Алифанов Леонид. Хмельницкий. Книга вторая

султан захотел напомнить новому польскому королю, что Речь Посполитая
является турецким данником?
- Сулима все-таки насолил туркам! Султан подтягивает свои войска к
молдавским границам. Во главе войск поставил софийского беглер-бека
Аббас-пашу. Очевидно, для участия в торжественной коронации Владислава? -
шутил Богдан, разговаривая с чигиринцами.
"Пора проучить варшавских изменников!" - грозился султан, отправляя
войска Аббас-паши на Приднестровье.
Навстречу войскам Аббас-паши отправился из Кракова коронный гетман
Конецпольский. Перед этим он послал гонцов к своим старостам на Украине,
чтобы они ускорили снаряжение казаков.
Софийский беглер-бек Аббас-паша, не успевший задержать в Болгарии
полковника Сулиму с войсками, двинул свою орду на украинские земли вдоль
Днестра. Под угрозой оказался и Каменец. В связи с этим, по приказу
полковника Адамовича, Богдан Хмельницкий выехал с полком чигиринских
казаков в район Каменца.
Чигиринский полковник Адамович не хотел отставать от других реестровых
полковников, которые уже отправили своих казаков под Смоленск, в помощь
молодому королю Владиславу.
Сопровождать же этот сборный полк во главе с Юхимом Бедой полковник
Адамович и поручил Богдану Хмельницкому.
- Вот вам, пан писарь, и представляется удобный случаи поговорить с
коронным гетманом, - сказал полковник.
Казакам, в свою очередь, представилась возможность доказать свою
доблесть на поле боя.
Давно исключенный из реестра каневского полка за глумление над киевским
воеводой во время боя на болоте у Куруковских озер, сотник Беда не очень
огорчался. Хотя из реестра его и исключили, но среди старшин и казаков он
пользовался большим уважением. Сотника считали опытным и смелым
командиром. А для военного похода на Дунай - лучшего не найдешь!
- Не разгневается ли коронный гетман, узнав сотника? Может, не Бедой,
а, скажем, Лихом назвать его?.. - озабоченно говорил чигиринский полковник
Адамович.
- Если понадобится, я сам поговорю с коронным гетманом! - решительно
сказал Богдан, беря под защиту бойкого и сметливого старшину. Фамилию Беде
не пришлось менять.

10

Богдан был писарем Чигиринского полка, а не этого сборного. Но до
самого Каменца фактически вел его как старшой. Да и полком не называли
этот отряд добровольцев, чтобы не пугать шляхтичей присвоением Беде звания
полковника. Каждый казак в отряде знал, что до Каменца старшим у них
является чигиринский писарь Богдан Хмельницкий.
Именно пользуясь этим правом, он и посоветовал Юхиму Беде взять
помощником казака лубенского полка Мартына Пушкаренно.
- Лучшего помощника не найти! - говорил Богдан. К тому же этим он
угождал и полковнику Адамовичу, беря помощником командира не случайного
воина, а своего казака.
Писарем сборного полка Богдан предложил назначить Ивана Богуна. Только
Филона Джеджалия отстояла Лукерия, оставив его, единственного мужчину,
хозяйничать на хуторе.
Богдан снарядил для Ивана лучшего коня на хуторе. Отдал он Ивану и свой
самопал, не пожалев ни пороха, ни пуль. А Лукерия отдала сыну саблю,
принадлежавшую когда-то Наливайко.
- Будешь сечь голомозых, вспоминай о своей матери, Ивасик! -
приговаривала она. Казалось, что она сама взяла бы саблю и пошла воевать с
этими людоловами, которые причинили ей столько горя. Филон не скрывал
зависти, видя, как мать провожает Ивана в первый боевой поход...
По дороге от Чигирина до Днестра казаки узнали, что орда буджацких
татар и передовые отряды мультянцев пересекли реку и стали опустошать
хутора, уводя в неволю людей. Более сильные и ловкие убегали, разнося
тревожную весть по степям и лесным дорогам.
