Страница:
– Ну ладно, успокоился Погорельцев. А здесь? Ты мне скажи, на каком режиме твои бои снимать?
Действительно, на фотографиях четко проступил размахивающий кулаками Кот и какое-то размытое пятно на месте соперника. Несмотря на такую неудачу, ребята фыркнули - уж очень глупое было у Максимового визави выражение лица.
– А ведь я на "движущихся" режим поставил .И все равно вот так не резко. Очень быстро ты там мелькал. То-то я заметил - весь мокрый был после драки. Только вот здесь и получился, когда стоял, - он протянул фотографию стоящего без движения Макса и устремившегося на него врага с зажатой в руке арматурой.
– А за эту спасибо. - Максим забрал фотографию и положил ее в сумку. - Алиби, - пояснил он.
– А вот эти под названием "бой с тенью", повесим вместо "Шедевра". Ты как? - предложил Сергей.
Максим хотел было согласиться - уж очень потешные они были, но вспомнил рассказ отца и коротко довел ситуацию до друзей.
– Давайте не трогать.
– Пока сам не нарвется - согласен. А вторую щеку подставлять не намерен. Пусть свое зло на ком другом срывает, - пробурчал-таки Сергей. На том и порешили.
Но решать вопросы с Котом не пришлось. Тот сидел смирно, только иногда едко улыбаясь. Занятия шли своим чередом. И, конечно, все ждали алгебру - после вчерашнего разговора по душам и слухов о смертельной болезни все ждали продолжения.
Но продолжения не получилось. Как вчера, учительница долгим взглядом обвела класс, как бы здороваясь с каждым, как вчера - сама отметила, кого нет, узнала, что Мирзоева действительно, простудилась. Затем началось решение экзаменационных задач.
– Кстати, Татьяна, ты по-своему права. Белому надо трудиться в полную силу. - Она подошла к парте Максима и положила тому толстый учебник нелинейной геометрии.
– Попробуй позаниматься вот этим, - предложила она. И если что, спрашивай, не стесняйся. Всем остальным внимание на доску.
Наступила обычная школьная учеба, а Макс приготовился к погружению в новый мир математики. Но когда Татьяна, проходя от доски все- таки сунула нос в сторону его тетради, он не удержался - словно случайно пододвинул уличающую Кота фотографию. И, хотя девушка лишь на секунду замедлила шаг, лишь на мгновенье бросила взгляд на глянцевый квадрат, по изменившемуся ее лицу провокатор понял - подействовало.
– Прожгло, - согласился Сергей, не упускавший не одного происшествия на занятиях. Особенно того, что касалось его друзей. А так как друзей была большая половина, конкретно на занятия время оставалось мало.
– Да ладно тебе, - привычно ответил сосед и взялся за учебник.
Вскоре класс затих. Один за другим школьники, сначала исподтишка, затем откровенно поворачивались в сторону парты Белого и во все глаза смотрели, что он вытворяет с предложенным ему новым материалом. Создавалось впечатление, что он просто пожирал книгу, впитывал ее, сосредоточенно бегая глазами по строкам. Впрочем, главное было не в этом. Зубрилы в классе были и раньше. Странной была скорость, с которой он прочитывал и переворачивал страницы.
"Опять хохмит", - решили некоторые и продолжили заниматься своими делами, другие же начали ждать, когда разразится гроза. Помимо прочего, учительница явно любила свой предмет и издевательств не потерпела бы. Наконец, и она подняла глаза от своих записей, отследила направление взглядов учеников и уперлась в шуршащего страницами Максима.
– Неинтересно?, - участливо - иронично поинтересовалась она, когда этот странный ученик захлопнул книгу.
– Нет, почему, очень интересно, - устало, но убежденно ответил ученик.
– Белый, я тебе дала этот учебник не для того, чтобы ты по нему пробежался, как по "Мурзилке" или там, "Веселым картинкам". Рада, что тебя все это заинтересовало, поэтому бери первую тему и начинай изучать.
– Но я уже все…, - начал было он, но осекся под укоризненным взглядом учительницы. - Хорошо, пробурчал он. Так и сделаю.
Когда до звонка оставалось несколько минут, Ирина Сергеевна встала.
– Минуточку внимания, ребята. Сегодня у нас с вами последнее занятие. Дальше готовить к экзамену вас будет другая учительница. До свидания. И… она подавила поднимающийся к горлу ком. - И простите, если кого обидела.
– Да что вы, до свидания. Еще вернетесь, - загалдели ребята. В эту золотую пору юношеского максимализма чувств от ненависти к любви, от злорадства к сочувствию - действительно один шаг, одно событие. А такое, как у нее, чувствовалось и сопереживалось особенно остро.
– Медицина сейчас чудеса творит, - решилась успокоить учительницу Кнопка. - Вот из нашей школы Пушкарева, слышали - разбилась на мотоцикле. Парень, который ее вез - насмерть. Думали, она, тоже не жилец. А сделали операцию, не только живая, уже чуть ли не бегает. И еще несколько таких же случаев буквально за какой- то месяц. Вон, уже в областной газете писали. Да в то время там и Белый лежал - пусть подтвердит.
– Вот как? - переспросила Ирина Сергеевна, внимательно глядя на Максима.
– Ну, я не видел Пушкаревой…
– Совсем?
– Мельком видел. Действительно, то не двигалась, то ходить начала. И один из моей палаты. Он, правда, после операции дольше полежал. Не знаю сколько, до меня прооперировали. Нет… то есть до того, как я очухался. А ходить начал уже при мне. И там еще двое… До моей выписки поправляться резко после операции начали… Так что на самом деле, медицина творит чудеса.
– Вот как… - задумчиво повторила учительница. - Я и не знала… Нет, читала, но внимания не обратила… Тем не менее, спасибо, ребята. Конечно, надеяться и не сдаваться. Чего и вам желаю на экзаменах, - пошутила она одновременно со звонком.
– Ты посмотри, - обратил Сергей внимание друга, когда они возвращались домой. На стадионе, в укромном местечке, почти в тех же зарослях, где происходила историческая дуэль, выясняли отношения Татьяна с Котом.
– Она ему ввалит, так ввалит - злорадствовал Сергей. Было видно, как парень хмуро что- то оправдывался, затем начал зло что- то говорить. Татьяна вскинулась, затем быстро пошла домой. Кот кинулся, было, за ней, но потом махнул рукой и понуро пошел своей дорогой.
– Д-а-а, сложно ему. По большому счету, ты у него девчонку отбил.
– Скажешь тоже, "отбил", - обиделся друг. Мы с ней с первого класса…
– Ладно заливать. С первого класса. Это так, детство. А всерьез она начала ходить только этой весной и - не с тобой, с ним.
– Но я и не отбивал…
– Вот я и говорю, молоток, - ухмыльнулся Сергей. - На том и расстались. От вечернего моциона Макс вновь отговорился, сославшись на презентованный ему математичкой учебник.
