Витковский Алексей. Чертовар

дальше спать ложился".
В таких суммах царь привык считать разве что турецкие пиастры. Но тогда
овчинка не стоит выделки. А вдруг там и впрямь дублоны?
"Дублоны?"
"Дублоны..."
Государь, надо предположить, подумал.
"Вообще-то неплохие деньги... А столько нынче вообще на белом свете
денег напечатано?"
"Павел Федорович", - если б этот разговор имел место на самом деле, то
я, конечно, полагал бы, что взываю к здравому смыслу императора, - "Но ведь
можно напечатать! Они там не бедняки. Швейцарцы, раз уж должны - пусть
выдадут любой твердой валютой. Сколько есть. А Трифон Трофимович дальше
спать ляжет! "
"Ладно", - перешел бы царь на другую тему, если бы мы и впрямь могли с
ним поговорить, - "Мне уже в печенках сидит болтовня о том, что Русь -
тоталитарное государство. Ну какие мы тоталитарные? Не хочешь быть
коммунистом - ну не будь. Не хочешь быть православным - ну не надо. На
первое даже налога нет, на второе - совсем... небольшой. А то присоединю к
своим территориям две скалы в море - все! Каждый скунс норовит угостить
своими выделениями! Ну кто им мешал эту Антарктиду занять на сто лет раньше?
И плевать всем, что и мне, и сыну, и внуку, еще помойку эту сто лет чистить
- материк же вдребезги загажен, и дыра над ним торчит озоновая! Нет, пусть
все будет загажено, и дыра как есть остается - это, значит, и есть истинная
свобода!.." - Царь, кажется, начинал вскипать, - если б разговор не был
выдуман с начала до конца, мне бы непременно так показалось.
"Ну, над Антарктидой..." - похоже, император и вправду переутомился,
надо бы ему какой-нибудь отпуск поскорее насочинять, да и роман что-то
длинный уже, перерыв пора делать, - "Над Антарктидой Хрустальный звон
будет... и скоро. В девяти точках. Ну, вот и нужны, стало быть, девять
монастырей..." - Однако царь меня не слушал не слушать не собирался. Даже
если б и впрямь захотел со мной говорить. Ну, а я захотел бы ему отвечать.
"Ну сам скажи, как мне им доказать, что вера лучшая - наша,
православная! Это ж и доказывать не надо, это ж проще простого!.. Слушай,
давай-ка ты проспись, - царь снова сменил бы тон, если б и вправду вел со
мной беседу - давай в следующем томе поговорим. Там как раз речь пойдет на
литературные темы! Бархударов, скажем, Крючкова придумал - или Крючков
Бархударова? Канторович Акилову - или Акилова Канторовича? Малинин Буренина
или Буренин Малинина? Смит Вессона?.. Чейн Стокса... А?.."
"Побойтесь Бога, государь", - захотелось мне взвыть, да только царь
меня бы все равно не услышал, - "Да какое отношение "Функциональный анализ"
и "Курс всеобщей физики" имеют к литературе?.. Еще и Чейн-Стокс туда же...
Нет, Ваше Величество, тут разговоров - еще на целый том, да еще, глядишь, и
не на один".
"Ну вот и пиши - раз ты умный такой". - Царь отключился от мысленного
диалога и по винтовой лестнице стал подниматься в Теремной дворец.
Царь был недоволен и мной, и собой. Он был недоволен и братьями
Аракелянами: старшим, не казавшим носа ко двору, вторым, по вине которого на
грани высылки из России находился такой, казалось бы, удачный кандидат в
канцлеры, Андрей Козельцев, князь Курский, и третьим братом, так нагло
подсиживавшим родного отца в Кулинарной академии, и четвертым... Ну нет,
четвертым братом, Горацием, царь был доволен. Себе дороже.
