Подвойская Леонида. Предтечи зверя. Максим

   – И всё же признайтесь, я смогу когда-нибудь Вас увидеть, мой таинственный спаситель? - набралась она мужества спросить перед началом очередного сеанса.
   – Конечно, но попозже.
   – А пока я тебе его опишу - вмешался Саша. - Это подросток лет пятнадцати, роста для его возраста нормального, телосложения… теперь хрупкого. Он ничего не ест, только загорает, попьет чего - нибудь, поспит, и опять к тебе…
   – А какого цвета у него глаза? - включилась в игру девушка.
   – Не присматривался… Я же не девушка…
   – Ну вот, "опишу, опишу". Не надо. Сама увижу, раз Максим обещает.
   Когда окончательно отпустила боль, девушка очень много спала. Теперь её восстановление, хоть и требовало от юноши много сил, было не столь изнуряющим, и ребята постепенно разговорились. Александр скупо поведал о том, что пришлось пережить им обоим с момента, когда "неизвестный" плеснул в лицо девушке кислотой. Сколько физических мук перенесла она при операциях и после них, сколько психических и моральных - он, выхаживая любимую и участвуя в издевательски - муторном следствии. Как оказалось вдруг у исполнителя "железное" алиби и он, нагло глядя в глаза Александру "прощал" тому его настойчивые показания. "Ну, обознался с великого горя. Бывает". И как выходил этот гад из суда, под ручку с раздувающимся от гордости адвокатом, как давали они интервью. А заказчика в суд даже не вытащили. Ещё на следствии замяли. На догадках обвинения не построишь.
   – Я бы и сам. Своим судом. Только вот видишь. Людика одного оставить не мог. Ну, в магазин на несколько минут. Работу на дом беру. Переводы. Может теперь, когда на поправку пошло…
   – Не надо. Влезешь в разборки, будет хуже. Какой смерти им хочешь?
   – Смерти? - воскликнул Александр. - Н-е-е-т. Пусть вот так помучается. По грехам и кара!
   – У тебя есть его адрес или другие выходы?
   – Ты? - пристально вгляделся в подростка Александр. - Ты?
   – Да, я. Не только лечу.
   Разговор был прерван. Наступали решающие минуты. Максим попросил снять повязку с глаз.
   – Ну, открывайте.
   – Боюсь…- всхлипнула девушка.
   – Не бойтесь. Вы пока ничего не увидите. Наверное. А может, и увидите. Сейчас ночь и надо увидеть не Вам, а мне, - успокаивал Максим свою подопечную.
   – В конце концов, хуже не будет, - решилась Людмила… - Вижу! Но вижу же! - закричала она. - Вижу, Алекс!
   – Хорошо - хорошо, - скрывал свой восторг Максим. Ему хотелось прыгать от радости. Он сделал это! В глубине души он сомневался, что сможет восстановить эти выеденные кислотой глаза. Нет, точнее, в самой глубине души, на уровне подсознания он знал, что может. Но на уровне здравого смысла… Впрочем, всё это потом - привычно прервал он попытки самоанализа. Глаза девушки были красивые - большие, чуть навыкате, с сочно- карими зрачками. Но белки глаз всё еще были красными. Сегодня их следовало привести в окончательную норму и подросток, уняв восторги молодой пары, вновь взялся за дело.
   – Завтра снимем навсегда, - успокаивал он девушку ближе к утру, когда Алекс вновь бинтовал девушку.
   – Теперь терпеть будет трудно… Когда надежды не было, было легче, - всхлипнула она… - А как ресницы? - прорезалось в ней женское начало…
   – Выросли. Большие, пушистые - успокоил ее возлюбленный.
   – Хотя, что ресницы при всём другом, - вздохнула девушка.
