Страница:
– Да пока не к спеху.
– Тогда договорились. До встречи. Всегда будешь желанным гостем джигит. И ты, Элен, конечно, тоже.
Гостиная Игната не очень впечатлила Максима. По сравнению с районным масштабом - да, шик. Но не после столицы. Напыжившееся убожество. Тоже можно было сказать и о хозяине. Этакое, карабкающееся вверх по стволу подлости и жестокости ничтожество. Но с цезарскими замашками. После столичных дельцов - шавка. Но здесь, здесь он, конечно, король. Как у них все интересно! На каждом этаже свои царьки, свои повелители. А любой вышестоящий может растереть такого повелителя в пыль. Но на своих этажах… Вот и этот. Сейчас начнет.
– Юноша, я Вас принял по убедительной просьбе госпожи Франчини, и только из исключительного уважения к ней. И у меня мало времени. Ваше изучение моей персоны, конечно, умиляет, но Вы, все-таки, не в музее. Так что, к делу.
"Ничего-ничего, сейчас лоск-то сойдет. Ты в желчи мне все быстрее расскажешь, чем в светской беседе" - вежливо улыбаясь, решил Максим.
– Извините, почему в музее? Я и не думал про музей. Точнее, в зоопарке.
– Вы это о чем? - не понял сразу хозяин.
– Ну, вы говорили, что не в музее…
До хозяина начало доходить. Он приподнялся, но, подумав, что пацан неправильно выразился или он сам чего-то недослышал, вновь умастился в кожаное кресло.
– К делу, юноша.
– Ну, к делу, так к делу. Вы могли бы мне очень помочь.
– Благотворительностью не занимаюсь, молодой человек.
– Да нет, ну что Вы! Я бы и не принял от такого человека…
Игнат, приняв это за комплимент, расцвёл.
– И всё- же, юноша, к делу.
– Да, действительно… Ты за что Светку убил, сволочь?
– Чччччччто?
– Ты плохо слышишь, босс? Светлану за что убил?
– Ккакую?
– Ну, конечно, ты многих убивал, всех и не упомнить. Ну, самую недавнишнюю. Школьницу. В Быстром.
Игнат уже стал приходить в себя от неожиданности и наглости юнца. Конечно, кто-то за ним стоит. Даже если из тех, кто звонил по поводу этого щегла. Но не в то дело они лезут. Не просчитали. С этой девкой он - за каменной стеной.
– Вы хамите, молодой человек. Ну и молодежь пошла, - вздохнул он, нажимая кнопку под крышкой стола.
Максим думал разозлить этого лощёного негодяя. В гневе они выбалтывают многое. Но тот пока сдерживался.
– Зато старшее поколение воспитанное… девчонок скопом, как зечары облезлые, насилуют, потом душат тоже скопом, как пидоры трусливые…
Он неожиданно для себя самого больно ударил по самолюбию хозяина. Да, было в том убийстве такое вот грязноватые, недостойное его положения нюансы. Да, таково было условие, но всё же… Всё же… Но кто болтанул? Кому язык вырвать? Кровь и желчь ударили в голову Игната. Он вскочил. В это же время из замаскированной под шкаф двери вышли два отвратительных существа и молча заломили Максиму руки.
– Наша песня впереди, щегол. Пока попоешь сам. Всё расскажешь. И кто за тобой стоит, и кто тебя послал, и чего кто хочет. А потом, может быть, и я успокою твоё любопытство. Напоследок. А вот эти…мг… воспитатели тебе объяснят, что старших надо уважать. - Нет времени. Жду пятнадцать минут. Но оставить и для меня, - дал он команду, и Максима поволокли через ложный шкаф по винтовой лесенке вниз, в подвал.
– Ты, пацан, конечно, фартовый, но шефа разозлил зря. Придется теперь помучиться. Кстати, за тобой должок. Не удивляйся. За кореша моего, Бодю. Это он точно с тобой поговорил, когда немым и парализованным вернулся? Шеф приказал его убрать за ненадобностью. А корешовали мы крепко. Поэтому уж не обессудь. Тут уж шеф порадуется.
– Шеф?
– Ну да, он обожает слушать по внутреннему вопли.
Ведя столь поучительную беседу, Максима втянули в подвал особняка. В отличие от районного уровня, для таких процедур было отведено отдельное помещение. Уж каких фильмов насмотрелись архитекторы, неизвестно, но здесь были и железная дверь, и серые бетонные стены, и железное кресло, и выложенные на видном месте очень неаппетитные приспособления - здоровенный шприц, ножницы, клещи, пилки, что-то ещё также леденящее душу. В углу умастились что-то типа дыбы и испанского сапога. Пока юноша осматривал застенок и сравнивал его с оборудованием известного подвала, его сноровисто и быстро раздели. По тому, как аккуратно складывалась одежда, можно было понять - это компенсация палачам за вредность в работе. Попытки Максима оставить хотя бы "нижнее белье" были мягко, но решительно пресечены.
– Не стесняйся, сынок. Мы мужики правильные, не голубые. Это не для чего - то там срамного, это для работы. Доступ для нашей аппаратуры лучше.
– И часто это используется?
– Не простаивает.
– Гестапо.
– Где уж нам… Ну, будем утраиваться поудобнее. - Говорливый - сухой, но видно - жилистый заплечных дел мастер усадил Максима на пыточный стул, а его антипод - здоровенный молчаливый ассистент начал привинчивать руки и ноги подростка зажимами.
– Говорят, что хорошо зафиксированному больному наркоз не нужен, - мрачно сострил худощавый. Вот и у нас - без наркоза. Ну, я думаю, нам долго не придётся. Для начала пару пальчиков чик - и всё расскажешь. Эта такая острая, но быстро убеждающая боль.
– Скажите, маэстро, а вы сами не пробовали? Откуда вы знаете, какая боль?
– Из практики, сынок. По наблюдениям. По реакции. А самому - Бог миловал.
– А какая самая страшная?
– Ох, и любознательный же ты! Молодец. За это я тебе её подарю. Потом. Когда всё расскажешь. Или когда не расскажешь. Говорят, это когда вон теми тисками зажимают гениталии. Неправда. Предрассудки. Вон, видишь, - он наклонился к любознательной жертве и заговорщески показал на уже замеченный Максом здоровенный шприц.
– Ты думаешь, мы им бегемотам уколы от желтухи делаем? Нет, братец, наоборот. Не туда, а оттуда. Пункция. Прокалываем копчик и медленно высасываем спинной мозг. Вот это - настоящая боль.
– Скажите, я знавал одного такого же романтика дыбы, в Быстром.
– Двоюродный брат мой, царствие ему небесное…, - помрачнел палач. - Наши деды братанами были и оба этим же и занимались… Но мы заболтались. - В это время словоохотливый палач рассматривал снятый с Максимовой шеи крест. Замолчал, что-то припоминая, затем ахнул и рванулся к шефу. Вернулся он минут через десять, несколько озадаченный. Он каким-то странным долгим взглядом посмотрел на голого юношу, потом пожал плечами.
