Страница:
мелькнула мысль. Так, значит, у него все-таки есть брат Григорий!..
Стась Хмелевский уговорил Богдана пойти на службу к Потоцким на один из
конных заводов. Богдана особенно прельщал Каменец. Это известный
украинский город, да и поближе к Днепру!
- Пожалуй, я поступаю правильно, - советовался с другом Богдан,
собираясь выезжать на конный завод Потоцких. - Поскольку ты будешь служить
у гетмана Конецпольского, который тоже строит дворец в Бродах, мы будем
чаще видеться. А у меня, кроме тебя, сам знаешь, никого...
В первый же день службы Богдан не угодил своему хозяину Николаю
Потоцкому. Он только теперь понял, что его служба, пускай и у знатного
шляхтича, делает его слугой, унижает его человеческое достоинство.
- Как считаете, пан Хмельницкий, правильно ли мы поступаем с паном
польным гетманом, строя крепость в Бродах? - спросил Потоцкий Богдана,
показывая ему уже начатые работы.
- По-видимому, правильно, уважаемый пан полковник, - сдержанно ответил
Богдан. - Хотя турки и далеко от Бродов, но хорошие хозяева заранее
заботятся о своей безопасности.
Полковник не ждал такого ответа от слуги. Но, возможно, и такой ответ
удовлетворил бы Потоцкого, если бы конюший не так категорически
подчеркивал, что крепость строится для защиты от турок.
- Только ли для защиты от турок строится эта крепость, пан конюший? -
возразил задетый хозяин.
Богдан сразу уловил нотки раздражения в голосе Николая Потоцкого. Но
иезуитское воспитание и тут помогло юноше выйти из затруднительного
положения, в котором он оказался. Он тут же прикинулся весьма
интересующимся военными планами хозяина:
- Конечно, государственные руководители мудро поступают, всегда помня о
враге. Потому и заботятся о безопасности замка, ведут фортификационные
работы. А турки, как мне кажется, предчувствуют катастрофический упадок
своего могущества и становятся все агрессивнее, уважаемый пан полковник.
Они коварные враги, но не самые страшные.
- Тогда самой страшной, по-видимому, будет казацкая банда! Не так ли,
уважаемый пан?
- Казацкая? - удивился конюший. - Я не могу понять, пан полковник,
почему это вдруг казакам взбредет в голову идти за тридевять земель
испытывать прочность шляхетской крепости! А впрочем, уважаемый пан
полковник... - И после паузы продолжал: - Крепости строят люди, они и
разрушить их могут.
- Пан сотник является моим слугой, а не послом от этой галастры! -
возмутился Потоцкий.
Он резко оборвал разговор. "Всякий конюший позволяет себе так
разговаривать со мной! Тоже мне новый Жебжидовский растет..." - бормотал
себе под нос, едва сдерживая возмущение.
А вечером передал через управляющего, что он не возражает против
переезда Хмельницкого на службу в Каменец.
- Когда прикажете выехать туда? - спросил конюший у управляющего,
словно подчеркивая этим свою служебную исполнительность.
- Хотя бы и сегодня, - недоброжелательно ответил управляющий.
- Ваше "хотя бы", пан управляющий, удивляет меня. На службе не
раздумывают, а точно выполняют приказы! - улыбаясь, поучал Богдан довольно
моложавого с виду управляющего.
И Богдан, не попрощавшись со своим хозяином, выехал в Каменец, получив
от управляющего грамоту о назначении его конюшим в каменецкое имение
Потоцких.
Должность как должность. Правда, коней в каменецком имении Потоцких
было значительно больше, чем в других. Но и опытных людей здесь больше. К
тому же они были ближе Богдану хотя бы уже потому, что разговаривали на
его родном, украинском языке.
- Из казаков, хлопцы? - спросил Богдан при первой же встрече с ними в
конюшнях.
- Если бы, уважаемый пан конюший. Крестьяне мы, согнанные шляхтичем со
своей земли.
Богдан вздрогнул от такого ответа. "Согнанные шляхтичем со своей
земли..." Словно скотину сгоняют людей с земли.
- Вот что, люди добрые, давайте договоримся: называть меня "уважаемым
паном конюшим" будете только на работе да в присутствии хозяев, - сказал
Богдан. - На службе - не в гостях у тещи. Я чигиринский казак! Только что
вернулся из турецкого плена, по чину я казацкий сотник. Да и то если у
меня будет такая сотня... Поняли, хлопцы?
Конюхи переглянулись, но никто из них не ответил конюшему. Работая
вместе с Богданом, они трудились добросовестно. Уже через неделю
управляющий похвалил Богдана хозяевам за хорошую работу.
- Это быдло, уважаемый пан конюший, - доверительно говорил управляющий
Богдану, - больше почесывалось да поглядывало на надсмотрщиков.
- А я бы просто взял да и выгнал лодырей, - ответил конюший.
Он чувствовал, что становится на собственные ноги, что более широко
раздвигаются его горизонты.
В Каменце Потоцкие старались вести такую же светскую жизнь, как и в
Кракове. Три раза в неделю устраивали традиционные балы. Богдана тоже
приглашали на них. В эти дни к Потоцким съезжались в каретах не только
каменецкие родственники.
Однажды на балу с Богданом поздоровалась, как со старым знакомым,
красивая паненка. Еще в Кракове на торжественном обеде у Потоцких она
застенчиво и мило хотела привлечь внимание Богдана. Он заметил девушку.
Паненка своим поведением старалась подчеркнуть заграничное воспитание.
Конюший не всегда был желанным гостем. Но когда на бал приезжала
очаровательная Елизавета Краснянская, хозяева дома всегда приглашали
Богдана.
- Прошу пана не смущаться, что обрученная паненка ангажирует его на
танцы. Пан Криштоф только одну свою мазурку и умеет танцевать. А пан...
- Зиновий-Богдан, - подсказал конюший паненке.
- Gracie [благодарю (итал.)], Зенобий-Богдан. Мне кажется, это
католическое имя... - шепотом произнесла паненка, томно опустив глаза.
Богдан ощутил близость девичьего тела, и в груди вспыхнуло неудержимое
желание обнять ее, взять на руки, точно дитя, и, как принято у турок,
насильно увезти...
Паненка Елизавета старалась поближе познакомиться с молодым и красивым
конюшим. Но как именно, и сама не знала. Кроме танцев, у нее не было
другой возможности встретиться и поговорить.
А ее жениха пана Криштофа стало раздражать присутствие на балах
искусного танцора и остроумного конюшего.
- По-видимому, жених пани Елизаветы не разделяет ее увлечения танцами?
- однажды спросил Богдан у своей дамы.
- Будто зарок дал, игнорирует европейские танцы! Но я заставлю! Бальные
европейские танцы - моя страсть... - произнесла она, кокетливо улыбнувшись
кавалеру.
