Страница:
Опасность со стороны этой зловредной высотки подстерегала нас впереди. Предстояло расширять плацдарм. К утру 31 июля форсировали Вислу подразделения 828-го и 862-го стрелковых полков. Красовцы разместились на правом фланге, полк майора Кожевникова - на левом. Если же выражаться точнее, основная масса личного состава укрылась в траншее, ходах сообщения, окопах, занятых нашим батальоном в ходе вчерашних боев. Штабы батальонов, минометные роты, тыловые подразделения расположились по всему плацдарму. Естественно, такая скученность войск на небольшом пятачке была чревата последствиями: район обороны, как уже отмечалось, насквозь простреливался огнем. Нужно было захватить Лесные Халупы, которые давали возможность противнику скрытно сосредоточивать имеющиеся силы и огневые средства, маневрировать ими по фронту и в глубину.
Путь к населенному пункту лежал через ровный участок местности. Всего двести пятьдесят - триста метров! Но их нужно было преодолеть под фланговым огнем с высоты 131,4. Это-то и имел в виду адъютант старший батальона, обращая на нее внимание майора Модина.
- Та-ак, - протянул Николай Сергеевич, - значит, нужно сковырнуть прежде всего этот чирей.
Взяв у меня бинокль, Модин минут пять рассматривал высоту, морщил лоб, вздыхал, наконец оторвал бинокль от глаз:
- На высоту пойдут батальоны Красовского. Им сподручнее - рядом. Они начнут. Немцы увязнут, а тогда уж двинете и вы. Так и доложу командиру полка. Пусть связывается с комдивом и решает эту проблему.
Пока с начальником штаба полка обговаривали нюансы предстоящей атаки, не дремал и противник. Со стороны Гурно послышался идущий сверху гул. Нарастая, он заполнял округу, проникал в траншеи, окопы, блиндажи, заставлял бойцов и командиров отрываться от насущных дел и шарить по западной стороне небосвода глазами.
- Вот они! Идут, идут, стервятники!
Голоса находящихся рядом ротных пулеметчиков потонули в приближающемся реве авиационных двигателей. Модин бросил взгляд на фашистские самолеты:
- "Гости" жалуют.
- Да, непрошеные. Угостить бы их как следует.
- Пока, к сожалению, особенно нечем. - Майор помолчал, тяжело вздохнул и продолжил: - Ну я пошел к себе, комбат.
Пригибаясь в траншее, Николай Сергеевич двинулся на НП полка. Я продолжал следить за фашистскими самолетами. "Может, пролетят?" - пробую успокоить себя. Но - нет! Над Лесными Халупами они начали разворачиваться для атаки.
Вскоре первая волна стала стремительно приближаться. Навстречу ей лихорадочно, бегло и звонко по всему плацдарму рассыпались выстрелы. Несколько секунд спустя, тяжким воем прорезав трескотню выстрелов, разорвались первые бомбы. Дрогнула и колыхнулась земля. Волны сжатого воздуха, осколки пронеслись над нами.
- Двухсотками садят, гады! - сквозь зубы процедил Пресняков.
- Не меньше.
Мои слова утонули в новой серии взрывов. Бомбы падали, казалось, без перерыва. Все вокруг сотрясалось, стонало, ухало. Неприятный озноб охватил меня. Нет, о себе я не думал. За вчерашний день свыкся с мыслью, что осколки и пули меня минуют. Но вот выдержат ли люди в этом сущем аду грохота и свиста металла? Не сдадут ли у кого нервы? Мысленно пробегаю по лицам офицеров, старшин, сержантов, солдат. Почти с каждым из них за прошедшие сутки встречался и чуть ли не каждого видел в трудные моменты бешеных фашистских атак. "Старички" не подведут. Но вот новенькие...
Очевидно, не один я думал об этом. В углу блиндажа зашевелился комсорг батальона лейтенант Володя Баранов. Он стал что-то говорить Ивану Ивановичу. Елагин взглядом указал на меня.
- Разрешите, товарищ капитан, пойти к прибывшим сегодня на плацдарм ребятам? - обратился Баранов ко мне. - Как бы не оробели!
- Нет. Видишь, что делается? Не успеешь нос высунуть, напорешься на осколок, а то и под бомбу угодишь.
Но он продолжал просительно смотреть на меня. В этот момент в разрывах бомб возникла пауза. Я согласился.
- Слушаюсь! - вскинул руку к головному убору Баранов и, схватив автомат, бросился к выходу.
Почти одновременно в ходе сообщения появился солдат. Без пилотки, гимнастерка и брюки в земле и глине. Вероятно, пока бежал, не один раз пришлось спасаться от бомб. Боец тяжело дышал. На побледневшем лице тревога.
- Из новеньких? - не удержался от вопроса Пресняков. Солдат кивнул и, выплюнув сгусток грязи, отыскал глазами меня:
- Товарищ капитан, командир роты старший лейтенант Ковалев передает: в Лесных Халупах замечено скопление противника.
Я перевел взгляд на командира отделения связи. Старшина Иванов в свой черед вопрошающе посмотрел на телефониста, крутившего с ожесточением ручку индуктора. "Резеда", как слышишь меня? "Резеда"!" - повторял солдат. Однако трубка молчала.
- Не слышит он нас, - внес ясность старшина. - Порыв. Проверь связь с другими абонентами.
Голос его заглох в режущем слух нарастающем свисте и чьем-то надрывном крике "Ложись!". По привычке пригнулись, нас качнуло, раздался страшный грохот. Но еще за какую-то долю секунды до него в лицо и уши ударило чем-то раскаленным, резкая, нещадная боль прошла но всему телу, из глаз брызнули радужные искры, стало тяжело дышать. Тряхнул головой и открыл глаза. Лопнувшая в нескольких местах земля блиндажа медленно плыла к ногам. Повернулся к Преснякову. Капитан хватал открытым ртом воздух, ощупывая рукой затылок. Позвал Игоря Тарасовича, он не откликнулся, дотронулся до его плеча, но и тогда он не отреагировал. И только когда взял его за руку, Пресняков ошалевшими глазами взглянул на меня, вымученно улыбнулся, зашевелил побелевшими губами.
- Не слышу, - дотронулся я до ушей. - Кричи громче!
Игорь Тарасович в ответ качал головой, продолжая что-то говорить. Было ясно: нас контузило взрывной волной. Телефонисту досталось больше. Солдат ударился об аппарат и теперь захлебывался кровью у траншейной ниши. Связной от Ковалева лежал рядом. Старшина стоял на одном колене, закрывая лицо руками.
