Страница:
– Вообще-то мы думали провести вечер вдвоем… - начал было хмуро отпираться Максим.
– Молодой человек, ну не будем. Ну, не получится у вас за этим столиком вдвоем. По меткому выражению киногероя, Вы здесь, как два волоска на лысине. Посмотрите,- наклонился именинник к уху юноши. Все глаза сейчас на вас. И так будет весь вечер. Вам это надо? И потом, поклянитесь здоровьем вашей матушки- вы не знали, кто здесь соберется?
– Да ладно Вам, - невольно улыбнулся Макс. И, подчиняясь обаянию героя вокала, также прошептал - Я только так ее сюда и затащил.
– О! Тогда Вы мой должник. Будете отрабатывать. Смотрите, вон сидит… сейчас. За три стула от моего столбового места. Видите. Дуется… Поможете помирить… - заговорчиски шептал артист, уже ведя под руку молодежь к своему столу.
– Но это же… Но это же - захватило дух у юноши.
– Вынырните, мой юный друг из эйфории. Отдышитесь и осмотритесь.
– Рекомендую, - уже громко ко всем обратился именинник. Макс и Лора. Личные друзья нами уважаемого Ираклия. И вот- озаренный идеей, он снял довольно симпатичный перстенек. Кто узнает о этой девушке больше всех получает этот приз.
– А кто узнает побольше об этом Ди- Каприо, получает вот это приз - под общий хохот сняла свои серьги крупная молодящаяся певица. Застолье вновь радостно загудело…
– Слушай, Максим, но так принято. Ну, творческая элита. Ну, нельзя так. Все или поют. Или танцуют, или еще что - уговаривал именинник юношу. После братания прошло уже часа полтора. Незаметно после нескольких танцев Лариса оказалась возле именинника, а Макс - возле поругавшейся с ним пассии. Та молчала, хапала водку одним махом до дна, косилась на новую поклонницу и с гримасой отвращения встречала любые попытки завязать беседу. Первые попытки контактов любопытствующих прекратились. Лорка пила шампанское и преглупо хохотала, Максим уклонялся от спиртного, и по большей части не встревая, слушал пустой треп. Несколько раз после танцев именинник выходил с Лариской на веранду - "подышать воздухом". Что там происходило можно было догадываться. И вот теперь именинник вспомнил о попутчике своей новой симпатии. Так часто бывает - одна победа - не победа. И уговаривал Максима что - нибудь спеть, станцевать и так далее.
– Ну, хорошо - решился Максим. Нежданная ревность жгла его изнутри. - Хорошо. Как там музыка, еще не перепилась?
– Ну, зачем так. Все, что пожелаешь.
Максим подошел к седому, уже смотрящему глазами в разные стороны руководителю оркестрика и что-то прошептал на ухо. Тот вздрогнул, внимательно посмотрел на юношу и, несколько протрезвев, пошел озадачивать музыкантов.
– А теперь нам споет наш таинственный гость! - объявил именинник. Не судите, да не судимы будете! - заранее попросил он.
– Хорошо. Но, может… Там песня лучше с танцем. Кто со мной станцует? - женщины сконфуженно начали отворачиваться. Нет, потанцевать с юношей они были и не против. Но на сцене… Дело пахло какой-то буффонадой, участвовать в которой еще не позволял набранный градус.
– Ладно, пожал юноша плечами и, закрыв глаза, сосредоточился. Он вспомнил образ легендарного певца, вспомнил записи его концертов, вспомнил трагическую его жизнь и смерть. Помоги! - мысленно попросил он легенду и словно почувствовал его рукопожатие. И под первые аккорды юноша узнаваемо наклонил голову, взглянул на гостей и вдруг…
– Эти глаза напротив… - это прозвучало так узнаваемо, так неправдоподобно идентично, что вначале споткнулся оркестр. Затем затихли гости. Но вот вновь зазвучала эта мелодия и юноша, поймав такт, запел тем самым, полузыбытым голосом с тем самым, сводящим женщин с ума тембром. Поверив в свершившееся, Максим спустился со сцены и, подойдя к Ларисе, продолжал;
Эти глаза напротив… кто это кто это?
– Это я - зашептала девушка, потянувшись к Максиму.
– Вот и свела судьба, вот и свела судьба… - они уже кружились в танце…
– Только не подведи, только не подведи,
Только не отведи глаз, - умолял певец, кружа девушку по залу.
– Не подведу. Не отведу… - шептала Лариса, уставившись на нового кумира восхищенными покорными глазами.
Он подвел девушку к ее стулу и посадил в какой- то характерной для больших залов гулкой, недоуменной тишине. В такой же тишине он сел на свое место и успел отпить какого - то сока. И тут началось.
А в специальном закутке, профессионально укрытым зеленью вьющегося винограда отчаянно и молча, злыми слезами плакала Элен. Ираклий утроил весь этот спектакль для нее - пора было ей решаться использовать юнца. Но такого эффекта не ожидал даже он.
– Он ее любит. Да? - провоцировал молодую женщину интриган.
– Мне не пел… Пацан. Да что в ней такого. Неоперившийся цыпленок. Даже не курочка.
– Молодость, дорогая, молодость. Ты, конечно, тоже помолодела. Но. Им обоим по пятнадцать.
– Нет! Она старше!
– Это издали. Это так специально. Я знаю.
– Как он пел! Правильно, теперь начнется - прокомментировала она начавшийся женский ажиотаж. Вот и она, эта сучка. Уже и звезда не нужна…
И действительно. Первой инстинктивно к Максиму метнулась Лариса, заняв место пассии именинника. Затем, срываясь с места, в едином порыве, к нему кинулись с выражением восторга остальные женщины. Макс, краснея, бормотал что-то типа "Спасибо, очень тронут…". Дело в том, что в свое время он смотрел передачу об этом артисте и кто-то на полном серьезе доказывал, что тембр его голоса идеально совпадал с амплитудой, порождающей или активизирующей чувственность женщин. Вы поняли, да? И на всякий случай Максим добавил этой волны. И сейчас, краснея, ощущал эту гм… чувственность.
– Серьги остаются у меня. Все мы, бабы измельчали. Такого таланта не унюхали, а? Кто это не хотел там к нему на подтанцовку? - подначила лучшую половину та самая рельефная певица. - А ты, дружок, берегись. Если мальчик еще где запоет, будет тебе, наконец, конкуренция, - обратилась она к имениннику.
– Молодец, ну просто молодец! Ты где это прятался, а, - продирался именинник к новому гвоздю программы. - Не боюсь, - отмахнулся он от пророчества. - А еще слабо? На бис?
