Базилика была пуста. Нунан жестом направил шесть человек к левой двери, а остальных повел к правой. Двери открывались внутрь. Он кивнул одному из легионеров. Женщина отодвинула засов и толкнула створку, быстро шагнув за щит. Оттуда вылетели три стрелы. Ни одна не нашла цели.
   — Выхода нет! Сложите оружие и сдавайтесь!
   — Выход всегда есть, — ответил голос из-за двери, с сильным акцентом и без страха.
   — Посмотри в окна или боковые двери. Люди Конкорда всюду. Брод Чаек наш.
   — Жалкие потуги, — проговорил голос. — Ваше сопротивление сломлено. Мы идем на Нератарн. Что нам один городишко? Это мы сейчас повсюду.
   Шаги. Нунан осторожно выглянул из-за щита. Фигуры двигались из густой тени коридора. Он поднял руку, останавливая своего лучника. Цардитов было пятеро. Трое несли натянутые луки с наложенными на тетиву стрелами. Они шли позади двух цардитов, приставивших мечи к шеям женщин, которых вели перед собой. Сзади к Нунану подбежали остальные шестеро, которые, видимо, никого не обнаружили.
   — Так вот оно, истинное лицо храброго воина Царда! — хмыкнул Нунан. — Отпустите их.
   — И вы убьете нас точно так же, как тех, кто сражался на форуме.
   — Я не убиваю тех, кто сдается. Мы — граждане Конкорда.
   Цардиты подошли к двери. Нунан увидел, что обе женщины немолоды. Судя по их одежде, они занимали в этом городе высокие посты. Обе не сопротивлялись. Та, что шла слева, претор города, держалась гордо.
   — Как твое имя? — спросил он.
   — Горсал, — ответила она.
   — И ты возглавляешь город, который без боя сдался цардитам? — Нунан посмотрел на удерживавшего ее мужчину. — Отпусти их. Я больше просить не стану.
   — Они погибнут прежде, чем ты меня убьешь.
   — Что поделаешь. — Нунан пожал плечами. — Я не питаю к ним уважения за то, что они сделали.
   Неуверенность промелькнула в глазах цардита. Нунан тихо сказал своим лучникам:
   — Цельтесь точнее!
   Они выстрелили. Цардит, державший в плену Горсал, не успел исполнить угрозу. Стрела попала ему в глаз, и, падая, он утащил женщину на пол. Второй женщине повезло меньше. Стрела пробила ей шею, и она упала, хватая себя за горло и задыхаясь, и оставила врага без прикрытия.
   — Взять их! — приказал Нунан. — Убейте их.
   Цардиты выпустили стрелы одновременно с мольбой о пощаде. Но Нунан молча смотрел, как его пехотинцы оттесняют их обратно в коридор. Звон мечей был недолгим, а звук клинка, вонзающегося в плоть сквозь доспехи, приносил удовлетворение.
   Он передал меч одному из лучников и опустился на колени рядом с Горсал.
   — Ты цела?
   — Да, — ответила она и посмотрела направо, где ее спутнице оказывал помощь один из солдат Нунана. — Она выживет?
   Легионер покачал головой.
   — Я сожалею, — проговорил Нунан. — У меня не было выбора.
   — Конечно. Те, кто лишен уважения, не заслуживают иного. — Лицо Горсал застыло.
   Нунан встал и протянул Горсал руку.
   — Это говорилось для цардитов. Мы знаем, что тут произошло.
   Горсал неохотно приняла его помощь и встала с пола.
   — Откуда?
   — Один из ваших горожан прошлой ночью прошел через наш лагерь. Хан Джессон.
   — Хан? Они его искали. Он убил сентора.
   — Так он нам и сказал. Теперь они ему не угрожают, но ему не удастся найти своих близких. Цард его погубит.
   — Бедняга. Ему так будет легче, — покачала головой Горсал.
   Нунан кивнул и направился обратно на форум. Там собирался его легион. Кавалеристы стояли на флангах, а пленных цардитов окружили в центре. Он поднял к небу гладиус.
