Золотько Александр. Покер на костях

      – Нет, нисколько, все понятно, продолжайте.
      – Так вот, один из фигурантов этого списка, некий бывший журналист, снова вдруг попал в поле зрения как наше, так и россиян. Скажем так, на него повесили наружку, и поставили на контроль его телефон. И оказалось, что его пригласили участвовать именно в таком своеобразном профессиональном объединении. Он отказался по каким-то причинам, но в поле зрения россиян попал и очень их заинтересовал тот человек, который организовывал это объединение в Городе. Человек не человек, так, человечек, через пятнадцать минут сломался, накатал под диктовку донос на своего спонсора и составил списки журналистов, согласившихся принять участие в мероприятии.
      Насколько я знаю, сейчас и мы, и россияне плотно пасем беднягу спонсора, отлеживая его связи…
      – Иван Иванович! – прогремело вдруг в зале ресторана. Иван Иванович вздрогнул и обернулся. От входа в зал к их столику двигался молодой человек, достаточно приятной наружности, лет сорока отроду и почти два метра росту.
      – Здравствуйте, Анатолий Иванович, – немного недовольным тоном ответил Иван Иванович, оглянувшись через плечо.
      – А я уже совсем решил в одиночку хавать. Без компании. А тут нате, приятные люди, блин, – Анатолий Иванович отодвинул стул и подсел к столу. – Я не влез в деловой базар?
      – Нет, что вы, Анатолий Иванович, все нормально. Тем более, что я уже собирался уходить… Кстати, знакомьтесь, – Иван Иванович указал на Петрова, – Сергей Сергеевич Петров, мой давний приятель.
      – Толик Жовнер, предприниматель.
      – Очень приятно, – улыбнулся Петров и обернулся к встающему из-за стола Ивану Ивановичу, – вы так скоро?
      – Дела. Мне было очень приятно с вами пообщаться, Сергей Сергеевич, и очень полезно. Я особо отмечу концовку разговора. Очень интересная информация, – Иван Иванович огляделся в поисках официанта, вынул из бумажника купюру и положил ее на стол, прижав край дном фужера. – Я спешу, до встречи.
      – Всего доброго, – помахал ему вдогонку Петров.
      – Я чего, таки помешал? – немного расстроился Жовнер.
      – Ни в коем случае, – улыбнулся Петров.
      – Ну, лады. А ты… ничего, что я на «ты»? Нет? Ты мне компанию составишь? Не могу один обедать.
      – Минут десять я еще могу посидеть…
      – Круто. Эй, ярыжка, – закричал Жовнер на проходившего мимо официанта.
      Тот изменил курс и быстро прибыл на зов.
      Жовнер заказывал обед со смаком, переспрашивая, уточняя свежесть исходных продуктов и место их происхождения.
      – Ты чего будешь пить? – спросил Жовнер у Петрова.
      – Скорее всего – ничего. Мне еще на работу.
      – Тогда – все, – сказал Жовнер официанту.
      Петров задумчиво посмотрел вслед удаляющемуся официанту.
      – Ты с Иванычем давно знаком? – спросил Жовнер.
      – Меньше месяца, а что?
      – Ничего, уматный мужик. Но с головой. Чисто дом советов.
      – Партнер по бизнесу?
      – Ага. Тут, блин, такое дело… Знаешь, бабки надоело на шалав да кабаки тратить. Нужно в дело вложить. Ну, типа, я тусанулся, то-се, братвой все уже схвачено. В криминал лезть не хочу, хватит. Вот тут и встретился случайно с Иваном Ивановичем. Он и посоветовал…
      – Интересно, в какой области?
      – В области? В киевской… А, – Жовнер засмеялся, – в области. В книгоиздательской. Все, больше ничего сказать не могу. Секрет.
      – Секрет так секрет, – снова улыбнулся Петров, – мне очень жаль, но у меня закончилось время – нужно идти на службу.
      – Жаль, в натуре, – разочаровано протянул Жовнер, достал из кармана визитку и протянул ее Петрову. – Во, если вдруг чего придумаешь, куда бабки вложить, или что по полиграфии – звони.
      – Пренепременно, – Петров спрятал визитку в карман и пожал на прощание руку Жовнеру. – Обязательно.
 

   3 ноября 1999 года, среда, 13-30 по Киеву, Город.