Когда гости взревели, (вернее, "взвизжали", так как активничали больше женщины), Максим вновь вышел на сцену. Но только, чтобы озадачить оркестр и взять микрофон. Он сел напротив Лариски и глядя на нее, тем же чарующим голосом запел
– Идет ли теплый дождь…
И девушка радостно- послушно кивала, когда он утверждал
– Ты поймешь, поймешь конечно, что я сказать хотел…
Кивали, радостно глядя на юношу и другие женщины. Это был праздник. Праздник молодой, чистой любви. Праздник светлого голоса, светлых чувств и таких же светлых желаний…
Лишь там, в укромном уголке отчаянно плакала влюбленная женщина. Плакала, уже не скрываясь. - Негодяй. Пацан. Я ему все. А он… На кого? Что, ну что в ней, Ираклий?
– Не скажи. Очень хороша. Знаешь, на ту Испанку похожа- продолжал провоцировать Ираклий.
– Испанка. Испанка. Неблагодарный негодяй. Теленок. Вот такие сучки для него дороже. Кроме смазливой мордашки… Сейчас пойду и расскажу, перед кем мечет бисер. Как она с этим… всемирным любимцем на балконе тискалась…
– Брось дурить, - уже силой усадил Ираклий экспансивную женщину. Нэ переживай. Он того нэ стоит.
– Стоит, Самедович, стоит, - всхлипывала итальянка.
– Ну так что? Решайся. Мы и его от этой симпатии оторвем, и о тебе вспомнить заставим, и бизнес провернем, а ты еще и отомстишь.
Как раз к этому времени объект ревности закончил петь и молоденькая спутница неосознанно потянулась к его губам. И хотя поцелуй получился легкий, почти сценический, это прожгло Элен.
– Отомщу. Согласна. Проводи меня, - осипшим голосом согласилась женщина.
А в это время настроение компании поднималось. Таинственный незнакомец оказался, хотя и сверхталантом, но их братии, поэтому стесняться или комплексовать было нечего и веселье полилось дальше.
Вскоре появился Ираклий. Он уже отвел Элен в знакомую нам беседку и пришел поинтересоваться у Максима, не пора ли?
– Вы собственник, Ираклий Самедович, - полушутя, полусерьезно обратился к нему уже подвыпивший продюсер одного из ТВ - каналов. Вы такой талант от нас зарываете… прячете то есть. Ему же, другу вашему, цены нет!
– Это я знаю. О его цене, дорогой не только ты, он сам не догадывается. Но он говорит, "Недостойно джигита песни петь, когда можно и нужно шашкой махать!". Может, не говорит, но так думает. Правда ведь, уважаемый? Потехе- час? - многозначительно спросил он. И после кивка юноши объявил.
– Кстати, о потехе. Сегодня вы увидите чудо, которое произошло здесь, у нас только однажды- во время посещения… да вы знаете. И только ради вас, нашей духовной элиты, ради искусства цветы согласились… Пожалуйте на веранду. Максим, уважаемый. Можно тебя задержать? Скажи, а другой музыки нэльзя? Что нибудь попродвинутей, а?
– Это же цветы. У них лепестки, бутоны, а не ноги-руки. Они ими быстро дрыгать не могут - запальчиво стал объяснять макс.
– Ну ладно - ладно. Давай, как лучше. Ты откуда будешь… руководить?
– Может, из старой беседки?
– Нэт! Извини. Там… Ну, не надо. С веранды же лучше видно. Или вон - с балкона - осенило Ираклия.
– Нет, я тогда у самой клумбы. Поближе к ним - попросился Максим.
Эта скамейка находилась не только рядом с клумбой. Она была в двух шагах от той самой беседки. И когда фонари залили гигантскую клумбу ярким светом, Элен смогла тщательно рассмотреть тонкий профиль соперницы, ее хрупкую талию, по женки угадать формирующийся бюст. Эта молоденькая девчонка сидела рядом с ее Бесенком и бесстыже его обнимала. Обнимала как - то естественно, словно давно имела на это право. А он… Даже не поморщится. Конечно, занят. Сейчас начнется. И что, эти наглые объятья не мешают? Да сбросил бы с себя эту липучку! Нет… Вот и началось. Все также. Нет, красивее. Захватывающе, чем в прошлый раз. Вон и наверху, на веранде завизжали от восторга. Теперь затихли. Красивее. Конечно, красивее. Тренировка? Или любовь? Вот и вся феерия. Захватывающе, конечно. Но теперь идите уже. На свет. К гостям. Нет. Целуются. Дурак. Дубина! Она же пол- часа назад с этим… Ну смотри. Если ты еще сейчас напишешь на небе ее имя… Не жить! Обоих удушу! Нет. Бог миловал. Ушли.
Когда в беседку пришел Ираклий, ревнивица уже почти успокоилась и только какие-то нервные движения пальцев, похожие на то, как порода кошачьих хищников точит о дерево когти, выдавали ее истинное настроение.
– Ты это специально подстроил?
– Он сам поросился поближе к цветам.
– Врешь!
– Ты забываешься? Или мозги набекрень? Имей в виду, с истеричками дел не имею.
– Прости Самедович, прости. Просто как-то… не по себе. Когда начнем?
– Умница. Скоро. Терпи. И не подавай вида. Все должно быть правдоподобно. А может эту, а?
– Нет уж, - зло процедила женщина. Пусть меня спасает. Для этой шлюшки много чести.
Глава 41
Глава 42
– Молодой человек, ну не будем. Ну, не получится у вас за этим столиком вдвоем. По меткому выражению киногероя, Вы здесь, как два волоска на лысине. Посмотрите,- наклонился именинник к уху юноши. Все глаза сейчас на вас. И так будет весь вечер. Вам это надо? И потом, поклянитесь здоровьем вашей матушки- вы не знали, кто здесь соберется?
– Да ладно Вам, - невольно улыбнулся Макс. И, подчиняясь обаянию героя вокала, также прошептал - Я только так ее сюда и затащил.
– О! Тогда Вы мой должник. Будете отрабатывать. Смотрите, вон сидит… сейчас. За три стула от моего столбового места. Видите. Дуется… Поможете помирить… - заговорчиски шептал артист, уже ведя под руку молодежь к своему столу.
– Но это же… Но это же - захватило дух у юноши.
– Вынырните, мой юный друг из эйфории. Отдышитесь и осмотритесь.
– Рекомендую, - уже громко ко всем обратился именинник. Макс и Лора. Личные друзья нами уважаемого Ираклия. И вот- озаренный идеей, он снял довольно симпатичный перстенек. Кто узнает о этой девушке больше всех получает этот приз.