"Прекратить!.. Немедленно прекратить посещение этих балов!.." - решил
Богдан, заметив ревнивые взгляды жениха.
Жизнь казаков бурлила, как разворошенный муравейник. Вдруг они узнали,
что гетман Конецпольский направляется в Киев, везет реестровым казакам
деньги. Это известие внесло в ряды казачества еще больший разлад. Уходить
из Киева или ждать приезда Конецпольского? Казаки постарше не верили
Конецпольскому и еще из-под Кагарлика ушли ни с чем. Молодые - кто куда!
Бунтарский огонь гасился тоской и тревогой о доме. Казачество учуяло
что-то недоброе в этом посещении Конецпольским родины православия - Киева.
- На Киев так на Киев, - соглашались только полковники да старшины с
предложением старшого казачества Михайла Дорошенко.
Это еще больше охлаждало пыл молодежи. В самом деле, что теперь им
делать в Киеве, коль туда идет польный гетман с двумя тысячами гусар?..
Конецпольский выплатил злотые только реестровым казакам. Зачем ему
понадобилось тащиться в такую даль с гусарами...
- Не получили денег от королевича Владислава сразу после Хотинской
кампании, а теперь не видать их нам, братцы. Послушаемся старика Нестора,
пускай управляет нами! - кричали молодые казаки.
Так разбивались казаки на два лагеря. Одни оставались в Киеве - под
началом атамана Дорошенко, другие объединялись вокруг Нестора Жмайла. Были
и такие, которые просто расходились по домам.
Полковник Жмайло пока что вел своих казаков на Терехтемиров, а оттуда
на Низ. С ним оставались самые молодые и горячие казаки. Многие из них
впервые взяли в руки оружие, попав в войско во время сражения под Хотином.
Теперь им снова надо было возвращаться на захваченные панами земли на
Украине, обрабатывать их для шляхтичей. Так лучше уж идти вместе с опытным
запорожским полковником Жмайло и в казацкой судьбе искать свое счастье.
Словно сон или мираж, возникали перед их глазами походы за море на
крымских татар да на турок! О смерти не думали, только о казацком хлебе,
коль свой выращивать им заказано. Панским хлебом сыт не будешь и родителей
не прокормишь!..
- А, чему быть, того не миновать, - махали рукой другие.
- Увидим жену, детей, подождем киевских решений, - рассуждали
некоторые, потеряв всякую веру.
Вот так бесславно завершалось послевоенное возмущение казаков.
Станислав Конецпольский заблаговременно учел все. Зачем ему разговаривать
с казаками, которые стремились получить злотые за свою службу?.. Отсчитать
их найдется кому и без него. Он не казначей, а воин, продолжающий славные
традиции гетмана Жолкевского. И памяти этого прославленного воина он не
осквернит никакими соглашениями с "взбунтовавшимися плебеями"!..
Король и шляхта все надежды возлагали именно на Конецпольского, считая,
что он сумеет заставить хлопов безропотно работать на их землях...
Польному гетману захотелось поехать в Белую Церковь. Именно оттуда
волна казацкого возмущения эхом разносилась по всему Днепру,
Терехтемировскому краю, Переяславу и Чигирину. Там, на реке Тясьмин,
сосредоточиваются большие отряды войск, возвратившихся из-под Хотина, ждут
полковника Жмайло, чтобы он повел их на Сечь. Полковник вдохновляет и
сплачивает самую храбрую и свободолюбивую военную казачью силу. Казаки
соблазнились обещанными королевскими злотыми. Подобно Наливайко, они хотят
взять у шляхты большую плату за свой ратный труд! И пока эти силы еще
только собираются, ищут своего места, хотя бы под началом прославленного
сечевика Жмайло, их можно успокоить, а то и уничтожить, разъединив с
реестровыми казаками! Двадцать пять лет прошло со времени разгрома
восстания Наливайко Жолкевским! Даже руки зачесались у молодого польного
гетмана...
- Должны п-про-учить неп-покорных, выбить из их голов ла-айдац-кий
хмель, а из рук хо-отинское оружие! - подбадривал он полковников и
поручиков гусар.
Ускоренным маршем прибыл Конецпольский со своими войсками в Белую
Церковь. Оттуда направил на разведку сотню гусар во главе с молодым
ротмистром Стефаном Чарнецким. Его помощником назначил горячего
Скшетуского, сына казненного Наливайко шляхтича Яремы Скшетуского. Следом
за этим карательным отрядом будет не торопясь продвигаться на Киев и
гетман с войсками.
Родители Чарнецкого упросили Конецпольского быть военным крестным отцом
их бездарному в учении, шестому из одиннадцати сыновей Стефану. Что-то
роднило гетмана с этим ротмистром. Неспособный к наукам, рьяный на ратном
поле! Так оценил его гетман.
- И н-нечего нянчиться с эт-тими непокорными полковниками! -
напутствовал гетман ротмистра.
То ли слишком громогласно давались эти наставления высокомерным
гетманом, то ли среди гусар были люди со свободолюбивой казацкой душой, но
казаки тотчас узнали о них, как и о том, что королевские войска
направляются в Киев усмирять их. Не деньги везли, сопровождая злотые и
кассиров, а грозились "укротить" казачество, разогнать по домам
победителей под Хотином и заставить их работать на панов.
Узнали в Киеве и о том, что карательным отрядом командует молодой воин,
ученик Конецпольского.
- Василий! - подозвал к себе сотника Томиленко Нестор Жмайло. -
Разыщи-ка на Подоле Скидана и вместе с его молодыми казаками и
реестровцами выступай навстречу гусарам. Реестровикам деньги все равно
заплатят! Встретьте этого недоучку ротмистра Чарнецкого под Фастовом.
Встретьте вежливо, кассиров с деньгами пропустите в Киев, а гусарам
посоветуйте погулять в лесу и в поле. Самого ротмистра немного проучите и
отпустите к пану Конецпольскому без разукрашенных гусарских штанов...
Только не забывайте, что посылаю вас прогуляться, а не против турок. К
тому же - это гусары! Они, если придется, могут научить и казака, как
владеть саблей...
Казаки посмеялись, выслушав такое напутствие. Дмитро Гуня подошел к
полковнику, вытащил трубку изо рта и вытер ее полой кунтуша.
- Хорошо напутствуешь, Нестор. Чарнецкий это одно, а гусары - совсем
другое. С людьми, понятно, договориться можно. Поляки тоже нашего
славянского корня люди, хотя и служат гусарами... Но Конецпольский знает,
кого посылать против казаков, хотя бы и с только что оперившимся
ротмистром. Очевидно, не воевать с нами посылает его... Но все-таки,
может, и мне разрешил бы пойти с запорожцами встретить панов? Что-то не
миром пахнет от такого сопровождения заработанных казаками злотых. Зачем
польному гетману посылать с деньгами таких отчаянных рубак?