Гетман Конецпольский спешил с войском навстречу врагу, каждый день
посылая гонцов к старостам и полковникам, требуя подкреплений. Гонец и
встретил чигиринцев как первую помощь с Днепра.
- Коронный гетман будет рад! - сказал гонец. - Потому что без казаков,
говорит, тя-яжело до-обиться по-обеды.
Отряд чигиринцев должен был встретиться с гетманом недалеко от Каменца.
И Богдан вспомнил о своем разговоре с Конецпольским в беседке роскошного
сада Потоцких на крутом берегу Днестра. Это было давно, но все-таки
разговор волновал его и теперь.
От доставленного рейтарами "языка" гетман узнал, что летом возле моря
прошел, направляясь в Италию, Сулима с двухтысячным отрядом казаков.
Под Каменцем Конецпольского уже поджидали жолнерские части. Там он
узнал, что первый казацкий полк чигиринцев идет на помощь. Коронный гетман
и не мыслил начинать войну с турками без украинских казаков.
Прибывших казаков коронный гетман встретил с подчеркнутым вниманием,
обещал лично встретиться с чигиринскими казаками, а с молодыми старшинами
любезно поздоровался за руку. Ведь они - цвет храбрых украинских воинов!
Он дольше, чем других, задержал руку Богдана, окидывая взглядом
мужественную фигуру, словно сравнивал его с собой. "Силе и ловкости этого
стройного казацкого старшины, - думал он, - мог бы позавидовать любой
командир польского войска".
- Мне о-остается только восхищаться паном Хме-ельницким! - торжественно
произнес он, похвалив молодых старшин казацкого полка, подобранных
Богданом.
Конецпольский не скрывал своей радости от встречи с Богданом. Он
встретил Богдана как равного себе, как знатного шляхтича, расстроив этим
все планы намеченного Богданом нелицеприятного разговора с гетманом. То,
что Конецпольский нисколько не удивился появлению здесь сотника Беды,
свидетельствовало о том, что гетману крайне необходимы хорошие воины и что
он умеет ценить воинскую доблесть казацких старшин. Ведь он с ними должен
переправиться через Днестр, а это не на охоту! Не зря назначен
беглер-беком в Софию Аббас-паша Эрзерумский. Коронному гетману приходится
заискивать перед казацкими старшинами. Именно тут, на Днестре, ему больше
всего нужны такие старшины, как Беда!
О неприятном инциденте на Куруковском озере гетман даже не вспоминал.
Сейчас ему было не до этого: Аббас-паша следом за ордами татар грозно
продвигался к Днестру. Турецкие отряды Аббас-паши, взбешенные тем, что у
них в тылу проскочили казаки Сулимы, вымещали свою злобу на украинских
людях, живших за Днестром.

11

Отрядам Сулимы приходилось вступать в бой с турками и далеко за
пределами Болгарии, на границе с Италией, в тылу основных враждующих
сторон в Балканской войне. Бои эти были случайные, они возникали
неожиданно, как вихрь, и быстро прекращались. Турки сразу чувствовали, что
имеют дело с казаками. С ними приходилось им сталкиваться и на Дунае, где
воевали лисовчики Стройновского. Казаков Сулимы турки принимали за
действующий отряд австрийского цесаря и немедленно отходили, не
препятствуя их продвижению на запад.
А Сулима с казаками не спешил, словно притормаживал время. Он сохранял
силы. Да и стоило ли растрачивать их здесь?
Кое-кто из молодых старшин спрашивал:
- Зачем нам эти итальянские земли?
- Да не земли нам нужны, - убеждал Сулима других... Но был ли он сам
уверен в том, что это так, трудно сказать. Понимал: медальон папы сделал
бы его союзником итальянских войск, а значит - врагом испанских!
Вооруженные нападения войск австрийского цесаря на придунайские страны
давно уже превратились в большую Европейскую войну. Украинцам нечего было
делать ни с цесарем Австрии, ни со шведским королем, ни с французскими и
испанскими захватчиками, которые зарятся на чешские придунайские земли.
