Барклай Джеймс. Крик Новорождённых

   Этого было недостаточно. Цардиты понимали, что смогут вести обстрел, пока у них хватит снарядов. У них нет необходимости захватывать остров, надо только сделать его беспомощным на некоторое время, чтобы корабли, продолжившие движение на север, оказались вне досягаемости окетанов. Примерно за сутки цардиты добьются своего.
   Камни цардитов опять ударили по острову. Кортоний отвернулся. Бок пронизывала боль, доходившая до груди. Очень жаль, что хирург не может прописать ему нечто столь же простое, как пешая прогулка, чтобы устранить причину боли. Прямо к нему по центральной колоннаде с мозаичным полом бежал вестовой. Он запыхался — несомненно, его прислали с пристаней.
   — Адмирал, — выдохнул он, кланяясь.
   — В чем дело?
   — Командующий Ильев просит об аудиенции в северо-западном гроте, как только вы пожелаете. Он велел передать вам, что у него появилась идея, которую вы должны одобрить. Он хочет, чтобы вы обратились к морякам.
   Кортоний улыбнулся. Отличный моряк, этот Ильев. И человек, чьи идеи всегда стоят того, чтобы их выслушать. Под резкие звуки взводимых и стреляющих катапульт адмирал прошел к платформе подъемника, который доставит его на причал.

ГЛАВА 70

    848-й Божественный цикл, 4-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения
   — Хотелось бы мне знать, что стало с Горианом, — проговорила Миррон. Ардуций стиснул руку Оссакера, чтобы помешать ему сказать в ответ какую-нибудь глупость. Они сидели в палатке генерала, куда явились по вызову. — А вам не хочется?
   Ардуций кивнул. Как он ни пытался, ему не удавалось изгнать Гориана из своих мыслей и сердца. Его чувство вины росло. Оно особенно обострялось, когда они оставались одни.
   — А что мы вообще здесь делаем? — спросил Оссакер.
   — Ждем приказа, — отозвался Кован от стола с картами.
   — А он не мог просто дать его казначею?
   — Может, ему хочется, чтобы мы услышали приказ прямо из его уст, Осей, — сказал Кован. — Он — командующий. Он может делать, что считает нужным.
   Оссакер пожал плечами.
   — Мы тратим время зря. Нам следовало вернуться в Киррийскую гавань, если дело настолько сложное и отчаянное.
   — Сделать все неправильно — хуже, чем не сделать вообще, — заявил Кован.
   — По-моему, ты слишком много времени провел с Полом Джередом, — улыбнулся Ардуций. — Ты начинаешь говорить точь-в-точь как он.
   Кован молча вернулся к разглядыванию карты, позволив себе один быстрый взгляд на Миррон. Ардуций счел, что понимает, в чем дело. Он и сам чувствовал то же самое — примерно.
   — Кто-нибудь из вас собирается мне ответить? — с досадой спросила Миррон. — Он наш брат. Он…
   — Да, я тебе отвечу, — сказал Кован. Он повернулся и подошел к ней. — Мне интересно, что с ним случилось. И когда я об этом думаю, то надеюсь, что он медленно умирает. Что порезы, которые я оставил на нем, воспалились и убивают его. Что вонь от его медленно гниющего тела станет его последним воспоминанием. Что цардиты нашли его и творят с ним то, что он сотворил с тобой. Он — насильник и убийца. Он ничей не брат.
   Звук пощечины разнесся по палатке. Ардуций сморщился, а Кован приложил ладонь к горящей щеке.
   — А ты все равно не можешь выбросить его из головы. После всего, что он с тобой сделал. Что с тобой? — Глаза Кована увлажнились. — Его нет. А я здесь.
   Клапан палатки отодвинулся, и вошел Джеред вместе с генералом Дел Аглиосом.
   — У нас здесь все в порядке? — поинтересовался Джеред.
   — Спросите у нее, — ответил Кован.
   Джеред вздохнул.
   — Потом. Когда мы будем в пути. — Он посмотрел на генерала, который вышел на середину палатки.
   — Так. Соберитесь там, где мне будет вас видно. — Дел Аглиос прищелкнул пальцами. Быстро, быстро!
   Ардуций встал прямо перед ним, а остальные — по обе стороны. Генерал обвел их взглядом. На близком расстоянии он оказался внушительной фигурой. Его форма была в идеальном состоянии, доспехи сияли даже после многих дней марша и боев. Шлем с зеленым плюмажем гордо сидел на голове, плащ украшали цвета его семьи. Ардуций словно впервые увидел Дел Аглиоса, ощутив его власть и авторитет. Восходящие оказались рядом с величием и славой. Два самых влиятельных человека Конкорда разговаривали с ними как с равными.