– Видит Бог, юноша, подчиняюсь принуждению и безо всякого личного желания, или упаси Бог, неприязни… - словно оправдывался он.
– А в других случаях, по собственному почину и в охотку?
– Базыль, начинай, - скомандовал пришедший в себя мучитель, а Максиму пояснил - Вася и меня в учениках. Пока так, первоначальные мазки, простейшие движения. Палец там отхватить, или за эти же самые гениталии потягать. Во, давай Базыль, без кровушки пока, за это, за самое. Хлопчик молодой, этим самым переполнен, так что должно подействовать.
Василий подошел к юноше и, гнусно осклабясь желтыми зубами, потянулся клещами вниз. Пора было начинать и Максим начал. Он мысленно сжал этими самыми клещами этот же объект пытки, но у ухмыляющегося ученика маэстро и еще усилил возникший болевой импульс. Заплечных дел подмастерье выронил инструмент, схватился за ширинку, выкатил глаза и с минуту, всхлипывая, втягивал в себя воздух, а затем заревел гудком торпедированного океанского лайнера.
Что с тобой, Баз…, - кинулся было к нему маэстро пыточных дел, но тут же упал и в ужасе завизжал. Почувствовалось ему, как пробивает его копчик и отсасывает спинной мозг толстая игла. И то, что это орудие на самом деле лежало на месте добавляло к боли некий прервобытный ужас.
Глядя на них, Максим напрягся, чтобы почувствовать крепость фиксаторов и вдруг вскочил со стула. Железные обручи безболезненно прошли сквозь руки, ноги, шею и живот. Или он прошел сквозь них? Ощущение было новое - словно ветерком обдало. Но разбираться в этом было некогда. Увидев такое, палачи замолкли, затем вновь взвыли. Первым сориентировался, конечно, старший.
– Дьявол! - вскричал он, поднимаясь с живота на колени. Пощади… а-а-а, - во время крика боли он, видимо, соображал, как обращаться к дьяволу, или бесу. Ваше… ваше…, никак не мог придумать он. - Пощадите! Не знали же мы…
Что-то сквозь боль сообразив, рухнул на колени и подручный. Держась одной рукой за срамное место, он протягивал вторую к Максиму и умоляюще закатывал глаза. Говорить он не мог, только гудел и гудел, как маяк в туман.
– Повиновение, - вошел в роль, одеваясь, Максим. Палачи радостно закивали головами. - При первой же мыслишке боль вернется. Еще страшнее. - И хотя он говорил тихо, а инквизиторы продолжали гудеть и повизгивать, они услышали и вновь радостно закивали головами.
– Зови шефа, - сказал он старшему, отпуская боль у обоих. Тот еще несколько секунд прислушивался к ощущениям, затем осторожно встал, но, убедившись в том, что спиной мозг в целости, кинулся в затемненный угол пыточной.
– Шеф, он готов, пора, - дрожащим от потрясения голосом доложился он в припрятанный микрофон.
– Что там у вас творится? - раздался озадаченный голос шефа.
– Ничего, как всегда.
– Что ты там с ним сделал? Он еще может говорить?
– Может шеф, еще как может, - хихикнул палач, угодливо подмигивая новому владыке.
– Смотри мне. А то как-то странно он орал… Я уж подумал…
– Все в норме, шеф.
– Ладно, сейчас разберусь, какая у тебя там норма.
– Теперь вот что, - обратился Максим к мастеру и подмастерью, который все еще проверял целость своего хозяйства. Шефа, как войдет - сразу сюда - он указал на стул. По всем правилам. И без фокусов - он заставил слабо попульсировать боль в тех же местах собеседников.
– Что Вы, как можно, Ваше… Ваше…
Умственные мучения палача по изобретению титула прервал ворвавшийся шеф.
– Ну, что тут? Что? - все произошло так быстро, что последний вопрос он задал, уже будучи раздетым и "хорошо зафиксированным".
– Извините шеф, плохой расклад, - объяснился маэстро.
– Да, шеф, это не мы. Это - он, - решил прояснить положение Василий.
– Вы что, совсем рехнулись, недоумки? - от безграничного изумления новый пленник даже перешел на спокойный тон.
– Ты, шеф, не ругайся. А то, видишь, как поворачивается. Чтобы не аукнулось.
– Все, теперь поговорю я, - вмешался Максим. - Мне очень надо знать: а - за что, бэ - кто за этим стоит, вэ, - как до них добраться. А теперь и гэ появилось - что вы знаете про этот крест. Будете рассказывать, или подождем? И прерывая ответ допрашиваемого, констатировал - подождем. Вам, ребята, представляется продемонстрировать шефу всю программу, чтобы он сам убедился в ее эффективности. А то - "недоумки, недоумки", - подлил он масла в огонь выходя. Я на связи. Только - он должен говорить. И говорить одну правду.
В кабинете шефа никого не было - толи он ограничивал доступ лакеев к пыточной информации, толи разослал по каким неотложным делам, то ли они просто толклись где-то неподалеку, ожидая сигнала. Максим сел в шефово кресло и стал слушать включенную громкую связь.
В начале, когда, наверное, сдирали одежду, шеф ругался и объяснял, какую они совершают ошибку, переметнувшись к "недоноску". Затем стал угрожать. Наконец, завизжал - "не подходите ко мне с этим железом!"
– Совсем, как Паниковский, - подумал Максим. Затем визг стал почти непрерывным и захлебывающимся.
– Но, шеф, мы же еще почти ничего… Только показали, какая она бывает, боль-то. Базыль, еще посильнее…
Неприятно было слушать какой-то кошачий визг от человека, только что упивавшегося своей властью, обещавшего убить, долго не мучая, и слушавшего крики и стоны других. Максим крепился. Вспомнил, какой видел убитую. Но всё-таки не выдержал.
– Когда будет готов - сообщите, - бросил он в микрофон и отключил связь с подвалом. Он успел заглянуть в роскошный бювар, затем, подумав, переложил его к себе в карман .
Разыскивая свои вещи, выдвинул ящики стола. Все лежало в нижнем самом глубоком ящике. Юноша надел свой загадочный крест, разложил в карманы немудреное имущество, а затем замер. Его начатая пачка зеленых лежала сверху небольшой горки таких же пачек. Восемь… видимо, так, на текущие расходы мелочишка… Да не нужны они мне… С другой стороны, оставлять подонкам? Может, как Деточкин? Почему бы и нет? - вдруг загорелся он этой идеей и начал рыться в столе дальше. В верхнем ящике он нашел еще несколько футляров с удивительными по красоте перстнем и бусами(толи колье, толи ожерелье, в общем - женщине на шею - не совсем разбирался подросток в таких вещах). Удивляясь такой самоуверенности хозяина, Максим, уже не колеблясь, переложил эти драгоценности во внутренний карман куртки.