– А кто узнает побольше об этом Ди- Каприо, получает вот это приз - под общий хохот сняла свои серьги крупная молодящаяся певица. Застолье вновь радостно загудело…
– Слушай, Максим, но так принято. Ну, творческая элита. Ну, нельзя так. Все или поют. Или танцуют, или еще что - уговаривал именинник юношу. После братания прошло уже часа полтора. Незаметно после нескольких танцев Лариса оказалась возле именинника, а Макс - возле поругавшейся с ним пассии. Та молчала, хапала водку одним махом до дна, косилась на новую поклонницу и с гримасой отвращения встречала любые попытки завязать беседу. Первые попытки контактов любопытствующих прекратились. Лорка пила шампанское и преглупо хохотала, Максим уклонялся от спиртного, и по большей части не встревая, слушал пустой треп. Несколько раз после танцев именинник выходил с Лариской на веранду - "подышать воздухом". Что там происходило можно было догадываться. И вот теперь именинник вспомнил о попутчике своей новой симпатии. Так часто бывает - одна победа - не победа. И уговаривал Максима что - нибудь спеть, станцевать и так далее.
– Ну, хорошо - решился Максим. Нежданная ревность жгла его изнутри. - Хорошо. Как там музыка, еще не перепилась?
– Ну, зачем так. Все, что пожелаешь.
Максим подошел к седому, уже смотрящему глазами в разные стороны руководителю оркестрика и что-то прошептал на ухо. Тот вздрогнул, внимательно посмотрел на юношу и, несколько протрезвев, пошел озадачивать музыкантов.
– А теперь нам споет наш таинственный гость! - объявил именинник. Не судите, да не судимы будете! - заранее попросил он.
– Хорошо. Но, может… Там песня лучше с танцем. Кто со мной станцует? - женщины сконфуженно начали отворачиваться. Нет, потанцевать с юношей они были и не против. Но на сцене… Дело пахло какой-то буффонадой, участвовать в которой еще не позволял набранный градус.
– Ладно, пожал юноша плечами и, закрыв глаза, сосредоточился. Он вспомнил образ легендарного певца, вспомнил записи его концертов, вспомнил трагическую его жизнь и смерть. Помоги! - мысленно попросил он легенду и словно почувствовал его рукопожатие. И под первые аккорды юноша узнаваемо наклонил голову, взглянул на гостей и вдруг…
– Эти глаза напротив… - это прозвучало так узнаваемо, так неправдоподобно идентично, что вначале споткнулся оркестр. Затем затихли гости. Но вот вновь зазвучала эта мелодия и юноша, поймав такт, запел тем самым, полузыбытым голосом с тем самым, сводящим женщин с ума тембром. Поверив в свершившееся, Максим спустился со сцены и, подойдя к Ларисе, продолжал;
Эти глаза напротив… кто это кто это?
– Это я - зашептала девушка, потянувшись к Максиму.
– Вот и свела судьба, вот и свела судьба… - они уже кружились в танце…
– Только не подведи, только не подведи,
Только не отведи глаз, - умолял певец, кружа девушку по залу.
– Не подведу. Не отведу… - шептала Лариса, уставившись на нового кумира восхищенными покорными глазами.
Он подвел девушку к ее стулу и посадил в какой- то характерной для больших залов гулкой, недоуменной тишине. В такой же тишине он сел на свое место и успел отпить какого - то сока. И тут началось.
А в специальном закутке, профессионально укрытым зеленью вьющегося винограда отчаянно и молча, злыми слезами плакала Элен. Ираклий утроил весь этот спектакль для нее - пора было ей решаться использовать юнца. Но такого эффекта не ожидал даже он.
– Он ее любит. Да? - провоцировал молодую женщину интриган.
– Мне не пел… Пацан. Да что в ней такого. Неоперившийся цыпленок. Даже не курочка.
– Молодость, дорогая, молодость. Ты, конечно, тоже помолодела. Но. Им обоим по пятнадцать.
– Нет! Она старше!
– Это издали. Это так специально. Я знаю.
– Как он пел! Правильно, теперь начнется - прокомментировала она начавшийся женский ажиотаж. Вот и она, эта сучка. Уже и звезда не нужна…
И действительно. Первой инстинктивно к Максиму метнулась Лариса, заняв место пассии именинника. Затем, срываясь с места, в едином порыве, к нему кинулись с выражением восторга остальные женщины. Макс, краснея, бормотал что-то типа "Спасибо, очень тронут…". Дело в том, что в свое время он смотрел передачу об этом артисте и кто-то на полном серьезе доказывал, что тембр его голоса идеально совпадал с амплитудой, порождающей или активизирующей чувственность женщин. Вы поняли, да? И на всякий случай Максим добавил этой волны. И сейчас, краснея, ощущал эту гм… чувственность.
– Серьги остаются у меня. Все мы, бабы измельчали. Такого таланта не унюхали, а? Кто это не хотел там к нему на подтанцовку? - подначила лучшую половину та самая рельефная певица. - А ты, дружок, берегись. Если мальчик еще где запоет, будет тебе, наконец, конкуренция, - обратилась она к имениннику.
– Молодец, ну просто молодец! Ты где это прятался, а, - продирался именинник к новому гвоздю программы. - Не боюсь, - отмахнулся он от пророчества. - А еще слабо? На бис?
Когда гости взревели, (вернее, "взвизжали", так как активничали больше женщины), Максим вновь вышел на сцену. Но только, чтобы озадачить оркестр и взять микрофон. Он сел напротив Лариски и глядя на нее, тем же чарующим голосом запел
– Идет ли теплый дождь…
И девушка радостно- послушно кивала, когда он утверждал
– Ты поймешь, поймешь конечно, что я сказать хотел…
Кивали, радостно глядя на юношу и другие женщины. Это был праздник. Праздник молодой, чистой любви. Праздник светлого голоса, светлых чувств и таких же светлых желаний…
Лишь там, в укромном уголке отчаянно плакала влюбленная женщина. Плакала, уже не скрываясь. - Негодяй. Пацан. Я ему все. А он… На кого? Что, ну что в ней, Ираклий?
– Не скажи. Очень хороша. Знаешь, на ту Испанку похожа- продолжал провоцировать Ираклий.
– Испанка. Испанка. Неблагодарный негодяй. Теленок. Вот такие сучки для него дороже. Кроме смазливой мордашки… Сейчас пойду и расскажу, перед кем мечет бисер. Как она с этим… всемирным любимцем на балконе тискалась…
– Брось дурить, - уже силой усадил Ираклий экспансивную женщину. Нэ переживай. Он того нэ стоит.
– Стоит, Самедович, стоит, - всхлипывала итальянка.
– Ну так что? Решайся. Мы и его от этой симпатии оторвем, и о тебе вспомнить заставим, и бизнес провернем, а ты еще и отомстишь.
Как раз к этому времени объект ревности закончил петь и молоденькая спутница неосознанно потянулась к его губам. И хотя поцелуй получился легкий, почти сценический, это прожгло Элен.
– Отомщу. Согласна. Проводи меня, - осипшим голосом согласилась женщина.
А в это время настроение компании поднималось. Таинственный незнакомец оказался, хотя и сверхталантом, но их братии, поэтому стесняться или комплексовать было нечего и веселье полилось дальше.
Вскоре появился Ираклий. Он уже отвел Элен в знакомую нам беседку и пришел поинтересоваться у Максима, не пора ли?