- Ух ты! - донесся до меня глухой, как из-под земли, голос. - Мать ты моя хавронья! Никак, у праотцов побывали?
"Бухарин", - мелькнула мысль. У моего заместителя по строевой части в критические моменты была поговорка "мать ты моя хавронья". Бросил ищущий взгляд вправо, влево, назад и наконец у обвалившегося входа в блиндаж увидел Николая Яковлевича.
Постепенно ко мне возвращался слух, хотя в ушах продолжало звенеть. Вскоре стал ясно различать звуки разрывов снарядов и мин, пришедшие на смену бомбовым ударам, визг осколков. У дальней стены заворочался и запричитал телефонист: "Паразит, что же ты делаешь, так ты меня до Берлина и вовсе ни с чем оставишь, зануда". Мы с Бухариным невольно оглянулись. Солдат, держа на ладони два выбитых зуба, в порыве ярости честил противника. Я хотел остановить связиста, но Николай Яковлевич удержал:
- Пусть отойдет, Александр Терентьевич, не нужно трогать. Тем временем старшина Николай Иванов выслал телефонистов на линию, а от командиров подразделений прибыли с докладами связные. Офицеры подтверждали донесение старшего лейтенанта Ковалева о сосредоточении противника в Лесных Халупах.
- Неплохо бы накрыть фрицев артогнем, - кивнул в сторону населенного пункта Пресняков.
Предложение это было заманчивым. Сорвать готовящуюся противником атаку или хотя бы помешать ему, ослабить ее - значит морально повлиять на немцев, заставить их задуматься о том, что не так-то легко с нами справиться. Позвонил командиру полка. Майор Павлюк поддержал нашу идею и в ее развитие предложил посло артналета на Лесные Халупы перенести огонь на передний край противника и самим перейти в атаку.
- Подумай, - произнес в трубку Валентин Евстафьевич, - обговори там с Пресняковым и Бухариным, посоветуйся с майором Кулябиным.
Подработал решение и доложил его Валентину Евстафьевичу. Он выслушал меня, утвердил наше решение, сообщил, что соседи окажут поддержку, дивизиону артполка поставлена задача подавить противника на высоте 131,4.
Минут через пять с правого берега Вислы ударили гаубицы. Затем к ним присоединились полковые минометные батареи. Над Лесными Халупами встали столбы пыли и дыма, немного погодя взвилось пламя - загорелись деревянные постройки. Немецкий артиллерийско-минометный налет, на наш передний край ослабел, а потом совсем сошел на нет.
Минут пятнадцать наши дивизионы и батареи молотили по скоплению противника, а затем ударили по его переднему краю. К артналету подключились минометные роты батальонов. Как самую лучшую музыку слушали мы этот грохот, вспоминая вчерашний день, когда в основном пришлось обходиться стрелковым оружием.
Пока артиллеристы и минометчики обрабатывали передний край фашистов, командиры подразделении отдавали последние распоряжения на атаку. С НП батальона хорошо было видно, как сновали посыльные по ходам сообщения, офицеры выводили взводы и отделения на исходные рубежи. Большинство подразделений прибыло на плацдарм ночью, светлого времени для организации атаки у командиров не было. Штурмовать же скопом передний край противника, где у него пристрелян каждый квадратный метр площади, - o значит нести потери.
Готовясь к предстоящей атаке, ни на минуту не упускал из виду противника. Важно предугадать возможные его действия. В этом отношении нужно отдать должное Валентину Евстафьевичу Павлюку. Модель предстоящего боя, его различные варианты он держал в голове, того же требовал и от комбатов. Бывало, вызовет на КП или прямо на НП, начнет расспрашивать о твоем замысле, то и дело заставляет тебя стать в положение противника: как бы поступил ты на его месте? И зачастую кардинально менялся взгляд комбата на выполнение предстоящей его батальону задачи.
Таким же был и начальник штаба полка майор Модин - человек рассудительный, спокойный, с острым аналитическим умом. Николай Сергеевич часто бывал на переднем крае, в солдатской плащ-накидке, пилотке обходил взводы и роты, беседовал с бойцами и младшими командирами, прислушивался к их мнению и советам. Если видел непорядок; промах, подсказывал, помогал исправить. Делал это тактично, не повышая голоса.
С командиром полка они дополняли друг друга. Павлюк - горячий, порывистый, скор на слово; Модин - спокойный, уравновешенный. В этом я еще раз вскоре убедился, придя в штаб полка. Но это было позже. Пока же учился у них.
Наблюдатели донесли о выдвижении фашистов из Лесных Халуп. Нужно отдать должное противнику: он сравнительно быстро сумел привести себя в порядок после артналета. Пришлось на время отложить атаку. То же сделали и соседи.
Гитлеровцы дошли до своего переднего края и тут попали под огонь батальонных минометных рот. Левее Лесных Халуп также встали фонтаны разрывов. Вероятно, немцы пытались контратаковать и там. Они рывком вырвались из-под обстрела. Здесь пехоту обогнали танки, а из садов Лесных Халуп показались самоходные установки. Короткие стволы орудий выплеснули струи огня. Тяжелые снаряды подняли на нашем переднем крае фонтаны разрывов Один снаряд угодил в пулемет. Видно было, как метра на четыре вверх швырнуло "максим", который тут же в воздухе начал рассыпаться: щит по касательной полетел в сторону траншеи, колеса с осью, перевертываясь, - в противоположную, кожух со стволом и замком опустился почти на позицию. Все произошло в какие-то секунды, и даже не все из нас, находящихся на батальонном НП, заметили этот эпизод. Лишь капитан Бухарин поморщился, коротко обронил:
- Шляпы! Куда ротный смотрит? Сейчас ему выдам.
Бухарин потянулся к телефону, но я остановил его:
- Обожди, Николай Яковлевич, сейчас не время, после. Нужно предупредить командиров рот: огонь открывать по нашей команде, отсекать пехоту от танков.
Перехвативший мои слова связист закрутил ручкой телефона, поочередно вызывая командиров подразделений. Капитан Бухарин начал передавать распоряжение.
События развивались с нарастающей быстротой. Основная группа противника, как говорят, не мудрствуя лукаво, нацелилась но проторенному вчера пути в стык 5-й и 6-й рот. Одновременно на правый фланг, а точнее, в стык с соседом из-за пригорка двинулось до роты фашистов при поддержке двух легких танков. Появились гитлеровцы и перед фронтом обороны первого батальона полка, и дальше на самом левом фланге - перед подразделениями майора Кожевникова, которые ночью форсировали Вислу.
