Подвойская Леонида. Предтечи зверя. Максим

   – Мы может, нескоро встретимся… Признайся, с Пушкаревой и её мамой - это ты?
   – Ну да. Мне отец говорил - разболтали.
   – Скажи, а почему - их? Подвернулись под руку или очень просили?
   – Зачем ты так? В больнице, когда увидел умирающую, просто не мог…нет, ну, получилось так. Впервые, понимаешь? А её мать…ну да, просили. А что тут такого?
   – Нет… просто… вон, к примеру, Наташка. Красивая девушка, а эта губа… Вот и несчастье на всю жизнь. Или наша Анастасия. И умница и красавица. А жизни из-за ноги нет. И не с нами, и не на танцы, и вообще…даже в школе. Ты ведь мог бы…а? Ведь уедешь и все… Пока здесь, а? - Кнопка умоляюще смотрела на своего кумира большими, полными мольбы и надежды глазами. Максим отвел свой взгляд и отыскал глазами Наташку. Шустрая девчонка, участница всех детских игр и проказ, однажды, перелезая через забор сорвалась и зацепилась верхней губой за торчащий гвоздь. Рванувшись от страха и боли изо всех сил, она сорвалась с него, но губу изуродовала. Наложенные швы этого увечья особенно не скрасили. С тех пор Наташка воспринималась ребятами, как верный друг и не больше. Даже напарника у нее не было. Вот и сейчас, когда опьяневшая молодежь начинала кучковаться, девушка осталась одна, сидя у костра и тихо перебирая гитарные струны.
   Максим вновь посмотрел на Кнопку.
   – Понимаешь… Это им надо объяснять… И согласятся ли они? Поверят? И потом… больно это.
   – Потерпят.
   – Мне. Мне больно! И я еще не отошел…Вот недавно…- он осекся. - Ладно, - поднялся он и пошел к Наталье.
   – Наташ, есть разговор.
   – Садись, - улыбнулась она.
   – Нет, давай прямо к делу. Я могу тебе помочь… Ну, с губой, - искал он слова.
   Встала, отложив гитару и девушка.
   – Если можешь, помоги, - просто ответила она.
   – Понимаешь, у меня…ну, как-то получается…, что…
   – Макс, да весь гарнизон уже знает, что у тебя "что-то получается". Что от меня надо?
   – Ничего, только…где? И когда?
   – А давай сейчас, в палатке? - предложила девушка.
   – Не боишься, что подумают?
   – Не-а. Это ты бойся, что Кнопка подумает.
   – Она же и подсказала.
   – Золотое сердечко! Ну, тогда пойдем.
   Макс все-таки подошел к маленькой поклоннице, сказал, что пойдет "попробует". Кнопка искренне прошептала: "Спасибо!". Видимо, не считала свою протеже соперницей.
   В палатке Максим своим вторым зрением рассмотрел лицо девушки. Затем облегченно вздохнул. По сравнению с исцелением изъеденной кислотой плоти, этот случай был для него почти мелочным. Почти. Но времени было мало. И мешал гуляющий по крови алкоголь.
   Через пол- часика начнем, - пообещал он девушке, выходя из палатки.
   Максим обошел поляну и по залитой лунным светом тропинке вернулся к Лысой горе. Пейзаж был фантастический. Сосны на окружающих горах в зависимости от освещенности их лунным светом казались и черными, и серыми, и голубыми и зелеными. Россыпи звезд украшали безоблачное небо. А внизу, под скалой, в темноту спокойной воды вливалось серебро воды перекатной.
   Юноша снял майку и, купаясь в лунных лучах, сосредоточился на выведении из себя алкоголя. Он вспомнил, как выходила из него боль обожженной кислотой девушки, и представил, что также капает с его пальцев опьянение. Уже через несколько минут он почувствовал себя в "полной боевой форме", как говаривал его тренер Син. Как он там, кстати?
   – Тоже любуешься, - прервал его медитацию Патрик, без приглашений присаживаясь рядом.