      Я сделал замечательное открытие, подкупающее своей новизной и оригинальностью. Я понял, что если достаточно долго проходить в туфлях по лужам, то туфли намокнут. А если проходить достаточно долго в мокрых туфлях, то можно простудиться. И заболеть.
      Как оказалось, в понедельник я в достаточной степени промочил ноги, ровно на небольшой бронхит. Или что там еще. Горло болело смертельно, глотать и говорить было чертовски больно, кроме всего прочего меня температурило.
      Некоторое время я еще выпендривался и ограничивался ударными дозами таблеток на сон грядущий. Старый армейский рецепт внезапного стремительного выздоровления: две таблетки аспирина, две – сульфадиметксина, и еще пару этазола.
      Утром, если остался жив, значит выздоровел.
      Если болит горло, можно еще пожевать стрептоцида. Мерзко, но ничего не поделаешь. Вкусом напоминает подгнивший мел.
      Вот именно этот самый подгнивший мел сейчас скрипел у меня на зубах. Я лежал на диване, а Алиска сидела за столом и играла на компьютере в неизбежные шарики. А когда Алиска играет в шарики, то к разговорам она расположена не очень сильно.
      Я ел стрептоцид и думал. Мысли от болезни у меня были расслабленными и простыми. Они приходили из ниоткуда, легко скользили по мозгу и улетали, не оставляя следа. Вызывая только легкое приятное щекотание.
      В понедельник я расплатился с Сашкиной гимназией и теперь мог себя немного уважать. Еще я принял решение купить себе наконец зимние ботинки, но с этим придется немного обождать.
      В такие безоблачные минуты очень приятно почитать что ни будь эдакое, суровое. Я читал документальную книгу про диверсантов. Очень полезная книга. Она доходчиво объясняла всем желающим, как именно нужно организовывать партизанское движение, что выводить из строя в первую очередь и как вести, заодно, антипартизанскую борьбу.
      У меня таких полезных книг довольно много. В одной наглядно и в картинках рассказывается, куда именно нужно тыкать ножом и из чего получается самая функциональная удавка. Особо авторы настаивали на том, что очень славно получается отправлять на тот свет ближнего своего гибкой хирургической пилой. Вжик – и голова долой.
      Я как раз добрался в очередной раз до отрывка из бессмертного пособия Че Геварры, когда зазвонил телефон.
      – Алиска! – прошептал я.
      – Уже иду, – Алиска взяла трубку и очень официальным тоном сказала: «Да».
      Мы уже выяснили, что разговаривать по телефону я не могу, как не могу разговаривать и без телефона. Я мог только шептать что-то, морщась при этом от боли.
      – Он не может подойти к телефону, – сказала Алиска, – он болен. Да. Кто это говорит? Олег?
      – Кхакой? – выдавил я из себя.
      – Пелипейченко, – прошептала Алиска, прикрыв трубку рукой.
      – Скажи, пусть зайдет, – на моем лице, по-видимому, страдания читались так ясно, что Алиска состроила сочувственную гримаску.
      – Олег, он просит тебя приехать. Что? Я тоже очень прошу, – Алиска демонстративно закатила глаза, показывая, что наш ловелас своими дежурными комплиментами ее достал. – Да, конечно. Обязательно. Во сколько? Около шести часов?
      Я покивал и для верности показал большой палец правой руки.
      – Пока, – сказала Алиска и положила телефонную трубку. – Он сказал, что обязательно придет, сразу после работы и грозился принести мне шоколадку. Такой милый!
      Я показал кулак и страшно зашипел, демонстрируя яростную ревность.
      – Спой, светик, не стыдись! – пропела Алиска, возвращаясь к компьютеру.
      Я молча достал из упаковки новую таблетку стрептоцида и принялся ее жевать. Какая гадость. Гадость какая.
      Еще нужно будет поесть меду и попить лимонной воды. На пол-литра теплой воды, один выдавленный лимон. И полоскать. Я ненавижу лечиться, но болеть я люблю еще меньше. Даже Алиску вон не поцелуешь. И не накричишь на нее.
      Героический Че сегодня читался плохо. Я положил книгу на пол возле дивана и прикрыл глаза. Спать все равно не хотелось, поэтому глаза пришлось открыть.
      – Чаю принести? – спросила Алиска.
      – Принести, – кивнул я. – Только…
      – Только не очень горячий, – закончила за меня Алиска, – берегите горло.
      Берегите горло.