Он не знал, что дело тут не в беспечности. Что должен был срочно положить в определённую банковскую ячейку, и даже не на свое имя, эти драгоценности шеф. Что в виду баснословной их стоимости сам шеф выступал перед заказчиками, как простой курьер. Но отложил, на свою или чью-то другую беду, отложил он это дело на пол- часика - решить вопрос с этим таинственным протеже влиятельных знакомцев.
Максим запихивал в свой, брошенный на стуле для посетителей раскрытый кейс свои и шефовы деньги, когда на столе замигала лампочка вызова.
– Уже? - удивился Максим.
– Да, хозяин. Он готов. Всего-то и пришлось…
– Хватит. Иду, - Максим вновь, теперь уже сам, двинулся по винтовой лестнице, ведущей из кабинета шефа в его частные застенки.
Было видно, что заплечных дел мастера уже посчитали себя на службе у нового шефа ("хозяин" - нашел нейтральную формулировку виртуоз пыток) и решили показать свое мастерство на шефе старом. Да и законы холуйства никто не отменял. Никто так смачно не топчет поверженного хозяина, как его самые ревностные слуги. Поэтому за эти десять минут хозяин застенка изменился до неузнаваемости. Этакий холеный, жесткий, невозмутимый "сильный мира сего" обратился в трясущееся, непрерывно воющее желе. Розовое желе.
– Да вы что? - невольно вскричал юноша. Он отвернулся, чтобы подавить подкатившую к горлу тошноту. Только вызванное воспоминание о погибшей девушке вновь вернуло ему мужество взглянуть на истерзанную плоть.
– Но Вы,…хозяин, вроде дали команду побыстрее, и чтобы не врал. Теперь он врать не будет. Сил не хватит. А? - крикнул он в сторону стула. Подопытный только взвизгнул.
Пытаясь сохранять строгий тон, Максим начал допрос.
– Итак, "а" - за что. Быстро!
Шеф вздрогнул, всхлипнул и быстро жалобным тоном, всхлипывая, запричитал:
– Мне это не надо было. Это он. А я…
– Кто он?
Шеф вновь вздрогнул и зажмурился, словно от удара. И так теперь вздрагивал и отворачивался при каждом вопросе.
– Но ты… Вы же знаете. Ржавый. Эта девка - это его интерес был. Из его слов понял - в науку другим.
– В какую науку? Чем она могла ему… И кому в науку?
– Не знаю, ну не знаю, захныкал шеф, опасливо косясь на ассистентов. У нас, сами знаете, расспрашивать не принято.
– Почему Вы?
– Но я не убивал же! И не… это…
– Да?
– Держал,… держал за второй конец, но тянул он. Сам, - истерично разрыдался хозяин.
– Почему Вы?
– Он не хотел, чтобы знали, что он сам. И мне вроде как предупреждение. За один грешок. Но не с этой… не с убитой…Но это не по делу.
– Ну?
– Там, в его гареме…
– Где?
– Как бы гарем у него. Я, когда у него по делам был, на одну глаз положил. Только подумал. Только подкатил. Вот он и… И предупредил, и вышаком повязал…
– А эта девушка, что, тоже в гареме была?
– Нет, думаю, нет. Не успела бы… не знаю.
– Ладно. Где его найти и как на него выйти?
– Экстренная связь… - он, поморщившись, назвал номер. - Это для избранных. Если наберете, он пойдет на контакт. Только под его условия. По - другому с неизвестными не контачит.
– Кто за ним стоит?
Шеф зажмурился, но промолчал.
– А вы говорите, "мастера" - укоризненно обратился Максим к палачам. Только вот так колбасить и умеете.
– Сейчас - сейчас, хозяин, одно мгновенье - подхватился скромно сидевший в дальнем углу мастер.
– Нет! - взвизгнул его подопечный. За ним стоит Сам.
– Сам кто?
– Просто Сам. Не знаете такого? Да вы его действительно дебютант в наших играх, - он впервые улыбнулся окровавленными губами. - Сам - это Сам. Даже Ржавый для него - сявка. Там - он кивнул головой куда-то вдаль и тут же скривился от боли, - за бугром у него кликуха другая. А у нас - Сам. Ржавый лучше знает. Какой-то у них именно в этом деле был общий интерес.
– И последнее. Что за возня с моим крестом?
– На понт берете? Вроде, как не знаете, юноша? - захихикал вдруг шеф.
– Говорите толком.
– Не знаю. Просто красивый крестик. Вот, ребятки мои, Ваши то есть принесли и показали…
– Врет? - удивленно спросил Максим у подручных.
– Врет, - также удивленно согласился маэстро боли. - Это знаете, хозяин, у нас, местных, поверье, что такой крест - не в обиду будет сказано - только у архаровцев.
– Кого - кого? - изумился Максим.
– Не гневайтесь, Ваше… Видимо, неправда. Архаровцы, это… ну, ангел мщения такой был.
– Архаил, что ли?
– Может, и так. И только те, кто избранные, могут его носить… Господи, вдруг, просияв, упал на колени палач. Вот оно что! А я Вас, простите, за нечистого принял. Теперь то все понятно… Радость-то какая! На колени, Базыль! - потянул он таращившего глаза подмастерья.
– Это правда? - поинтересовался у шефа Максим, не обращая больше внимания на верноподданнические позы палачей.
– Может, правда, может, наоборот, я в этих делах не мастак. Тебе лучше знать, кто ты. И не испытывай меня. Душу не продам.
– Душу? - вскрикнул юноша. - Скольких здесь замордовали? Быстро!- замахнулся Максим.
Остатки мужества тут же покинули шефа. Он вновь взвизгнул и зажмурился.
– Не помню. Не считал… И не всех же до конца…
– Я помню, хозяин, - вновь встрял палач. Девятнадцать. Ты был бы двадцатым. Теперь двадцатый - он. Но его правда - не всех здесь до конца. Некоторых уже потом… уже не мы.
– А ты говоришь, "душу". Всё, - озлобившись, поднялся он. Идите сюда, - кивнул он палачам. Встаньте. Набираясь омерзения, он рассматривал их окровавленные руки и фартуки. Да это была кровь негодяя, как и большинства из тех, на ком они применяли свои таланты. Но это была кровь. Эта была боль.
– Второй выход отсюда есть?
– Вот в том углу - дверь. Коридор, потом выход. Там скверик. По тропинке прямо - к аллее. Или проводить? - с готовностью предложил свои услуги продажный мастер. Но "новый хозяин" собираясь с мыслями, отрицательно покачал головой.
–Так говорите, девятнадцать? Вся… их… боль… вернется… к вам… Уйдет… когда… передадите… её… шефу, - вбивал он палачам в подсознание свои вводные.