– Конечно- конечно, - согласился Сергей. Только смотри, без тебя парочка опять снюхается, - предупредил на прощанье он своего товарища.
До самого вечера Максим набирался сил, таращась в телевизор и наблюдая за перемещениями рыжего хомячищи. Он чувствовал, он просто знал, что сегодня закончит борьбу с нынешним врагом, и набирался мужества вновь терпеть боль.
На этот раз пациентка спала в ночной рубашке, но целитель почти (почти, все- таки!) не обратил внимания на прелести женского тела. Даже не присаживаясь, он принялся за зло пульсирующую черную опухоль в легких. Да, после двух дней борьбы, болезнь уже не казалась непобедимым монстром. Этакий комочек зла, желающий, чтобы его оставили в покое.
– Не выйдет, и не надейся, - сосредотачиваясь, пообещал своему врагу Максим. И на этот раз была боль, были яркие, порой вспыхивающие молниями лучи. И вновь юноша стонал от боли. Но сегодня все закончилось. И на месте всей гигантской паутины с черной гадиной в центре, теперь ровным бледно - розовым цветом светились здоровые ткани. Но почему бледно- розовым? - спохватился юноша, уже отирая пот и сидя в кресле. Он вспомнил свечение у людей, которым помог раньше. Правда, и Пушкарева и Хома были моложе. Но возраста тех двоих, последних он не знал. И Максим вновь протянул руки над больной. Без особого напряжения устранил некоторые темные точечки в голове (похоже, в сосудиках), немного задержался на мелких непонятных серых разрывах на запястьях, всхлипнув от болезненного укола, разгладил, срастил ткани и здесь. Больше ничего не было, но организм не светился струящимся светом. Он вроде как тлел.
– Она просто не хочет жить. И нет сил жить, - понял вдруг юноша. Он вздохнул, подошел к окну и, глядя на усеченный диск луны, начал набираться новых сил.
– Куда ей сравниться с солнечными лучами, - подумал Макс, вспомнив, как встряхнуло и зарядило его сегодня утреннее светило. Но, спасибо и на этом. Но как же это так, а? - подумалось вдруг. Может, я лунатик какой. Или этот… солнцеед? Но не сейчас, ни в этой квартире и ни в это время следовало раздумывать. Надо было заканчивать с этой поднадоевшей возней. Не то, чтобы ему приелись такие чудеса. Но попробуйте сами их творить, если в это же время у вас, к примеру, будут выдирать без заморозки зубы. Представив такую картинку, подросток улыбнулся, затем вздохнул и вновь обратился к спящей. Закрыв глаза и подняв в себе волну силы и здоровья, волну захватывающего дух счастья (некстати вспомнив прогулку на речку), он стал делиться ей с молодой женщиной. И вдруг поймал себя на том, что не чувствует боли. Испугавшись, что ничего не получается, он открыл глаза. Нет, все получалось, но по- новому. Его руки светились нежным, на этот раз золотистым свечением и оно мягко переходило к спящей, светящимся фонтаном пульсировало над ней и затем словно всасывалось в кожу. Максим вновь зажмурился и проследил путь этого чудесного света дальше. Он увидел, как золотистые лучи заструились по тканям, проникая все глубже и глубже, заставляя весь исцеленный организм светиться теперь уже радостным розовым светом. И это порождало чувство захватывающей радости у самого целителя. Вновь зазвучала мелодия танца цветов, и вновь юноша упивался чувствами творимого им добра.
– Все, - скомандовал наконец самому себе Максим. Все. Он видел, что спящая женщина от мизинцев до кончиков волос наполнена светлой жизненной силой. Но чувствовал, что на исходе силы его. Он знал, что на солнце он быстро восстановится. Почему? - не было сил и желания думать. Как тогда, из реанимации, он вышел из квартиры, придерживаясь за стену. И как тогда, встретил девушку. Правда, теперь не у в хода в палату, а на углу своего дома. И не медсестру, а Татьяну. И она совсем не собиралась ему помогать. Наоборот, - бац- бац - бац - прозвучали три неумелых но звонких пощечины.
– Подлец! Подонок! Негодяй! Тварь! - кидала девушка оскорбительные слова, пока Максим машинально потирал щеки. По быстроте расправы и по скорострельности слов было ясно, что и действия и слова были подобраны заранее - во время медленного белого каления.
Сергей сдал? - тупо удивился про себя Макс.
– Но мы занимались - вслух оправдывался он.
– Занимались! Пять часов! В темноте! - обозлившись на наглую ложь, Татьяна с каждым своим доводом продолжала хлестать ладонями по лицу негодяя, не утруждая себя даже посмотреть, куда приходятся эти оплеухи. Да ты на себя посмотри! На тебе лица нет! Как пьяный идешь. Это "занимались". Ясно чем! - продолжала она экзекуцию.
– Да подожди ты! - вспылил, наконец, парнишка, перехватывая руку. - Перестань. У меня действительно нет сил сейчас спорить или оправдываться. Да и с какой стати? - вдруг осенило его.
– Действительно, с какой стати, - вдруг притихла Татьяна. Гордая и самолюбивая девчонка представила, что мог подумать этот зазнайка и, не дай Бог, - одноклассники, если бы все это увидели.
– Она смертельно больной человек. А ты… А ты… - ты и ее не пожалеешь. Мерзавец!
Однако этот обличительный монолог был сказан неубедительно, и девушка сама это почувствовала. Увидев у мерзавца кровь на разбитой ею губе, она быстро достала платок, промокнула им ранку и исчезла.
Максим пожал плечами, облизнул разбитую губу, и, пообещав себе придумать достойный ответ завтра, добрел, наконец, до дома, где и рухнул, не раздеваясь, в родную кровать.
Глава 11
Действительно, на фотографиях четко проступил размахивающий кулаками Кот и какое-то размытое пятно на месте соперника. Несмотря на такую неудачу, ребята фыркнули - уж очень глупое было у Максимового визави выражение лица.
– А ведь я на "движущихся" режим поставил .И все равно вот так не резко. Очень быстро ты там мелькал. То-то я заметил - весь мокрый был после драки. Только вот здесь и получился, когда стоял, - он протянул фотографию стоящего без движения Макса и устремившегося на него врага с зажатой в руке арматурой.
– А за эту спасибо. - Максим забрал фотографию и положил ее в сумку. - Алиби, - пояснил он.
– А вот эти под названием "бой с тенью", повесим вместо "Шедевра". Ты как? - предложил Сергей.
Максим хотел было согласиться - уж очень потешные они были, но вспомнил рассказ отца и коротко довел ситуацию до друзей.
– Давайте не трогать.
– Пока сам не нарвется - согласен. А вторую щеку подставлять не намерен. Пусть свое зло на ком другом срывает, - пробурчал-таки Сергей. На том и порешили.