- Густо идут! - резюмировал капитан Пресняков, наблюдая в бинокль за приближением немцев.
- Но не с таким нахальством, - ответил я Игорю Тарасовичу. - Вспомни, как вчера лезли.
- То было вчера. Сегодня другое дело. Порядком пощипали их в Лесных Халупах артиллеристы и минометчики. Спеси поубавилось. Вот к танкам и жмутся - за броней-то оно сподручнее.
Наш разговор прервал хлесткий выстрел сорокапятки. Ночью на плацдарм удалось перебросить три сорокапятки и два 76-мм орудия. Огневые позиции сорокапяток врезали в брустверы траншей, полковые пушки поставили на танкоопасные направления. И вот первый выстрел. Снаряд ударил в лоб переднему танку и огненной трассой скользнул в сторону.
- Рано! - констатировал адъютант старший батальона. - Поторопились.
- Не ко времени обнаружили себя, - согласился я с ним. - o Нужно было бы обождать.
Словно подтверждая мои слова, у самого бруствера орудия взметнулась земля. Сорокапятка подпрыгнула и как-то сразу присела.
Пресняков с досадой махнул рукой.
Однако почти тут же на огневой позиции зашевелился расчет. Ствол орудия пополз слева направо, отыскивая цель.
- Нет, Игорь Тарасович, жив расчет. У фрица, видно, поджилки трясутся.
Второй выстрел наших артиллеристов оказался точнее. Немецкий танк закрутился на месте, распластывая по земле гусеницу. Но и сорокапятка вновь подскочила и легла набок. Тяжелый снаряд самоходки опрокинул орудие, разметал расчет.
Сбоку ударило 76-мм орудие. Танк вздрогнул и присел. Над его кормой почти тут же вспыхнуло пламя: снаряд угодил в моторную часть.
Пока фашисты отыскивали новую огневую точку, наши полковые артиллеристы перенесли огонь на соседний танк. Очередным выстрелом своротили башню танка и завязали дуэль с самоходкой врага.
- Молодчага, Кичулкин! - не выдержал связист. - Так их, дави гадов! Знай наших!
Младший сержант Михаил Кичулкин по прибытии на плацдарм представился мне. Ниже среднего роста, худощавый, подвижный. После ознакомления с местностью он по-хозяйски доложил об основной и запасной позиции, обратился за помощью в оборудовании окопа для личного состава и ровиков под снаряды.
- Огневые позиции мы оборудуем сами, товарищ капитан, замаскируем их, комар носу не подточит, а вот с укрытием для себя и боеприпасов вряд ли управимся. Силенок маловато.
Мне понравились деловой тон командира орудия, его забота о людях. Выделил ему в помощь два стрелковых отделения. На рассвете младший сержант вновь появился на батальонном НП. Доложил об оборудовании огневых позиций и представил карточку огня, хотя и в карандаше, на изрядно помятом листе, но местность была схвачена точно, расстояния до ориентиров совпадали с нашими.
- Связь держать с нами и с командиром пятой роты.
- Уже доложил старшему лейтенанту Ковалеву. Вопросы взаимодействия увязали, сигналы целеуказания назначили.
Тогда я порадовался распорядительности Кичулкина.
И переживал за него теперь. Расчет производил два-три выстрела и тут же менял позицию. На наших глазах сумел поджечь самоходку противника.
- Твои истребители танков отличаются, - позвонил командир полка. Передай им мою благодарность да не забудь представить к наградам.
- Не забуду, товарищ майор. Только это артиллеристы Спасибо за усиление.
- То-то же, а говоришь, мало помогаем. Но все равно поблагодари их от меня.
Майор Павлюк помолчал, потом спросил:
- Почему не открываешь ружейно-пулеметного огня по противнику?
- Подпускаем поближе.
- Смотри, как бы не перехлестнуть. Немец-то, он ученый пошел. Понял меня?
- Понял, товарищ майор. - Я отыскал взглядом Бухарина: - Ракеты, Николай Яковлевич!
В руках заместителя по строевой части щелкнула ракетница. Разрывая воздух, с шипением вверх взметнулся заряд. Телефонист закричал в трубку: "Огонь! Огонь! Огонь!.." И тут же по всей линии обороны яростно застучали пулеметы, автоматы, винтовки, ударили, выискивая цели, противотанковые ружья, ухнула сорокапятка.
Немецкая пехота, словно наткнувшись на невидимую стену, замедлила движение. С НП было видно, как вражеские офицеры, размахивая руками, продолжали звать подчиненных вперед, пытались навести порядок в изломанной и поредевшей цепи. Но солдаты падали, ползли, сбивались кучами около танков, стараясь уйти иод защиту брони, не понимая того, что становятся уязвимее для нашего огня.
Стало ясно: немецкая атака провалилась. Перед фронтам батальона расчеты противотанковых ружей подожгли еще два танка. Наступала развязка, хотя одному взводу противника удалось прорваться на стыке чугуновской роты с 1-м батальоном. Но это уже была агония: напоровшись на кинжальный огонь станковых пулеметов с запасных позиций, фашисты были уничтожены.
Оставшиеся в живых мелкими, разрозненными группами стремились уйти в тыл. Наступал момент для нашей атаки. По телефону связался с 3-м батальоном. Трубку взял адъютант старший батальона Гудашников.
- Иван Васильевич, как прошло крещение?
- Нормально. До роты немцев положили. Теперь вот сами готовимся в гости к противнику. Сабантуй начинаем по вашему сигналу.
Иван Васильевич Гудашников, невысокого роста, с густой шапкой иссиня-черных волос, слыл в полку инициативным офицером. Правда, за излишнюю расторопность ему иногда доставалось, но кто не ошибается, если, как говорится, человек горит в работе. Он спокойно выслушивал замечания, делал из них выводы, продолжая оставаться веселым, жизнерадостным, энергичным, охочим до работы. Его уважали товарищи и подчиненные за ненасытность в деле, веселость характера.
О готовности к атаке известил меня и адъютант старший 1-го батальона.
Информация о подготовке и ходе выполнения боевых задач в полку была поставлена неплохо. Майоры Павлюк, Модин требовали от нас, комбатов, не только точных и своевременных докладов им, но и информирования соседей, командиров приданных и поддерживающих подразделений. Это и верно: знать, как идут дела у выполняющих вместе с тобой задачу людей, командиру необходимо. Этого требует устав. Но к сожалению, в ходе боевых действий кое-кто из офицеров об этом забывал, что иногда приводило к нежелательным последствиям. Мы старались не повторять ошибок. Это, на мой взгляд, и являлось залогом наших успехов в последних боях.
