…
      Оказывается, Горяинов, тот, который фотографировал офицеров, был убит. Вместе с украинским контрразведчиком. Еще 24 октября. А Никоненко Егор Степанович был убит грабителями этой ночью в своей квартире, вместе с женой. Не вовремя проснулся пенсионер…
      – Слышь, Саша, – хлопнул меня в этот момент по плечу Жовнер, – получается, что этот твой Зарудовский последний уцелевший…
      – Получается, – выдавил я.
      – Нам нужно ехать к нему. Срочно. Слышь, Саша?
      – Нужно, – кивнул я. – Срочно.
      – Надо было мне в разведчики идти, – засмеялся Жовнер. – А книга может крутая получится! Этот, бестселлер.
      Я автоматически отметил, как точно и без ошибок произнес Жовнер это трудное для слово, подивился тому, что еще способен замечать подобную ерунду и попытался сосредоточится.
      Что же это выходило? Выходило, что действительно есть нечто, способное нанести удар по всей территории Украины. И это нечто действительно достижимо. И тот самый Иванов нацеливался на это… И…
      Машина остановилась на выездном блок-посту, водитель вышел разбираться с гаишником. Петров и Жовнер замолчали. Через минуту Петров подал голос снова:
      – Мне нужно назад, в Киев.
      – Само собой, ты ведь на службе, – согласился Жовнер неприятным тоном.
      В машину вернулся водитель.
      – Поехали! – приказал Жовнер.
      – Мне нужно в Киев! – напомнил Петров.
      – Сейчас, только вот перетрем еще пару вопросов, – пообещал Жовнер. – Смотри!
      Это «смотри» Жовнер выкрикнул неожиданно и так азартно, что я тоже начал крутить головой, пытаясь рассмотреть, что же так поразило Толика. Но ничего не заметил – засыпанные снегом лесопосадки и поля.
      На заднем сидении завозились, послышался глухой удар и вскрик.
      Я оглянулся. Петров хрипел, откинувшись назад, а Жовненр потирал ребро правой ладони.
      – Сверни куда-нибудь, – сказал Жовнер водителю и, заметив, что я на него смотрю, подмигнул, – знаешь, кого я не люблю больше ментов?
      – Кого? – автоматически спросил я.
      – Стукачей и продажных сук. Этот вот – продался, гад, и еще выкобенивается. Ничего, мы его скоренько.
      – Что скоренько? – в тот момент я был способен только задавать тупо вопросы.
      – Обработаем.
      Машину несколько раз тряхнуло, когда она медленно съезжала на обочину.
      – Аккуратнее, – прикрикнул на водителя Толик.
      – Сейчас, – сказал водитель, и это было первым словом, которое я от него услышал за три часа.
      – У тебя браслеты? – спросил Толик.
      Водитель полез куда-то под сидение и выудил никелированные наручники.
      – Ты чего задумал? – мне показалось, что все это мне снится.
      – Ничего, поболтаем с засранцем.
      Машина вломилась в какие-то кусты. Не боятся ребята поцарапать тачку, мелькнуло у меня.
      Жовнер вылез из машины, вытащил за собой все еще не пришедшего в себя Петрова и усадил его на снег, спиной к дереву. Руки завел за спину и защелкнул наручники.
      Я тоже вылез наружу и пожалел, что так и не собрался купить ботинки – снег сразу же набился в туфли.
      – Просыпайся, бедненький, – Жовнер похлопал Петрова по щекам, – просыпайся.
      Петров застонал.
      Жовнер зачерпнул пригоршню снега и потер Петрову щеки:
      – Просыпайся.
      Петров попытался открыть глаза, веки дрогнули, приоткрывая белки глаз.
      – Давай, нам некогда, – недовольным тоном сказал Жовнер, присаживаясь на корточки. – Что ту у нас в карманах? Не густо. Удостоверение и немного денег. Очнулся?
      – Да, – просипел Петров.
      – Вот и классно. Теперь ты нам с Сашей расскажешь, что там у вас происходит с этими полковниками и учениями.
      – Я не знаю…
      – Не ври. Ты, сука, корешился с Ивановым. Он зачем-то меня на книгу запустил. И Сашу вон тоже. Нас это интересует.
      Меня начало поташнивать от всего этого. Слишком профессионально, привычно действовал Жовнер, и слишком беззащитным выглядел Петров. И слишком глупо выглядел я. Ни одна на свете книга не стоит такого.
      – Вспоминай, что там у нас произошло? Что искал Иваныч? И что ты ему рассказывал?
      – Я не… – рука Жовнера дернулась, и Петров замолчал.