   – Завтра. Завтра увидите "другое" - обнадёжил ее Макс, уже погружаясь в сон. - Глаза-то было посложнее…
   Свершилось и это чудо. На следующий вечер Алекс, чтобы свет не раздражал ещё слабые глаза, зашторил окна и зажег свечу. И начал снимать бинты. Они тихонько договорились с Максимом, что снимать повязку с глаз будут в последнюю очередь, на случай, если Макс чего - нибудь "недосмотрел" или вообще получилось " не так". Но всё оказалось "так". Открылся высокий чистый лоб, аккуратный, чуть вздернутый носик, несколько впалые от болезни щеки и нежные пухлые губки. Наконец, сняли повязку и с глаз. Да, было от чего авторитету или там олигарху потерять голову. Она была очень красива, эта девушка.
   – Ну как, ну как? - настороженно спрашивала она, переводя взгляд с одного на другого парня. Александр молча протянул ей зеркало.
   Сейчас начнется, - понял Макс и выскользнул на кухню. И действительно вскоре начались всхлипывания, затем рыдания и успокаивающее бубнение Алекса. Дело было сделано. Но такой радости, такого счастья, как от исцеления детей максим почему- то не испытал. Вдруг навалилась тоска. Подросток подошел к окну и начал всматриваться в ночное светило, дававшее ему столько раз силы для этого странного целительства. И откуда-то издали, чуть ли не с самой Луны пришел длинный тоскливый звук, какой- то безнадежный вой одинокого волка.
   – Домой. К отцу. К ребятам. Надоело. Устал, - понял он. В это время на кухню вошла вновь обретшая счастье пара.
   – Что мы можем для тебя сделать? - решительно взял быка за рога Алекс. - Ты только не стесняйся. Все, что в наших силах. Хотя, мы понимаем, что не сможем в полной мере… Ведь то, что ты сделал…
   Девушка молчала, но взгляд ее спасенных глаз был столь лучист, столь благодарен, столь переполнен счастьем, что у Макса отлегло от сердца.
   – Ты мне обещал выход. На того. А так…- подросток пожал плечами. - Или вот что, - осенила его мысль. Я принесу тебе заказ на перевод книги стихов. Гонорар хороший. И задаток. Людмиле надо окрепнуть где- нибудь на морях. Даже позагорать. Постепенно. Вот поедете, будешь там переводить не спеша.
   – Конечно. Все, что угодно.
   – Ну, тогда мне пора. Загостился я у вас.
   – Вот так сразу?
   – Пора. Я завтра заскочу, принесу заказ и аванс, - направился к выходу Максим. И только теперь девушка порывисто бросилась к своему спасителю, обняв и прижав его к себе. Она была выше Максима и эти объятия были несколько комичны, но трогательны в своей простоте и искренности.
   – Я за тебя молиться буду. Я…я не знаю, что буду… Я пока еще не поняла… А ты уже уходишь…- глухо, от сердца говорила она, жадно, глаза в глаза, вглядываясь в таинственного спасителя. - Я… мы… мы твои… Алекс правду сказал - все, что тебе нужно… в любое время…
   – Ну хорошо, ну что Вы, начал выкручиваться из объятий Максим, когда девушка вновь разревелась. - Ну, до завтра!
   И они не задержали его. Хотя на улице хозяйничала ночь. Шныряли одинокие коты, такие-же серые бомжи, на некоторых скамейках неприятные подвыпившие компании. Одинокий подросток с рюкзаком привлек внимание одной из них. Но Макс был опустошен длительной созидательной работой, и разрушать сейчас ничего не хотел. Вспомнив опыт с хамоватыми ментами, он просто парализовал до утра эту шушеру и поймал такси до гостиницы. Еще когда его похитили Татьянины соратники, за определенную мзду номер оставили за Максом, несмотря на его отсутствие. И теперь, не теряя времени, юноша завалился отсыпаться.
   Турецкий марш мобильника разбудил его довольно поздно.
   – Привет. Ящик рядом есть? Врубай немедленно. Первый столичный. Только имей в виду, я здесь ни при чём. Мы вообще уже далеко - заинтриговал его голос Синички. И пока Максим тискал кнопки на пульте, журналистка рассказала, что уже трижды прошёл анонс хроники журналистского расследования и вот - вот начнётся. Но она к этому никакого отношения не имеет, вновь повторила женщина.