В последние годы государь Павел стал себе немного напоминать Гарун
аль-Рашида: не богатствами, куда там, а склонностью мотаться по столице и
вокруг нее в переодетом виде, да еще в полной уверенности, что никто об этом
не знает. Увы, никаких Гаруновых благодететельствований от него народу не
перепадало, зато немало удавалось ему узнать о жизни рядовых граждан
подвластной империи. Державою своей Павел был доволен. Хотя головы после
таких его прогулок, конечно, летели: не без этого. А что вы хотите -
наследственность государя Петра Алексеевича. И не она одна. Да и про Гаруна
почитайте: там тоже головы летели.
Теперь вот, после воображаемой беседы со мной, очень захотелось ему и в
глубинку съездить. По селам, по весям, по монастырям, просто по хуторам. И
ничего этого было нельзя: не позволяла охрана. Завидово - Кремль,
"Царицыно-6" - Кремль, еще три-четыре маршрута. Вот и все праздники. Куда ж
податься Гаруну? Ну, в трактир Тестова, ну, в ресторан "Гатчина", что при
выезде с Петербургского шоссе, ну, в любимый театр "Сивцев Вражек"... Много
ли насмотришь, наслушаешь. А все-таки свобода. Да в конце концов можно и
плюнуть на Завидово, рвануть через Волгу в Арясин... к кому? В
Яковль-монастырь? Это раньше думать надо было, тогда туда Ромаша катался, а
ты теперь - человек женатый. И нечего цесаревичу пример похабный подавать.
Царь скинул волчью шубейку и прошел в запасной кабинет - настолько
запасной, настолько неиспользуемый, что и сам не определил бы, где тот
расположен. Вроде бы под Водовзводной башней. А не под ней, так под
Боровицкой. Может, и вовсе не под Кремлем - но где-то в этом районе. Окна в
кабинете не было. В прихожей кабинета стоял, как и во всех прочих
вестибюлях, аквариум с черными морскими коньками. Под аквариумом, как в
любом другом вестибюле государева кабинета, сидел Анатолий Маркович Ивнинг.
Как это ему удается, сидеть во всех прихожих сразу? - Павел этого даже и не
подумал, а словно бы привычный транспарант прочел. И прошел в кабинет. Здесь
он занимался только делами новоприобретенной Руси Антарктической.
- Докладывай, - недовольно сказал царь стене.
Стена стала прозрачной.
- Массированная ковровая зачистка земли Грехема, ваше императорское
величество, никаких очагов сопротивления не выявила. Как показало
спутниковое слежение, базы аргентинцев и чилийцев были полностью
эвакуированы еще за неделю до введения на Руси Антарктической прямого
императорского правления. Эвакуационные транспорты целиком ликвидированы,
пленных нет, согласно инструкции. На бывшей Земле Мэри Бэрд, ныне Земле
Марфы Посадницы, произведена закладка монастыря преподобных Спиридона и
Никодима просфорников, - ну, у них день памяти совпадает с днем коронации
вашего величества, как и было на то высочайшее повеление. Начата подготовка
к литью колоколов для кафедрального собора Святоникитского монастыря...
- Вот-вот-вот. Как раз насчет литья колоколов. Список заготовленных
сплетен готов?
Царь имел в виду, что по древнему русскому поверью во время литья
колоколов сплетни и слухи в народе должны распространяться самые
невероятные, и чем несусветней они будут - тем благолепней получится
колокол. А тут предстояло снабдить колоколами целых девять древнерусских
монастырей!
Повелитель близоруко вгляделся в распечатку
- Так, всю эту чушь про неопознанные летающие - выбрасываем, они давно
опознанные... Так... А вот это очень хорошо: мол, никакой не Евсей Бенц свои
книги пишет, а дрессированный заяц-беляк хвостом, в другую же смену из него
ханский режут балык... Ничего не понимаю, про зайчика понял, а какой балык?
И еще - а этому письменнику почему я должен запретить японский псевдоним?..