   – Да, красиво. Но знаешь, -вдруг посчитал необходимым рассказать Максим. - Это так себе. Нам природа приоткрыла вооот такусенькую щелочку в этот мир. Мы же не видим ни инфра, ни ультра, ни магнитных полей, ни электрических. Ты не представляешь, что это за феерия!
   – Ты видел, правда? Знаешь, сегодня, когда ты упал, я думал, что… если сегодня должно кончиться, то именно так. Падение, вспышка, и всё. Но, видимо, еще не все, правда?
   – Наверное, если я живой.
   – И все же кто ты? Люден?
   – Нет. Наверное, нет…Не знаю. У Стругацких как - то проще. Или сложнее, не знаю. Но как только узнаю, тебе по секрету расскажу. Ну а сейчас пойдем. Ты чего здесь один, кстати? Чего Валюшу кинул?
   – Ай, чего пристает - "Прочитай еще да прочитай еще?" Как попка какой, все читаю и читаю.
   – Ну, а если ты ничего другого не предпринимаешь.
   – Ты что, она не такая…
   – Приведи сюда, покажи эту красоту и хотя бы обними. Может, и найдутся другие темы.
   – Знаток! А если по морде в ответ?
   – Ну, как в том анекдоте - " иногда случается и по мордасам".
   В палатке Максим решительно взялся за дело. Очень скоро его лучи стали пронзительно - яркими. Но лечил он сейчас небольшой участок девичьего лица, поэтому всё остальное в палатке оставалось в полумраке, ну, словно кто- то светил фонариком в одну точку. И боль исцеления была не столь обширной, не достававшей до мозгов - остро жгло пальцы и до локтей ломало руки.
   – Ну, до утра справимся, - обнадежил Макс девушку, выходя на "подзарядку" и отдых. - Если хочешь, можешь заснуть - мне не помешает.
   – Придумал! Я и сейчас с тобой…
   – Нет, побудь. Надо спокойствие. Пусть закрепляется…
   Конечно, он соврал. Просто не хотел. Да и чувствовал, знал - у входа сидела Кнопка.
   – Ну что? Ну как? - шепотом поинтересовалась она.
   – Всё путем, - также шепотом сообщил Максим, вновь направляясь скале.
   – Так что, уже всё? - семенила рядом девушка.
   – Нет, сейчас передохну, и опять. До утра. Но вылечу.
   – Совсем - совсем?
   – Ну да. Только оно как сказать…ну, совсем разгладится, еще денька через два. Нерву привыкнуть надо будет, чтобы не тянул.
   На скале обнявшись сидела парочка, вставшая и двинувшаяся им навстречу. По сконфуженно - ликующему взгляду Патрика Макс понял, - шутливый совет пошел на пользу.
   – Мне надо немного "подзарядится". Извини, - стянул с себя майку Максим и закрыл глаза.
   – Нет, ничего, что я тебя раньше… - и вдруг замолчала девушка.
   Уже когда он поднялся, кнопка задала неожиданный вопрос.
   – Макс, скажи, ты помнишь ту нашу прогулку?
   – А, "танец цветов"? Конечно.
   – А потом?
   – Потом я убил пса, - помрачнел юноша. А что?
   – А потом?
   – Потом я провел тебя, и мы разошлись.
   – Нет, а до этого?
   – До этого… А, ну я попросил у псины прощения.
   – Да, вздохнула девушка. Скажи, а помнишь, как мы первый раз готовили яичницу? Ну, когда нас оставили одних?
   – А, это когда боялись газ зажигать и спички привязывали к карандашу, чтобы не обжечься? Да, а что?
   – Нет, ничего. Это всё- таки ты. А то я вдруг подумала, что это не ты.
   – Это почему- же?
   – У тебя на спине шрам был. Я же помню. Потом нос… Помнишь?
   Ещё бы не помнить того яркого впечатления. По гарнизону бродила большая добрая дворняга. Ребятня любила ее гладить чесать, в общем, делать то, что во все века делали дети с собаками. И эта псина безропотно сносила все, иногда и не совсем приятные проявления детского дружелюбия. Максим в детстве обожал возню со всякими четвероногими друзьями. И вот однажды, в порыве добрых чувств, он притянул голову псины вплотную (нос к носу) к своему лицу. Ну, как для поцелуя. Стоявший рядом не большого тогда ума дружок Борька взял да наступил в это время псине на хвост. Болевая реакция была предсказуемой и Макс с рёвом, держась за нос, кинулся домой. К счастью, все обошлось - пес куснул не со зла и несильно. Но мелкий шрамик на правой ноздре оставался.