   — Вы были бы уже мертвы, если бы не вера этого человека, — заявил Дел Аглиос, указывая на Джереда. — Помните об этом. И не забывайте во всем слушаться его. Звучит очень знакомо, правда? Потому что такая тактика работает. Дисциплина, порядок, победа! Я не знаю, кто вы на самом деле и чем вы владеете. Может быть, вы — дар Божий, а может, и нет. Я знаю только, что это беспокоит меня, мою армию и всех нормальных людей, которые ходят по земле. Но в эту минуту я знаю еще и то, что всем нам надо спасать Конкорд и что мы должны использовать все оружие, которое у нас есть. У нас нет времени позволить себе размышлять и обсуждать вопросы морали. Пока нет. На нас давят с двух сторон, а у нас на суше и на море нет сил, чтобы успешно защищаться. Мы — моя армия и вы — должны сломать ситуацию. Вам лучше понять это сейчас, потому что все, что вы уже сделали, будет напрасным, если сейчас мы остановимся. Я выступаю, чтобы оказать поддержку защитникам Нератарна. Я поведу мою армию по снегам дуса, чтобы удержать нашу северную границу. Вам я поручаю сохранить нашу столицу и нашего Адвоката. Более важного дела не существует. У вас нет права на провал, и вы его не допустите. Сообщите нам о своей победе флагами с золотым солнцем, вывешенными на сигнальных башнях. Дайте нам надежду, чтобы сражаться дальше. И когда я одержу победу, я отзовусь.
   Генерал кивнул, и на его лице появилась невольная улыбка.
   — Вопросы есть?
   Кован выпрямился и ударил себя правым кулаком в грудь. Ардуций толкнул Оссакера локтем в ребра: слепой мальчик прочитал салют Кована в следах энергии и чуть было не расхохотался. Кован заставил себя не обратить на это внимания.
   — Генерал Дел Аглиос, надеюсь, вы меня извините, но казначей Джеред посоветовал меня спросить вас, что вы делаете после сражения.
   — Да неужели? — Дел Аглиос засмеялся и обернулся к Джереду. — Несомненно, он читал тебе лекцию о том, как распознать страх и справиться с ним. Да… Ты, конечно, услышал ее не первым. Что ж, я тебе скажу. Жизни тысяч людей зависят от точности и разумности моих приказов и моей тактики. Такое может испугать даже самого храброго человека. И когда я возвращаюсь в палатку и думаю о том, что могло пойти не так, страхи побеждают и меня выворачивает наизнанку, пока желудок не опустеет.
   Лицо генерала вновь стало серьезным.
   — А теперь позвольте мне спросить одного из вас. Ардуций, скажи мне, почему вы отпустили Гориана, вместо того чтобы его сжечь. Я считаю это прощением.
   — Прощением? — покачал головой Ардуций. — Нет. Мы наказали его самым страшным образом, каким только могли. Мы оставили его одного.

* * *

   Во всех четырех причальных гротах царила тишина, нарушаемая только плеском воды. Огней не было, если не считать крошечных ламп, которые освещали переходы. Карл Ильев хотел, чтобы окетаны как можно лучше замаскировались, слившись с чернотой ночи. Он ходил между своими людьми, проверяя готовность. Все они вымазали лица и руки краской на угольной основе. То же самое сделали с палубами, мачтами, веслами и корпусами на всех судах. Краска быстро смоется, но к тому моменту это уже будет не важно. Установленные на палубах баллисты накрыли черной парусиной, взвели и зарядили. Механизмы морских ворот тщательно смазали.
   Флот цардитов стоял за пределами досягаемости выстрелов катапульт. Огни пылали в сотне точек по широкой дуге вокруг пристаней. Обстрел первого дня нанес немалый урон обеим сторонам, но к вечеру цардиты вынуждены были отойти. На острове Кестер — неиссякаемый источник снарядов, и, несмотря на немалые повреждения, орудия в состоянии уничтожить флот врага в том случае, если он подойдет слишком близко.