По отступающим немцам били полковые артиллерийская и минометная батареи. Батальонные минометчики сосредоточили свой огонь на первой траншее противника. Объективами бинокля веду по инженерным сооружениям врага, но тут слышится голос телефониста:
- Товарищ капитан, Первый на проводе. Взял трубку:
- Слушаю вас.
- Пора, - произнес Павлюк.
Я махнул рукой капитану Бухарину. Ракеты расчертили небо. Видно было, как бойцы выскакивали из укрытий и с оружием наперевес быстро шли вперед. Метров через двадцать - тридцать цепь выровнялась, четко обозначились роты, на стыке которых перебежками перемещались пулеметные расчеты.
- Пошли-поехали, - выдохнул с облегчением капитан Пресняков.
В это время упал один, за ним - второй, третий боец. Бросил взгляд вперед, стало ясно: фашистские пулеметы нам не удалось полностью подавить. В воздухе проскрежетали залпы немецких шестиствольных минометов. Разрывы вспороли землю и вырвали из цепи несколько человек. В создавшейся ситуации выход был один - броском вперед выскочить из-под огня. Бойцы рванулись вперед, но тут навстречу цепи хлестанули пулеметные и автоматные очереди. Фашисты вели огонь с правого фланга и с высоты 131,4, предварительно положив перед этим на землю роты нашего 3-го батальона. Подтверждались слова капитана Преснякова об этой высотке.
Почти рядом с нашим левым флангом залегла цепь 1-го батальона. Недалеко продвинулись вперед и подразделения 862-го стрелкового полка майора Василия Кожевникова. Они были прижаты к земле кинжальным огнем противника с высоты слева и дотов со стороны деревни Доротка.
Несмотря на наши попытки, поднять людей не удавалось. Атака захлебнулась. Батальоны несли потери. В этом критическом положении нужно было думать о том, как лучше сохранить личный состав, однако штабы полка и дивизии требовали решительных наступательных действий.
- Алтунин, что ты там застрял?! - начал на резких тонах разговор по телефону майор Павлюк. - Ближе других к Халупам. Осталось сделать еще рывок, и ты там. - И после паузы: - Труса твои орлы там не празднуют?
Это вытерпеть было уже трудно.
- Ничего не празднуют. Головы нельзя поднять. Людей гробим. Подавите противника на высоте справа.
- Там красовцы атакуют.
- Лежат под высотой красовцы!
В это время в трубке послышался голос начальника штаба дивизии:
- Что же, по-вашему, капитан Алтунин, можно предпринять в данной ситуации?
Федор Федорович Абашев спросил, как всегда, ровным голосом.
- Отвести людей, товарищ подполковник. Подавить противника огнем артиллерии, потом снова атаковать.
Я понимал, что своим предложением навлекаю на себя неудовольствие, а то и гнев начальства. Есть приказ. Лесные Халупы должны быть взяты. В этом направлении, и только в этом, обязаны мыслить все, от солдата до командира дивизии, и искать варианты, как лучше справиться с поставленной задачей. О том, что мы приступили к расширению плацдарма, знают не только в штабе корпуса, армии, но и, наверно, во фронтовом аппарате. От нас ждут хороших вестей, какой бы ценой успех ни был достигнут. А тут предлагается вернуться в исходное положение! И все-таки я решился.
Поднять роты под кинжальным огнем противника, когда они залегли и бойцы отыскали себе хоть какие-то относительные укрытия, трудно - слишком велика притягательная сила матушки-земли, - но можно. В крайнем случае придется обратиться к коммунистам. Они, как было не раз, встанут. За ними поднимутся и остальные. А дальше? Война без жертв немыслима - это истина. Но вести людей на бесполезную гибель никому не позволено... Тем более в сложившейся у нас обстановке, когда фашисты уже пришли в себя, сориентировались и только того и ждут, чтобы расстрелять цепи в упор.
- Ты понимаешь, что говоришь, комбат? - после небольшой паузы произнес Абашев.
- Понимаю. Если бы не понимал, не сказал бы. Вы спросили мое мнение. Вот я и ответил. Нельзя, товарищ подполковник, догматически подходить к выполнению приказа.
- Философию разводишь, Алтунин, а мы тут тебя... Эх!..
- Да не за себя волнуюсь! Прикажете, первым встану в атаку, но людей бессмысленно погубим, а у нас их и так негусто.
- Мыслишь отчасти верно. Но пойми и другое: люди разбросаны по плацдарму. Лежат. Не так-то легко их будет без потерь отвести.
- Но и лежать под огнем, ждать, когда к людям придет безразличие, тоже не резон. К тому же немец выбивает.
- Это понятно, - в раздумье произнес Абашев. - А может, все же попробовать поднять роты?
- Противник тут же сосредоточенным огнем прижмет к земле. Но если прикажете...
- Нет, приказывать не стану. И так слишком часто стали разбрасываться людьми. Слышишь меня?
- Так точно, товарищ подполковник.
- Коль так, давай искать выход, как лучше отвести людей. Время не терпит.
- Нужен артналет по фрицам. Мы и отойдем на исходную.
- Разумно, Алтунин. Этот вариант я и имел в виду. Подключить сюда не только наши артиллерийские, но и ваши наличные огневые средства. Вы там ближе. Твои минометчики могут сделать больше, чем мы отсюда. Улавливаешь?
- Так точно, улавливаю.
- Но помни, капитан, - продолжал Федор Федорович. - Лесные Халупы за вашим хозяйством, а ты там на самом острие. Задача должна быть выполнена.
- Возьмем мы эти Лесные Халупы, обязательно возьмем. Начальник штаба дивизии положил трубку.
Под прикрытием артиллерийско-минометного огня роты начали отходить. Нам сравнительно легко удалось вывести личный состав на исходные рубежи, так как люди были уже знакомы с местностью. Труднее было 3-му батальону, бойцы и командиры которого еще не успели освоиться на новом месте. Попав под фронтальный и фланговый огонь, они растерялись, многие выбыли из строя. Большие потери понес и 1-й батальон.
Одной из причин нашей неудачи была спешка. Безусловно, всем хотелось расширить плацдарм, но одного желания в бою недостаточно для успеха. Желание должно подкрепляться многими компонентами, среди которых далеко не последнее место занимает подавление противника огнем артиллерии и минометов. Наш же налет оказался явно недостаточным.
