Алифанов Леонид. Хмельницкий. Книга вторая

Кричевского и совсем юного, похожего на девушку Юрка Лысенко. Пылкий юноша
нагнал полковника еще по дороге из Чигирина. Не послушался Юрко совета
Мартынка и предостережений Мелашки. С юношеской непосредственностью он
поверил Сагайдачному, прельстившись... казацким хлебом и славой.
Езекиил Курцевич добродушно улыбался, наблюдая, как смело ведет себя
молодежь в кругу духовенства. А на замечание Яцка ответил:
- Казак в посольстве, да еще и к самому королю, уже не казак, пан Яцко,
а только посол. Или, может, вам неизвестно, полковник, что Сигизмунд
исключительно, если можно так выразиться, "расположен" к вашему
казачеству?
И тут же рассмеялся, подчеркивая этим, что он согласен с полковником
Яцком, чем окончательно покорил его. Владыка приподнял полы рясы, влезая в
карету и садясь на покрытое ковром сиденье. Следом за ним юркнул в карету
и полковник Яцко Острянин.
Слова святителя развеселили Сагайдачного. Улыбнулся также и Дорошенко.
"Расположение" Сигизмунда было хорошо известно казакам. Он грозился до
последнего человека "истребить это бунтарское казацкое племя!". Но ведь он
король: мысли и дела королей подсудны только богу! Сагайдачный даже
оглянулся: какой бы иконе поклониться и перекреститься, подумав об этом?
Взглянул на свою свиту послов, по-хозяйски поторопил машталеров и, вместо
владыки, сам благословил их в путь. И, садясь в карету, больше для
собственного успокоения, откликнулся на остроту Курцевича:
- Что верно, то верно. До сих пор еще не умудрил господь нашего короля
расположением к православному пароду. Но эта торжественная поездка, -
воскликнул он, выглянув из кареты, - будет зачтена нам как христианский
подвиг! К тому же подвиг полезен не только нам, но и нашим боевым коням.
Не гнать же их в такую даль, да еще по трое подменных коней на каждого!
Яцко услышал эти слова, когда садился в карету вместе с
Курцевичем-Булыгой, давним сторонником казацкой веры и острой политической
борьбы за нее с униатами и королем. Это в какой-то степени облегчало Яцку
длительное путешествие в одной карете с духовником. Было о чем
побеседовать с батюшкой, воспитанником Падуанского университета. Даже
можно и посоветоваться с ним о казацком посольстве. Сейчас развертываются
такие дела, такие бурные события в стране, которыми, кроме религиозных,
придется заниматься ему и с епископской кафедры.
Они ехали в крытой карете только вдвоем. В окна было видно, как оживала
согретая весенним солнышком природа. Но не будешь же все время говорить об
этом, а о делах военных, о состоявшемся Круге в Сухой Дубраве еще до
выезда из Киева все уже было переговорено. Отец Езекиил охотно поддерживал
разговор, который начинал полковник. Яцку уже надоела эта добродетельная
беседа с батюшкой о киевских бубличницах или о подготовке короля к новой
войне с турками, на которую так вдохновенно благословил ксендз Оборницкий,
королевский посол, привезший казакам деньги за их службу.
И они стали делиться впечатлениями о двух молодых казаках, взятых
Сагайдачным в свою свиту из недавнего пополнения оршака. О Стасе
Кричевском, кроме как о его завидной молодости, и сказать было нечего. Но
с восхищением говорили о самом молодом джуре полковника, Юрке Лысенко.
Каким-то угрюмым казался он со своими всегда нахмуренными бровями и словно
враждебным молчанием. Конашевич не нахвалится ловким, сообразительным
казаком, исполнявшим самые сложные его поручения.
- Пан Петр привлекает к себе молодежь, чтобы всегда иметь под рукой
надежных людей, - вслух высказал Яцко свое мнение.