Вот поэтому Сулиму и его казаков беспокоили только турки. Зачем
голомозые лезут в эту драку европейских правителей из-за господства в
Европе?
- Получается, что и дальше продвигаемся только ради казацкого хлеба,
воюя с турками! - роптали старшины и казаки Сулимы.
- Бои, бои... Разве они нужны нам?.. Нам бы только Кривоноса разыскать,
а потом сразу повернули бы к морю. А попробуй найди его в такой заварухе,
- говорил, словно советуясь с самим собой, Сулима.
- Корм коням и харчи казакам всегда нужны. Почему бы и не напасть нам
на голомозых? Такие у них кони! И зачем они прутся на чужие земли? -
поддерживали полковника молодые старшины, которые впервые отправились в
такой далекий поход.
- Верно. Всех до единого казака мы уже посадили на лучших янычарских
коней. Что и говорить... - поддакивали казаки.
- Не один черт, где бить голомозых, пан полковник! - воскликнул
Золотаренко, поддерживая полковника.
Вдруг громкий хохот донесся из-за холма, и тут же показался отряд
казачьей разведки во главе с Карпом Полторалиха. А где Карпо, там всегда
смех и шутки.
Сулима обернулся, ища глазами Карпа. Его нетрудно было узнать по
громкому разговору и обнаженной голове - он даже зимой ходил без шапки.
- Эй, казаче! Не случилось ли что? - спросил издалека.
- Конечно, случилось, пан полковник! - отозвался Карпо, пробиваясь
сквозь толпу казаков. - В этот раз, батько Иван, самого Карпа ведут как на
веревке. Друзья болгары с жалобой или с предупреждением спешат к нам.
Что-то про турков... Подавай им старшого, да и только, словно дозорные за
пазухой его носят.
Только теперь увидели казаки, что Карпо шел в окружении не то
итальянских, не то французских воинов. По их внешнему виду можно было
судить, что они давно не воюют: все безоружные, опустившиеся, заросшие. И
трудно было определить, сколько им лет. Только передний казался моложе
других. Неужели они искали именно их, запорожских казаков?
- Вот вам и наш старшой, панове братушки, - показал Карпо на Сулиму.
- Драги приятелю!.. На драго сердце ми е да гледам това народната сила!
[Друзья!.. Сердечно рад видеть такую народную силу! (болг.)] - произнес
самый младший из них. Он остановился и показал рукой на собравшихся в лесу
казаков. Потом низко поклонился Сулиме и отрекомендовался: - Доктор на
богословието и канонического право, болгарски човек Петир Парчевич!..
- Даже страшно... - шепнул Карпо старшине Ивану Золотаренко.
Его услышали некоторые казаки и засмеялись. Услышал и Парчевич и
расценил это как дружескую шутку.
- Кой то се бои от врабци, да не сее проса! [Бояться воробьев - не надо
сеять проса! (болг.)] - дружеским тоном сказал он, обращаясь к Карпу. И
казаки поддержали его дружным смехом.
Молодой болгарин Петр Парчевич не нуждался больше ни в каких
рекомендациях в этом кругу настоящих друзей. Сулима поздоровался со всеми
его товарищами, которые пришли сюда, ища поддержки или помощи.
Гостей посадили на бревна напротив Сулимы со старшинами. Казаки не
впервые принимают болгар. Когда казаки продвигались по берегу моря, к ним
не раз приходили болгары предупредить, что янычары намереваются преградить
путь казакам, потопить лодки на речных переправах. Сулима и старшины
решили, что и эти пришли предупредить их о какой-то новой угрозе со
стороны турок.
- Наш народ до сих пор поет песни о русских воинах, которые
давным-давно, еще во время царствования Асана Второго, помогли ему
отвоевать престол болгарского царства. Мы ждем, что воины с Волги и Днепра
снова придут и освободят болгар от турецкого ярма.
- Да, казаки не на жизнь, а на смерть воюют с голомозыми! - сказал
кто-то из старшин.
