Ашар Амеде. Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем

   - Мадемуазель де Сувини католичка? - воскликнул г-н де ла Герш.
   - И мадемуазель де Парделан тоже? - подхватил г-н де Шофонтен.
   - Кстати, то, что они обручены с графом де Паппенхеймом и бароном Жаном де Вертом, подтверждает мои слова.
   Арман-Луи и Рено застыли от удивления. Паппенхейм и Жан де Верт были перед их глазами. Красный бант, завязанный рукой м-ль де Сувини, красовался на шпаге Жана де Верта.
   - Как, вы? - воскликнул г-н де ла Герш, обращаясь к Паппенхейму.
   - Я не знаю, что обещала мадемуазель де Парделан маркизу де Шофонтену, - заговорил Паппенхейм, - но я знаю только, что в качестве графини Маммельсберг она подчинилась императору Германии и дала слово обвенчаться со мной.
   - О! Вы все-таки остались человеком Гранд-Фортели! - прошептал г-н де ла Герш, все ещё не веря своим ушам.
   Лицо графа де Паппенхейма залилось краской, но, сделав над собой усилие и высокомерно подняв голову, он произнес:
   - Я думаю, что перед вами тот же человек, которого вы встречали в Магдебурге!
   - Предатель! - только и мог произнести Рено.
   Паппенхейм, мертвенно-бледный, измерил его взглядом и произнес:
   - Это будет стоить жизни одному из нас!
   - Итак, что же мешает нам? Разве при вас нет шпаги? Разве мы не встречались много раз? О! Вы меня ненавидите так же, как я вас презираю, то, я уверен, что вы жаждете мести! Я готов!
   - Я иду за вами! ... Идемте!
   Паппенхейм уже сделал шаг, когда Валленштейн остановил его:
   - Я запрещаю вам делать это! Кто командует здесь? Кто является представителем императора? Если маркиз де Шофонтен забыл, то я напомню, что пока я остаюсь хозяином Нюрнберга! Опустите оружие, великий маршал. Армия требует вашего присутствия здесь и вы не можете без моего приказа подвергать себя опасности! Вы будете поступать, как вам нравится, когда встретите своего противника на поле боя. До этого вы должны повиноваться мне!
   Весь дрожа от волнения, Паппенхейм с досадой всунул в ножны свою наполовину вытянутую шпагу.
   Арман-Луи пожал руку Рено. Тот даже не ответил на пожатие. Валленштейн обвел ассамблею взглядом. Все молчали, только мадам д`Игомер улыбалась.
   - Я думаю, что совещание окончено! - произнес герцог Фринланд.
   - Это все, что вы имеете нам сказать? - спросил г-н де ла Герш. - Я говорю здесь от имени и по поручению Густава-Адольфа и я требую справедливости!
   - К сожалению, сеньор, я не могу ничего к этому прибавить!
   Г-н де ла Герш понял, что сейчас придется отступить. Проходя мимо Паппенхейма, он произнес:
   - Вы обещали мне следить за мадемуазель де Сувини, но не выполнили своего обещания! Теперь прощайте, граф!
   - Прощайте, сеньоры! - отвечал Паппенхейм.
   На протяжении всего разговора мадам д`Игомер все время улыбалась, Жан де Верт поправлял усы. Все продолжали молчать.
   "Нужно увидеть капитана Якобуса и послать с ним записку моему другу Матеусу! - подумал Жан де Верт. - Скорее всего два дворянина поспешат в замок. Нужно, чтобы они не застали его врасплох."
   Рено постарался ничем не выдать чувств, переполнявших его душу.
   Взгляд г-на де ла Герш говорил о том, что тот чувствовал то же самое. К несчастью их гнев не имел выхода. Выдержанность обоих и надменность Валленштейна не позволяла им тут же взяться за оружие. Нужно было переждать. Наступит время, когда они возьмутся за оружие. О графе де Паппенхейме не было сказано ни слова. Его предательство было очевидным.
   18.