      А то кто-нибудь бритвой по горлу и в колодец. Грустная, если задуматься, шутка. Чтобы там мне не обещали крутые информированные предприниматели, в собственную исключительность верилось слабо. Даже наличие моего первого в жизни персонального сторожа тоже ни в чем не убеждало. Наличие наружного наблюдения еще ничего не значит.
      Я и сам как-то выступил в роли наружного наблюдения. Смешная получилась история. Был я тогда еще молодым двадцатилетним лоботрясом, только что уволился в запас из рядов несокрушимой и легендарной, не успел влюбиться, только задумывался на тему поступления в университет на филфак, а посему времени было много, а тогдашняя моя работа ночным сторожем в родной школе отнимала только одну ночь через двое суток.
      Вспомнить куда именно я шел в тот день уже невозможно, но путь мой лежал по улице Совнаркомовской мимо здания областного КГБ. Внушительное серое здание с барельефом Дзержинского на стене.
      Июнь месяц, тепло, на душе радостно. Хорошо. Я как раз миновал вход в популярное тогда кафе-автомат, как на глаза мне попалась небольшая группа экскурсантов. Явно иностранцев. И явно иностранцев капиталистических. Во всяком случае, экскурсовод общалась с ними на английском.
      Спешить мне было некуда, настроение, опять таки, хорошее, а парочка, плевшаяся в хвосте группы, довольно развязные по тем временам парень с девушкой, привлекли мое внимание.
      Как тогда говорили, эти двое были носителями явно чуждой нам идеологии. Они постоянно тыкали пальцами в прохожих и, обсудив что-то на своем птичьем языке, разражались неприятным смехом.
      Их вели, как потом оказалось, в художественный музей. И путь туда лежал как раз мимо здания КГБ. И экскурсовод для того, чтобы добавить немного перцу в достаточно пресную экскурсию, по-видимому, сообщил своим подопечным, мимо какого дома они следовали. Группа притихла, с уважением косясь на цитадель тоталитаризма. А задняя парочка и тут решила отличиться.
      Пока вся группа переходила дорогу, эти двое завернули за угол и выпали из поля моего зрения. Когда я оказался на углу, девушка озиралась по сторонам, а парень с хитрым выражением лица подбирался к стене КГБ. Все это напоминало иллюстрацию к роману Фадеева «Молодая гвардия», только иностранец не клеил листовку, а просто решил потрогать суровую серую стену.
      Дотронувшись, он радостно заржал, и они бросились догонять группу. Будет что рассказать дома, в проклятом буржуинстве.
      Вот тут меня и дернул черт. Пропустив малолетних провокаторов мимо себя, я двинулся вслед за ними, метрах в пяти, демонстративно не сводя с них взгляда и держа руки за спиной. Парочка вообще крутила головой беспрерывно, в поисках чего бы еще осмеять из социалистической действительности. Но когда девушка заметила мой мрачный взгляд, оглядывания стали очень целенаправленными.
      Раз, два через плечо, потом что-то шепнула попутчику. Тот тоже оглянулся, а я не отвел взгляда. Парень побледнел. Движения стали скованными и не естественными. От КГБ до музея метров пятьдесят, может, чуть больше, молодые люди оглянулись раз двадцать. А я был спокоен и держал дистанцию.
      Когда парочка добралась до своей группы, стоящей возле входа в музей в ожидании билетов, я остановился рядом, опять таки метрах в пяти. На лица этих двоих стоило посмотреть. На них ясно читались мысли о сибирских лагерях, застенках и длинной руке КГБ.
      Когда билеты были получены, парень и девушка влетели в музей первыми, отпихнув кого-то по дороге. Был у меня соблазн. Был. Возникло сильное желание купить билетик в музей и составить компанию иностранцам. Но время мое к тому времени кончилось, и я вынужден был прервать воспитательную работу. Хотя, я думаю, лепту в легенду о тотальной слежке в СССР и неимоверной бдительности КГБ я все-таки внес.
      Воспоминание меня развеселило. Я даже заулыбался, что не преминула отметить Алиска:
      – Больному стало легче?
      – Он умер, – прошипел я.
      – Какая жалость! – Алиска вручила мне чашку и снова пошла к компьютеру.
      Я отхлебнул из чашки, проглотил. Поморщился, потом снова проглотил и снова поморщился. Потом вспомнил, что после пережевывания стрептоцида не рекомендуется пить жидкостей, дабы не смыть лекарства с горла.