Но решать вопросы с Котом не пришлось. Тот сидел смирно, только иногда едко улыбаясь. Занятия шли своим чередом. И, конечно, все ждали алгебру - после вчерашнего разговора по душам и слухов о смертельной болезни все ждали продолжения.
Но продолжения не получилось. Как вчера, учительница долгим взглядом обвела класс, как бы здороваясь с каждым, как вчера - сама отметила, кого нет, узнала, что Мирзоева действительно, простудилась. Затем началось решение экзаменационных задач.
– Кстати, Татьяна, ты по-своему права. Белому надо трудиться в полную силу. - Она подошла к парте Максима и положила тому толстый учебник нелинейной геометрии.
– Попробуй позаниматься вот этим, - предложила она. И если что, спрашивай, не стесняйся. Всем остальным внимание на доску.
Наступила обычная школьная учеба, а Макс приготовился к погружению в новый мир математики. Но когда Татьяна, проходя от доски все- таки сунула нос в сторону его тетради, он не удержался - словно случайно пододвинул уличающую Кота фотографию. И, хотя девушка лишь на секунду замедлила шаг, лишь на мгновенье бросила взгляд на глянцевый квадрат, по изменившемуся ее лицу провокатор понял - подействовало.
– Прожгло, - согласился Сергей, не упускавший не одного происшествия на занятиях. Особенно того, что касалось его друзей. А так как друзей была большая половина, конкретно на занятия время оставалось мало.
– Да ладно тебе, - привычно ответил сосед и взялся за учебник.
Вскоре класс затих. Один за другим школьники, сначала исподтишка, затем откровенно поворачивались в сторону парты Белого и во все глаза смотрели, что он вытворяет с предложенным ему новым материалом. Создавалось впечатление, что он просто пожирал книгу, впитывал ее, сосредоточенно бегая глазами по строкам. Впрочем, главное было не в этом. Зубрилы в классе были и раньше. Странной была скорость, с которой он прочитывал и переворачивал страницы.
"Опять хохмит", - решили некоторые и продолжили заниматься своими делами, другие же начали ждать, когда разразится гроза. Помимо прочего, учительница явно любила свой предмет и издевательств не потерпела бы. Наконец, и она подняла глаза от своих записей, отследила направление взглядов учеников и уперлась в шуршащего страницами Максима.
– Неинтересно?, - участливо - иронично поинтересовалась она, когда этот странный ученик захлопнул книгу.
– Нет, почему, очень интересно, - устало, но убежденно ответил ученик.
– Белый, я тебе дала этот учебник не для того, чтобы ты по нему пробежался, как по "Мурзилке" или там, "Веселым картинкам". Рада, что тебя все это заинтересовало, поэтому бери первую тему и начинай изучать.
– Но я уже все…, - начал было он, но осекся под укоризненным взглядом учительницы. - Хорошо, пробурчал он. Так и сделаю.
Когда до звонка оставалось несколько минут, Ирина Сергеевна встала.
– Минуточку внимания, ребята. Сегодня у нас с вами последнее занятие. Дальше готовить к экзамену вас будет другая учительница. До свидания. И… она подавила поднимающийся к горлу ком. - И простите, если кого обидела.
– Да что вы, до свидания. Еще вернетесь, - загалдели ребята. В эту золотую пору юношеского максимализма чувств от ненависти к любви, от злорадства к сочувствию - действительно один шаг, одно событие. А такое, как у нее, чувствовалось и сопереживалось особенно остро.
– Медицина сейчас чудеса творит, - решилась успокоить учительницу Кнопка. - Вот из нашей школы Пушкарева, слышали - разбилась на мотоцикле. Парень, который ее вез - насмерть. Думали, она, тоже не жилец. А сделали операцию, не только живая, уже чуть ли не бегает. И еще несколько таких же случаев буквально за какой- то месяц. Вон, уже в областной газете писали. Да в то время там и Белый лежал - пусть подтвердит.
– Вот как? - переспросила Ирина Сергеевна, внимательно глядя на Максима.
– Ну, я не видел Пушкаревой…
– Совсем?
– Мельком видел. Действительно, то не двигалась, то ходить начала. И один из моей палаты. Он, правда, после операции дольше полежал. Не знаю сколько, до меня прооперировали. Нет… то есть до того, как я очухался. А ходить начал уже при мне. И там еще двое… До моей выписки поправляться резко после операции начали… Так что на самом деле, медицина творит чудеса.
– Вот как… - задумчиво повторила учительница. - Я и не знала… Нет, читала, но внимания не обратила… Тем не менее, спасибо, ребята. Конечно, надеяться и не сдаваться. Чего и вам желаю на экзаменах, - пошутила она одновременно со звонком.
– Ты посмотри, - обратил Сергей внимание друга, когда они возвращались домой. На стадионе, в укромном местечке, почти в тех же зарослях, где происходила историческая дуэль, выясняли отношения Татьяна с Котом.
– Она ему ввалит, так ввалит - злорадствовал Сергей. Было видно, как парень хмуро что- то оправдывался, затем начал зло что- то говорить. Татьяна вскинулась, затем быстро пошла домой. Кот кинулся, было, за ней, но потом махнул рукой и понуро пошел своей дорогой.
– Д-а-а, сложно ему. По большому счету, ты у него девчонку отбил.
– Скажешь тоже, "отбил", - обиделся друг. Мы с ней с первого класса…
– Ладно заливать. С первого класса. Это так, детство. А всерьез она начала ходить только этой весной и - не с тобой, с ним.
– Но я и не отбивал…
– Вот я и говорю, молоток, - ухмыльнулся Сергей. - На том и расстались. От вечернего моциона Макс вновь отговорился, сославшись на презентованный ему математичкой учебник.
– Конечно- конечно, - согласился Сергей. Только смотри, без тебя парочка опять снюхается, - предупредил на прощанье он своего товарища.
До самого вечера Максим набирался сил, таращась в телевизор и наблюдая за перемещениями рыжего хомячищи. Он чувствовал, он просто знал, что сегодня закончит борьбу с нынешним врагом, и набирался мужества вновь терпеть боль.
На этот раз пациентка спала в ночной рубашке, но целитель почти (почти, все- таки!) не обратил внимания на прелести женского тела. Даже не присаживаясь, он принялся за зло пульсирующую черную опухоль в легких. Да, после двух дней борьбы, болезнь уже не казалась непобедимым монстром. Этакий комочек зла, желающий, чтобы его оставили в покое.