   — Победа!
   Ответный крик звучал долго, но выражал скорее облегчение, чем торжество. Нунан поднял руки, требуя тишины, и ощутил легкий испуг. Так вот что чувствует генерал! Он еще никогда не держал речь перед таким количеством людей. Тут были легионеры, кавалеристы, враги и обычные горожане.
   — Жители Брода Чаек! Вы вкусили плоды союза с Цардом. Вы узнали, что такое их дипломатия. Поджоги, угон в рабство, убийства и казни. Если кто-то считает, что им лучше жилось под контролем цардитов, граница в той стороне.
   Нунан указал пальцем себе за спину. Стоявшие перед ним легионеры засмеялись и приветственно закричали.
   — Эта земля принадлежит Конкорду. Возвращайтесь в свои дома, снимайте флаги, которые они заставили вас развернуть, и вооружайтесь против общего врага. — Он указал на цардитов. Около сорока человек стояли перед ним, полуодетые и сломленные. — Вот они стоят. Ваши так называемые освободители. Мужчины, которые используют женщин в качестве щитов, чтобы спасти собственные жалкие жизни. Мужчины, которые предпочитают спрятаться за юбки собственной матери, а не отважно выйти навстречу противнику. В вашем городе цардиты убивали каждого десятого. Так же будет и с ними. А остальных мы отпустим на милость горожан. И пока мы будем идти, чтобы громить вражеские армии, я помолюсь о том, чтобы у вас, жители Брода Чаек, не нашлось милости для врагов. Месть, готовьтесь к выходу!
* * *
   Роберто выехал из главных ворот лагеря в сопровождении тридцати экстраординариев. На людей, которые собрались перед воротами, окруженные кавалерией Элиз Кастенас, градом сыпались оскорбления. Оскорбления и угрозы, которые Роберто не имел желания унимать. Каждый человек, пожелавший уйти из его армии, оставлял очередную царапину в его сердце. Но среди семи сотен — семи сотен! — тех, кто захотел вернуться, чтобы сражаться в Атреске, никто не уязвил его так сильно, как Горан Шакаров.
   Бывший мастер мечников Пятнадцатой алы, Божьих Стрел, стоял вместе с остальными. Его лишили меча и доспехов, лишили всех прав воина Конкорда. Роберто до сих пор не мог в это поверить. При приближении генерала атресцы встали и построились. Шакаров возглавлял отряд. Презрительные крики позади Роберто стали смолкать: все затихли, чтобы услышать слова генерала.
   — В вашем поступке нет чести, — сказал Дел Аглиос. — В ваших глупых действиях нет смысла. Никто из вас не задумался о будущем — и ни у кого из вас будущего нет. Когда Конкорд отвоюет Атреску, ваша роль не будет признана. Вы считаете, что идете защищать свои дома и семьи? Это не так. Вы идете раздувать огонь мятежа, хотите вы этого или нет.
   То, что я не назвал вас дезертирами, — это мой вам подарок, сделанный только потому, что вы все хорошо служили мне в боях. Но ваше решение показывает такое отсутствие веры в Конкорд, которое я не могу ни простить, ни забыть.
   Тем из вас, кто радуется, что сможет вернуться в страну, которую считает независимой Атреской, я могу пожелать только гибели от рук тех, кто сохранил верность Конкорду. Тем, кто будет в одиночестве защищать свои дома, когда их захлестнет поток цардитов, которые откатятся назад перед наступающими силами Конкорда, я скажу вот что. Из преданий и легенд древних королевств и империй пришло немало поговорок, верных и по сей день. Особенно уместна вот какая: «Мать труса слез не льет».
   А кто возвращается домой прежде, чем закончилась битва? Только трусы. Надеюсь, ваши близкие отвернутся от вас так же, как сегодня от вас отворачиваюсь я. Если вы погибнете, я ни на минуту не лишусь сна. Стыд будет давить на вас тяжким грузом, от которого вам никогда не избавиться.