   Вместо этого цардиты решили тянуть время, прекрасно зная, что значительно превосходят по численности те корабли Конкорда, которые оказались запертыми в четырех гротах. Сигналы от находящихся на удалении кораблей и с площадок для наблюдения на вершинах острова, которые удавалось получать всякий раз, когда туман немного рассеивался, ясно говорили о намерениях противника. По крайней мере четверть их флота, который, как теперь стало известно, насчитывал свыше семи сотен парусов, продолжила плавание на север. Окетаны следовали за ними, но, находясь в численном меньшинстве, в бой не вступали. Другие корабли поплывут на юг, чтобы их перехватить, но суровая правда заключалась в том, что у Конкорда в море недостаточно кораблей, для отражения удара Царда. По крайней мере, пока.
   — Судьба всех окетанов, которые сейчас находятся в Тирронском море, — в наших руках. И нам надо отомстить за каждого окетана, убитого вчера цардитами. Нам надо защитить остров и эсторрскую гавань.
   Взгляды всех моряков устремились на Ильева. Его тело обтягивали легкие кожаные, тоже зачерненные доспехи, оставлявшие свободными длинные сильные руки и ноги, чтобы без помех грести, карабкаться и сражаться. Обритую голову покрывал синий берет окениев, но даже их эмблема этой ночью была спрятана. Экипировку довершал гладиус на поясе, ножны и рукоять которого обтянули темной тканью.
   — Все знают свои роли. Не зевайте. Ночное море не прощает ошибок, а враги многочисленны. Окении, будьте готовы. Нам предстоит поработать таранами. Те, кто почувствует соблазн повернуть назад и помочь кому-то, — не поддавайтесь. Флот обязан прорваться к месту сбора. — Триарх взглянул на песочные часы, стоявшие на каменном столе мастера пристани, у морских ворот. Последние песчинки вот-вот должны были упасть вниз. — За Окетара, за наших погибших, за Конкорд!
   Песочные часы опустели. Ильев кивнул окетанам.
   — Ворота! — скомандовал он и побежал к своему каперу. Его сандалии бесшумно скользили по камням.
   Капер сидел на воде низко, противовесом его тяжелому тарану служила морская пехота окениев у него на корме. Они были балластом и уравновешивающим грузом. Команда из шести человек, которые могли пробежать по проходу между тридцатью гребцами, движущей силой атакующего корабля. Воины устанавливали угол тарана и положение судна во время плавания, используя свой вес, для того чтобы максимально удачно приспособиться к качке под корпусом. Одна ошибка — и острый таран пройдет слишком высоко или опустится под воду, затопив палубу. Но на каперы набирали только самых лучших.
   Ильев встал за руль и окинул взглядом корабль. Седьмой отряд окениев. Все они готовы умереть по его слову.
   — Выходим в пролив, — приказал он.
   Седьмой скользнул от причала, присоединившись к каперу второго отряда и образуя переднюю пару. В этом гроте было восемь каперов, которые выстроились, пока открывались морские ворота. Их неспешное движение завораживало. Укрепленные стальные решетки создавали крошечные водовороты на поверхности воды, пока рабочие крутили их хорошо промасленные механизмы, освободив зубчатые колеса маховиков.
   Ильев привычно посвятил свое тело морю, а сердце — Окетару. Морские пехотинцы вокруг него отклонились на кормовой фальшборт, держа таран поднятым. Чуть звякнув, ворота замерли в открытом положении. Говорить больше не требовалось. Ильев вытянул палец в перчатке в сторону моря, и окении двинулись вперед.
   Стены внешней гавани скрывали каперы от случайных взглядов. Ильев распорядился двигаться медленно, пока они минуют разбитые суда и орудия, которые все еще плавали на поверхности. Из глубин на них будут устремлены глаза нашедших вечный покой окетанов. Для триремы тут никакой опасности не было, но нос капера может уйти под воду, если за что-то зацепится.
   Ильев посмотрел назад на берег и тихо зарычал. Оборонные сооружения острова были повреждены сильнее, чем он думал. Разбитые орудия валялись на камнях у основания скал. Металлические крепления блестели в слабом свете звезд, а обломки дерева и растрепавшиеся канаты — результаты обстрела — прибивало к берегу волной.
   Командующий обернулся назад. Все восемь каперов уже вышли из ворот, первые из атакующих бирем показались в створе. Остальные суда, сгрудившиеся в темноте грота, строились, чтобы выйти и сражаться. Теперь цардиты узнают ярость окетанов!
   — Вперед! — скомандовал триарх.
   До первого корабля цардитов оставалось не более четырехсот ярдов. Выгнутый строй уходил за пределы видимости на север и на юг, и палубные огни терялись из-за дальности, темноты и тумана. Окении повернулись на северо-запад, концентрируясь сразу за стеной гавани: линия таранов, нацеленных на уязвимые деревянные корпуса. В наружную гавань вышла первая бирема. Рука Ильева поднялась и опустилась. Весла окениев бесшумно скользнули в воду.