– Не выйдет, и не надейся, - сосредотачиваясь, пообещал своему врагу Максим. И на этот раз была боль, были яркие, порой вспыхивающие молниями лучи. И вновь юноша стонал от боли. Но сегодня все закончилось. И на месте всей гигантской паутины с черной гадиной в центре, теперь ровным бледно - розовым цветом светились здоровые ткани. Но почему бледно- розовым? - спохватился юноша, уже отирая пот и сидя в кресле. Он вспомнил свечение у людей, которым помог раньше. Правда, и Пушкарева и Хома были моложе. Но возраста тех двоих, последних он не знал. И Максим вновь протянул руки над больной. Без особого напряжения устранил некоторые темные точечки в голове (похоже, в сосудиках), немного задержался на мелких непонятных серых разрывах на запястьях, всхлипнув от болезненного укола, разгладил, срастил ткани и здесь. Больше ничего не было, но организм не светился струящимся светом. Он вроде как тлел.
– Она просто не хочет жить. И нет сил жить, - понял вдруг юноша. Он вздохнул, подошел к окну и, глядя на усеченный диск луны, начал набираться новых сил.
– Куда ей сравниться с солнечными лучами, - подумал Макс, вспомнив, как встряхнуло и зарядило его сегодня утреннее светило. Но, спасибо и на этом. Но как же это так, а? - подумалось вдруг. Может, я лунатик какой. Или этот… солнцеед? Но не сейчас, ни в этой квартире и ни в это время следовало раздумывать. Надо было заканчивать с этой поднадоевшей возней. Не то, чтобы ему приелись такие чудеса. Но попробуйте сами их творить, если в это же время у вас, к примеру, будут выдирать без заморозки зубы. Представив такую картинку, подросток улыбнулся, затем вздохнул и вновь обратился к спящей. Закрыв глаза и подняв в себе волну силы и здоровья, волну захватывающего дух счастья (некстати вспомнив прогулку на речку), он стал делиться ей с молодой женщиной. И вдруг поймал себя на том, что не чувствует боли. Испугавшись, что ничего не получается, он открыл глаза. Нет, все получалось, но по- новому. Его руки светились нежным, на этот раз золотистым свечением и оно мягко переходило к спящей, светящимся фонтаном пульсировало над ней и затем словно всасывалось в кожу. Максим вновь зажмурился и проследил путь этого чудесного света дальше. Он увидел, как золотистые лучи заструились по тканям, проникая все глубже и глубже, заставляя весь исцеленный организм светиться теперь уже радостным розовым светом. И это порождало чувство захватывающей радости у самого целителя. Вновь зазвучала мелодия танца цветов, и вновь юноша упивался чувствами творимого им добра.
– Все, - скомандовал наконец самому себе Максим. Все. Он видел, что спящая женщина от мизинцев до кончиков волос наполнена светлой жизненной силой. Но чувствовал, что на исходе силы его. Он знал, что на солнце он быстро восстановится. Почему? - не было сил и желания думать. Как тогда, из реанимации, он вышел из квартиры, придерживаясь за стену. И как тогда, встретил девушку. Правда, теперь не у в хода в палату, а на углу своего дома. И не медсестру, а Татьяну. И она совсем не собиралась ему помогать. Наоборот, - бац- бац - бац - прозвучали три неумелых но звонких пощечины.
– Подлец! Подонок! Негодяй! Тварь! - кидала девушка оскорбительные слова, пока Максим машинально потирал щеки. По быстроте расправы и по скорострельности слов было ясно, что и действия и слова были подобраны заранее - во время медленного белого каления.
Сергей сдал? - тупо удивился про себя Макс.
– Но мы занимались - вслух оправдывался он.
– Занимались! Пять часов! В темноте! - обозлившись на наглую ложь, Татьяна с каждым своим доводом продолжала хлестать ладонями по лицу негодяя, не утруждая себя даже посмотреть, куда приходятся эти оплеухи. Да ты на себя посмотри! На тебе лица нет! Как пьяный идешь. Это "занимались". Ясно чем! - продолжала она экзекуцию.
– Да подожди ты! - вспылил, наконец, парнишка, перехватывая руку. - Перестань. У меня действительно нет сил сейчас спорить или оправдываться. Да и с какой стати? - вдруг осенило его.
– Действительно, с какой стати, - вдруг притихла Татьяна. Гордая и самолюбивая девчонка представила, что мог подумать этот зазнайка и, не дай Бог, - одноклассники, если бы все это увидели.
– Она смертельно больной человек. А ты… А ты… - ты и ее не пожалеешь. Мерзавец!
Однако этот обличительный монолог был сказан неубедительно, и девушка сама это почувствовала. Увидев у мерзавца кровь на разбитой ею губе, она быстро достала платок, промокнула им ранку и исчезла.
Максим пожал плечами, облизнул разбитую губу, и, пообещав себе придумать достойный ответ завтра, добрел, наконец, до дома, где и рухнул, не раздеваясь, в родную кровать.
Глава 11
Сегодня эта уютная квартирка была наполнена запахами праздника - какой- то курицы, какого- то оливье, какой-то рыбы и какого-то торта. И хозяйка была праздничная- в потрясном в облипочку платьице, с довольно откровенными в связи с жарой вырезами. Да, сегодня Золушка преобразилась. Но Максим был свидетелем этого постепенного преображения и, кроме того, видел хозяйку и в более интимном наряде, поэтому разительного эффекта она на него не произвела. Куда удивительнее и приятнее были ее искренняя широкая улыбка, естественный румянец на щечках и бесовские огоньки в глазах. Вот это действительно преобразило бывшего синего чулка.
Вот, порешал, - смущенно протянул он учебник, заметив вдруг, что и учительница разглядывает его с каким- то новым интересом.
– Верю- верю. Приходится. - Все также улыбаясь хозяйка забрала книгу и небрежно закинула ее на вешалку. Пойдем - она тронула гостя за локоть в сторону зала.
Там действительно был накрыт праздничный стол.
– Вот, садись. Будем праздновать, - почему-то волнуясь, сказала Ирина Сергеевна.
Только послушно присев на краешек стула, Макс обратил внимание, что стол накрыт на двоих, и удивленно поднял брови.
– Да, будем праздновать. Мой день рождения.
– У Вас он зимой, - неосторожно брякнул гость.
– Спасибо, что помнишь такие мелочи про свою "Стервозу", - усмехнулась именинница.
– Ну зачем, ну я же извинился… Ну, простите еще раз, - засмущался подросток.
– Нет, это ты прости, - вдруг вспыхнула учительница. - Не хотела. Вырвалось. Ну, пускай. Я о другом. У меня две новости - хорошая и… тоже хорошая. Вот первую мы сегодня и отпразднуем. Ты вообще- то спиртное как?
– Если вино, - потупился Максим. У него уже был небогатый опыт, дававший уверенность, что вино он переносит безболезненно.
– Родитель не заругает?
– Батька на маршруте. Это до утра. Слышите? - В приоткрытую дверь балкона действительно врывался надсадный рев взлетающих один за другим бомберов.
– Словно прощаются. Словно на судьбу жалуются - вздохнула женщина, прислушиваясь к удаляющемуся гулу очередного взлетевшего бомбовоза.