   Маленький домик в Нюрнберге
   Наступил вечер. Г-н де Шофонтен прогуливался перед домом, в котором они расположились вместе с г-ном де ла Герш. Он был вне себя от ярости от того, что только что произошло. Неожиданно перед ним появился паж и предложил следовать за ним.
   - Куда ты меня ведешь? - удивленно спрашивал Рено, не желавший новых приключений.
   - Туда, где вы не будете сердиться, - отвечал паж. Каркефу был уже тут как тут:
   - Месье маркиз, у меня сложилось впечатление, что в этой стране небезопасно ночью... Лучше не стоит рисковать, оставайтесь дома.
   - Речь идет о мадемуазель де Парделан, - прошептал паж на ухо Рено.
   - О! Пойдем скорее! Поспешим! Веди меня, я иду за тобой!
   Рено уже не шел, а бежал за пажом, все ускорявшем шаг.
   Каркефу решил оставить кость, которую с удовольствием обгладывал, и поспешил за хозяином.
   Рено шел, не поворачивая головы. Скоро они вышли из города, прошли по извилистой дорожке и углубились в лес. Через несколько шагов перед ними открылась широкая просека, в конце которой можно было разглядеть небольшой павильон.
   Рено и паж вошли туда. Каркефу, тем временем, занял удобную позицию около павильона, чтобы при первой возможности броситься на помощь хозяину.
   Рено тем временем миновал темную лестницу, паж держал его за руку; под ногами пружинил толстый ковер. Он приглушил звук его шагов. Сердце Рено громко билось и мешало дышать.
   "Диана! Сейчас я увижу Диану!" - стучало в его груди.
   Откинулась портьера - и в будуаре он увидел мадам д`Игомер, освещенную неясным светом.
   Рено машинально сделал шаг назад.
   - Вы испугались женщины, месье маркиз? - спросила она.
   - Я думал, что речь идет о мадемуазель де Парделан!.. Это предательство! - гневно произнес Рено.
   - Вас не обманули, речь, действительно идет о мадемуазель де Парделан. Но кто сказал, что вы должны её увидеть?
   Говоря это, мадам д`Игомер дрожала. Никогда раньше Рено не видел её такой бледной и такой взволнованной, разве что в последний день своего пребывания в Сан-Весте. Она была всегда такая спокойная и выдержанная, а сейчас, казалось, она потеряла самообладание. Ее белое платье ещё больше оттеняло её волнение. Лоб и щеки д`Игомер были мертвенно-бледны.
   Рено отодвинул портьеру, готовясь уйти. Мягкий и вкрадчивый голос мадам д`Игомер остановил его:
   - Чего вы боитесь? Ведь здесь только женщина и ребенок!
   - Я не боюсь никого, тем более женщин! - с достоинством произнес Рено.
   - Если вы хотите сказать, что от меня зависит участь мадемуазель де Парделан, то это правда, но, чтобы она завтра оказалась на свободе - это зависит только от вас! - продолжала Текла.
   - От меня? Что я должен делать? - с готовностью произнес молодой человек. - Я готов отдать за неё жизнь!
   - Я это хорошо знаю, но зачем мне об этом говорить? - перебила мадам д`Игомер. - О! Вы выбрали неправильный путь, усугубляя рану в моей душе.
   При этом Текла, опустошенная, упала в кресло, лицо её было белее мела. Слезы (а они были настоящими в этот раз) полились из её глаз.
   Рено был вынужден поддержать её и почувствовал, как она дрожит.
   - Если вы желаете этого, я посвящу свою жизнь вашей защите!
   - Послушайте! - нашла в себе силы мадам д`Игомер и продолжила разговор. - Я думала, что я сильней, чем есть на самом деле. Я была уверена в своей ненависти к вам... Но, увидев вас, я поняла, что в моей душе зажглось какое-то пламя...в моем сердце зародилось неведомое доселе чувство! Забытые эмоции вдруг заполнили меня. Долгие месяцы печали, наполненные мыслью о мщении, мои мечты и мои страдания, мои слезы и мое отчаяние вдруг исчезли и ничего не осталось, кроме вас...
   На мгновение Текла замолчала. Смешанное чувство удивления и грусти наполнило душу Рено, он хотел заговорить, но д`Игомер остановила его.
