Ашар Амеде. Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем

   Магнус знал, кажется, все дороги Швеции, как знал и все города Германии. Он ни разу не заблудился в самом дремучем лесу и всегда запросто находил речной брод.
   Не раз г-н де ла Герш замечал, однако, что самоуверенность его спутника не мешала ему действовать разумно и решительно. Ну а когда, подняв палец, Магнус указал ему на появившиеся над горизонтом Готембургские колокольни, их отношения стали ещё более близкими, что редко случается с людьми во время долгих путешествий, - со стороны Армана-Луи это проявилось в выражении полного доверия Магнусу, а со стороны Магнуса в более глубоком уважении к дворянину.
   Принципы Магнуса не позволяли ему, однако, выдерживать баланс между приходом и расходом: оказалось, что, выходя из трактира "Коронованный лосось", где г-н де ла Герш расплатился за обед, его кошелек стал тонким, как лист, и пустым, как барабан.
   - Пусть вас это не тревожит, - сказал Магнус. - На Провидение можно рассчитывать как раз в таких трудных обстоятельствах.
   - Если бывают ещё на свете чудеса, будем надеяться на них, - ответил Арман-Луи.
   - О! Господин граф, Магнус по своему опыту знает, что они существуют. Он, каким вы его видите, уже четырежды был приговорен к расстрелу и дважды к повешению, однако, и вы можете в этом убедиться, у меня все тридцать два зуба на месте.
   Г-н де ла Герш долгим взглядом посмотрел на купы зеленых деревьев, за которыми прятался тот самый белый домик, где несколько часов пробыл он у Маргариты Каблио, - а затем они отправились в сторону Готембурга.
   Магнус, казалось, погруженный в глубокие раздумья, скакал рядом с ним.
   - Когда-то я был близок в Готембурге с одним уважаемым торговцем суконными товарами, но он наверняка запомнил меня как Магнуса, который так часто пользовался его кредитом, что, должно быть, ларцы этого славного человека будут закрыты для меня как вражеская крепость. А вы, господин граф, знаете ли кого-нибудь в Готембурге?
   - Я знаю Авраама Каблио.
   - О! Хвала небу! Вы знаете его парусное судно! Вот где начинаются чудеса! Авраам Каблио! Но ведь этот человек весь в золоте, сударь!
   Магнус выехал на окраинную улочку, пересек площадь и оказался на широкой, красиво обсаженной деревьями подъездной дороге, и в конце её остановился с видом человека, для которого Готембург был, по меньшей мере, родным городом.
   - Стучите и входите. Здесь вы уже у Авраама. А я подожду, - сказал он.
   Армана-Луи провели в низкую, удивительно чистую залу без каких-либо украшений. Дверь открылась, и Авраам Каблио предстал перед ним, бледный в черных одеждах.
   - Брат, - сказал он, взяв г-на де ла Герш за руку. - Вы прибыли в печальный день. Господь отвратил свой лик от моей дочери, и позор и бесчестие вошли в этот дом.
   Арман-Луи, который помнил ещё о графе де Вазаборге, затрепетал.
   "Бедная Маргарита!", - подумал он.
   Авраам вытащил из-за пазухи письмо.
   - Неизвестная рука открыла мне этот позор! - продол жал он. - Однако боль, которая сжимает мое сердце, не может заставить меня забыть, что вы у меня, вы, которого я вытащил из рук злодеев... Говорите без опаски, я к вашим услугам.
   Г-н де ла Герш рассказал ему в нескольких словах, что произошло с ним с тех пор как живым и невидимым доставил его на берег "Добрый самаритянин", а потом и том, что ему предстоит сделать.
   - Но вот я остался вдруг без единого су, - добавил он к сказанному.
   - Вы сражались в Ла-Рошель ради защиты истинной веры!.. Спасибо, что вы вспомнили об Аврааме Каблио... Что я могу сделать для вас?
   - Сто золотых экю не покажутся ли вам слишком крупной суммой для дворянина, у которого нет ничего, кроме шпаги?