– Не говорите так! Не надо, - горячо возразил Максим. Это они "до встречи" говорят. Вы вслушайтесь. Это как богатырь, надел кольчугу, меч за пояс, булаву на плечо и говорит: " Ну, пора. Бывайте… Постараюсь не задерживаться" - пробасил он.
– Похоже - улыбнулась собеседница, по - новому вслушиваясь в рев очередного квартета двигателей. - А ты, оказывается, тоже поэт, - констатировала она, разливая по бокалам рубиновое вино.
– Ну что же, - протянула хозяйка свой бокал к Максиму. И когда хрусталь зазвенел от прикосновения, произнесла тост.
–За мой второй день рождения и за моего ангела хранителя! За тебя! Ты пей, пей, - попросила она, когда испуганный хранитель стал опускать бокал. - Нельзя ставить после тоска. Хоть пригуби.
Максим послушно пригубил и все- таки поставил бокал. Машинально поморщившись от непривычной крепости ароматного напитка, он подался вперед с вопросом. Но хозяйка, выпив бокал до дна (к ее чести следует сказать, что и плеснула она вина на самое донышко своего бокала), быстрым, нежным движением накрыла его губы своей ладошкой.
– Молчи. Сегодня я именинница и сегодня я повелеваю. Я дам тебе слово. Но сейчас… Прежде всего - область отвергла даже малейшее подозрение на онкологию. Нет, что я говорю- даже на болезнь. Говорят, с таким здоровьем- хоть в космос!
– Я рад за Вас! - вставил свое мнение гость.
– У тебя было время порадоваться, - отмахнулась Ирина Сергеевна. - Что они со мной не проделывали, какие анализы не брали, как не просвечивали - ноль! Решили, что здесь, на районе, анализы перепутали с чьими- то.
– Нет, это здорово, но почему Вы говорите, что у меня было время…
– Вот что, Максим, ты как хочешь, а я еще раз выпью за тебя, а потом открою тебе страшную тайну. - Не ожидая возражений бывшая "Стервоза" вновь чокнулась бокалами и заставила "пригубить" заинтригованного юношу. - Теперь ешь. Больше заставлять пить не буду. Кто тебя знает, на что ты способен пьяный, - она как- то странно рассмеялась.
– Ну а теперь, - она приблизила свои глаза к глазам Максима - А теперь страшная тайна. Ты очень плохой гипнотизер.
– Чччто? - запинаясь прошептал юноша и стал мучительно заливаться краской стыда. Зззначит, Вы… не спали?
– Нет. Ни разу. За все те три ночи - ни разу.
Максим вскочил. Со стола соскользнул бокал и, блеснув хрустальным боком, посыпался вниз. Машинально, не заметив, что делает, подросток мысленно подхватил его и поставил на место. Он уже рванул было из - за стола, когда хозяйка, также вскочив, положила ему на плечи свои теплые руки и мягко усадила назад.
– Дурачок, ну сядь, дурачок. Ну что случилось?
– Тогда зачем же Вы? Вы притворялись?
– Да, притворялась. Прости. В первый вечер притворилась, думала посмотреть, на какую подлость ты способен.
– Подлость? - вскричал юноша, попытавшись сбросить с плеч удерживавшие его руки. Толи вино подействовало, толи воспоминания о пережитой боли, но его глаза наполнились слезами.
– "Подлость", дрожащим голосом произнес он.
– Да, да, но прости меня, прости! - Не зная, как успокоить расстроенного гостя, она почти машинально прижала его голову к себе и, гладя пышную юношескую шевелюру, продолжала.
– А что, что я могла подумать? Только- только поругались, я выгоняю пацана из дома, а он - " Спать! Марш на диван!"
– Ну, не совсем так, -уже улыбаясь возразил он.
Вроде спохватившись, хозяйка отстранилась от подростка и продолжала.
– А потом я увидела…
– Увидели? - машинально переспросил Максим.
– Да, и услышала.
– Но я почти не говорил…
– И почувствовала… И не знала, что думать. Но утопающий хватается за соломину. А когда я узнала, что в больнице, где ты лечился, неожиданно повыздоравливали смертельно больные, я поверила… И вот теперь… Я здорова! Я жива! И я хочу жить!
Она вдруг в порыве встала перед не ожидавшим ничего подобного юношей на колени и прижалась губами к его руке.
– Да что Вы на самом деле, - подхватился ошеломленный таким поведением подросток, поднял женщину и усадил в ближайшее кресло.
– Я видела твои… чудеса, - попыталась она найти правильное слово. Но слышала и чувствовала твою боль. Мне до сих пор стыдно, что я так о тебе подумала вначале. А когда я видела, как ты смотришь на луну, собираясь с силами - она встала, выключила свет и раздвинула шторы - вот так - она изобразила уставшую, поникшую, тянущуюся к лунному свету фигуру, я чуть сдерживалась, чтобы не разрыдаться… От стыда, от жалости…
Она, видимо, долго сдерживалась, потому что теперь действительно разрыдалась. Закрыв лицо руками, несчастная женщина вновь упала в кресло и залилась слезами.
Теперь пришла пора Макса успокаивать.
– Ну, ладно. Ну, все же хорошо кончилось. Не обижаюсь я. Действительно, черт знает, что можно было подумать, бормотал он, неумело гладя хозяйку по пышной сегодня прическе.
– Давайте лучше выпьем, а? - нашел он способ прекратить рыдания.
Все еще всхлипывая, Ирина Сергеевна согласно кивнула головой и Макс подал ей по новой наполненный бокал.
– Третий, за женщин,- поднял свое вино юноша.
– Сегодня и первый, и третий, и четвертый, - все за тебя - возразила уже успокаивающаяся собеседница.
– Нет, за Вас, за Ваше здоровье.
– При одном условии. Ты ответишь мне на один вопрос, - согласилась хозяйка.
– Ладно, легкомысленно согласился Максим.
Молодая женщина выпила довольно большую налитую им "для успокоения" порцию, поставила бокал и, сев вплотную к гостю, заглянула прямо в его блестевшие в лунном свете глаза.
– Кто ты? - задала она наконец свой вопрос.
– Не знаю, -твердо, не отведя взгляда ответил юноша. -Честное слово не знаю.
– Ты видел сам, что с тобой происходит, когда ты… ну этим занимаешься?
– Мне некогда любоваться. Мне больно. Понимаете, ужасно больно, - злобно сказал он, но женщина мягко положила ладони на его руки, и он успокоился.
– Понимаете, - продолжил он. Во мне это проснулось, когда я пришел в себя в больнице. Привезли Пушкареву. Санитарка сказала - "не жилец". Стало очень жаль. Я её знал - она из нашего дома, нашей школы…
– Влюблен был? - с тихим смешком спросила учительница.
– Да нет… Совсем нет, - покраснел юноша.