   - Поверьте мне, - продолжала она. - Я буду такой, какой вы захотите; я буду вашей спутницей в жизни, верной женщиной, опирающейся на вашу руку; я буду вашей служанкой и никто не будет вам больше предан, чем я. О! Какой я буду счастливой, если вы мне позволите быть с вами!.. Если вы хотите, чтобы я полюбила мадемуазель де Парделан, и я на это согласна... но полюбите и вы меня. Если вы не в силах сделать это, откажитесь сразу, не мучайте меня! А помните ли вы о тех днях, проведенных вместе со мной? Помните ли те длинные ночи? О! Если вы их уже забыли, то мое сердце их ещё помнит!
   Вы не знаете, как я вас любила тогда! Увы! Я не знала ещё тогда этого сама! Видите, что вы со мной сделали, в какую пропасть я опустилась! Я помню о счастье, испытанном однажды - и я прошу вас об этом помнить! Возьмите мою руку и поклянитесь, что никогда мадемуазель де Парделан не будет называться мадам де Шофонтен! Тогда я дарую ей свободу!
   - Но я люблю ее!.. Как я могу отказаться от нее? - воскликнул Рено.
   - Как! - заговорила возмущенно д`Игомер. - Вы у меня и она не свободна... Да как вы смеете! О! Вы, наверное, сошли с ума!
   - Послушай теперь меня, я прошу вас, успокойтесь! Что вы с ней сделали? Вы обратили её в свою веру? Ведь она невинна, как ребенок, ей нет ещё и двадцати лет!.. Неужели вы позволите увянуть ей в слезах и горе?..
   - О! Вы думаете, что она одна будет плакать?
   - Вы неумолимы!.. что может заставить вас отказаться от своей безумной затеи? Как я могу обидеть ее? Как вы можете мне предлагать подобное? Я не смогу предать её, ведь она говорила мне: "Я люблю вас!"..
   - Но разве не эти же слова когда-то сказал мне человек, которого звали Рено?
   При этом мадам д`Игомер встала и её лицо приобрело такое же выражение, что и в замке Сан-Вест; это выражение было хорошо знакомо г-ну де Шофонтену.
   Прошла минута и по Текле уже нельзя было сказать, что только что она испытала какие-то эмоции. Рено молча шагнул к двери.
   - Итак, - произнесла строго мадам д`Игомер, - вы не отказываетесь от мадемуазель де Парделан?
   - Нет и никогда этого не сделаю!
   - Тогда она откажется от вас!
   Рено вопрошающе взглянул на нее, но Текла, казалось, не заметила его взгляда.
   - Я вас больше не задерживаю, месье маркиз, - произнесла она, звоня в колокольчик.
   На его звон явился паж и мадам д`Игомер приказала ему проводить Рено.
   - Теперь, - прошептала мадам д`Игомер, - я передаю это дело в руки Матеуса, моего верного друга.
   Рено тем временем вышел из павильона и нашел Каркефу около дерева. На его вопросительный взгляд г-н де Шофонтен произнес:
   "Все плохо!"
   - Месье маркиз, - отвечал верный друг, - жизнь так длинна, не нужно отчаиваться!
   Но, поняв, что сейчас хозяин не в настроении и не захочет отвечать на его философские шутки, молча последовал за ним.
   19
   Четверо против одного
   Условия обмена были подписаны; ничто более не задерживало Армаа-Луи и Рено в Нюрнберге. Вскоре они покинули лагерь Валленштейна. Проехав несколько миль, они повстречали всадника, приветствовавшего их. Это был граф де Паппенхейм. Он был одет в кирасу и широкое пальто. Прежде, чем Арман-Луи и Рено смогли ответить на приветствие, граф был далеко.
   Друзья продолжали путь по пустынной местности, где лишь кое-где встречались елочки да редкие кусты. Ехали молча.
   Каждый думал о своем. Магнус не забывал внимательно глядеть по сторонам. Рудигер тоже прислушивался к каждому звуку. Каркефу, не терявший присутствие духа в любых обстоятельствах, подумал про себя:
   - Если мне вдруг придется умереть, то только не в этой местности. Здесь ужасно холодно и пустынно.