После отхода люди приводили себя в порядок. Хмурые и злые, они ладили брустверы траншей, огневых позиций, очищали от земли полузасыпанные ячейки, ходы сообщения, окопы, наводили линии связи. Пулеметчики и расчеты противотанковых ружей оборудовали запасные огневые позиции. Специальные команды выносили в тыл раненых и убитых. Работали молча, без обычных шуток.
Путь к населенному пункту лежал через ровный участок местности. Всего двести пятьдесят - триста метров! Но их нужно было преодолеть под фланговым огнем с высоты 131,4. Это-то и имел в виду адъютант старший батальона, обращая на нее внимание майора Модина.
- Та-ак, - протянул Николай Сергеевич, - значит, нужно сковырнуть прежде всего этот чирей.
Взяв у меня бинокль, Модин минут пять рассматривал высоту, морщил лоб, вздыхал, наконец оторвал бинокль от глаз:
- На высоту пойдут батальоны Красовского. Им сподручнее - рядом. Они начнут. Немцы увязнут, а тогда уж двинете и вы. Так и доложу командиру полка. Пусть связывается с комдивом и решает эту проблему.
Пока с начальником штаба полка обговаривали нюансы предстоящей атаки, не дремал и противник. Со стороны Гурно послышался идущий сверху гул. Нарастая, он заполнял округу, проникал в траншеи, окопы, блиндажи, заставлял бойцов и командиров отрываться от насущных дел и шарить по западной стороне небосвода глазами.
- Вот они! Идут, идут, стервятники!
Голоса находящихся рядом ротных пулеметчиков потонули в приближающемся реве авиационных двигателей. Модин бросил взгляд на фашистские самолеты:
- "Гости" жалуют.
- Да, непрошеные. Угостить бы их как следует.
- Пока, к сожалению, особенно нечем. - Майор помолчал, тяжело вздохнул и продолжил: - Ну я пошел к себе, комбат.
Пригибаясь в траншее, Николай Сергеевич двинулся на НП полка. Я продолжал следить за фашистскими самолетами. "Может, пролетят?" - пробую успокоить себя. Но - нет! Над Лесными Халупами они начали разворачиваться для атаки.
Вскоре первая волна стала стремительно приближаться. Навстречу ей лихорадочно, бегло и звонко по всему плацдарму рассыпались выстрелы. Несколько секунд спустя, тяжким воем прорезав трескотню выстрелов, разорвались первые бомбы. Дрогнула и колыхнулась земля. Волны сжатого воздуха, осколки пронеслись над нами.
- Двухсотками садят, гады! - сквозь зубы процедил Пресняков.
- Не меньше.
Мои слова утонули в новой серии взрывов. Бомбы падали, казалось, без перерыва. Все вокруг сотрясалось, стонало, ухало. Неприятный озноб охватил меня. Нет, о себе я не думал. За вчерашний день свыкся с мыслью, что осколки и пули меня минуют. Но вот выдержат ли люди в этом сущем аду грохота и свиста металла? Не сдадут ли у кого нервы? Мысленно пробегаю по лицам офицеров, старшин, сержантов, солдат. Почти с каждым из них за прошедшие сутки встречался и чуть ли не каждого видел в трудные моменты бешеных фашистских атак. "Старички" не подведут. Но вот новенькие...
Очевидно, не один я думал об этом. В углу блиндажа зашевелился комсорг батальона лейтенант Володя Баранов. Он стал что-то говорить Ивану Ивановичу. Елагин взглядом указал на меня.
- Разрешите, товарищ капитан, пойти к прибывшим сегодня на плацдарм ребятам? - обратился Баранов ко мне. - Как бы не оробели!
- Нет. Видишь, что делается? Не успеешь нос высунуть, напорешься на осколок, а то и под бомбу угодишь.
Но он продолжал просительно смотреть на меня. В этот момент в разрывах бомб возникла пауза. Я согласился.
- Слушаюсь! - вскинул руку к головному убору Баранов и, схватив автомат, бросился к выходу.
Почти одновременно в ходе сообщения появился солдат. Без пилотки, гимнастерка и брюки в земле и глине. Вероятно, пока бежал, не один раз пришлось спасаться от бомб. Боец тяжело дышал. На побледневшем лице тревога.
- Из новеньких? - не удержался от вопроса Пресняков. Солдат кивнул и, выплюнув сгусток грязи, отыскал глазами меня:
- Товарищ капитан, командир роты старший лейтенант Ковалев передает: в Лесных Халупах замечено скопление противника.
Я перевел взгляд на командира отделения связи. Старшина Иванов в свой черед вопрошающе посмотрел на телефониста, крутившего с ожесточением ручку индуктора. "Резеда", как слышишь меня? "Резеда"!" - повторял солдат. Однако трубка молчала.
- Не слышит он нас, - внес ясность старшина. - Порыв. Проверь связь с другими абонентами.
Голос его заглох в режущем слух нарастающем свисте и чьем-то надрывном крике "Ложись!". По привычке пригнулись, нас качнуло, раздался страшный грохот. Но еще за какую-то долю секунды до него в лицо и уши ударило чем-то раскаленным, резкая, нещадная боль прошла но всему телу, из глаз брызнули радужные искры, стало тяжело дышать. Тряхнул головой и открыл глаза. Лопнувшая в нескольких местах земля блиндажа медленно плыла к ногам. Повернулся к Преснякову. Капитан хватал открытым ртом воздух, ощупывая рукой затылок. Позвал Игоря Тарасовича, он не откликнулся, дотронулся до его плеча, но и тогда он не отреагировал. И только когда взял его за руку, Пресняков ошалевшими глазами взглянул на меня, вымученно улыбнулся, зашевелил побелевшими губами.
- Не слышу, - дотронулся я до ушей. - Кричи громче!
Игорь Тарасович в ответ качал головой, продолжая что-то говорить. Было ясно: нас контузило взрывной волной. Телефонисту досталось больше. Солдат ударился об аппарат и теперь захлебывался кровью у траншейной ниши. Связной от Ковалева лежал рядом. Старшина стоял на одном колене, закрывая лицо руками.
- Ух ты! - донесся до меня глухой, как из-под земли, голос. - Мать ты моя хавронья! Никак, у праотцов побывали?
"Бухарин", - мелькнула мысль. У моего заместителя по строевой части в критические моменты была поговорка "мать ты моя хавронья". Бросил ищущий взгляд вправо, влево, назад и наконец у обвалившегося входа в блиндаж увидел Николая Яковлевича.