Молодой доктор богословия и канонического права только вздохнул,
взглянув на старшину.
- Поэтому мы и не поддерживаем войну на Балканах. Мы только понемногу
портим кровь туркам, - сказал Сулима под одобрительный смех казаков.
- Наши люди снова должны подняться против турок! Но кому-то надо
разбудить их, воодушевить и возглавить! А кто у нас осмелится на такое?
Болгары никак не могут очнуться после разгрома восстания турецкими
войсками. А ваши казаки... О, мы хорошо знаем их по партизанской борьбе в
Италии.
- В Италии?.. О ком вы говорите? - встревожился Сулима, догадываясь, на
что намекает Парчевич.
- О лисовчиках Кривоноса, об украинских казаках, которые сражались в
Италии! - спокойно произнес Парчевич.
Сулима вскочил, следом за ним поднялись с бревен казаки и старшины.
- Вы знаете нашего Кривоноса? - приблизился Сулима к Парчевичу и,
схватив его за обе полы мундира, потянул к себе. Тот даже растерялся...
- Так мы же вместе... протаптывали горные тропы в Италии, вместе
боролись за свободу и справедливость. Но это было давно. Храбрый казак
Кривонос ушел из Италии, - словно оправдываясь, продолжал Парчевич.
- Ушел из Италии? А куда? Ведь Кривонос - наш друг! К нему на помощь и
идем мы в Италию... - наконец объяснил Сулима, только сейчас поняв и сам,
куда и зачем идет он с казаками.
- Кривонос ваш друг? Но и наш! - оживился болгарин.
Казаки попросили Парчевича рассказать им все, что ему было известно о
Кривоносе и его друзьях. Но больше того, что отряд казаков во главе со
своим атаманом Кривоносом несколько лет партизанил вместе с болгарами,
итальянцами, испанцами и даже с изгнанными из своей страны турками в горах
и лесах Италии, - Парчевич не знал.
- Восстание было жестоко подавлено испанскими правительственными
войсками. Вдохновителя восставшего народа Кампанеллу с трудом удалось
спасти французским друзьям. А куда деваться партизанам, особенно
чужеземцам? И разбрелись они кто куда, как и мы. Вот крадемся на родную
землю, - все так же спокойно говорил Парчевич. И, спохватившись, добавил:
- Правда, двое моих друзей снова хотят вернуться в отряд...
- Не тяни, браток, жилы! Убежал Кривонос или нет? - торопил Юрко
Лысенко, особенно интересовавшийся Кривоносом.
- Пошел Кривонос в наемные войска французов, поддавшись на уговоры...
папского нунция Мазарини, любимца папы Урбана. Уж очень этот нунций любит
Францию... А ваш Кривонос будто бы его старый... приятель! - улыбнулся
Парчевич, вспомнив, что еще не рассказал самого интересного о "дружбе"
партизана Кривоноса с сицилийским дворянином Мазарини.
- Ежели Мазарини любимец папы, так какой же он, черт возьми, друг
Кривоноса? - допытывался Богун.
- Что же, бывают чудеса! Ведь папа Урбан уважал и Кампанеллу, считал
себя другом Галилея!..
- А кто такой Галилей? Наверно, такой же папа? - не утерпел Вовгур.
Болгары переглянулись.
- Галилей самый крупный ученый на земле. Но бог с ним с Галилеем,
братья! Кривонос пошел за Кампанеллой во Францию. Воины и там нужны... А
мы завернули сюда, чтоб предупредить вас, братья. Беглер-бек Аббас-паша
помирился с поляками и ведет свою грозную армию с Днестра на Дунай. Он
грозится уничтожить весь ваш отряд!
- Так, может, и нам повернуть следом за Кривоносом! Смогли бы вы
показать нам дорогу к нему? Ведь говорите, что двое из вас хотят
направиться туда? - вмешался Юрко Вовгур.
- Да, двое наших собираются разыскать Кривоноса.
- И я с вами, братцы! - воскликнул Юрко Вовгур.