   Дел Аглиос посмотрел на Шакарова.
   — Ты ничего для меня не значишь, сейчас и в будущем. Я тебя не знаю.
   Высокий воин встретился с ним взглядом, и в его глазах не было раскаяния.
   — Настанет день, когда мы снова как друзья пожмем друг другу руки, генерал, — сказал он. — Мы вас уважаем. Но бывают моменты, когда верность нашей стране важнее верности командирам, которых мы любим. Не расставайтесь с нами с ненавистью.
   Отчаяние грозило овладеть Роберто. Больше всего ему хотелось умолять Шакарова остаться. Сделать так, чтобы сила и ненависть этих людей всецело принадлежали Конкорду. Но у себя за спиной генерал ощущал новое доверие. Новую веру. И он был готов на все, чтобы ее взлелеять.
   Гордо вскинув голову, Дел Аглиос повернул коня и уехал обратно в лагерь под приветственные крики армии. Он не остановился, пока не оказался у своей палатки, где спешился, стремительно вошел внутрь и швырнул шлем в дальний угол. Эридес наклонился и поднял его, чтобы положить на подставку.
   — Ступай, — бросил Роберто. — Найди мне Даварова и Кастенас.
   Они следовали за ним от ворот и, услышав свои имена, вошли в палатку сразу после того, как оттуда выскочил Эридес. Роберто тяжело опустился на койку и закрыл лицо руками. Он боролся со слезами. Со слезами и яростью. Он не мог позволить себе ни того ни другого.
   — Ты сделал то, что необходимо было сделать, — проговорила Элиз.
   — Избавь меня от своего проклятого понимания! — огрызнулся Роберто. — Это провал. Поражение! И мое, как командира, и всего Конкорда в целом! — Он замолчал и через некоторое время поднял голову. — Извини, Элиз. Я сорвался.
   Она кивнула, принимая его извинения. Даварову тоже тяжело далось решение Шакарова.
   — Они предали нас, как предал Юран, — сказал он. — Нам следовало их всех убить.
   — В том-то и проблема. Они уверены, что возвращаются, чтобы спасти свою страну от цардитов и мятежников. Неужели ты действительно считаешь Шакарова предателем?
   Роберто поднялся с койки и подошел к столу, где были приготовлены вино и кубки. Он наполнил три и протянул два своим командирам.
   — С каждым поворотом событий проклятие, висящее над этой армией, усиливается, — сквозь зубы процедил генерал. — Но я никогда не думал, что мои собственные солдаты в таком количестве отвернутся от меня. Повторения я не допущу. Сколько нас осталось?
   — В последние дни было много дезертиров, — ответила Элиз. — Но сегодня под твоим командованием по-прежнему больше одиннадцати тысяч.
   — Я пришел в Цард почти с двадцатью.
   — Но оставшиеся пойдут за вами куда угодно, — проговорил Даваров. — Вы почувствовали их настроение.
   — Это было единственным благословением в последние дни, — отозвался Роберто. — Надо изменить наши действия. Я не могу допустить, чтобы атресцы и эсторийцы строились как отдельные легионы. Сейчас так нельзя. Даваров, я поручаю тебе всю пехоту. Элиз, у тебя вся кавалерия. Тщательно подбирайте себе командиров. Мы будем проводить совместные учения во время движения к Гестерну. Забудьте о тех, кто ушел. Мы потратили слишком много времени. Надо проходить каждый день по тридцать миль на всем пути к Гестерну, иначе к нашему прибытию Конкорд уже не спасти. А добравшись до цели, мы обрушимся на цардитов с такой мощью, что они не выдержат. Мы — кулак Бога, и его удары обрушат горы.