   - Вот они, - сказал кальвинист, открыв эбеновую шкатулку и доставая оттуда сто золотых монет.
   - Вы знаете, что я солдат, - продолжал между тем Арман-Луи, - и пушечное ядро может оторвать мне голову прежде, чем я смогу вернуть вам свой долг?
   - Я буду оплакивать солдата... Но если вы останетесь живы, раздайте эту сумму тем, кто беднее вас...
   Когда Арман-Луи вышел из дома Авраама Каблио, он застал Магнуса на лошади на том же месте, где оставил его. В мгновение ока он вскочил в седло.
   - Мы должны без промедления вернуться в трактир "Коронованный лосось", - сказал Арман-Луи.
   - Едем! - согласился Магнус и озабоченно огляделся по сторонам.
   - У меня полная пазуха...сто золотых экю! Если бы я попросил тысячу, они бы у меня были тоже.
   - Я знаю.
   - И тебя это не удивляет?
   - Нет.
   - Однако я мог бы вернуться с пустыми руками.
   - Это невозможно!
   - Но ведь Авраам вовсе не управляющий моего имения.
   - Провидение обещало нам чудо. И оно его совершило.
   В этот момент оба всадника выехали из города и быстро поскакали в деревню.
   - У вас есть враги в Швеции? - вдруг коротко спросил его Магнус.
   - Враги? По правде говоря нет.
   - Подумайте хорошенько.
   - Я не вижу никого, кроме... Есть ли еще? Вряд ли.
   - Вы назовете его?
   - Жан де Верт.
   - Жан де Верт? И вы ничего об этом не говорили?
   - А зачем?
   - Когда имеют дело с таким человеком, как барон Жан де Верт, об этом всегда надо говорить.
   - Довольно того, что я об этом думаю! Он должен был покинуть Швецию через некоторое время после моего отъезда.
   Магнус покачал головой.
   - Он ещё здесь, господин граф. Можете в этом не сомневаться... Теперь я все понимаю!
   - Что - все?
   - Вы ничего не заметили?
   - Ничего.
   - Представьте тогда себе, что в тот момент, когда вы въезжаете в город, один бездельник с мрачным лицом стал очень внимательно на нас смотреть; вскоре после того я заметил, что он следует за нами. Конечно, не должно плохо думать о ближнем, а Магнус убежден, что большинство людей - и есть наши ближние, как грифы - двоюродные братья голубям. И я ждал. Но не бывает такого, чтобы Магнус ошибся. Я вновь увидел этого негодяя у ворот почтенного христианина, которого зовут Авраам Каблио. Он поджидал, когда вы выйдете. И, наверное, я отрезал бы ему уши, чтобы узнать, течет ли в его жилах кровь, как вдруг наш преследователь неожиданно скрылся в темной улочке. А сейчас, господин граф, этот барон, душой которого завладел дьявол, может ли он проявлять какой-либо интерес к тому, чтобы быть в курсе вашего пребывания в Швеции?
   - О да, конечно!
   - Значит, нет никаких сомнений, что это именно он послал того типа, сулящего недоброе, гнаться за вами по пятам... Вот почему я собираюсь обновить фитили у моих пистолетов...
   Арман-Луи не придал никакого значения словам Магнуса. Он оставил его у вывески "Коронованный лосось" и, не теряя ни минуты, помчался к белому домику, перемахнуть изгородь которого не стоило никакого труда.
   Все та же негритянка встретила его и проводила к Маргарите.
   При его появлении молодая женщина встала и, протянув ему руку, сказала:
   - Какому счастливому случаю я обязана увидеть вас вновь? Не будет ли он на сей раз более приятным, чем я пред полагаю? Нуждаетесь ли вы во мне?
   - Пусть Бог меня осудит, если я плохо поступаю, - ответил Арман-Луи. В первый раз я спас вас... Долг обязывает... Я видел Авраама Каблио.
   - Моего отца?!
   - У него в руках было письмо... Увы! Письмо недруга... Он все знает. Если у вас есть основания бояться его гнева, берегитесь! Возможно, я опережаю его не более чем на час.
   Маргарита побледнела как смерть.