Первым понял распоряжение шеф и начал тоскливо завывать. Затем резко скрутило его мастеров. Вздрогнув, юноша быстро рванулся в указанную ему дверь и через несколько минут уже шел по аллее старинного парка. Он полной грудью вдыхал наполненный ароматами жизни воздух. Солнце радостно пробивалось сквозь развесистые каштаны, на скамейках сидела молодежь - судя по разговорам - студенты, захваченные пьянящими сессионными хлопотами. Ворковали и урчали неистребимые сизари, где-то вверху угукали горлицы. " Че-куш-ку" - улыбнулся Максим, вспомнив шутку про крик этих птиц. Недалеко раздавался звон и скрежет трамваев, гудки особенно сумасшедших в этом городе таксистов. В общем, жизнь кипела. А там, откуда он выбрался? Юношу передернуло от контраста. Сколько же мерзости вокруг этого светлого мира! Зло плюнув, Максим быстро вышел из парка, поймал очередного психа - таксиста, за пару минут добрался до вокзала и вскоре трясся на электричке в направлении своего родного городка. При всем своем достатке взять такси напрямую и него пока не хватило воображения. "Сборы" кончились, но Макс чувствовал, какое осиное гнездо он растревожил, в какую банку со скорпионами он влез. Почти машинально он отсек нервные окончания на руках потянувшего его кейс ворюги, и погрузился в тревожную дрему.
Глава 26
– Тогда договорились. До встречи. Всегда будешь желанным гостем джигит. И ты, Элен, конечно, тоже.
Гостиная Игната не очень впечатлила Максима. По сравнению с районным масштабом - да, шик. Но не после столицы. Напыжившееся убожество. Тоже можно было сказать и о хозяине. Этакое, карабкающееся вверх по стволу подлости и жестокости ничтожество. Но с цезарскими замашками. После столичных дельцов - шавка. Но здесь, здесь он, конечно, король. Как у них все интересно! На каждом этаже свои царьки, свои повелители. А любой вышестоящий может растереть такого повелителя в пыль. Но на своих этажах… Вот и этот. Сейчас начнет.
– Юноша, я Вас принял по убедительной просьбе госпожи Франчини, и только из исключительного уважения к ней. И у меня мало времени. Ваше изучение моей персоны, конечно, умиляет, но Вы, все-таки, не в музее. Так что, к делу.
"Ничего-ничего, сейчас лоск-то сойдет. Ты в желчи мне все быстрее расскажешь, чем в светской беседе" - вежливо улыбаясь, решил Максим.
– Извините, почему в музее? Я и не думал про музей. Точнее, в зоопарке.
– Вы это о чем? - не понял сразу хозяин.
– Ну, вы говорили, что не в музее…
До хозяина начало доходить. Он приподнялся, но, подумав, что пацан неправильно выразился или он сам чего-то недослышал, вновь умастился в кожаное кресло.
– К делу, юноша.
– Ну, к делу, так к делу. Вы могли бы мне очень помочь.
– Благотворительностью не занимаюсь, молодой человек.
– Да нет, ну что Вы! Я бы и не принял от такого человека…
Игнат, приняв это за комплимент, расцвёл.
– И всё- же, юноша, к делу.
– Да, действительно… Ты за что Светку убил, сволочь?
– Чччччччто?
– Ты плохо слышишь, босс? Светлану за что убил?
– Ккакую?
– Ну, конечно, ты многих убивал, всех и не упомнить. Ну, самую недавнишнюю. Школьницу. В Быстром.
Игнат уже стал приходить в себя от неожиданности и наглости юнца. Конечно, кто-то за ним стоит. Даже если из тех, кто звонил по поводу этого щегла. Но не в то дело они лезут. Не просчитали. С этой девкой он - за каменной стеной.
– Вы хамите, молодой человек. Ну и молодежь пошла, - вздохнул он, нажимая кнопку под крышкой стола.
Максим думал разозлить этого лощёного негодяя. В гневе они выбалтывают многое. Но тот пока сдерживался.
– Зато старшее поколение воспитанное… девчонок скопом, как зечары облезлые, насилуют, потом душат тоже скопом, как пидоры трусливые…
Он неожиданно для себя самого больно ударил по самолюбию хозяина. Да, было в том убийстве такое вот грязноватые, недостойное его положения нюансы. Да, таково было условие, но всё же… Всё же… Но кто болтанул? Кому язык вырвать? Кровь и желчь ударили в голову Игната. Он вскочил. В это же время из замаскированной под шкаф двери вышли два отвратительных существа и молча заломили Максиму руки.
– Наша песня впереди, щегол. Пока попоешь сам. Всё расскажешь. И кто за тобой стоит, и кто тебя послал, и чего кто хочет. А потом, может быть, и я успокою твоё любопытство. Напоследок. А вот эти…мг… воспитатели тебе объяснят, что старших надо уважать. - Нет времени. Жду пятнадцать минут. Но оставить и для меня, - дал он команду, и Максима поволокли через ложный шкаф по винтовой лесенке вниз, в подвал.
– Ты, пацан, конечно, фартовый, но шефа разозлил зря. Придется теперь помучиться. Кстати, за тобой должок. Не удивляйся. За кореша моего, Бодю. Это он точно с тобой поговорил, когда немым и парализованным вернулся? Шеф приказал его убрать за ненадобностью. А корешовали мы крепко. Поэтому уж не обессудь. Тут уж шеф порадуется.
– Шеф?
– Ну да, он обожает слушать по внутреннему вопли.
Ведя столь поучительную беседу, Максима втянули в подвал особняка. В отличие от районного уровня, для таких процедур было отведено отдельное помещение. Уж каких фильмов насмотрелись архитекторы, неизвестно, но здесь были и железная дверь, и серые бетонные стены, и железное кресло, и выложенные на видном месте очень неаппетитные приспособления - здоровенный шприц, ножницы, клещи, пилки, что-то ещё также леденящее душу. В углу умастились что-то типа дыбы и испанского сапога. Пока юноша осматривал застенок и сравнивал его с оборудованием известного подвала, его сноровисто и быстро раздели. По тому, как аккуратно складывалась одежда, можно было понять - это компенсация палачам за вредность в работе. Попытки Максима оставить хотя бы "нижнее белье" были мягко, но решительно пресечены.
– Не стесняйся, сынок. Мы мужики правильные, не голубые. Это не для чего - то там срамного, это для работы. Доступ для нашей аппаратуры лучше.
– И часто это используется?
– Не простаивает.
– Гестапо.
– Где уж нам… Ну, будем утраиваться поудобнее. - Говорливый - сухой, но видно - жилистый заплечных дел мастер усадил Максима на пыточный стул, а его антипод - здоровенный молчаливый ассистент начал привинчивать руки и ноги подростка зажимами.
– Говорят, что хорошо зафиксированному больному наркоз не нужен, - мрачно сострил худощавый. Вот и у нас - без наркоза. Ну, я думаю, нам долго не придётся. Для начала пару пальчиков чик - и всё расскажешь. Эта такая острая, но быстро убеждающая боль.
– Скажите, маэстро, а вы сами не пробовали? Откуда вы знаете, какая боль?
– Из практики, сынок. По наблюдениям. По реакции. А самому - Бог миловал.
– А какая самая страшная?