      Ладно, подумал я и снова отпил чаю. Как больно! Чай, правда, не очень горячий, но все равно…
      – Кстати, как книга? – поинтересовалась Алиска.
      – Ка-ка-я?
      – Про войну.
      – Я ее еще не пи-шу! Я со-став-ля-ю сце-на-рий.
      – А где сценарий.
      – В машине, – после чая горло немного отпустило, и я смог не делать паузы между слогами. – В папке «Война».
      – Война, – сказала Алиска, – есть.
      Я допил чай и почувствовал угрызения совести. Алиска вон работает, читает мои наброски, а я бессовестно маюсь бездельем. Нужно взять себя в руки. Как там было сказано в фильме «В бой идут одни старики»? Изучайте карту полетов.
      – Алисонька, – прошептал я.
      – Что?
      – Там в ящике стола, в широком, лежит свернутая карта Украины. Дай, пожалуйста.
      – Пожалуйста, – Алиса отодвинула ящик стола и стала рыться в бумагах.
      – Там сверху, – подсказала я.
      В моем письменном столе ничего не пропадает, но как трудно бывает там что-нибудь найти.
      – Нашла, – сказала Алиска и протянула мне карту.
      На пол упали листки бумаги. Алиса наклонилась и подняла.
      – А это что такое? – спросила она, рассматривая их.
      – Это? Это военная тайна, – сказал я шепотом и приложил палец к губам.
      – Правда?
      – Правда, – честно ответил я, тем более, что это действительно была военная тайна. Или почти военная тайна.
      В понедельник, борясь с собой и простудой, я дозвонился из телефона-автомата к мерзкому типу по фамилии Чернов. Чернов был действительно мерзким и неприятным типом, носил погоны капитана и службу нес в ПВО. Я, как заправский шпион, назначил Чернову встречу в университете. Топтун, как у нас повелось, в здание за мной не пошел. Я переговорил с Черновым в кафе в подвале. Капитан попытался отвертеться, но я был непреклонен, а он действительно числился в моих должниках.
      Во вторник мы встретились там же, и Чернов передал мне несколько ксерокопий и мою карту Украины, но уже со своими пометками.
      Так я стал обладателем приблизительной дислокации войск ПВО Украины, а также приблизительной дислокации и состава военно-воздушных сил. Уже рассматривая приобретение дома, я обнаружил, что в качестве бесплатного приложения к заказанной информации в тонкую пачку попал список объектов, нуждающихся в особой охране войск ПВО. Не весь, естественно, но очень интересный.
      Это я объяснил Алиске, опустив источники информации. Чернов, конечно, сволочь, но свой долг он выплатил сполна.
      – А за это не могут посадить? – Алиска серьезно посмотрела на меня.
      – Нет, скорее всего, не могут. Понимаешь, у военных есть масса документов, которые очень похожи на настоящие, но таковыми не являются.
      – Для чего это?
      – В военном училище перед курсантами могут поставить задачу просчитать ту или иную ситуацию. Настоящими сведениями секретного характера в этом случае пользоваться не станут, а вот очень близкими к настоящим, отражающим реальное соотношение сил и районы развертывания… – я заметил, что сложную терминологию Алиска пропускает, поэтому резко перешел на другой тон.
      – Вот там, например, есть список авиасоединений. Вон, первый авиакорпус, штаб во Львове, командный пункт в Майдане, полки в Луцке, Стрые и так далее. В последней колонке такие буквы МИГ – 25, МИ-8… И цифры. Это какие и сколько летательных аппаратов на вооружении в полках имеется.
      – Это же тайна!
      – Нет, это не совсем тайна, нет ни какой гарантии, что штаб именно во Львове, или что там именно штаб первого авиакорпуса, или что его полки в Стрые, Луцке и Виннице… Но я могу узнать приблизительный состав этих полков и, более или менее, в каких регионах они находятся.
      Потом, если дело дойдет до книги, я смогу, если не врал работодатель, получить такие данные по России и Украине. Через интернет, или еще как. А сейчас мне достаточно и этого, чтобы сделать некоторые прикидки.
      – Какой ты умный, – скептически восхитилась Алиска. – А это что?
      – Где?
      – Вот, какие-то буквы, потом химические элементы, тонны и названия городов.
      – Алиска, перестань прикидываться дурочкой!