Постепенно ко мне возвращался слух, хотя в ушах продолжало звенеть. Вскоре стал ясно различать звуки разрывов снарядов и мин, пришедшие на смену бомбовым ударам, визг осколков. У дальней стены заворочался и запричитал телефонист: "Паразит, что же ты делаешь, так ты меня до Берлина и вовсе ни с чем оставишь, зануда". Мы с Бухариным невольно оглянулись. Солдат, держа на ладони два выбитых зуба, в порыве ярости честил противника. Я хотел остановить связиста, но Николай Яковлевич удержал:
- Пусть отойдет, Александр Терентьевич, не нужно трогать. Тем временем старшина Николай Иванов выслал телефонистов на линию, а от командиров подразделений прибыли с докладами связные. Офицеры подтверждали донесение старшего лейтенанта Ковалева о сосредоточении противника в Лесных Халупах.
- Неплохо бы накрыть фрицев артогнем, - кивнул в сторону населенного пункта Пресняков.
Предложение это было заманчивым. Сорвать готовящуюся противником атаку или хотя бы помешать ему, ослабить ее - значит морально повлиять на немцев, заставить их задуматься о том, что не так-то легко с нами справиться. Позвонил командиру полка. Майор Павлюк поддержал нашу идею и в ее развитие предложил посло артналета на Лесные Халупы перенести огонь на передний край противника и самим перейти в атаку.
- Подумай, - произнес в трубку Валентин Евстафьевич, - обговори там с Пресняковым и Бухариным, посоветуйся с майором Кулябиным.
Подработал решение и доложил его Валентину Евстафьевичу. Он выслушал меня, утвердил наше решение, сообщил, что соседи окажут поддержку, дивизиону артполка поставлена задача подавить противника на высоте 131,4.
Минут через пять с правого берега Вислы ударили гаубицы. Затем к ним присоединились полковые минометные батареи. Над Лесными Халупами встали столбы пыли и дыма, немного погодя взвилось пламя - загорелись деревянные постройки. Немецкий артиллерийско-минометный налет, на наш передний край ослабел, а потом совсем сошел на нет.
Минут пятнадцать наши дивизионы и батареи молотили по скоплению противника, а затем ударили по его переднему краю. К артналету подключились минометные роты батальонов. Как самую лучшую музыку слушали мы этот грохот, вспоминая вчерашний день, когда в основном пришлось обходиться стрелковым оружием.
Пока артиллеристы и минометчики обрабатывали передний край фашистов, командиры подразделении отдавали последние распоряжения на атаку. С НП батальона хорошо было видно, как сновали посыльные по ходам сообщения, офицеры выводили взводы и отделения на исходные рубежи. Большинство подразделений прибыло на плацдарм ночью, светлого времени для организации атаки у командиров не было. Штурмовать же скопом передний край противника, где у него пристрелян каждый квадратный метр площади, - o значит нести потери.
Готовясь к предстоящей атаке, ни на минуту не упускал из виду противника. Важно предугадать возможные его действия. В этом отношении нужно отдать должное Валентину Евстафьевичу Павлюку. Модель предстоящего боя, его различные варианты он держал в голове, того же требовал и от комбатов. Бывало, вызовет на КП или прямо на НП, начнет расспрашивать о твоем замысле, то и дело заставляет тебя стать в положение противника: как бы поступил ты на его месте? И зачастую кардинально менялся взгляд комбата на выполнение предстоящей его батальону задачи.
Таким же был и начальник штаба полка майор Модин - человек рассудительный, спокойный, с острым аналитическим умом. Николай Сергеевич часто бывал на переднем крае, в солдатской плащ-накидке, пилотке обходил взводы и роты, беседовал с бойцами и младшими командирами, прислушивался к их мнению и советам. Если видел непорядок; промах, подсказывал, помогал исправить. Делал это тактично, не повышая голоса.
С командиром полка они дополняли друг друга. Павлюк - горячий, порывистый, скор на слово; Модин - спокойный, уравновешенный. В этом я еще раз вскоре убедился, придя в штаб полка. Но это было позже. Пока же учился у них.
Наблюдатели донесли о выдвижении фашистов из Лесных Халуп. Нужно отдать должное противнику: он сравнительно быстро сумел привести себя в порядок после артналета. Пришлось на время отложить атаку. То же сделали и соседи.
Гитлеровцы дошли до своего переднего края и тут попали под огонь батальонных минометных рот. Левее Лесных Халуп также встали фонтаны разрывов. Вероятно, немцы пытались контратаковать и там. Они рывком вырвались из-под обстрела. Здесь пехоту обогнали танки, а из садов Лесных Халуп показались самоходные установки. Короткие стволы орудий выплеснули струи огня. Тяжелые снаряды подняли на нашем переднем крае фонтаны разрывов Один снаряд угодил в пулемет. Видно было, как метра на четыре вверх швырнуло "максим", который тут же в воздухе начал рассыпаться: щит по касательной полетел в сторону траншеи, колеса с осью, перевертываясь, - в противоположную, кожух со стволом и замком опустился почти на позицию. Все произошло в какие-то секунды, и даже не все из нас, находящихся на батальонном НП, заметили этот эпизод. Лишь капитан Бухарин поморщился, коротко обронил:
- Шляпы! Куда ротный смотрит? Сейчас ему выдам.
Бухарин потянулся к телефону, но я остановил его:
- Обожди, Николай Яковлевич, сейчас не время, после. Нужно предупредить командиров рот: огонь открывать по нашей команде, отсекать пехоту от танков.
Перехвативший мои слова связист закрутил ручкой телефона, поочередно вызывая командиров подразделений. Капитан Бухарин начал передавать распоряжение.
События развивались с нарастающей быстротой. Основная группа противника, как говорят, не мудрствуя лукаво, нацелилась но проторенному вчера пути в стык 5-й и 6-й рот. Одновременно на правый фланг, а точнее, в стык с соседом из-за пригорка двинулось до роты фашистов при поддержке двух легких танков. Появились гитлеровцы и перед фронтом обороны первого батальона полка, и дальше на самом левом фланге - перед подразделениями майора Кожевникова, которые ночью форсировали Вислу.
- Густо идут! - резюмировал капитан Пресняков, наблюдая в бинокль за приближением немцев.
- Но не с таким нахальством, - ответил я Игорю Тарасовичу. - Вспомни, как вчера лезли.
- То было вчера. Сегодня другое дело. Порядком пощипали их в Лесных Халупах артиллеристы и минометчики. Спеси поубавилось. Вот к танкам и жмутся - за броней-то оно сподручнее.