   Ускорение было плавным и быстрым. Тридцать весел работали слаженно. Гребок, подъем, возврат, погружение, гребок. Ильев почувствовал, как его кожу ласкает ветер. Он прищурил глаза и сосредоточился на цели. Это была пара трирем, скрепленных вместе, чтобы нести тяжелые катапульты.
   Воины на капере начали передвигаться вперед, по мере того как нос поднимался: так с волной соприкасалась максимальная площадь корпуса, а весла входили в воду под идеальным углом. Цардиты на судах допустили серьезную ошибку. Выставленные ими дозорные ничего не смогут увидеть за пределами круга света от своих фонарей и факелов. Если их слух так же притуплён, как и зрение, они не узнают о приближении окениев, пока первые тараны не окажутся в пяти гребках от их корпусов.
   Море под ними немного волновалось. Его гребцы гребли на счет сорок. С попутным ветром они смогут на какое-то время развить скорость больше двадцати узлов. Сейчас ему больше не нужно. Справа к носу цели греб девятый отряд. Им осталось двести ярдов.
   — Тихо! Чтоб ни одной стрелы на палубу! Ни один воин не должен пасть, прежде чем прольется цардитская кровь. Быстрее! Сорок пять.
   Весла с усилием разрезали воду. Дерево скрипело, в безмолвии ночи эти звуки отдавались в ушах триарха громкими взрывами. Ему казалось, что дозорные должны вот-вот их услышать. Пройдет еще несколько мгновений, и начнут звонить колокола. Ильев уже ясно видел цардитскую трирему. Фонари висели в шести местах вдоль ее корпуса, освещая воду в пятнадцати ярдах от борта. У каждого фонаря стояли дозорные, остальная охрана располагалась по всей длине палубы. Судно было дико размалевано — как и все корабли Царда. Посвящения богам, зверям и морским стихиям, начертанные яркими красными, зелеными и синими красками, покрывали весь корпус корабля. Таран на носу нес украшение в виде головы барана. Скоро цардиты ничего не увидят, кроме океанского дна.
   — Открепить лестницы! — приказал триарх. — Приготовить абордажные крючья!
   Воины опустились на колени к легко отпирающимся креплениям, удерживавшим лестницы в проходе. Другие взялись за крючья, которыми зацепят капер за борта противника.
   — Шестьдесят, и сближаемся, — скомандовал Ильев. — Приготовьтесь к удару. Держать ровно.
   Резкое столкновение при ударе бывало чудовищно сильным, но умение выдержать его составляло половину успеха в сражении. Ученые Конкорда долгие годы трудились над тем, чтобы создать подвеску, которая распределяла силу удара по корпусу судна, не давая ему расколоться.
   Капер стремительно разрезал барашки волн. Гребцы не сбивались с ритма и не замедляли темпа. Скорость наполняла силой мышцы Ильева и заставляла трепетать душу. Он сражался у берегов Тундарры, Дорноса и Бакира, и ему не прискучили битвы. Он был рожден для этого. Рожден для моря и меча.
   Первый цардитский крик раздался далеко слева, а к тому времени, когда тревога начала распространяться по-настоящему, седьмой отряд ворвался в круг света своей цели. Триарх увидел, как дозорные бегут к фальшборту. Крики — и колокол возвестил об атаке. Десять ярдов. Ильев пригнулся и ухватился за кормовой фальшборт.
   — Весла! — выкрикнул он.
   Гребцы подняли весла из воды и мгновенно втянули на борт. Они развернулись лицом вперед и ухватились за кожаные петли, которые не дадут им упасть при столкновении.
   — Держаться и работать. Есть!
   Острый таран капера вонзился в корпус триремы чуть выше ватерлинии, пробив в досках неровное щербатое отверстие размером с голову мужчины. Судно содрогнулось от удара. Дерево протестующе заскрипело. Цардитский корабль боком повело по воде.
   Ильев изо всех сил цеплялся за борт, сдавленно рыча. Он чувствовал, как мышцы напрягаются в готовности. И как только капер замер на воде, весь отряд вскочил. Лестницы со стуком упали на борт вражеского корабля. Воины стремительно полезли вверх. За ними последовали гребцы. Трирема содрогнулась еще раз, что означало нанесенный в нос удар девятого капера. Ильев гаркнул на своих людей, поторапливая. На палубе уже завязался бой. По каперу открыли стрельбу из луков с соседнего корабля противника, оказавшегося поблизости.