   - Мой отец здесь! - вскричала она. - Ах, я погибла!
   - Что я могу для вас сделать?.. Я всем обязан Аврааму, но вы его дочь... Приказывайте!
   Маргарита подняла на г-на де ла Герш глаза, полные слез.
   - Нет! - ответила она. - Рано или поздно, но однажды эта тайна должна была открыться... Я буду ждать моего отца... Если он убьет меня, прощайте!.. Если он простит меня, я буду обязана вам больше чем жизнью.
   - Спаси вас Бог! - воскликнул г-н де ла Герш взволнованно.
   В тот момент, когда он только что покинул сад, топот лошади, скачущей во весь опор, заставил его обернуться. С первого взгляда он узнал графа де Вазаборга. Арман-Луи устремился к нему, замахал руками, окликнул его. Но он пришел пешком, а лошадь графа летела как ураганный ветер... Звук его голоса потерялся в этой бешеной скачке. И скоро Ар ман-Луи увидел, что лошадь и всадник исчезли за густыми деревьями.
   - Ах! Это судьба! - прошептал он.
   Он собрался перейти кромку леса, где ещё не так давно повстречал капитана Якобуса, как вдруг раздался выстрел - и пуля разорвала его камзол и влетела в ствол березы.
   Почти в тот же миг, прежде чем он успел углубиться в лес, послышался новый выстрел, и вслед за ним раздался глухой крик, а выскочив на дорогу, Арман-Луи увидел Магнуса и человека, который во всю прыть убегал, бросив свою лошадь. Магнус держал ещё в руках пистолет.
   - Что это было? - спросил г-н де ла Герш.
   - Негодяй, который не попал в вас и в которого промахнулся я!.. Ах, Магнус, удивляешь ты меня! Не стареешь ли ты, мальчик мой? - приговаривал Магнус. - Заряд ведь был совсем свежий. Моя пуля продырявила его шляпу на полдюйма от черепа, может быть, она задела его?! Если бы я целился не в голову этого злодея, который крался по дубовой роще, я бы непременно попал; но я, к сожалению, не метил в тело, чтобы убить его наповал и чтобы захватить его лошадь. Вот так все и получилось, господин граф.
   Он снова неторопливо зарядил свой пистолет.
   - А ведь я говорил вам, что надо быть всегда начеку! - продолжал он. Жан де Верт - человек расторопный. А теперь, я прошу вас, давайте вернемся в город, надо найти короля. Когда имеешь дело с таким человеком, как барон, не стоит слишком долго заниматься другими делами.
   И когда они вновь поспешили к кабачок, где оставили своих лошадей, Арман-Луи спросил у Магнуса, каким образом он попал к белому домику после того, как они расстались на пороге "Коронованного лосося".
   - Вы совсем не знаете Магнуса, если вы думаете, что он позволит вам бегать в сумерках по лесам! - ответил старый солдат. - Вы ещё не дошли до конца тропинки, как я уже шел по вашим следам! Вот как это вышло!.. Теперь я прекрасно знаю, что барон в деревне.
   - Ну да? Ты думаешь?
   - Я не думаю, я утверждаю!
   21.
   Маска сброшена
   Для понимания того, что последует дальше, мы должны оставить теперь Армана-Луи на Готембургской дороге и свести графа Вазаборга с Маргаритой.
   Они встретились в той же комнате, где в прошлый раз побывали герцог Альберт и г-н де ла Герш. Граф де Вазаборг держал в своих объятиях бледную и дрожащую Маргариту. Его глаза были полны тревоги; он спросил ее:
   - Ах! Вы не любите меня больше? - Тогда как растерянная Маргарита бросила испуганные взгляды то на дверь, то на окно.
   - Умоляю, не надо об этом! Все осложнилось, и если бы я сказала вам о том, что происходит, вы бы не поверили! - проговорила она, обхватив его за шею. - Но, умоляю вас, бегите!
   - Мне, бежать? Но почему? Я так долго не видел вас, Маргарита. Если вам угрожает опасность, как в тот страшный день, когда господин де ла Герш вернул вас моей любви, я остаюсь.