– Ладно- ладно. И что?
– Вот, меня что-то и потянуло. Понял, что могу помочь. Вот с ней впервые. Потом парень один. Тоже жалко стало. Потом хирурга жалко стало… - смеялись над ним… так я перед выпиской еще двоих… для количества удачных операций. Но все время было больно. Очень больно… - сбивчиво объяснял Максим заглядывающей ему в глаза женщине. А луна… или солнце. Только силы придают…
– И меня- жалко? - спросила она охрипшим вдруг голосом.
– Больше всех. Нет, я же вначале не знал. А потом, когда увидел… он осекся.
– С третьей на четвертую - это страшно выглядит?
– Что с третьей?
– Рак. С третьей на четвертую. Страшно?
– Страшно. И больно… Кстати, а Вам? Как вы терпели? Ну, те все - без сознания были. А Вы?
– Нет. Никакой боли.
– А что?
– Ты пил водку на пустой желудок? И когда юноша кивнул головой, рассказала - Вот также разливается тепло и некоторое жжение… Тепло пульсирующее, как пульсирует кровь из вен. Она машинально взглянула на порезанные когда- то запястья и замолчала. И это- тоже? - просила она, показывая на гладкую, без всяких шрамов кожу.
Это уже так, на всякий случай, типа общеукрепляющего…- поскромничал Максим.
– А те… золотые лучи… почему- то запинаясь спросила исцеленная.
– Да. Это… Ну, как… не знаю…- подбирал слова целитель,- Как стимул к жизни, что ли, как новые силы… как живая вода, - нашел он наконец образное сравнении.
– А эту… Одноклассницу… Тоже живой водой поил?
– Да, а что? - забеспокоился юноша.
– Бедная, бедная девушка… - полушутя посочувствовала школьнице учительница.
– Почему бедная?
– Не будет ей теперь покоя.
– Но почему, больно?
– Нет, с улыбкой Джоконды ответила Ирина Сергеевна. - Это совсем не боль.
– А что?
– Иди ко мне, - притянула молодая женщина к себе своего спасителя, и уже осторожно целуя его глаза, прошептала - Попробую дать тебе хоть что- то похожее…
– Вот это только бледная тень того, что чувствуется от твоих золотых лучей - пояснила хозяйка, прикоснувшись к плечу смотревшего на утреннее солнце Максима.
– У тебя нежная кожа - она неловко, стесняясь, провела рукой по плечу юноши. Она знала, что утреннее похмелье неизбежно, но ее длительное воздержание, неизмеримое чувство благодарности и тяга к необъяснимо- чудесному, находившемуся в этом юноше, толкнули ее на эту ночь. Она действительно хотела дать этому пареньку хоть частичку того чудесного, чем наделил ее он. Поэтому и дала ему все, что могла, что знала, о чем слышала. Теперь ее охватило чувство какой- то вины, неловкости, стыда.
– Нам надо поговорить, Максим - обеспокоенная молчанием, заглянула она ему в глаза. - Ты что?- отшатнулась она. - Ты что с собой делаешь?
– Заряжаюсь. Я же говорил. А что глаза покраснели- сейчас пройдет. Он улыбался, и у Ирины отлегло от сердца.
– Кто ты? - вновь вырвалось у нее.
– Но я не знаю, Ирина, - еще в постели она приказала ему прекратить "имя- отчество", так как теперь это смешно звучало. - Я ведь все рассказал.
– Все? А вчерашний бокал? - скажем прямо - крутизна еще та!
– Заметила, - вздохнул Максим.
– Заметила и еще кое -что поняла. На уроке кто мои ноги трогал? Признавайся, шкодник! - она шутя схватила его за ухо.
– Но такие ноги… - покраснев, стал оправдываться шкодник.
– У своих одноклассниц, небось не гладил? - полушутя, полуревниво уточняла женщина, продолжая тягать юношу за ухо.
– Какие там ноги- спички, -отпирался подросток.
– О, да ты покраснел? Ты все еще можешь краснеть? Ну, значит, точно, не дьяволенок. Но давай проверим.
– Крестом заклинаю тебя - изыди, сатана, - все также полушутя- полусерьезно заявила хозяйка, касаясь креста на юношеской груди.
– Вот те крест, никакой ни сатана, - также шутливо перекрестился Максим. Да и будет тебе сатана носить крест…
– Солидный. Откуда?
– Да тот, вылеченный подарил. В больнице. Кстати, а почему ты говоришь, что Пушкарева " бедная"?
– Ты так и не понял? - она обняла своего ангела- хранителя и стыдливо пряча глаза объяснила, - Все, что ты чувствовал сего… ночью, что я чувствовала… - это сотая, нет, тысячная доля того, что чувствуешь от твоей… ну, живой воды.
– И?
– И она, не понимая, что случилось, будет вновь и вновь ее искать… и сравнивать… Бедная девушка, - теперь искренне посочувствовала она.
– А ты?
– Есть разговор, Максим. Максичек. Мальчичек, - ласково гладила она его подпухшие за ночь губы. - Я тебе говорила про две новости. Но мы заболтались об одной.
– Заболтались, - неточное слово, - усмехнулся юноша.
– Не надо… Так вот. Я уезжаю. Сегодня. Навсегда.
– Кккак? Куда? Почему? Сегодня? - ожидаемо отреагировал он.
– Да, милый мальчик. Да, мой добрый ангел хранитель. Уезжаю. Вечером.
– А я?
– Что ты? Ну что ты? - с навернувшимися вдруг слезами спросила Ирина.
– Но я же… Люблю тебя.
– Не надо, милый мой простачек. Ты сам этому не веришь. Правда? - Она взмахом руки отвергла возражения и сев на диван продолжила.
– Выслушай меня. И не перебивай. Нет времени. У тебя. Тебе в школу пора. Ты понимаешь это - в школу!- с отчаянием всхлипнула она. Да на меня пальцем весь мир показывать будет, если узнают! Даже если бы это было правдой. Ну… то, что ты сказал. - Ей самой было неловко говорить слово любовь этому юноше с едва пробивающимися усиками.
Вот, порешал, - смущенно протянул он учебник, заметив вдруг, что и учительница разглядывает его с каким- то новым интересом.
– Верю- верю. Приходится. - Все также улыбаясь хозяйка забрала книгу и небрежно закинула ее на вешалку. Пойдем - она тронула гостя за локоть в сторону зала.
Там действительно был накрыт праздничный стол.
– Вот, садись. Будем праздновать, - почему-то волнуясь, сказала Ирина Сергеевна.
Только послушно присев на краешек стула, Макс обратил внимание, что стол накрыт на двоих, и удивленно поднял брови.
– Да, будем праздновать. Мой день рождения.
– У Вас он зимой, - неосторожно брякнул гость.
– Спасибо, что помнишь такие мелочи про свою "Стервозу", - усмехнулась именинница.