– Ох, и любознательный же ты! Молодец. За это я тебе её подарю. Потом. Когда всё расскажешь. Или когда не расскажешь. Говорят, это когда вон теми тисками зажимают гениталии. Неправда. Предрассудки. Вон, видишь, - он наклонился к любознательной жертве и заговорщески показал на уже замеченный Максом здоровенный шприц.
– Ты думаешь, мы им бегемотам уколы от желтухи делаем? Нет, братец, наоборот. Не туда, а оттуда. Пункция. Прокалываем копчик и медленно высасываем спинной мозг. Вот это - настоящая боль.
– Скажите, я знавал одного такого же романтика дыбы, в Быстром.
– Двоюродный брат мой, царствие ему небесное…, - помрачнел палач. - Наши деды братанами были и оба этим же и занимались… Но мы заболтались. - В это время словоохотливый палач рассматривал снятый с Максимовой шеи крест. Замолчал, что-то припоминая, затем ахнул и рванулся к шефу. Вернулся он минут через десять, несколько озадаченный. Он каким-то странным долгим взглядом посмотрел на голого юношу, потом пожал плечами.
– Видит Бог, юноша, подчиняюсь принуждению и безо всякого личного желания, или упаси Бог, неприязни… - словно оправдывался он.
– А в других случаях, по собственному почину и в охотку?
– Базыль, начинай, - скомандовал пришедший в себя мучитель, а Максиму пояснил - Вася и меня в учениках. Пока так, первоначальные мазки, простейшие движения. Палец там отхватить, или за эти же самые гениталии потягать. Во, давай Базыль, без кровушки пока, за это, за самое. Хлопчик молодой, этим самым переполнен, так что должно подействовать.
Василий подошел к юноше и, гнусно осклабясь желтыми зубами, потянулся клещами вниз. Пора было начинать и Максим начал. Он мысленно сжал этими самыми клещами этот же объект пытки, но у ухмыляющегося ученика маэстро и еще усилил возникший болевой импульс. Заплечных дел подмастерье выронил инструмент, схватился за ширинку, выкатил глаза и с минуту, всхлипывая, втягивал в себя воздух, а затем заревел гудком торпедированного океанского лайнера.
Что с тобой, Баз…, - кинулся было к нему маэстро пыточных дел, но тут же упал и в ужасе завизжал. Почувствовалось ему, как пробивает его копчик и отсасывает спинной мозг толстая игла. И то, что это орудие на самом деле лежало на месте добавляло к боли некий прервобытный ужас.
Глядя на них, Максим напрягся, чтобы почувствовать крепость фиксаторов и вдруг вскочил со стула. Железные обручи безболезненно прошли сквозь руки, ноги, шею и живот. Или он прошел сквозь них? Ощущение было новое - словно ветерком обдало. Но разбираться в этом было некогда. Увидев такое, палачи замолкли, затем вновь взвыли. Первым сориентировался, конечно, старший.
– Дьявол! - вскричал он, поднимаясь с живота на колени. Пощади… а-а-а, - во время крика боли он, видимо, соображал, как обращаться к дьяволу, или бесу. Ваше… ваше…, никак не мог придумать он. - Пощадите! Не знали же мы…
Что-то сквозь боль сообразив, рухнул на колени и подручный. Держась одной рукой за срамное место, он протягивал вторую к Максиму и умоляюще закатывал глаза. Говорить он не мог, только гудел и гудел, как маяк в туман.
– Повиновение, - вошел в роль, одеваясь, Максим. Палачи радостно закивали головами. - При первой же мыслишке боль вернется. Еще страшнее. - И хотя он говорил тихо, а инквизиторы продолжали гудеть и повизгивать, они услышали и вновь радостно закивали головами.
– Зови шефа, - сказал он старшему, отпуская боль у обоих. Тот еще несколько секунд прислушивался к ощущениям, затем осторожно встал, но, убедившись в том, что спиной мозг в целости, кинулся в затемненный угол пыточной.
– Шеф, он готов, пора, - дрожащим от потрясения голосом доложился он в припрятанный микрофон.
– Что там у вас творится? - раздался озадаченный голос шефа.
– Ничего, как всегда.
– Что ты там с ним сделал? Он еще может говорить?
– Может шеф, еще как может, - хихикнул палач, угодливо подмигивая новому владыке.
– Смотри мне. А то как-то странно он орал… Я уж подумал…
– Все в норме, шеф.
– Ладно, сейчас разберусь, какая у тебя там норма.
– Теперь вот что, - обратился Максим к мастеру и подмастерью, который все еще проверял целость своего хозяйства. Шефа, как войдет - сразу сюда - он указал на стул. По всем правилам. И без фокусов - он заставил слабо попульсировать боль в тех же местах собеседников.
– Что Вы, как можно, Ваше… Ваше…
Умственные мучения палача по изобретению титула прервал ворвавшийся шеф.
– Ну, что тут? Что? - все произошло так быстро, что последний вопрос он задал, уже будучи раздетым и "хорошо зафиксированным".
– Извините шеф, плохой расклад, - объяснился маэстро.
– Да, шеф, это не мы. Это - он, - решил прояснить положение Василий.
– Вы что, совсем рехнулись, недоумки? - от безграничного изумления новый пленник даже перешел на спокойный тон.
– Ты, шеф, не ругайся. А то, видишь, как поворачивается. Чтобы не аукнулось.
– Все, теперь поговорю я, - вмешался Максим. - Мне очень надо знать: а - за что, бэ - кто за этим стоит, вэ, - как до них добраться. А теперь и гэ появилось - что вы знаете про этот крест. Будете рассказывать, или подождем? И прерывая ответ допрашиваемого, констатировал - подождем. Вам, ребята, представляется продемонстрировать шефу всю программу, чтобы он сам убедился в ее эффективности. А то - "недоумки, недоумки", - подлил он масла в огонь выходя. Я на связи. Только - он должен говорить. И говорить одну правду.
В кабинете шефа никого не было - толи он ограничивал доступ лакеев к пыточной информации, толи разослал по каким неотложным делам, то ли они просто толклись где-то неподалеку, ожидая сигнала. Максим сел в шефово кресло и стал слушать включенную громкую связь.
В начале, когда, наверное, сдирали одежду, шеф ругался и объяснял, какую они совершают ошибку, переметнувшись к "недоноску". Затем стал угрожать. Наконец, завизжал - "не подходите ко мне с этим железом!"
– Совсем, как Паниковский, - подумал Максим. Затем визг стал почти непрерывным и захлебывающимся.
– Но, шеф, мы же еще почти ничего… Только показали, какая она бывает, боль-то. Базыль, еще посильнее…
Неприятно было слушать какой-то кошачий визг от человека, только что упивавшегося своей властью, обещавшего убить, долго не мучая, и слушавшего крики и стоны других. Максим крепился. Вспомнил, какой видел убитую. Но всё-таки не выдержал.
– Когда будет готов - сообщите, - бросил он в микрофон и отключил связь с подвалом. Он успел заглянуть в роскошный бювар, затем, подумав, переложил его к себе в карман .