12

Теперь выбирай, атаман, какие пути безопаснее: на чайки и в море или
немедленно отправляться за Дунай, к австрийскому цесарю? Болгарские друзья
сообщили Сулиме о поражении войск паши на Днестре. Молодой турецкий султан
в гневе повелел повернуть войска и истребить до единого казаков,
прорвавшихся во владения правоверного султана.
- Аллах повелевает устами падишаха, - сообщали гонцы, - немедленно
очистить придунайские земли от неверных гяуров этого злейшего
шайтана-запорожца, богопротивного Сулимана!
Атаман засмеялся, услышав, как исказили мусульмане его имя. Но им
овладела и тревога: ведь он привел сюда не подвижной, небольшой отряд, а
более тысячи казаков!
После встречи с болгарскими патриотами Сулима сразу же повернул свои
войска к болгарскому побережью Черного моря.
- Два года побродили по свету, хватит! Пора и домой возвращаться.
- Так Аббас, сказывают, уже и Дунай перешел возле Килии! Хватит ли у
нас сил отбиться в случае столкновения с его ордой? - тревожились
ближайшие друзья Сулимы.
- Не на суда же посадит Аббас тридцатитысячную орду! Этот пес
обязательно пройдет со своей оравой по равнине между морем и Дунаем. Для
этого чайки ему не нужны, да и безопаснее, чем на море!.. А нас горсть в
сравнении с его ордой. Да и чайка для казака - словно колыбель матери.
- Намытарились, что и говорить! Хотим на море, батько Иван, -
поддерживали Сулиму и молодые казаки. - Давай наказ!
- Наказ, друзья мои, будет один: не щадя коней, скакать как можно
быстрее к морю! Захватите все суда на берегу.
- А как же кони? Кони для казака - его жизнь! - зашумели казаки.
- Да черт с ними, с конями! Оставим болгарам, ежели уцелеют после такой
бешеной скачки. Все, что окажется лишним, придется сжечь. Сами видите, что
армада озверелых турок уже спешит сюда. Успеть бы и нам!..
До ближайшего болгарского берега казаки Сулимы добрались только спустя
две недели. Временами им приходилось вступать в бои с турками, снова
возвращаться к Дунаю.
Казаки с радостью встретили море, потому что в него впадали и воды
Славутича-Днепра. Но бурлящее море было безграничным и бездонным. Его не
перепрыгнешь, как ручеек. Казак без чайки на море, как и без коня в
походе, если не воронью в степи, то хищным рыбам на съедение достанется...
- Лето, братцы мои, вода как парное молоко! - восхищенно воскликнул
Карпо, первым добравшись с разведкой к морю.
- Айда искать челны, панове казаки! - приказывал Сулима, хотя хорошо
понимал, как трудно раздобыть их в чужом, опустошенном турками краю. Это
не Запорожье с его столетними вербами, где каждая из них, можно сказать,
челн.
- Позволь мне, атаман, вместе с другими желающими пробиться за Дунай, к
лисовчикам Стройновского! Ведь на всех челнов все равно не хватит?
Иван Сулима вздрогнул от неожиданного предложения Золотаренко.
- Что это ты вздумал, Иван! Тогда уж всем вместе пробиваться, хотя бы и
к лисовчикам.
- Вместе, вместе... Как ты пробьешься с такой саранчой, как у нас?..
Лучше разделиться. Молодежь пошла бы со мной, обманем турок, собьем их с
нашего следа...
И увидел, что эта мысль не испугала Сулиму, а понравилась ему.
Полковник словно очнулся. Неожиданное, но и спасительное предложение!
А по болгарскому побережью Черного моря все больше и больше разносились
слухи не только о поражении Аббаса и его перемирии с поляками, но и о том,
что турецкая конница уже находится возле устья Дуная, направляясь в погоню
за казаками.
Услышали об этом и казаки Сулимы.
- Будем же молить бога, панове товарищество, чтобы нам благополучно
окунуться в эту казацкую купель, - говорили пожилые казаки, собираясь
отправиться вместе с Сулимой в морской поход.