      – Во-первых, я не прикидываюсь дурочкой, во-вторых, горло нужно тренировать, а в третьих, может, мне интересно послушать. И вы, Александр Карлович сможете выглядеть умнее на моем фоне. Так что это за циферки?
      – Это девонька, не циферки, это девонька, полный песец.
      – Фу, как не интеллигентно!
      – Не интеллигентно, – согласился я, – но точно отражает суть проблемы. Этот списочек говорит нам в каком городе хранятся достаточно большие запасы опасных химических веществ. Это чтобы ПВО знали, что им нужно охранять особенно бдительно.
      Я отобрал у Алиски записи, но она, заинтересовавшись, пересела ко мне на диван.
      – Вот, смотри, мы имеем, оказывается, сто сорок пять тонн хлора в Киеве, плюс четыреста сорок четыре тонны аммиака. Или вот, в Горловке, четыре тысячи двести пятьдесят тонн азотной кислоты, это не считая двенадцати с лишним тысяч тонн аммиака.
      – И что это значит?
      – А это значит, что в случае разрушения этих хранилищ, получится если не Хиросима, то что-то, очень на нее похожее. Не по форме, а по содержанию.
      – А у нас в Городе?
      – Ну, у нас сущие пустяки: сто девяносто тонн аммиака, сорок четыре тонны хлора, шестьдесят тонн азотной кислоты… Это те, что постоянно у нас базируются на нужды производства. Те, что у нас проездом по железной дороге, не учитываются.
      – Ужас.
      – Ужас, – подтвердил я, – сейчас, правда, не исключено, что этих химикатов стало немного меньше, в связи с остановкой производства…
      – Но это же, наверное, не весь список?
      – Конечно нет. Тут нет атомных электростанций… И, кстати, на всех предприятиях достаточно своих, маленьких химических запасов.
      – И ты про это писал? – тихо спросила Алиска.
      – Нет. Не писал. Пока.
      Действительно, я как-то упустил этот аспект. Черт. Ведь действительно. Только что я в книге читал о наиболее уязвимых точках для ударов партизан и диверсантов.
      Господи! Это я как раз выпустил из виду. Не нужно тащить оружие массового уничтожения. Нужно просто послать в город небольшую группу…
      – Ты еще будешь играть? – спросил я.
      – А что?
      – Я хотел поработать.
      – Пожалуйста, – щедро разрешила Алиска, – а я пока посмотрю видуху, если хозяин не возражает.
      Хозяин не возражал. Хозяин как раз начинал сочинять новый сценарий военных действий, нацепив наушники и включив музыку, чтобы не отвлекаться на звуки алискиного кино. Смешно, но в последнее время мне понравилось работать под Баха, хотя я вообще не являюсь ни знатоком, ни особым любителем классической музыки.
 

3 ноября 1999 года, среда, 17-15, Киев.

      Руслан Андреевич Аскеров не любил неожиданностей. Он любил деньги, женщин, власть, но не неожиданность. И жить он старался так, чтобы иметь как можно больше того, что нравится, и как можно меньше того, что не нравится.
      Был у Руслана Андреевича Аскерова талант находить нужных людей и вовремя оказываться в нужном месте и в нужное время. Он успел вовремя поиграть в инвестиционные фонды и вовремя из этой игры выйти, поработал с ваучерами и удачно их использовал, благополучно избежал соблазна забраться в теневую экономику.
      Оказалось, что информационные системы могут приносить деньги, а в период непрекращающихся выборов высоким спросом пользуются специалисты-имиджмейкеры и прочие специалисты, способные из чисто конкретного пацана создать что-нибудь приемлемое для многострадального электората. В высокую политику Аскеров не лез. Там можно было нажить врагов и сломать голову.
      Иногда пошаливал Руслан Андреевич «черным пиаром», как это называли специалисты, или сбором и организацией слухов и сплетен о противнике, как это называли эти самые противники.
      Сбор всякой грязи получался у Аскерова особенно хорошо. На него официально работало пять аналитиков, а неофициально – десятка два бывших и продолжающих оставаться на службе сотрудников милиции и СБУ. Свои тайны Аскеров хранил крепко и, что особо ценили в нем сильные мира сего, знал свое место и то, когда лучше потерять деньги, чем голову.
      Сам Аскеров в офисе сидел редко, предпочитая вращаться в обществе, где заводил новые знакомства и поддерживал старые. Так на одной тусовке к нему подошел импозантного вида человек и предложил интересное с финансовой точки зрения дело.