- Самые отчаянные пойдут с гетманом. Это и так понятно, Дмитро. С чем
мы тогда встретим Конецпольского, если обессилим лучший курень запорожцев?
Нет, полковник, собирай запорожцев, грей сабли в руках. Лучше ты вот что
сделай. Где-то возле Днепра передвигаются казаки Ивана Сулимы. Не послал
бы к нему кого-нибудь из надежных хлопцев предупредить его?.. Давно уже
шляхтичи открыто не воевали с казаками. Передай Сулиме, чтобы, подходя к
Киеву, был начеку. Надо следить за правым берегом и казаков предупредить.
Нам сейчас не до мелких стычек. В случае чего, я дам знать! Нам с Тарасом
тоже придется быть наготове, если сам Станислав Конецпольский попытается
освятить свое гетманство после возвращения из турецкого плена. Неспроста
он направил с кассирами отряд разведчиков...
- Только не затевать с ними никаких переговоров. А еще хуже бежать под
издевательские выкрики шляхты.
- Сейчас нам необходимо умное отступление! У Конецпольского тяжелая
рука, как у Жолкевского! Казакам еще придется столкнуться с этим заядлым
преемником Жолкевского. Но не сейчас! А теперь, полковник, наберитесь
выдержки и благоразумия...
Ночью разведчики, которые сопровождали кассиров со злотыми,
предназначенными для реестровых казаков, встретили отряд гусар,
направляющийся из Белой Церкви в Киев, возглавляемый Чарнецким. Разведчики
посоветовали гусарам остановиться в лесу, под Киевом, и не вступать в
драку с казаками.
- Воинственно настроенный полковник Жмайло тихо и мирно уходит из Киева
в сторону Крылова. Он собирает казаков, создает из них сотни, курени,
полки, - докладывал Чарнецкому старший разведчик гусар.
- Много с ним этих разбойников, по какой дороге идут? - высокомерно
спрашивал ротмистр, словно не придавал особого значения сообщению
разведчика.
Гусар окинул взглядом своих товарищей, пожал плечами.
- Если верить людям, вместе с полковником Жмайло идут несколько
известных казацких старшин, уважаемый паи ротмистр, - четко докладывал
разведчик.
- Старшины, пся крев, еще не войско! - раздраженно воскликнул
Чарнецкий, глядя в упор на разведчика. Ротмистру нужен был ясный и
определенный ответ.
- Но, прошу прощения, пан... Казачьи старшины без войск уже не являются
старшинами! В сторону Василькова направился отряд Скидана. Следом за ним
должен идти сотник Томиленко, тоже с конницей. Дмитро Гуля с запорожцами,
говорят, собирается переправляться на левый берег Днепра, чтобы пойти в
Переяслав или в Лубны. А Жмайло с остальными казаками пока что в Киеве,
подбирает отставших, распыленных воинов. К тому же они ждут со своим
старшим королевских казначеев, как выражаются реестровые казаки. Киевляне
заверяют, что большой отряд пеших казаков с пушками направился вдоль
Днепра. Их возглавляет какой-то Тарас...
- Трясило, вероятно. Разведчикам надо бы знать имена руководителей
вражеских войск!
- Какие же они враги, пан ротмистр? Вместе с нами турка били под
Хотином!
- Да это ведь Тарас Трясило, понимать надо! Так сколько их всего
наберется? - нервничая, допрашивал Чарнецкий.
- В Киеве казаков горсть осталась, да и то одни старшины. А все
остальные уходят в сторону Тясьмина, в лесные буераки и перелески, где
объединяются под началом Жмайла... Этих наберется порядочно. Они будут
ждать возвращения полковника из Киева. По-видимому, не один полк,
уважаемый пан. Две пушки на волах только что вывезли из Киева, да с
казаками еще позавчера отправили несколько штук на Сечь. Очевидно, в
Терехтемирове будут решать, куда с пушками направиться: на Сечь или
оставить их в сотнях в Чигирине.
- Горсть, горсть... Пешие, конные остались в Киеве?
- Поровну, уважаемый пан. Однако...
- Что однако? - нервничал ротмистр.
- На призыв Жмайла от Днепра идет к Киеву еще и молодой старшина Иван
Сулима с теми смертниками, которые возвращаются из-за Дуная. Конечно, они
утомлены многомесячными походами.
Разведчик отступил на всякий случай от разгневанного молодого
ротмистра. А тот со всего размаха хлестнул нагайкой себя по сапогу - ему
действительно было над чем призадуматься. Если бы знал разведчик, он лучше
не говорил бы ротмистру про Сулиму. Надо было самому гетману доложить об
этом. Хотя они, говорят, еще далеко от Киева, но гетман напоминал
разведчикам и об этих лисовчиках, идущих с Сулимой. Мол, тихонько крадутся
с Волыни до Киева, а может быть, и на Сечь пойдут. Понятно, гетман должен
все знать... А у Сулимы наберется этих сорвиголов не менее казацкого
полка! С такими лучше не связываться...
- По коням! - решительно скомандовал Чарнецкий. - Панове разведчики
пойдут впереди, неч-его вам скакать к гетману. Я здесь и ротмистр и...
гетман! И не медлить, чтобы к рассвету быть на окраине Киева! Только
передохнем под Киевом в лесу и... с восходом солнца ворвемся в город.
Неожиданным нападением всполошим печерских схизматиков и их защитников
казаков!..
Сведения разведчиков, хотя они и соответствовали действительному
положению сутки тому назад, теперь лишь спутали самые соблазнительные
планы Чарнецкого.
Когда гусары после часового отдыха вместе с восходом солнца двигались
перелесками по берегу Днепра к Киеву, из-за буераков навстречу им выехала
казацкая конница во главе с Василием Томиленко. В состав этой конницы в
основном входила молодежь, которую Сагайдачный бросал в бой с турками во
время войны за Днестром, в самые критические моменты.
- Казаки! - воскликнул старшина гусар и этим, словно вожжами, повернул
своих воинов лицом к бою.
Чарнецкий, находившийся на левом фланге, стремился прорваться к Киеву.
Казалось, что казаки заслонили собой солнце, выскочив из-за буерака. В
этот момент и надо было остановиться Чарнецкому, успокоить гусар,
поговорить с казаками. А неожиданное появление отряда Томиленко словно
кнутом подстегнуло его.
- К бою! - скомандовал Чарнецкий. И тут же выхватил из ножен карабелю.