   К счастью, журналисты шли только по следам исцелений. Крупным планом показали приют. Затем - "вдруг" прозревших детей, всё ещё находившихся там. Персонал, клятвенно заверявший факт выздоровления маленьких пациентов. Столичных врачей, пожимающих плечами, цитирующих истории неизлечимых недугов резвящейся детворы. Затем интервью дала Татьяна. О нём, Максиме, как неизвестном пророке… Рассказала, кто такие были пророки.
   – В боги или ангелы повадками не вышел, так хоть пророком побуду, - улыбнулся подросток. Девушка знала и его имя, и фамилию. Не продала. На вопрос, куда направился новоявленный пророк, Татьяна с умилительной непосредственностью пожала плечами, а о том, как Макс выглядит нашла столь восхитительные эпитеты, что подросток покраснел от смущения.
   Затем её место занял "Ванюша" - Татьянин бойфренд по вере. Он рассказал, то, что видел и о чём догадывался при исцелениях.
   – Мы будем ждать тебя. Мы придём к тебе. Ты только не гони. Нельзя одному, - в камеру обратился он, и глаза парня вспыхнули фанатичным блеском.
   – Ещё один попутчик. Ученик. Они что, не прикалываются? Всё на серьёзе? - прокомментировал Максим.
   Но журналист не прикалывался точно. Он рассказал о трагедии своей коллеги - Синички. Затем показал Алёшу - искалеченного (вероятно из архивной съёмки), затем - куда-то вприпрыжку направляющегося, чисто символически держась за руку мамаши. С сообщением о том, что журналистка взяла "длительный отпуск" и куда-то съехала. И, наконец, совсем свежая хроника - красавица Людмила с Алексом на скамейке в сквере. И короткий рассказ о том, что с ней произошло до этого.
   – Никаких комментариев, - сказала она в камеру.
   – Оставьте нас хоть теперь в покое - дополнил Александр.
   Затем было журналистское резюме. Некая таинственная сила исцелила неизлечимых детей и искалеченную девушку. Судя по историям болезней, это действительно не лечение, а исцеление. К примеру, у детишек от рождения не хватало одного - двух позвонков. Теперь они есть. Раньше это называли чудом. Но сегодня это - факт, который нуждается в объяснении. Журналистское расследование будет продолжаться.
   После передачи начались звонки. Синичка вновь подтвердила, что не имеет к этому никакого отношения. Иначе, как он понимает, информация была бы полнее. Сообщила, что сейчас с ребёнком и Холерой "на морях".
   – Как Алёша сейчас наслаждается жизнью, ты не представляешь! Носится, как ракета. Плавает, загорает. Я, кстати, тоже… Раньше то не могла. Ну, ты знаешь. Кстати, посылаю фото. Мы твои вечные должники… Пока.
   На табло высветилось изображение ладной миниатюрной женщины и явно только на мгновенье замершего ребёнка на фоне моря.
   – Мне бы тоже на море… С папулей, - вздохнул Максим, разглядывая фото. Наверняка, Холера снимал. И ведь ничего о нём не сказала… Наверное, неспроста. И чувство какой- то ревности, нет даже не ревности, а жалости к самому себе охватило подростка.
   – Всё, всё, всё. Ещё одно дельце - и домой, решил он, набирая номер Алекса. Договорившись о встрече, Макс быстренько привёл себя в порядок и пошел вниз, выписываться. Забрав из камеры хранения свой кейс, он в укромном уголке переложил из него в карман несколько пачек, подумал, пробормотал " А моральный вред?" и добавил ещё. Затем купил в книжном магазине книжку стихов Патрика. Судя по всему, редактор был прав - не до стихов сейчас.
   Как и договаривались, Алекс в скверике был один.
   – Они сейчас больше Людку пасут, - сообщил парень о журналистах. - Во племя лихое. Когда это случилось, отбою не было. Потом, когда…ни одна сволочь не показывалась. Затем, когда этого прихватили, когда следствие шло, вновь тут как тут. Потом два года - никого. Теперь - снова. А, ну их!