   И он поглубже запахнул полы своего плаща. Туман между тем спустился на равнину. Навстречу путешественникам попался всадник, потом второй, третий. Вместе они постепенно удалялись. Магнус бросил взгляд в глубь ущелья, которое они только что миновали. Там он заметил ещё троих солдат, продвигавшихся пешком. Их отделяло от Армана-Луи и Рено сотня шагов.
   - Вместе их будет шесть! - подумал Магнус и на всякий случай приказал приготовить пистолеты. Рудигер, тем временем, показал вдаль. Там можно было увидеть ещё несколько всадников, появившихся с другой стороны. Магнус посмотрел вокруг. Теперь они были окружены со всех сторон. Врагов было около двадцати. Все взялись за шпаги.
   Количество всадников все увеличивалось. Не было ни домика, ни хижины, чтобы укрыться. Все были готовы к бою, когда вдруг из зарослей выехал всадник со шпагой в руке. Каркефу удивленно вскрикнул.
   Всадник улыбнулся, как будто приветствуя друзей:
   - Я вижу, сеньоры, что вы сразу узнали капитана Якобуса!
   - О! Бандит! - вскрикнул Рено.
   - Теперь посчитаемся, месье маркиз! - воскликнул негодяй.
   Но в тот момент, когда капитан Якобус уже поднял пистолет, чтобы дать сигнал к атаке (а нападавших было человек тридцать), дорога внезапно заполнилась всадниками. Они быстро окружили нападавших.
   - Капитан Якобус! Опустите оружие! - приказал один из них. - Я граф де Паппенхейм!
   Капитан Якобус обвел взглядом присутствующих, но силы явно были не равны.
   - Да, сеньоры, вас явно больше, но я думаю, что вы совершаете глупость!
   Граф де Паппенхейм указал рукой в сторону Нюрнберга.
   Головорезы капитана Якобуса собрались вокруг него, ряды кирасир расступились и отряд удалился, подобно стае шакалов, убегающих от льва.
   Кирасиры Паппенхейма окружили Рено и Армана-Луи и проводили их до самого конца этого опасного пути. С первыми лучами солнца вдали показался город.
   - Шведская армия пред вам, месье! - произнес великий маршал. - Итак, счастливого пути, и, если это будет угодно Богу, мы встретимся на поле боя! Там вы убедитесь, что я ничего не забываю!
   - Мой Бог! - прошептал Рено, - Если я когда-нибудь убью его, то больше никогда в жизни я не убью такого воина!
   На следующий день Арман-Луи и Рено присоединились к армии короля. Тотчас же, де ла Герш попросил аудиенции у Густава-Адольфа. Дело в том, что по пути, в его голове родилась отчаянная идея. Он достойно выполнил поручение короля и послужил делу Швеции, теперь он имел право просить о личном.
   19
   Конные АРГОНАВТЫ.
   Прежде, чем отчитаться королю о выполнении миссии, порученной ему, Арман-Луи попросил Его Величество разрешить обсудить с ним некоторые вещи, касающиеся лично его.
   - Я вас слушаю, мой дорогой граф, - сказал король.
   - Считаете ли вы, что я так преданно служил делу, которое мне доверили, лишь для того, чтобы заслужить награду Его Величества?
   - Знаете, полковник, я и моя армия не могут выразить всего, чем обязана вам Швеция.
   - Если я вас правильно понял, сир, попроси я у вас однажды пятьсот человек, чтобы нанести решающий удар врагу, вы мне их предоставите, и они последуют за мной повсюду?
   - О! Если вы их возглавите, они пойдут так далеко, что могут не вернуться никогда!
   - Это было бы хорошо... Мне нужны воины, которые не отступят ни перед чем.
   - Речь идет о какой-то рискованной операции?
   - Вот именно, столь рискованной, что кому-либо она могла бы показаться безумной.
   - Объясните же, наконец!