Гусары на миг придержали коней, полной грудью вдохнув воздух. На солнце
сверкнули их карабели, шпоры впились в бока вымуштрованных коней. С каждой
минутой приближалась кровавая схватка. Казаков, выскочивших из-за буерака,
правда, было немного меньше, чем гусар. Но это были закаленные,
отдохнувшие от боев, отчаянные люди.
Еще бы только один гон [мера длины в 120 сажен], а то и меньше
перешагнуть гусарам, как подобает хваленым рыцарям, и они бы скрестили
свои карабели с саблями лихих казаков. А сколько раз они, как друзья,
вместе ходили в бой на Хотинском кровавом поле!..
И вдруг из лесу, откуда гусары начали свой грозный путь на Киев,
выскочили и налетели словно вихрь свыше трех сотен конных казаков с
обнаженными саблями. Рядом с их командиром на вороном коне скакал и
страшный в бою Тарас Трясило. Его нельзя не узнать даже тем, кто только
слышал об этом казаке с длинной венгерской саблей. А среди гусар были и
такие, которые знали Трясило, вместе с ним ходили в бой за Днестром.
Чарнецкий с первого взгляда узнал Тараса Трясило. Он меньше всего
ожидал встречи с ним здесь, зная по донесениям разведки, что тот
возглавляет пеших и пушкарей и к тому же три дня назад выехал из Киева. От
неожиданности и страха ротмистр чуть было не упал с седла, невольно дернув
поводья, поворачивая коня в сторону. Рукой с карабелей он схватился за
уздечку.
Следом за ротмистром повернули назад и гусары. Только некоторые из них
с дальнего крыла столкнулись с реестровыми казаками Томиленко. Через
мгновение четыре коня уже метались между гусарами и казаками без
всадников. Двое гусар свалились с коней, истекая кровью.
Реестровые казаки и не гнались за гусарами, которых так напугал
Томиленко, неожиданно появившись у них за спиной. Гусары вначале поняли
действия ротмистра как маневр и направили своих разгоряченных коней мимо
казаков. В суматохе они опередили молодого ротмистра, прикрыв его на
мгновение лошадьми, и галопом поскакали на белоцерковскую дорогу.
Томиленко по-своему расценил маневр гусар. Вместо нападения на них с
фланга приходится принимать бои с фронта. Количественное превосходство
гусар не страшило его. Но во время этого неожиданного маневра гусар казаки
оказались под косогором. В эти считанные горькие минуты и зацепили гусары
своим крылом казаков. Они выбили из седла четырех казаков, потеряв лишь
одного своего. Но преимущество стремительного удара с холма на этом и
закончилось. Сам Томиленко повел своих молодцов на врага, молниеносно
сразив двух гусар. Один из них, с рассеченной пополам головой и шлемом,
тут же свалился с лошади. Только перо от шлема закружилось в воздухе.
И как раз в это время на том же холме, с которого напали на казаков
Томиленко гусары, появились лисовчики Ивана Сулимы. Гонец от полковника
Жмайло предупредил их, чтобы они осмотрительно продвигались к Киеву. А
здесь они услыхали шум боя и с ходу включились в него. Сулима первым
ринулся на гусар, сразу поняв, что творится за холмом. Только крикнул:
- Гусары напали на батька Нестора!..
И" полетели головы захваченных врасплох гусар. Сотники гусар хотя и
заметили появление казаков, но уже сделать ничего не могли. Даже удрать не
успели. Неосмотрительные гусары полегли при первой же стычке с казаками.
Трубачи затрубили отбой. Ротмистры указывали им путь к отступлению.
Опытные ротмистры повели гусар в покуда еще открытую, спасительную щель
между двумя колоннами казаков на васильковскую дорогу, на Белую Церковь.
Чарнецкий не мог понять: что же произошло? Когда гусары налетели на
казаков Томиленко, ротмистр оставался на опушке леса. Наблюдая за боем, он
сгоряча рассекал карабелей воздух. Увлекшись, не заметил, как оказался
отрезанным от остальных гусар. А когда увидел отступавших гусар, пришел в
недоумение. У него даже мелькнула мысль, как он накажет подхорунжего
Скшетуского, бежавшего впереди отступающих.
И не успел опомниться, как сотник лисовчиков, подскочивший сбоку, выбил
у него из рук карабелю. Казак уже занес было саблю над головой ротмистра.
- Стой, сотник! Это же Чарнецкий, "пся крев"... Штаны ему, штаны надо
снять! - крикнул Скидан, подлетая с другой стороны.
Из-за страха Чарнецкий не почувствовал боли в руке, из которой выбили
карабелю. Ему даже показалось, что действительно треснули по швам его
гусарские рейтузы. Единственная надежда у него теперь на коня. Он
пришпорил его и понесся, опережая изнуренных казацких коней. Чарнецкий
заметил, как последний из гусар скрылся в придорожном лесу, где они
отдыхали на рассвете.
"Штаны ему, штаны надо снять!.." - до сих пор звучали у него в ушах
слова Скидана, словно стегая его плетью позора.
Наконец издевательские выкрики затихли, прекратилось преследование. О,
Сулиму Чарнецкий хорошо помнит по встрече с ним на чигиринской дороге,
когда в молодости был гусаром у старосты...
- Карабеля моя, гунцвот... карабеля сломалась в поединке с Сулимой! -
неистово крикнул он подхорунжему, поджидавшему его вместе с гонцом от
Конецпольского на опушке леса.
- Приказано немедленно возвращаться в Белую! - перебил его гонец.
- Езус Мария! - только теперь облегченно вздохнул Чарнецкий. - Прошу ни
слова пану гетману об этом несчастливом для нас нападении разбойников, пся
крев!.. Так изменила мне фортуна...
Богдан не получал особого удовольствия от посещения балов у Потоцких.
Бывая в доме вельможи, он не чувствовал себя так же непринужденно, как в
кругу молодого Станислава Потоцкого в Кракове. И он решил больше не ходить
на вечера.
Но дать себе слово было легче, чем сдержать его, будучи в таком
окружении.
Однажды осенью, в обеденную пору, в имение Потоцких приехал сам польный
гетман. Гость высокий и весьма желанный для живущей вдали от Кракова
каменецкой шляхты. Богдана не удивил этот приезд Конецпольского к
Потоцким. Пути гетмана всегда лежат по ветру государственной политики.
Значит, ветер повернул в сторону Днестровского пограничного округа. Гетман
возвращается с Днепра - это было известно Богдану. Ему хотелось
поподробнее разузнать о походе гетмана на Украину, зачем он туда ездил, в
каких местах побывал. Гостил ли он на Украине только со своей гетманской
свитой или же с войском?.. По-видимому, и Станислав Хмелевский приехал
вместе с гетманом, он теперь всегда сопровождает его.