* * *
   Рассвет уже разгорался, так что карку должны были скоро вернуться. Снегопад не уменьшился, а ветер с воем врывался в расщелину и кружил вокруг нее. Они все проснулись и ждали. Этим утром Миррон чувствовала себя подавленной. Она сидела в стороне от остальных, и ее пальцы играли с огнем костра. Девочка позволяла языкам пламени лизать руки и согревать ее. В хаотичной энергии было что-то успокаивающее. А еще эта энергия завораживала так, что ей приходилось следить, чтобы огонь не захватил одежду.
   — Держи. Согрейся и изнутри.
   Миррон подняла голову. Менас протягивала ей дымящуюся оловянную кружку. Миррон в этом не нуждалась, но Менас не виновата в том, что ничего не понимает. Она вытащила руку из огня и приняла питье.
   — Спасибо, — сказала девочка. — Хотите сесть?
   — С удовольствием, — улыбнулась Менас.
   Миррон чуть подвинулась на бревне. Она отпила глоток отвара. В нем были сладкие травы, и в морозную погоду вкус оказался очень приятным.
   — Как вас зовут на самом деле? — спросила Миррон.
   — Ты уже знаешь.
   — Нет, я имею в виду имя. То, которым казначей вас никогда не называет.
   Менас рассмеялась.
   — Называет иногда. Когда думает, что никто не слышит. Меня зовут Эрит.
   — Приятно познакомиться, Эрит Менас.
   — А ты Миррон… как дальше?
   — Ну, это как посмотреть. Моя мать — Гвитен Терол, но по Восхождению я — Вестфаллен. Нас всех зовут одинаково.
   — А что тебе больше нравится? — Менас улыбнулась.
   — Вестфаллен, — призналась она. — Это напоминает мне о доме.
   Миррон отвернулась, на случай, если не сможет сдержать слезы. Менас молчала, но продолжала глядеть на нее, и девочка почувствовала, как на ее плечо легла рука.
   — Он кажется таким далеким, правда? — сочувственно проговорила сборщица.
   — Каждый раз, когда я открываю глаза, я не могу поверить тому, что вижу, — вздохнула Миррон. — На мгновение. Пробуждение — лучшее время дня. Единственное, когда я могу обмануть себя и думать, что я по-прежнему дома.
   Менас поняла, что девочка вот-вот сорвется, и прижала ее к груди.
   — Извините, — прошептала Миррон. — Извините.
   — За что? — спросила Менас. — Я просто удивляюсь, что ты так долго держалась. Дай себе волю.
   — Это неправильно! — Складки плаща Менас приглушали ее голос. Запах шерсти бил в нос. — Я не должна быть здесь. Моя жизнь должна идти совсем не так.
   — Ш-ш. Я знаю. Это очень тяжело, но даже вы не имеете власти над своей судьбой. Никто из нас не имеет.
   — Вы имеете, — возразила Миррон, — Вы решили присоединиться к сборщикам. Вы сами выбрали свой путь.
   Девочка отстранилась и вытерла глаза. Менас заправила ей за ухо выбившуюся прядь волос.
   — И ты считаешь, что путь, который я выбрала, вел на замерзший перевал в Карке?
   — Нет. — Миррон засмеялась. — Я понимаю, что вы имели в виду.
   — А вот это? — Менас прикоснулась к шрамам на лице. — Их я тоже не выбирала.
   — А откуда они у вас?
   Менас улыбнулась, но улыбка не затронула взгляда.
   — Не всем хочется платить налоги. Послушай, Миррон…
   — У вас там все в порядке? — Это спросил Гориан.
   — Да, спасибо, — откликнулась Менас. — Тебе этого не понять. Это девичьи разговоры.
   Она подмигнула Миррон, и та снова засмеялась.
   — Им так легко! Для них это интересное приключение.
   — Думаю, это немного труднее, — сказала Менас. — Вот почему им хочется, чтобы ты считала именно так, но в ночной тишине страхи тоже настигают их. Не давай им обмануть себя. Ты-то хотя бы можешь проявлять свои чувства.
   — Это не очень-то помогает.