   – И вот здесь был шрамик - легонько провела по левой щеке юноши Кнопка.
   – Иринка, успокойся. Неужели ты не понимаешь, что если я могу вот такое, как у Наташки, поправить, то себе такие мелочи не смог бы?
   – Не подумала, - облегченно улыбнулась девушка. - Ладно, иди, чудотворец. Я буду ждать здесь - не терпящим возражений тоном заявила она, оставшись у входа.
   Перед продолжением Максим попытался обдумать слова Кнопки. Затем, вспомнив, сколько других шрамов и отметин бесследно исчезли, махнул рукой. Может, при полном восстановлении все эти э…э…э дефекты и исчезли, - догадался он и вновь взялся за врачевание.
   – Теперь спать, спать, спать, - убеждал Максим девушку, когда за палаткой начало светлеть. За сегодня- завтра пройдет совсем. Ты только не обращай пока особого внимания. Пусть проходит. Я уезжаю послезавтра, забегу посмотреть. Подаришь фотку, хорошо?
   – А ты, - уже засыпая, поинтересовалась Наталья. - Тоже спать?
   – Я возвращаюсь. У меня еще одно дело. По дороге отосплюсь. Скажи ребятам, чтобы не переживали. Спи!
   Выйдя из палатки, Максим чуть не споткнулся о свернувшуюся клубочком Кнопку, уснувшую на своем посту. Осторожно взяв на руки, он занес маленькую девушку в палатку к уже спящей исцеленной, укрыл и благодарно поцеловал в прохладную от утреннего горного воздуха щечку. Не как маг и волшебник, а как юноша, может даже, как мальчишка.

Глава 50

   – Я почему- то думала, что ты придешь - улыбнулась с порога Анастасия. Заходи- заходи. Когда пошли эти разговоры, что это ты, ну с Пушкой, с её мамой, со Стервозой, я подумала: А почему и нет? Если такое может, обязательно придёт. Но ты не приходил, и я решила, что ты просто такие… болезни не лечишь. Присаживайся, сейчас будем пить чай.
   – Некогда, честно, некогда, - осматривался Максим. Ему было стыдно и неуютно. Серая жизнь девушки отложила и серый отпечаток на квартирку. Жила она со старшим братцем - прапорщиком, пропадающим дни и ночи в казарме. Фотографии рано умерших родителей стояли в стекле старого буфета. Маленький шкафчик, узкая девичья кроватка с распятием у изголовья, книжные полки. Столик, рядом - старинный торшер, мягкий стул. Скудность обстановки делала Досовскую комнату намного просторнее.
   – Телевизор и комп в комнате брата. У нас там вроде зала. А это у меня типа как спальня - пояснила девушка, садясь на кровать. - Ну, как я поняла, к делу? Что от меня надо? Имей в виду- душу не продам. Лучше такой останусь.
   – Дались вам эти души! Уже третья или четвёртая о том же. Не надо мне. Не чёрт я. Вот, смотри - он сверкнул своим крестом.
   – Знатно. А перекреститься на распятие можешь? Ну, убедил. Так что надо от меня, чтобы ты смог… вылечить?
   – Ложись, и посмотрим. А надо молчать. И потом, время от времени - выходить на балкон, к лунному свету.
   – Романтика!
   – Ну перестань. Я, конечно, виноват, но я же, всё- таки, пришел! Бросил всё, оставил ребят - и к тебе.
   – Да что ты! Ты и не думай! Я совсем не о том. Необычно как- то. И если честно…страшновато. Поэтому…Не обращай внимания. Мне ложиться?
   – Да и ногу открой. А лучше вообще… до плавок.
   – Хорошо, я сейчас переоденусь.
   Максим успел перезвонить отцу. После решающего разговора всё вроде наладилось и благодарность Белого- старшего пока не имела границ.