- Разве вам впервые! - подбадривал их Карпо. Он первым поддержал и
Золотаренко.
Следом за Карпом, словно сговорившись, закричала и молодежь:
"Согласны!" И снова казаки объединялись в сотни, курени. Сулима предложил
уходящим вместе с Золотаренко выбрать самых лучших коней. Казаки делились
порохом, уходящим в море отдавали лучшую одежду. Одного дня хватило, чтобы
разбиться на два отряда. Сулима с грустью отметил, что большая часть
казаков ушла с Золотаренко.
Вечером того же дня и распрощались. Казаки, решившие пойти с
Золотаренко, сердечно провожали казаков, отправившихся с Сулимой.
Последним сел в атаманскую чайку Иван Сулима.
"Отчего мне так грустно расставаться с ними?" - спрашивал он себя,
вглядываясь в даль. Там, на чужом берегу, оставались его дети!
- Не задерживайтесь и вы, братья. Не забывай, Нечипорович, что тебе
надо вернуть на Украину и казаков-лисовчиков, обманутых полковником
Стройновским и королевскими наемниками цесаря. Непременно вернуть! Сам
знаешь, украинская земля стонет в ярме. Сейчас Украине нужны свои,
надежные войска! Понял?.. - уже отплыв от берега, кричал Сулима, все еще
не отрывая глаз от оставшихся на берегу.
Но с берега уже доносилась походная казацкая песня. Затянули ее
старшины, окружавшие подвижного Карпа Полторалиха, и тут же подхватили
молодые казаки. И песня, удаляясь вместе с берегом, казалось, то плыла по
спокойному морю, то терялась в густом лесу.
И кто кого провожал в далекий путь на этом болгарском берегу - трудно
было определить. Казаки расходились в разные стороны, но дорога у них была
одна - к победной славе, если даже придется и умереть за нее!

Гэй, гэй-эй! Була ж слава
И злэтила, як пава...
Козак у Царгороди, браття отаманы,
Сыдыть у нэволи, з горя, з лыха в'янэ...
Гэй, сыдыть козак, зализом кованый,
Турка-янычара молыть-умовляе:
Гэй, пусты, турку, на час, на хвылыну,
Нэ муч из-за мэнэ й молоду дивчыну!
Мав бы за хвылынку жиночкою взяты!
Та й турчынам клятым нэ жыву виддаты!
Гэй-эй, гэй!

Казаки Золотаренко двинулись в путь. Петр Парчевич вместе с друзьями
взялся проводить казаков к Дунаю. Они повели их кратчайшей дорогой,
подальше от лишних глаз.

13

Стояла горячая для землепашцев пора уборки хлеба. А чигиринцы тревожно
убирали усадьбы, подметали дворы, словно готовились к троице. Они
вынуждены были оставить на токах необмолоченное зерно, на лугах неубранное
сено, прекратить взмет зяби.
Некоторые белили стены своих хат, подмазывали завалинки желтой глиной.
На главной улице перед воротами каждой усадьбы хозяева посыпали желтым
песком.
Угождая старостам и жолнерам, люди забыли о том, что надо убирать
перезрелую гречиху. Матери покрикивали на ребятишек, заставляя их
умываться: ведь вот-вот приедет коронный гетман! Люди настороженно
выглядывали из-за поветей, стогов, соломы и сена. На улицах ни одной живой
души.
- Уже и по селам стали ездить. Как батюшке в церкви, ковры им под ноги
стели!.. - недовольно бормотали старики.
Всадники, гонцы один за другим носились по улицам и возле усадеб. От
двора к двору ходили десятские. На ропот выписанных из реестра казаков не
обращали никакого внимания, будто и не слышали. Они уверенно чувствовали
себя в этом пограничном казацком городе. Ведь это Чигирин, а не Каменец,
не Броды!..