   - Господин де ла Герш?!.. Увы, он уже ушел отсюда.
   - Он?!
   - Он сказал мне... О, это ужасно!.. Ах, ну зачем вы повторяете теперь эти слова любви? Слишком поздно!
   Вдруг Маргарита замерла и прислушалась.
   - Вы слышите?.. Ах, бегите же! - вскрикнула она снова, ломая руки.
   В самом деле со стороны двери донеслись какие-то звуки. Маргарита попыталась увлечь графа де Вазаборга за собой в соседнюю комнату, но дверь неожиданно открылась, и на пороге появился Авраам Каблио.
   - Мой Бог! Так это правда! - крикнул он.
   Граф де Вазаборг обернулся, сверкая очами, рука на гарде шпаги.
   Авраам Каблио, сделав шаг к дочери, остановился, точно пораженный ударом молнии, и, воздев руки к небу, сказал:
   - Король?!
   Маргарита посмотрела на графа, и мертвенная бледность покрыла её лицо, но почти тотчас овладев собой, она проговорила слабеющим голосом:
   - Король! Я это знала!
   - Ты слышишь это, Господи! - вскрикнул Авраам.
   Густав-Адольф, - а это был он, - собрался объясниться, но Маргарита, бросившись к ногам отца, взмолилась:
   - Прокляните меня! Ударьте меня! - сказала она. - Священный христианский долг, девичью честь, честь вашего имени, я все забыла, отец. Да, это он, король!
   Авраам Каблио, все это время стоявший закрыв лицо руками, поднял голову: величие беды и покорности судьбе легли печатью на его изборожденное морщинами благородное чело.
   - Моя старость опозорена! - сказал он. - Но позор моих седин не мешает мне помнить о том, что вы помазанник Божий. Дом этот открыт, вы можете выйти из него так же, как вы сюда вошли. Только не забывайте, Густав-Адольф: у короля должны быть и другие заботы, кроме той, чтобы приносить бесчестье в дом одного из его слуг.
   - Вы считаете, что я настолько труслив, что могу уйти, не узнав, что станется с Маргаритой? - вскричал Густав-Адольф.
   Услышав эти слова, Каблио вскинул голову и, скрестив руки на груди, с достоинством ответил:
   - И вы осмеливаетесь задавать мне вопросы? С каких это пор отец не вправе судить свою дочь? Может, Маргарита ответит? Спросите же её об этом!
   Слова ещё слетали с губ Авраама, когда боковая дверь вдруг открылась, и прелестный, как день, ребенок, робкий и улыбчивый, тихо выскользнул из соседней комнаты.
   Увидев его, Авраам задрожал всеми своими членами. Маргарита все ещё стоявшая на коленях, привлекла ребенка к себе и затем, подтолкнув его к ногам Авраама, представила его ему:
   - Пусть я умру, воля ваша, - сказала она. - Но простите это невинное создание!
   Каблио наклонился, и руки ребенка обхватили его за шею.
   - Ах, я побежден! - воскликнул Авраам, не в силах оттолкнуть его.
   Он обнял ребенка и Маргариту и прижал обоих к груди. Их слезы и их поцелуи смешались, затем, высвободившись из объятий, Маргарита взглянула на отца умоляющими глазами:
   - Отец, - сказала она. - Позвольте мне последний раз поговорить с королем Густавом-Адольфом?
   Авраам Каблио посмотрел сначала на дочь, затем на короля.
   - Сир, я удаляюсь, - обратился он к королю. - Пусть, однако, ваше величество помнит о том, что вы в моем доме!
   Как только они остались одни, Маргарита повернулась к Густаву-Адольфу.
   - А я этого и не знала!.. Вы - король?! - Король! сказала она, вспыхнув.
   - Ах, но разве полюбили бы вы меня, знай вы, что я король? воскликнул он.
   - Король! Король! - повторяла она, изучая его глазами. - Но когда вы, сидя у моих ног, клялись вот этим самым ртом, вот этими самыми губами, которые я считала искренними, что существуете для меня, и если бы тогда кто-нибудь пришел бы и сказал, что вы король Швеции... Я бы никогда этому не поверила! И надо же было такому случиться, чтобы именно мой отец открыл мне глаза!..