   – Не будешь ночевать и сегодня? Понимаю. Ладно. Мы тут в принципе и без тебя нормально пакуемся. Но кое- что придётся из хлама выбросить. Ну, твой старый велосипед, к примеру.
   – Что? - подпрыгнул Максим.
   – А что, музей организуешь?
   – Нннет конечно…но, папуля, давай без меня ничего не выбрасывать. Я днём забегу.
   – Забежишь днём? Ну, у тебя, видимо крутое прощание. Ну, шучу, давай.
   Случай Анастасии оказался довольно серьезным. Правда, после исцеления деток всё было понятно - куда и как направить целительные поля. Самым сложным была задавненность болезни и то, что это была болезнь. Травмы или врожденные недуги исцелялись проще - организм сам старался помочь. Болезни же, как живые существа, защищались, огрызаясь болью. С такой тварью Макс ещё не сталкивался и, направляя свое поле на первый из очагов, приготовился терпеть. И не вытерпел. Вскрикнул, напугав пациентку.
   – Лежи- лежи. Это ничего. Это так надо. Это будет, но это пройдёт, - сбивчиво объяснял он девушке, собираясь с мужеством. Затем вновь протянул над девушкой руки. Боль была новой. Не острой, не пронзительной, а прожигающей, словно раскаленным металлом. " Каждая болезнь, как каждый зверь, кусает по- своему", - сделал вывод Макс, отвечая на эти удары боли ударами своих лучей.
   – Бедный- бедный, - пожалела его Настя, когда юноша, прервавшись, вышел на балкон. - У тебя со всеми так?
   – По разному. Но бывало и хуже.
   – Это ты поэтому такой злой пришёл? Но тогда, может, не надо?
   – Я некоторых других усыплял. Могу и тебя. Не глупи. Знал, куда и зачем. И что будет…- односложно предупредил Максим, впитывая лунный свет.
   Когда утром Максим приволокся домой, отец со своей невестой с удивлением осмотрели его измочаленную фигуру.
   – Ну ты даешь, - начал было отец, но встретившись с опустошенным взглядом Макса, вдруг понял.
   – Ты опять? - спросил он каким- то глухим тоном.- Кого?
   – Настю. Только, папа, потом. Спать. Всё потом.
   – Умница, сынок. Какой умница! Мне всегда было жаль… Ладно, потом.
   Но Макс оказался немногословен и потом. Проспав почти до вечера, он вышел на уже полупустую кухню и сказал, что, может, уедет позже - не успевает.
   – Но контейнер будет завтра! Всё! Сдаём квартиру! Да если и не сдавать, что, на полу будешь?
   – Папуля, мне надо ещё две ночи. Эту и следующую. Я найду, где переночевать. И мне уже надо эти…разрешения на поездку. Ты бы лучше здесь их сделал.
   – Это всё уже сделано. И распакуемся без тебя. Вот только мы… - он взглянул на молчавшую избранницу - мы думали, что эээ регистрацию хоть вместе отметим, а? Скромно, по- семейному?
   – Нет, это как раз без меня. Где ночевать - найду, - он выскочил из квартиры.
   " Ну, нахалка, ну хитрованка! Мало того, что я согласился, я ещё на их свадьбе гулять должен! Это точно - она! Показать свеем, что и я одобряю! Что и меня, как батьку, окрутила! А совсем недавно, в детском доме, такой серой мышкой была! Заведующая! Все на ней ездили и на неё же плевали. А теперь на нас ездить надумала!". Это был рецидив недавней боли, эхо тоски по матери, и Макс понимал, что не прав, но от этого распалял себя ещё больше. Словно почувствовав его настроение, Анастасия встретила его тихо, сразу прошла в спальню и приготовилась к сеансу. Зато болезни досталось крепко. Вчера Макс всё-таки не был настроен на борьбу и болезненно воспринимал каждый укус. А может, просто устал от боли? Зато сегодня, отмахиваясь от ожогов, как от мух, он яростно избивал болезнь своими лучами. И уже к первому перерыву недуг был сломлен - блистающие черные пятна костей ноги стали стремительно растворяться розовым цветом здорового тела.