   — Поверь, помогает, — ответила Менас. — Послушай, Миррон, женщине в диких местах трудно. Даже женщине-легионеру. Большинство мужчин в своей самонадеянности будут считать тебя слабой. Так что приходится разгадывать, что за этим кроется, и доказывать, на что ты способна. Ты можешь сделать это благодаря твоим способностям. Я делаю это с помощью лука, меча и герба, который я ношу. Но это дается долгим трудом.
   — Это несправедливо. Ведь Адвокат — женщина!
   — Да, несправедливо. И да, она женщина. И ей, чтобы добиться уважения, пришлось приложить гораздо больше усилий, чем любому Адвокату-мужчине, можешь мне поверить. И некоторые мужчины никогда не согласятся с тем, что нам следует давать посты, связанные с властью и ответственностью, поскольку, по их словам, мы не справляемся с трудностями. Они успешно забывают, что бессчетное количество мужчин ломаются при сложных обстоятельствах, и указывают на тех немногих женщин, которые повели себя так же. Как канцлер. Едва ли она образец для подражания.
   Миррон вздрогнула от воспоминаний.
   — Извини. Мне не стоило это говорить.
   — Ничего, Эрит. Я понимаю, что вы хотите сказать. Не тревожьтесь. Я постараюсь больше походить на Адвоката. Или на вас.
   — Ну, я не так уж хороша… — Менас слегка покраснела.
   — А по-моему, так. Я рада, что вы здесь.
   — Ну, это благодаря мужчине, так что, наверное, исключения существуют. Казначей понимает больше, чем мы все думаем.
   — Он действительно так хорош, как рассказывает Кован?
   — Надеюсь, — ответила Менас. — И, несмотря на то что временами он бывает груб и жесток, он поставил свою репутацию и жизнь на то, что вы способны сделать. Он верит в вас, и его вера очень многого стоит!
   Миррон посмотрела на Джереда, который разговаривал с Кованом и обсуждал какие-то выпады мечом.
   — Интересно, он когда-нибудь в этом признается? — проговорила она.
   — О чем ты? — спросила Менас.
   — Ни о чем. Совсем ни о чем.

ГЛАВА 56

    848-й Божественный цикл, 20-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения
   Через горы шли тропы. Джеред всегда подозревал, что это так, но карку скрывали их от посторонних глаз. Сейчас его это не особенно волновало. Джеред просто радовался тому, что может укрыться от крепчающего холода и услышать, как успокаиваются Восходящие.
   Они ехали или вели мулов в поводу, при свете фонарей углубляясь в недра гор. Казначей понимал, что они двигаются быстро. Даже птица не пролетела бы к границе с Цардом более прямым путем. Три их проводника-карку, как и весь этот народ, были для него загадкой. Металлы и минералы, которые они находили и добывали с таким умением, составляли основу их торговли и дипломатического влияния, и тем не менее под землей карку явно чувствовали себя неуютно.
   — Никогда не поверю, что этот народ страдает клаустрофобией, — прошептала Менас.
   Ее голос гулко разнесся по туннелю, которым они ехали. Достаточно широкий, чтобы могла двигаться пара мулов рядом, он, наверное, годился бы и для проезда небольшой повозки. Голова Джереда, когда он ехал верхом, почти упиралась в свод туннеля, не доходя до него дюймов пять, но, с другой стороны, среди карку казначей выглядел великаном. Туннель пробили в скале немного неровно, но поверхность сгладилась множеством ног людей и животных, прошедших здесь за века его существования. По большей части стены туннеля не имели украшений, но время от времени путникам попадались рисунки или символы, вырезанные в камне и изображавшие солнце, гору, дерево и реку.
   Ехавший впереди них карку обернулся. Джеред попытался вспомнить, как его зовут. Харбан Квист, вот как. Первое имя — личное, второе — традиционное племенное.
   — Ты считаешь всех нас рудокопами и пещерными крысами, желающими жить внутри живой горы, — проговорил он раздраженно. Менас напряглась. — А что, все люди в твоем Конкорде — солдаты?