   – Вот эту книжку надо перевести на все языки, какие знаешь. Но это стихи. Это, конечно, труднее. Поэтому не торопись. Заказчик не спешит. Вот здесь пятьдесят тысяч.
   – Таких гонораров не бывает - быстро отреагировал переводчик.
   – Как видишь, бывает. И мне можно верить, правда?
   – Но я не беру ни подачек, ни милостыни!
   – Это заказ! Отработаешь. И потом, надо Людмилу отвезти отдохнуть. Ведь сколько пережила! Ты можешь за свои?
   – Нет. Конечно нет… Но столько…
   – Алекс, у меня много дел. Давай выход на этого, и я пошёл.
   – Стой- стой. А расписку?
   – Ты же у меня расписку не требовал, когда Людку доверил?
   – Ладно…Держи, - он протянул Максу дискету, затем стиснул руку.
   – Нужна будет моя помощь, моя кровь, моя жизнь - только свисни!
   – Договорились. Привет Людмиле. И не жадничай с деньгами. Ей сейчас необходимо оттянуться по полной программе. Тебе, кстати, тоже.
   – Ну, это мы уже как - нибудь устроим. Ребята разжали рукопожатие и разошлись.
   В ближайшем компьютерном кафе Максим из переданного диска узнал адрес и номера телефонов исполнителя. Потом вгляделся в его фотографию. Морда как морда. В меру наглая, в меру откормленная. Выродок, как выродок. Ничего такого, от чего бы шевельнулась жалость. Вот только светиться больше в столице не хотелось. А с этим без пальбы не обойдется. Тоже, небось в сигнализации всё. Юноша вспомнил первый опыт телефонной казни билльярдного королька и решил попробовать усовершенствовать этот способ возмездия. Выйдя на улицу, он набрал из таксофона домашний номер киллера.
   – Только бы, только бы, только бы, - повторял он. И его желание исполнилось.
   – Ну? - раздалось в трубке.
   – Извините, я туда попал? Мне Потапов нужен, - завязывал разговор Максим, мысленно двигаясь по соединившему его с абонентом кабелю.
   – И зачем он тебе?
   – Разговор пойдёт о ста тысячах баксов,- продолжал Макс, пытаясь затянуть разговор.
   – О таких вещах по телефону не трепятся.
   – Ну да, ну да, просто… Ну, понимаете, встретится надо… - юноша уже выдел длинную пульсирующую ленту, на обратном конце которой находилось ухо Потапова.
   – И что ты мне расскажешь про сто тысяч при встрече?
   – Вообще- то… настроился Макс. Вообще-то получи за девушку! - он пустил по этой ленте волну ненависти, волну, разъедающую плоть, волну такой же боли, которую впитал в себя и растворил затем, исцеляя Людмилу. Он еще увидел, как эта жуткая черная волна обдала лицо киллера, услышал рёв боли, после чего связь прервалась.
   – Ну, вот и все дела. Пора домой, - облегченно вздохнул юноша, вешая трубку.

Глава 47

   На вокзале он купил билет в мягкий вагон (ну не ездил никогда раньше, надо попробовать!) и, ожидая отправления, двинулся по книжным киоскам. Максим приобрел толстенный том космических изысканий и уже предвкушал приятность этого чтива в пути, когда кто- то осторожно тронул его за рукав.
   – Надо всё- же поговорить.
   – Да? Хорошо. Поехали со мной. В дороге и поговорим.
   – Но…
   – Ты же собиралась за мной как там… следовать?
   – Не я. Мы…
   – Ну, "я" "мы". Едешь? Имей в виду- ни на минуту не останусь. Домой хочу. Надоело. Устал.
   – Поехали, - решилась Татьяна. - Только я не готова. И с деньгами у меня напряженка.
   – Да ладно тебе, - оглядел девушку Максим. Та была одета в нормальную джинсовку, подходящую и на диско, и в дорогу. Что - то лежало в рюкзаке, что - то в сумочке. Максим рванулся к кассам и вскоре докупил билет на второе место этого же купе.