   — Скорее, шевелитесь! — крикнул Ильев, карабкаясь вверх последним, как требовал устав.
   Он стремительно взлетел наверх, оставив позади команду на крючьях — моряков, взявшихся за луки, чтобы вести ответную стрельбу. Окении рассредоточились по палубе. На их счету уже были убитые цардиты. По кораблю распространялось смятение. Сонные матросы просыпались среди хаоса. Нужно, чтобы они не вступили в бой.
   — Очистить люки! Используйте их огни. Я хочу, чтобы этот корабль ушел на дно!
   Девятый отряд поднимался на нос. Он увидел, как перерубили канат якоря. Триарх двинулся к кормовому люку, бросив взгляд на второе судно, скрепленное с этим. Там наводили порядок. Необходимо действовать быстрее. На кормовой палубе его воин гладиусом пронзил грудь рулевого, а потом принялся ломать румпель.
   Ильев добрался до люка.
   — Семеро на палубу — держать оборону против второго судна. Двадцать со мной. Остальные обратно на капер. Нам придется быстро отходить.
   Ночное небо осветилось пламенем. Ильев метнул взгляд налево. Огонь поднимался по мачте цардитской триремы. Он оскалил зубы. Теперь уже весь флот Царда знает, что на них напали. Переполох начинается. Триарх повел свою двадцатку вниз, в полный смятения полумрак гребной палубы. Кое-где еще горели фонари. Позади слышался шум бегущих ног.
   Ильев прыгнул вниз с предпоследней ступеньки и пригнулся. Меч пронесся над его головой и вонзился в лестницу. Он развернулся на пятке и ударил снизу вверх мечом. Гладиус нашел плоть. Триарх рванул клинок вниз, поворачивая его в паху противника, на палубу хлынула кровь. Второй клинок метнулся над головой Ильева, прикончив его противника ударом в шею. Его бойцы спрыгивали на палубу вокруг него и двигались вперед.
   Ильев выпрямился.
   — Команда разрушения, за дело! Обеспечьте мне отход. Действуем.
   Он нырнул за трап и двинулся к отгороженной пологом части судна, где спали матросы. Стрелы вырвались из щели в занавеси, и одна из них ударила в грудь его воина. Ильев выругался и побежал быстрее. Два бойца не отставали от него. Он выхватил из-за пояса нож, рванул в сторону грубую шерстяную ткань и метнул орудие в открывшееся пространство, услышав предупреждающий крик.
   — Быстрее, быстрее!
   Окении обрушили на врага град ножей, просвистевших мимо него и не давших противникам поднять головы, и рванулись вперед сразу после броска. Справа и слева лежали матрасы. Цардиты еще только просыпались, ошалевшие от сна и вина. Ильев двинулся прямо по центру, давая своим людям возможность рассредоточиваться вправо и влево. Трюм был тесным и низким. Он бежал, пригибаясь, выставив перед собой гладиус и второй нож.
   Цардиты бросились на них. Ильев блокировал удар и саданул противника в лицо рукоятью меча. Дальше! Трюм наполнился звоном сшибающихся клинков и криками людей. Из полумрака впереди вылетели новые стрелы, и одна попала цардиту в затылок. Ильев выбросил вперед руку с ножом и ощутил, как клинок полоснул по плечу врага. Слева от него двигались окении. Позади команда разрушения уже принялась за дело. Запах дыма коснулся ноздрей триарха.
   — Пробиваемся назад! — приказал Ильев.
   Он развернулся, ударив пяткой в голову раненого противника. Тот отшатнулся. Ильев уперся ногами и сделал выпад. Гладиус вошел цардиту под ребра, и тот рухнул навзничь. Команда вражеского судна запаниковала. Пламя отбрасывало яркие блики на их лица, погружая окениев в еще более густые тени. Ильев присел на корточки и подсек ногой следующего противника. Тот завалился на бок.
   Температура стала повышаться. Цардиты в трюме испуганно вопили. Тесное помещение наполнялось дымом. Шеренга окениев рванулась вперед, заставив цардитских гребцов рефлекторно отступить. Ильев понятия не имел, сколько их тут внизу. Не меньше тридцати или сорока. Они кричали и лезли вперед, страшась огня, который быстро распространялся.
   — Назад и вверх! — приказал он.