Разыскивая свои вещи, выдвинул ящики стола. Все лежало в нижнем самом глубоком ящике. Юноша надел свой загадочный крест, разложил в карманы немудреное имущество, а затем замер. Его начатая пачка зеленых лежала сверху небольшой горки таких же пачек. Восемь… видимо, так, на текущие расходы мелочишка… Да не нужны они мне… С другой стороны, оставлять подонкам? Может, как Деточкин? Почему бы и нет? - вдруг загорелся он этой идеей и начал рыться в столе дальше. В верхнем ящике он нашел еще несколько футляров с удивительными по красоте перстнем и бусами(толи колье, толи ожерелье, в общем - женщине на шею - не совсем разбирался подросток в таких вещах). Удивляясь такой самоуверенности хозяина, Максим, уже не колеблясь, переложил эти драгоценности во внутренний карман куртки.
Он не знал, что дело тут не в беспечности. Что должен был срочно положить в определённую банковскую ячейку, и даже не на свое имя, эти драгоценности шеф. Что в виду баснословной их стоимости сам шеф выступал перед заказчиками, как простой курьер. Но отложил, на свою или чью-то другую беду, отложил он это дело на пол- часика - решить вопрос с этим таинственным протеже влиятельных знакомцев.
Максим запихивал в свой, брошенный на стуле для посетителей раскрытый кейс свои и шефовы деньги, когда на столе замигала лампочка вызова.
– Уже? - удивился Максим.
– Да, хозяин. Он готов. Всего-то и пришлось…
– Хватит. Иду, - Максим вновь, теперь уже сам, двинулся по винтовой лестнице, ведущей из кабинета шефа в его частные застенки.
Было видно, что заплечных дел мастера уже посчитали себя на службе у нового шефа ("хозяин" - нашел нейтральную формулировку виртуоз пыток) и решили показать свое мастерство на шефе старом. Да и законы холуйства никто не отменял. Никто так смачно не топчет поверженного хозяина, как его самые ревностные слуги. Поэтому за эти десять минут хозяин застенка изменился до неузнаваемости. Этакий холеный, жесткий, невозмутимый "сильный мира сего" обратился в трясущееся, непрерывно воющее желе. Розовое желе.
– Да вы что? - невольно вскричал юноша. Он отвернулся, чтобы подавить подкатившую к горлу тошноту. Только вызванное воспоминание о погибшей девушке вновь вернуло ему мужество взглянуть на истерзанную плоть.
– Но Вы,…хозяин, вроде дали команду побыстрее, и чтобы не врал. Теперь он врать не будет. Сил не хватит. А? - крикнул он в сторону стула. Подопытный только взвизгнул.
Пытаясь сохранять строгий тон, Максим начал допрос.
– Итак, "а" - за что. Быстро!
Шеф вздрогнул, всхлипнул и быстро жалобным тоном, всхлипывая, запричитал:
– Мне это не надо было. Это он. А я…
– Кто он?
Шеф вновь вздрогнул и зажмурился, словно от удара. И так теперь вздрагивал и отворачивался при каждом вопросе.
– Но ты… Вы же знаете. Ржавый. Эта девка - это его интерес был. Из его слов понял - в науку другим.
– В какую науку? Чем она могла ему… И кому в науку?
– Не знаю, ну не знаю, захныкал шеф, опасливо косясь на ассистентов. У нас, сами знаете, расспрашивать не принято.
– Почему Вы?
– Но я не убивал же! И не… это…
– Да?
– Держал,… держал за второй конец, но тянул он. Сам, - истерично разрыдался хозяин.
– Почему Вы?
– Он не хотел, чтобы знали, что он сам. И мне вроде как предупреждение. За один грешок. Но не с этой… не с убитой…Но это не по делу.
– Ну?
– Там, в его гареме…
– Где?
– Как бы гарем у него. Я, когда у него по делам был, на одну глаз положил. Только подумал. Только подкатил. Вот он и… И предупредил, и вышаком повязал…
– А эта девушка, что, тоже в гареме была?
– Нет, думаю, нет. Не успела бы… не знаю.
– Ладно. Где его найти и как на него выйти?
– Экстренная связь… - он, поморщившись, назвал номер. - Это для избранных. Если наберете, он пойдет на контакт. Только под его условия. По - другому с неизвестными не контачит.
– Кто за ним стоит?
Шеф зажмурился, но промолчал.
– А вы говорите, "мастера" - укоризненно обратился Максим к палачам. Только вот так колбасить и умеете.
– Сейчас - сейчас, хозяин, одно мгновенье - подхватился скромно сидевший в дальнем углу мастер.
– Нет! - взвизгнул его подопечный. За ним стоит Сам.
– Сам кто?
– Просто Сам. Не знаете такого? Да вы его действительно дебютант в наших играх, - он впервые улыбнулся окровавленными губами. - Сам - это Сам. Даже Ржавый для него - сявка. Там - он кивнул головой куда-то вдаль и тут же скривился от боли, - за бугром у него кликуха другая. А у нас - Сам. Ржавый лучше знает. Какой-то у них именно в этом деле был общий интерес.
– И последнее. Что за возня с моим крестом?
– На понт берете? Вроде, как не знаете, юноша? - захихикал вдруг шеф.
– Говорите толком.
– Не знаю. Просто красивый крестик. Вот, ребятки мои, Ваши то есть принесли и показали…
– Врет? - удивленно спросил Максим у подручных.
– Врет, - также удивленно согласился маэстро боли. - Это знаете, хозяин, у нас, местных, поверье, что такой крест - не в обиду будет сказано - только у архаровцев.
– Кого - кого? - изумился Максим.
– Не гневайтесь, Ваше… Видимо, неправда. Архаровцы, это… ну, ангел мщения такой был.
– Архаил, что ли?
– Может, и так. И только те, кто избранные, могут его носить… Господи, вдруг, просияв, упал на колени палач. Вот оно что! А я Вас, простите, за нечистого принял. Теперь то все понятно… Радость-то какая! На колени, Базыль! - потянул он таращившего глаза подмастерья.
– Это правда? - поинтересовался у шефа Максим, не обращая больше внимания на верноподданнические позы палачей.
– Может, правда, может, наоборот, я в этих делах не мастак. Тебе лучше знать, кто ты. И не испытывай меня. Душу не продам.
– Душу? - вскрикнул юноша. - Скольких здесь замордовали? Быстро!- замахнулся Максим.
Остатки мужества тут же покинули шефа. Он вновь взвизгнул и зажмурился.
– Не помню. Не считал… И не всех же до конца…
– Я помню, хозяин, - вновь встрял палач. Девятнадцать. Ты был бы двадцатым. Теперь двадцатый - он. Но его правда - не всех здесь до конца. Некоторых уже потом… уже не мы.
– А ты говоришь, "душу". Всё, - озлобившись, поднялся он. Идите сюда, - кивнул он палачам. Встаньте. Набираясь омерзения, он рассматривал их окровавленные руки и фартуки. Да это была кровь негодяя, как и большинства из тех, на ком они применяли свои таланты. Но это была кровь. Эта была боль.