   Но голос Густава-Адольфа прервал её.
   - Помните ли вы день, когда случай привел меня к вам! - громко заговорил он. - С первой вашей улыбки я понял, что принадлежу вам. Моя душа без остатка была отдана вам... Кем я был? Солдатом, у которого тысячи врагов оспаривали его отечество, королем без короны, почти изгнанником, ссыльным? Лихорадка пожирала мои дни: ни часа без тревог, всегда и во всех козни, борьба. Но мою бесконечную тоску прервали, наконец, вы, в вас я нашел утешение своему безрадостному существованию! Возле вас я начал дышать полной грудью, вы отогрели мое сердце, только с вами я стал обладателем тех благ, которые есть даже у самых ничтожных из моих подданных: благ, которые заставляют их любить жизнь. В вашем лице я имел руку друга, преданное сердце и, наконец, женщину! Нет, не смотрите на меня такими сердитыми глазами! Ну а если государственные дела отнимали у меня свободу, то душа моя не изменила вам, она никогда не прекращала принадлежать вам!.. Ваш образ следовал со мной повсюду, он утешал меня в сражениях и был моей надеждой на возвращение. Единственные часы, когда я почувствовал опьянение жизнью, я испытал именно здесь, нигде больше мое сердце так не билось... Верьте голосу, который говорит вам это! Если бы не было необходимости защищать народ, вверенный мне: защищать от поляков, датчан, русских, австрийцев, разве покинул бы я хоть на один день этот белый домик, где я встретил вас! Ах, сколько раз я мечтал спуститься с королевского трона, где отдых мне не позволен! Я бы сделал это несомненно, если бы долг чести не связывал меня!.. и потому что я король - вот вы уже больше и не любите меня!
   - Ах, я вас все ещё люблю, потому и прощаю! - зарыдала Маргарита.
   Король вскрикнул и хотел заключить её в свои объятия. Но она поднялась и сказала:
   - Густав-Адольф! Маргарита умерла. Здесь перед вами только дочь Авраама Каблио, человека, который сражался за Ваше величество. Остальное забудьте!
   - Могу ли я забыть? - растерянно произнес Густав-Адольф.
   - Вы сможете, если будете думать о Швеции! Швеция под угрозой, вы сами это говорили. Отдайтесь ей всецело. Отчизна - вот кто теперь ваша невеста, ваша жена, ваша любовь! Выше шпагу, Сир - и защищайте свою страну. Я возвращаю вам Швецию! Вот соперница, мой горячо любимый король, к которой я не могу вас ревновать!.. Европа в огне, сказали вы мне однажды: разбушевались страсти, провинции и королевства втянулись и запутали в опасных играх. Пусть Швеция, воодушевленная вами, вступит в борьбу, пусть её участь будет счастливой. За дело! А мое сердце, в котором вас никто не заменит, будет всегда биться во имя Густава-Адольфа.
   Король стоял в нерешительности; никогда Маргарита не казалась ему более красивой и трогательной. Но он слишком хорошо знал её, для того, чтобы понять, что потерял её.
   - Вы этого хотите, Маргарита?! - спросил он, вздыхая. - Нет больше Маргариты! К оружию, Сир!
   - Тогда, прошу вас, вашу руку, ваши губы в последний раз! И да спаси вас Бог! Шпага вынута, и больше я не вложу её в ножны!
   Из глаз Маргариты, излучающих любовь, текли слезы, она обхватила голову короля руками... ей казалось, что сердце её вот-вот выскочит - так сильно оно билось. А затем указав ему на морские дали, за которыми был германский берег, она сказала:
   - Вот ваш путь!
   Раздираемая безумным волнением, совсем обессилевшая, Маргарита упала в кресло. Рыдания вздымали её грудь, её руки повисли вдоль тела. Густав-Адольф бросился к её ногам. Сколько часов провел он когда-то подле неё в счастливые времена, тогда она верила в него! Он не смел говорить теперь, и держал её в своих объятиях.