Чем плохой псевдоним? Якиманка как Якиманка, улица такая тут в
Замоскворечье. У него же вроде бы в каждом романе действие посреди этой
улицы разворачивается?..
- Государь, вы бы знали, что по-японски эти слова означают... - Ивнинг
перегнулся через стол и прошептал два слова, причем покраснел только от
второго. Государь похлопал глазами.
- Как жареная? Почему жареная? Кто ему такой псевдоним разрешил? Это же
глумление над отечественной словесностью! Над русской речью!
- Напротив, ваше величество, он утверждает, что этот его псевдоним -
месть за претензии Японии на острова Южно-Курильской гряды.
Царь успокоился.
- Ну, тогда и... Якиманка с ним. Но где ж тут сплетня? Это, выходит,
чистая правда!
- А все равно никто не поверит. Чтоб жареная... извините, помолчу...
была посреди Москвы? "Яки" - точно жареная, я у японистов спрашивал...
- Остального ты у них, значит, не спрашивал... Не по твоей части... -
Ивнинг вспыхнул, - Словом, никакой просьбы разрешить ему такой псевдоним -
нет и не было! А был государев приказ - за... за... сам придумай, за что...
Повелеть ему впредь иметь псевдоним "Шалва Якиманка"! Вот! И с тем
псевдонимом его и похоронить, как помрет, хоть через сто лет. А хочет
сочинять свои романы - пусть сочиняет. Если налоги платит исправно, конечно.
И приследить, приследить - чтоб в переводе на английское наречие - только
исправной кириллицей печатался, не то... в двадцать четыре часа заслать его
в такую жареную... чтоб ему там ух как тепло было! Давай другие сплетни.
- Извольте, ваше величество... Для умножения скорости распространения
слухов есть предложение использовать всероссийскую сеть трактиров
ресторанного типа "Доминик". Однако же к владельцу сети, господину
Долметчеру, пока что осмелиться обратиться не осмеливались...
Царь помрачнел.
- И не надо. Так мы все общественное питание угробим. Белуга с хреном в
горло никому не полезет под твою... Якиманку. Ты сам представь, а? Дают тебе
порцию белуги - и к ней эту... жареную. Да ты ж сблюешь, крокодил
синемундирный! Давай иначе: есть у нас сеть нелегальной торговли?
- Ну, наркотики есть, новодельные иконы древнего письма, нелицензионное
компьютерное обеспечение, молясинные лавки...
- Шел бы ты с наркотиками, а? Какому наркоману дело есть до сплетен?
Ему доза нужна - всего-то. А вот с молясинными лавками, наверное, самое то.
Там не продают, там меняют, шапку ломают по полдня - ты мне молясину уступи,
я тебе денег на нее наменяю, только не так много, как просишь. Вот тут и
пустить им за чаем, за наливкой слух - мол, царь группу писателей наказал
псевдонимом - Якиманка, а значение у этих слов знаете какое? Тут и смех в
кулак, и мена полегче... Ишь ты, глядишь, и пригодится она, жареная... И кто
ж ее, болезную, жарил-то, время впустую тратил... Прочие сплетни давай, не
говори, что больше нет.
Ивнинг подал еще одну распечатку, чем дальше углублялся в нее
император, тем большая скука наползала на его лицо.
- Про повышение цен на золото и меха - это ты кончай, обычная советская
брехня, не поверит никто, потому как правда. Вот налог на шампиньоны - это
давно пора, нерусские они грибы, нужно им укорот сделать - пусть люди
русскими грибами питаются. Налог... Национально-несоответственный, для лиц
нетрадиционной религиозной ориентации... Хотя это еще тоже вводить рано.