– Вы собственник, Ираклий Самедович, - полушутя, полусерьезно обратился к нему уже подвыпивший продюсер одного из ТВ - каналов. Вы такой талант от нас зарываете… прячете то есть. Ему же, другу вашему, цены нет!
– Это я знаю. О его цене, дорогой не только ты, он сам не догадывается. Но он говорит, "Недостойно джигита песни петь, когда можно и нужно шашкой махать!". Может, не говорит, но так думает. Правда ведь, уважаемый? Потехе- час? - многозначительно спросил он. И после кивка юноши объявил.
– Кстати, о потехе. Сегодня вы увидите чудо, которое произошло здесь, у нас только однажды- во время посещения… да вы знаете. И только ради вас, нашей духовной элиты, ради искусства цветы согласились… Пожалуйте на веранду. Максим, уважаемый. Можно тебя задержать? Скажи, а другой музыки нэльзя? Что нибудь попродвинутей, а?
– Это же цветы. У них лепестки, бутоны, а не ноги-руки. Они ими быстро дрыгать не могут - запальчиво стал объяснять макс.
– Ну ладно - ладно. Давай, как лучше. Ты откуда будешь… руководить?
– Может, из старой беседки?
– Нэт! Извини. Там… Ну, не надо. С веранды же лучше видно. Или вон - с балкона - осенило Ираклия.
– Нет, я тогда у самой клумбы. Поближе к ним - попросился Максим.
Эта скамейка находилась не только рядом с клумбой. Она была в двух шагах от той самой беседки. И когда фонари залили гигантскую клумбу ярким светом, Элен смогла тщательно рассмотреть тонкий профиль соперницы, ее хрупкую талию, по женки угадать формирующийся бюст. Эта молоденькая девчонка сидела рядом с ее Бесенком и бесстыже его обнимала. Обнимала как - то естественно, словно давно имела на это право. А он… Даже не поморщится. Конечно, занят. Сейчас начнется. И что, эти наглые объятья не мешают? Да сбросил бы с себя эту липучку! Нет… Вот и началось. Все также. Нет, красивее. Захватывающе, чем в прошлый раз. Вон и наверху, на веранде завизжали от восторга. Теперь затихли. Красивее. Конечно, красивее. Тренировка? Или любовь? Вот и вся феерия. Захватывающе, конечно. Но теперь идите уже. На свет. К гостям. Нет. Целуются. Дурак. Дубина! Она же пол- часа назад с этим… Ну смотри. Если ты еще сейчас напишешь на небе ее имя… Не жить! Обоих удушу! Нет. Бог миловал. Ушли.
Когда в беседку пришел Ираклий, ревнивица уже почти успокоилась и только какие-то нервные движения пальцев, похожие на то, как порода кошачьих хищников точит о дерево когти, выдавали ее истинное настроение.
– Ты это специально подстроил?
– Он сам поросился поближе к цветам.
– Врешь!
– Ты забываешься? Или мозги набекрень? Имей в виду, с истеричками дел не имею.
– Прости Самедович, прости. Просто как-то… не по себе. Когда начнем?
– Умница. Скоро. Терпи. И не подавай вида. Все должно быть правдоподобно. А может эту, а?
– Нет уж, - зло процедила женщина. Пусть меня спасает. Для этой шлюшки много чести.
Глава 41
Утром по дороге в авиамузей они вдруг слово за слово разругались. Вроде бы и по пустякам. Лариса рассказала, как восприняли ее прикид подружки по общежитию.
– А помаду хоть стерла? - ядовито уточнил Максим. Ну, этого, мегазвезданутого?
– У него не было помады! - горячо опровергла такие измышления девушка.
– Ты распробовала?
– Да хоть бы и так! В конце концов, если бы твоя эта, как ее… Ну, эта испанская кукла, тебя в коридоре прижала, ты бы отпирался?
– Гы-гы, - невольно хохотнул юноша, представив себе такую картинку. - Придумаешь тоже!
– Нет, ты скажи, скажи.
– Отцепись, чего пристала?
– Я пристала? Я? К тебе? Пристала?! - по словам выкрикнула девушка и змейкой выскользнула из автобуса. Она рассчитала все почти
точно. Двери закрылись перед носом обидчика и автобус тронулся. Но у Максима уже был некоторый опыт. Через несколько мгновений движок заглох, а еще через несколько - двери безвольно открылись.
– Ну, извини, ну чего ты, - догнал Макс девушку.
– Знаешь, ты зазнайка. Много о себе мнишь. И много позволяешь. Кто ты такой?
– Не знаю… - растерянно ответил Максим.
– Да нет. Не в общем. Кто ты такой, чтобы вычитывать мне морали? Да и сам, если на то пошло. Нашел себе вчера. Ну, - она обдала дружка негодующим взглядом. У тебя что, вчера с той… ну… шпенькой ничего не было? Чего прятался.
– Я по делам…
– Врешь, врешь, врешь. Все. Хватит. Пока! - рванулась от Максима девушка. Он было кинулся за ней, но, обидевшись на несправедливость, развернулся в обратную сторону. Одно время он срывал свою обиду на мордастых собачниках, натравливая на них таких же мордастых псин. В областном центре он таким образом несколько поубавил спесь этих любителей четвероногих друзей человека и мало кто рисковал выводить своих откормленных чад на прогулки без намордников. Здесь же в этой части был непочатый край работы. Наблюдая за прогнозируемой гаммой чувств - от первоначальной спеси к недоумению, затем испугу, затем - первобытному ужасу человека, кушаемого хищником, Максим вспоминал вчерашний вечер. Действительно, после феерии цветов, когда улеглись восторги и вновь началась тусовка, он позволил себе пригласить на танец довольно известную журналистку. Маленькая, фигуркой похожая на его одноклассницу Кнопку, с мелкими чертами лица очень напоминала синичку. Сходство добавлял остренький носик и кругленькие черные глазки. Она прославилась несколькими довольно глубокими раскопами коррупции. Мелкие пакости о мелких грешках бомонда принципиально в газетах не размазывала, за что была принята в различных сферах - и высоких и широких. И хотя все эти служители искусств были не ее специальностью, эта новая, только что вспыхнувшая звездочка журналистку заинтересовала. Это пение было неожиданно, талантливо и, если хотите, просто красиво. В конце концов, и она была женщиной. Поэтому приглашение на танец она приняла с удовольствием. Правда, наблюдавшие за этой парой вдруг увидели, как нейтральная улыбка женщины вдруг исчезла и журналистка вновь превратилась в синичку - птичку, которая может убить другую птицу и выдолбить у жертвы мозг.
– Все это сейчас у меня, - донеслось досужим наблюдателям по окончании танца.
– Тогда давайте выйдем, подышим воздухом.
В самом дальнем, затемненном закутке ресторанной террасы юноша передал журналистке несколько дисков.