   Маргарита была в полном изнеможении. Какое-то время она оставалась неподвижной, уронив голову на плечо короля и плача. Потом она порывисто встала, её глаза горели. Не сдерживая слез, ручьями бегущих по щекам, Маргарита сказала:
   - Сир, для вашего величества отныне я лишь подданная, мать одного из ваших подданных. И пусть завтрашнее солнце больше не застанет вас здесь!.. А чтобы эта наша встреча была последней, я хочу, чтобы мой отец узнал о вашем решении.
   Она позвонила в колокольчик. Вскоре после того вошел Авраам.
   - Отец, - сказала она, - вот король, который собирается уничтожить врагов нашей религии.
   - И он принесет в жертву этому делу свою жизнь?
   - Ах, я клянусь вам в этом! - воскликнул Густав-Адольф.
   На что Авраам ответил:
   - Я снарядил корабль для своей страны в то время, когда она воевала с Данией, - сказал он, - и ещё большее число я снаряжу для защиты нашей веры. Моя кровь и мое золото - ваши, Сир.
   - Тогда я назначу вам свидание в Карлскроне: я хочу, чтобы все корабли, имеющиеся в Швеции, собрались там.
   - Мои фрегаты будут отовсюду, и пусть все узнают, на что способен человек истинной веры.
   Маргарита подняла на отца умоляющие глаза.
   - Позвольте мне последовать за вами, - сказала она. - Вы станете воодушевлять своим примером экипажи кораблей, набранные вами; я буду молиться за тех, кто пойдет сражаться, а ребенок увидит там издали того, с кем он больше не встретится.
   Она едва стояла на ногах. Авраам поддерживал её за талию:
   - Идите же, дочь моя, Бог услышит ваши молитвы, и благословит наши усилия.
   Уже через несколько мгновений раздался топот лошади, скачущей галопом, что говорило о том, что Густав-Адольф был теперь далеко от белого домика. Она почувствовала как сердце сильно застучало в её груди. Авраам Каблио появился вновь, держа ребенка за руку.
   - На колени, сынок, на колени, и Бог спасет короля! сказала она. Впереди - война!
   В последний раз Маргарита спала под крышей этого дома, который долгое время служил ей убежищем. На рассвете слуги, посланные её отцом, сообщили, что все уже готово к отъезду.
   Кровь забурлила в жилах старого моряка при мысли о новых войнах. Он разослал гонцов по всей стране, чтобы ускорить снаряжение кораблей. Он опустошал свои ларцы, покупая вооружение, провизию. Он хотел, чтобы его корабли, корабли Авраама Каблио, были самыми боеспособными и оснащенными лучше других на флоте.
   Тем временем Маргарита послала записку г-ну де ла Герш.
   Из нескольких слов, сказанным Арманом-Луи накануне, она поняла, что ему надо было срочно увидеть короля. Она назначила ему свидание недалеко от Готембурга, на Карлскронской дороге.
   Вскоре она расставалась с белым домиком - глаза её были полны слез, щемило сердце, давило грудь. Она понимала, что не будет уже тех счастливых дней, какие она прожила здесь. Она прощалась с любимой мебелью, с каждым деревцем, с каждым кустиком. Все наводило её здесь на приятные и веселые воспоминания. Теперь их связь была разрушена. Она уходила медленно, держа сына за руку, и все время оглядываясь.
   - Все кончено! Все кончено! - горестно повторяла она.
   На повороте тропинки её окликнул мужской голос. Она задрожала. Авраам Каблио был перед ней верхом на лошади в походном костюме рядом с каретой. Она отвернулась: больше не суждено ей видеть свой белый домик! Она всхлипнула и надвинула на голову длинную густую вуаль.
   - Прощай! - прошептала она надломленным голосом.
   Когда вскоре она выглянула из кареты, не видны были уже дома Готембурга - их скрывала холмистая местность, и белая пыльная дорога вела в глубь черного соснового леса.
   22.