Наш разговор прервал хлесткий выстрел сорокапятки. Ночью на плацдарм удалось перебросить три сорокапятки и два 76-мм орудия. Огневые позиции сорокапяток врезали в брустверы траншей, полковые пушки поставили на танкоопасные направления. И вот первый выстрел. Снаряд ударил в лоб переднему танку и огненной трассой скользнул в сторону.
- Рано! - констатировал адъютант старший батальона. - Поторопились.
- Не ко времени обнаружили себя, - согласился я с ним. - o Нужно было бы обождать.
Словно подтверждая мои слова, у самого бруствера орудия взметнулась земля. Сорокапятка подпрыгнула и как-то сразу присела.
Пресняков с досадой махнул рукой.
Однако почти тут же на огневой позиции зашевелился расчет. Ствол орудия пополз слева направо, отыскивая цель.
- Нет, Игорь Тарасович, жив расчет. У фрица, видно, поджилки трясутся.
Второй выстрел наших артиллеристов оказался точнее. Немецкий танк закрутился на месте, распластывая по земле гусеницу. Но и сорокапятка вновь подскочила и легла набок. Тяжелый снаряд самоходки опрокинул орудие, разметал расчет.
Сбоку ударило 76-мм орудие. Танк вздрогнул и присел. Над его кормой почти тут же вспыхнуло пламя: снаряд угодил в моторную часть.
Пока фашисты отыскивали новую огневую точку, наши полковые артиллеристы перенесли огонь на соседний танк. Очередным выстрелом своротили башню танка и завязали дуэль с самоходкой врага.
- Молодчага, Кичулкин! - не выдержал связист. - Так их, дави гадов! Знай наших!
Младший сержант Михаил Кичулкин по прибытии на плацдарм представился мне. Ниже среднего роста, худощавый, подвижный. После ознакомления с местностью он по-хозяйски доложил об основной и запасной позиции, обратился за помощью в оборудовании окопа для личного состава и ровиков под снаряды.
- Огневые позиции мы оборудуем сами, товарищ капитан, замаскируем их, комар носу не подточит, а вот с укрытием для себя и боеприпасов вряд ли управимся. Силенок маловато.
Мне понравились деловой тон командира орудия, его забота о людях. Выделил ему в помощь два стрелковых отделения. На рассвете младший сержант вновь появился на батальонном НП. Доложил об оборудовании огневых позиций и представил карточку огня, хотя и в карандаше, на изрядно помятом листе, но местность была схвачена точно, расстояния до ориентиров совпадали с нашими.
- Связь держать с нами и с командиром пятой роты.
- Уже доложил старшему лейтенанту Ковалеву. Вопросы взаимодействия увязали, сигналы целеуказания назначили.
Тогда я порадовался распорядительности Кичулкина.
И переживал за него теперь. Расчет производил два-три выстрела и тут же менял позицию. На наших глазах сумел поджечь самоходку противника.
- Твои истребители танков отличаются, - позвонил командир полка. Передай им мою благодарность да не забудь представить к наградам.
- Не забуду, товарищ майор. Только это артиллеристы Спасибо за усиление.
- То-то же, а говоришь, мало помогаем. Но все равно поблагодари их от меня.
Майор Павлюк помолчал, потом спросил:
- Почему не открываешь ружейно-пулеметного огня по противнику?
- Подпускаем поближе.
- Смотри, как бы не перехлестнуть. Немец-то, он ученый пошел. Понял меня?
- Понял, товарищ майор. - Я отыскал взглядом Бухарина: - Ракеты, Николай Яковлевич!
В руках заместителя по строевой части щелкнула ракетница. Разрывая воздух, с шипением вверх взметнулся заряд. Телефонист закричал в трубку: "Огонь! Огонь! Огонь!.." И тут же по всей линии обороны яростно застучали пулеметы, автоматы, винтовки, ударили, выискивая цели, противотанковые ружья, ухнула сорокапятка.
Немецкая пехота, словно наткнувшись на невидимую стену, замедлила движение. С НП было видно, как вражеские офицеры, размахивая руками, продолжали звать подчиненных вперед, пытались навести порядок в изломанной и поредевшей цепи. Но солдаты падали, ползли, сбивались кучами около танков, стараясь уйти иод защиту брони, не понимая того, что становятся уязвимее для нашего огня.
Стало ясно: немецкая атака провалилась. Перед фронтам батальона расчеты противотанковых ружей подожгли еще два танка. Наступала развязка, хотя одному взводу противника удалось прорваться на стыке чугуновской роты с 1-м батальоном. Но это уже была агония: напоровшись на кинжальный огонь станковых пулеметов с запасных позиций, фашисты были уничтожены.
Оставшиеся в живых мелкими, разрозненными группами стремились уйти в тыл. Наступал момент для нашей атаки. По телефону связался с 3-м батальоном. Трубку взял адъютант старший батальона Гудашников.
- Иван Васильевич, как прошло крещение?
- Нормально. До роты немцев положили. Теперь вот сами готовимся в гости к противнику. Сабантуй начинаем по вашему сигналу.
Иван Васильевич Гудашников, невысокого роста, с густой шапкой иссиня-черных волос, слыл в полку инициативным офицером. Правда, за излишнюю расторопность ему иногда доставалось, но кто не ошибается, если, как говорится, человек горит в работе. Он спокойно выслушивал замечания, делал из них выводы, продолжая оставаться веселым, жизнерадостным, энергичным, охочим до работы. Его уважали товарищи и подчиненные за ненасытность в деле, веселость характера.
О готовности к атаке известил меня и адъютант старший 1-го батальона.
Информация о подготовке и ходе выполнения боевых задач в полку была поставлена неплохо. Майоры Павлюк, Модин требовали от нас, комбатов, не только точных и своевременных докладов им, но и информирования соседей, командиров приданных и поддерживающих подразделений. Это и верно: знать, как идут дела у выполняющих вместе с тобой задачу людей, командиру необходимо. Этого требует устав. Но к сожалению, в ходе боевых действий кое-кто из офицеров об этом забывал, что иногда приводило к нежелательным последствиям. Мы старались не повторять ошибок. Это, на мой взгляд, и являлось залогом наших успехов в последних боях.
По отступающим немцам били полковые артиллерийская и минометная батареи. Батальонные минометчики сосредоточили свой огонь на первой траншее противника. Объективами бинокля веду по инженерным сооружениям врага, но тут слышится голос телефониста:
- Товарищ капитан, Первый на проводе. Взял трубку:
- Слушаю вас.