   – Всё остальное тоже докупим, - успокоил он девушку. - А своих предупреди. Это не надолго. Хотя… как захочешь. Места у нас замечательные…
   – Я не затем согласилась. Пойдём, скажем Ване и Володе. Они тут, недалеко.
   – Ага, а там скрутите и ещё куда повезёте?
   – Нет… Хотя, хорошо бы…
   – Всё. Я пошел к вагону, а ты объясняйся сама.
   Неизвестно, что и как объяснила Татьяна своим единоверцам, но провожать они под окна не пришли, а девушка явилась насупившаяся.
   – Кто взревновал? Или оба?
   – Глупости! У нас другие отношения!
   – Ну, конечно! Этакая духовная, платоническая любовь!
   – Не веришь, не надо, спорить не буду.
   Они замолчали, провожая глазами перрон, затем - какие-то депо и новостройки. Когда понимающая по - своёму проводница принесла постели и предложила широкий выбор вин и шампанского, девушка страшно покраснела, всё отвергнув, даже чай.
   – Нет, почему же, чай принесите, - поправил её Максим, забавляясь таким смущением.
   – Ты понимаешь, что она о нас подумала? - зашипела Татьяна, когда проводница вышла.
   – Ну и что? - пожал плечами попутчик. - А что будут думать, если ты будешь за мной повсюду волочиться, как намеревалась?
   – Не я, а мы, я уже говорила! И потом, я не имела в виду мягкие вагоны!
   – А что ты имела в виду? Что я буду бродить пешком по палестинам? Ну, вы начитались святых книг!
   – А ты? Ты читал? Ты хоть библию - то, хоть мельком просмотрел?
   – Нет… - перешёл на серьёзный тон подросток. - Как - то в запале… после одного фильма взялся, но быстро бросил. Нудновато.
   – Конечно! Книгу, которой десятки тысяч лет, читать "нудновато". А вот похабщину разную, это - занимательно! Мудрость Божью познавать - нудно! А всякую…
   – Ну- ну. Не обижай. Вот, к примеру, книжка стихов моего друга. Хочешь, прочту? А вот эту я купил только что. О всяческих тайнах других планет и миров. А еще у меня отец собирает мемуары лётчиков. Или к примеру…
   – Но я тоже не фанатичка! Одно другому не должно мешать. Пойми же, Максим, нельзя обкрадывать себя! Может, почитаешь? - она вытащила из рюкзака компактное издание Евангения. - Может, поймешь, кто ты?
   – Ты же уже прочла? Изучила? Так скажи ты мне, кто я?
   – Ты почитай, хотя бы немного, а потом поговорим. Вот отсюда…
   – Ну, хорошо. А ты почитай эти стихи. Вот отсюда, - передразнил девушку Максим, и они на некоторое время замолчали.
   – Но я же просила читать, а не листать! Это тебе не комиксы! - с негодованием вскричала Татьяна, когда попутчик, закрыв, отложил её книгу.
   – Уже всё! - ответил Максим. - Ты не злись, у меня способности такие. Проверь!
   – С тебя станется. Ну, хорошо. О родословии Иисуса Христа? От Матфея?
   – Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова… - начал процитировать наизусть юноша, а Татьяна, схватив книгу и соответствующий текст, начала сверять с тем, что говорил Макс.
   – … и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов. Уф, всё!
   – Ты что, всю её только что наизусть?
   – Ну да.
   – Не может быть! А на выборку? Что в пункте 36 от Луки?
   – "Итак, будьте милосердны, как и Отец Ваш милосерден".
   – Д-а-а - протянула девушка, во все глаза глядя не Макса. У тебя действительно дар Божий!
   – Но Танюша, это же смешно! То, что, я вылечил деток, это тебя не поражает, что твою сестру и ёё сына, - не удивляет, что… да ладно…
   – А что ещё, чего я не знаю, - затаив дыхание аж подалась вперёд девушка.
   – Да ладно, мало ли что! А вот, что я цитирую наизусть библию, тебя потрясло.
   – Но ты не понимаешь! Вот ты взял и поехал домой! По папочке соскучился! А ты знаешь, что там в том приюте твориться?