– Ну зачем, ну я же извинился… Ну, простите еще раз, - засмущался подросток.
– Нет, это ты прости, - вдруг вспыхнула учительница. - Не хотела. Вырвалось. Ну, пускай. Я о другом. У меня две новости - хорошая и… тоже хорошая. Вот первую мы сегодня и отпразднуем. Ты вообще- то спиртное как?
– Если вино, - потупился Максим. У него уже был небогатый опыт, дававший уверенность, что вино он переносит безболезненно.
– Родитель не заругает?
– Батька на маршруте. Это до утра. Слышите? - В приоткрытую дверь балкона действительно врывался надсадный рев взлетающих один за другим бомберов.
– Словно прощаются. Словно на судьбу жалуются - вздохнула женщина, прислушиваясь к удаляющемуся гулу очередного взлетевшего бомбовоза.
– Не говорите так! Не надо, - горячо возразил Максим. Это они "до встречи" говорят. Вы вслушайтесь. Это как богатырь, надел кольчугу, меч за пояс, булаву на плечо и говорит: " Ну, пора. Бывайте… Постараюсь не задерживаться" - пробасил он.
– Похоже - улыбнулась собеседница, по - новому вслушиваясь в рев очередного квартета двигателей. - А ты, оказывается, тоже поэт, - констатировала она, разливая по бокалам рубиновое вино.
– Ну что же, - протянула хозяйка свой бокал к Максиму. И когда хрусталь зазвенел от прикосновения, произнесла тост.
–За мой второй день рождения и за моего ангела хранителя! За тебя! Ты пей, пей, - попросила она, когда испуганный хранитель стал опускать бокал. - Нельзя ставить после тоска. Хоть пригуби.
Максим послушно пригубил и все- таки поставил бокал. Машинально поморщившись от непривычной крепости ароматного напитка, он подался вперед с вопросом. Но хозяйка, выпив бокал до дна (к ее чести следует сказать, что и плеснула она вина на самое донышко своего бокала), быстрым, нежным движением накрыла его губы своей ладошкой.
– Молчи. Сегодня я именинница и сегодня я повелеваю. Я дам тебе слово. Но сейчас… Прежде всего - область отвергла даже малейшее подозрение на онкологию. Нет, что я говорю- даже на болезнь. Говорят, с таким здоровьем- хоть в космос!
– Я рад за Вас! - вставил свое мнение гость.
– У тебя было время порадоваться, - отмахнулась Ирина Сергеевна. - Что они со мной не проделывали, какие анализы не брали, как не просвечивали - ноль! Решили, что здесь, на районе, анализы перепутали с чьими- то.
– Нет, это здорово, но почему Вы говорите, что у меня было время…
– Вот что, Максим, ты как хочешь, а я еще раз выпью за тебя, а потом открою тебе страшную тайну. - Не ожидая возражений бывшая "Стервоза" вновь чокнулась бокалами и заставила "пригубить" заинтригованного юношу. - Теперь ешь. Больше заставлять пить не буду. Кто тебя знает, на что ты способен пьяный, - она как- то странно рассмеялась.
– Ну а теперь, - она приблизила свои глаза к глазам Максима - А теперь страшная тайна. Ты очень плохой гипнотизер.
– Чччто? - запинаясь прошептал юноша и стал мучительно заливаться краской стыда. Зззначит, Вы… не спали?
– Нет. Ни разу. За все те три ночи - ни разу.
Максим вскочил. Со стола соскользнул бокал и, блеснув хрустальным боком, посыпался вниз. Машинально, не заметив, что делает, подросток мысленно подхватил его и поставил на место. Он уже рванул было из - за стола, когда хозяйка, также вскочив, положила ему на плечи свои теплые руки и мягко усадила назад.
– Дурачок, ну сядь, дурачок. Ну что случилось?
– Тогда зачем же Вы? Вы притворялись?
– Да, притворялась. Прости. В первый вечер притворилась, думала посмотреть, на какую подлость ты способен.
– Подлость? - вскричал юноша, попытавшись сбросить с плеч удерживавшие его руки. Толи вино подействовало, толи воспоминания о пережитой боли, но его глаза наполнились слезами.
– "Подлость", дрожащим голосом произнес он.
– Да, да, но прости меня, прости! - Не зная, как успокоить расстроенного гостя, она почти машинально прижала его голову к себе и, гладя пышную юношескую шевелюру, продолжала.
– А что, что я могла подумать? Только- только поругались, я выгоняю пацана из дома, а он - " Спать! Марш на диван!"
– Ну, не совсем так, -уже улыбаясь возразил он.
Вроде спохватившись, хозяйка отстранилась от подростка и продолжала.
– А потом я увидела…
– Увидели? - машинально переспросил Максим.
– Да, и услышала.
– Но я почти не говорил…
– И почувствовала… И не знала, что думать. Но утопающий хватается за соломину. А когда я узнала, что в больнице, где ты лечился, неожиданно повыздоравливали смертельно больные, я поверила… И вот теперь… Я здорова! Я жива! И я хочу жить!
Она вдруг в порыве встала перед не ожидавшим ничего подобного юношей на колени и прижалась губами к его руке.
– Да что Вы на самом деле, - подхватился ошеломленный таким поведением подросток, поднял женщину и усадил в ближайшее кресло.
– Я видела твои… чудеса, - попыталась она найти правильное слово. Но слышала и чувствовала твою боль. Мне до сих пор стыдно, что я так о тебе подумала вначале. А когда я видела, как ты смотришь на луну, собираясь с силами - она встала, выключила свет и раздвинула шторы - вот так - она изобразила уставшую, поникшую, тянущуюся к лунному свету фигуру, я чуть сдерживалась, чтобы не разрыдаться… От стыда, от жалости…
Она, видимо, долго сдерживалась, потому что теперь действительно разрыдалась. Закрыв лицо руками, несчастная женщина вновь упала в кресло и залилась слезами.
Теперь пришла пора Макса успокаивать.
– Ну, ладно. Ну, все же хорошо кончилось. Не обижаюсь я. Действительно, черт знает, что можно было подумать, бормотал он, неумело гладя хозяйку по пышной сегодня прическе.
– Давайте лучше выпьем, а? - нашел он способ прекратить рыдания.
Все еще всхлипывая, Ирина Сергеевна согласно кивнула головой и Макс подал ей по новой наполненный бокал.
– Третий, за женщин,- поднял свое вино юноша.
– Сегодня и первый, и третий, и четвертый, - все за тебя - возразила уже успокаивающаяся собеседница.
– Нет, за Вас, за Ваше здоровье.
– При одном условии. Ты ответишь мне на один вопрос, - согласилась хозяйка.
– Ладно, легкомысленно согласился Максим.
Молодая женщина выпила довольно большую налитую им "для успокоения" порцию, поставила бокал и, сев вплотную к гостю, заглянула прямо в его блестевшие в лунном свете глаза.