– Второй выход отсюда есть?
– Вот в том углу - дверь. Коридор, потом выход. Там скверик. По тропинке прямо - к аллее. Или проводить? - с готовностью предложил свои услуги продажный мастер. Но "новый хозяин" собираясь с мыслями, отрицательно покачал головой.
–Так говорите, девятнадцать? Вся… их… боль… вернется… к вам… Уйдет… когда… передадите… её… шефу, - вбивал он палачам в подсознание свои вводные.
Первым понял распоряжение шеф и начал тоскливо завывать. Затем резко скрутило его мастеров. Вздрогнув, юноша быстро рванулся в указанную ему дверь и через несколько минут уже шел по аллее старинного парка. Он полной грудью вдыхал наполненный ароматами жизни воздух. Солнце радостно пробивалось сквозь развесистые каштаны, на скамейках сидела молодежь - судя по разговорам - студенты, захваченные пьянящими сессионными хлопотами. Ворковали и урчали неистребимые сизари, где-то вверху угукали горлицы. " Че-куш-ку" - улыбнулся Максим, вспомнив шутку про крик этих птиц. Недалеко раздавался звон и скрежет трамваев, гудки особенно сумасшедших в этом городе таксистов. В общем, жизнь кипела. А там, откуда он выбрался? Юношу передернуло от контраста. Сколько же мерзости вокруг этого светлого мира! Зло плюнув, Максим быстро вышел из парка, поймал очередного психа - таксиста, за пару минут добрался до вокзала и вскоре трясся на электричке в направлении своего родного городка. При всем своем достатке взять такси напрямую и него пока не хватило воображения. "Сборы" кончились, но Макс чувствовал, какое осиное гнездо он растревожил, в какую банку со скорпионами он влез. Почти машинально он отсек нервные окончания на руках потянувшего его кейс ворюги, и погрузился в тревожную дрему.
Глава 26
Ну, здравствуй, здравствуй, сынуля, - крепко обнял Максима отец. Несмотря на дневное время, майор Белый был уже пьян.
– Ты что это… не на службе, - поморщился подросток, выскальзывая из объятий.
– Так отпуск уже. Вот и отметили с друзьями, - вроде как оправдался на прямой и скрытый вопросы Белый - старший. Ну, пойдём-пойдём, перекусишь с дороги. Как там кормили, на сборах этих?
– Нормально, папа - сдержанно ответил Макс, усаживаясь за стол. Ну, не рассказывать же отцу о гастрономических изысках столичной богемы.
– Ну, по домашней пище, наверняка соскучился? Давай, наворачивай.
Под "домашней пищей" отец имел в виду любимые Максом с детства всевозможные домашние копчености, которыми славился здешний рынок, а также пожаренное им на сковороде шашлычное мясо.
"Сам по мне соскучился," - с неожиданной нежностью подумал Максим и теперь сам крепко обнял своего героя.
– Ну, давай, подкрепляйся.
– Давай вместе, па.
– Я уже… раньше, - закурил свою неизменную сигарету отец. - А ты рассказывай, как соревнования-то. Впрочем, читал, читал. В республиканской прессе так себе, скороговоркой. А вот в областной - о-го-го. Ты теперь у нас знаменитость.
– Пап, зачем? А ты?
– Да, конечно, - спохватился отец. Но я так, для спецов. И то… А вот ты…
– У тебя неприятности - понял по тону Максим.
– Да нет, все нормально, ты рассказывай.
– Папуля, давай по очереди, а? Ну, ведь взрослый я уже. Поговорим в конце концов.
– Взрослый…, - усмехнулся отец. Две недели повращался в столице, троим пацанам морды набил, и уже взрослый. Ну, еще трем девкам головы вскружил…
– Ну пап…
– А что, звонят.
– Кто??? - подхватился Максим.
– А по очереди. Как сговорились. Эти, как они у вас - Кнопка, Косточка и Мышка. Ну и прозвища у вас. Как зверушки из мультиков.
– Ах, они, - успокоено опустился на стул Максим.
– Тебе мало? Ну, тогда еще тобой вдруг заинтересовалась твоя товарка по несчастью. Или по счастью, уж не знаю, - Пушкарёва. Еще звонили две каких-то девушки не назвавшиеся, но, по голосу, постарше.
– Давно? - вновь насторожился Максим.
– Которые постарше - давно. С неделю назад.
– "Ну это не Элен. Да и чего ей звонить по квартирному" - успокоился он.
–Кстати, пап, я получил призовые. Так что больше звонить не будут. Вот, приобрел, - он вытянул и протянул отцу сотовик. Как он тебе?
– Богатая машина, - констатировал отец, рассматривая навороченный агрегат.
– Тогда держи и тебе. Такой же.
– Мне - то зачем?
– Ну, хватит уже, бери и все. Первый же мой подарок на заработанные деньги.
– На заработанные? - отец перестал улыбаться и выставил вперед подбородок. Этот непроизвольный жест выдавал смену настроения - от пьяного добродушия к раздражению. И прикид этот - на заработанные? Не щедрые ли призовые для захолустного турнирчика?
– Да что ты, па, - замямлил в ужасе Максим.
– А может это аванс, а?
– Кккакой аванс? - заикаясь переспросил сынуля.
– Тот самый. Ты хотел поговорить по взрослому? Давай. Ко мне приходил твой тренер. Син? Так вы его зовете? Показывал твое искусство. Впечатляет.
– Это как - показывал?
– Съемку показывал. Любительскую. Ну, сейчас, знаешь - что любительская, что профессиональная. При хорошей - то камере. Кстати, копию оставил. Можешь полюбоваться со стороны. Или своей невесте показать. Тоже эффектно…
– Ну, папа.
– Ладно. Не до шуток. Он рассказал о… том турнире. Так вот - не пущу.
– Но папа, почему?
– Я своего ребенка калечить не дам и его здоровьем не торгую. Ты очень мне дорог, сынок, - подбородок встал на место, черты смягчились. Гроза миновала, не разразившись, и вновь наступил период мягкосердечия. Максим вскочил и обнял отца.
– Папуля, ты мне тоже очень дорог. Но со мной ничего не случится. Ты же видел. А такие деньги…
– Нет.
– Мы бы могли лететь вместе. Купили бы дельтаплан… Или даже какой-нибудь аппарат посерьезнее…
– Нет и нет, сынок. И не бей ниже пояса…
– Ниже пояса? Да что случилось?
– Давай закончим с твоим вопросом.
– Все, папа, завязали. Так что случилось?
– Если это все, - отец неопределенно кивнул в сторону Максима- аванс, то возвратишь завтра же. И скажешь: "Нет". Пообещай.
– Хорошо, папа. Это не аванс. Обещаю, что без твоего согласия ни на какие турниры не поеду.
– Хитрец, - улыбнулся, наконец, офицер. Оставляешь лазейку?
– Папуля, все-таки, что случилось? Неприятности?
Белый Петр помолчал, откинувшись выудил из холодильника бутылку пива, ловким движением открыл и стал рассматривать, как в стакане опускается пена.