Во время таких размышлений и нашел его на хозяйственном дворе Станислав
Хмелевский с дворецким. Богдан обрадовался другу. Хмелевский заговорил
Стась Хмелевский уговорил Богдана пойти на службу к Потоцким на один из
конных заводов. Богдана особенно прельщал Каменец. Это известный
украинский город, да и поближе к Днепру!
- Пожалуй, я поступаю правильно, - советовался с другом Богдан,
собираясь выезжать на конный завод Потоцких. - Поскольку ты будешь служить
у гетмана Конецпольского, который тоже строит дворец в Бродах, мы будем
чаще видеться. А у меня, кроме тебя, сам знаешь, никого...
В первый же день службы Богдан не угодил своему хозяину Николаю
Потоцкому. Он только теперь понял, что его служба, пускай и у знатного
шляхтича, делает его слугой, унижает его человеческое достоинство.
- Как считаете, пан Хмельницкий, правильно ли мы поступаем с паном
польным гетманом, строя крепость в Бродах? - спросил Потоцкий Богдана,
показывая ему уже начатые работы.
- По-видимому, правильно, уважаемый пан полковник, - сдержанно ответил
Богдан. - Хотя турки и далеко от Бродов, но хорошие хозяева заранее
заботятся о своей безопасности.
Полковник не ждал такого ответа от слуги. Но, возможно, и такой ответ
удовлетворил бы Потоцкого, если бы конюший не так категорически
подчеркивал, что крепость строится для защиты от турок.
- Только ли для защиты от турок строится эта крепость, пан конюший? -
возразил задетый хозяин.
Богдан сразу уловил нотки раздражения в голосе Николая Потоцкого. Но
иезуитское воспитание и тут помогло юноше выйти из затруднительного
положения, в котором он оказался. Он тут же прикинулся весьма
интересующимся военными планами хозяина:
- Конечно, государственные руководители мудро поступают, всегда помня о
враге. Потому и заботятся о безопасности замка, ведут фортификационные
работы. А турки, как мне кажется, предчувствуют катастрофический упадок
своего могущества и становятся все агрессивнее, уважаемый пан полковник.
Они коварные враги, но не самые страшные.
- Тогда самой страшной, по-видимому, будет казацкая банда! Не так ли,
уважаемый пан?
- Казацкая? - удивился конюший. - Я не могу понять, пан полковник,
почему это вдруг казакам взбредет в голову идти за тридевять земель
испытывать прочность шляхетской крепости! А впрочем, уважаемый пан
полковник... - И после паузы продолжал: - Крепости строят люди, они и
разрушить их могут.
- Пан сотник является моим слугой, а не послом от этой галастры! -
возмутился Потоцкий.
Он резко оборвал разговор. "Всякий конюший позволяет себе так
разговаривать со мной! Тоже мне новый Жебжидовский растет..." - бормотал
себе под нос, едва сдерживая возмущение.
А вечером передал через управляющего, что он не возражает против
переезда Хмельницкого на службу в Каменец.
- Когда прикажете выехать туда? - спросил конюший у управляющего,
словно подчеркивая этим свою служебную исполнительность.
- Хотя бы и сегодня, - недоброжелательно ответил управляющий.
- Ваше "хотя бы", пан управляющий, удивляет меня. На службе не
раздумывают, а точно выполняют приказы! - улыбаясь, поучал Богдан довольно
моложавого с виду управляющего.
И Богдан, не попрощавшись со своим хозяином, выехал в Каменец, получив
от управляющего грамоту о назначении его конюшим в каменецкое имение
Потоцких.
Должность как должность. Правда, коней в каменецком имении Потоцких
было значительно больше, чем в других. Но и опытных людей здесь больше. К
тому же они были ближе Богдану хотя бы уже потому, что разговаривали на
его родном, украинском языке.
- Из казаков, хлопцы? - спросил Богдан при первой же встрече с ними в
конюшнях.
- Если бы, уважаемый пан конюший. Крестьяне мы, согнанные шляхтичем со
своей земли.
Богдан вздрогнул от такого ответа. "Согнанные шляхтичем со своей
земли..." Словно скотину сгоняют людей с земли.
- Вот что, люди добрые, давайте договоримся: называть меня "уважаемым
паном конюшим" будете только на работе да в присутствии хозяев, - сказал
Богдан. - На службе - не в гостях у тещи. Я чигиринский казак! Только что
вернулся из турецкого плена, по чину я казацкий сотник. Да и то если у
меня будет такая сотня... Поняли, хлопцы?
Конюхи переглянулись, но никто из них не ответил конюшему. Работая
вместе с Богданом, они трудились добросовестно. Уже через неделю
управляющий похвалил Богдана хозяевам за хорошую работу.
- Это быдло, уважаемый пан конюший, - доверительно говорил управляющий
Богдану, - больше почесывалось да поглядывало на надсмотрщиков.
- А я бы просто взял да и выгнал лодырей, - ответил конюший.
Он чувствовал, что становится на собственные ноги, что более широко
раздвигаются его горизонты.
В Каменце Потоцкие старались вести такую же светскую жизнь, как и в
Кракове. Три раза в неделю устраивали традиционные балы. Богдана тоже
приглашали на них. В эти дни к Потоцким съезжались в каретах не только
каменецкие родственники.
Однажды на балу с Богданом поздоровалась, как со старым знакомым,
красивая паненка. Еще в Кракове на торжественном обеде у Потоцких она
застенчиво и мило хотела привлечь внимание Богдана. Он заметил девушку.
Паненка своим поведением старалась подчеркнуть заграничное воспитание.
Конюший не всегда был желанным гостем. Но когда на бал приезжала
очаровательная Елизавета Краснянская, хозяева дома всегда приглашали
Богдана.
- Прошу пана не смущаться, что обрученная паненка ангажирует его на
танцы. Пан Криштоф только одну свою мазурку и умеет танцевать. А пан...
- Зиновий-Богдан, - подсказал конюший паненке.
- Gracie [благодарю (итал.)], Зенобий-Богдан. Мне кажется, это
католическое имя... - шепотом произнесла паненка, томно опустив глаза.
Богдан ощутил близость девичьего тела, и в груди вспыхнуло неудержимое
желание обнять ее, взять на руки, точно дитя, и, как принято у турок,
насильно увезти...
Паненка Елизавета старалась поближе познакомиться с молодым и красивым
конюшим. Но как именно, и сама не знала. Кроме танцев, у нее не было
другой возможности встретиться и поговорить.
А ее жениха пана Криштофа стало раздражать присутствие на балах
искусного танцора и остроумного конюшего.
- По-видимому, жених пани Елизаветы не разделяет ее увлечения танцами?
- однажды спросил Богдан у своей дамы.
- Будто зарок дал, игнорирует европейские танцы! Но я заставлю! Бальные
европейские танцы - моя страсть... - произнесла она, кокетливо улыбнувшись
кавалеру.