   Окении быстро отошли. Ильев, пятясь, прошел мимо последнего из группы разрушения, который поливал горючим маслом центральную часть палубы, подпитывая огонь и прикрывая их отход. Из душного и липкого дыма прилетали стрелы. Ильев потерял еще одного бойца.
   — Уходим наверх!
   Цардиты сломались. Ильев взбежал вверх по трапу. Чьи-то руки втащили его на палубу. Окении кольцом окружали люк, держа в руках гладиусы и фляги с маслом. Последнего из его людей подняли наверх с глубоким порезом на щиколотке. Люк захлопнулся. Два окения наклонились, чтобы приколотить его гвоздями.
   Ильев обвел взглядом корабль. Мачта пылала, паруса лизал густой черный дым и ярко-оранжевый огонь. Моряки с обоих каперов вели стрельбу по соседнему кораблю, не давая его команде сойти с соединявшей две триремы платформы, на которой стояли три катапульты. На носу из переднего люка вырывались дым и огонь. И по всей палубе окении одерживали победу. Трупов цардитов было намного больше, чем его погибших, — пять к одному. Снизу раздавались отчаянные крики, сквозь настил просачивался дым.
   — Назад на капер!
   Триарх побежал к лестницам, призывая своих воинов. Один за другим они спускались вниз по перекладинам и занимали места за веслами или на балансировке. Тем временем те, кто остался на крючьях, успели расширить дыру от тарана, так что она стала ниже ватерлинии. Стрелы летели теперь не только со второго судна связки, но и с другого, стоявшего с левого борта и приближавшегося к ним. Ильев пригнулся. Не хватало троих.
   Он видел, как цардиты на платформе лихорадочно пытаются отсоединить болты, скрепляющие ее с поврежденным кораблем, у которого уже появился заметный крен. Атака получилась как по учебнику. Из-за изменения угла наклона болты будет трудно удалить, так как они врежутся в мягкую древесину. Единственный способ — вырубить их целиком.
   Последний моряк добежал до лестницы. Он скользнул по ней и наклонил назад, уложив ее на место между гребцами.
   — Готовность к отходу! — выкрикнул Ильев.
   — Готовы!
   — Уходим.
   Ильев сделал шаг назад и прыгнул на лестницу, вместе с ней опустившись в проход.
   — Убрать крючья. Гребцы, табаним! Корабль заваливается на нас.
   Трирема действительно падала на них. Морская вода лилась сквозь течи в носу и корме и быстро скапливалась на дне корпуса. Противовеса в виде второго корабля было недостаточно, и крен с каждым мгновением увеличивался. Ильев крепко держал руль. Гребцы налегли на весла, выводя таран из триремы. Бойцы стояли на носу, опуская его для облегчения отхода.
   — Чистая вода!
   Ильев навалился на руль. Бойцы бросились на корму, чтобы поднять таран. Стрелы сыпались в воду вокруг них. Капер скользнул вдоль борта корабля и следом за девятым отрядом понесся в открытое море. Триарх оглянулся назад, на трирему. Пламя и дым извергались из каждого отверстия для весел. Палубу целиком накрыл огонь, и его языки взметнулись высоко в ночное небо, разгоняя туман. Корабль стремительно заваливался на правый борт. Катапульты соскользнули с платформы на горящую палубу, разбили фальшборт и рухнули в воду.
   — Счет сорок при первой же возможности! — приказал Ильев. — Отходим от этого ублюдка. Вторая цель в четырех сотнях ярдов на север. Отличная работа, окении. Окетар улыбается нам.
   Когда они обогнули нос, стало видно, что врагам не удалось открепить платформу от второго корабля. Он увидел, как цардиты рубят топорами и даже мечами, отчаянно пытаясь высвободиться. Атакованная трирема начала тонуть. Пар рванулся в небо. Платформа наконец отделилась и прорезала борт второго корабля, создав громадную дыру, открывшую гребную палубу и доски киля. Оказавшиеся в безвыходном положении матросы стали прыгать в пенящуюся воду.
   — Два зараз! — объявил Ильев, и его люди торжествующе закричали.
   Но цардиты позади них заметили, что тяжелые корабли Конкорда на веслах выходят из гавани. Громадные осадные галеры двинулись вперед. Их младшие сестры уже начали стрельбу. Ильев увидел, как в одну из бирем окетанов попали три камня подряд. Корпус и мачта оказались разбиты, один из камней прошел по гребной палубе.
   Триарх мысленно предал тела погибших Окетару и повернулся к надвигающемуся по носу противнику. Им предстояло еще много дел.