– Новое - хорошо забытое старое - сказал он, наконец.
– Ты о пиве? - поинтересовался Максим. Он знал, что его дед пил только "Жигулевское", что начинал с него и отец. Что потом оно пропало, растворилось во всевозможном разрекламированном пойле, и вот - вернулось опять.
– Да, конечно, о пиве, угадал, - усмехнулся отец, делая большой глоток и тут же закуривая. Максим поморщился, но смолчал. Отец готовился пооткровенничать, вспугнуть его было нельзя. Макс даже прижал взглядом хомяка, уже давно карабкавшегося то по его, то по отцовым брюкам. Рыжий толстяк присел от неожиданности, затем изобразил предельную обиду на своей пушистой мордашке. Максим мысленно погладил его по толстому брюшку и ласун тут же упал на спину, закатив глаза.
– Понимаешь, Макс, сегодня аукнулось старое. Даже не сегодня… Ты же знаешь, и твой дед и я… - начал отец.
– Ты что это… не на службе, - поморщился подросток, выскальзывая из объятий.
– Так отпуск уже. Вот и отметили с друзьями, - вроде как оправдался на прямой и скрытый вопросы Белый - старший. Ну, пойдём-пойдём, перекусишь с дороги. Как там кормили, на сборах этих?
– Нормально, папа - сдержанно ответил Макс, усаживаясь за стол. Ну, не рассказывать же отцу о гастрономических изысках столичной богемы.
– Ну, по домашней пище, наверняка соскучился? Давай, наворачивай.
Под "домашней пищей" отец имел в виду любимые Максом с детства всевозможные домашние копчености, которыми славился здешний рынок, а также пожаренное им на сковороде шашлычное мясо.
"Сам по мне соскучился," - с неожиданной нежностью подумал Максим и теперь сам крепко обнял своего героя.
– Ну, давай, подкрепляйся.
– Давай вместе, па.
– Я уже… раньше, - закурил свою неизменную сигарету отец. - А ты рассказывай, как соревнования-то. Впрочем, читал, читал. В республиканской прессе так себе, скороговоркой. А вот в областной - о-го-го. Ты теперь у нас знаменитость.
– Пап, зачем? А ты?
– Да, конечно, - спохватился отец. Но я так, для спецов. И то… А вот ты…
– У тебя неприятности - понял по тону Максим.
– Да нет, все нормально, ты рассказывай.
– Папуля, давай по очереди, а? Ну, ведь взрослый я уже. Поговорим в конце концов.
– Взрослый…, - усмехнулся отец. Две недели повращался в столице, троим пацанам морды набил, и уже взрослый. Ну, еще трем девкам головы вскружил…
– Ну пап…
– А что, звонят.
– Кто??? - подхватился Максим.
– А по очереди. Как сговорились. Эти, как они у вас - Кнопка, Косточка и Мышка. Ну и прозвища у вас. Как зверушки из мультиков.
– Ах, они, - успокоено опустился на стул Максим.
– Тебе мало? Ну, тогда еще тобой вдруг заинтересовалась твоя товарка по несчастью. Или по счастью, уж не знаю, - Пушкарёва. Еще звонили две каких-то девушки не назвавшиеся, но, по голосу, постарше.
– Давно? - вновь насторожился Максим.
– Которые постарше - давно. С неделю назад.
– "Ну это не Элен. Да и чего ей звонить по квартирному" - успокоился он.
–Кстати, пап, я получил призовые. Так что больше звонить не будут. Вот, приобрел, - он вытянул и протянул отцу сотовик. Как он тебе?
– Богатая машина, - констатировал отец, рассматривая навороченный агрегат.
– Тогда держи и тебе. Такой же.
– Мне - то зачем?
– Ну, хватит уже, бери и все. Первый же мой подарок на заработанные деньги.
– На заработанные? - отец перестал улыбаться и выставил вперед подбородок. Этот непроизвольный жест выдавал смену настроения - от пьяного добродушия к раздражению. И прикид этот - на заработанные? Не щедрые ли призовые для захолустного турнирчика?
– Да что ты, па, - замямлил в ужасе Максим.
– А может это аванс, а?
– Кккакой аванс? - заикаясь переспросил сынуля.
– Тот самый. Ты хотел поговорить по взрослому? Давай. Ко мне приходил твой тренер. Син? Так вы его зовете? Показывал твое искусство. Впечатляет.
– Это как - показывал?
– Съемку показывал. Любительскую. Ну, сейчас, знаешь - что любительская, что профессиональная. При хорошей - то камере. Кстати, копию оставил. Можешь полюбоваться со стороны. Или своей невесте показать. Тоже эффектно…
– Ну, папа.
– Ладно. Не до шуток. Он рассказал о… том турнире. Так вот - не пущу.
– Но папа, почему?
– Я своего ребенка калечить не дам и его здоровьем не торгую. Ты очень мне дорог, сынок, - подбородок встал на место, черты смягчились. Гроза миновала, не разразившись, и вновь наступил период мягкосердечия. Максим вскочил и обнял отца.
– Папуля, ты мне тоже очень дорог. Но со мной ничего не случится. Ты же видел. А такие деньги…
– Нет.
– Мы бы могли лететь вместе. Купили бы дельтаплан… Или даже какой-нибудь аппарат посерьезнее…
– Нет и нет, сынок. И не бей ниже пояса…
– Ниже пояса? Да что случилось?
– Давай закончим с твоим вопросом.
– Все, папа, завязали. Так что случилось?
– Если это все, - отец неопределенно кивнул в сторону Максима- аванс, то возвратишь завтра же. И скажешь: "Нет". Пообещай.
– Хорошо, папа. Это не аванс. Обещаю, что без твоего согласия ни на какие турниры не поеду.
– Хитрец, - улыбнулся, наконец, офицер. Оставляешь лазейку?
– Папуля, все-таки, что случилось? Неприятности?
Белый Петр помолчал, откинувшись выудил из холодильника бутылку пива, ловким движением открыл и стал рассматривать, как в стакане опускается пена.
– Новое - хорошо забытое старое - сказал он, наконец.
– Ты о пиве? - поинтересовался Максим. Он знал, что его дед пил только "Жигулевское", что начинал с него и отец. Что потом оно пропало, растворилось во всевозможном разрекламированном пойле, и вот - вернулось опять.
– Да, конечно, о пиве, угадал, - усмехнулся отец, делая большой глоток и тут же закуривая. Максим поморщился, но смолчал. Отец готовился пооткровенничать, вспугнуть его было нельзя. Макс даже прижал взглядом хомяка, уже давно карабкавшегося то по его, то по отцовым брюкам. Рыжий толстяк присел от неожиданности, затем изобразил предельную обиду на своей пушистой мордашке. Максим мысленно погладил его по толстому брюшку и ласун тут же упал на спину, закатив глаза.
– Понимаешь, Макс, сегодня аукнулось старое. Даже не сегодня… Ты же знаешь, и твой дед и я… - начал отец.