"Прекратить!.. Немедленно прекратить посещение этих балов!.." - решил
Богдан, заметив ревнивые взгляды жениха.
Жизнь казаков бурлила, как разворошенный муравейник. Вдруг они узнали,
что гетман Конецпольский направляется в Киев, везет реестровым казакам
деньги. Это известие внесло в ряды казачества еще больший разлад. Уходить
из Киева или ждать приезда Конецпольского? Казаки постарше не верили
Конецпольскому и еще из-под Кагарлика ушли ни с чем. Молодые - кто куда!
Бунтарский огонь гасился тоской и тревогой о доме. Казачество учуяло
что-то недоброе в этом посещении Конецпольским родины православия - Киева.
- На Киев так на Киев, - соглашались только полковники да старшины с
предложением старшого казачества Михайла Дорошенко.
Это еще больше охлаждало пыл молодежи. В самом деле, что теперь им
делать в Киеве, коль туда идет польный гетман с двумя тысячами гусар?..
Конецпольский выплатил злотые только реестровым казакам. Зачем ему
понадобилось тащиться в такую даль с гусарами...
- Не получили денег от королевича Владислава сразу после Хотинской
кампании, а теперь не видать их нам, братцы. Послушаемся старика Нестора,
пускай управляет нами! - кричали молодые казаки.
Так разбивались казаки на два лагеря. Одни оставались в Киеве - под
началом атамана Дорошенко, другие объединялись вокруг Нестора Жмайла. Были
и такие, которые просто расходились по домам.
Полковник Жмайло пока что вел своих казаков на Терехтемиров, а оттуда
на Низ. С ним оставались самые молодые и горячие казаки. Многие из них
впервые взяли в руки оружие, попав в войско во время сражения под Хотином.
Теперь им снова надо было возвращаться на захваченные панами земли на
Украине, обрабатывать их для шляхтичей. Так лучше уж идти вместе с опытным
запорожским полковником Жмайло и в казацкой судьбе искать свое счастье.
Словно сон или мираж, возникали перед их глазами походы за море на
крымских татар да на турок! О смерти не думали, только о казацком хлебе,
коль свой выращивать им заказано. Панским хлебом сыт не будешь и родителей
не прокормишь!..
- А, чему быть, того не миновать, - махали рукой другие.
- Увидим жену, детей, подождем киевских решений, - рассуждали
некоторые, потеряв всякую веру.
Вот так бесславно завершалось послевоенное возмущение казаков.
Станислав Конецпольский заблаговременно учел все. Зачем ему разговаривать
с казаками, которые стремились получить злотые за свою службу?.. Отсчитать
их найдется кому и без него. Он не казначей, а воин, продолжающий славные
традиции гетмана Жолкевского. И памяти этого прославленного воина он не
осквернит никакими соглашениями с "взбунтовавшимися плебеями"!..
Король и шляхта все надежды возлагали именно на Конецпольского, считая,
что он сумеет заставить хлопов безропотно работать на их землях...
Польному гетману захотелось поехать в Белую Церковь. Именно оттуда
волна казацкого возмущения эхом разносилась по всему Днепру,
Терехтемировскому краю, Переяславу и Чигирину. Там, на реке Тясьмин,
сосредоточиваются большие отряды войск, возвратившихся из-под Хотина, ждут
полковника Жмайло, чтобы он повел их на Сечь. Полковник вдохновляет и
сплачивает самую храбрую и свободолюбивую военную казачью силу. Казаки
соблазнились обещанными королевскими злотыми. Подобно Наливайко, они хотят
взять у шляхты большую плату за свой ратный труд! И пока эти силы еще
только собираются, ищут своего места, хотя бы под началом прославленного
сечевика Жмайло, их можно успокоить, а то и уничтожить, разъединив с
реестровыми казаками! Двадцать пять лет прошло со времени разгрома
восстания Наливайко Жолкевским! Даже руки зачесались у молодого польного
гетмана...
- Должны п-про-учить неп-покорных, выбить из их голов ла-айдац-кий
хмель, а из рук хо-отинское оружие! - подбадривал он полковников и
поручиков гусар.
Ускоренным маршем прибыл Конецпольский со своими войсками в Белую
Церковь. Оттуда направил на разведку сотню гусар во главе с молодым
ротмистром Стефаном Чарнецким. Его помощником назначил горячего
Скшетуского, сына казненного Наливайко шляхтича Яремы Скшетуского. Следом
за этим карательным отрядом будет не торопясь продвигаться на Киев и
гетман с войсками.
Родители Чарнецкого упросили Конецпольского быть военным крестным отцом
их бездарному в учении, шестому из одиннадцати сыновей Стефану. Что-то
роднило гетмана с этим ротмистром. Неспособный к наукам, рьяный на ратном
поле! Так оценил его гетман.
- И н-нечего нянчиться с эт-тими непокорными полковниками! -
напутствовал гетман ротмистра.
То ли слишком громогласно давались эти наставления высокомерным
гетманом, то ли среди гусар были люди со свободолюбивой казацкой душой, но
казаки тотчас узнали о них, как и о том, что королевские войска
направляются в Киев усмирять их. Не деньги везли, сопровождая злотые и
кассиров, а грозились "укротить" казачество, разогнать по домам
победителей под Хотином и заставить их работать на панов.
Узнали в Киеве и о том, что карательным отрядом командует молодой воин,
ученик Конецпольского.
- Василий! - подозвал к себе сотника Томиленко Нестор Жмайло. -
Разыщи-ка на Подоле Скидана и вместе с его молодыми казаками и
реестровцами выступай навстречу гусарам. Реестровикам деньги все равно
заплатят! Встретьте этого недоучку ротмистра Чарнецкого под Фастовом.
Встретьте вежливо, кассиров с деньгами пропустите в Киев, а гусарам
посоветуйте погулять в лесу и в поле. Самого ротмистра немного проучите и
отпустите к пану Конецпольскому без разукрашенных гусарских штанов...
Только не забывайте, что посылаю вас прогуляться, а не против турок. К
тому же - это гусары! Они, если придется, могут научить и казака, как
владеть саблей...
Казаки посмеялись, выслушав такое напутствие. Дмитро Гуня подошел к
полковнику, вытащил трубку изо рта и вытер ее полой кунтуша.
- Хорошо напутствуешь, Нестор. Чарнецкий это одно, а гусары - совсем
другое. С людьми, понятно, договориться можно. Поляки тоже нашего
славянского корня люди, хотя и служат гусарами... Но Конецпольский знает,
кого посылать против казаков, хотя бы и с только что оперившимся
ротмистром. Очевидно, не воевать с нами посылает его... Но все-таки,
может, и мне разрешил бы пойти с запорожцами встретить панов? Что-то не
миром пахнет от такого сопровождения заработанных казаками злотых. Зачем
польному гетману посылать с деньгами таких отчаянных рубак?