– Я сам не успел просмотреть, но, насколько понял, это- компромат, которым Ржавый - Червень крепко держал кого-то.
– Я привыкла, что журналистка не должна спрашивать об источниках информации. И спрошу просто как женщина: Кто вы, таинственный юноша?
– Максим… Просто Макс. Если что, звоните по мобиле, вот номер.
– Спасибо. Не доверяете… Ничего, Максим, чувствую, что наше знакомство еще впереди. А пока я для Вас Елена Петровна. Просто Елена Петровна - передразнила она Макса. Вот Вам мой номер. Это - для "особо приближенных".
– Но я…
– Будете, чувствую, наверняка будете. А пока все- таки, авансом - кто Вы? Я же все равно узнаю. Просто жаль времени.
– По большому счету, я уже и сам не знаю, кто я. Когда нибудь, может, расскажу, и Вы сами мне объясните, кто я, хорошо?
– Да, "просто Макс", Вы талантливый провокатор. Так меня не могли заинтриговать уже давно. Не исчезайте далеко и надолго. Я Вас все равно найду, но это время, время, время.
Перебросившись этими словами, они вернулись в зал, а вскоре молодая парочка удалилась. Поэтому выслушивать какие-то подозрения Максиму было обидно. Хотя, следовало бы признаться, что танцевать с журналисткой, ощущая ее удивительно гибкое тело и вдыхая умопомрачительный запах каких-то особых духов, было приятно. Но не более того. Почти не более, - пошел на компромисс с совестью юноша. Поэтому он, махнув на все рукой, поехал на встречу своей самой первой любви - авиации.
Отец преподнес Максиму очень большой сюрприз - и прямо у входа. Рядом с ним, сияющим всеми регалиями своего геройского прикида стояла… Светлана Афанасьевна! Да, та самая заведующая детского дома, где так жестко проводил воспитательную работу Максим и где обреталась Надя Белая. Пока проходило естественное изумление, все трое успели поздороваться и переброситься несколькими ничего не значащими фразами.
– А ты чего один? - приступил к проблемному разговору отец. Мы думали, ты с подружкой придешь…
– МЫ? ДУМАЛИ? - тотчас наставил иголки юноша. - Папа, папулечка, ты же недослышал или неправильно меня понял. Я же просил тебя удочерить девочку, а не девушку.
– Ну-ну, остряк, - смущенно усмехнулся отец, а Светлана залилась мучительной, цвета заходящего солнца краской. - Не придумывай. Просто Афанасьевна приехала сюда по делам своего интерната, вот мы и встретились… переговорить о нашем деле… ну, об удочерении.
– Врешь, папуля, ох врешь! По глазам обоих вижу - врешь! - настаивал на своем юноша. "Афанасьевна" - передразнил он батьку. Она для тебя такая же Афанасьевна, как я для нее Петрович.
– Ну хватит, не дерзи, - уже жестким, с металлическими нотками голосом прервал Белый - старший язвившего юнца. - Идешь или нет?
– Так точно, товарищ майор! - саркастически вытянулся в струнку юноша. Посещение такого музея Максим не отложил бы даже в случае, если бы отец привел с собой целый гарем. Дальше все пошло так, как, наверное, планировал умудренный жизнью отец. Максим увлекся техникой до такой степени, что стал даже несколько благосклонно выслушивать реплики попутчицы, вставляемые в их мужской разговор. Когда же "Афанасьевна" со знанием дела рассказала о некоторых моментах испытания одного из навечно застывших здесь крылатых красавцев, юноша поинтересовался источниками ее осведомленности.
– Её воспитывал мой отец - просто, без рисовки ответила девушка. - И я с детства люблю авиацию.
– У нее двенадцать прыжков, - с ноткой какой-то гордости сообщил Белый- старший.
– Ну, это сейчас не редкость, - тут же взревновал подросток. Сейчас за деньги…
– Прыгнешь, тогда поговорим.
– Завтра же!
– Ну, ну, не дури, - примирительно приобнял его отец. - Я же в другом смысле. Просто поймешь, что за деньги смелости-то не купишь. И любви к небу - тоже. Да и…
– Ладно, извините, - прочувствовал отцовскую правоту Максим. - Но чего же вы тогда там…?
– В интернате? Ну как вам… тебе… сказать. Кому что. Кому парить, кому…вот, деток беспризорных воспитывать. Знаете… знаешь, когда меня из-за зрения признали негодной к полетам, я думала, удавлюсь. Но отец… покойный… сказал тогда, что очень много дел и на земле. Больше, чем в небе. И мужества порой надо гораздо больше. Вот и… - запинаясь и очень трогательно смущаясь, объяснила девушка. - А вот на испытаниях этой - Светлана указала на стремительную птицу - мой отец погиб.
Это был удар ниже пояса. Ни злиться на отцовую пассию, ни язвить в отношении ее он теперь не мог, поэтому мысленно пожал плечами и, решив разобраться во всем потом, окунулся в застывшее отражение мира авиации.
Самолеты - это не просто перкаль-фанера-железо- титан. Каждый из них - произведение искусства. Наиболее удачные - красивы своей гармонией, своей стремительностью или мощью, в зависимости от цели своего появления на свет. И за каждым из них - история талантливых или гениальных творцов, мужественных испытателей, преданных своему призванию и долгу рядовых летчиков. Сколько страстей, сколько драм, сколько радости свершений или боли неудач хранит в себе каждый из отдыхающих здесь теперь экспонатов! Максим не мог удержаться и несмотря на все запреты, тихонько касался многих из этих ветеранов. И ему казалось, что он прикасается к самой Истории, что самолеты передают ему частичку сохраненного тепла вложенного в них многими-многими прекрасными людьми.
Юноша так увлекся, что вздрогнул, когда сотовик заулюлюкал модный мотивчик.
– Это я. Привет. Просмотрела твои диски. Послушай "просто Макс", ты хоть сам понимаешь, какую бомбу ты мне передал?
– Не-а. Но Ржавый перед смертью намекал… - Максим запнулся, поняв, что сболтнул лишнее.
– Вот как? - тут же подхватилась журналистка. - Да ты просто кладезь информации. Расскажешь? Ну да ладно… Скажи, а тебе эта компра не повредит?
– Я не из их команды, - сухо ответил подросток.
– Ну-ну, не обижайся. Смотри сегодня новости по первому. Я твой должник. Проси, требуй, что хочешь.
– Так уж и всё… Ну да ладно. Есть один человек. Бывший мент. Его поперли за расследование блатного дела. Сейчас он скрывается. Если бы вы его вытащили и смогли надежно укрыть… Деньгами он обеспечен. И у него тоже есть некоторая компра.
– Давай телефон. Как его величать? Кстати, на кого сослаться?
– Я ему позвоню и предупрежу. Звать его…, - запнулся Максим, вспоминая имя- отчество Холеры. - Григорий Григорьевич Холеровский.