   – Теперь мы быстро справимся, - пообещал он девушке, облокачиваясь на перила балкона. Балкон был ниже, всего лишь на втором этаже. Совсем рядом мягко шелестели листики берёзы. Он дотянулся и погладил их, словно волосы девушки. Берёза отозвалась невидимыми волнами ответной ласки и едва слышным шелестом. Справа вверху была луна. А еще правее, на балконе стояла Мышка, глядя в его сторону. Вроде как пол- жизни прошло после неё? Что она должна подумать теперь? Знает наверное… Даже спасибо не сказала. Всё- таки спас. Ну, спасли вместе с Котом. Его, наверное, отблагодарила… А кто меня? Кнопка? Да и та послала править губы, ноги… Ладно, - вздохнул он, возвращаясь в квартиру.
   За ночь они действительно здорово продвинулись по пути исцеления. И Макс не так вымучился. Поэтому рано утром он пришел домой терпимым и в меру покладистым. Пока "молодожены" пробуждались, он успел разукомплектовать велосипед и достать драгоценное колье. Затем, вспомнив, что давно не ел, позавтракал по- семейному. Решили, что взрослые всё- таки сегодня съедут. Он переночует один, вон на той раскладушке. Все документы здесь. Вот деньги. В общем, дерзай! И Макс вновь завалился спать, но на этот раз с более светлыми чувствами.
   Проснулся он вечером с сознанием какой- то гулкой пустоты. Он лежал на своей кровати среди пустой комнаты. Рядом, на старинной армейской табуретке лежала записка.
   " Сынок, мы решили тебя не тревожить. Всё обговорено. Ты, выходя, только захлопни дверь, всё оставшееся, кому надо, заберут. Не забудь документы и деньги. До встречи. Отец".
   Вот так. " Уходя, только захлопни дверь…" Максим включил везде свет и прошелся по действительно гулкой квартире. Ввернутые в патроны лампы светили холодно и неуютно. " Только захлопни" А пятнадцать лет куда? Куда, папа? Вот здесь, за этими батареями, ты по дедовой традиции прятал от нас домашнюю колбасу, чтобы высохла. А вот здесь, в это углу…В этом, да? Вы с мамой поставили меня и заболтались. А я стоял- стоял и уснул. А вот здесь… А здесь… И теперь "только захлопни"? Неужели всё это ты так спешишь вычеркнуть, папа? Или уже вычеркнул? Максим прикоснулся к выглядывавшему куску старинных обоев - тех, которые должны были помнить еще тепло маминых рук. Мама… А ведь я даже…- остановился вдруг он.
   Максим закончил своё лечение с рассветом. Даже раньше, но до первых утренних зарниц, уже по традиции, одарил девушку своими золотыми лучами.
   – Всё. Вставай, - предложил он. - Вот так, сама. Смелее. И распрямись. Нет уже боли. И не будет. И нога, как у всех. Даже лучше, чем у многих. Давай, пройдись. Потренируйся.
   Девушка послушно, с напряженным лицом распрямилась, прислушалась к новым ощущениям. Сделала шаг, с непривычки оперлась за стену. Сделала другой. Заулыбалась. Затем порывисто, всё- еще смешно передвигая ногами, бросилась к Максу.
   – Что, что, что я могу для тебя? Что? Ты хоть сам понимаешь что ты для меня сделал? А это надолго? - вдруг спохватилась она.
   – Думаю, навсегда. Пойду я. Знаешь, что я попрошу? Ты, вы все… помните. Не надо, как старую квартиру. Захлопнул - и всё.
   – Я, наверное, тебя понимаю. Макс, Максимчик, разве такое можно забыть? Но ты куда? После такого - и уходишь?
   – Есть ещё одно дельце. Должок. Мусор выгрести.
   – Как знаешь. Ни просить, ни, тем более, приказывать не могу. Тогда… тогда… - девушка метнулась к постели, сорвала со стены распятие и протянула своему спасителю. - Вот, самое дорогое, что у меня есть. Не хочу сейчас рассказывать. Возьми. Когда тяжело будет, прикоснешься - вспомнишь.