      Руслан Андреевич внимательно выслушал предложение, навел справки о своем собеседнике у знакомых и обнаружил, что сведений практически нет. Совершенно. Вообще выходило, что странный господин возник ниоткуда.
      Аскеров попытался осторожно дать задний ход, но оказалось, что слухи собирать и накапливать грязь умеет не только он. Руслан Андреевич быстро оценил полноту материалов собранных о его, Аскерова, не безгрешной жизни, и также быстро осознал, что материалы эти будут опубликованы или переданы в компетентные органы без малейшего колебания.
      Через четыре месяца работы с новым партнером, Аскеров понял, что так можно делать дела, что финансово это более чем выгодно, а перспективы сулит немалые. И, кроме того, почти шпионский характер деятельности очень льстил Руслану Андреевичу, придавал ему значимости в собственных глазах.
      Появилась возможность распоряжаться громадными, действительно громадными деньгами. И, кроме этого, неизъяснимое удовольствие доставляло то, как легко ломаются люди, как быстро они меняют свои политические и нравственные убеждения, получив достаточную сумму денег. В своем воображении Аскеров даже видел себя этаким пауком, сидящим в центре паутины, а мухи все летели и летели…
      По совету своего партнера, Аскеров снял новый офис, ближе к окраине Киева и завел себе телохранителя, без которого раньше легко обходился. Охранника, правда, Аскеров выбрал сам, не воспользовавшись предложенным.
      Лучше избегать всяких неожиданностей.
      Руслан Андреевич час назад созвонился с очередной своей красавицей. На всякий случай. Чтобы она ждала, и чтобы, не дай бог, у нее кого-нибудь не было. Аскеров был выше ревности. Он покупал товар, и качество его пока устраивало. Никто не мешал ему покупать то, что ему нравилось, и он не собирался никому мешать.
      Он был человеком бесконфликтным.
      Красавицу звали Елена, жила она почти в самом центре Киева, принимала хорошо и умела заставить уставшего мужчину забыть на время о бизнесе и плохой погоде.
      Погода как раз была плохая.
      Аскеров попрощался с секретаршей, кивнул охраннику на входе в двухэтажный дом, в котором помещался офис, и, открыв зонтик, быстро прошел к своему лиловому «форду», стоявшему возле тротуара. Телохранитель открыл заднюю дверцу, аккуратно прикрыл ее и сел возле водителя. Цветы, коробка конфет и две бутылки шампанского лежали на заднем сидении. Водитель специально съездил за ними заранее. Все было предусмотрено, даже небольшой, но ценный презент лежал во внутреннем кармане пиджака Руслана Андреевича.
      Он все предусмотрел. Вернее, попытался все предусмотреть. Но он никак не мог предусмотреть, что в небольшой рощице, через которую проходила дорога, его будут ждать.
      Автоматная очередь прошила переднее колесо «форда». Машину развернуло и ударило правым боком о дерево возле дороги. Стекло разлетелось вдребезги.
      – Ложись, – крикнул телохранитель Аскерову, и тот послушно упал на пол, за сидение.
      Телохранитель крикнул что-то водителю, но что именно, Аскеров разобрать не смог – снова загремел автомат, на этот раз ближе. На Руслана Андреевича посыпались стекла, пули пробивали металл корпуса с жестяным звоном.
      Закричал водитель. Потом затих. Снова ударил автомат.
      После автоматной очереди громко, страшно громко в закрытой машине, прогрохотал пистолет телохранителя. Дважды.
      Аскеров не видел, что телохранителю удалось, наконец, открыть дверцу и вывалиться на мокрую землю. Телохранителю даже удалось вскочить и выстрелить еще раз. Потом в грудь ему ударила автоматная пуля. Сзади, между лопаток, у телохранителя брызнуло алым, и он упал, выронив пистолет.
      Нападавших было двое. Один остался стоять в отдалении, а второй, не опуская автомата, приблизился к «форду». Услышав, что телохранитель Аскерова еще шевелится, шурша опавшими листьями, автоматчик обернулся и добил его двумя пулями в голову.
      Аскеров понял что случилось, по звукам он догадался, что теперь идут к нему, но лежал, скорчившись на полу машины, как парализованный. У него ведь не было врагов. У него не было таких врагов. Не было.