Налог на кавелирование - даже и думать забудь. Всю империю один дурак,
глядишь, обвалит... И вообще - хватит про налоги. Запускай что попроще. Ну,
астероид готовится к мягкой посадке по-тунгусски, только город еще не
выбрал, еще доказано, что Чарльз Дарвин от обезьяны произошел, под Парижем
Нострадамус воскрес, в Патагонии у лошадей речевой аппарат обнаружен, на
Брянщине курица двух поросят ощенила, и оба - зубастые... Ты мне только
наблюй на стол, сам в Якиманку поплывешь!
Письменной визы на проекте утвержденных слухов и сплетен Ивнинг не
дождался, да и не ждал он ее: царь ставил автографы очень неохотно, особенно
после того, как из Лондона пришел достоверный слух о том, что таковыми там
кто-то приторговывает. И не зря: в мире нынче осталось только три империи,
Японская, Гренландская и Российская; до превращения Соединенных Штатов в
империю коллекционеры ждать не хотели, да и с обычным, присущим западному, а
также восточному человеку позитивизмом предполагая, что это дело еще не
решенное и то ли будет оно, то ли нет. Эх, почитали бы они бюллетени
предикторов - они б на автозаправку к Бриджесу-Браганце в очереди стояли от
Нового Орлеана.
Царь остался один. И вновь стена кабинета стала прозрачной - причем
другая, - кажется, она вообще исчезла. Из-за нее, словно через порог, в
кабинет вошел невзрачный человек в более чем странной форме: то ли в
военной, то ли в шутовской. Человек был не молод, но никак не стар, он
остановился у кресла, - явно чего-то ждал.
- Садитесь, поручик, - со вздохом сказал император.
- Поручение исполнено, ваше императорское величество.
- Так давай сюда.
Гость вынул из кармана стопку квадратных пакетиков, в которых взгляд
царя сразу опознал запасные струны к любимой португальской гитаре. Пакетиков
было много, десятка три, но царь остался недоволен.
- Поручик, почему так мало? Им что, жалко?
- Простите, государь, но я всего лишь... поручик. Не могу же я доложить
на весь Большой театр, кому пойдут эти струны. Мастерские работают медленно.
Царь нехотя прибрал струны в стол.
- На каком же основании, дорогой мой шут, вы заказали им струны?
- Известно на каком - на столе. Написал заявку, расплатился и получил.
- Все-то вы, друг мой, шутите...
- Хорош я был бы шут, если б не шутил.
- Не смешно как-то...
- Поручитесь ли вы, государь, за голову поручика, который начнет в
вашем присутствии шутить смешно? Шут-порученец - это ли не шутовской конец
карьеры поручика... Молчу, молчу. Имени лишен, помню.
- Ладно, мне все равно этих не хватит. Когда следующие изготовят?
- А шут их знает...
Царь начал багроветь.
- Все равно мало. Вас, поручик, только за кандалами посылать...
- За поручами? Своеобразное было бы поручение...
- А ну пошел вон!
Царь снова остался один. Не смешной шут был его наказанием, но такого
шута предсказали ему в разное время три предиктора. Лучше в таких случаях не
сопротивляться. Да и нужен кто-то для мелких деликатных поручений... Поручик
для поручений... Тьфу ты. Теперь до ночи не отвяжется. В "Гатчину" съездить,
что ли? Так и там портрет неизвестного поручика висит.
Царь вспомнил, что у него есть еще и семейная жизнь. Как раз нынче
полагалось произвести цесаревича в поручики Преображенского полка...
Тьфу!
Пусть подождет до завтра. Или до будущего года.
В крайнем случае - до следующего тома.
До следующего, словом, Бедлама.

23

Вот почему мы пришли в это место, и вот почему это место находится
здесь.
Гарри Гаррисон. Зима в Эдеме.