Владыка тут же добавил:
- Сказывают, будто бы молодой джура и своего старшего друга, с которым
воспитывался в Лубнах у Вишневецкого, оставил. А хорошего казака вырастили
монахи Мгарского монастыря! - И вздохнул.
- Знал я и его знаменитого отца, - если владыка помнит Пушкаря. Весь в
отца пошел молодой Мартынко...
- А как же, знаю, хорошо знаю казака Пушкаря. Действительно, отличным
бы полковником стал. И думаю, не пошел бы в кумовья к нашему пану Петру,
как и его сын к нему в джуры! Такого бы следовало уважать умному пану
Петру.
- О чем вы, батюшка?
Священник пристально посмотрел на полковника, их глаза встретились. И
он тут же отвернулся, засмеявшись. Посмотрел в боковое окошко. Яцку
нетрудно было понять, почему так развеселился владыка. Слишком недоверчиво
относилось вольное казачество к шляхтичу из-под Самбора Петру
Сагайдачному. Чрезмерное тяготение воспитанника острожской коллегии к
королю, к его придворным еще в молодости не нравилось свободолюбивому
казаку Острянину. Может быть, кому-нибудь, как, например, старому
завистливому Дорошенко, успехи Конашевича портили настроение, мешали
видеть в нем человека. Сагайдачный не шел, а летел, точно мотылек, на
заманчивый огонек славы, слепо веря доброжелательно относящемуся к нему
королю. Это и помогло ему стать гетманом...
- И погиб Пушкарь, обманутый хитрыми есаулами дипломата-воина
Сагайдачного, - продолжал полковник, сам отвечая на свой вопрос.
- Не сам же Сагайдачный учинил эту расправу? - пытался Курцевич-Булыга
смягчить тяжкое обвинение, брошенное Острянином.
- Очевидно, нет, уважаемый батюшка, - согласился несколько ободренный
такой поддержкой Яцко. - Кто-нибудь еще в те времена не мог бы больше и
искреннее послужить нашему делу единения с русскими братьями.
- Да как-то союзничали, пан полковник! Слыхали, на совете старшин в
Дубраве Петр Одинец докладывал? Вернулся послом от пана Петра к
московскому царю.
- Посольства бывают более ладные...
- Не ладное посольство, говорите? Пускай уже потомки судят о важности и
своевременности такого посольства именно от пана Сагайдачного. Не послал
бы он, так послали бы запорожцы от Бородавки!.. Да и московскому царю, пан
Яцко, не мне бы об этом говорить... за молитвами, как порой и нашему
Конашевичу, некогда заниматься государственными делами. Царь же сам не
принял посольства Одинца, а послал его к дьякам.
- Молитвы царя здесь, батюшка, ни при чем, лишняя спица в колеснице,
как говорят посполитые.
И снова Булыга дружелюбно посмотрел на своего собеседника.
- Лишнюю спицу рачительный хозяин оставляет про запас... Не принял
московский царь наших послов, пренебрег сыновней рукой помощи. Так было,
полковник!
- Не знаю, уважаемый батюшка, что там было, а что приврали. И вам не
следовало бы слишком переоценивать посольство Одинца, - уже с жаром
возразил полковник. - Неизвестно, как бы и мы с вами поступили, будучи на
месте царя державы, которую по наказу Сагайдачного не раз казаки разоряли,
жгли и грабили. А теперь он, как равный к равному и послов, знаете,
посылает... Да не нужно и на троне сидеть, чтобы раскусить своего
недавнего противника, который ломится в закрытую дверь! Вон и сейчас...
пан Петр не менее ревностный слуга польского короля!
- Погодите, полковник Яцко. Не мы ли с вами вместе с Сагайдачным едем с
посольством к королю?.. Что-то вы не посольским языком заговорили. Теперь
мне понятно, почему с таким единодушием, выдвигали вас в это посольство
старшины в Сухой Дубраве на Кругу низовиков!.. Да хватит уже об этом.