- Не обошла беда и наш казацкий край. Крепости на Порогах строят,
жолнеров, как в покоренной стране, на постой ставят, женщин бесчестят! А
наших воинов то записывают в реестры, то вычеркивают. Настоящих казаков
заставляют подчиняться польским командирам - шляхтичам. Казаки... Что это
за казак, если его муштруют всякие мерзкие щенки, как этот богопротивный
Лащ! Тьфу ты, прости, господи!..
- Щенков, Мирон, у них хватает. А все же охрану новой Кодацкой крепости
гетман и своим жолнерам не доверил! Французских наемников там оставил.
- Французы уберегут... Тут Наливайко нужен, чтобы проучить их!..
- Найдется, Мирон, и Наливайко, погоди немного. В казацком роду не
перевелись еще Наливайки. А то... совсем прижали нашего брата, составляют
реестры, людей закрепощают! Лейстровики аль те же польские надсмотрщики,
как и Лащ. Разбой, да и только...
О таких настроениях знал и Конецпольский. Иначе незачем ему было
оставлять в построенной крепости на Кодаке гарнизон из наемных французских
солдат.


Подъезжая к Чигирину, коронный гетман заблаговременно послал в город
поручика Скшетуского. Он поручил ему принять хлеб-соль от представителей
Чигиринского староства. Въезжая в Чигирин, гетман спросил у своих
приближенных:
- Не о-отравлен ли этот хлопский каравай зме-е-иным я-ядом?
- Да упаси боже, что вы, уважаемый пан гетман! Его пекли жены верных
Короне старшин! К тому же, уважаемый пан гетман, под строгим присмотром...
молодого полкового писаря, пана Чаплинского.
Конецпольский резко обернулся к полковнику, удивленно спросил:
- Ведь писарем был па-ан Хмельницкий. Пан полковник, очевидно, забыл
фамилию сво-оего писаря?..
- Да-да, был, уважаемый пан гетман! - смутился полковник.
- Зна-аю, он, наверно, до сих пор не в-вернулся с войны... Но пи-исарь
не джура, уважаемый пан полковник! - резко упрекал гетман, нервничая. Эти
его слова точно кнутом стегали полковника, только недавно приглашенного в
полк по рекомендации сенатора Юрия Збаражского.
- Так, вашмость... Конечно, так. Пан Хмельницкий, кажется, уже
вернулся. Но за время его отсутствия в полку накопилось столько дел,
вашмость. А тут князь Юрий Збаражский и Мартин Казановский порекомендовали
хорошего юношу шляхтича... Обо всем этом я писал подробно пану гетману в
Броды. В Чигирине нужен постоянный писарь. А пан Хмельницкий...
- Так, может, пан по-олковник некстати послал пана п-писаря на помощь
нам в это-ой войне с Аббас-па-ашой? Если у пана полко-овника есть уже
другой писарь, то чем занят сейчас в полку пан Хме-ельницкий?
Вопрос гетмана был неожиданным для полковника. Но не вопрос тревожил
его. Гетман вдруг соскочил с коня, передал его джуре и пешком направился к
дому староства, словно не хотел видеть ни полковников, ни джур. Загурский
тоже соскочил с коня, обернулся, будто искал, кто бы мог ответить на
вопрос рассердившегося гетмана. К полковнику подбежал молодой казак Пешта,
который всегда исправно выполнял его поручения.
- Полковник Белоцерковского полка ищет хорошего писаря, пан полковник.
Этот полк в два раза больше нашего... - почти шепотом говорил Пешта,
помогая своему полковнику выпутаться из неприятного положения.
Полковник тут же нагнал гетмана:
- Ах, совсем у меня вылетело из головы, вашмость пан гетман.
Белоцерковскому полку нужен хороший писарь. Полк действительно большой.
Как раз для пана Хмельницкого. Да и... от чигиринской вольницы подальше...
- изворачивался полковник, туманно намекая на что-то.
Гетман остановился, посмотрел на вспотевшего полковника. Но тут же
повернулся и пошел к новому двухэтажному дому староства. Слишком пузатые
колонны, потрескавшийся деревянный архитрав, особенно его украшения,