   — Нет. Но я не это имела в виду. Я просто…
   — Ни один человек, ни один карку, не захотел бы жить внутри горы. Это необходимость. Величие повелителей гор, неба, воздуха и вольных зверей — все это наверху. Вот в чем наша радость и к чему лежат наши сердца. Не говори, пока не поймешь. Ты увидишь.
   — Извини. Я не хотела сказать ничего обидного.
   — Каждая метка на этих стенах — напоминание о том, где надо ходить каждому карку.
   Харбан снова повернулся вперед и что-то негромко сказал своим спутникам, которые шли по обе стороны от него.
   — А он ворчун, правда? — сказала Миррон у них за спиной.
   — Это только о вас люди судят предвзято, да? — съязвил Джеред. — Вам это нравится?
   — Но они люди гор, — возразил Гориан. — Все они рудокопы.
   — Харбан с тобой не согласится, — прошипел Джеред. — А я предпочту поверить на слово карку, а не юному щенку, которого всю жизнь баловали в Вестфаллене. Смотри и учись. Так ведь вам всегда советовал отец Кессиан, верно?
   Ответом стало полное боли молчание, и Джеред закусил губу.
   — Вам не стоит говорить о нем, — негромко сказал Ардуций.
   — Я не хотел оскорбить его память, Ардуций.
   Впереди становилось светлее, и Джеред обрадовался, что это отвлечет их внимание. Они немалую часть дня путешествовали внутри горы, и толща над головой давила на его сознание и на Восходящих тоже. Это привело к множеству перепалок и долгим напряженным паузам. Карку пошли быстрее, выпрямившись и подняв головы. Мулы, опытные путешественники, навострили уши, понюхали воздух и одобрительно завопили.
   Джеред обнаружил, что тоже повеселел. Затхлый холод туннеля проникал сквозь меховую одежду и пробирал до самых костей. Солнце на открытом пространстве не согреет, но его прикосновение к лицу будет необычайно приятно. Харбан бросил на них взгляд через плечо.
   — Это земля, запретная для посторонних. Помните, что вам оказана честь.
   Джеред вышел на яркий предвечерний свет и прикрыл глаза ладонью. Под ним, ниже по пологому заснеженному склону, находилось вполне внятное объяснение тому, почему Харбан предпочитает жить вне горы. Это заставило его усомниться, насколько удачно он выбрал место для своей виллы, которую строил в Карадуке.
   В окружении гор лежала плодородная, чуть холмистая и поросшая травой равнина. Джеред оценил ее ширину примерно в две мили, а длину — как вдвое большую. Река протекала ровно по ее середине, каскадом вытекая из устья пещеры справа вверху и исчезая в пасти горы слева. Каждая скала в пределах видимости была покрыта яркими живописными фресками, поднимавшимися на высоту двадцати футов или больше. Множество троп шли вверх по склонам и исчезали в снегах или внутри гор.
   На востоке и западе громадные, покрытые льдом склоны начинались в сотнях футов над их головами и уходили в небо, разделяя горы. Джеред ощутил острое изумление. Это определенно не природные образования, а дело рук карку! Их расположение было слишком симметричным, чтобы существовало иное объяснение. Без них долина уже находилась бы глубоко в тени. Однако ледяная поверхность, лежащая под углом, улавливала лучи солнца и заливала светом весь великолепный ландшафт.
   На равнине карку построили небольшой город. Круглые каменные здания в один и два этажа стояли на обширных участках по обоим берегам реки, где росли овощи или паслись овцы, козы и длинношерстные коровы. Крыши домов венчали купола, сделанные из дерева. В центре каждой была дымовая труба, из которой вверх тянулся тонкий дымок.
   На северном краю города более крупные здания располагались вокруг открытого пространства. Вымощенное камнем, оно тоже имело форму круга. В центре его находился колодец, и Джеред разглядел в поселении еще несколько таких же.
   — Ох, как красиво! — выдохнула Миррон.
   Джеред кивнул. Действительно красиво.