Такое зрелище можно было подсмотреть лишь раз в год, но никому в
здравом уме не захотелось бы видеть это дважды. Малой скоростью, на ручных
каталках, свозили мастера Богданова чертоварного цеха к главной веранде
накопленный за год работы новый мебельный гарнитур - подарок их сиятельству
графу Сувору Васильевичу Палинскому, постоянно проживающему в Уральских
горах. Кресла из чертова рога, канделябры с натуральными клювами,
надкаминные доски в подлинной чешуе, с цельными головами чертей посередке и
прочее - все придирчиво осматривалось, вносилось в список, а затем
перегружалось в мешки, которые предусмотрительно расставили возле веранды
дюжие офени. Им-то и предстояло тащить подарок вдоль Камаринской дороги, в
Киммерию, а там передать доверенным лицам на острове Елисеево поле, которые
брали дальнейшую доставку на себя. Эта доставка тоже была не простой:
гарнитуру предстояло взмыть на два километра под облака. Да еще неизвестно -
понравится ли графу гарнитур. Подарок делался как бы бесплатно. Но многие и
очень многим были графу обязаны, да и он был еще не прочь с высот Урала
послужить на благо любимой отчизны.
Опись предметам подарочного гарнитура вел, разумеется, Давыдка. Хозяин
сидел на веранде возле спеленатого в рогожу и едва живого Антибки, Кавель,
не в чем не виновный и никем не обвиняемый, сидел рядом, на полу и пытался
придумать - чем же он тут может пособить. Поодаль, на табурете, мордой в
стенку, сидел Баньшин: этот свою вину знал, но тем паче ничем помочь не мог.
Кроме них, при чертоварне сейчас обретался Фортунат со своими бухгалтерскими
ведомостями и керосинкой, чтобы в любой момент отравить воздух запахом
тухлой жарящейся мойвы, если помощь мастеру понадобится.
Где-то поблизости трещали бревна и кусты: журавлевская орда готовила
посадочную площадку. Хмельницкий хоть и перепился в день коронации, но
обещания соблюдать умел, и вызванный им "Хме-2" с истребителями поддержки
был готов забрать из Выползова всю группу рейнджеров-мстителей и уйти в
ночной рейд на цитадель Кавеля Глинского "Истинного", Богом и всеми Кавелями
(кроме "Истинного", понятно) гнусную трущобу, изрыгающую бесчисленные
крылатые ракеты под руку трудящимся, простым российским чертоварам, платящим
налоги, не нарушающим законов да и вообще Поставщикам двора Его Величества.
Хотя Хмельницкого никто о такой услуге не просил, но он на государевом
портрете поклялся: пилотировать "Хме-2" будет лично вундеркинд Федорова
Юлиана Кавелевна: дитя хотело принять участие в святом деле отмщения за
принесенного в жертву собственного отца. Жаль, что сконструированный ею
"Федюк" тут не годился, в него журавлевские боевые мерседесы, обозные
кибитки орды, выползовские мастера чертоварения, кашинские ненарочные
колдуны, сглаженные черти, новозеландские коммунисты, отставные генералы,
бывшие таксисты, немолодые маркитантки, ходячие рояли, ученые киммерийцы и
просто Кавели все сразу не поместились бы. Тут приходилось использовать во
много раз более вместительный "Хме", но и с его пилотированием девочка
справлялась тоже отлично.
Насчет новозеландских коммунистов вышла у Кавеля Журавлева какая-то
незадача: вывез их Навигатор с помощью верной "Джоиты" по стопроцентной
предоплате и должен был их тут, в России, кому-то сдать, но этого кого-то,
как выяснилось, давно след простыл. Лишь на третий день поисков заказчика
сообразил Журавлев, что поставили ему, что называется, детский мат:
оплачивался не привоз коммунистов в Россию, а их увоз из Новой Зеландии.