Триста золотых дукатов привез Одинец казакам от царя, подарки, доброе
слово монарха! Не затмит ли это... ошибки молодого Сагайдачного?
- Боль, причиняемая раненому, никогда не забывается! Она, как оспа, на
всю жизнь оставляет следы!
- Да не горячитесь, пан Яцко, что это с вами? Тогда проводилась одна
политика, а сейчас совсем другая, - убеждал владыка больше самого себя.
Где-то в глубине души соглашался с ним, но все же спорил.
- Политика одна и та же: к королю Сигизмунду, как подданные, почти с
повинной, точно к султану, едем!
- Почему же к султану... Даров не везем! - засмеялся Булыга.
Засмеялся и полковник Яцко. Острота священника сказала ему больше, чем
горячая дискуссия. Даров королю они не везли, это верно. Но везут души
украинского народа. Искренние души и согласие воевать за спокойствие
престола Ягеллонов, выпрашивая для себя... лишь право молиться так, как
молились их отцы и деды. А разрешит ли иезуит, не были уверены. Почему же
в Москву посылали сотника Одинца, а не полковника, уважаемого всем
украинским народом? Да и послали только с обещанием помочь Московии
разбить татар и турок. Помочь, а не заключить братский союз!..

20

Послы украинского казачества во время утомительной двухнедельной
поездки в Варшаву не заметили даже наступления весны. Да и королевская
Варшава не по-весеннему встретила их. Только одному Сагайдачному казалась
она и приветливой, и по-летнему теплой. Радушно встреченный королевичем
Владиславом, он забыл и о цели своего приезда в столицу Польши, оставив
полковников одних на посольском подворье. Петру Сагайдачному и
новоявленному епископу Езекиилу Курцевичу устроили пышный прием во дворце
короля Сигизмунда III.
Король благосклонно разрешил присутствовать при этом еще двум
полковникам. Он недолюбливал "схизматское племя". Правда, владыке даже
милостиво разрешил поцеловать свою монаршую руку. И на прощанье, после
краткого разговора, "весьма соблаговолил" изречь:
- Я очень рад видеть вас, преподобный отче, в сане архиепископа
схизматиков. Передайте и другим, чтобы поступали так же. Они тоже могут
рассчитывать на нашу королевскую милость...
Королю трудно было говорить на польском языке, потому что родным языком
был ему немецкий. Курцевич-Булыга перешел на латинский и этим облегчил
дальнейшую беседу с королем Речи Посполитой.
Сагайдачный воспринял это как большую милость короля. Особенно ему по
душе пришлись теплые беседы с королевичем Владиславом, им было о чем
вспомнить - хотя бы о неоднократных походах на Россию, о разорении Москвы.
Охотно помогал Владиславу своими советами, как лучше подготовиться к
походу на Днестр, к войне с Турцией. У Сагайдачного, признанного знатока
военного дела, многое мог позаимствовать Владислав!..
Но простых жителей Варшавы мало интересовало посольство казаков.
Вначале владыка Курцевич-Булыга сопровождал Сагайдачного на приемах в
королевском дворце и во время визитов к знатным вельможам Польши. Потом,
удостоенный такой королевской милости, епископ с головой ушел в свои
религиозные дела, завязывая знакомства с духовенством Варшавы.
А что должны были делать полковники, предоставленные самим себе?
Стараясь не попадаться на глаза охране и людям, они любовались Вислой.
Неловко чувствовали они себя при встречах с Сагайдачным. Не радовали их и
восхищенные рассказы полковника о частых посещениях короля и окружавших
его иезуитов.
Пожилой уже полковник Дорошенко возмущался утомительным бездельем в
посольстве. Сравнительно молодой, но уже не раз ездивший с посольством
пылкий Острянин горячо поддерживал своего товарища. И полковники не
захотели сидеть сложа руки в посольских покоях.