- Пора, - произнес Павлюк.
Я махнул рукой капитану Бухарину. Ракеты расчертили небо. Видно было, как бойцы выскакивали из укрытий и с оружием наперевес быстро шли вперед. Метров через двадцать - тридцать цепь выровнялась, четко обозначились роты, на стыке которых перебежками перемещались пулеметные расчеты.
- Пошли-поехали, - выдохнул с облегчением капитан Пресняков.
В это время упал один, за ним - второй, третий боец. Бросил взгляд вперед, стало ясно: фашистские пулеметы нам не удалось полностью подавить. В воздухе проскрежетали залпы немецких шестиствольных минометов. Разрывы вспороли землю и вырвали из цепи несколько человек. В создавшейся ситуации выход был один - броском вперед выскочить из-под огня. Бойцы рванулись вперед, но тут навстречу цепи хлестанули пулеметные и автоматные очереди. Фашисты вели огонь с правого фланга и с высоты 131,4, предварительно положив перед этим на землю роты нашего 3-го батальона. Подтверждались слова капитана Преснякова об этой высотке.
Почти рядом с нашим левым флангом залегла цепь 1-го батальона. Недалеко продвинулись вперед и подразделения 862-го стрелкового полка майора Василия Кожевникова. Они были прижаты к земле кинжальным огнем противника с высоты слева и дотов со стороны деревни Доротка.
Несмотря на наши попытки, поднять людей не удавалось. Атака захлебнулась. Батальоны несли потери. В этом критическом положении нужно было думать о том, как лучше сохранить личный состав, однако штабы полка и дивизии требовали решительных наступательных действий.
- Алтунин, что ты там застрял?! - начал на резких тонах разговор по телефону майор Павлюк. - Ближе других к Халупам. Осталось сделать еще рывок, и ты там. - И после паузы: - Труса твои орлы там не празднуют?
Это вытерпеть было уже трудно.
- Ничего не празднуют. Головы нельзя поднять. Людей гробим. Подавите противника на высоте справа.
- Там красовцы атакуют.
- Лежат под высотой красовцы!
В это время в трубке послышался голос начальника штаба дивизии:
- Что же, по-вашему, капитан Алтунин, можно предпринять в данной ситуации?
Федор Федорович Абашев спросил, как всегда, ровным голосом.
- Отвести людей, товарищ подполковник. Подавить противника огнем артиллерии, потом снова атаковать.
Я понимал, что своим предложением навлекаю на себя неудовольствие, а то и гнев начальства. Есть приказ. Лесные Халупы должны быть взяты. В этом направлении, и только в этом, обязаны мыслить все, от солдата до командира дивизии, и искать варианты, как лучше справиться с поставленной задачей. О том, что мы приступили к расширению плацдарма, знают не только в штабе корпуса, армии, но и, наверно, во фронтовом аппарате. От нас ждут хороших вестей, какой бы ценой успех ни был достигнут. А тут предлагается вернуться в исходное положение! И все-таки я решился.
Поднять роты под кинжальным огнем противника, когда они залегли и бойцы отыскали себе хоть какие-то относительные укрытия, трудно - слишком велика притягательная сила матушки-земли, - но можно. В крайнем случае придется обратиться к коммунистам. Они, как было не раз, встанут. За ними поднимутся и остальные. А дальше? Война без жертв немыслима - это истина. Но вести людей на бесполезную гибель никому не позволено... Тем более в сложившейся у нас обстановке, когда фашисты уже пришли в себя, сориентировались и только того и ждут, чтобы расстрелять цепи в упор.
- Ты понимаешь, что говоришь, комбат? - после небольшой паузы произнес Абашев.
- Понимаю. Если бы не понимал, не сказал бы. Вы спросили мое мнение. Вот я и ответил. Нельзя, товарищ подполковник, догматически подходить к выполнению приказа.
- Философию разводишь, Алтунин, а мы тут тебя... Эх!..
- Да не за себя волнуюсь! Прикажете, первым встану в атаку, но людей бессмысленно погубим, а у нас их и так негусто.
- Мыслишь отчасти верно. Но пойми и другое: люди разбросаны по плацдарму. Лежат. Не так-то легко их будет без потерь отвести.
- Но и лежать под огнем, ждать, когда к людям придет безразличие, тоже не резон. К тому же немец выбивает.
- Это понятно, - в раздумье произнес Абашев. - А может, все же попробовать поднять роты?
- Противник тут же сосредоточенным огнем прижмет к земле. Но если прикажете...
- Нет, приказывать не стану. И так слишком часто стали разбрасываться людьми. Слышишь меня?
- Так точно, товарищ подполковник.
- Коль так, давай искать выход, как лучше отвести людей. Время не терпит.
- Нужен артналет по фрицам. Мы и отойдем на исходную.
- Разумно, Алтунин. Этот вариант я и имел в виду. Подключить сюда не только наши артиллерийские, но и ваши наличные огневые средства. Вы там ближе. Твои минометчики могут сделать больше, чем мы отсюда. Улавливаешь?
- Так точно, улавливаю.
- Но помни, капитан, - продолжал Федор Федорович. - Лесные Халупы за вашим хозяйством, а ты там на самом острие. Задача должна быть выполнена.
- Возьмем мы эти Лесные Халупы, обязательно возьмем. Начальник штаба дивизии положил трубку.
Под прикрытием артиллерийско-минометного огня роты начали отходить. Нам сравнительно легко удалось вывести личный состав на исходные рубежи, так как люди были уже знакомы с местностью. Труднее было 3-му батальону, бойцы и командиры которого еще не успели освоиться на новом месте. Попав под фронтальный и фланговый огонь, они растерялись, многие выбыли из строя. Большие потери понес и 1-й батальон.
Одной из причин нашей неудачи была спешка. Безусловно, всем хотелось расширить плацдарм, но одного желания в бою недостаточно для успеха. Желание должно подкрепляться многими компонентами, среди которых далеко не последнее место занимает подавление противника огнем артиллерии и минометов. Наш же налет оказался явно недостаточным.
После отхода люди приводили себя в порядок. Хмурые и злые, они ладили брустверы траншей, огневых позиций, очищали от земли полузасыпанные ячейки, ходы сообщения, окопы, наводили линии связи. Пулеметчики и расчеты противотанковых ружей оборудовали запасные огневые позиции. Специальные команды выносили в тыл раненых и убитых. Работали молча, без обычных шуток.