– Кто ты? - задала она наконец свой вопрос.
– Не знаю, -твердо, не отведя взгляда ответил юноша. -Честное слово не знаю.
– Ты видел сам, что с тобой происходит, когда ты… ну этим занимаешься?
– Мне некогда любоваться. Мне больно. Понимаете, ужасно больно, - злобно сказал он, но женщина мягко положила ладони на его руки, и он успокоился.
– Понимаете, - продолжил он. Во мне это проснулось, когда я пришел в себя в больнице. Привезли Пушкареву. Санитарка сказала - "не жилец". Стало очень жаль. Я её знал - она из нашего дома, нашей школы…
– Влюблен был? - с тихим смешком спросила учительница.
– Да нет… Совсем нет, - покраснел юноша.
– Ладно- ладно. И что?
– Вот, меня что-то и потянуло. Понял, что могу помочь. Вот с ней впервые. Потом парень один. Тоже жалко стало. Потом хирурга жалко стало… - смеялись над ним… так я перед выпиской еще двоих… для количества удачных операций. Но все время было больно. Очень больно… - сбивчиво объяснял Максим заглядывающей ему в глаза женщине. А луна… или солнце. Только силы придают…
– И меня- жалко? - спросила она охрипшим вдруг голосом.
– Больше всех. Нет, я же вначале не знал. А потом, когда увидел… он осекся.
– С третьей на четвертую - это страшно выглядит?
– Что с третьей?
– Рак. С третьей на четвертую. Страшно?
– Страшно. И больно… Кстати, а Вам? Как вы терпели? Ну, те все - без сознания были. А Вы?
– Нет. Никакой боли.
– А что?
– Ты пил водку на пустой желудок? И когда юноша кивнул головой, рассказала - Вот также разливается тепло и некоторое жжение… Тепло пульсирующее, как пульсирует кровь из вен. Она машинально взглянула на порезанные когда- то запястья и замолчала. И это- тоже? - просила она, показывая на гладкую, без всяких шрамов кожу.
Это уже так, на всякий случай, типа общеукрепляющего…- поскромничал Максим.
– А те… золотые лучи… почему- то запинаясь спросила исцеленная.
– Да. Это… Ну, как… не знаю…- подбирал слова целитель,- Как стимул к жизни, что ли, как новые силы… как живая вода, - нашел он наконец образное сравнении.
– А эту… Одноклассницу… Тоже живой водой поил?
– Да, а что? - забеспокоился юноша.
– Бедная, бедная девушка… - полушутя посочувствовала школьнице учительница.
– Почему бедная?
– Не будет ей теперь покоя.
– Но почему, больно?
– Нет, с улыбкой Джоконды ответила Ирина Сергеевна. - Это совсем не боль.
– А что?
– Иди ко мне, - притянула молодая женщина к себе своего спасителя, и уже осторожно целуя его глаза, прошептала - Попробую дать тебе хоть что- то похожее…
– Вот это только бледная тень того, что чувствуется от твоих золотых лучей - пояснила хозяйка, прикоснувшись к плечу смотревшего на утреннее солнце Максима.
– У тебя нежная кожа - она неловко, стесняясь, провела рукой по плечу юноши. Она знала, что утреннее похмелье неизбежно, но ее длительное воздержание, неизмеримое чувство благодарности и тяга к необъяснимо- чудесному, находившемуся в этом юноше, толкнули ее на эту ночь. Она действительно хотела дать этому пареньку хоть частичку того чудесного, чем наделил ее он. Поэтому и дала ему все, что могла, что знала, о чем слышала. Теперь ее охватило чувство какой- то вины, неловкости, стыда.
– Нам надо поговорить, Максим - обеспокоенная молчанием, заглянула она ему в глаза. - Ты что?- отшатнулась она. - Ты что с собой делаешь?
– Заряжаюсь. Я же говорил. А что глаза покраснели- сейчас пройдет. Он улыбался, и у Ирины отлегло от сердца.
– Кто ты? - вновь вырвалось у нее.
– Но я не знаю, Ирина, - еще в постели она приказала ему прекратить "имя- отчество", так как теперь это смешно звучало. - Я ведь все рассказал.
– Все? А вчерашний бокал? - скажем прямо - крутизна еще та!
– Заметила, - вздохнул Максим.
– Заметила и еще кое -что поняла. На уроке кто мои ноги трогал? Признавайся, шкодник! - она шутя схватила его за ухо.
– Но такие ноги… - покраснев, стал оправдываться шкодник.
– У своих одноклассниц, небось не гладил? - полушутя, полуревниво уточняла женщина, продолжая тягать юношу за ухо.
– Какие там ноги- спички, -отпирался подросток.
– О, да ты покраснел? Ты все еще можешь краснеть? Ну, значит, точно, не дьяволенок. Но давай проверим.
– Крестом заклинаю тебя - изыди, сатана, - все также полушутя- полусерьезно заявила хозяйка, касаясь креста на юношеской груди.
– Вот те крест, никакой ни сатана, - также шутливо перекрестился Максим. Да и будет тебе сатана носить крест…
– Солидный. Откуда?
– Да тот, вылеченный подарил. В больнице. Кстати, а почему ты говоришь, что Пушкарева " бедная"?
– Ты так и не понял? - она обняла своего ангела- хранителя и стыдливо пряча глаза объяснила, - Все, что ты чувствовал сего… ночью, что я чувствовала… - это сотая, нет, тысячная доля того, что чувствуешь от твоей… ну, живой воды.
– И?
– И она, не понимая, что случилось, будет вновь и вновь ее искать… и сравнивать… Бедная девушка, - теперь искренне посочувствовала она.
– А ты?
– Есть разговор, Максим. Максичек. Мальчичек, - ласково гладила она его подпухшие за ночь губы. - Я тебе говорила про две новости. Но мы заболтались об одной.
– Заболтались, - неточное слово, - усмехнулся юноша.
– Не надо… Так вот. Я уезжаю. Сегодня. Навсегда.
– Кккак? Куда? Почему? Сегодня? - ожидаемо отреагировал он.
– Да, милый мальчик. Да, мой добрый ангел хранитель. Уезжаю. Вечером.
– А я?
– Что ты? Ну что ты? - с навернувшимися вдруг слезами спросила Ирина.
– Но я же… Люблю тебя.
– Не надо, милый мой простачек. Ты сам этому не веришь. Правда? - Она взмахом руки отвергла возражения и сев на диван продолжила.
– Выслушай меня. И не перебивай. Нет времени. У тебя. Тебе в школу пора. Ты понимаешь это - в школу!- с отчаянием всхлипнула она. Да на меня пальцем весь мир показывать будет, если узнают! Даже если бы это было правдой. Ну… то, что ты сказал. - Ей самой было неловко говорить слово любовь этому юноше с едва пробивающимися усиками.