- Чего нам тут сидеть, пан Петр, - чуть ли не закричал, обычно
поддерживавший во всем Сагайдачного Дорошенко. - Там земля горит под
ногами казаков, а мы, их полковники... протираем штаны и локти на скамьях
королевских задворок, торчим как пни здесь. Говорю же я тебе, пан Яцко,
уедем скорее туда, где мы нужнее, где нас ждут!
- Правду говоришь, полковник Дорошенко. С казацкими полками при таком
наплыве пришлых людей один Бородавка не справится. Неизвестно, что еще нам
будет за нападение на Белую Церковь и усмирение евреев, глумившихся над
образом Спасителя. Да и вспыльчивого полковника Мосиенко вместе с
ирклеевцами, очевидно, уже отправили в поход на Царьград, чтобы
потревожить султана, сбить его с толку, расстроить военные планы. Могут
напороться... А мы здесь стельки сушим. Поедем, поможем им!
Для приличия Сагайдачный стал уговаривать их, однако легко и соглашался
с ними. Для въезда в королевский дворец нужны были и полковники. Теперь
все позади. Король желает только с ним, Петром Сагайдачным, завершать
посольские дела, сведенные в конце концов лишь к переговорам о выступлении
казаков против Турции под началом польного гетмана. Поджидает Ходкевич
казаков во Львове, чувствуя себя там как на пылающем костре разгоревшейся
войны. Ведь молодой султан мечтает о большой виктории! Даже свой
мусульманский рамазан в походе празднует где-то в низовьях Дуная.
И полковники поскакали верхом на конях из Варшавы, словно удирая от
преступления, из посольских покоев! Будто и не ехали сюда в скрипучих
каретах. Даже и ночевали в лесах на приволье. А вокруг них зеленели поля,
расцветали голубые цикории, возвышались над травами роскошные стебли
донника.
За Фастовом начало ласково припекать солнышко, поторапливая
полковников, и без этого спешивших к казацкой армаде, находившейся в
походе в Молдавии. Ведь молдавские земли не ближний свет, за Днестром!
Покуда доберешься туда, не одни подошвы сотрешь. А еще и воевать надо...
- Говорил наш гетман Бородавка: хоть и в ад пойду с таким войском... -
от скуки промолвил полковник Яцко Острянин, снимая шапку. Они уже шли по
свежим следам отважных, неудержимых казаков.
- В ад, может, и попадет пан Яков, недальновидный и слишком горячий
человек. Видите вон пожарище в имении сторонника иезуитов... - тяжело
вздохнув, сказал полковник Дорошенко. - Конашевич, прощаясь, советовал мне
возглавить реестровых казаков, чтобы Бородавка мог собрать рассеянные по
лесам и степям полки запорожцев. Ирклеевцы пошли к морю, чтобы отвлечь
силы турок. По пути в Царьград могут нарваться они на мощные заслоны,
погубят целый полк! Да и самого Бородавку не так-то легко теперь найти в
этих лесах.
- По пожарищам найду! - коротко ответил Яцко.
А пожарища и в самом деле говорили о шумном и грозном походе. Сорок
тысяч! Каждый четвертый на коне. Такую ватагу нужно накормить, снабдить
возами, пушками, порохом, поневоле рассеешься по широким просторам
Приднестровья в поисках постоя!
- А я, будучи на месте Бородавки, пошел бы прямо на орды Османа или
сначала заманил бы турок на эти пожарища, пустоши... - вслух размышлял
Дорошенко.
- Чтобы потом незаметно выйти из леса и ударить до голодной орде! -
поддержал его Яцко Острянин.
Увлекшись, полковники представляли себя на месте наказного атамана
Бородавки. Конечно, такой сорокатысячной армаде можно бы и подразнить
врага, распыляя его силы. А потом напасть на турок где-нибудь за Днестром,
сбить с них спесь, отбить охоту праздновать рамазан в походе. Осман
вынужден будет растягивать войска, ослаблять ударный кулак. А если он
узнает, что войска Ходкевича сосредоточены в одном месте, то может
окружить их и задушить, как удав, своей трехсоттысячной ордой... Умному
гетману следовало бы и это учитывать, отвлекая сильную конницу врага на
свой южный фланг.