Вопрос "Кому выгодно?" никакого ответа не сулил: увоз престарелого политбюро
был в островном государстве выгоден буквально всем, от партии сторонников
экологически зеленой политики до нового, отчаянно прокитайского политбюро,
провозгласившего себя вполне законным на основании пропажи старого. Журавлев
немедленно назначил обезумевшее от дальнего путешествия политбюро золотой
ротой, определил их в обоз к своему воинству, а чертовару намекнул, что
готов этой командой во время воздушного путешествия пожертвовать - если
балласт сбрасывать понадобится. Чертовар попытался объяснить Навигатору, что
"Хме-2" - самолет, а не воздушный шар, но глава Орды разницы так и не понял.
Его в высшей степени устраивало, что "Хме" столь вместителен, и столь просто
может перебросить куда-нибудь в неведомые до сих пор края сразу всю его
орду. Смыслом жизни журавлевцев было странствие само по себе, а на чем ехать
или лететь - вопрос второстепенный, лишь бы летело - желательно при этом,
чтобы летело подальше.
Покуда журавлевцы расчищали площадку для приземления и взлета "Хме",
покуда подарочный мебельный гарнитур для графа Палинского грузили на весьма
дюжих и столь же набожных офеней, покуда Богдан Тертычный нянчился с
мающимся в бреду человечьего сглаза однорогим чертом, - Россия жила своей
жизнью, да и уездный город Арясин тоже. Газеты, отликовав по поводу
государевой свадьбы и государыниной коронации, два-три дня пережевывали
новость об избрании в США нового президента с непонятной русскому человеку
кличкой "Маргарин", но и эта новость быстро угасла: что нам в России до
американского маргарина, когда своего завались, да и тот не раскупается.
Вернулся к обычным, не очень крупным сенсациям и долгожительствующий "Голос
Арясина", издававшийся, как помнит читатель, на деньги местного миллионщика,
снеткового короля Филиппа Алгарукова: подписчикам было поведано, что
алгаруковские мастерские в Упаде почти полностью монополизировали на Руси
производство ручных рыбочисток: и простых, и механических, и терочных, и
комбинированных. Газета радостно возвестила, что московский антимонопольный
комитет это дело рассмотрел и даровал Алгарукову потомственную привилегию на
таковую монополию, поскольку других желающих, как выразился глава комитета
Андрей Козельцев, "заниматься этим геморроем" на Руси выявлено не было.
И вправду - геморроев на Руси хватало, чего другого. Захапав
Антарктиду, распродав за бесценок все горящие путевки на курорты островов
Петра Первого, Петра Второго и Петра Третьего, Россия оказалась перед
необходимостью вывезти с Руси Аделийской все пустые канистры, всю избыточную
тару, все остатки жизнедеятельности незаконных полярных станций самых
разнообразных государств, иные из которых нынче входили в состав России,
поэтому взять с них было не просто нечего - приходилось расхлебывать грехи
своих же подданных, а это ли не геморрой? Коморские сектанты-сепаратисты в
черных чалмах, поднявшие восстание из-за совсем мизерного налога на свое не
традиционно правильное мусульманское вероисповедание - что это, как не
геморрой? Вскрывшийся после тщательной ревизии неурожай проса в Челябинской
губернии - не геморрой ли? Массовые нарушения государственной монополии на
изготовление бюстов ныне здравствующего государя, обнаруженные в Бесарабии и
прилежащих губерниях - это не геморрой? Наконец, эпидемия геморроя,
охватившая поголовно всех туристов на мемориальном Великом Шелковом Пути -
это уж точно геморрой! А предикторы, как сговорившись, что ни день, то
предсказывали все новые и новые геморрои.