      – Я не буду тебя быть по лицу, я тебе дам шанс выкрутиться. Но больно тебе будет – это я тебе обещаю.
      – Толик, – окликнул я его, – Толик!
      – Не мешай.
      – Ну хоть вы ему скажите, – взгляд Петрова остановился на мне, – вы же сейчас…
      – Мы сейчас займемся тобой немного конкретнее, – сообщил Жовнер, – ты знаешь, как жлобы не хотят бабок отдавать? И те быстро соглашаются. Очень быстро. Даю тебе последнюю возможность.
      – Да зачем вам это?
      – Я бабки уже вложил в дело. И я не хочу их терять. Кроме того, тут пахнет конкретными деньгами.
      – Вы что, не поняли? Вам нагрузил Иванов, ему нужно было, чтобы вы…
      – А мне плевать. Кем бы он ни был, мысль он подкинул неплохую. И я не хочу тут лохануться.
      – Ты лоханулся, когда вообще с этим завязался! – выкрикнул Петров.
      – Все мы лоханулись, милый, – Жовнер расстегнул на Петрове пальто, пиджак и рубашку, – извини, маечку мы твою порвем.
      Звук рвущейся ткани.
      Я отвернулся.
      – Не решился еще?
      – Я ничего…
      – И ладно, – почти ласково сказал Жовнер, – и хорошо. Ты, наверное, боль хорошо переносишь, раз такой смелый. Проверим.
      – Толик, – оборачиваясь, сказал я.
      – Рот закрой, – Жовнер, не торопясь и не отрывая взгляда от лица Петрова, вынул из кармана зажигалку – тускло блестящий прямоугольник, – как думаешь, ты вытерпишь, когда кожа пузырями пойдет? Или до черного мяса дотянешь?
      Петров не сводил взгляда с огня, как зачарованный. На лице его выступил пот, я видел, как скатилась капля по виску.
      – Стоит это того, майор? Или не стоило тебе завязываться с врагом нашего славного государства? Нес бы свою службу и все.
      Огонь зажигалки приблизился к открытой груди Петрова.
      – Убери огонь, – попросил Петров.
      – Не нравится? Уберу. Его ведь и вернуть можно легко.
      – Не нужно.
      – Хорошо, – огонек погас, и зажигалка исчезла в кармане. – Слушаю. Иди ближе, Сашок.
      Я подошел.
      – Возьми там блокнот, ручку, может чего записать придется, – посоветовал Жовнер.
      – У меня есть диктофон.
      – Включай, послушаем страшные государственные тайны.
 
29 января 2000 года, суббота, 13-00 по Москве, Белгородская область.
      Михаил налил себе еще молока в большую глиняную чашку, отпил:
      – Хорошо. Спокойно и тихо.
      – Спокойно, – неодобрительно подтвердил Ковальчук.
      – Что говорит хозяин?
      – Ничего хозяин не говорит. Ходит по дому и боится. Он даже похудел немного.
      – Бедняга. Опасный это бизнес, оружием торговать. Тебе налить молока? У Семена Федоровича оказалось вполне приличное подсобное хозяйство.
      – Вполне приличные «шестерки»…
      Михаил засмеялся:
      – У Ивана не было выбора. С одной стороны, с нашими службами не поспоришь, с другой стороны – шефа подвести – себе дороже. Как бы то ни было, нас он Игорю Петровичу заложил. И нам теперь только остается ждать, когда он начнет действовать. Какие-то туристы уже приехали в соседнюю деревню, ходят по лесу на лыжах, но самогона не пьют.
      Ковальчук кивнул.
      – И с хозяином нам повезло, – продолжил Михаил, – можно установить кордоны, отсевать посторонних, и никто не удивится, Семен Федорович Зудин в этих местах царь и бог. Хорошо…
      – А если Игорь Петрович начет действовать раньше, чем…
      – Значит, я ошибся. Придется уходить и прятаться.
      – Рискуем…
      – Паша, мы это уже обсуждали.
      – Обсуждали.
      – И хватит об этом. Если Игорь Петрович начнет действовать, мы будем предупреждены.
      – Сложно все это слишком.
      – Ничего, скоро полегчает. Скоро совсем полегчает. С Киевом ты связывался?
      – Да.
      – Ничего нового?
      – Все по плану. Даже странно.
      – Странно. Странно – не то слово. Все точно, – Михаил поднял указательный палец, – и так должно быть.
      Ковальчук стукнул кулаком правой руки по ладони левой.
      – Спокойно, майор, – снова засмеялся Михаил, – еще сутки.
      – Как по плану?
      – Все строго по плану, – подтвердил Михаил.