- Самые отчаянные пойдут с гетманом. Это и так понятно, Дмитро. С чем
мы тогда встретим Конецпольского, если обессилим лучший курень запорожцев?
Нет, полковник, собирай запорожцев, грей сабли в руках. Лучше ты вот что
сделай. Где-то возле Днепра передвигаются казаки Ивана Сулимы. Не послал
бы к нему кого-нибудь из надежных хлопцев предупредить его?.. Давно уже
шляхтичи открыто не воевали с казаками. Передай Сулиме, чтобы, подходя к
Киеву, был начеку. Надо следить за правым берегом и казаков предупредить.
Нам сейчас не до мелких стычек. В случае чего, я дам знать! Нам с Тарасом
тоже придется быть наготове, если сам Станислав Конецпольский попытается
освятить свое гетманство после возвращения из турецкого плена. Неспроста
он направил с кассирами отряд разведчиков...
- Только не затевать с ними никаких переговоров. А еще хуже бежать под
издевательские выкрики шляхты.
- Сейчас нам необходимо умное отступление! У Конецпольского тяжелая
рука, как у Жолкевского! Казакам еще придется столкнуться с этим заядлым
преемником Жолкевского. Но не сейчас! А теперь, полковник, наберитесь
выдержки и благоразумия...
Ночью разведчики, которые сопровождали кассиров со злотыми,
предназначенными для реестровых казаков, встретили отряд гусар,
направляющийся из Белой Церкви в Киев, возглавляемый Чарнецким. Разведчики
посоветовали гусарам остановиться в лесу, под Киевом, и не вступать в
драку с казаками.
- Воинственно настроенный полковник Жмайло тихо и мирно уходит из Киева
в сторону Крылова. Он собирает казаков, создает из них сотни, курени,
полки, - докладывал Чарнецкому старший разведчик гусар.
- Много с ним этих разбойников, по какой дороге идут? - высокомерно
спрашивал ротмистр, словно не придавал особого значения сообщению
разведчика.
Гусар окинул взглядом своих товарищей, пожал плечами.
- Если верить людям, вместе с полковником Жмайло идут несколько
известных казацких старшин, уважаемый паи ротмистр, - четко докладывал
разведчик.
- Старшины, пся крев, еще не войско! - раздраженно воскликнул
Чарнецкий, глядя в упор на разведчика. Ротмистру нужен был ясный и
определенный ответ.
- Но, прошу прощения, пан... Казачьи старшины без войск уже не являются
старшинами! В сторону Василькова направился отряд Скидана. Следом за ним
должен идти сотник Томиленко, тоже с конницей. Дмитро Гуля с запорожцами,
говорят, собирается переправляться на левый берег Днепра, чтобы пойти в
Переяслав или в Лубны. А Жмайло с остальными казаками пока что в Киеве,
подбирает отставших, распыленных воинов. К тому же они ждут со своим
старшим королевских казначеев, как выражаются реестровые казаки. Киевляне
заверяют, что большой отряд пеших казаков с пушками направился вдоль
Днепра. Их возглавляет какой-то Тарас...
- Трясило, вероятно. Разведчикам надо бы знать имена руководителей
вражеских войск!
- Какие же они враги, пан ротмистр? Вместе с нами турка били под
Хотином!
- Да это ведь Тарас Трясило, понимать надо! Так сколько их всего
наберется? - нервничая, допрашивал Чарнецкий.
- В Киеве казаков горсть осталась, да и то одни старшины. А все
остальные уходят в сторону Тясьмина, в лесные буераки и перелески, где
объединяются под началом Жмайла... Этих наберется порядочно. Они будут
ждать возвращения полковника из Киева. По-видимому, не один полк,
уважаемый пан. Две пушки на волах только что вывезли из Киева, да с
казаками еще позавчера отправили несколько штук на Сечь. Очевидно, в
Терехтемирове будут решать, куда с пушками направиться: на Сечь или
оставить их в сотнях в Чигирине.
- Горсть, горсть... Пешие, конные остались в Киеве?
- Поровну, уважаемый пан. Однако...
- Что однако? - нервничал ротмистр.
- На призыв Жмайла от Днепра идет к Киеву еще и молодой старшина Иван
Сулима с теми смертниками, которые возвращаются из-за Дуная. Конечно, они
утомлены многомесячными походами.
Разведчик отступил на всякий случай от разгневанного молодого
ротмистра. А тот со всего размаха хлестнул нагайкой себя по сапогу - ему
действительно было над чем призадуматься. Если бы знал разведчик, он лучше
не говорил бы ротмистру про Сулиму. Надо было самому гетману доложить об
этом. Хотя они, говорят, еще далеко от Киева, но гетман напоминал
разведчикам и об этих лисовчиках, идущих с Сулимой. Мол, тихонько крадутся
с Волыни до Киева, а может быть, и на Сечь пойдут. Понятно, гетман должен
все знать... А у Сулимы наберется этих сорвиголов не менее казацкого
полка! С такими лучше не связываться...
- По коням! - решительно скомандовал Чарнецкий. - Панове разведчики
пойдут впереди, неч-его вам скакать к гетману. Я здесь и ротмистр и...
гетман! И не медлить, чтобы к рассвету быть на окраине Киева! Только
передохнем под Киевом в лесу и... с восходом солнца ворвемся в город.
Неожиданным нападением всполошим печерских схизматиков и их защитников
казаков!..
Сведения разведчиков, хотя они и соответствовали действительному
положению сутки тому назад, теперь лишь спутали самые соблазнительные
планы Чарнецкого.
Когда гусары после часового отдыха вместе с восходом солнца двигались
перелесками по берегу Днепра к Киеву, из-за буераков навстречу им выехала
казацкая конница во главе с Василием Томиленко. В состав этой конницы в
основном входила молодежь, которую Сагайдачный бросал в бой с турками во
время войны за Днестром, в самые критические моменты.
- Казаки! - воскликнул старшина гусар и этим, словно вожжами, повернул
своих воинов лицом к бою.
Чарнецкий, находившийся на левом фланге, стремился прорваться к Киеву.
Казалось, что казаки заслонили собой солнце, выскочив из-за буерака. В
этот момент и надо было остановиться Чарнецкому, успокоить гусар,
поговорить с казаками. А неожиданное появление отряда Томиленко словно
кнутом подстегнуло его.
- К бою! - скомандовал Чарнецкий. И тут же выхватил из ножен карабелю.
Гусары на миг придержали коней, полной грудью вдохнув воздух. На солнце
сверкнули их карабели, шпоры впились в бока вымуштрованных коней. С каждой
минутой приближалась кровавая схватка. Казаков, выскочивших из-за буерака,
правда, было немного меньше, чем гусар. Но это были закаленные,
отдохнувшие от боев, отчаянные люди.