   – Ну, видел, журналист там… телевидение…
   – А до, а после этого? Там сейчас не протолкнуться! Со всей страны детей напривозили изувеченных! Чуда ждут! Исцеления! А ты - "устал"! "Соскучился"! Да я бы на твоём месте! Да если бы я могла…! А ты! Мы думали, ты… А потом, когда ты полез… И потом, когда ушёл…
   – Я не ушёл! - чуть не всхлипнул от несправедливого обвинения подросток. - Вы хоть новости слушаете? Что после было, а? Слышали? Думаешь, облитую кислотой девушку легко вылечить? Всю ихнюю боль через себя пропускаешь! Через себя! Не видела разве? Когда там, в приюте? Да, она проходит, но когда? Вот, у Людмилы…ну, у этой девушки, которой кислотой лицо, глаз и кожи почти не было… представляешь, как это болело? А мне - через себя! А теперь какая- то соплячка упрекает!
   От острой обиды у подростка перехватило горло и он, махнув рукой, замолчал, открыл купленную книжку и будто бы погрузился в чтение.
   Татьяна, некоторое время сидела молча - переваривала сказанное, в том числе и "соплячку". Затем легонько, словно дыханием, коснулась своей лапкой руки Максима.
   – Не дуйся, тебе не идёт. Когда ты лечишь, когда ты мучаешься от боли, даже когда…пристаёшь - покраснела она - ты гораздо интереснее. А сейчас, как надутый обиженный индюк.
   В " обиженном надутом индюке" было что- то комичное и Максим, не сдержавшись, фыркнул.
   – Ты хоть индюка в жизни видела?
   – Вообще-то нет. В столице они не водятся. А у вас, что, прямо по дворам и гуляют?
   – Нет, но у дальних родственников в деревне…
   Дальше разговор пошел о всякой всячине, но был прерван бесцеремонным вторжением.
   – Вот с кем! - радостно возопил пьяный мужик средних лет. Это был типичный представитель "среднего класса" - уже ушедший от пролетариата, но ещё не дотянувшийся до крупных воротил предприниматель. Именно такие, неудовлетворенные собой и своим положением мужланы становятся головной болью во всех поездах, самолетах, автобусных турах и всевозможных круизах. Страстное желание прыгнуть выше своего статуса реализуется у них во хмелю в этакую удаль русского купчины - приставание к обслуживающему персоналу на уровне "эй, человек", и к соседям с никчемными, но кажущимися ему значительными разговорами. Свою значительность такие хамы подчеркивают эпатажем - криками и нецензурщиной. Трезвые они еще ничего. Но не нажраться в дорогу, а тем более - в дороге они просто не могут. В большинстве своём эти люди не злые, и даже не храбрые - просто дураки. Правда, окружающим от этого не легче.
   –А я вот сижу- сижу один… Контракт заключил… На сто тысяч. Да, такие дела, - плюхнулся он на мягкий купейный диван. - А попутчика нет. А один пить не привык. У меня коньячок здесь. А это икра какая- то. И лимончик. Как царь - батюшка. Эй, официантка! То есть, стюардесса! Тьфу…! - выругался он. - Всё перемешалось. Это был недавно в Дубаях. Пока летел, стюардесса достала. В первом классе летел, а они обнаглели, - ноль внимания! За что бабки… А, вот и ты! Долго движешься. Вот что… Нам рюмочки, там, что из напитков… И быстро!
   Проводница ушла, а гость начал рассказывать о своём деле. Получалось плохо и путанно. Кроме того, он постоянно срывался на матюки.
   – Да ты не корчись, не корчись, пацанка, - вдруг рассвирипел он, увидев презрительную мину на лице у Татьяны. - Я тебе в отцы гожусь!
   – Нет! - твёрдо возразила девушка.
   – Что нет? - не понял незваный гость.
   – Не годитесь вы мне в отцы.
   – Ха-ха-ха, молодец, сострила! - пьяно захохотал он. Люблю таких - молодых да ранних - полез к Татьяне с объятиями предприниматель.