   Юноша прошел по знакомой с детства аллее. Парк сдавал - старел и дурнел на глазах. Вековые деревья - свидетели знаменитого прошлого этого края - величественно угасали, постепенно теряя листву, ветви и кору. Новая дикая неухоженная поросль вылазила где попало. И если центральные аллейки ещё хоть как- то поддерживались в порядке, то в глубине парка царило какое то мрачное запустение. Не вызывал больших симпатий и парковый ресторан. Со времени встречи с Прохором он, конечно, мало изменился. Но тогда была поздняя весна. Или раннее лето? Сейчас, в жару, среди деревьев с пожухлой листвой, здание казалось бы неказистым и вообще заброшенным. Если бы не тусовка всевозможных авто. Несколько, наиболее престижных, стояли у входа. Другие, многофункциональные внедорожники умастились и на центральной примыкающей к ресторану аллее и на боковых аллейках.
   Пара громил в излюбленном прикиде - коже, очках и при жвачке, не пустила Макса даже к двери с табличкой "Спецобслуживание", посоветовав юноше "быстро уносить отсюда свою задницу". Макс почти послушался - присел на дальней скамейке, в пределах видимости здания. На этой же скамье он ожидал тогда Прохора. Как давно это было! Давно? Он вспомнил ту первую разборку, своё первое убийство. Всё - таки тем двоим сердца он оборвал сам. Ну и что? - мысленно продолжил он спор с Татьяной. - Вон, стоят две гориллы. Нет. Противней. Павианы. Убьют, не поморщившись. Или те, кто собрался там, внутри. Заматерелые. Какое там раскаяние или исправление. Смешно! Ты в другом права, Танюша. Сейчас ослеплю я их или покалечу, и что? Ещё больше обозлятся. Ещё безжалостнее, ещё подлее. Нет! Выжигать! Как жгу метастазы раковой опухоли! Но как конкретно? Устраивать мелодраму, как у Ржавого незачем. Нечего выяснять. А на расстоянии… Он вдруг вспомнил, как прихватил сердце у Прохорового подручного, когда тот сидел в машине. Сам Макс тогда был в гараже, а Прохор с этим…Бодей что ли? уже выехали на своем джипе. Да. Тогда смог. Но знал, видел этого человека, представлял его. А сейчас? И не одного. Ну, это не главное. Если полем можно лечить сразу нескольких, то убить - подавно. Полем. Электричеством? Он вспомнил рассказ Холеры про короля биллиарда и вздрогнул. Это же надо - такой шик. В ванной - и с телефоном. И даже не с сотовым. Нет, здесь так не пойдет. Не дотянусь. Или дотянусь, но на таком расстоянии рассеется. Это как свет. Или звук. Звук? А что если? Он вспомнил публикации об инфразвуковых волнах - убийцах. Типа органных, только еще ниже. Если попробовать?
   Максим представил себе длинный тоскливый звук органной трубы. Ниже. Еще ниже. Теперь она не слышна и не видима, но она есть, эта волна. Он закрыл глаза и почувствовал рождение в себе этой новой силы. Как тогда, перед прыжком на спор, эта волна поднималась откуда-то из глубины, словно лава вулкана бурлила и закипала в нём, приливала и опускалась, словно ждала сигнала вырваться наружу. Не хватало зла, того самого гнева, который помог проявиться его первым убойным качествам. И в этом ему помогли стоявшие на крыльце павианы. Связавшись с кем- то внутри и, видимо, получив инструкции, они оба вразвалку направились к нагло развалившемуся на скамейке юнцу.
   – Слушай, урод, тебе каким языком сказано убираться? Ты не понимаешь, или помочь? - протянул один из них лапу к Максу. Созерцание этой наглой откормленной морды очередного "хозяина жизни" явилось катализатором. Макс почувствовал, как вырвалась из него невидимая смерть и рванулась в здание, к собравшимся там вражинам.
   Видимо, инфразвук лишь слегка зацепила находившихся рядом с Максом часовых. Они остались живы, лишь одинаково схватившись за головы, рванулись прочь - каждый в свою сторону.