   - Верный слуга спас меня когда-то от лап имперцев. Могу ли я сделать менее для мадемуазель де Сувини, чем Магнус сделал для меня? Мадемуазель де Парделан тоже в неволе вместе с ней. Ее отец в слезах, его сердце страдает. Мы с господином де Шофонтеном решили их освободить.
   - Это значит, что вы вместе с войском отправитесь в Прагу, в самое сердце вражеских войск?
   - Да, сир, для меня это дело чести!
   - О! Я сделаю то, что совершили некогда вы! - воскликнул король, пожимая руку г-ну де ла Гершу. - Пойдемте же! Я не буду достоин короны, которую ношу, если не скажу вам: "Дерзайте, чтобы освободить ту, которая вас любит!" Но, как друг, я добавлю: "Поберегите себя для служения Швеции, она нуждается в вас!"
   В эту минуту дверь отворилась и вошел герцог Левенбургский. Арман-Луи решил остаться.
   - Военные действия возобновились, - доложил королю Франсуа-Альберт, два венгерских полка, вторгшиеся вчера в имперский лагерь, атаковали этой ночью эскадрон финских мушкетеров. За ними следуют два итальянских полка.
   - Вот это точные сведения, - вступил в разговор Арман-Луи, - где вы их добыли?
   Герцог, вначале не заметивший его, повернул голову и покраснел. Беседуя, г-н де ла Герш поигрывал золотой цепью, опоясывающей его. Блеск металла привлек внимание Левенбурга, искавшего ответ.
   - А вы, господин, - наконец заговорил он голосом, в котором чувствовалась ярость, - вы можете мне объяснить, откуда у вас на камзоле эта блестящая золотая цепь, которую я давно ищу?
   - Разве эта цепь принадлежит вам? - живо поинтересовался г-н де ла Герш.
   - Она была некогда у меня похищена. А как она оказалась у вас?
   - О! Вы давно её ищете, герцог? А, я, в свою очередь, давно ищу владельца этой цепи. Некоторые обстоятельства позволяют мне утверждать, что существует странная связь между обстоятельствами, в которых вам пришлось её потерять и преступлением, совершенным недалеко от королевской резиденции... три года назад.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Я хочу сказать, что цепь, которую вы называете вашей и так настойчиво требуете, я подобрал около Готтенбурга, у двери дома, откуда была похищена Маргарита Каблио, и где, час спустя, я видел вас, герцог, в первый раз.
   При этих словах герцог побледнел.
   - Она выскользнула у меня из-за пояса, - смущенно пробормотал он.
   - После преступления, а точнее после похищения Маргариты Каблио. Я нашел эту цепь в траве, где виднелись следы лошади, вашей лошади, герцог!
   Еще мгновение герцог Левенбург смог выдержать взгляд г-на де ла Герша, но побежденный в этой молчаливой борьбе, опустил глаза.
   Проходя мимо герцога со словами: "Так эта цепь ваша - возьмите ее!" г-н де ла Герш небрежно бросил золото к его ногам.
   Арман-Луи подошел к королю, молча наблюдавшему за разыгравшейся сценой и, полагая, что враг повергнут, молча откланялся.
   - Итак, герцог, что вы на это скажете? - обратился король к Левенбургу.
   - Ах! Если бы этот человек не был бы вашем гостем, я бы убил его! вскричал герцог.
   - Его не так-то просто убить, - продолжил король, - но эта цепь, о которой вы говорили, она ведь ваша, не так ли?
   Удар был жестоким, но Левенбург хорошо знал, что Густав-Адольф его любит. Поэтому, собрав всю свою волю, он заговорил с жаром:
   - Да, цепь принадлежит мне, я потерял её возле двери домика, где находилась Маргарита. Вспомните, как она была красива, а я был тогда молод. Мое сердце было переполнено любовью к ней. Я соблазнил другую девушку, думая, что любовь пройдет. Напрасно! Ее образ преследовал меня повсюду. Виновен ли я в том, что повстречал Маргариту раньше вас, сир?! Я не смел надеяться на её любовь, вы не можете себе представить, какие душевные муки я испытал; я хотел исчезнуть, раствориться, забыть ту, которая стала для меня смыслом жизни. Непонятная сила привела меня туда, где жила Маргарита, я был готов покончить с жизнью, имея при себе бутылочку с ядом. В то время как вы, Ваше Величество, были с ней, я, полный отчаяния, бродил возле восхитительного жилища, которое мечтал превратить в рай, если бы Маргарита этого захотела. Мои слезы медленно падали в траву. Она любила Вас, а я целовал следы её шагов! Однажды я потерял эту цепь... О! Сир, вы были тогда с Маргаритой!