Еще бы только один гон [мера длины в 120 сажен], а то и меньше
перешагнуть гусарам, как подобает хваленым рыцарям, и они бы скрестили
свои карабели с саблями лихих казаков. А сколько раз они, как друзья,
вместе ходили в бой на Хотинском кровавом поле!..
И вдруг из лесу, откуда гусары начали свой грозный путь на Киев,
выскочили и налетели словно вихрь свыше трех сотен конных казаков с
обнаженными саблями. Рядом с их командиром на вороном коне скакал и
страшный в бою Тарас Трясило. Его нельзя не узнать даже тем, кто только
слышал об этом казаке с длинной венгерской саблей. А среди гусар были и
такие, которые знали Трясило, вместе с ним ходили в бой за Днестром.
Чарнецкий с первого взгляда узнал Тараса Трясило. Он меньше всего
ожидал встречи с ним здесь, зная по донесениям разведки, что тот
возглавляет пеших и пушкарей и к тому же три дня назад выехал из Киева. От
неожиданности и страха ротмистр чуть было не упал с седла, невольно дернув
поводья, поворачивая коня в сторону. Рукой с карабелей он схватился за
уздечку.
Следом за ротмистром повернули назад и гусары. Только некоторые из них
с дальнего крыла столкнулись с реестровыми казаками Томиленко. Через
мгновение четыре коня уже метались между гусарами и казаками без
всадников. Двое гусар свалились с коней, истекая кровью.
Реестровые казаки и не гнались за гусарами, которых так напугал
Томиленко, неожиданно появившись у них за спиной. Гусары вначале поняли
действия ротмистра как маневр и направили своих разгоряченных коней мимо
казаков. В суматохе они опередили молодого ротмистра, прикрыв его на
мгновение лошадьми, и галопом поскакали на белоцерковскую дорогу.
Томиленко по-своему расценил маневр гусар. Вместо нападения на них с
фланга приходится принимать бои с фронта. Количественное превосходство
гусар не страшило его. Но во время этого неожиданного маневра гусар казаки
оказались под косогором. В эти считанные горькие минуты и зацепили гусары
своим крылом казаков. Они выбили из седла четырех казаков, потеряв лишь
одного своего. Но преимущество стремительного удара с холма на этом и
закончилось. Сам Томиленко повел своих молодцов на врага, молниеносно
сразив двух гусар. Один из них, с рассеченной пополам головой и шлемом,
тут же свалился с лошади. Только перо от шлема закружилось в воздухе.
И как раз в это время на том же холме, с которого напали на казаков
Томиленко гусары, появились лисовчики Ивана Сулимы. Гонец от полковника
Жмайло предупредил их, чтобы они осмотрительно продвигались к Киеву. А
здесь они услыхали шум боя и с ходу включились в него. Сулима первым
ринулся на гусар, сразу поняв, что творится за холмом. Только крикнул:
- Гусары напали на батька Нестора!..
И" полетели головы захваченных врасплох гусар. Сотники гусар хотя и
заметили появление казаков, но уже сделать ничего не могли. Даже удрать не
успели. Неосмотрительные гусары полегли при первой же стычке с казаками.
Трубачи затрубили отбой. Ротмистры указывали им путь к отступлению.
Опытные ротмистры повели гусар в покуда еще открытую, спасительную щель
между двумя колоннами казаков на васильковскую дорогу, на Белую Церковь.
Чарнецкий не мог понять: что же произошло? Когда гусары налетели на
казаков Томиленко, ротмистр оставался на опушке леса. Наблюдая за боем, он
сгоряча рассекал карабелей воздух. Увлекшись, не заметил, как оказался
отрезанным от остальных гусар. А когда увидел отступавших гусар, пришел в
недоумение. У него даже мелькнула мысль, как он накажет подхорунжего
Скшетуского, бежавшего впереди отступающих.
И не успел опомниться, как сотник лисовчиков, подскочивший сбоку, выбил
у него из рук карабелю. Казак уже занес было саблю над головой ротмистра.
- Стой, сотник! Это же Чарнецкий, "пся крев"... Штаны ему, штаны надо
снять! - крикнул Скидан, подлетая с другой стороны.
Из-за страха Чарнецкий не почувствовал боли в руке, из которой выбили
карабелю. Ему даже показалось, что действительно треснули по швам его
гусарские рейтузы. Единственная надежда у него теперь на коня. Он
пришпорил его и понесся, опережая изнуренных казацких коней. Чарнецкий
заметил, как последний из гусар скрылся в придорожном лесу, где они
отдыхали на рассвете.
"Штаны ему, штаны надо снять!.." - до сих пор звучали у него в ушах
слова Скидана, словно стегая его плетью позора.
Наконец издевательские выкрики затихли, прекратилось преследование. О,
Сулиму Чарнецкий хорошо помнит по встрече с ним на чигиринской дороге,
когда в молодости был гусаром у старосты...
- Карабеля моя, гунцвот... карабеля сломалась в поединке с Сулимой! -
неистово крикнул он подхорунжему, поджидавшему его вместе с гонцом от
Конецпольского на опушке леса.
- Приказано немедленно возвращаться в Белую! - перебил его гонец.
- Езус Мария! - только теперь облегченно вздохнул Чарнецкий. - Прошу ни
слова пану гетману об этом несчастливом для нас нападении разбойников, пся
крев!.. Так изменила мне фортуна...
Богдан не получал особого удовольствия от посещения балов у Потоцких.
Бывая в доме вельможи, он не чувствовал себя так же непринужденно, как в
кругу молодого Станислава Потоцкого в Кракове. И он решил больше не ходить
на вечера.
Но дать себе слово было легче, чем сдержать его, будучи в таком
окружении.
Однажды осенью, в обеденную пору, в имение Потоцких приехал сам польный
гетман. Гость высокий и весьма желанный для живущей вдали от Кракова
каменецкой шляхты. Богдана не удивил этот приезд Конецпольского к
Потоцким. Пути гетмана всегда лежат по ветру государственной политики.
Значит, ветер повернул в сторону Днестровского пограничного округа. Гетман
возвращается с Днепра - это было известно Богдану. Ему хотелось
поподробнее разузнать о походе гетмана на Украину, зачем он туда ездил, в
каких местах побывал. Гостил ли он на Украине только со своей гетманской
свитой или же с войском?.. По-видимому, и Станислав Хмелевский приехал
вместе с гетманом, он теперь всегда сопровождает его.
Во время таких размышлений и нашел его на хозяйственном дворе Станислав
Хмелевский с дворецким. Богдан обрадовался другу. Хмелевский заговорил