21

Казаки действительно уже воюют где-то за Днестром. По пути их
продвижения раздаются и вопли шляхты в имениях, которые она самовольно
захватила, чтобы закрепиться на новых пограничных просторах украинской
земли.
- Прошли уже проклятые казаки или промышляют набегами на имения
шляхтичей? - нервничал старый гетман Ходкевич, выслушивая донесения
разведчиков и связных. Поэтому и решил направить одного из довереннейших
православных шляхтичей, пана Киселя, разыскать и как можно быстрее
привезти Сагайдачного.
- Пан Адам должен понять наконец, что королевским войскам Речи
Посполитой нужен Сагайдачный с казаками! Да, да, пан Адам, нужен именно
полковник Сагайдачный, как наказной казацких войск! Понял, пан Адам?
- Конечно, вшистко зрозумялем, уважаемый пан Иероним! Разумеется! Сию
минуту лечу навстречу полковнику.
- Наказного, прошу, наказного Сагайдачного!
- Но ведь Бородавка... - настаивал Кисель.
- У пана Киселя в мозгу бородавка растет! Надеюсь, пан Адам понимает,
что речь идет о страшной войне с басурманами? - захлебываясь, говорил
страдающий одышкой Ходкевич, убеждая своего верного холуя из православных
украинцев.
И где-то в конце лета, в Киеве, Кисель все-таки добился встречи с
Петром Сагайдачным. Уходило жаркое знойное лето, приближалась осень,
напоминавшая о второй годовщине со дня поражения Жолкевского. Богатый и
еще не оправившийся после этого похода за Днестр край, в котором вырастали
словно грибы хутора шляхты, казалось, притаился, узнав о новой войне, о
новых набегах вражеской конницы, опустошавшей земли Украины. Даже птицы и
звери, извечные хозяева лесов, неохотно возвращались в свои старые гнезда.
С юга и с запада ветер приносил тревогу и печаль.
А с востока, с казацкого края, даже ворон не приносит никакой весточки.
Где находятся казацкие войска Бородавки, по каким дорогам движутся они на
соединение с королевскими войсками?
- Тревожит пана Ходкевича ваш наказной. Надо было бы вам, пан Петр,
возглавить полки реестровых казаков!
- А где же посполитое рушение, где шляхтичи Корецкие, Любомирские,
сенатор Журавинский и эти тайные надсмотрщики, паны Лесновский и Собеский?
У них же там столько сил, пан Адам! - вспылил утомленный и задетый такой
настойчивостью Сагайдачный.
- Войска, конечно, идут... Пану Ходкевичу есть на что опереться своей
гетманской булавой. Очевидно, и королевич... - как всегда извивался вьюном
льстивый Адам.
Это почувствовал, а вскоре и полностью осознал Сагайдачный. Да и
гневаться ему на бдительность Ходкевича тоже не следует. Гетман - опытный
полководец!
- Говорил мне на прощанье его милость королевич Владислав, - вдруг
похвастался Конашевич, - что он рад моему возвращению к войскам. Что-то
намудрил Бородавка, растянув сорокатысячное войско по всей
Надднестровщине.
- Именно это и тревожит пана гетмана. Пан Петр, очевидно, помнит, как
еще на совете в Сухой Дубраве Бородавка предлагал левобережным
полковникам, кропивянцам и переяславцам, чуть ли не оседлать все устье
Днестра! Тринадцать чаек с ирклеевцами даже в море вышли, чтобы не
сосредоточивался, мол, хвастливый Осман со своей армадой только против
войск Ходкевича в молдавских степях.