   Непонятное чувство охватило короля. Он, познавший некогда любовь во всем её великолепии, мог ли он осуждать человека, испытавшего любовные муки? Франсуа-Альберт слишком хорошо знал Густава-Адольфа, чтобы по неуловимым признакам понять, что происходит в его душе. Герцог решил, что самая искусная защита - это абсолютная откровенность и заговорил с необыкновенной горячностью:
   - Если вы хотите услышать мою исповедь, то выслушайте до конца! В те минуты океан чувств переполнял мою грудь, полную любви! Да, я мечтал отомстить за себя!
   - Вы?
   - Да, я! Тысячи ужасных мыслей проносились у меня в голове. Я не знал, чему посвятить остаток своей ничтожной жизни. В вас я видел единственную причину моих страданий.
   Мне казалось, что самой большой радостью для меня будет видеть вас покинутым и гибнущим. Я искал способ утолить в вашем падении свою тоску, которой я был одержим. Я зашел в своих мыслях очень далеко; прошлое вдруг предстало передо мной, мое трусливое сердце забилось - и силы мне изменили. Изумление, жалость, гнев сменяли друг друга на лице у короля. Франсуа-Альберт, наблюдая это, казалось, был во власти своей исповеди, но решил продолжить:
   - Я сделал больше. Я настроил против вас ваших злейших врагов - графа де Паппенхейма, графа Фринланда. Я также встречался с теми, кто командовал вашей армией на берегах Леша. Я должен был вступить с ними против вас, победить или умереть самому...
   Когда я услышал ваш голос, меня охватил озноб, и эта шпага, жаждущая вашей крови, вот она, я принес её вам! Если вам кажется, что я заслуживаю смерти, убейте меня! - Франсуа-Альберт вытащил шпагу и протянул её королю, глядевшему на него, не отрываясь, со словами:
   - Но, убивая меня, помните, что это не будет вам наградой за прошлое! Счастья нет, когда сердце страдает!
   Воспоминания юности вдруг всплыли перед глазами короля и взволновали его. Открытая и добрая душа Густава-Адольфа всегда была благосклонна к откровенности. Дерзкая исповедь герцога покорила его. Какие подозрения могут быть после такого признания?
   Король протянул шпагу виновнику со словами:
   - Возьмите свою шпагу и помните: король дал вам её и приказал хранить для Швеции!
   Франсуа-Альберт испустил вздох облегчения и приник губами к руке короля. Но, очутившись за дверью королевских покоев, вложив в ножны свой меч, прошептал:
   - Ты мне отдал меч - и ты пожалеешь об этом!
   В тот же самый день г-н де ла Герш созвал на общее собрание драгун своей роты. Большинство из прежнего состава погибло в Лейпциге и на подступах к Лешу, но по разрешению кардинала Ришелье их заменили гугеноты, бежавшие со всех провинций Франции.
   Воинственно настроенная молодежь теснилась вокруг капитана. Ни один из залов не мог вместить всех присутствующих, было решено перенести собрание на воздух, на опушку леса, где валялось большое количество поваленных деревьев. На них и расположились драгуны.
   Новость о том, что провозглашено перемирие, наполнила надеждой сердца этих бравых солдат. Время лишений и боев, должно, наконец, закончиться. Несколько дней отдыха радовали одних, другим казались бесконечными.
   Громкими криками собравшиеся приветствовали прибывших г-на де ла Герша и Рено.
   - Когда мы снова тронемся в путь? - спрашивали одни.
   - Останемся ли мы с королем или последуем в другую сторону? подхватывали другие.