"Хме-2" был идеально приспособлен к полетам в условиях ночи, особенно -
полярной. Выделенный для сегодняшних целей "Солодка-новгородец" поднялся с
военного аэродрома на острове Диско, что в дружественной Гренландской
империи, и взял курс на Тверскую губернию. Самолет, рассчитанный на тысячу
восемьсот единиц имперского спецназа с полным обмундированием и боезапасом
на полгода фронтовых действий, не очень-то и скрывался: воздушное
пространство Гренландии на Северном полюсе непосредственно переходило в
воздушное пространство Российской державы, а стрелять по каждому российскому
самолету нынче было небезопасно: Неизвестно Зачем Освободившиеся Нации все
еще не могли придти к решению - следует им гневно осудить русскую имперскую
агрессию против маленькой, гордой и свободолюбивой Антарктиды, или же,
напротив, пламенно приветствовать акцию санации окружающей среды,
предпринятую отнюдь не богатыми русскими в совершенно бескорыстном порыве
экологического энтузиазма. Предиктор Геррит ван Леннеп, жена которого как
раз поведала мужу о том, что к лету он, видимо, в шестой раз станет
счастливым отцом, между делом сообщил, что разговоров в ОНЗОН ему хватит на
то, чтобы стать отцом и еще два-три раза. Прочие предикторы разговорам
Освободившихся Наций не уделили внимания вовсе.
"Солодка" был уже очень послушной и объезженной лошадкой: перебросив в
Антарктиду почти пятнадцать тысяч российского спецназа, он прошел на Диско
всю профилактику и теперь был готов забросить что угодно и куда угодно, была
бы твердая рука у ямщика. Девочка в пилотской кабине обладала как раз такой
рукой. Вообще-то ей сразу стали видны все недочеты продукции
конструкторского бюро Хмельницкого, на самой ей транспортные монстры не
нравились, душа к ним не лежала. То ли дело - тяжелые пикирующие
бомбардировщики. Хотя иной раз требовался в армии именно транспортник. Как
вот сейчас. Девочка Юлиана миновала сигнальную мигалку на Северном полюсе и
с облегчением погрузила самолет в просторы истинно русского воздушного
океана. Истребители-охранники веером ушли прочь, тут они уже не требовались.
По прежним понятиям "Хме" и на самолет-то походил мало, скорей это была
летающая крепость, пароход с шестью рядами иллюминаторов один под другим,
без намека на шасси; злые языки сообщали, что садится он на подушку: то ли
на воздушную, то ли антигравитационную, однако точно, что расшитую
болгарским крестом, бисером, то ли даже и цейлонским скатным жемчугом из
прославленной оперы композитора Гуно. Скорее всего самолет приземлялся
как-то иначе, никакой подушкой не пользуясь, но что именно использовал в
конструкции своего чудища хитроумный Хмельницкий, мало кого занимало:
хорошо, что самолет мог мягко опуститься на свободную от прямостоящего леса
территорию, равную ему самому по площади. Такую вырубку журавлевцы близ
Выползова уже подготовили. Теперь оставалось дождаться прибытия "Солодки",
грузиться поскорей, пока ночь не кончилась - и айда в Заплесецкие дебри.
Офени загрузились подарками и с кряхтением отбыли привычной дорогой на
восток - сперва на Кимры, а там уж, помогай Кавель, вдоль по Камаринской до
самой Киммерии. Орда, загодя упаковавшаяся по кибиткам, выдвинулась из лесу;
в кибитку Кавеля Журавлева с предосторожностями перенесли Антибку, возле
кибитки поставили скованных единой цепью новозеландцев. Богдан деловито
осматривал боевые заряды, которыми собирался палить по Дебри: плюнув на все
обещания, кому только ни дававшиеся, он готовился загрузить на борт "Хме-2"
несколько единиц тактического атомного оружия. Словом, царила в Выползове
обстановка перрона, к которому должны подать поезд исключительно дальнего
следования, - да только вот все никак не подают.
В воздухе что-то прогрохотало, уходя стороной, - словно по случаю
наступления зимы, коронации, свадьбы императора, избрания мистера Маргарина
президентом США и кто его знает каких еще событий, грянула в вечернем небе
приближающаяся гроза. Через несколько секунд тот же звук повторился, но с
другой стороны - и громче. "Солодка-новогородец", кажется, заходил на
посадку. Батя Никита Стерх в кустах бубнил что-то однообразное в прибор,