– Ладно, загадочный юноша. Думаю, сделаем.
– Какие-то странные у тебя разговоры, - прокомментировал отец услышанное.
– Это у тебя странные разговоры - вспылил подросток. - Все это очень странно. И вы странная - кинул он Светлане. Нашлась "сладкая парочка". А ты… про маму уже забыл? У вас дочка такая быть могла, как эта! - Воспоминание о матери очень больно укололо сердце мальчишки, и он рванулся из музея. "Сладкая парочка" его не остановила, да и не пыталась.
Максим вновь остановился в каком-то небольшом уютном парке. В каменных берегах как-то спокойно, тихо текла почему-то зеленая вода, в ней рассекали дикие утки, на земле и в деревьях мелькали рыжие пройдохи - белки. Тихое шуршание листвы, свежий воздух, неспешность обстановки, читающие пенсионеры, всё это умиротворяло и юноша стал успокаиваться. Потом вновь вспомнил мать. Что помнилось? Нежные мягкие руки. Конечно, тепло. Тепло любви и нежности. Тепло заботы. Радость. Он вдруг отчетливо вспомнил, как впервые пошел. Вот сидел, ползал, а потом взял и пошел. И как ходил от отца к матери, а она, радостно улыбаясь, протягивала к нему руки. А потом вспомнилось, как горячо целовала она его тогда… в последний раз, страшно иссохшая, не похожая на себя, через силу улыбаясь и сдерживая слезы. А он… это сколько ему было? Пять? Четыре… Пятый. А он от жалости ревел, своих слез не скрывая. И несчастная, скорбная улыбка уже мертвой, когда его подвели прощаться уже там, на кладбище. Он ведь уже тогда… Да, точно, уже тогда мог чувствовать. И как в случае со Светкой, он уже тогда, малым чувствовал тоску уходящей души матери. Мама, мама. Отец тогда счернел от горя. И столько лет… столько лет… И вот теперь. Седина в бороду! И эта сучка! Лезет! Нашла себе завидного женишка! - вновь стал ожесточаться Макс.
– Да, - рявкнул он в мобильник на вновь некстати ворвавшийся звонок.
– Я уже собралась и уезжаю. Прощай, - раздался Ларискин голос.
– Скатертью дорога! - под настроение отрезал Максим. Девушка прервала связь.
– Все вы такие! - неопределенно констатировал юноша и набрал номер Холеры. После короткого разговора - предупреждения о звонке журналистки, Максим некоторое время развлекался тем, что натравливал белок на мирно пасшихся здесь же серых ворон. Было уморительно смотреть, как рыжие зверюшки, выставляя пушистыми мачтами хвосты, идут на абордаж. Более здоровые, всегда степенные вороны, не въезжая в причины агрессивности соседей, возмущенно каркая, спасались вприпрыжку, не улетая, однако, с излюбленных мест.
Искусственно спровоцированный и никому не нужный конфликт прервал завибрировавший сотовик.
– Да, - односложно ответил Максим, отпуская рыжее воинство восвояси.
– Это я, "просто Макс", необходимо встретится.
– Что-то случилось? - по какому-то омертвевшему голосу догадался юноша.
– Эфира сегодня не будет. Об остальном - потом. Там - же, где и вчера вечером.
– Но мне надо готовиться… В общем, вечером я занят.
– О, малыш! Обещаю, что это не займет много времени. И будем только вдвоем. Приходи.
– А помаду хоть стерла? - ядовито уточнил Максим. Ну, этого, мегазвезданутого?
– У него не было помады! - горячо опровергла такие измышления девушка.
– Ты распробовала?
– Да хоть бы и так! В конце концов, если бы твоя эта, как ее… Ну, эта испанская кукла, тебя в коридоре прижала, ты бы отпирался?
– Гы-гы, - невольно хохотнул юноша, представив себе такую картинку. - Придумаешь тоже!
– Нет, ты скажи, скажи.
– Отцепись, чего пристала?
– Я пристала? Я? К тебе? Пристала?! - по словам выкрикнула девушка и змейкой выскользнула из автобуса. Она рассчитала все почти
точно. Двери закрылись перед носом обидчика и автобус тронулся. Но у Максима уже был некоторый опыт. Через несколько мгновений движок заглох, а еще через несколько - двери безвольно открылись.
– Ну, извини, ну чего ты, - догнал Макс девушку.
– Знаешь, ты зазнайка. Много о себе мнишь. И много позволяешь. Кто ты такой?
– Не знаю… - растерянно ответил Максим.
– Да нет. Не в общем. Кто ты такой, чтобы вычитывать мне морали? Да и сам, если на то пошло. Нашел себе вчера. Ну, - она обдала дружка негодующим взглядом. У тебя что, вчера с той… ну… шпенькой ничего не было? Чего прятался.
– Я по делам…
– Врешь, врешь, врешь. Все. Хватит. Пока! - рванулась от Максима девушка. Он было кинулся за ней, но, обидевшись на несправедливость, развернулся в обратную сторону. Одно время он срывал свою обиду на мордастых собачниках, натравливая на них таких же мордастых псин. В областном центре он таким образом несколько поубавил спесь этих любителей четвероногих друзей человека и мало кто рисковал выводить своих откормленных чад на прогулки без намордников. Здесь же в этой части был непочатый край работы. Наблюдая за прогнозируемой гаммой чувств - от первоначальной спеси к недоумению, затем испугу, затем - первобытному ужасу человека, кушаемого хищником, Максим вспоминал вчерашний вечер. Действительно, после феерии цветов, когда улеглись восторги и вновь началась тусовка, он позволил себе пригласить на танец довольно известную журналистку. Маленькая, фигуркой похожая на его одноклассницу Кнопку, с мелкими чертами лица очень напоминала синичку. Сходство добавлял остренький носик и кругленькие черные глазки. Она прославилась несколькими довольно глубокими раскопами коррупции. Мелкие пакости о мелких грешках бомонда принципиально в газетах не размазывала, за что была принята в различных сферах - и высоких и широких. И хотя все эти служители искусств были не ее специальностью, эта новая, только что вспыхнувшая звездочка журналистку заинтересовала. Это пение было неожиданно, талантливо и, если хотите, просто красиво. В конце концов, и она была женщиной. Поэтому приглашение на танец она приняла с удовольствием. Правда, наблюдавшие за этой парой вдруг увидели, как нейтральная улыбка женщины вдруг исчезла и журналистка вновь превратилась в синичку - птичку, которая может убить другую птицу и выдолбить у жертвы мозг.
– Все это сейчас у меня, - донеслось досужим наблюдателям по окончании танца.
– Тогда давайте выйдем, подышим воздухом.
В самом дальнем, затемненном закутке ресторанной террасы юноша передал журналистке несколько дисков.