   - И если мы вдруг отправимся в поход, сделайте так, чтобы мы шли в авангарде, - просили третьи.
   Когда воцарилась тишина, Арман-Луи взобрался на ствол поваленного дерева:
   - Сеньоры, - обратился он к присутствующим, - мне нужно сто человек добровольцев; прежде, чем обратиться к другим солдатам шведской армии, я обращаюсь к вам. Сегодня я говорю с вами не как полководец, а как армейский друг. Итак, не бойтесь, речь в данном случае идет не о военном долге.
   - Эти сто человек, которые вам нужны, они пойдут в бой? поинтересовался один из них, по имени Бегье.
   - Я их поведу в самое сердце Германии, в австрийские провинции, в стан врага!
   Радостные улыбки пробежали по лицам драгун.
   - Быть может у нас останутся силы на отступление, смотря как будут разворачиваться события, - добавил Эгрофой.
   - Мой друг, - уточнил Рено, - господин де ла Герш посвятил меня в свой проект; он таков, что добрая половина тех, кто согласится на это путешествие, могут не вернуться назад.
   - Вот прекрасная возможность найти применения своему мечу, - вскричал молодой корнет.
   - Не только мечу, но и пистолету тоже, - прибавил Рено.
   - Господин де Шофонтен, вы так гладко рассказываете: если судьба будет благосклонна ко мне, мы обсудим это небольшое путешествие в кругу друзей, за хорошим столом. Запишите меня первым.
   - И меня тоже! Думаете, что я хочу оставаться здесь? - вскричал Эгрофой. Если я не подвергну себя риску быть убитым двадцать раз, я буду считать себя непорядочным человеком, так что я готов рисковать.
   - Успокойтесь, - отвечал Рено, вынув из кармана записную книжку, где уже значились имена Бегье и Эгрофоя, - самое страшное, что сможет с вами случиться, это то, что вы можете потерять ногу или руку.
   - И я тоже с вами! - закричал корнет.
   - Думаете ли вы, что я могу пропустить это удовольствие? - подхватил солдат, горящий желанием скорее вступить в бой.
   - Запишите: господин Сан-Паер.
   - И господин Арранд.
   - И господин Вольрас.
   - И господин Коллонж.
   Перо Рено не успевало записывать, крики уже доносились со всех сторон.
   - Подождите, подождите, - закричал г-н де Шофонтен, у меня уже устала рука. - Нам нужно сто человек добровольцев: сейчас те, кто желает следовать за мной и господином де ла Гершем, станут справа от меня, я вас посчитаю!
   Все драгуны поспешили встать справа от Рено и образовали толпу; слева не оказалось никого.
   - Хорошо, - промолвил Рено, закрывая свою записную книжку, - считать не будем!
   - Я займу свое место по старшинству, - провозгласил г-н Бегье, остальные пусть тянут жребий!
   - Что ж, будем тянуть жребий, - печально ответил Эгрофой.
   Корнет положил свою шапку на каменную глыбу и каждый подошел к ней, чтобы бросить туда бумажку со своим именем. Шапка уже была наполовину заполнена, когда мосье де Коллонж перевернул её ударом ноги.
   - Какие же мы глупые! - воскликнул он, - зачем испытывать судьбу? Отправимся все вместе, в дороге нам будет веселей, и, если нас убьют, не о чем будет сожалеть.
   - Иногда устами младенца глаголет истина! - заключил Рено. - Что вы об этом думаете, капитан?
   - Я полностью с вами согласен, - отвечал Арман-Луи.
   - Я тоже! Чем больше нас будет - тем меньше мы будем привлекать к себе внимание, - продолжал Рено.
   - Вот загадка, которую я не берусь разгадать, - произнес Сан-Паер, обращаясь к г-ну де ла Гершу, - согласны ли вы со мной?
   - Согласен! - воскликнул г-н де ла Герш.
   Шапка взлетела в воздух, раздались крики: "Да здравствует господин де ла Герш! Да здравствует господин де Шофонтен!" Их окружили, обнимали, это был взрыв радости.