   Ловкий человек
   Через час король Густав-Адольф и офицеры, созванные им в Готембург под предлогом смотра корпуса новобранцев, вышли на Карлскронскую дорогу, где к тому времени сосредоточились флот и армия в предвидении событий, которые могла ускорить война.
   Арман-Луи и Магнус узнали об отъезде в то же самое время, что и о прибытии, то есть догнать его было теперь, казалось, невозможно.
   - Какое это имеет значение?! - сказал Магнус. - У нас отличные свежие лошади, есть золото, хорошие шпаги, которых ничто не остановит... Поедем по следам короля, и если не настигнем его в Карлскроне, то обязательно застанем в Стокгольме.
   Прискакал гонец, посланный Маргаритой к г-ну де ла Герш. Приготовления к отъезду были окончены, и, встретившись с Авраамом и его дочерью, они вместе сразу отправились вслед за королем по той же дороге, что и он.
   - О, это истинный, настоящий король, - говорил Магнус. - Он терпеливо и долго хранил молчание. Сероглазый он, зеленые у него глаза или голубые, я не знаю, небеса или океаны вызывают его гнев или радость, но благородный и звучный голос его заставляет беспрекословно подчинять себе всех, а железная рука, солдатская хватка, генеральская голова и к тому же огненный взор и привычка пускать свою лошадь галопом - вот что побуждает и самых робких новобранцев очертя голову бросаться вперед в предчувствии победы. Я некоторое время служил в Польше, у короля Сигизмунда, его дяди: Густав-Адольф нас так здорово отделал, что я поклялся идти только под его знаменами. Именно в этот день шесть его эскадронов разгромили наш корпус. Я не чувствую себя от этого хуже, но вы понимаете, что это все же немного смущает.
   - Черт возьми! - сказал г-н де ла Герш. - Я никогда не видел твоего героя-короля, но мне кажется почему-то, что я его знаю.
   Так вот беседуя, они пересекали леса и равнины, города и поселки. Подозрительная личность, однажды замеченная Магнусом, больше не появлялась. Солнце благоприятствовало их путешествию и, бодрые телом и веселые духом, они добрались, наконец, до крепостных стен Карлскроны и увидели вокруг каменного города палаточный город, оглашаемый громыханием оружия.
   - Расстанемся здесь, - сказал Авраам. - Если вы будете нуждаться в моей помощи, каждый укажет вам мой дом, где я живу. Ступайте своей дорогой!
   Один прохожий указал им местопребывания короля, его резиденцию. И, пока их лошади отдыхали у трактира, где Магнус снял жилье, они воспользовались остатком дня, чтобы попасть к королю. Ворота замка осаждали толпы офицеров, дворян и слуг, повсюду стояли на постах солдаты.
   Вдруг Арман-Луи вскрикнул, и, прежде чем Магнус успел понять, что тот намеревается делать, г-н де ла Герш устремился в королевские сады, окружающие его замок-резиденцию.
   Невдалеке, в конце подъездной дороги, Арман-Луи только что заметил м-ль де Сувини и возле неё Жана де Верта; г-н де Парделан шел рядом с ними.
   К несчастью, мудрый Магнус не ошибся в своих прогнозах: Жан де Верт прежде всех был извещен депешей императора Фердинанда о победе кардинала де Ришелье. Беженцы, которым удалось пробраться в Швецию быстрее и надежнее, чем кораблю бедного капитана Давида Жоана, сообщили ему, кроме прочего, что в момент, когда Ла-Рошель пал, г-н де ла Герш был ещё жив.
   Из этого Жан де Верт заключил, что его соперник не замедлит появиться на тех же берегах, где они встретились, то есть ясно было, что Арман-Луи будет там, где окажется Адриен. Так же легко можно было предвидеть и последствия встречи двух молодых людей, влюбленных друг в друга. Довольно было обычного здравого смысла.
   Сопротивление Адриен выражалось в том, что она не давала хода слову, данному г-ном де Парделаном, да и могло ли быть иначе, если у неё была такая надежная опора в лице молодого гугенота, наделенного очарованием самоотверженности, мужества и преданности.