   — Неудивительно, что они хотят сохранить его в тайне, — сказала Менас.
   — У нас много лиц, — заявил Харбан. — Посторонние видят только одно. Добро пожаловать в Иллин-Квист.
   Он повел всех вниз по склону, по широкой лестнице, которая тянулась от входа в туннель. Внизу, в городе, люди останавливались и изумленно смотрели на незнакомцев, шедших к ним. Дети прекратили игры и спрятались за юбками матерей. Взрослые стали собираться в группы, причем многие были вооружены короткими клинками, боевыми посохами, копьями и одноручным оружием, похожим на миниатюрный арбалет.
   Двое спутников Харбана побежали вперед, разговаривая с людьми, успокаивая их и объясняя, кто к ним явился. Опасение сменилось благоговением. Джеред услыхал, как по толпе пронесся шепот. Минуя собравшихся жителей, он улыбнулся им.
   — Спасибо вам, — проговорил он на неуверенном карку. — Спасибо, что разрешили нам войти в ваш дом.
   Джеред не был убежден, что они его поняли. Откровенно говоря, большинство игнорировали его и открыто рассматривали Восходящих, которые ехали следом. Казначей оглянулся.
   — Старайтесь улыбаться, — посоветовал он. — Боже Всеобъемлющий, у вас вид такой, словно вы идете на собственную казнь.
   — Что происходит? — спросил Оссакер.
   — Они на нас уставились, Осей, — ответил Ардуций.
   Оссакер устремил на карку слепой взор, а потом улыбнулся.
   — Мы им нравимся, — сказал он. — Они нам рады.
   — Ты можешь это почувствовать? — спросил Джеред.
   — Их мысли приносят тепло и покой картам их энергий. Они не боятся.
   — Наверное, это приятное ощущение, — заметил Кован.
   — Чудесное ощущение! — отозвалась Миррон, одарив его широкой улыбкой.
   Парнишка густо покраснел.
   Джеред посмотрел на Гориана. У того было суровое, даже недовольное лицо.
   — Тревожишься, что кто-то примет тебя таким, какой ты есть? — спросил казначей.
   Гориан перевел взгляд на него.
   — Что они знают? Я не люблю, когда люди знают что-то, чего не знаю я!
   — Тогда ты должен не любить очень многих, — отозвался Джеред, чувствуя привычное раздражение. — Как вариант, ты мог бы решить обращаться с ними уважительно и задать вопросы, после того как мы остановимся. Я убедился, что это один из способов прожить долго.
   — Они не должны знать про нас так много, — возразил Гориан.
   — Ты понятия не имеешь о том, что именно они знают, — сказал Ардуций. — Возможно, столько же, сколько мы знали про казначея до того, как с ним встретились. Слухи и отзывы.
   — А почему это так тебя расстроило, Гориан? — удивился Оссакер. — Это первые незнакомцы, которые не питают к нам ненависти.
   Кован что-то проворчал, и Гориан стремительно повернулся к нему в седле.
   — Что ты сказал, маленький маршал?
   — Я сказал, что это из-за того, что ты параноик, — ответил тот. — Только на самом деле все еще хуже, правда? Ты хочешь, чтобы люди тебя ненавидели и боялись. Тогда ты чувствуешь себя сильным. Отец Кессиан был бы разочарован, если б знал.
   — Если ты еще хоть раз упомянешь его имя, я сожгу тебя, Васселис. Он был нашимотцом. Он не имел никакого отношения к тебе, и это не твое дело!
   — Но он это знал, — прошептал Оссакер так тихо, что Джеред едва расслышал. Но он повторил еще раз, уже громче: — Он знал. Вот почему он взял с тебя то слово на помосте, когда умирал.
   — Ну все, хватит! — заявил Гориан.
   — Гориан! — предостерег его Ардуций.
   Джеред уловил его интонацию и мгновенно спрыгнул с седла, шагнув к Гориану, который уже поднял руку. Он схватил паренька за запястье.