   Это переполнило чашу терпения Макса. Гость вдруг согнулся пополам и, страшно побледнев, покрылся холодным потом.
   – Сердце… врача, - синеющими губами прошептал он.
   – Танюша, позови проводницу, - попросил Макс, укладывая незадачливого посетителя на полку. Та пулей рванулась к купе проводницы и, сообщив новость, той же пулей примчалась обратно. Ковровая дорожка приглушала её шаги и, приблизившись к своему купе, она услышала:
   – Каждый раз, как нажрёшься, будет тебе вот так. Всякий раз, как нахамишь, будет вот так. Всякий раз, как заматеришься, будет вот так!
   – Но я сдохну! Я после армии по другому не могу! Ты сопляк! Пройдешь с моё! - уже начал хорохориться хворый.
   – Да ты не понял! - удивился Максим. - Понюхай ещё и задумайся, герой! А не сможешь, по - людски, так сдохнешь, - и предпринимателя вновь скрутило от боли.
   Через пару мгновений примчалась проводница и участливо попросила держаться - через несколько минут на станции будет ждать Скорая.
   – С поезда снимут? Да ты понимаешь… подхватился было больной, но вновь ахнул и закатил глаза.
   Когда на станции в вагон ворвались люди с носилками и при толпе перронных зевак вынесли и загрузили болящего, проводница облегчённо вздохнула и заулыбалась.
   – Ненавижу это хамло, - сообщила она ребятам. - Но приходится терпеть.
   – Заберите всё это - кивнул Макс на расставленное на столике угощение. Мы не пьем, а этот…господин уже наверняка не спохватится.
   Когда вновь оставшиеся наедине подростки отхлёбывали чай, Татьяна поинтересовалась, давно ли Макс вот так дрессирует хамов.
   – Ну, просто вот таких - нет, первый… А вообще - то приходится. Ты видела? - вдруг спохватился он.
   – Видела и слышала. Это жестоко. Он задыхался от боли!
   – Это - жестоко? Это - как условный рефлекс. Только отрицательный. Тронул провод - ударило током. Так и здесь. Человеком станет.
   – А если нет?
   – Тогда пусть не портит жизнь другим.
   – Пусть умрет, да? Подохнет, как ты ему сказал?
   – Пускай.
   – Не много ли ты на себя берешь?
   – Может, и много, но кому-то же надо, наконец…
   – Надо? Тебе Бог дал дар исцелять.
   – Но мне Он же дал и дар убивать! - в запале вырвалось у подростка. Мстить! Мне отмщение и аз воздам, так что-ли?
   – И ты…убивал? - отшатнулась от него Татьяна.
   – Приходилось. Но ты не ахай так. Ты выслушай…
   Дорога была долгой, никто Максима не прерывал, и он, подробно осмысливая происходящее с ним и вокруг него, рассказал всё. Ну, почти всё, конечно. О личностных взаимоотношениях с девушками он распространяться не стал.
   – Вот такая фишка. Ну, что скажешь? - поздно ночью прервался, наконец, он. Так кто же я?
   – Илия?
   – Или ты? - удивился подросток. Ты тоже?
   – Да нет же. Был такой пророк. А может, Елисей? По жестокости ближе к тебе. Того дети дразнили плешивым, и он натравил на них медведей. Сорок два ребёнка разорвали.
   – Но я же, наоборот, спасаю детей! А эти… Они ещё не то заслужили!
   – А чем они теперь занимаются?
   – Кто?
   – Ну, все эти слепые, хромые, однорукие, парализованные и прочие тобой изувеченные?
   – Ннне знаю, - озадаченно ответил Макс. - Не задумывался.
   – Они же живые люди. Им хочется и есть, и пить, по крайней мере. Ну, потратят, что накрали, а дальше?
   – Но это их проблемы. Раньше надо было думать.
   – Кто воровал по карманам, будут теперь, как это… стоять на шухере, кто ослеп, будет какой- нибудь притон держать, эти, безногие… ну тоже на что- нибудь сгодятся. А самые подлые и хитрые будут планировать преступления. Ты же их этим не исправил.