- Старая казацкая стратегия, пан Адам, узнаю! Но вы правы, войной
руководит опытнейший ливонский победитель. А казаков так и тянет это
предательское море! Но они и здесь очень нужны пану Ходкевичу!..
Кисель искренне пытался разобраться в сложных, путаных взлетах мысли
Сагайдачного. Одобряет ли он эту казацкую стратегию или осуждает? Давняя и
хорошо известная Киселю манера Сагайдачного скрывать истинные намерения за
красивыми словами.
- Что могу сказать пану Петру... С нетерпением ждем прибытия
десятитысячной армады шляхты во главе с королевичем Владиславом! Пан
польный гетман назначил мне встречу на берегу Днестра. Но я вынужден был
ждать вас здесь.
Из слов Адама становилось ясно, что сейчас у него единственное желание:
как можно скорее отправиться с Петром Сагайдачным к старому гетману. Эта
важная миссия тяжким бременем лежала на совести шляхтича Адама Киселя. И
он, точно неся крест на Голгофу, старался как можно скорее доставить
Сагайдачного в стан польного гетмана. Езда в седле казалась ему не только
испытанием его преданности гетману, но и наказанием за какие-то грехи.
- А молодую жену, пани Анну-Алоизу, тоже прихватил с собой старый граф
Шкловский и Быховский, как иногда любит хвастливо называть себя гетман
Ходкевич, подчеркивая свою знатность. Как бы не воспользовался его
отсутствием удалой молодец Кривонос...
- Осталась дома, пан Петр, - дружески улыбнулся Кисель, зная слабость
полковника к молодым женщинам. - Но осталась под неусыпным надзором
блаженных сестер ордена. Заезжать к ней вам не советую.
"Не приведи господи, еще вздумает заехать", - с испугом подумал Кисель.
Тогда недели на три, а то и на четыре оттянется его приезд к войскам.
Кисель рассчитывал этими словами вывести Сагайдачного из задумчивости,
развеселить, к тому же как-то замаскировать собачью слежку за ним, которую
он вел по поручению Ходкевича. Для разрозненных войск Речи Посполитой
наступали трудные дни. Да и не известны еще ни планы, ни намерения
правительств Запада: поддержат ли они их войну с турками?..
Польские шляхтичи, вместо того чтобы вербовать жолнеров и создавать
отряды, в большинстве своем откупались от этой обязанности деньгами. А о
посполитом рушении упоминалось только во время богослужений и в проповедях
отцов церкви.
Наконец-то в погожий августовский день, под вечер, Сагайдачный прибыл в
лагерь Ходкевича. Усердие и настойчивость Адама Киселя сказались и на
полковнике. А приезд Сагайдачного был двойной радостью для старого
гетмана. Полковник привез весть о выступлении в поход десятитысячной армии
королевича Владислава. И главное - Сагайдачный передал требование короля,
чтобы он, как опытный в борьбе с турками и крымчаками полководец,
возглавил украинские войска!
- Его милость королевич Владислав присутствовал на совете у короля.
Очевидно, подтвердит сказанное на этом вдохновенном божьим провидением
совете, - убеждал Ходкевича полковник Сагайдачный.
- Да я, как гетман, давно мечтаю об этом! Сорок тысяч казаков где-то
болтаются на Поднестровье. А турки страшной тучей движутся на нас, выводя
из равновесия не только жолнеров, но и выдающихся полководцев Речи
Посполитой. Пану наказному надо немедленно отправиться к этому скопищу
казаков, взять их в свои руки и вести на соединение с нами! Не велика
беда, если какой-нибудь отряд кантемировских голомозых прорвется в
приднепровские степи, разорит хутор этого быдла, возьмет в плен
неосмотрительных... Зато здесь мы создадим такой вооруженный кулак,
который охладит пыл Османа. Я хорошо знаю, на что способны казаки под
началом хорошего полководца.