– Я сам не успел просмотреть, но, насколько понял, это- компромат, которым Ржавый - Червень крепко держал кого-то.
– Я привыкла, что журналистка не должна спрашивать об источниках информации. И спрошу просто как женщина: Кто вы, таинственный юноша?
– Максим… Просто Макс. Если что, звоните по мобиле, вот номер.
– Спасибо. Не доверяете… Ничего, Максим, чувствую, что наше знакомство еще впереди. А пока я для Вас Елена Петровна. Просто Елена Петровна - передразнила она Макса. Вот Вам мой номер. Это - для "особо приближенных".
– Но я…
– Будете, чувствую, наверняка будете. А пока все- таки, авансом - кто Вы? Я же все равно узнаю. Просто жаль времени.
– По большому счету, я уже и сам не знаю, кто я. Когда нибудь, может, расскажу, и Вы сами мне объясните, кто я, хорошо?
– Да, "просто Макс", Вы талантливый провокатор. Так меня не могли заинтриговать уже давно. Не исчезайте далеко и надолго. Я Вас все равно найду, но это время, время, время.
Перебросившись этими словами, они вернулись в зал, а вскоре молодая парочка удалилась. Поэтому выслушивать какие-то подозрения Максиму было обидно. Хотя, следовало бы признаться, что танцевать с журналисткой, ощущая ее удивительно гибкое тело и вдыхая умопомрачительный запах каких-то особых духов, было приятно. Но не более того. Почти не более, - пошел на компромисс с совестью юноша. Поэтому он, махнув на все рукой, поехал на встречу своей самой первой любви - авиации.
Отец преподнес Максиму очень большой сюрприз - и прямо у входа. Рядом с ним, сияющим всеми регалиями своего геройского прикида стояла… Светлана Афанасьевна! Да, та самая заведующая детского дома, где так жестко проводил воспитательную работу Максим и где обреталась Надя Белая. Пока проходило естественное изумление, все трое успели поздороваться и переброситься несколькими ничего не значащими фразами.
– А ты чего один? - приступил к проблемному разговору отец. Мы думали, ты с подружкой придешь…
– МЫ? ДУМАЛИ? - тотчас наставил иголки юноша. - Папа, папулечка, ты же недослышал или неправильно меня понял. Я же просил тебя удочерить девочку, а не девушку.
– Ну-ну, остряк, - смущенно усмехнулся отец, а Светлана залилась мучительной, цвета заходящего солнца краской. - Не придумывай. Просто Афанасьевна приехала сюда по делам своего интерната, вот мы и встретились… переговорить о нашем деле… ну, об удочерении.
– Врешь, папуля, ох врешь! По глазам обоих вижу - врешь! - настаивал на своем юноша. "Афанасьевна" - передразнил он батьку. Она для тебя такая же Афанасьевна, как я для нее Петрович.
– Ну хватит, не дерзи, - уже жестким, с металлическими нотками голосом прервал Белый - старший язвившего юнца. - Идешь или нет?
– Так точно, товарищ майор! - саркастически вытянулся в струнку юноша. Посещение такого музея Максим не отложил бы даже в случае, если бы отец привел с собой целый гарем. Дальше все пошло так, как, наверное, планировал умудренный жизнью отец. Максим увлекся техникой до такой степени, что стал даже несколько благосклонно выслушивать реплики попутчицы, вставляемые в их мужской разговор. Когда же "Афанасьевна" со знанием дела рассказала о некоторых моментах испытания одного из навечно застывших здесь крылатых красавцев, юноша поинтересовался источниками ее осведомленности.
– Её воспитывал мой отец - просто, без рисовки ответила девушка. - И я с детства люблю авиацию.
– У нее двенадцать прыжков, - с ноткой какой-то гордости сообщил Белый- старший.
– Ну, это сейчас не редкость, - тут же взревновал подросток. Сейчас за деньги…
– Прыгнешь, тогда поговорим.
– Завтра же!
– Ну, ну, не дури, - примирительно приобнял его отец. - Я же в другом смысле. Просто поймешь, что за деньги смелости-то не купишь. И любви к небу - тоже. Да и…
– Ладно, извините, - прочувствовал отцовскую правоту Максим. - Но чего же вы тогда там…?
– В интернате? Ну как вам… тебе… сказать. Кому что. Кому парить, кому…вот, деток беспризорных воспитывать. Знаете… знаешь, когда меня из-за зрения признали негодной к полетам, я думала, удавлюсь. Но отец… покойный… сказал тогда, что очень много дел и на земле. Больше, чем в небе. И мужества порой надо гораздо больше. Вот и… - запинаясь и очень трогательно смущаясь, объяснила девушка. - А вот на испытаниях этой - Светлана указала на стремительную птицу - мой отец погиб.
Это был удар ниже пояса. Ни злиться на отцовую пассию, ни язвить в отношении ее он теперь не мог, поэтому мысленно пожал плечами и, решив разобраться во всем потом, окунулся в застывшее отражение мира авиации.
Самолеты - это не просто перкаль-фанера-железо- титан. Каждый из них - произведение искусства. Наиболее удачные - красивы своей гармонией, своей стремительностью или мощью, в зависимости от цели своего появления на свет. И за каждым из них - история талантливых или гениальных творцов, мужественных испытателей, преданных своему призванию и долгу рядовых летчиков. Сколько страстей, сколько драм, сколько радости свершений или боли неудач хранит в себе каждый из отдыхающих здесь теперь экспонатов! Максим не мог удержаться и несмотря на все запреты, тихонько касался многих из этих ветеранов. И ему казалось, что он прикасается к самой Истории, что самолеты передают ему частичку сохраненного тепла вложенного в них многими-многими прекрасными людьми.
Юноша так увлекся, что вздрогнул, когда сотовик заулюлюкал модный мотивчик.
– Это я. Привет. Просмотрела твои диски. Послушай "просто Макс", ты хоть сам понимаешь, какую бомбу ты мне передал?
– Не-а. Но Ржавый перед смертью намекал… - Максим запнулся, поняв, что сболтнул лишнее.
– Вот как? - тут же подхватилась журналистка. - Да ты просто кладезь информации. Расскажешь? Ну да ладно… Скажи, а тебе эта компра не повредит?
– Я не из их команды, - сухо ответил подросток.
– Ну-ну, не обижайся. Смотри сегодня новости по первому. Я твой должник. Проси, требуй, что хочешь.
– Так уж и всё… Ну да ладно. Есть один человек. Бывший мент. Его поперли за расследование блатного дела. Сейчас он скрывается. Если бы вы его вытащили и смогли надежно укрыть… Деньгами он обеспечен. И у него тоже есть некоторая компра.
– Давай телефон. Как его величать? Кстати, на кого сослаться?
– Я ему позвоню и предупрежу. Звать его…, - запнулся Максим, вспоминая имя- отчество Холеры. - Григорий Григорьевич Холеровский.