   – Вот и всё, - прошептал Максим. Он понял, почувствовал, что там действительно "всё". Мститель встал и медленно побрёл по аллейке, а затем - по полуприметной тропке к выходу. Возле тех самых зубцов вросшей в землю башни Максим остановился, собираясь с мыслями. Хома с друзьями всё- таки пробрались туда? И он вытащил этот мой крест оттуда? Мой? И за это его растерзали? Эти, которых я сейчас…? Ну, тогда, мой странный товарищ, ты отомщен. Хотя, нет. Не те. Да. За этот крест, но не те. Кто - то пострашнее, - вновь почувствовал юноша, но бояться не было сил. Он был сейчас опустошён этим массовым убийством. Вот так, скопом, не видя, не чувствуя… Правильно ли это? Можно ли? Макс плюхнулся на заброшенную скамейку в глухой части парка и тяжело задумался. Он вспомнил рассказ отца про рассказ деда. Да- да рассказ про рассказ.
   – Когда я был в твоем возрасте и рвался в училище, отец, не твой дед, рассказал мне про Карибский кризис, и как это было страшно. Когда впервые под их самолёты подвесили атомные бомбы, и они в кабинах ждали сигнала. И знаешь, что было самое страшное? Нет, не погибнуть, к этому он был готов. Сбросить эту смерть. Цель у них была - портовый город в Италии. Вроде, как по стоянке натовского флота. Но ты же знаешь, что такое термояд. Города бы не осталось. А там в кроватках спали такие же малые дети, как у наших лётчиков, и такие же женщины, и такие же старики, в общем, миллион мирных жителей. Вот это был ужас. И было понятно, что также ударят по нам. И уцелеть, вернуться сюда, на такое же атомное пепелище, тоже был ужас. Поэтому, когда всё обошлось, ох и напились же они!
   – А ты бы смог, папа? - поинтересовался Максим у отца после такого рассказа.
   – Если бы не смог, пошёл бы в гражданскую авиацию. А ты подумай.
   – Это же война, правда? И в ней всегда случайно гибло гражданское население.
   – Знаешь, твой дед застал ещё пикировщиков - ну которые на пикирующих бомбёрах воевали. Вот кто бил только по военным целям. По конкретным врагам. Хотя в глаза их не видели и личной вражды к ним не имели. Вот кому можно позавидовать. Хотя и они порой ошибались.
   – Вот и я сегодня, папа. По конкретным врагам, - начал успокаиваться Максим. Враги же. И никого из посторонних не зацепил. Холера говорил, там никого из " чужих " не должно быть. А вдруг? Нет. Не должно.
   Несколько придя в себя, подросток медленно побрёл домой, добрался до пустой гулкой квартиры и завалился спать на оставленной раскладушке. Больше его здесь решительно ничего не держало. - Загляну к маме и уезжаю, - решил он, проваливаясь в сон, больше похожий на беспамятство.

Глава 51

   А потом был удивительный вечер. Настя организовала и привела всех. Ну, почти всех на свое, как она выразилась, воскресение. "Анастасия - воскресшая. Вот и я дождалась". Одноклассники быстро организовали всё- от стульев до рюмок и магнитофона. Максим лишь метнулся в магазин за хорошим вином фруктами. Он был неправ - прощались с ним ребята хорошо, искренне. Трогательно было смотреть и на смущающуюся теперь от всеобщего внимания Наталью, - губка встала на место и лицо стало прехорошеньким. Одной ей теперь оставаться не приходилось. За накрытым всем миром столом говорили хорошие слова и вроде, никто не кривил душой. Вспоминали интересные, трогательные или смешные эпизоды из школьной жизни.
   – Ты молодец, что вылечил Стервозу, - как всем известный факт прокомментировал Ванятка. - Хоть и попила она нам кровушки, но мы тоже были хороши, а?
   – Ребята, дайте сказать - ворвался в разговор Кот. - Мы долго с Максом враждовали. По ерунде всё- таки. Но знаете что? Он мировой парень. Ты мировой парень. Тогда в походе… - Он протянул Максиму руку и крепко пожал протянутую навстречу.