Знал это и Сагайдачный. Именно казацкая храбрость и мужество возвысили
его. Если уж говорить о своих симпатиях и устремлениях, то, возможно,
променял бы королевскую ласку на казацкую славу в боях!
- Пусть простит всеблагая троица грешные помышления смертного раба:
только наша православная вера да благие помыслы о всепрощении загробном
удерживают раба твоего Петра в благостном послушании власти предержащей
земного наместника - короля...
И вот утром, в сопровождении нескольких сот отборных гусар и донцов
Петр Сагайдачный, как наказной гетман, отправился искать Бородавку и свою
славу.

22

- Не буду я объединять казацкие полки с шляхетским сбродом Ходкевича! -
категорически и не совсем учтиво возражал Бородавка полковнику Дорошенко.
- Для этого мы должны оголить наше левое крыло на юге и дать возможность
ордам Кантемира беспрепятственно грабить украинские села. Да и не совсем
понятно мне, почему это Ходкевич так стремится прибрать к своим рукам
казачьи войска. Чтобы нами откупиться от Османа? Ведь и войну эту молодой
султан затеял для того, чтобы уничтожить казачество и наших людей, живущих
вдоль Днепра. Нам это хорошо известно, и... не верим панам-ляхам!
Этим, разумеется, дело не кончилось.
Как только Дорошенко разыскал рассеянные по лесам и дебрям вдоль
Днестра отряды Бородавки, он изо всех сил стал добиваться сближения их,
если не соединения с войсками польного гетмана, который с таким
нетерпением ждал этого. В душе Ходкевича стали зарождаться сомнения,
переходящие в недоверие и ненависть к украинскому народу. Опираясь только
на наемные немецкие войска, без сорокатысячной казацкой армады, кампании
не начнешь. Ходкевич хорошо знал цену вооруженным казакам и с нетерпением
ждал хотя бы весточки от них.
Еще будучи в Киеве, казацкие полковники понимали, что им придется
столкнуться с подобными настроениями и разговорами. Неспроста тогда Яцко в
ответ на слова Дорошенко только пожал плечами.
- Так или иначе, а нашему Бородавке воевать придется, - успокаивал Яцко
Дорошенко еще во время поездки их в Варшаву. - Может, придется
побеспокоить и пограничную шляхту. Зажирела она там, отказывает в постое.
- Не только о постое думает казак в походе... Настоящие латифундии
построили на нашей украинской земле. Но шляхтичи не только готовили ярмо
для народа, а и накапливали арсеналы оружия. Очевидно, пушки отнимал у них
пан Яков. Конечно, живность тоже нужна...
- Вот и я говорю - оружие. А это чертово зелье - девчата и молодухи,
точно ясырь, к рукам казаков липнут... Это наша погибель, побей их сила
божья! За тысячи миль пробиваются казаки к Днестру, отягощенные оружием...
Вот так рассуждая да волнуясь, и отыскали полковники Бородавку во время
медленного марша его войск вдоль Днестра. Казацкие полки растянулись
далеко на юг. Подвижные ватаги молодого султана неминуемо наталкивались на
казацкие дозоры, вступая в бои с отдельными отрядами Бородавки.
Силистрийский паша Гусейн по приказу султана оторвался с отрядом от
своей армии и бросился к Дунаю, чтобы помешать запорожцам Бородавки
соединиться с войсками Ходкевича. Недальновидный паша вступил в бой с
казаками полковника Гордиенко. Ожесточенная схватка закончилась полным
разгромом турок. В бою полегли все турецкие воины и их паша Гусейн.
Занятые этим сражением, казаки еще медленнее продвигались на соединение с
войсками польного гетмана.
Совет казацких старшин сломил упрямство гетмана и поручил полковнику
Яцку заняться подтягиванием войск, растянувшихся вдоль Днестра, к
движущейся впереди коннице. И одновременно продолжать разведывательные бои
с турками!
- Все равно, панове старшины, я, как наказной, не поведу казацкие полки