– Ладно, загадочный юноша. Думаю, сделаем.
– Какие-то странные у тебя разговоры, - прокомментировал отец услышанное.
– Это у тебя странные разговоры - вспылил подросток. - Все это очень странно. И вы странная - кинул он Светлане. Нашлась "сладкая парочка". А ты… про маму уже забыл? У вас дочка такая быть могла, как эта! - Воспоминание о матери очень больно укололо сердце мальчишки, и он рванулся из музея. "Сладкая парочка" его не остановила, да и не пыталась.
Максим вновь остановился в каком-то небольшом уютном парке. В каменных берегах как-то спокойно, тихо текла почему-то зеленая вода, в ней рассекали дикие утки, на земле и в деревьях мелькали рыжие пройдохи - белки. Тихое шуршание листвы, свежий воздух, неспешность обстановки, читающие пенсионеры, всё это умиротворяло и юноша стал успокаиваться. Потом вновь вспомнил мать. Что помнилось? Нежные мягкие руки. Конечно, тепло. Тепло любви и нежности. Тепло заботы. Радость. Он вдруг отчетливо вспомнил, как впервые пошел. Вот сидел, ползал, а потом взял и пошел. И как ходил от отца к матери, а она, радостно улыбаясь, протягивала к нему руки. А потом вспомнилось, как горячо целовала она его тогда… в последний раз, страшно иссохшая, не похожая на себя, через силу улыбаясь и сдерживая слезы. А он… это сколько ему было? Пять? Четыре… Пятый. А он от жалости ревел, своих слез не скрывая. И несчастная, скорбная улыбка уже мертвой, когда его подвели прощаться уже там, на кладбище. Он ведь уже тогда… Да, точно, уже тогда мог чувствовать. И как в случае со Светкой, он уже тогда, малым чувствовал тоску уходящей души матери. Мама, мама. Отец тогда счернел от горя. И столько лет… столько лет… И вот теперь. Седина в бороду! И эта сучка! Лезет! Нашла себе завидного женишка! - вновь стал ожесточаться Макс.
– Да, - рявкнул он в мобильник на вновь некстати ворвавшийся звонок.
– Я уже собралась и уезжаю. Прощай, - раздался Ларискин голос.
– Скатертью дорога! - под настроение отрезал Максим. Девушка прервала связь.
– Все вы такие! - неопределенно констатировал юноша и набрал номер Холеры. После короткого разговора - предупреждения о звонке журналистки, Максим некоторое время развлекался тем, что натравливал белок на мирно пасшихся здесь же серых ворон. Было уморительно смотреть, как рыжие зверюшки, выставляя пушистыми мачтами хвосты, идут на абордаж. Более здоровые, всегда степенные вороны, не въезжая в причины агрессивности соседей, возмущенно каркая, спасались вприпрыжку, не улетая, однако, с излюбленных мест.
Искусственно спровоцированный и никому не нужный конфликт прервал завибрировавший сотовик.
– Да, - односложно ответил Максим, отпуская рыжее воинство восвояси.
– Это я, "просто Макс", необходимо встретится.
– Что-то случилось? - по какому-то омертвевшему голосу догадался юноша.
– Эфира сегодня не будет. Об остальном - потом. Там - же, где и вчера вечером.
– Но мне надо готовиться… В общем, вечером я занят.
– О, малыш! Обещаю, что это не займет много времени. И будем только вдвоем. Приходи.
Глава 42
Вечером они сидели в знакомой Максиму кабинке-беседке Ираклиевого заведения. Но на этот раз, словно сговорившись, и Макс, и Елена Петровна были одеты буднично - оба в вечно демократических джинсовых костюмах.
– Как Вы думаете, Максим, здесь есть прослушка?
– Ну что Вы, Ираклий Самедович человек чести и никогда не позволит себе ничего столь низкого - выспренно повещал Макс, одновременно применяя уже имеющийся опыт. Он довольно быстро переключился и увидел новым зрением сразу три пульсирующие жилки, ведущие от беседки к целому электрическому узлу. Видимо, там, словно в центре паутины, сплетались сигналы от всех микрофонов всех беседок.
– Вы так верите этому кавказцу? - присматриваясь к странному поведению юноши, поинтересовалась журналистка.
– Конечно и безусловно, подтвердил собеседник, приложив в тоже время палец к губам. Он сосредоточился на центре выявленного узла, нашел наиболее близкие соединения и не секундочку перекинул между ними мостик через изоляцию.
– Ну вот, теперь можете говорить свободно - сообщил он соседке, любуясь пульсирующим и разбрызгивающим электрические фонтанчики шаром, распухающим в центре прослушки.
– Почему теперь?
– У них там замыкание.
– У Ржавого тоже вначале замкнула… только не прослушка, а наружка, да?
– Не знаю… Рассказывайте.
– Давай сначала выпьем.
– У меня завтра дела. Надо ясную голову. Да и не люблю я… - отнекивался Максим.
– Завтра? Дела? - "Синичка" залпом выпила здоровенный бокал виски и надкусила дежурный бутерброд с икрой. - Я тебе открою одну тайну… Если выпьешь, - продолжила она, вновь наливая себе и подвигая рюмку юноше. По тому, как быстро она пьянела, макс начинал понимать - или она не умеет пить, или все- таки…
– Как Вы думаете, Максим, здесь есть прослушка?
– Ну что Вы, Ираклий Самедович человек чести и никогда не позволит себе ничего столь низкого - выспренно повещал Макс, одновременно применяя уже имеющийся опыт. Он довольно быстро переключился и увидел новым зрением сразу три пульсирующие жилки, ведущие от беседки к целому электрическому узлу. Видимо, там, словно в центре паутины, сплетались сигналы от всех микрофонов всех беседок.
– Вы так верите этому кавказцу? - присматриваясь к странному поведению юноши, поинтересовалась журналистка.
– Конечно и безусловно, подтвердил собеседник, приложив в тоже время палец к губам. Он сосредоточился на центре выявленного узла, нашел наиболее близкие соединения и не секундочку перекинул между ними мостик через изоляцию.
– Ну вот, теперь можете говорить свободно - сообщил он соседке, любуясь пульсирующим и разбрызгивающим электрические фонтанчики шаром, распухающим в центре прослушки.
– Почему теперь?
– У них там замыкание.
– У Ржавого тоже вначале замкнула… только не прослушка, а наружка, да?
– Не знаю… Рассказывайте.
– Давай сначала выпьем.
– У меня завтра дела. Надо ясную голову. Да и не люблю я… - отнекивался Максим.
– Завтра? Дела? - "Синичка" залпом выпила здоровенный бокал виски и надкусила дежурный бутерброд с икрой. - Я тебе открою одну тайну… Если выпьешь, - продолжила она, вновь наливая себе и подвигая рюмку юноше. По тому, как быстро она пьянела, макс начинал понимать - или она не умеет пить, или все- таки…